Вячеслав Ставецкий: «Жажда иррациональна, ее не впишешь в университетский курс»

Редактор: Евгения Джен Баранова



Вячеслав Ставецкий – прозаик, археолог, альпинист. Родился в 1986 году в Ростове-на-Дону, финалист премии "Дебют" (2015), лауреат премии им. В.П.Астафьева (2018), публиковался в журнале "Знамя". Роман "Жизнь АГ" номинирован на главные литературные премии страны. Вела беседу Евгения Баранова.

Е.Б. Как ты справляешься с обрушившимся на тебя вниманием литсреды? Что изменилось в твоей жизни после объявления шорта "Большой книги"?

В.С. Никакого особенного внимания к себе я не ощущаю. За отзывами критиков слежу, но ни колкости, ни похвалы ничего не меняют в моем отношении к тексту. Никто так хорошо не видит его недостатки, как я сам. Куда важнее – сам факт выхода из литературного подполья, на свет, к читателю. Роман позволил мне завоевать некоторый плацдарм, и в будущем я намерен только расширять эту территорию. Хочу, чтобы меня поняли правильно: речь идет не о регалиях или премиальных деньгах, а о том понимании человека, которое я намерен отстаивать в своих текстах. Я пришел в литературу потому, что у меня есть некоторые вопросы к миру, в котором живу, и эти вопросы – отнюдь не материального свойства. Состязания тиражей и премиальные схватки – лишь отголосок куда более важных сражений. Главные битвы на этой планете, и не только в литературе, по-прежнему проходят в поле идей. Вот – та территория, на которой я надеюсь добиться моих главных побед.

Е.Б. Почему Испания? Что повлияло на выбор декораций при создании "Жизни АГ"?

В.С.  Для такого сюжета нужно было что-то очень солнечное и страстное, Испания подходила лучше всего. Но здесь важно оговориться: декорации в “Жизни А.Г.” достаточно условны, и не нужно быть знатоком, чтобы уличить моих испанцев в чересчур немецкой выправке или мессианских замашках a la russe. Место действия моего романа – планета Земля, конкретные культурные и исторические рамки меня мало интересуют. Что может быть скучнее экзотики? Настоящий роман, по моему убеждению, только тогда чего-то стоит, когда говорит о каждом человеке на земле. Именно к этому я и стремился, создавая Аугусто Авельянеду.

Е.Б. Кого из относительно молодых писателей ты бы рекомендовал к прочтению? А что насчет старшего поколения?

В.С. Целый ряд интересных молодых прозаиков публикуется в толстых журналах, но назову только тех, кому уже повезло издаться. “В Советском Союзе не было аддерола” Ольги Брейнингер, “Почти два килограмма слов” Алексея Поляринова, “Места не столь населенные” Моше Шанина – вот книги, которые не стыдно поставить на полку. Что же касается авторов постарше, то здесь тоже уместнее называть конкретные тексты, а не имена. “Письмовник” Михаила Шишкина, прилепинская “Обитель”, “Журавли и карлики” Юзефовича, “Штайн” Улицкой, “Синяя кровь” Буйды, романы Владимира Шарова – на мой взгляд, главные претенденты на звание классических.

Е.Б. Ты по образованию журналист. Пригодился ли журналистский опыт в литературных практиках?

В.С. Никоим образом. Красный диплом журфака – самый дорогостоящий пылесборник в моей комнате. Я потратил на него шесть лет, еще три года посвятил собственно журналистике, но полсотни книг в моем шкафу дали мне намного больше, чем все лекции и редакционные задания вместе взятые. Я давно пришел к убеждению, что образование в его привычном виде – почти бессмысленная вещь. Люди по-настоящему определяются с тем, чего хотят от жизни, уже после того, как диплом уютно уляжется на их полке. Не случайно наибольших успехов в некоторых областях добиваются те, кто специально этому не учился. Жажда иррациональна, ее не впишешь в университетский курс, не вымуштруешь за партой. Особенно если речь идет о литературе.

Е.Б. Альпинизм. Когда появилось это увлечение, что тебя привлекает в нем, почему именно этот вид спорта?

В.С. Я бы не назвал это увлечением или спортом, скорее – формой религиозности. Первое посвящение я прошел в возрасте десяти лет, в детском лагере в Адыгее. Нас возили на экскурсию за сто километров, на высокогорное плато, название которого я не помню. С плато открывался вид на заснеженную вершину – Казбек, а может быть, Эльбрус. Эта гора стала для меня сродни откровению. Остальные дети довольно быстро разбрелись, а я сидел на камне и не мог насмотреться – до того сильно она меня поразила. Что-то просто переключилось во мне, я вдруг отчетливо понял, что должен на нее взойти. Так все начиналось, теперь у меня за плечами десятки восхождений, большая часть из них – в одиночку, в том числе несколько зимних. Я не случайно упомянул религию: объяснить, почему ты переносишь страшные испытания только для того, чтобы постоять на обледенелой скале высотой в пять тысяч метров, так же трудно, как обосновать свою веру в Бога. Дешевые словечки – “адреналин”, “острые ощущения” – совершенно беспомощны в этом смысле. Думаю, альпинизм – это возможность выйти за границы своего “я”, дальше и дальше к тем пределам, которых ты никогда не узнаешь. Достаточно один раз проснуться над облаками, чтобы твое сознание уже никогда не было прежним. И да, восхождение – единственная сравнительно недорогая возможность шагнуть за пределы земной атмосферы, почти в космос. А кто из нас не хотел бы там побывать?  





Е.Б. Кому бы из писателей -- умерших или живущих -- ты бы доверил правку своей рукописи? А с кем бы выпил?

В.С. Правку не доверил бы никому, пить давно бросил, а вот поговорил бы со многими. Достоевский, Набоков, Сервантес, Кафка и Бруно Шульц – вот лишь некоторые имена. Из недавно ушедших – Владимир Шаров. По стечению обстоятельств я упустил возможность поговорить с ним при жизни, и до сих пор очень об этом жалею.

Е.Б. Как ты попал на своей первый писательский семинар? 

В.С. Шесть лет назад я впервые попал на писательский форум в подмосковных Липках, после бывал там еще трижды. Форум позволил мне обрести друзей и близких по духу, но не думаю, что я хоть чему-нибудь там научился. Такие мероприятия стоило бы проводить почаще, но ехать туда с надеждой на знания по меньшей мере странно. Хотите научиться литературному мастерству? Откройте вашу любимую книгу, перечитайте ее несколько раз, обдумайте хорошенько, и вам не придется тратиться на билет.                    

Е.Б.  Как проходила работа над образом АГ? Есть ли в нем твои личные черты?
 
В.С. Изначально А.Г. представлялся мне исключительно отрицательной фигурой, но довольно скоро я понял, что не хочу писать книгу про отъявленного злодея. Чтобы пройти с ним этот нелегкий путь, мне пришлось его полюбить, а полюбив – и найти в нем героическое начало. Любовь вообще – ключ, открывающий все, в том числе сердце диктатора. Мои личные черты? Есть, конечно. Но по этическим причинам я предпочитаю об этом умолчать.

Е.Б. Я видела в “Фейсбуке” герб твоих предков, видела фотографии бывшего имения Ставецких где-то под Житомиром. Как вас занесло в Ростов? И как ты узнал о своем происхождении? Ощущаешь ли ты близость с кем-то из давно ушедших?

В.С. Мои предки по отцовской линии переехали сюда сразу после войны. На западной Украине было еще неспокойно, по лесам отсиживались последователи Бандеры, а Ростов привлекал работой и перспективами. Все, что я знаю о семье, передается изустно, для этого мне не пришлось просиживать в архиве. Предки по отцу когда-то принадлежали к польской шляхте, владели землей, небольшое сельцо Ставецкое в Житомирской области – последнее, что напоминает о той славной эпохе. Вообще все, что связано с жизнью рода, для меня исключительно важно, современному человеку этого очень не хватает – ощущать себя частью перспективы, обращенной не только в будущее, но и в прошлое. Связь с кем-нибудь из ушедших? Наверно, с каждым, но особенно – с прабабушкой Вихтой. Она была настоящей старозаветной помещицей и яростной католичкой, держала в страхе весь дом, о ее крутом характере складывали легенды. Думаю, какая-то часть ее шляхетского гонора передалась и мне, во многих вопросах я очень неуживчивый человек. Не склонен доверять Юнгу, но его теория о родовом бессознательном определенно заслуживает внимания.    

Е.Б. Что вообще интересного происходит в Ростове? Что ты порекомендовал бы увидеть нашим читателям?

В.С. Ростов – это такой двуликий Янус, одно лицо которого смотрит в Европу, а другое – в Азию. Поскольку граница между материками проходит по Дону, у нас легко перешагнуть из одной части света в другую, достаточно перейти мост. Гостям я рекомендую посетить Нахичевань – это старинный армянский город, выстроенный еще при Екатерине и в начале прошлого века поглощенный Ростовом. Там очень своеобразная архитектура, такой в России больше нигде не найти. Настоящий Восток в духе Лермонтова и Пушкина. Что еще? В Ростове бытуют десятки уникальных словечек, целый маленький диалект. Так, если вы еще не пробовали тютину и жердёлу – срочно пакуйте чемоданы.     

Е.Б. Существуют ли критики, к мнению которых ты прислушиваешься? Чья негативная оценка могла бы заставить тебя уйти в скит или послать все к черту?

В.С. Господа Бога. Остальным – please do not disturb.  

Е.Б. Современный мир -- это соцсети, блогинг, сериалы, много шума, много ярости. Поделись своим секретом выживания в социуме.

В.С. Никаких секретов: я всего лишь стараюсь не замечать того, что меня не интересует. Предпочитаю наслаждаться тишиной. В нашем мире ее так мало осталось, что очень скоро можно будет продавать за хорошие деньги.

Е.Б. Есть у тебя вредные привычки? Проигрывал ли ты в карты целое состояние, как Федор Михайлович? :)

В.С. Нет, я за чистое сознание. Горный воздух, содержание кислорода в котором понижено до 40% от нормы – самый сильный наркотик из всех, что я пробовал. В наше время принято бравировать своей порочностью, но это в конечном счете – тоже всего лишь дурная привычка. Уверен, подростковые фото в сети с винишком и сигареткой когда-нибудь обязательно выйдут из моды. 

Е.Б.  Если бы тебе нужно было охарактеризовать себя одним предложением, то это было бы…

В.С. Достаточно одного слова: надеющийся.

Е.Б. Про политику. Если у тебя какие-либо планы по переустройству Вселенной? Прозаики, знаешь ли, часто увлекаются политическими прожектами.

В.С. Я враг любой идеологии, особенно политической. Убежден: под какие бы знамена ты ни становился, ты становишься под знамена зла. Никакой партии ты не интересен как человек – в лучшем случае как солдат или абстрактный голос на выборах. То же касается и государств. Вообще, любые формы массовости опасны. Если бы существовала такая идеология, как анархический христианский индивидуализм, я, возможно, стал бы ее сторонником, но может и благо, что не существует. Я ношу свое государство с собой – это палатка два на два метра, ее можно поставить на любом горном карнизе, на берегу любого океана. Зачем мне что-то еще? Границы, будь то религиозные или политические, существуют только для того, чтобы их преодолевать. Желательно нелегально. Не завидую пограничникам, которые пожелают снять меня с какого-нибудь кавказского хребта, их ждут нелегкие испытания. Способность прожить без штампа в паспорте, в том числе и метафизически – вот идеал, к которому я стремлюсь.

Е.Б. Чем в себе ты можешь гордиться? От чего хотел бы избавиться?

В.С. Ответ один: упрямство. Именно оно помогло мне добиться некоторых успехов, но оно же нередко заводило на такие дороги, которыми не следовало бы ходить.

Е.Б. Если бы ты выиграл, скажем, "Лицей", на что бы потратил выигрыш?

В.С. Романы отнимают довольно много времени, и премию я охотно потратил бы на год-другой полноценной работы. Пожалуй, это единственное, о чем втайне мечтают все русские писатели – не заниматься ничем, кроме литературы.

Е.Б. Как бы ты хотел встретить старость? Каким ты себя видишь через 10 лет?

В.С. В прошлом году я встретил на Эльбрусе восьмидесятилетнего старика, который восходил на вершину в восемнадцатый раз. Он был удивительно жизнерадостный, этот старик, и – надо ли говорить – выглядел намного моложе своего возраста. Люди разве что не автографы у него брали. В старости я хотел бы походить на этого человека. Душа не изнашивается, и неплохо бы когда-нибудь доказать это на личном примере. В конце концов, жизнь нужно проживать так, чтобы люди, глядя на тебя, усомнились в существовании смерти. Разве нет?



скачать dle 12.1