Колонка Валерия Бочкова
(эссе)
Бывали хуже времена, Но не было подлей. Николай Некрасов,
русский поэт
«Когда я слышу слово культура, я хватаюсь за пистолет».
Эту фразу знают все. Цитируется обычно как иронический комментарий по поводу позиции человека, отрицающего гуманистическую ценность культуры и ее общественную роль. Авторство приписывают Йозефу Геббельсу, но, увы, слова ему не принадлежат.
Почему увы? Моё сожаление объяснимо: Геббельс был не только министром пропаганды, все двенадцать лет существования Третьего Рейха он занимал пост президента Имперской палаты культуры, то есть контролировал и направлял всё, что относилось в Германии к этой сфере. К культурной сфере. А как было бы славно, как логично, если бы главный фашистский начальник по культуре вот так прямо выразил своё отношение к этой самой культуре. Фашист ненавидит всё светлое и доброе, а культура есть одна из высших форм проявления свободного человеческого духа и воли, следовательно, фашист должен ненавидеть культуру. Железная логика.
На самом деле всё гораздо запутанней.
Самое неприятное — Геббельс в молодые годы обожал Достоевского и считал Россию «священной страной», которая, сбросив оковы коммунистического рабства, вместе с Германией двинется в светлое будущее. Связь двух стран для судеб Европы ему виделась решающей, будущее — расплывчато социалистическим. Я — национал-большевик! — говорил Геббельс, он всерьёз считал себя революционером, прославлял пролетариев и ненавидел буржуев, к которым причислял не только капиталистов, но и мещан.
Ещё неприятней, что Геббельс изучал философию и историю в лучших университетах Германии — четырёх, включая Гейдельбергский университет, где получил докторскую степень, защитив диссертацию по романтизму в немецкой драматургии. Впрочем, слегка успокаивает факт его последующих неудач в роли писателя, драматурга и журналиста.
Получив портфель министра, Геббельс в своей речи, в том числе, сказал и это:
«Есть два вида осуществления революции. Можно поливать противника огнём из пулемётов до тех пор, пока он не признает превосходства, которым обладают пулемётчики. Это более простой путь. Но можно также переделать нацию за счёт революции духа и тем самым не уничтожить, а даже привлечь противника на свою сторону. Мы, национал-социалисты, пошли по второму пути и продолжим его. Привлечь весь народ на сторону государства — вот наша самая главная задача в этом министерстве».Когда студенты Берлина обратились в его министерство c инициативой провести «символический» акт сожжения вредных сочинений еврейских, марксистских и прочих «неправильных» авторов, Геббельс поддержал его в принципе, но отнёсся к мероприятию без восторга, так как в студенческие годы учился у еврейских профессоров и восхищался ими — записи в его дневнике свидетельствуют об этом.
Изобразительное искусство Рейха курировал, разумеется, сам фюрер — в душе-то он оставался художником. В 1937 году из музеев Германии было конфисковано 17 000 произведений искусства, которые составили экспозицию «Дегенеративное искусство»; выставку показали в Мюнхене, а после прокатили по двенадцати крупнейшим городам Германии. Посещение стало мировым рекордом — два миллиона человек. Вернисаж открыл сам Гитлер:
«Кубизм, дадаизм, футуризм, импрессионизм и т. п. не имеют ничего общего с немецким народом. Потому что все эти термины ни стары, ни современны, но они являются лишь искусственным производным людей, которым Господь отказал в таланте истинно художественной одарённости и вместо неё одарил их даром болтовни и обмана… Говорят, что эти художники не так видят, как другие. Я здесь посмотрел некоторые из присланных картин, и должен признать — некоторые из них действительно написаны людьми, видящими «наизнанку».Спустя четверть века в другой стране и другой лидер, посетив выставку изобразительного искусства, высказался ещё более резко (нецензурные выражения товарища Хрущева я цитировать не буду):
«Вы что, рисовать не умеете? Мой внук и то лучше нарисует! … Что это такое? Вы что — мужики или пидорасы проклятые? Как вы можете так писать? У вас совесть есть? … всё это не нужно народу. Понимаете, это я вам говорю! … Запретить! Всё запретить! Прекратить это безобразие! Я приказываю! Я говорю! И проследить за всем! И на радио, и на телевидении, и в печати всех поклонников этого выкорчевать!»***
Подход к культуре в Третьем Рейхе и в Советском Союзе не отличался ничем. Разница была лишь в идеологическом наполнении. Абсолютная цензура литературы, кинематографа, театра, изобразительного искусства. Сходство и в том, что от художника и писателя требовали не только верности идеологической догме, но и мастерства. «Мировоззрение не может восполнить художественные недостатки» — это снова говорит Геббельс.
По одинаковым лекалам кроилась идеологическая мифология. И у коммунистов, и у нацистов был свой «распятый мальчик»: у нас пионер Павлик Морозов, у них штурмовик Хорст Вессель. Хребтом обеих наций считался рабочий — простой и честный парень, готовый пролить всю свою пролетарскую кровь за любимого вождя и светлое будущее. При внешней непрезентабельности лидеров — оба были чернявы, усаты и неказисты на вид — искусство Рейха и СССР штамповало сказки, населённые белокурыми атлетами с небесно-голубым взглядом и румяными крутобёдрыми валькириями.
На выставке в Пушкинском музее «Тоталитарное искусство СССР и Третьего Рейха», проходившей в Москве четверть века назад, если убрать шрифт и флаги с плакатов и прикрыть изображения вождей на полотнах, то угадать страну практически невозможно. Хмурые мускулистые шахтёры, жизнерадостные строители, строгие солдаты, мудрые крестьяне с орудиями труда в жилистых лапах, полногрудые мамаши с весёлыми карапузами на руках; на переднем плане флаги, цветы и фрукты, задним фоном идут райские дали с миражами городов в строительных кранах, домны и дымящие трубы заводов неопределённой ориентации. Плюс пара непременных аэропланов в вышине.
И нацисты и коммунисты стремились создать не просто «правильное» искусство, они желали шедевров. Начальники понимали важность культуры как инструмента, уникальность её воздействия на ум и душу зрителя-слушателя-читателя. Мастерам создавались условия: дома творчества в уютных ландшафтах с прилегающими теннисными кортами и пляжами, закрытые клубы с ресторанами — простых граждан туда не пускали, кооперативные дома с мастерскими и студиями, дачные посёлки в тихих местах. Гонорары художников, писателей, киношников превышали доход простых граждан многократно. Их — мастеров пера, кисти и киноаппарата — называли «элита», «творческая элита». И начальник, и простой гражданин, понимали, что художник (в смысле творец) — продукт штучный, что талант штука редкая и должна оплачиваться как следует.
Для диктатуры любого разлива дело не в самоценности произведения искусства, будь то «Триумф воли» Лени Рифеншталь или «Молодая гвардия» Фадеева. Произведение искусства не более, чем затейливый сосуд, который хозяин может наполнить, чем пожелает — водой, вином, даже квасом. Но сосуд должен быть высшего качества — и для рейхсминистра, и для народного комиссара тут вопросов не возникало.
Функция культуры уникальна, её не подменить ни пропагандой, ни заклинаниями с трибуны. Ни кнут, ни пряник тут не поможет. Чиновник от культуры понимал, что именно искусство выполняет роль искры, которая воспламеняет энтузиазм масс на трудовые, боевые, научные подвиги и прочие славные свершения во имя и во славу того или иного мировоззрения, за ширмой которого и прячется вышеуказанная диктатура.
***
А можно ли создать диктаторский режим без культуры вовсе? Заменив эту самую культуру винегретом из масскульта, попсы, имитации религии, пропаганды и инфантильных заклинаний с использованием малопонятных слов вроде «скрепы» и «глубинный народ»? Вам интересно? — мне тоже. Именно этот эксперимент мы и наблюдаем сейчас, причём, в режиме реального времени. Его проводит нынешняя власть бывшего Советского Союза. На прошлогоднем открытии ярмарки «Нон-фикшн» главный книжный начальник РФ выступил с речью, в которой остроумно парировал упрёки касательно сегодняшних мизерных тиражей: «А вы знаете, какой тираж был у «Евгения Онегина»? Тысяча экземпляров! И это у великого Пушкина. Так что будьте счастливы, что вас вообще печатают».
Страна, прикидывающаяся президентской федерацией с имитацией свободного рынка, является, по сути, диктатурой с централизованной системой распределения, — назвать её экономикой можно лишь условно, — каждая отрасль которой отдана верному вельможе — в том числе и всё, относящиеся к культуре. Именно в карманы этих культур-вельмож и вливаются бюджетные средства. Уровень мастерства на так важен, талант тем более. Гораздо важней преданность хозяину. Свободная конкуренция даже не предполагается, оно и понятно — пирог слишком мал. Впрочем, он всегда мал. К тому же, не дай бог, конкурент окажется талантлив. Тот мальчик и его меткий комментарий относительно наготы короля актуален всегда.
Начальники мечтают сделать тут Китай. Это вряд ли. Думаю, получится Северная Корея. Вместо балета будет чечётка, вместо Чайковского — мурка да яблочко, в филармонии — балалайка и соло на деревянных ложках. Единственное, что нынешние начальники умеют строить — это бараки. Витражи в окнах барака, согласитесь, будут выглядеть глупо. Смешно расписывать стены барака фресками. Можно украсить помещение вырезками из журнала, если к тому времени они ещё будут выходить.
Свободный человек вряд ли согласится жить в бараке, он просто уедет. В бараке будут жить рабы. Раб — это не человек лишённый свободы, раб — это человек, лишённый человеческого достоинства. Ожидать от раба научных открытий и технических прорывов может лишь наивный. Даже простой трудовой энтузиазм весьма сомнителен.
Да, кстати, если вы не обратили внимания — строительство барака идёт полным ходом.
ПостскриптумИтак: «Когда я слышу слово культура, я хватаюсь за пистолет».В оригинале фраза звучит чуть иначе: «Когда я слышу слово культура, я снимаю свой револьвер с предохранителя». Слова эти произносит один из героев пьесы «Шлагетер». У пьесы было посвящение: «Написано для Адольфа Гитлера, с трепетным благоговением и неизменной преданностью. Ганс Йост, драматург. На премьере пьесы в Берлине (1933) присутствовал рейхсминистр народного просвещения и пропаганды Йозеф Геббельс. Автор пьесы играл крупную роль в проведении национал-социалистической культурной политики. В 1929 г. Йост возглавил партийную организацию поэтов-нацистов, в 1933 г., после прихода Гитлера к власти, сменил писателя Генриха Манна на посту президента Академии немецкой культуры. В 1949 г. Йост был признан причастным к преступлениям нацизма и приговорен к тюремному заключению с конфискацией имущества (см.: Энциклопедия Третьего рейха. М., 2000)© Вермонт, август 2020
скачать dle 12.1
