* * *
да я историк счастья и тепла
я архитектор иван-чая и мелиссы
черемухи хирург и логопед
горнист прозрачного стекла
отважный зодчий вторников и сред
того что никогда не повторится
ботаник странствий в полуночных жигулях
филолог дорогого вискаря
паршивый химик физик беспокойный
я стоик ненакрытого стола
все так красиво что совсем не больно
все так красиво стало быть не зря
летели летчики и плавали пловцы
а я провизор отмелей и тени
я оператор сотовой пчелы
я гороскоп в котором есть весы
что не выносят запаха растений
но вечно поровну легки и тяжелы
а есть стрелец попавший в молоко
и есть овен глодающий нарциссы
и водолей проживший много зим
художник притворившийся цветком
прозаик испугавшийся грозы
я человек который сам не знает что боится
ТРЕТЬЕ СОСЛОВИЕ
Мои предки не были аристократами
Не были священниками
Третье сословие – тяглое
крестьяне
простолюдины
Ничего удивительного что я люблю пиво и футбол
Но удивительно что бываю так ленив
Ничего удивительного что не знаю языков
Но удивляет что почти ничего не умею делать руками
Так
по чуть-чуть
А занимаюсь так сказать «умственным» трудом
Совершенно не удивляет отсутствие высокой духовности
Но странно что не верю в доброго царя
Встречаясь с людьми из других сословий робеешь
И немного гордишься знакомством с ними
Жизнь все расставляет по своим местам
Третье сословие – разночинцы болтуны разгильдяи
Те самые троечники
позор нации
ее хребет
ДВА РАЗГОВОРА О СМЫСЛЕ СМЕРТИ
ангел с траурной каймою по краям лазурных крыл.
Светлана Кекова 1.
шаги остались в прошлом в тишине
как в детстве остаются дни рожденья
как отрочество оставляет дневники
как зрелость растеряет всех друзей
оставив сослуживцев в стороне
ступает старость прочь грядет старенье
молчанье скромность нежность из руки
чужой глоток воды и далее везде
теперь тепло и память сохранить
2.
стой малое храни себя храни
нет вкуса кроме вкуса земляники
нет счастья кроме кружки молока
но так и жизнь летит оставив след
ничтожный тем и ценный и ценимый
тяжелый не примявший и травинки
ты ангела послушай а пока
чужие годы пролетят как сотни лет
и малое большого стоит как
теплеет кружка молока в твоих руках.
* * *
его любимой газетой был "Срок давности"
маленькая такая газетка
со штатом в пять человек и старичком
регулярно приносящим свои рифмованные безделушки
о том как хорошо жилось лет дцать назад
остальные писали занимательные репортажи
- о празднике города в измайловском парке в 92 году
- о первомайском параде 62-го
- о том времени когда цветы 8 марта было трудно достать
и о том что это было захватывающим приключением
нет не все писали об этом пятый сотрудник женщина-бухгалтер
в дни общегосударственных праздников резала колбасу и сыр
накрывала один из редакционных столов чистой скатертью
его любимая газета продавалась не в каждом киоске
* * *
вышагиваешь от станции в сторону
шашлыки
гремя сумкой полной расширителя языка растворителя мозга
гаранта счастья на берегу небольшой реки
сидит непонятно кто преувеличенно радостный возглас
относящийся скорей не к тебе
хотя самокритика и самоирония наверно поза
кричат конечно тебе а потом алкоголю что ты приносишь и превозносишь
как неизбежное зло гитара и одноклассники с которыми не о чем говорить
программа дружеского общения почему-то сбоит
водка горчит и шашлык горчит
но костер жизнелюбиво трещит
что-то ты несомненно делал последние десять лет
как найти слова которыми рассказать
бухгалтеру ире и водителю троллейбуса максу
в данный момент ты словно купюра которой нет
и никогда не будет с любимого конька слезай
ты по сути ничем серьезным не занимался
старик посиди еще хоть немного останься
в пьяных глазах
читается
* * *
Анне Русс
Не женись ни на ком данечка не надо тебе жениться
даже в порядке пьяного бреда
у тебя в карманах не кончатся крошки птицы
и никакого фрейда
у тебя судьба такая знаешь бухать с поэтами
так и бухай остальное пустое не полное
они по земле ходят смотрят в небо
им никто не ровня
твоё дело маленькое пиши данилушка
стихи и называй их стихами
и не опускай крылышки
твоё нам с кисточкой и с потрохами
если всё же затащишь кого в постель
то так и говори постель
а то что же ещё подумают а так постель
и простыня и подушка и одеяло постель
в общем ты понял не надо тебе жениться
надо тебе спиваться жить на широкую ногу
перелистывать протрезвев страницы
и каждое утро говорить вроде живой слава богу
* * *
Даниле Давыдову
жалея и плача говоря и споря
еле ворочая языком во рту набитом галькой
только дионисийское выдает в тебе насмешника трубадура героя
грудь в крестах как коньячная этикетка в медалях
на патриарших выпили и не узнали горя
счастье бродило рядом но мы его не узнали
только дионисийское ветрено талантливо высоколобо
льет через край вырывается из гортани
выдохом после первой это такая свобода
занюхивать дрянной коньячок обратной стороной медали
ставить точку в конце строки словно заколачивая крышку гроба
говорить как же меня все это достало
за какую мелочь нас опять купили
какое пойло нам опять продали.
ВЕНИЧКА ЕРОФЕЕВ
Эта молния на сумке что-то не закрывается...
Я шагаю и думаю, что надо бы сочинить поэму.
В которой будут персонажи: жонглеры, четыре китайца,
Два гея, один сифилитик, другой с экземой...
Еще парочка персонажей – волшебник-неудачник,
тот самый, из песни Пугачевой,
Юная девушка, слушающая в плэйере "Дачников",
Да и сам Шнур, в водолазке грязной, хотя и новой.
Еще есть идея включить в персонажи утопленника,
Харуки Мураками (ну все же включают).
И человек восемнадцать гопников,
которые всю эту шушеру развенчают.
Я даже уверен, получится поэма что надо.
Будет и экшн, и мессидж, мол, не фиг от народа воротить морду.
Парочка персонажей вырвутся из этого ада,
Один гей (с экземой) и один китаец. Политкорректности в угоду.
Поэма получится, я просто уверен,
Рецепт отличный, хотя яйца выеденного не стоит!
о ней напишут в Литературном обозрении,
Новом или Старом, а автор с гонорара всех портвейном напоит.
И уже у самого моего подъезда,
Пьянющего, с незастегивающейся молнией,
встретят гопники, числом восемнадцать, и съездят
несколько раз по морде, и ножом консервным отрежут голову...
ЛЫЧАКОВСКОЕ КЛАДБИЩЕ ВЕСНОЙ
Разница в ощущениях
Южные кладбища поражают спокойствием
Умиротворением
И даже тишина на кладбище во Львове
прозрачна
В отличие от северных (Красноярск, Вологда, Екатеринбург)
Там мрачно, и гнетущая тоска тянет, тянет
Как то что отличает скорбь от печали
Свои могилы или чужие?
Наверное, не только в этом дело
Красивые памятники, надгробия, белый камень?
Но вроде не Лувр и не Русский музей
Прошлогодняя листва под ногами,
солнечные лучи пробиваются через сосновые ветви
На львовском кладбище весной ждешь появления зеленых листьев
И продолжения жизни
_________________________________________
Об авторе:
ДАНИЛ ФАЙЗОВ
Родился в городе Игарка Красноярского края. С 6 лет жил в Вологде, с 20 — в Москве. Окончил Литературный институт (семинар Татьяны Бек и Сергея Чупринина). Стихи публиковались в журналах «Арион», «Новый мир» и др., в 2007 г. вышла первая книга стихов. Работал в московской системе клубов ОГИ-Пироги-Билингва продавцом книг и товароведом. Вместе с Юрием Цветковым организовал проект "Культурная инициатива", проводящий литературные вечера на различных московских площадках и вошедший в 2009 г. в шорт-лист Премии Андрея Белого в номинации "Литературная критика и проекты".
скачать dle 12.1
