«Поэты Первой мировой» - книжная серия, посвящённая отражению Великой войны в мировой поэзии. В 2016 году был издан первый том «Германия, Австро-Венгрия», в который вошли как ранее известные (в других переводах), так и впервые переведенные с немецкого стихи. Автором переводов, составителем книги и инициатором проекта выступил Антон Чёрный. Готовится к печати второй том - «Поэты Первой мировой. Британия, США, Канада». Над переводами работал коллектив переводчиков; составители - Артём Серебренников и Антон Чёрный. В преддверии выхода английского тома антологии мы поговорили с Антоном Чёрным.Маргарита Голубева_____________________
- Как идёт работа над английским томом антологии «Поэты Первой мировой»? - Мы уже вполне приблизились к стопроцентной готовности. Параллельно с подготовкой макета собираем средства на площадке Планета.ру. От этого сейчас многое зависит. Даже если мы соберем не всю сумму, а только её половину, можно будет привлечь еще какие-то сторонние средства и сделать тираж.
- Какой будет структура следующих томов антологии? В частности, как предполагается представлять русскую поэзию?- В связи с выходом первых двух томов серии я часто слышу один и тот же простодушный вопрос: мол, а как же русские? Ну, странно вообще, когда спрашивают переводчика, почему он издаёт переводные тексты. Когда после выхода немецкого тома «Поэтов Первой мировой» зашла речь о серии книг, мы с коллегами набросали примерный план: немецкий том, английский, затем русские и сербы под одной обложкой и заключительный том «По обе стороны фронта», включающий широкую панораму европейской (и не только) поэзии этой эпохи. Есть уже заявки от переводчиков с разных языков: итальянского, венгерского, чешского и т.д. Составом русско-сербского тома мы пока ещё предметно не занимались, но хотелось бы сделать что-то эксклюзивное, с опорой на архивы и редкие тексты. Будем учитывать и опыт предшественников, той же антологии Анатолия Соколова, вышедшей в Питере несколько лет назад. Свою задачу мы в данном случае видим не в патриотическом воспитании, у нас скорее прикладные задачи. Главное - избавить научное и читательское сообщество от советского мифа, что Великая война не оставила в русской литературе заметного следа. Просто необходимо кропотливо собрать и ввести в оборот представительный корпус текстов, причём в случае с нашей серией получается, что этот корпус сразу будет помещён в европейский контекст. Сколько лет это займёт, при условии, что все мы участвуем в проекте параллельно с основной работой, пока не могу сказать. По крайней мере, пока на каждый том уходит года по три, включая сбор материалов, переводы, аппарат издания и вёрстку.
- Расскажи, пожалуйста, о своём вхождении в круг переводчиков сетевой антологии «Век перевода». Продолжаешь ли ты работать с Евгением Владимировичем Витковским? - На форум «Век перевода» я попал в 2004 году, имея на руках несколько любительских переводов. Долгое время просто заходил что-то почитать, участвовал в беседах. В конце концов, Евгений Владимирович взял меня, что называется, в оборот и убедил пройти школу жёстких разборов. С его помощью и при поддержке других коллег за четыре года удалось довести до стадии печати сборник Георга Гейма в моих переводах. Я и до сих пор консультируюсь с ним по разным вопросам. Евгений Владимирович - очень особенный для меня человек, один из тех, кто сформировал мои эстетические предпочтения и отчасти даже мировоззрение.
- Можно ли сказать, что он сформировал внутреннюю этику нынешнего сообщества переводчиков поэзии на русский язык? Например, что касается объединений, организующихся независимо от государственных институций.- Да, именно так. Он на заре интернета почувствовал огромный потенциал мировой сети, возможность создавать творческие объединения и рабочие группы международного уровня, не выходя из комнаты. С 2003 года участники форума подготовили несколько очень серьёзных работ, каждая из которых требовала раньше труда целой редколлегии. Притом, на момент открытия форума Витковскому было 53 года. Мало кто может похвастаться, что в предпенсионном возрасте освоил совершенно незнакомую технологию и создал из неё культурный феномен. В досетевую эпоху институция была первичной, т.к. любая общность литераторов была завязана на печатный станок, доступ к которому не мог быть абсолютно независимым. Сеть перевернула пирамиду, и теперь сначала собираются несколько увлечённых людей, а уж затем они могут обрасти функционалом, внутренними связями, этикой, проектами. А могут просто пожать плечами и разойтись. Для этого давно уже не нужен ни союз писателей, ни издательство. Даже личное знакомство между ними не обязательно.
- Как появилась идея совместной работы с переводчиками Артёмом Серебренниковым и Александром Триандафилиди, давно ли существует ваше эстетическое содружество? - Наш тройственный союз образовался как-то сам собой. Называется он Содружество переводчиков Drugimi Slovami. Мы все, в разной степени, ученики Евгения Витковского, познакомились на форуме «Век перевода». Просто в какой-то момент решили выбрать себе имя и начать помогать друг другу готовить книги к печати: переводами, продвижением, составительской работой. Мы и до этого так делали, просто теперь это всё переходит в какую-то осознанную фазу. Возможно, наш круг со временем расширится, есть несколько проверенных коллег, работающих с языков, которые нам недоступны.
- Вы специализируетесь на разных эпохах, на разных языках. Какие проекты - книгоиздательские и иные - объединяют вас сейчас? - Мы все трое работаем с английского. Это нас объединяет в какой-то мере. И для каждого из нас английский является как бы вторым, дополнительным. Артём Серебренников, прежде всего, специалист по испанской литературе, защитил докторскую диссертацию по Сервантесу в Оксфорде. В его круг интересов также входят французские поэты в широком временном диапазоне, сейчас он прорабатывает эпоху барокко и добился внушительных результатов. Александр Триандафилиди - специалист по итальянской и французской литературе Средних веков и Ренессанса. В его переложениях уже выходили крупные работы, два стихотворных рыцарских романа Кретьена де Труа, а теперь главный проект, который мы хотим помочь ему издать - завершённый им полный поэтический перевод романа «Неистовый Роланд» Ариосто. Этот титанический труд, в культурном смысле соразмерный переводу «Илиады», занял у него больше десяти лет. Понадобятся объединённые усилия, чтобы собрать средства и издать эту огромную трёхтомную книгу. Ну а моя вотчина - немецкие поэты и в последнее время я ещё немного перевожу с нидерландского.
- Насколько прижилась правовая культура перевода на нашей почве? Сегодня уважение к этому аспекту - правило хорошего тона, но сказывается ли ещё историческое наследие коллективизма на отношениях с авторским правом? Какие трудности это создаёт в общении с зарубежными коллегами?- Ситуация улучшается, но всё равно пиратские и полупиратские книги выходят. Я выступаю за полную прозрачность. Если мне нужны тексты, защищённые копирайтом, я сам провожу переговоры, заключаю договор, плачу деньги. Многие и не подозревают, насколько дёшево могут обойтись права даже на самые канонические тексты. Так, например, за право опубликовать перевод легендарной песни «Лили Марлен» я уплатил наследникам Ханса Ляйпа всего тридцать евро, причём оказалось, что к ним вообще впервые обращаются из России за разрешением. Т.е. все прежние переводы, включая перевод Бродского были, по сути, пиратскими.
- После первых переводов нового для русского языка поэта следует его освоение культурой-восприемницей. Постепенно, зачастую медленно он входит в литературный канон. С одной стороны, филолог, профессиональный читатель, критик откликаются на такое событие той или иной формой обратной связи: обзоры оперативнее, исследования основательнее. С другой стороны, более-менее широкому читателю быстрее становится известен поэт с мифологизированной биографией. В этом смысле судьба Георга Гейма - готовый горький миф: юность и безвременная смерть, тёмное (и в смысле «страшное», и в смысле «неясное») пророчество, страсть к поэзии и вынужденное занятие правом. Посмертно он дал этот миф немецкой литературе, а немецкая история пропустила его наследие через запутанный цикл признания-запрета-канонизации. Русский Гейм, с другой стороны, ещё не превратился в общеизвестную знаменитость, как Рильке или Целан?- Кто-то и правда считает, что в последние годы Гейму уделяется незаслуженно много внимания. Здесь катализатором был печальный юбилей - в 2012 году было сто лет со дня его гибели. Помнится, мы с питерскими друзьями-литераторами даже хотели в этот день почтить его память массовым катанием на коньках. Жаль, что этот перформанс не состоялся. К этой дате и вокруг неё вышло несколько книг, были публикации в журналах. Но опять же, переводчики хватаются за один и тот же набор канонических текстов, все пытаются исправить «ошибку Гаспарова», этот невозможный том плохих прозаических переводов, вышедший в «Литпамятниках» в 2003 году. В итоге повторных переводов много, а цельного корпуса текстов, который можно было считать достаточным для русской культуры, пока нет. Дело ещё и в том, что русский - мировой язык, язык-посредник, и мы трудимся в том числе и для того, чтобы укрепить этот его статус. Иметь корпус значимого автора на русском значит ознакомить его со всей сферой культурного влияния России, это очень интересная задача. Поэтому я считаю, что торопиться, конечно, не надо, но однажды Гейма нужно уже издать солидным кирпичом или даже двумя, т.к. его наследие включает не только стихи, но и прозу, и огромный пласт эпистолярно-дневниковой «паралитературы», без которой его произведения просто читаются по-другому.
- Всё, что написано на английском, располагает многочисленными переводчиками на почти любой язык. Случается, что не самые выдающиеся в художественном отношении стихи облюбованы широким читателем и переводятся раз за разом только в силу наибольшей доступности английского языка. Какие отношения сложились у тебя с английской поэзией и английским языком?- На самом деле, эта утомительная повторяемость имён и переводов - лишь иллюзия, что всё давно уже сделано по много раз. Англоязычная культура бездонна, в ней всегда найдётся, чем заняться человеку увлечённому. Другое дело, что английский, хотя я его и учил первым, всё-таки для меня стал вторым иностранным языком. Я люблю немецкую просодию, книгоиздание, культуру слова. В моём случае переводы с английского - это в какой-то мере испытание себя, выход из зоны комфорта: смогу или нет? За время, что я прожил в США, удалось укрепить языковые навыки, так что в англоязычном материале я теперь себя чувствую свободнее. Думал, что начну лучше понимать стилистические оттенки, и это как-то меня увлечёт. Но произошло как раз обратное: мне английские тексты кажутся теперь более плоскими, понятными, лишёнными магии. Конечно, не без исключений. Когда «начитываешь язык», сталкиваешься со всяким. На полке в качестве почётных гостей осели Роберт Сервис, Роберт Фрост и Робинсон Джефферс. К ним ещё, может быть, вернусь. А пока занят пёстрым составом антологии.
- Есть ли у тебя ближайшие планы переводить с других языков, кроме немецкого и английского? С нидерландского, с испанского? Чем близок тебе каждый из них - и сам по себе, и в связи с поэтической традицией?- Мои опыты с нидерландского пока не очень серьёзные. Жизнь сложилась так, что я начал учить этот язык накануне отъезда в Америку (да, нехватка логики), и работал с перерывами, без погружения. Испанский прилип как-то сам по себе, когда я жил в Калифорнии, я его оставил на потом. Должен же переводчик чем-то заниматься под старость. Евгений Витковский, например, взял, да и в шестьдесят лет начал переводить с гэльского. Так что в ближайших планах у меня завершить английский том по Первой мировой и вернуться в германистику. Есть ряд тем, по которым я хотел бы написать статьи и даже может быть еще одна книга получится - всё из бездонной эпохи начала ХХ века. Но пока без подробностей.
скачать dle 12.1
