* * *
Двести восемьдесят две осы
вертятся вокруг одной оси.
Эта ось, намазанная скрипом,
держит их на возбужденьи липком.
Но соперничество лишний компонент
вносит в танец этих остреньких планет.
Приглядись: как будто двойники-любовники,
вкруг восьмёрки вертятся две двойки.
* * *
Было дело на Риальто.
Я прикинулся Отелло.
Дездемона – молодая
балерина.
В театральную бригаду
затесался кабальеро,
и она ему свиданье
подарила.
Он, однако, был настырным,
он дежурил в подворотнях,
посылал ей тучи матерных
проклятий.
Приходилось пить пустырник
для спокойствий благородных, -
что же делать, если парень
без понятий.
Полноты великолепья
сохранила половину,
о традициях трагедий
памятуя.
Никакая королева
не прикажет водевилю
разливаться половодьем
в полнолунье.
Прибегали от лагуны
волн взъерошенные свиты,
поднимали бурный паводок
в каналах.
Домогаясь честной лгуньи,
истинный страдалец с виду
обладал изрядным навыком
в скандалах.
Было дело на Риальто.
Я прикинулся Отелло.
Дездемона – молодая
балерина.
В театральную бригаду
затесался кабальеро,
и она ему свиданье
подарила.
Но её великолепье
сохранялось неизменно:
лики подлинных трагедий
монолитны.
Никакая королева
не простит дивертисменту,
если рухнет он с трапеций
на опилки.
ВОЛНЫ1 Вычисления заняли восемь страниц.
Дальше высохший космос и номер листа,
дальше космоса ветхая осень.
Аксиомы туда не очень
далеко проникают. И нет следа,
словно моль в пыли раздавил.
2 Я поднялся от сна на горе из перин.
Одеяло косматое сбросил с лица, –
одеяло с козьим начесом.
Я один, один я очнулся,
в потолок упираясь ладонями сна,
изнутри искривил, распорол.
3 В этот час понесла, а клялась, что спираль.
Как Фамарь, обманом она понесла,
или раньше, как дряхлая Сара.
Дальше слезы, ругань и ссора,
снова слезы, – и мокрая полоса
света – лезет, лезет под дверь.
4 Эллиптический контур на восемь персон
для игры в ли-бой-го и коробку песка
мне в наследство оставила зона.
И отхлынула, бросив сына
на обочине без руля и весла,
бросив отрока на произвол
5 милосердия плоских дебройлевых волн.
Милосердие их занимает места
по билетам вдоль низенькой сцены.
Поднимается занавес серый.
Опускается занавес без свистка. –
Добровольный матч миновал.
* * *
Густоваты во времени тени минут –
Налетела ты бурею в дебри мои –
Сжалься, повремени –
Густоваты во времени вспышки проблем:
прахом хищно и бойко торгуют они.
Отвернувшись к стене, не вставая с колен,
налетела ты бурею в дебри мои.
Случай близко сказал и иголку воткнул.
И легонько взглянул случай, падая в ноль.
Слушай, твой ли в стволах этот бегает гул? –
Обернись – и узнаем, тебе ли я внял…
Обернись и присвой.
Без просвета колышется гула толпа.
На коленях помилуй в наплыве минут. –
Откажись и исчезни, исчахни, когда
случай, издали щурясь, в затылок толкнул. –
Сжалься и обернись.
* * *
Когда мы смотрим друг другу в глаза,
в ту замкнутую секунду,
в немую ту минуту, когда
мы смотрим в глаза друг другу,
всех наших знакомых пронзает страх, -
неловкость? – нет, мутный ужас,
и они пятятся, пятятся от нас
и прячутся в свои клетки, жмурясь
от блеска, в котором двухголовый дракон
живёт, сам с собой играя,
как шахматный чёрно-белый конь
с повёрнутыми внутрь головами.
* * *
Почему-то куб и шар
превратились в шум и шквал.
Умные, трещат по швам
чертежи Малевича.
Поменялись лох и сноб
в зеркалах, как гоп и стоп,
и стою я, словно поп,
у престола дремлющий.
Ежедневно тут и там
меня давят стыд и срам.
И природа жухнет в хлам,
и роятся бедствия.
То и дело стар и млад
делают мне шах и мат.
Этому я очень рад:
меня любит Лесбия!
* * *
«Спектр фью, спектр фью» – учит студент назубок.
Метод файв, метод плюс – все к прославленью Фурье.
Это спой литию сырных февральских суббот,
поминающих нас март соберет на бугре.
Понимающих вас – мало, ты им объясни.
Зона Сим, зона Зо – ломятся доски от яств.
Свекор-Во, свекор-На крышки гробов поднесли.
Сотню ла отняла теща нарочно для вас.
Заиграй, заиграй, – в дудки вели и в блины.
Форте хрип, форте хлюп – каждый умеет педаль.
На одном колесе клапаны всякой длины:
крест аллюр, старт шоссе, старый седой рейн-металл.
Понимающих вас – мало, ты им объясни.
Фильтр Ви, фильтр Зво – горбятся плошки от яств.
Деверь Ну, деверь На горки блинов принесли.
Ектенью дьяконá спели нарочно для вас.
Запирай, запирай, – учит уставный февраль,
ветер стигм, ветер язв, март объеденья сирот,
из которых один редко умеет педаль,
лектор брынз, вектор схизм их на бугре соберет.
* * *
Гроза подкралась незаметно.
Под тучей содрогнулся отблеск.
Две молнии одновременно
попали в движущийся поезд:
одна – в локомотив, другая –
в площадку заднего вагона, -
и пассажиров напугали
точнейшим унисоном грома.
Лишь мы с тобой, не веря смерти,
взглянули на часы мгновенно:
мы – в мысленном эксперименте?
но кто нас мыслит столь рельефно? –
Его открытию мы рады:
одновременность есть условность.
В шестом вагоне в миг удара
часы показывали полдень.
Мы в яростно-прекрасном мире
с открытыми глазами грезим.
Часы стоят на той же цифре,
гроза прошла, а мы всё едем.
ДИАЛОГ О ДЖОЙСЕ– Я знал человека по имени Щорс,
он был боевой командир.
Так он на обед признавал только борщ,
поскольку в нём смысл находил.
– Я знал человека по имени Цой,
он был популярный певец.
Так он по утрам всегда бегал трусцой,
чтоб сбросить избыточный вес.
– Я знал человека по имени Джойс,
он был современный Гомер.
Ему по ошибке налили раз борщ –
так он трое суток ревел.
– А я знал другого по имени Джойс.
Однажды он бегал три дня, –
так следом неслась за ним вся молодежь,
за Цоя случайно приняв.
* * *
Молчать – о чём? Молчать – когда?
В Москве молчат колокола.
Молчит Шибанов из ноги пронзённой.
Молчит с соборной солеи
диакон. – Даже соловьи
в овраге сумрачном и в пойме речки сонной
молчат, скрываются, таят
свой сладостный весенний яд,
любовный пульс в черёмуховых чащах.
И поезд «Кременчуг-Чимкент»
над виадуком молча мчит,
струится тенью мимо станций спящих…
И только жёлтый попугай,
гуляка, пленник, краснобай,
без умолку трещит в пустой квартире.
Он в целом мире одинок,
и в зеркальце его двойник
заходится пред ним в речитативе.
_________________________________________
Об авторе:
НИКОЛАЙ БАЙТОВРодился в Москве. Окончил институт электронного машиностроения.
Во второй половине 80-х совместно с Александром Барашом выпускал самиздатовский литературный альманах "Эпсилон-салон». В 1995 г. основал вместе со Светой Литвак «Клуб литературного перформанса», внесший многие акционные программы в литературную жизнь 90-х – 00-х.
В 1998-2005 гг. куратор литературного салона «Премьера».
Лауреат стипендии фонда Иосифа Бродского 2007 года. Лауреат премии Андрея Белого (2011) за книгу рассказов «Думай, что говоришь».
Автор шести поэтических и шести прозаических книг.
скачать dle 12.1
