Редактор: Евгения Джен Баранова
(Эссе)Отрываю листок календаря. И с какой-то щемящей грустью вспоминаю: ровно сорок лет назад, в такой же пасмурный день 1978 года, я был в Москве, сидел в ресторане Дома журналистов, напротив Голландского посольства, и смотрел за тем, как за окном движется моя очередь. Еще минута, еще две, я встану из-за стола, выпью на посошок последнюю рюмку водки, пересеку улицу и войду в те двери, за которыми начинается моя эмиграция. Для евреев это – репатриация, возвращение на историческую родину.
Но как ни называй, все равно невозможно уехать туда, за горизонт, не взяв с собой свое российское небо, под которым я появился на свет в Оренбурге, тогда Чкалове, свои извилистые улочки Старой Риги, где прошло мое детство, свое таежное приволье журналистской юности, сибирские реки Лену, Киренгу, Ангару.
Невозможно уехать на третью Родину, не взяв с собой Первую и Вторую. А как же быть с четвертой? Четвертая – это русский язык и мое творчество. Независимо от того, легко или трудно дается жизнь, русский язык и творчество всегда со мной. Так же, как те мои, скрытые от постороннего взгляда рукописи, которые я тайно вывез через границу. Рукописи, в которых до сей поры сохранился воздух России, сибирская стойкость и осознание исторической цикличности происходящего в мире.
Россия зачата с тоски
по дням, что не было в помине.
История не знает линий,
но знает петли и витки.
Петля к петле, виток к витку.
И вот уже готовы вожжи.
На облучок влезает возчик,
и тройка в звончатом скаку.
Все жарче ветер конских тел.
И кнут все жарче, жарче – жалом.
И тройка прибавляет жару,
чтоб возчик кости обогрел.
Петля к петле, виток к витку.
Но солнцу в сердце не вместиться.
И тройка, высветясь Жар-птицей,
сжигает вожжи на скаку.
И возчик кувырком в сугроб.
А тройка дальше, выше – в небыль.
И северным сияньем небо
озарено до звёздных троп.
Россия зачата с тоски.
Зачать иначе не сумели.
И ни к чему здесь параллели,
когда история – витки.
Вообще-то, как это показывает фантастическая реальность жизни, я и мои друзья в Израиле, Франции, Германии, Бельгии, Канаде, Соединенных штатах Америки оказались не в изгнании от русской литературы, а в послании. Непечатные прежде стихи, рассказы и более объемные произведения, увезённые за рубеж, так же, как и написанные сегодня, превратились в книги и теперь возвращаются в Россию, являя собой становление и развитие такого явления, как международная русская литература...
Это понятие, придуманное мной и звучащее в моих передачах по радио «Голос Израиля» с конца семидесятых годов минувшего века, мало-помалу завоёвывало сознание людей, независимо от того, в какой стране они проживают – в России, Израиле, Франции, Германии, Англии, Бельгии, Соединенных Штатах Америки, Канаде или в бывших советских республиках. Произошло то, о чём я писал еще в начале восьмидесятых годов в книге стихов и прозы «Круговерть комаров над стоячим болотом», совершенно свободной от цензуры. Тогда и помыслить было нельзя, что наша диссидентского толка литература, прежде создаваемая в России, а потом под рефрен «Мы не в изгнании, мы в послании» в Иерусалиме, Париже, Нью-Йорке, спустя годы вернется в Россию и будет себя комфортно чувствовать в своем родном доме. В том отчем доме, из которого мы, теперь уже писатели и поэты разных континентов, некогда вышли в кругосветное путешествие.
Имя этому дому – Русская литература! А мы – международная команда корабля, которая, подняв однажды творческие паруса, не изменила намеченному курсу. Не бросила якорь на полпути к заветному берегу.
Вспомним, экипаж библейского ковчега стал родоначальником всего современного человечества. Кто знает, может быть, и о нас впоследствии будут говорить как о родоначальниках новой русской литературы, не имеющей уже никаких географических границ.
Я уехал из Советского Союза в Израиль, когда лидеры государства торжественно провозглашали, что «создана новая общность советских людей – советский народ». Уже тогда было ясно, что народы искусственно не создаются. Но что можно, так это создать творческое содружество людей различных национальностей, объединенных общностью языка и культуры. Для этого достаточно того, что в этом мире есть русский язык. И есть мы.
ЛЕОНИД РУДИН (журнал «Литературный Иерусалим», 2010 год)
Под рефрен петербургской погоды
то дожди,
то снега,
то туман –
растянулся на долгие годы
наш – увы –
несчастливый роман.
ВЛАДИМИР ФРЕНКЕЛЬ (журнал «Литературный Иерусалим», 2011 год)
И город не узнать, и мир неузнаваем…
Задернуть бы окно, не думать ни о чем,
Не помнить ничего. А ночь уже за краем,
И свет издалека, и ангел за плечом.
.
ВАЛЕРИЙ ПАЙКОВ (журнал «Литературный Иерусалим», 2012 год)
Давно все линии возврата
крест-накрест пересечены.
По разным рекам Ленинграда
плывут без нас челны.
Но дни, которым не забыться,
и до сих ещё звучат,
и заставляют сердце биться,
и вновь кровоточат.
БЕЛЛА ВЕРНИКОВА (журнал «Литературный Иерусалим», 2013 год)
Дэну Левину
Какой поэт, в какой своей истоме
текущий бред трагически опишет,
и кто его борения услышит?
Мне, усомнившейся, сей страх знаком,
я чувствую во сне, как языком
ворочаю те блоковские строки.
В них смесь тоски и прелести словесной
полна любви сочувственно-небесной,
да и надежд, с годами не остывших:
он в гибели цветенье прозревал.
Мир корчился в крови и выживал,
подмяв людей, доверчиво погибших.
ЕВГЕНИЙ МИНИН (журнал «Литературный Иерусалим», 2014 год)
В России повысились цены на яйца,
За ними толпой не идут в магазины,
И в этом виновны, считаю – китайцы,
Киргизы, узбеки, и как их… – грузины.
ЛЕОНИД КОЛГАНОВ (журнал «Литературный Иерусалим», 2015 год)
В череп ночи, как в череп черни,
В мрак и морок Руси кабаков,
В мёд и брагу, как в сумрак вечерний,
из бессмертья рвануть я готов!
АЛЕКСАНДР М. КОБРИНСКИЙ «журнал «Литературный Иерусалим, 2016 год)
Жара такая, что России
не снилась – мне в чужом краю
судьба сдыхать от ностальгии
в его кокосовом раю –
ствол пальмы перед смертью трогаю,
чтобы на ощупь убедиться
в провидчестве поэта Когана
в пределах физики Капицы.
Стоит не болеть ностальгией, и приходит осознание: родина всегда с нами.
Поэтому:
Поэму «Мёртвые души» Н. В. Гоголь написал в Риме.
Роман «Идиот» Ф. М. Достоевский создал во Флоренции. В этом городе на площади перед палаццо Питти на стене одного из домов прикреплена табличка, извещающая о том, что именно здесь Ф. М. Достоевский написал «Идиота».
Роман «Отцы и дети» И. С. Тургенев писал, в основном, во Франции – в Париже, хотя замысел произведения ему явился в Англии, когда он отдыхал летом 1860 года в маленьком приморском городке Вентноре. В сентябре того же года он пишет П. В. Анненкову о своей задумке: «Намерен работать изо всех сил. План моей новой повести готов до малейших подробностей – и я жажду за неё приняться. Что-то выйдет – не знаю, но Боткин, который находится здесь… весьма одобряет мысль, которая положена в основание. Хотелось бы кончить эту штуку к весне, к апрелю месяцу, и самому привезти её в Россию».
Получилось не совсем по задуманному, и свой роман Тургенев заканчивает уже в собственном имении – Спасском. Но как оказалось, последнюю отделку рукописи ему ещё предстояло совершить. И это он сделал в Париже после читки романа В. П. Боткину и К. К. Случевскому, чьим мнением очень дорожил. В марте 1862 года «Отцы и дети» были опубликованы в «Русском вестнике».
Роман Владимира Набокова «Лолита» написан в США, на английском языке и опубликован в 1955 году в парижском издательстве «Олимпия Пресс».
Можно продолжить, если внимательно проследить за творчеством наших современников – будущих классиков русской литературы, которая ныне не знает географических границ. И действительно, русская литература создается сегодня единовременно по всему Земному шару. В США, Франции, Израиле, Бельгии, Канаде, Австралии, Германии, Финляндии, Дании, Латвии, Литве, Украине, Эстонии – везде, где вместе с нами пребывает в эмиграции русский язык.
скачать dle 12.1
