ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 217 апрель 2024 г.
» » Андрей Бауман. ДАННОЕ НИКОМУ

Андрей Бауман. ДАННОЕ НИКОМУ



  

ВРЕМЯ

Время расходится с миром
контрастным веществом погибших
пульсом заложников взятых в нигде
концентрационными кругами хайвеев
магистральной смертью первого встречного
эспланадой лишенных дыханий
на которую смотрят мимо лица-óкна смирительно зафиксированы в единицы бетонные соты в долг протезирующей зачисткой осязания в передернутом ложе стволовых гнездах биополитики всякий раз в форме в порядке в рамках неперемещенных себя
время-репатриант
стянутое часовым механизмом
идет по стрéлкам
останавливаясь в кафе на рынках в автобусах на площадях на фигурках детей женщин мужчин залитых собственным светом красным смещением сéрдца
время истекает
на прелóмленных улицах
в горизонте абсолютного слуха
пеленаемого исступлением

 
 

В ТОТ ГОД

В тот год
сошлась повсеместная годовщина
дети псов целовали скошенный смертью лоб
и время приводило себя в исполнение

В тот год
птичья сушь стояла на отмелях
и агнчий хрип под сводом загонов
Осень-солдатка
в кровь стирала ржавое листвяное белье
в расплывшихся пятнами ручьях

В тот год
церкви и поля
стояли с раскроенными нефами
залитыми солнечной кровью
И торфяной огонь
баюкал скрюченные тела

В тот год
слово искало выхода
и не находило себя
и каждое слово было нигде
ничего не весящее
никем не весомое
данное никому
во всеуслышание
 

 

* * *

Animula vagula blandula
беженка мигрантка иждивенка
пересекающая кордоны памяти
уроженка автозаков товарняков фильтрационных пристанищ
разыскиваемая беглая речь
вжимающаяся в решетку языка
в ничейные прутья контрольно-пропускного диктанта
которого никогда не напишет
охватывая заградительное железо
упразднившее неучтенных


 

БРАКОСОЧЕТАНИЕ

Посмотри: мы — следы
наших губ на оконном стекле
друг друга следы
еще нет
реже и резче свет
мы вымертвлены словá
в наголо обритом воздухе
где горстью земли
где кончилось небо в ладонях

выходи выходи
а свет позади
ладошки лодочкой
пятнашки веточкой
распусти свою нить
будем мертвых хоронить

в гусеницах танков остались
сломанные куклы, стойкие солдатики
выжженные ленточки, вывихнутый бег
мертвый дым скользящий вдоль себя
эти гусеницы
они
никогда не станут
бабочками
лишь мертвыми головами
птичьих полетов
прерванных городов

смотри, как на ничейных улицах гаснет
остановленное сердце прикосновения:
твое и мое, сбившееся между нами:
мы укрыты под этим сердцем —
обрученный свиток-и-след
будущих нас

поиграем в свадьбу
понарошку и взаправду:
тогда
приштинское небо поцелует алеппскую землю
и у них родится
свет
девочка-и-мальчик-свет
пáрное солнце между тобою и мною
 

 

ПЕРВАЯ КОЖА

До всякого начинания истории,
до того как сложится и учреждая-решится:

взаимная кожа влюбленных
пронизанная безраздельным зрением
неотступающим воздухом слoва
раскалена в сердцевину речи —
ранящее касание первописьма
в раннем биении крови
пишущей мир насквозь
каждым его телом
разомкнутой поверхностью неразлученья
по обоюдной плоти времени,
ускользающему полотну притяжения
еще не ставшему пространством

взаимная кожа, несовпадающая, неравновесная, —
дыхание по еще не ставшему

 


ДИТЯ

Оно еще покоится в себе,
внутри себя хранясь,
в желтковой немоте,
пока сознанье не пустило речь ей.
Еще своей не вверено судьбе
и не взаимосвязь —
но выдох в темноте
из этой тишины дочеловечьей.

Пока еще не он и не она,
не Я навстречу Ты,
небытие-собой еще легко,
на старт стараний
не выйдя к миру. Лепет-пелена.
Из темной теплоты
в артериях струится молоко
тишайшей рани.
 

 

ВСТРЕЧА

                             Густаво Фонтану

Старый человек обнимает умершее дерево,
посаженное в год рождения сына:
обнимает самого близкого друга,
изъеденного острым воздухом
и секундными древоточцами на циферблате.
Завтра он положит кроткое, сморщившееся тело
на погребальный костер
и будет петь песнь перед огненной постелью.

Через несколько лет они встретятся,
старый человек и старое дерево:
жить сызнова — и внове.
Среди золотящихся ветвей
станет вдоволь
бабочек, птиц,
писем, фотографий, ленточек,
пчелиных песнопений, муравьиной заботливости,
облаков, ветра, тишины, свободы, отваги.
Они не будут больше нуждаться —
единственно друг в друге.
Вечером дерево покинуло человека —
приготовить стол и кров
за последней калиткой их долгих, натруженных лет;
утром человек будет петь песнь перед встречей.

 

 

СУДАНСКАЯ ТЬМА

                   Стивену Силверу, Грегу Мариновичу и Жуану Силве;
                   памяти Кевина Картера и Кена Остербрука

ты стоишь посреди
пустыни
в центре ее немоты
в ее суданской тьме
под мертвородящим солнцем
ты весь и сейчас
равен своей фотокамере
ее выгнутому стекловидному телу
пружинящий ком ястребиного зрения|
девочка на земле
сидит обхватив голову руками
высохшая жизнь      выбеленная тишина
когда все меридианы сковало голодом
и кровь замедляя обесточенно сходит на нет|
рядом      терпеливый      огромный      рассудительно-строгий
стервятник
ловчий
                  вечерней смерти
караулит дыхание
стережет когда      ее медленное лицо и руки прильнут к земле
вот-вот
окончится
время
начнется
пища|
и ты караулишь      этот миг      окончанья-начала
когда всё ближе      он      и она
бесповоротно пригнанная
отрешенная троица ожидания
и в этот миг ты становишься вспыхнувшей молнией взгляда
она облетит все обложки
всю бумажную листву и благотворительный глянец мира
и ты облетишь
причтенный к бомонду
                        к пулитцеровской когорте
                        к актуальному и самоважнейшему
и когда тебя спросят      спас ли ты
ту, ставшую твоим опытом твоей славой
ты отвернешься
ты скажешь что
твое мгновение ока
твой взгляд остановивший время
был важнее теплого хлеба в ладони
и гордо уйдешь с двоящимся, неслушающимся сердцем
подкошенным намертво
каждый день ты будешь молиться пепельному никому чтобы
пустыня подняла паруса и пламя выжгло горизонт без остатка
каждый день ты будешь
но не настанет
и тогда ты сядешь в машину
вогнав кляп в выхлопную трубу
плотно закроешь все окна и
качнувшись в одиноком мареве
шагнешь к лучшему другу
чью смерть не забыл отснять
пока его рубашка набухала кровью
и жмущаяся к груди фотокамера беспомощно заваливалась вбок
но ты знаешь что
не попадешь к нему
ты навсегда
останешься в сердце суданской тьмы
рядом с девочкой на земле
обхватившей руками безысходное тело пустыни







_________________________________________

Об авторе: АНДРЕЙ БАУМАН

Родился в Ленинграде. В 1998-м окончил философский факультет Санкт-Петербургского государственного университета. С 2001 года работал научным и литературным редактором, библиографом, корректором, верстальщиком-дизайнером в различных издательствах и периодических изданиях. Также в 2002–2003 годах был аналитиком зарубежной прессы в пресс-службе фильма «Русский ковчег», в 2002–2005 годах — кино- и музыкальным критиком в газете «Вечерний Петербург». В настоящее время — обозреватель сайта Kinoafisha (под псевдонимом «Сергей Терновский»), литературный редактор архитектурно-градостроительного журнала «Проект Балтия», соредактор журнала поэзии «Плавучий мост», корректор журнала «Эрмитаж». Член Петербургской федерации кинопрессы (ПФК).
Статьи публиковались в газетах «Смена», «Невское время», «Петербургский Час Пик», в «Литературной газете» и др., в журналах «Нева», «Петербург на Невском», «Деловой Северо-Запад», «TimeOut Петербург», Premiere, FUZZ и др., стихи — в журналах «Новый мир», «Нева», «Дружба народов», «Урал», «Интерпоэзия», «Гвидеон», «Новый берег», «Зинзивер» и на сайте «Полутона».
Книга стихов «Тысячелетник» (М. : Русский Гулливер, 2012) была в 2011 году, в процессе подготовки к изданию, удостоена премии «Дебют».скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
2 944
Опубликовано 01 ноя 2015

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ