Евгений Деменок. ОДЕССКИЕ КАБАРЕ И ТЕАТРЫ МИНИАТЮР (1909 – 1920 ГОДЫ). Часть 1

Редактор: Евгения Джен Баранова

Часть 2, часть 3.



(Литературное исследование. Часть первая.)



На театральной карте Российской империи Одесса была городом особенным.

«Одесситы были избалованы театром. Тогда считалось: прежде чем "пройти" в Москве и в Петербурге, надо "пройти" в Одессе», — писал театральный режиссёр Владимир Галицкий. 1

«Одесса издавна слыла театральным городом. Её публика понимала толк в искусстве и больших, и малых форм, недаром считалось, что если артист был признан в Одессе, он тем самым получал настоящую путёвку в жизнь», — вторил ему Игорь Нежный. 2  Об этом же писал эстрадный артист Владимир Коралли: «Одесская публика отличалась профессиональностью своих оценок. У нее нельзя было проскочить на арапа. Удивительно, как это простая одесская публика даже в самом затерянном театрике судила всегда не только беспристрастно, честно, но и точно… Талант они угадывали сразу. Может быть, поэтому так трудно было завоевать успех в Одессе». 3

Начинавший свою карьеру конферансье именно в Одессе, А.Г. Алексеев писал: «А уж они в искусстве никому не делали скидок! Для одесских меломанов был праздником приезд итальянских певцов Делли Абатти, Саммарко, Баттистини, Де Лука, Ансельми; и именно в Одессе итальянцы «держали экзамен». Опытные импрессарио знали: кто не выдерживал в Одессе, провалится и в столице! И гастролёры, не потрафившие одесской публике, уезжали восвояси…». 4

Были у одесской публики и свои особенности, не всегда приятные. Режиссёр Н.И. Собольщиков-Самарин, приехавший в Одессу с гастролями летом 1916 года и оставшийся надолго, был неприятно поражён её недисциплинированностью:

«На вопрос репортёра о том, как Собольщиков-Самарин оценивает одесскую публику, Николай Иванович отвечает: «Должен признаться, что Одесса очаровательный город, многим напоминающий европейские центры. Что же касается театральной публики, то она очень экспансивна и, очевидно, любит театр, так как её хватает на большие и массу маленьких театров. Публика очень чутко, по-южному реагирует на всё, что происходит на сцене. Поражает меня в одесской публике то, что она недисциплинированна. Так, опаздывает на спектакль и уходит раньше и, как говорят у нас, “не может долго сидеть на одном месте”». 5 Его дополнял Владимир Галицкий: «Одесситы в своей массе были избалованы театром. Тогда считалось: прежде чем “пройти” в Москве и Петербурге, надо „пройти“ в Одессе. Но у одесской публики были свои вкусы и особенности: она не очень разбиралась в тонкостях, игру ей подавай жирную, яркую, темперамент и энергия должны фонтанировать – тогда одессит доволен. Это, конечно, не относится к прослойке истинных любителей театра, к зрителям первых трёх представлений, но массовый потребитель был таков». 5

Отличалась одесская публика и страстью к добыванию контрамарок. «Одессит считает, что антрепренёры могут содержать труппу одним воздухом из лёгких одесситов. Поэтому он норовит пролезть в театры хоть через щели пола, лишь бы не дотронуться до своего кошелька. Театры в Одессе всегда полны, а кассы – пусты», - писал Тер, один из критиков театрального журнала «Дивертисмент». 6

Был и ещё один немаловажный фактор. Особенной в Одессе была не только публика, но и критика. О ней даже написал специально Александр Вертинский, сравнивая её с сибирской язвой: «Одесская пресса – это маленькая самолюбивая республика, затерянная среди городов и колоний могущественного империалистического государства. Она не желает подчиняться никаким законам, никаким влияниям и мнениям, она не верит никаким авторитетам и живёт, и гордится своим собственным независимым мнением, самоуправляясь и самоопределяясь. <…> Освистывая всероссийскую знаменитость, короля и властителя северных вкусов, актёра, на котором воспитывались северные поколения, он уходит, довольная и гордая, и иронически усмехается:

— Нас не надуешь!
И ставит крест.

Она не любит чужих. Она не любит готовых, законченных, созданных где-то там, на севере, помимо её влияния, помимо её наблюдений.

<...> Она страшна. Страшна для всякого гастролёра. Ибо можно пройти по всей России и совершенно не пройти в Одессе.

И Одессы боятся. Её откладывают на конец, напоследок, чуть ли после Парижа и Лондона…». 7

Шутливо-уважительный тон Вертинского отнюдь не контрастирует с более серьёзным тоном В.В. Голоты, писавшего в своей книге «Театральная Одесса»:

«А сколько было высказано благодарностей, добрых тёплых слов в адрес одесской критики, умеющей писать оперативно, быстро, темпераментно, со знанием дела, используя самые разнообразные жанры – от рецензий, интервью, эссе, размышлений, информаций до глубоких, обобщающих театральные процессы статей, обозрений, исследований. Среди одесских критиков были подлинные мастера своего дела П. Сокальский, И. Гольц-Миллер, С. Герцо-Виноградский, С. Яров, В. Дорошевич, В. Воровский, Лоренцо (Б. Генис), Альцест (Е. Генис), В. Варнеке, И. Крути и другие. Они обеспечили высокий уровень театральной периодики. Одесса могла соревноваться даже с Москвой и Петербургом. Здесь выходили десятки названий специальных журналов, еженедельников, газет». 8

Помимо упомянутых имён, стоит вспомнить А. Ардова, Б. Флита (Незнакомец), Л. Камышникова, Н. Пересветова. Среди посвящённых театру изданий были «Театр» (1896-1902), «Театральное обозрение газеты «Вечерние известия» (1908), «Театральный листок» (1908-1911, затем 1915-1916), «Антракт» (1909), «Театральные отголоски» (1910), «Одесское обозрение театров» (1911-1917), еженедельники «Современный театр и шантан» (1906). «Дивертисмент» (1907-1918), «Театр-варьете» (1906-1912), «Театральное бюро» (1908-1914), «Театр и кино» (1915-1917), «Фигаро» (1918), «Восход» (1918), «Театральный день», «Одесская рампа», «Антракт», «Мельпомена» и многие другие.

Владимир Галицкий писал: «Недавно я нашёл в Публичной библиотеке имени Салтыкова-Щедрина старые комплекты своеобразной газетки «Одесское обозрение театров». На своих двенадцати страничках она умещала рекламу театров и кино, фельетончики, сатирические стишки, хронику театральных новостей Одессы, Москвы, Петрограда и даже вести с Запада. Газета могла «поднять», «поддеть», «утопить», смотря по заслугам». 9

Издавать театральные журналы удавалось не всегда – в те периоды, когда город оказывался под властью большевиков (январь-март 1918-го, апрель-август 1919 года), ряд изданий приостанавливал свою деятельность. «Со времени ухода большевиков Одесса обогатилась сразу несколькими театральными изданиями – еженедельники «Мельпомена», «Фигаро» и ежедневная газета «Театральный день». Особенного распространения смогла добиться «Мельпомена», которая с приличным тиражом выпускает уже 30-й №», — писал в 1918 году другой театральный журнал «Дивертисмент». Интенсивность театральной жизни в Одессе нарастала по мере усугубления ситуации, вызванной революцией и гражданской войной, в столицах и в России в целом – Одесса наряду с Крымом стала последним очагом прежней жизни, связующим этапом между Россией и эмиграцией.

Феномен театральной Одессы был бы неполон без упоминания об артистах, которых город у Чёрного моря дал миру и чей талант раскрылся именно в Одессе. В контексте нашей темы – это Леонид Утёсов и Рина Зелёная, Иза Кремер и Алексей Алексеев, Юрий Морфесси и братья Коралли. Одесса считалась главной «фабрикой» куплетистов, а куплет на русской эстраде до Октябрьского переворота считался самым популярным жанром. Достаточно вспомнить имена П. Бернардова, Л. Зингерталя, Г. Красавина, Ц. Коррадо, А. Франка и другие.

Не удивительно, что при такой интенсивности театральной жизни новые веяния из столиц моментально подхватывались в Одессе. И если первый театр-кабаре «Летучая мышь» открылся в Москве в 1908 году, «Кривое зеркало» и «Лукоморье» в этом же году открылись в Санкт-Петербурге, то уже в следующем, 1909-м, в Одессе открылось первое кабаре «Бибабо».

КАБАРЕ

В предисловии к книге А.Г. Алексеева «Серьёзное и смешное» Лев Никулин писал:

«Когда в 1909 году я занял, «согласно купленному билету», место в последних рядах небольшого зрительного зала, то, разумеется, не мог предположить, что спустя пятьдесят семь лет мне придётся писать это предисловие.

Дело было в Одессе, в зале Благородного собрания. 10 Зрелище, которое мне предстояло увидеть, называлось «Кабаре Бибабо». Это название забавных кукол, которые надевали, как перчатку на руку; кукла оживала, когда двигали пальцами. Что же касается слова «кабаре», то оно тогда только что появилось в России, перекочевав к нам из Парижа, с Монмартра.

И вот в этот знаменательный вечер на подмостках появился худощавый, приятной наружности, элегантный молодой человек и заговорил с публикой. Зрители ещё не совсем понимали, какую роль игра этот молодой человек, но к концу программы он всё-таки их расшевелил. <…> Когда автор этой книги увлёкся искусством эстрады в провинции, Одесса тоже считалась провинцией, хотя была университетским городом. Алексей Григорьевич оказался там пионером этого жанра и амплуа». 11

Вот что писал сам Алексеев:

«В 1909 году … группа одесских артистов и журналистов задумала открыть сатирический театр. Я считался способным любителем и остроумным парнем, и меня привлекли к участию в создании этого театра. Нарекли мы его «Бибабо»…

Репертуар составлялся частью из пьес петербургского сатирического театра «Кривое зеркало», частью его писали мы сами. Конферировать поручили мне. А как это делается, никто из нас толком не знал.

<...> На наших, как сказали бы теперь, «творческих собраниях» мы сообща выдумывали, как связать номера программы. Я всё это записывал. Потом стали говорить мне: «Ну, вы тут сами придумайте». А затем и вовсе перестали обсуждать связки, и я целыми днями только и думал о том, что и как я буду говорить между пьесами и выступлениями». 12

Алексеев упоминает, что в репертуаре кабаре были оперные арии и целые действия из опер (в частности, из «Прекрасной Елены» Оффенбаха), пьеса Н.Н. Урванцова «Жак Нуар и Анри Заверни» из репертуара «Кривого зеркала», проводились литературные вечера, на которых выступали Семён Юшкевич, Александр Куприн. Называет имена певиц и певцов – Анастасии Вяльцевой, Наталии Тамары, Надежды Плевицкой, Юрия Морфесси. В сезоне 1911/12 годов театр перебрался в зал «Гармония» и сменил название на «Зелёный попугай». Он стал первым одесским театром миниатюр.

Именно театры миниатюр стали в Одессе наиболее популярными во втором десятилетии прошлого века. «Кабаретный» всплеск случился в Одессе уже к концу его, в 1918-19 годах. В театральных изданиях стала появляться реклама вновь открывшихся заведений.

В 170-м номере ежедневной газеты «Театральный день» за 1 (14) ноября 1918 года опубликована реклама: «Где вы ужинаете после театра? В кабарэ «Гротеск», Дерибасовская, 10». В «Гротеске», который начинал свою работу в 10 часов вечера, можно было посмотреть 15 первоклассных номеров и насладиться «лучшей кухней». В рекламе подчёркивалось, что в «Гротеске» «прохладнее, чем везде». Вход стоил 8 рублей 60 копеек.

В 175 номере «Театрального дня» опубликована реклама кабаре «Трокадеро», что на Кондратенко, 37. Зрителям предлагались ежедневно вокально-музыкально-концертные вечера с первоклассными артистами.

В театре Литературно-Артистического общества в декабре 1918 открылось кабаре «С мухой», оно работало с 21-30 до 4 утра. Кабаре «Макаревич» открылось осенью 1918 в Колодезном переулке, 12. Ежедневно давалось до 25 номеров. На Спиридоновской, 28 открылось кабаре «Эльдорадо». И даже в Одесском Интеллигентном собрании на Греческой, 48 было своё кабаре.

Критика неоднозначно относилась к всплеску появления новых кабаре. А. Любимов писал: «Нынешний сезон – мертворожденное чадо, родившееся от мезальянса искусства и улицы. Улица в настоящее время, оказалась очень сильной, нахальной, банальной – и ребёнок вышел весь на неё, весь от улицы, крикливый, кривобокий и трусливый, как заяц. … Нынешняя жизнь вытравила искусство из сырых и строгих дней мировой ломки. Вся наша жизнь – огромный театр. Одесса – это уборная театра и она вся отравлена политикой. В Одессе сейчас опера с М.Б. Черкасской, драма с Е.А. Полевицкой, народная драма с Е.Т. Жихаревой и ещё много гастролёров и имён есть в Одессе, перехлёстнутых через Оршу из грозной и далёкой Совдепии. От искусства есть много в Одессе. Но само искусство питается скверной злобой дня. … Поэтому царит кабаре. Оно задавило, победило и Полевицкую, Жихареву, Черкасскую и Озаровского. Одесский театр омертвел. Окабаретился. … Все эти подвалы: «Грот», «Монте-Карло», «Буф» и «Эльдорадо» прекрасно существуют, отнимая публику от настоящего искусства». 13

Однако было в Одессе несколько кабаре, которые выгодно отличались от других и стали легендарными.

6 (19) января 1919 года в Одессе открылось кабаре «Весёлая канарейка». «В кабаре … в составе труппы приглашены г-жи Ракитина, де-Гессейр, Раисова, Робелли, Мирвольская, Сафьянова, Макарова (прима-балерина Гор. театра) и др., гг. Ракитин (режиссёр), Значковский, Волошин, Герольский, Вилли-де-Вильо, Люткевич, Городецкий, Тонин, Данилевский, Скарлато, Ильин и Лозинский (балетмейстер Гор. театра). Приобретено исключительное право постановки многих пьес. Для первой программы ставятся: «Лекарство от девичьей тоски», «Урок музыки», «Тривиальная комедия», полька «Буржуй и пролетарий», сольное выступление г. Значковского и др.», — писала газета «Театральный день». 14 Помещение кабаре было расписано по эскизам молодых одесских и петербургских художников; среди одесситов были брат Ильи Ильфа, Сандро Фазини, и его друг Сигизмунд Олесевич.

«Из всех, расплодившихся в последние дни в Одессе кабаре, единственно петербургский подвал «Весёлая Канарейка» с честью поддерживает свою репутацию чисто художественного Театра кабаре по типу петербургских “Би-ба-бо”, “Привала комедиантов” и др. Великопостный сезон в “Канарейке” открылся целым рядом новых постановок, приобретённых дирекцией в исключительное право пьес и не менее интересными гастролёрами, как например артиста И. Значковского, итальянского певца и др.», — такая заметка появилась в журнале «Мельпомена» вскоре после открытия «Весёлой канарейки». 15

В том же 1919 году в Колодезном переулке, в здании, где до этого находился «Малый театр», а позже много лет работал кинотеатр имени Котовского, открылось ночное кабаре «Дом артиста» (Владимир Галицкий в своих воспоминаниях называет его «Дом актёра», одесская пресса также называла его «Дом кружка артистов»). Как писала газета «Театральный день», президентами кабаре были П. Баратов, В. Вронский и Собольщиков-Самарин. К 12 часам ночи туда съезжались артисты одесских театров и давали концерты.  Владимир Галицкий писал: «Три этажа “Дома актёра” были заполнены кутящей публикой. Залы, … расписанные странными пятнами, линиями, абстрактными фигурами, гудели от смеха и говора гостей. Над столиками висели причудливые абажуры, в глубине была сделана эстрада, стояло пианино. Концерты шли до рассвета на всех этажах. Хлопали пробки, сновали ловкие официанты, то и дело вспыхивали скандалы. <…> Артистам работать было тяжело. Они иногда прерывали номер, удалялись за кулисы, и конферансье приходилось успокаивать взвинченный зрительный зал. Помню, как Юлия Даминская плакала и говорила, что в последний раз выступает на этой сцене. Но назавтра она как ни в чём ни бывало приезжала в «Дом актёра». Трудно было отказаться от больших денег, которые там платили.

В «Доме актёра» я увидел А.Н. Вертинского. Я уже знал, напевал его песенки, ведь их пели все. Но сейчас, ночью, в этой угарной обстановке, они звучали как-то по-особому.

<…> Вертинский особенно возбуждал аудиторию «Дома актёра» своей песенкой о трёх пажах: «Три юных пажа покидали навеки свой берег родной, в глазах у них слёзы блистали, и горек был ветер морской». Мужчины то и дело смахивали слезу, женщины прятали лица в платочки, некоторые выбегали из зала». 16

«Внизу было фешенебельное кабаре с Изой Кремер и Плевицкой, а вверху — карточная комната. Я пел там ежевечерне», - писал сам Вертинский. 17

А вот что писал о «Доме артиста» Леонид Утёсов:

«Из Гомеля я снова вернулся в Одессу, а там снова была неразбериха. В портовом городе положение меняется чаще, чем в других местах. Только что были немцы со Скоропадским, и вот уже самих немцев разоружают французы и греки — в Германии революция. В этой суматохе другой раз сам не знаешь, что делаешь. Одно время я даже не выступал на сцене, а служил адъютантом у брата моей жены, который, пока в Одессе была Советская власть, был уполномоченным «Опродком-запсевфронт и наркомпродлитбел», что означало: «Особая продовольственная комиссия Северо-западного фронта и народного комиссариата Литвы и Белоруссии». Я ходил в черной кожанке, увешанный оружием, — справа висит маузер, за поясом наган. Ах, какая это была импозантная фигура! Однако длилось это недолго, ибо опять пришли белые.

С их приходом в Одессе возник Дом артиста.

Как странно, в одно и то же название люди могут вкладывать совершенно различное содержание. Сегодня тоже есть Дома актеров. Там бывают вечера, лекции, работает университет культуры, иногда показывают фильмы.

У белых же «Дом артиста» в девятнадцатом году в Одессе представлял собой следующее: первый этаж — бар Юрия Морфесси, знаменитого исполнителя песен и цыганских романсов; второй этаж — кабаре при столиках, с программой в стиле все той же «Летучей мыши»; третий этаж — карточный клуб, где буржуазия, хлынувшая с севера к портам Черного моря и осевшая в Одессе, пускалась в последний разгул на родной земле. Как они это делали, я наблюдал не раз, ибо участвовал в программе кабаре вместе с Изой Кремер, Липковской, Вертинским, Троицким и Морфесси.

Все это было частным коммерческим предприятием, приносившим хозяевам солидные доходы.

Кремер выступала со своими песенками «Черный Том» и «Если розы расцветают». Она пришла на эстраду тогда, когда в драматургии царил Леонид Андреев, в литературе — Соллогуб, а салонные оркестры играли фурлану и танго. Песни Изы Кремер об Аргентине и Бразилии — она сама их и сочиняла — были искусственны. Ее спасали только талант и темперамент.

Вертинский выступал в своем костюме Пьеро, с лицом, густо посыпанным пудрой. Он откидывал голову назад, заламывал руки и пел, точно всхлипывал. «Попугай Флобер», «Кокаинеточка», «Маленький креольчик»…

В Доме артиста я был, что называется, и швец, и жнец, и на дуде игрец. Играл маленькие пьесы, пел песенки, одну из которых, на музыку Шуберта «Музыкальный момент», распевала потом вся Одесса. Ее популярность объяснялась, может быть, тем, что в ней подробно перечислялось все то, чего в те годы не хватало — хлеба, дров, даже воды». 18

Одесские газеты регулярно писали о приезде новых артистов. Вот, например, отрывок из рубрики «Хроника» газеты «Театральный день»: «В “Дом артиста” приглашены балерины М.Л. Юрьева, В.С. Воронцова-Ленни, Л.К. Джонсон; г.г. Альперов и Футлин, Л.В. Мансветова, А. Америков, Арман Дюклэ и др.». 19

В том же 1919 году в Одессе открылось ещё несколько кабаре – кабаре «ОРТ», созданное московскими антрепренёрами Ф.Ф. Томасом и И.С. Зоном (в программе открытия участвовали артисты «Летучей мыши» Т. Дейкарханова, Н. Дианина, г-н Волков, читал рассказы Леонид Утёсов); кабаре «Максим» на Садовой, 4, где среди прочих артистов выступала и «цыганка Аза», кабаре «Наш уголок», «Интимный уголок», кабаре «Пале-де-Кристаль», кабаре «Золотая рыбка» на Преображенской, 48, кабаре «Селект», «Аполло» на Полицейской, 36 и даже кабаре «Уголок Москвичей» в ресторане «Бристоль» на Пушкинской, 15 — для оказавшихся в Одессе и тоскующих по родному городу москвичей.

Широко анонсировалось открытие кабаре «Ко всем чертям» антрепренёра А.О. Дранкова — пресса писала, что с 12 октября 1918 года в нём начинаются гастроли фарсовой группы во главе с И.А. Смоляковым. В качестве конферансье и руководителя художественной части был приглашён Ю.Э. Озаровский. Помимо кабаре в Одессе, А. Дранков широко рекламировал открытие кабаре в Киеве, создание киностудий и киношкол в Одессе, Киеве и Харькове. Собрав деньги с многочисленных желающих прикоснуться к тайнам киноискусства, г-н Дранков исчез «ко всем чертям».

Всеобщим веяниям поддался даже Алексей Толстой, чья пьеса «Смерть Дантона» с успехом шла в Одесском драматическом театре. В январе 1919 года вместе с О.Э. Озаровским пытается организовать в Одессе художественное кабаре. Об этом пишет Елена Толстая:

«Неспособность политических организаций юга России преодолеть сектантские предрассудки и поддержать Добровольческую армию привела к краху Одессы. Мы ощущаем эту же неспособность интеллигентной одесской аудитории отказаться от стереотипов в пользу реальности, читая рецензии на одесскую постановку пьесы Толстого "Смерть Дантона".

В истории того, как Толстой пытался выжить в городе, где благие начинания сходили на нет, а дурные предчувствия сгущались, особую роль играет тема кабаре. Их открывают у себя серьёзные театры, чтобы компенсировать падающие сборы. Внезапно появляются десятки кабаре — и крупные артисты не считают для зазорным в них участвовать. Но все затмевает знаменитая "Летучая мышь" Балиева, которая, не теряя уровня и сохраняя жанровое лицо, приобретает всё больше того, что рецензенты называют "интеллигентностью" и "художественностью". Перед нами классическое выдвижение "периферии" в центр художественного процесса.

Толстой отмечает в одной из статей, что искусство осталось только в кабачках, подвалах и кабаре. Последний его одесский проект связан с собственным кабаре, однако почему-то вместо него возникает серьёзный театр одноактной пьесы - и тут же идёт ко дну: оказывается, зритель отвык от "настоящего" театра, от серьезного отношения к произносимому слову. Этот глубоко поучительный эпизод наводит на мысли о том главном уроке, который Толстому пришлось усвоить в Одессе: о чувстве современности, которое не разрешает "прямого слова" в искусстве, а требует иронии, игры, сложных повествовательных тембров, многоголосия, авторской отстранённости». 20

Кабаре не получилось – получился «Весенний театр», театр одноактных пьес, который вскоре прогорел. Репертуар был «слишком серьёзным» для привыкших к иному одесситов.

Продолжение следует…

1. В. Галицкий. «Театр моей юности». М., «Искусство», 1984. С. 47.
2. И. Нежный. "Былое перед глазами". М., 1965. С. 65.
3. В. Коралли. "Сердце, отданное эстраде". М., 1988. Цит. по: Татьяна Щурова. «Слишком много думать неприлично». Альманах «Дерибасовская-Ришельевская», Одесса, № 44, 2011. С. 265.
4. А.Г. Алексеев. Серьёзное и смешное. М., «Искусство», 1984. С. 82.
5. Там же. С. 47.
6. «Благоухающий пепел. По страницам одесской периодики». Одесса, 2009. С. 109.
7. А. Вертинский. «Одесская пресса». «Мельпомена», № 19, 10 августа 1918 года. С. 8-9.
8. В.В. Голота. Театральная Одесса. Киев, «Мистецтво», 1990. С. 6.
9. В. Галицкий. Театр моей юности. М., «Искусство», 1984. С. 29
10. Здание не сохранилось, сейчас на его месте находится здание Института холода, криотехнологий и экоэнергетики имени В. С. Мартыновского (ИХКЭ).
11. А.Г. Алексеев. Серьёзное и смешное. М., «Искусство», 1984. С. 49.
12. А.Г. Алексеев. Серьёзное и смешное. М., «Искусство», 1984. С. 59
13. «Театральный день», № 190, 23 ноября (6 дек.) 1918 года. С. 5.
14. «Театральный день», № 226 от 4 (17) января 1919 года. С. 8.
5. «Мельпомена» № 50  от 2 марта 1919 года. С. 10.
6. В. Галицкий. Театр моей юности. М., «Искусство», 1984. С. 78-79.
7. Цит. по: https://profilib.net/chtenie/12464/aleksandr-vertinskiy-chetvert-veka-bez-rodiny-stranitsy-minuvshego.php
8. Л. Утёсов. «Спасибо, сердце!». М. Всероссийское театральное общество, 1976. С. 139-140.
9. «Театральный день», № 226 от 4 (17) января 1919 года. С. 8.
20. Е. Д. Толстая. Деготь или мед. Алексей Толстой в 1917—1919 гг. (неизвестные тексты и материалы). «Дом князя Гагарина. Сборник научных статей и публикаций. Выпуск 3, часть вторая». Одесса, ЗАО «Пласке». 2004. С. 32-33.
скачать dle 12.1