Редактор: Павел Пономарёв
(Библиотека альманаха «Еврейская Старина»
ГАНС ГЮНТЕР АДЛЕР. СТИХИ ИЗ КОНЦЛАГЕРЯ
Перевод с немецкого Виктора Кагана
Еврейская Старина, Ганновер, 2019) Читая стихи Ганса Гюнтера Адлера…
хочется бросить. Убежать и забыть.
Немыслимо жестоко. Невыносимо.
Бросаешь. Убегаешь.
Догоняет. Не дает покоя во сне и наяву.
Знаю, что не должна, не имею права думать о себе. Но как ни избегаю, не могу, покуда чувствую, пока сама живу.
«Холодные глыбы боли...», «Полуживые тени надежды на пути в безнадёжность», «Поникшие стебли шей...», «Маленькие старички строем уходят в небытие...», «Бледные стены щёк...», «Колонна шатающихся призраков жизни...», «Иссохшие надежды помутившегося разума...», «Безутешно плачет поле пепла...»
Глоток воды, вдох-выдох, взгляд за окно...
Возвращаюсь к тексту и осознаю, что параллельно со строками стихов автора слышу вопрос, звучавший во мне всегда, и вопрос этот кажется старше меня. Сейчас он почти заглушает авторский текст: «А я... смогла бы пережить это или испустила бы дух, лишь вступив на порог концлагеря...» Сумела бы я умереть человеком, пройдя все круги ада души и тела?.. Или опустилась бы до состояния «подонка и дерьма»?..
Проживаю чужие жизни и умираю чужою смертью.
Примеряю их на себя, и они прорастают сквозь меня.
Жизнь и смерть уже не чужие. А я уже больше не я.
Страдание выслаивает мою душу.
Чужая боль мешается с моей.
Я перестаю различать меж ними.
Тону в кошмаре боли.
ПЕРЕРЫВСтихи Адлера написаны сначала в Терезиенштадте, потом в Освенциме. Этот факт сам по себе непостижим. Смерть была мгновенным наказанием за хранение стихов. Событийный и бытовой материал, описанный классическими стихотворными формами, по содержанию своему находится на границе возможного как для передачи, так и для восприятия.
«Есть вещи, перед которыми человек теряет разум — или же ему нечего терять», — сказал драматург Фридрих Геббель. Виктор Франкл (сосед Г. Г. Адлера по Терезиенштадту, а потом и по Освенциму) приводит эту цитату в своей послевоенной работе «Психолог в концлагере. Человек в поисках смысла». Франкл использует слова Геббеля для описания шокового состояния заключённых после того, как им становилось известно, что их близкие были уничтожены в газовых камерах, и что самих их ждёт та же участь. Учёный заметил, что почти все заключённые, в том числе и он сам, проходили одни и те же стадии реакции. Сначала большинство не верило полученной информации, потом, когда им приходилось убедиться в её правдивости, наступало состояние, близкое к безумию. Его в свою очередь сменяла апатия.
Живя в своей комфортной жизни, я не имею права сравнивать ни одно из пусть даже самых горьких чувств с состоянием потери разума людьми, предстоящими перед их судьбой – крематорием. Этой цитатой я только хотела сказать о глубине страшного знания, открывающегося читателю стихов Г. Г. Адлера, заключённого, поэта и исследователя. В данном контексте труд переводчика равен подвигу.
В поэзии Адлера есть удивительная особенность: в ней сочетается низость и высота, фиксация немыслимой мерзости окружающей жизни и устремлённость в высоту самого автора. Адлер приводит в своих стихах подробно-натуралистичное описание жизни концлагеря, населяющих его людей-теней, существование которых на грани... за гранью возможного. Поэт не только бытописует мрачнейшие вещи и фиксирует чудовищные явления вокруг себя, он так же беспристрастно исследует и самого себя, мир своих меняющихся чувств, движения собственных мыслей.
Одно из самых часто встречающихся слов и понятий всего сборника стихов поэта – НАДЕЖДА. Но если в первой части оно чаще звучит как “безнадежность”, то чем дальше, тем больше слышится слабая, но крепнущая вера в надежду: “Душа… пробьётся к тебе чтобы всему вопреки намывать крупицы жизни из грязного месива смерти и по ним выходить навстречу ещё не отжитой судьбе с её счастьем…” В первой части сборника стихотворения проникнуты самым беспросветным чувством. Автор сравнивает существование людей с “земной слизью в её беспредельном позоре и оплёванной Божьей воле”. Ближе к концу появляется философичность, высокая нота долженствования человеческого, обращение к возлюбленной, к Творцу: “Окостенело сердце истрёпана душа способно ль бормотание моё пропеть молитву сквозь косноязычье но шорох шевеленья губ моих Тебе лишь вездесущему послушен.” Адлер писал в начале своего существования в Терезиенштадте: «Я не выживу здесь. Но если выживу, я опишу это двумя разными способами: в академической манере, оставаясь полностью вне этого, и в стихах...”
Умерший от голода и истязаний, заключенный концлагеря уносил в небытие свою боль и память о боли, своей и других. Он умирал, и вместе с ним умирала его память обо всех замученных жизнях и обо всех смертях, что довелось ему видеть в аду. Тот же, кому «посчастливилось» выжить, каждый день оставшейся ему жизни вынужден был жить один на один со своей памятью.
Ветераны не любят вспоминать про войну. Узники лагерей смерти предпочитают устно и письменно молчать о своем несказуемом опыте. Немногие из них решались рассказать об увиденном и пережитом. Тем важнее оказывается любое высказывание, любое свидетельство очевидца. Тем необходимее для нас преодолеть сопротивление и прочесть стихи из концлагеря, Чтобы знать историю души. Историю людей. Историю Человеческого Духа.
Стать подневольным свидетелем индивидуального и массового унижения, умерщвления, истязания, уничтожения. Взрослых, детей, стариков, младенцев. Разве этот нечеловеческий опыт может быть для чего-нибудь нужен? Разве в этом может быть смысл? А если смысла нет, то стоит ли терпеть, стоит ли стараться выжить? Или лучше сразу броситься на колючую проволоку с током, как захотел подросток Эли Визель*, когда, прибыв в концлагерь, узнал, что ждущая всех смерть в крематории – это правда. Услышав желание сына, его отец рыдал, и сострадание к отцу спасло жизнь мальчика, вернув его жизни только что потерянный смысл. Выжив, Эли рассказал об увиденном, о пережитом.
Умереть или найти смысл жизни. Найти смысл там, где его не может быть. Отыскать смысл в аду, по соседству с покойницкой, с труповозкой или с трубой крематория, из которой дымом вылетают в небо твои родные. Великий подвиг неубиваемого духа. Рядом с бездной человеческого падения. Духа, находящего в себе силы для выбора: перед лицом смерти и общего разложения найти опору для выживания и оставаться человеком или перестать сопротивляться императиву и поддаться распаду на элементарные частицы.
Чтение стихов Г. Г. Адлера труднейший, но вместе с тем необходимейший душевный опыт.
НЕВОШЕДШЕЕ:
«Груды трупов, горы тлеющих душ не дают мне права думать о себе. Шесть миллионов уничтоженных жизней давят на мою единственную жизнь. Шесть миллионов теней шепчут мне в уши: ''Почему ты жива, а мы нет? Чем ты лучше, чем заслужила жизнь, не сгинув с нами?''
Легко понять беду другого человека, соприкоснувшись с его болью, сочувствуя его чувствам, сопереживая его переживаниям. Один на один с другой судьбой, человек может понять другого, примерив на себя его беду, его судьбу, вообразив себя Другим, допустив Другого в себя, пропустив через себя Его жизнь. Его смерть. Может.
У человека всего две ноги, две руки, одна голова и одна единственная жизнь. Как одному сочувствовать десятерым? Как посочувствовать ста измученным жизням? Как миллиону погибших? Шести миллионам уничтоженных? Как это сделать? Душа одного человека тонет в океане горя, под спудом безысходности и безнадежности. Одной живой души не хватит на всех. Как пропустить через душу одного человека столько горя и боли? Что будет с ней? Что станет с ним? Немыслимо, непостижимо…»
______________
*Эли Визель (1928 — 2016) — в годы второй мировой войны узник нацистских концлагерей Освенцим и Бухенвальд, а затем писатель, общественный деятель, профессор, Лауреат Нобелевской премии мира 1986 года «За приверженность тематике, посвященной страданиям еврейского народа, жертвам нацизма».Писал на идише, иврите, французском и английском языках.
скачать dle 12.1
