ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Сергей Баталов. НА ВЗГЛЯД МАРСИАНИНА

Сергей Баталов. НА ВЗГЛЯД МАРСИАНИНА


Заметки о криптолитературоведении


В 1964 году великий психолог Эрик Берн, перечитав сказку о красной шапочке, задался несколькими простыми вопросами: «Какая мать пошлет маленькую девочку в путь через лес, где водятся волки? Почему она не отнесла еду сама или не пошла с дочерью? Если бабушка столь беспомощна, почему мать позволяет ей жить одной в отдаленной хижине? Но если уж девочке обязательно надо было идти, то почему мать не запретила ей останавливаться и заговаривать с волками?» Вопросы на этом не закончились, но еще интереснее ответы, которые дает Берн: «Если брать результат таким, каков он есть на самом деле, то все в целом – интрига, в сети которой попался несчастный волк: его заставили вообразить себя ловкачом, способным одурачить кого угодно, использовав девочку в качествеприманки. Тогда мораль сюжета, может быть, не в том, что маленьким девочкам надо держаться подальше от леса, где водятся волки, а в том, что волкам следует держаться подальше от девочек, которые выглядят наивно, и от их бабушек». Глава известной книги «Игры, в которые играют люди. Люди, которые играют в игры», в которой и содержится вышеприведенный пассаж, называется «Сказка о Красной Шапочке с точки зрения марсианина». Способность посмотреть на литературу «марсианскими» глазами, умение задавать такие вопросы и делать такие выводы стало впоследствии сутью метода, получившего название криптолитературоведение. О нем и поговорим. 

Для начала необходимо объяснить, что же такое это за зверь –криптолитературоведение. В самом грубом приближении, это такой поджанр эссеистики, который ориентирован на исследование какого-либо литературного текста с позиций отыскания скрытой мотивировки поступков его персонажей, отличающейся от традиционной трактовки. Эта игра предполагает одно допущение: текст рассматривается как объективная реальность, то есть сознательно отбрасывается версия о возможных просчетах автора. То есть, предполагается, что если какой-то факт отражен в тексте, он имеет логическое объяснение. При наличии логических противоречий ищется скрытая логика, способная их разрешить, какой бы абсурдной на первый взгляд она не казалась. Действия литературных персонажей рассматриваются с точки зрения логики и здравого смысла, которыми они должны были бы руководствоваться в реальной жизни. В идеале, итогом подобного прочтения должен стать полный переворот в нашем восприятии прочитанного текста. Такая вот конспирология применительно к литературному произведению.

Когда в первый раз сталкиваешься с криптолитературоведческими материалами, поначалу не понимаешь, как к ним относится, мол, не шутка ли это? Забавной кажется сама идея такого разбора, но для шутки – слишком уж глубоко копают. 

Вообще говоря, человечество стало развлекаться нестандартным прочтением литературы очень давно. Михаил Гаспаров в «Занимательной Греции» вспоминал философа Диона Златоуста, который на голубом глазу доказывал древним еще грекам, что в Троянской войне победили не ахейцы, как считалось со времен Гомера, а напротив – троянцы. Логика у него была такая: «Но вот во второй день навстречу троянцам выходит могучий греческий герой в доспехах Ахилла. Он храбро сражается, убивает нескольких троянских воинов, а потом сходится с Гектором и гибнет. В знак победы Гектор снимает и уносит его доспехи. Кто был этот воин в доспехах Ахилла? Каждому понятно, это был сам Ахилл, это он выступил на помощь своим, и это он погиб от руки Гектора. Но грекам обидно было это признать – и вот Гомер изобретает самую фантастическую из своих выдумок. Он говорит: в доспехах был не Ахилл, а его друг Патрокл; Гектор убил Патрокла, а Ахилл на следующий день вышел на бой и отомстил за друга, убив Гектора».

Впрочем, к предшественникам криптолитературоведов Златоуста отнести все же сложно. Здесь нарушено главное условие игры: презумпция доверия к автору. То есть предполагается, что автор не будет сознательно вводить нас в заблуждение. Что он честно сообщит нам все значимые факты. Он может при этом не акцентировать внимание на некоторых из них, но внимательный читатель найдет в тексте всю необходимую информацию. Так, если в приведенном отрывке Гомер пишет, что в доспехах был Ахилл, мы вынуждены принять на веру, что в них был Ахилл. Вот если бы мы узнали об этом от кого-то из персонажей, у нас появилось бы пространство вариантов, потому что персонаж может как соврать, так и сознательно ошибиться, введенный в заблуждение доспехами. А так – нет.

Конечно, эта презумпция, как и любая презумпция, всего лишь условность, невозможная в реальности. И поэтому криптолитературоведение– это в первую очередь игра, попытка построить безупречно логичные выводы на очень зыбком допущении. 
Конечно, сегодня встречаются и иные работы, более близкие к античному интерпретатору Гомера. В основном они касаются классической литературы и направлены либо на выяснение тайного смысла, заложенного автором в свое произведение, либо на раскрытие тайных обстоятельств его создания. Сюда мы можем отнести и версии истинного авторства «Гамлета» или «Тихого Дона», и новые трактовки «Евгения Онегина». По сути, все это представляет собой обычное литературоведение. Только любительское. 

Для нашего же легкого жанра эти аспекты не играют никакой роли. Обстоятельства создания произведения – несущественны. Кто написал – неважно. Какие прототипы скрыты под именами тех или иных персонажей – не интересно. Важно только одно – психологическая достоверность поступков и внутренняя непротиворечивость описанных в сюжете обстоятельств. По сути, этот жанр – эксперимент. Попытка проверить литературные события логикой реальной жизни. Текст для такого экспериментатора является «вещью в себе», и обнаруженное в нем двойное дно также является объективной реальностью, вне зависимости от того, предполагал его автор такой эффект или нет. 

Конечно, совсем не задавать вопрос о том, умышленно ли был создан тайный слой, наши исследователи тоже не могут. Так, Константин Костин в своих эссе «О чем молчал Атос?» и «Слово в защиту графа де ла Фэр», посвященных сами знаете какому роману, убежден, что Дюма-отец сделал это сознательно. Аргумент при этом у него только один: создать столь сложное, внутренне непротиворечивое, логически выверенное «второе дно» можно только сознательно. Более того, с точки зрения автора, это лишний раз доказывает, что Дюма был гением. 

Впрочем, бывает и по-другому. Так, в рассказе «Смерть русского помещика» Сергей Борисов обвиняет в логических просчетах не абы кого, а самого создателя «Братьев Карамазовых» Ф.М. Достоевского. В этом рассказе мы сталкиваемся не с кем-нибудь, а с Шерлоком Холмсом, который вопреки своим принципам отказывается делать окончательный вывод о том, кто же все-таки убил Карамазова-старшего. Отговорился тем, что великий роман крайне противоречив и допускает разные трактовки. Возможно... Но надо сказать, что романы Федора Михайловича давно уже возбуждают любопытство людей с нестандартным мышлением, вот, например, и Дмитрий Быков в одном из интервью предложил альтернативную кандидатуру на роль убийцы в «Братьях...». Так что, возможно, что за анализ романов Достоевского методами криптолитературоведения всерьез просто еще никто не брался.  

Кстати, доставалось и Холмсу. В романе Пьера Байяра «Дело собаки Баскервилей» разносились его выводы относительно убийства и доказывалось, что подлинный убийца ушел от ответственности. Сознательно ли Конан Дойл допустил возможность такого вывода, остается загадкой. 

Есть еще один пример, когда авторский умысел на создание «второго слоя» был доказан практически экспериментально. Несколько лет назад в живом журнале появилась серия статей, объединенных общим названием «Большая игра профессора Дамблдора». Авторы этих статей, укрывшиеся под псевдонимами «anna_y» и «cathereine», предложили свою версию о наличии тайных целей в действиях многих персонажей «Гарри Поттера». Данные работы интересны были еще и тем, что они выходили параллельно с романами Роулинг, и их авторы предугадали многие события, случившиеся в неопубликованных на тот момент романах цикла. Доходило до смешного, когда сразу же после выхода очередного эссе появлялся свежий роман Роулинг, в котором персонаж вел себя в строгом соответствии с ролью, прописанной для него в рамках концепции.

Но, по большому счету, счету, позиция автора в данном случае не имеет большого значения. Автор – демиург, создавший мир, но в дальнейшем мир живет по своим законам. Из этих законов и исходит аналитик. 

Конечно, в таком случае, чем больше материала для анализа представляет автор, тем интереснее. Самое интересное – анализировать романы со множеством персонажей, множеством событий и неочевидными мотивами. Итак, вернемся к «Большой игре...».

Эта теория с недавних времен приобрела характер культурного явления. То ли в силу культового статуса самого объекта исследования, то ли потому, что разбирать хитросплетения Роулинг и вправду оказалось чрезвычайно увлекательно, но в настоящее время свои версии того, в чем заключалась «Большая игра...», как и кем она реализовывалась, предъявили уже с десяток дотошных читателей. Присоединимся к ним и мы.

Те, кто читал роман «Гарри Поттер и принц-полукровка», шестую книгу серии, наверняка помнят момент, когда профессор Дамблдор поручает Гарри раздобыть магическим способом воспоминания своего учителя – профессора Слизнорта, как Гарри крайне медлит с выполнением этого задания и как настойчиво, раз за разом Дамблдор настаивает на его выполнении. Обычный читатель не обратит внимание на эту линию романа, криптолитературовед непременно задаст один простой вопрос: зачем он это делает?

Ответ не такой простой, как кажется. Сама Роулинг вроде бы подкидывает нам объяснение, что это необходимо для того, чтобы узнать секрет бессмертия Воланд-де-Морта. Мол, Гарри добывает воспоминание и вместе с профессором узнает о крестражах– темных артефактах, в которые темный маг вложил частицу своей души, что и гарантирует ему бессмертие. 

Этот ответ не кажется убедительным. Дамбльдор уже знает о крестражах. Он видел два крестража:кольцо Марволо и дневник Тома Реддла, и знает о существовании третьего – медальона Слизерина. Вряд ли такой могущественный маг, как Дамблдор, не догадался, зачем нужны были темному лорду эти игрушки. Знал он о существовании и еще одного крестража, так что его удивление этой новостью было целиком и полностью разыграно для Гарри. 

Тогда зачем ему эти воспоминания были нужны? В воспитательных целях? Но уж больно много поставлено на карту. Воланд-де-Морт уже возродился, и смертельная схватка вот-вот начнется. Не до воспитания, да и воспитывать в любом случае уже поздно. Может быть, для того, чтобы довести информацию о крестражах до Гарри? Но больно много сложностей. Гарри верит учителю, и чтобы довести до него эту информацию о крестражах, Дамблдору достаточно было бы просто рассказать о них. Но Дамблдор требует, настаивает на том, чтобы были добыты воспоминания, как будто от этого зависит что-то жизненно важное. Что?

Оставим пока эту загадку и поговорим вот о чем. Я вполне осознаю, что сам вопрос, нужно ли подходить со скальпелем логики к произведению художественному, весьма спорен. Мы все понимаем, что произведение художественное, в том числе произведение литературное, обращается не столько к логике, сколько к нашему эстетическому чувству, к переживаниям и эмоциям. Не к левому, но к правому полушарию. Быть может, важна не правда мотивации, а правда художественного воздействия? Шут в «Короле Лире» Шекспира исчезает без объяснения причин, просто потому, что его персонаж больше не имеет смысла в развернувшейся драме. Может быть, и в данном случае, для Роулинг драматическое напряжение событий было важнее их логической достоверности?

Может быть. Но давайте проведем логическую цепочку до конца. 

Важность получения Гарри воспоминаний Слизнорта подтверждаются тем, что после их получения события в романе начинают стремительно развиваться: Дамблдор берет Гарри в пещеру, где хранится медальон Слизерина, и для того, чтобы его получить, выпивает смертельное зелье. Вэто же время в Хоггвардс, воспользовавшись отсутствием профессора, проникают сторонники Воланд-де-Морта, а по возвращении Дамблдора Северус Снегг, следуя тайному плану самого профессора, убивает его, чтобы войти в доверие к Воланд-де-Морту. 

Не многовато ли для простых воспоминаний? Можно, конечно, предположить, что Роулинг просто не смогла придумать достаточно убедительную мотивировку. Такое мнение часто высказывают критики романа. Но что если объяснение все же есть? 

Давайте задумаемся о том, в какой ситуации находится Дамблдор. Он смертельно болен, и Гарри, его ученик, которого некогда он дал слово защищать, вот-вот окажется один на один с ненавидящем его величайшим темным магом современности. Магом, сила которого, ко всему прочему, укреплена артефактами, спрятанными в самых недоступных местах магической Великобритании. 

У Дамблдораможет быть только один мотив, чтобы поступать так, как он поступает. Мотив этот – дать Гарри оружие. Которое могло бы дать тому возможность выжить и победить врага. И он это оружие находит. 

Возможно, мы неправильно ставим вопрос. Возможно, надо спросить, не что, а как? Не случайно же Альбус Дамблдор спрашивает Поттера, все ли средства тот употребил, чтобы раздобыть воспоминания. Спрашивает, потому что знает – не все. Гарри не использовал одно-единственное средство, с помощью которого только и возможно решить данную задачу– зелье «Феликс Фелицис». Знает Дамблдор об этом по той простой причине, что подсунул это зелье Гарри он сам.

О том, что зелье Гарри именно подсунули, внимательных читателей романа, я думаю, убеждать не нужно. Тут все шито белыми нитками. Зелье подсунули тем же самым способом, каким несколько ранее подсунули учебник принца-полукровки, полный запретной боевой магии (и с теми же целями –война на носу!). 

Зелье и есть оружие. Оно несет удачу. Правда, как говорит Слизнерот, только на три дня, но Слизнерот мог и соврать, да и что он знает о том, какими сроками действия обладают зелья, если их готовит лично Дамблдор? 

По крайней мере, одно мы знаем точно: с момента употребления зелья Гарри начинает неимоверно, фантастически везти. С легкостью взламываются банки, находятся спрятанные крестражи, а самая могущественная в мире волшебная палочка избирает Гарри своим владельцем. Последний подарок Дамблдора сработал. 

К чему я так долго задержался на этом эпизоде? Потому что это объяснение, кстати, не встречавшееся мне ранее, с легкостью объясняет все многочисленные натяжки в последнем романе серии, а также вносит новые важные нюансы в отношения учителя и ученика. Роулинг столь часто обвиняли в логических противоречиях и в этически сомнительных поступках ее персонажей, что версия, показывающая, что роман в рамках данного художественного мира – предельно логичен, что Гарри победил не случайно, а Дамблдор не предавал любимого ученика, но умудрился уйти, обеспечив ему победу – многое меняет в восприятии самого романа. По крайней мере, я надеюсь на это. 

Конечно, понятно, что настоящее, научное литературоведение все эти любительские развлечения всерьез не воспримет. И можно даже понять, почему.

Дело в том, что у традиционного литературоведения совершенно другой подход к тексту. Никто, даже условно, не будет оценивать «Гамлета» как повествование о фактических событиях. Для ученого это именно текст: с интертекстуальными влияниями, жанровыми особенностями, созданный в конкретную эпоху и конкретным автором. 

Разница еще и в том, что обычный, не крипто-, а просто литературовед ищет и находит в любом тексте извечный человеческий миф. О победе над смертью, например. И будет прав, достаточно вспомнить, как в именах всех злодеев мировой литературы – от Мориарти до Воланд-де-Морта, включая Моргота, Мордаунта, Мораны и многих иных – появлялся древний индоевропейский корень «мор», не нуждающийся в переводе. Он расскажет нам, наш замечательный литературовед, про «героя с тысячью лиц» и не будет задаваться глупыми вопросами, например, о том, почему же все-таки улыбнулся Атос, когда д`Артаньян так уверенно сказал, что уж Арамис-то с Портосом ни за что не продадут только что подаренных Бекингемом лошадей.

Криптолитературовед словно играет в поддавки с текстом. Он воспринимает историю просто как историю – без подтекста. В мифе о Геракле он увидит не воплощение солнца, следующего через двенадцать созвездий, но несчастного, измученного человека, вынужденного выполнять тяжелую и неблагодарную работу. К слову, говоря о Геракле, я не теоретизирую. И в русской, и в мировой литературе давно появились романы, именно так – «реалистически» пересказывающие мифы, достаточно, например, вспомнить и Лайоша Мештерхази с «Загадкой Прометея», и сэра Генри Лайона Олди с его (их) индийским и греческим циклами, и Мэри Стюарт с циклом «артуровским», и Мэри Рено с «Тезеем».

Чтение и упомянутых выше эссе, и, в особенности, упомянтых романов очень увлекательно, познавательно и забавно. Но нельзя не сказать, что у такого  отношения есть и свои риски. 

Во-первых, увлекшись поиском «второго дна», легко перестаешь видеть первое. Однажды я прочитал отзыв человека, посмотревшего очередную экранизацию «Илиады», и смысл отзыва был в том, что без нетривиальной трактовки следить за событиями уже не так интересно. Это был, разумеется, поклонник «криптомифологов». И я его вполне понимаю. Но в этом есть и своя опасность: утрачивается способность воспринимать непосредственно саму историю. В поисках скрытых смыслов перестаешь видеть те, что лежат на поверхности. 

Во-вторых, конечно, такие трактовки наносят сильнейший удар по образам знакомых с детства персонажей. Не все будут рады узнать, что, скажем, мушкетеры не просто веселые кутилы и забияки, но тайные агенты, по уши увязшие в шпионских делах королевы Анны, а доктор Ливси, согласно работе Виктора Точинова «Остров без сокровищ», никакой не доктор, а скрывающийся от правосудия заговорщик-якобит. 
О третьей причине стоит сказать подробнее. Дело в том, что криптолитературоведение (ужасно все-таки длинный термин) вполне можно рассмотреть как одну из разновидностей теории заговора. А все теории заговора страдают одним недостатком – они исходят из веры в объяснимость и рациональность мира. 

В романе Умберто Эко «Имя розы» есть эпизод, когда монах Вильгельм Баскервильский, средневековое воплощение нашего любимого сыщика, пользуясь дедуктивным методом, точно вычисляет внешность и местоположение сбежавшей лошади. Очень убедительно вычисляет. Но Эко не был бы Эко, если бы не поставил все с ног на голову, и в другом эпизоде не менее убедительно не доказал, что любое звено дедуктивной цепи Вильгельма может быть объяснено и иным способом, а совпадение итогового вывода и фактического результата вышло, в общем, случайно. 

Проще говоря, только на логику полагаться не стоит. Люди иррациональны. И весьма просты. И именно поэтому сложность и рационализм большинства криптолитературоведческих теорий парадоксальным образом делают их менее убедительными. Так, у Чехова в «Шведской спичке» сыщик обнаруживает вместо чаямого загадочного изощренного преступления привычную всепобеждающую пошлость. 

Да, некоторым людям психологически комфортнее верить пусть в зловещую, но рациональную силу, которая, скажем, правит миром. Но всерьез к таким теориям относятся, к счастью, немногие. Большинство людей видят в их адептах забавных чудаков с не очень стабильной психикой. Распространяется такое отношение и на «криптолитературоведов».

Есть и четвертая причина, почему люди настороженно относятся к таким опытам. В эссе «Вишневый сад. Опыт медленного прочтения», в котором подобным образом проанализирована великая пьеса Чехова, автор эссе Александр Минкин вспоминает диалог с актрисой Аллой Демидовой, которая на вопрос об одном из загадочных мест пьесы просто воскликнула: «Ну это же поэтический театр!». И в этом есть какая-то правда. Люди не всегда ждут абсолютной логики во всем, им вполне достаточно общей атмосферы. 

Криптолитературоведение с его абсолютной, полупародийной серьезностью в лучшем случае становитсяугрозой для существования этой атмосферы. В худшем – разрушает ее. 

Ну, и назовем причину пятую. Некогда Борис Акунин написал продолжение «Чайки» и «Гамлета», введя в них детективную интригу. Результат оказался скорее отрицательным. И дело не в Акунине, а в особенностях нашей психики. Наличие темных мест, противоречий, умолчаний делают произведение объемнее, значительнее в наших глазах. Это как в детстве – в темном углу комнаты обязательно прячется чудовище. Рациональное объяснение подобно яркому солнечному свету чудовищ разгоняет, а произведение начинает в наших глазах значительно терять в объеме.

Но все-таки, не будем спешить с окончательным приговором и назовем аргументы за то, чтобы отнестись к этому явлению чуть серьезнее. 
Во-первых, как гласит народная мудрость, если человек параноик, это еще не означает, что за ним не следят. И какие-то скрытые, неочевидные на первый взгляд мотивы действительно могут быть заложены писателями для того, чтобы поводить за нос беспечных читателей. В этом случае криптолитературоведение уже смыкается с литературоведением обычным, весьма обогащая последнее за счет смелости идей и нетривиальности мышления.  

Во-вторых, атмосфера и логика не так уж и противоречат друг другу. Вопрос подхода. Однажды в соцсети я наткнулся на обсуждение того же «Вишневого сада», а именно, как же все-таки следует воспринимать гибель сада: в социологическом смысле – как иллюстрацию смены помещичьего землевладения дачными хозяйствами, или в экзистенциональном – как символ неизбежной гибели Красоты в нашем мире? Думается, что и то, и другое верно: пьеса, как всякое великое произведение, многомерна. И в этом случае литературоведение обычное – про аллюзии и реминисценции, про вечные мифы и вечные символы, а литературоведение, которое крипто – про политику и экономику, про простодушие и интриги, про материальные интересы и борьбу за власть. Первое – подсознание, второе – сознание. 

В-третьих, это еще и изысканное интеллектуальное развлечение. Литературная шутка. Почему бы не получить от нее удовольствие?
Ну и наконец, самое главное. Если не воспринимать криптолитературоведение как поиск сверкающей истины, то знакомство с ним может помочь любящим литературу людям посмотреть на произведение с непривычной стороны, вникнуть в психологию его персонажей, оценить значение отдельных деталей. В конце концов, любой подход (классический или альтернативный) – это всего лишь инструмент. Но свежий взгляд всегда обладает большей остротой. А дополнительная возможность пусть недолго, но побыть марсианином стоит того, чтобы испытать ее в деле.

Таким образом, плюсов при подсчете оказалось  примерно столько же сколько минусов. Ну а уж какие из них перевесят по своей значимости, судить каждому конкретному читателю.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
1 755
Опубликовано 02 дек 2018

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ