Инга Кузнецова. ОБЛАКА ПОХОЖИ НА ЖМУЩИХСЯ ДРУГ К ДРУГУ РЫБ

(избранные fb-записи)


КОНГРЕСС ФИЗИКОВ

Выхожу в восемь вечера из кафе, где встречаюсь с ученицей — девочкой, мечтающей стать писателем. У меня маленький рюкзак и пакет с несколькими экземплярами моего романа — мама выкупила в местном "Лабиринте". На выходе стоят два парня. Увидела мельком — лет по 35, один долговязый, худой, с мальчишеским каким-то выражением лица (глаза разной величины, взгляд одновременно застенчивый и дерзкий), другой — и не уцепиться, среднего роста и без особых примет, мог бы разведчика играть. Прощаюсь с девочкой и иду широкой улицей — собственно, центральной в нашем маленьком бывшем академгородке. Погружена в себя, но вот будто чьи-то крики доносит ветер, слабые крики. И опять. Прислушалась: "Девушка!" Иду дальше. Громче: "Девушка! Девушка-а-а!"Точно крики утопающего. Оглядываюсь и вижу: издалека гигантскими скачками приближается долговязый.
— Девушка, скажите, а куда ведет эта дорога?
Спокойно:
— Она ведет к шоссе, автобусы ходят в Москву и в Серпухов.
— Спасибо! А.. а…девушка…
(Я уже ухожу).
— Да, что?
— Простите нас, мы не местные, — говорит подоспевший товарищ длинного. – Он из Красноярска, я из Санкт-Петербурга…
— И что вы, ребята из столь разных городов, делаете в нашем Протвино?
— Мы приехали… на конгресс физиков, — не моргнув глазом, врет долговязый.
— По физической культуре, хотите сказать? – улыбаюсь.
Питерец:
— Давай… все… расскажем (с такой интонацией, что могли только что выйти из тюрьмы).
Ветер несет на меня запах.
– Флюиды ваши выдают прием допинга, ребята. Поэтому давайте расширим личное пространство каждого.
Послушно отступают на полтора метра.
Я их не боюсь. Лица добрые и некоторым образом осмысленные.
— Я представитель лизинговой компании. Рассказываю на пальцах. Наш клиент в Протвино разорился, и я собираю технику, оборудование и продаю их компании – показывает на спутника.
— Да, да. Я Стас, а он Андрей. А вас как зовут?
— Вы быстро раскололись! А я не скажу.
Смеются.
— Обыграли…А давайте мы вас проводим? Пакет ваш понесем (прямо выдирают из рук). Вам куда?
Я махнула рукой – ладно, идем.
— Вон в тот магазин. За творожками. Но напитки для вас там тоже есть. А что производил ваш клиент? – это я питерцу.
— Сибирские пельмени.
— В Протвино?
Мне становится смешно. В магазине я покупаю творожки, молоко, масло: они в соседней кассе пробивают пиво. На выходе Андрей говорит:
— Кажется, мы что-то не то сделали. Нам надо было тоже молоко купить и девушку угостить полезным и безобидным напитком.
— Да, кажется, вы что-то не то сделали. Ну ничего. До свиданья!
— Нет! Что вы! Нет! Пожалуйста!
— Все, что я могу предложить вам, ребята, — это пять минут договорить на скамейке у дома.
— О, это просто подарок для нас! – искренне говорит Андрей из Питера.
— Неужели за время командировки вам было не с кем поговорить?
— С физиками.
— Ну и как?
— Они молчат.
— Они мыслят формулами.
— Да. А можно, мы вам что-нибудь расскажем?
— Хорошо, говорите, а я потом скажу, почему я ничему не удивляюсь. Слушаю вас.
Долговязый Стас рассказывает, что они с Андреем уже второй раз вместе в командировке, до этого были в Калининграде – занимались мясокомбинатом. Стас практик, ему нравятся производства, он многое видел и во многом варился. Восхищается тем, как немцы все строили сто лет назад – на века … Интересно так рассказывает и спрашивает, чем занимаюсь я. Он симпатичный парень. Я говорю:
— В этом все и дело. Я даже не подхожу к людям, они сами на меня летят. Я занимаюсь литературой.
— Ооо! – уважительно и с таким изумлением, точно я НЛО. – Как мы удачно попали, Андрей! Вот так да! Бежали за девушкой, а тут... А вы как пишете? С натуры? Нас опишете?
— Пока не знаю. Не так прямо это все-таки происходит.
— А что вы пишете? А как вы живете? А что вы…? А как вы?
Отвечаю:
— Я маньяк-трудоголик.
Смеются.
Стас говорит, что был в Москве на вечере, где актеры и поэты читали по-своему Маяковского, ему очень понравилось. Просит сказать, где можно прочесть меня. Пытаюсь объяснить и вспоминаю о мамином пакете.
— Я вам сейчас покажу – у меня роман весной вышел.
— А мы купим! И вы надпишете! Сколько стоит книжка?
— В магазине со скидкой двести рублей (усмехаюсь своей непрактичности). Я одну вам, ребята, ладно?
Стас выхватывает книгу.
— О! 18+! Ничо себе! Расплачивайся! (Андрею)
— Ну как же! Он – в Красноярск, я в Питер, — огорчается Андрей. – Как мы поделим?
— Так можно же заказать – он во всех сетевых книжных есть.
— Нет! А автограф???
— Мне она напишет, а ты сфотографируй!
— Нет, мне!
Иду на хитрость:
— Тот из вас, кто великодушней, уступит книжку другу.
Пока они упрашивают, выясняется, что ручки у меня в рюкзаке нет. У представителя лизинговой компании и его партнера тоже ничего нет – все в машине. Ребята окликают пару, гуляющую с собакой – безуспешно. Они такие взъерошенные, такие забавно огорченные, точно потеряли прибыль от крупной сделки, и я не выдерживаю:
— Ладно, ждите. Сидите тут. Занесу вещи и выйду.
Я беру из дома две ручки на всякий случай, две книжки и два пакета (начинается дождь). Надписываю при них. Жмем друг другу руки. Ребята уже почти протрезвели (сама идея литературы отрезвляет, да?). Милые пьяные и симпатичные трезвые люди бежали за мной и задумчиво растворились в сумерках.


СЕЙНТ ВАЛЕНТАЙН ДЛЯ "ЧАЙНИКОВ"

Я знакома только с одним Валентином — бывшим соседом по коммунальной квартире, в которой я снимала комнату осенью 2014 года. Пожилой и деловитый, сосед сочинял простую электронную музыку на компе, бегал по утрам и вечерам в синем шерстяном костюме советского образца, периодически ложился в психоневрологический диспансер, — а в свободное от всего этого время звонил моей хозяйке и просил заменить меня представителем рабочих профессий: "Мы с этой интеллигенцией тут еще погорим, забудет газ выключить, не, нам такого не надо". Однажды я вернулась от родителей, вошла в прихожую и услышала эти страстные телефонные жалобы глуховатого Валентина.
В конце концов я действительно облажалась: в тот день ко мне приехал в гости человек, с которым мы решили (временно — думали мы оба) пожить порознь, и я собиралась с духом сказать ему, что теперь — все, это финал. Я так переживала за него и вообще, что поставила на газовую плиту электрочайник, и, пока мы разговаривали в комнате, чайник вспыхнул.
Пять минут никто не понимал, что происходит, а потом мы кинулись на кухню и два часа (очень романтично) боролись с огнем и копотью, дружно оттирали там все. Купину чайника никогда не забуду. Столб огня. Языки пламени доставали до потолка.
А святой Валентин в это время бегал по парку, не подозревая о том, как он был прав) Когда он вернулся, мы прикрыли чем-то мой идиотизм, сочинив более правдоподобное объяснение запаха гари. Это был очередной период тотального апгрейда. Меня так трясло, что речь стала подпрыгивающей. Понимание глубины разверзающегося абсурда и сочувствие ко мне (этот взгляд я помню благодарно) помогло не-Валентину пережить разрыв.
Хозяйский чайник потом заменил, правда, иной человек — в ближайшем торговом центре продавался точно такой же электротехнический экземпляр. Покупая его, "претендент" ускорил логику развития дальнейших событий. Через месяц я съехала из той квартиры — меня забрали для странных событий нового типа, но это уже совсем другая история.


ТАНЦУЮТ ВСЕ

В три года я мечтала стать балериной, но с 6 уже как-то знала (боялась знать?), что я писатель. Балетные данные у меня были, а вот "кружок" приехал к нам слишком поздно — когда мне уже было 9. Карьеры не сделаешь, да и Бог с ней.
Что же в итоге? Я ощущаю письмо как пластическую джазовую импровизацию — в том числе. Буквы тоже покачиваются, танцуют. Смыслы пространственно не закреплены.
А я писатель, любящий танцевать. Не то чтобы я слишком умею это делать. Но на кураже, в забытьи, могу действительно поднять мертвых, незнакомых, застенчивых, жирующих — например, выйти молча между столами пирующей свадьбы (долго есть мне скучно, и могу совсем не пить) и начать что-то импровизировать одна, как бы интровертно, с закрытыми глазами. Смотришь — через полчаса безумие вокруг танцевальное кипит.
Я всегда выхожу танцевать, уверенная в том, что за мной сразу не последуют, если звучит хорошая живая музыка, и тем более, если разговоры за столом мне неприятны и скучны (например, мафиози начинают меряться фаллическими небоскребами, которые они пробрели — было так один раз).
Если играют Бреговича и есть контрабас, тогда меня вообще ничего не остановит.
Однажды в Эстонии в этническом ресторане таком специальном — с реконструкцией блюд и традиций — спутник только вышел покурить, а, вернувшись, обнаружил меня в четверке танцующих и поющих по-эстонски (вот как это, Карл??) — трое были официантка и официанты в народных костюмах и кожаной обуви с загнутыми средневековыми носами, и пахло там кожей и дубом — и у меня получалось все копировать, куда-то проваливаться, это было детское счастье эмпатии — а ведь только просила одно движение показать (по-английски), и они вышли из-за котлов.
Спутник был в гневе — так себя не ведут!!!
Он говорил, что это фальшак, а не традиции.
Но мы, четверка, смеялись всерьез и танцевали и пели всерьез.


ТЕСТ ПРОЙДЕН

В капитальной задумчивости свернула к подъезду, приложила "таблетку" к магнитному замку — дернулась незнакомая музыка ("Странно", — подумала я), но дверь открылась. На лестнице было непривычно чисто, краска лежала гладко по стенам.("Неужели за те несколько дней, что я почти не выходила, а, выходя, смотрела куда-то внутрь себя и сквозь объекты, у нас успели сделать ремонт?") Между лифтами возник мерцающий квадрат ("Бывают ли пруды такой правильной формы?"), из которого на меня взглянули мертвые от усталости глаза незнакомого человека.  Человек исчез, не отводя глаз. ("Выглядит неважно. Поздороваться ли на всякий случай? Не стоит беспокоить.") Вызвала лифт, кнопку с номером этажа, вроде бы, нажала верно, но что-то неуловимо тревожило. ("Сейчас уже буду дома, может быть, сразу лягу, если получится".) Вышла — оп ля, что-то не то. Цвет двери предбанника? Может, и был таким. Номер квартиры? Не пропечатан. Расположение звонка? А кто его знает? Ключ? Вот да, это надежный тест.
Не подошел.
Так я поняла, что вошла не в последний на самом краю города (мой), а в предпоследний подъезд. Подобные абсурдные попытки были, на этот раз почти удалось.


КОМПЬЮТЕР — ДУРАК

Вытаскивая себя из депрессии, решила провести теплый день оболдуйно — то есть совсем не работать. Внезапно получив случайную денежку за вставную трудовую "новеллу", вывезла себя в Москву в целях обновления парка осенних платьев. Вернее, платьев-футляров. Для мужской аудитории: то есть не креативных молодежных или слегка провокативных платьев, а просто очень-хорошо-сидящих-по-фигуре-платьев, идеальных, всем понятных платьев, отражающих, как сказала бы моя подруга, "зрелую сексуальность".  Винного, бежевого или изумрудного цвета — решила я (в черном футляре я буду, скорее всего, реветь). И вот, не дойдя до заветного места, я обнаруживаю себя уже покупающей винного цвета узкие брюки плюс изумрудный шарф, тянусь за бежевыми перчатками и одергиваю себя: ты что! Это не то! Ты должна найти одно — волшебное, идеальное, дорогое. Волшебное!
А оно не находится. У меня узкая спина, и на нее не садятся абы какие футляры. Я бестолково и любопытно продвигаюсь внутри огромного молла к заветному магазинчику. Долго и муторно продвигаюсь, в дым устаю. А там... там меня ждут винные и изумрудные облегающие платья "итальянской длины", и еще одно винное, в котором будет славно танцевать, с пластичной юбкой — и все с идеальными вытачками для узкой талии и узкой спины. Винное прекрасно, а изумрудное вообще нереально, и оба при примерке сразу обнаруживает ту самую "зрелую сексуальность" . Две продавщицы выбегают из укрытия и носятся вокруг меня. Их лица исполнены детского восторга.
И я не могу выбрать из трех одно, считаю, сколько осталось денег, и лепечу:
— Я, наверное, куплю два, но те, что стоят одинаково.
(А летящее там дороже). Две продавщицы тихонько шепчутся, а потом одна говорит:
— Скорее переодевайтесь, на кассе вас будет ждать подарок.
— Какой подарок?
— Мы решили подарить вам третье платье. Берите их все и будьте счастливы.
Я молча обнимаю их и целую в усталые щеки.
Милая женщина продолжает:
— У нас разрабатывается такая акция — третье платье в подарок. Это будет позже, но мы решили начать с вас. Сейчас. Компьютер ведь дурак — он не понимает, что я делаю (хихикает). Что я оформляю будущее как настоящее.
Я снова ее целую, расплачиваюсь за два платья (у меня остается как раз на обратный билет) и выхожу из магазина — в достаточном обалдении. Я выхожу каким-то другим человеком, с тремя новыми телами, не позволяющими мне рассыпаться. Компьютер — дурак, а моя депрессия оборвалась на взлете. Люди, листья, клавиатуры (а я еще не разобрала сумку — только приехала), космос, платья, открытость, зрелость и легкомыслие — я люблю всех вас скопом.


ПАНТЫ И ПОНТЫ

День завершился дружескими посиделками в итальянской кафешке, где меня со смехом спрашивали, не обладаю ли я паранормальными способностями.
И совсем закончился и перетек в следующий в такси — с бывшим детдомовцем, бывшим вором в законе, отсидевшим три раза, бывшим крутым снабженцем в городе Лабытнанги, бывшим высоким начальником с образованием в 4 класса и бывшим успешным коммерсантом по пантам (это пищевая добавка из оленьих рогов) по имени Валера (все это одно лицо). Я говорю о водителе. Голова 65-летнего Валеры представляла собой совершенный шар, умные глаза смотрели разочарованно и устало.
Валера утверждал, что насилие никогда не поддерживал и любит дальние поездки.
На крутящихся миллионах я засыпала, потом опять просыпалась, задавала редкие житейские вопросы — да он рассказывал все сам, забуряясь в перечисление шуб и шапок, вагонов и поставок, профсоюзов и комитетов, и как бы пропадая там. Ходорковский давал Валере 7 миллионов, если он не соврал. Потом Валеру дважды "обнулили" коллеги по бандитскому цеху (удивительно, как долго он держался и не попадался им, деньги зарывал в тундре), классический нож под ребро и повешенные два миллионных кредита он получал, с волком боролся. С женщинами был расчетлив и аккуратен, детей не завел. В таксисты пошел после потери бизнеса — и в этой работе ему нравится смена лиц. "Люди ведь как книги..." — протянул как-то романтично.
Мне он уже в Протвино сказал, что хотел бы написать свою книгу, чтобы такой человек, как я, ее "подкорректировал". Я сказала Валере честно, что не возьмусь — потому что надо выстраивать структуру книги, а он не представляет себе структуры своей жизни. Но спасибо. За доверие и вообще. Было очень интересно (на самом деле все колоритные его истории были круто замешаны на страхе нищеты, и как раз это было однообразно).
П.С. Валера любит читать.Есенина и Высоцкого — а как же иначе! Хафиза еще. Прозу ему некогда.
Кажется, я действительно обладаю паранормальными способностями притягивать приключения на свои ботфорты: "Все, что вы хотели получить от реальности дня, и даже немножко больше".


ОБЛАКА ПОХОЖИ НА ЖМУЩИХСЯ ДРУГ К ДРУГУ РЫБ

Мечтающая о прозе 19-летняя ученица, аутичная девушка (наверное, все-таки в степени лайт), оказалась идеальным испытанием для холерика. Бывало, что ответа на вопрос приходилось ждать минут по 10 и/ или так и не получить.Что-то начало сдвигаться с мертвой точки, думаю, лишь потому, что девушка меня полюбила — лишь поэтому, ведь у меня не было ни психологических приемов под рукой, ни опыта общения с такими людьми. Прогресс был очень медленным, но заметным посторонним: девушка, слывшая угрюмой и замкнутой, неожиданно начала здороваться со знакомыми матери.

Я занималась с ней индивидуально год, и это был не столько даже писательский тренинг, сколько попытки придумать, как ее социализировать, научить работать. Мать, жившая с девушкой и ее младшим братом на алименты от двух мужей, просто не могла и не умела этого сделать. Я очень беспокоилась за ученицу, ломала голову над тем, как ей в ближайшем будущем выжить (не вечно же ей на условно-материнской шее сидеть). Девушка в школе училась плохо, у нее были проблемы с одноклассниками, мать запихнула ее в кулинарный техникум (готовить дочь ненавидела, но выбирать в нашем городе особо было не из чего), и он был закончен с горем пополам. ЕГЭ девушка сдала неважно, даже литературу, в Москву на заочное отделение гуманитарного заштатного вуза не поступила. Но смогла преодолеть себя и самостоятельно сходить в центр занятости. Она дважды устраивалась на работу (поваром), вылетала после испытательного срока (низкая скорость реакций — основная причина). Мать занималась собой, девушка все сильнее привязывалась ко мне, мы встречались в кафе раз в неделю, ковыряли ее фрагменты, говорили о жизни, я показывала ей отрывки романа и читала стихи (и думала: я не имею права так далеко идти в жизнь чужого ребенка, так сильно влиять на него, надо все это прекращать).

Девушка смотрела на меня, как на соломинку, как на последнее спасение. Она дарила мне игрушки и канцелярские принадлежности, я ей — свою одежду. Однажды было так: она оделась не по погоде и дрожала в кафе в короткой майке, а я пришла в шелковой блузке и кожаной куртке. На улице холодало, занятие заканчивалось. Что было делать? Как ей возвращаться? Я побежала в туалет, сняла блузку, застегнула куртку, блузку положила в подарочный пакет и уговорила ее принять подарок и тут же надеть. Ну хоть так.
Занятия (минимально) оплачивал ее отец, мать на каком-то этапе хотела прекратить их, но девушка разволновалась, устроила бунт, и все потекло по-прежнему.

Я пыталась ее расшевелить (торможение плюс дурацкий оболдуйный режим — соцсети, сериалы, лень как защита от всего). Иногда я произносила пламенные филлипики (и боялась последствий со стороны ее психики).
Поддерживала во взрослых действиях.
Мне было очень трудно. Не только я на девушку, но и она влияла на меня. Я начала впадать в ступор. Порой хотела — и даже при ней — реветь от бессилия.
И тут, как говорят, "сама судьба" оказалась моим союзником. Мама девушки вышла замуж (неофициально) в третий раз, и семья переехала в Москву. Мы договорились созваниваться раз в неделю.

Моя героиня начала ходить по собеседованиям, звонила и рассказывала о неудачах (достаточно спокойно и анализируя причины), и вот наконец получила работу! Она контролер и кассир в одном из кинотеатров. У нее получается! Девушка фотографирует и присылает фото. Некоторые волшебные. Девушка пишет и присылает отрывки. Некоторые поразительные.
Она необыкновенный молодец. Вот один из текстов, странный и заборматывающийся повтором, но я не хочу его редактировать:
"Облака похожи на жмущихся друг к другу рыб, которые кусают заросли. Они овальные и раздатые с боков, с длинными хвостами. Одно из них видоизменяется и вдруг превращается в большой ком — то ли часть рыбы, то ли подводные заросли. Другая остается одна и уплывает, скрываясь в тумане".


МАЛЕНЬКИЙ ПРИНЦ

На улице меня нагнал мальчик. Маленький, задумчивый, бледный.
— Здравствуйте.
— Здравствуй. А мы с тобой знакомы?
— Не знаю. Но я вас точно где-то видел.
Идет, заглядывает в лицо. Темноглазый, меланхолический.
— Может быть, в третьей школе? Я там преподаю по вечерам.
— Нет.
Не рискую спросить, где он учится — может быть, еще нигде.
— Но я вас точно видел где-то.
— Хорошо. Мне приятно с тобой говорить.
Пауза.
— Как тебя зовут?
— Никита. А вас?
— Инга.
— Инга, смотрите, что я купил!
Протягивает наполовину прозрачную упаковку.
— О! Трансформер! Круто. Ты его с мамой покупал или сам?
Я точно еще надеюсь, что сейчас вынырнет откуда-то его мама и окажется моей приятельницей.
— Сам.
И тут я сплоховала: ведь увидела ценник — наверняка это был последний трансформер, с витрины, и парень еще не пришел в себя от счастья, что — успел. Наверняка долго копил. Надо было это эмоционально разделить с ним, поддержать его!
Но я торопилась, и моей чуткости не хватило. Разговор свернул на привычные рельсы (которые невольно выстраивали дистанцию между нами):
— Здорово! Мой сын тоже любил трансформеры. Сейчас он уже немного вырос...
— А сколько ему лет?
— 12. А тебе?
— 9.
Пауза.
— Скажите, а ваш сын... он еще любит трансформеры?
— Как тебе сказать... Он их уважает. У нас дома они есть.
— Собственно, не такая большая разница с вашим сыном — всего 4 года. Я имею в виду возраст.
Улыбаюсь.
— Мне кажется, даже 3.
— А, да.
Он останавливается на перекрестке тропинок и рассуждает, жестикулируя. Невероятно доверительный взгляд, а мне уже сворачивать.
— Просто мне совсем недавно — в январе — исполнилось девять, и я еще не успел привыкнуть.
Боже мой!
— Ты молодец. Так здорово рассуждаешь! У тебя философский склад ума. Как у моего сына. Ты, наверное, и читаешь много?
Эх, совсем шаблонный вопрос.
Честный, маленький, мужественный мальчик:
— Признаться... не очень. Я люблю "Золотую серию сказок".
И тут совершенно ошалевшая от этого маленького джентльмена девушка во мне отступает назад, давая дорогу преподавателю, который уже и опаздывает в свою студию литературного развития подростков:
— Хорошо. Я бы тебе советовала читать разные книги. Тебе это пойдет! Ты умный парень. Удачи. До свиданья.
Смазала свидание.
Маленький, достойный, немного растерянный:
— До свидания.
И смотрит вслед.
---
Что это было? Первая попытка? Как будто я чудо – так смотрел. Надеюсь, я ничего не испортила. Какой крутой человек: купил трансформер, познакомился с взрослой высокой женщиной...
 

ДЕТСТВО И ОТРОЧЕСТВО КРИТИКА

— Мамочка, а кстати, нам как-то давали задание по русскому перечислить известных писателей. И я назвал тебя.
Я немного растерялась, и образовалась пауза.
— Да-да, мама, тебя!
— Спасибо, мой милый... Тебе я действительно хорошо известна (смеюсь). А кого еще ты перечислил? Можно посмотреть?
— Лежи, я тебе сейчас сам прочитаю. Черт, почерк свой не могу разобрать... Я тут вижу, идут: Жюль Верн, Нил Гейман, Артур Конан Дойл, ты... а дальше неразборчиво.
— Ух ты! Хорошая компания. А из тех писателей, что вы проходите в школе, ты никого не брал?
— Мам, это такая тоска! Такая неудачная психотерапия! Вот разве Чехов интересно пишет, а все эти "Детство Темы", "Детство", "Отрочество"... Еще Достоевский мне немного понравился, но я его, кажется, не упомянул.


ДРЕВЕСНЫЕ РАЗГОВОРЫ С ОТЦОМ

Позвонил мой папа:
— Ну поздравляю тебя, дочь.
— С чем, папочка? А-а-а... спасибо! Сама чуть было не забыла, что сегодня.
— А с чем, как ты думаешь?
— С международным днем поэзии?
— Ну... это... с этим тоже, да. Но это ведь еще не самое поэтичное, дочь.
— А самое?
— С международным днем лесов. Во-о-от, ты, моя дорогая, смотри, что тут первично.
— Точно! Спасибо! Ты же понимаешь — я всегда считала себя растением.
— Я и намекаю.
— Не животным, нет. Хотя были люди, которые считали меня птицей (помнишь, Кублановский в отзыве на первый сборник? иволгой?). Но это общее место про поэтов, ага.
— Растительная ты моя... (непередаваемая усмешка отца и по телефону "видна").
— Да я серьезно, папа. Я хотела быть деревом. Деревья — мужественные люди. Они лучшие стоики, они никуда не бегут...
— А я с возрастом стал больше ценить траву.
— Да, трава — наше все!
— На ней можно полежать...
— Папа, ты помнишь, у меня ведь и книжка была "Откровенность деревьев". Там полно травы.
— Так я к тому и клоню.
— Я люблю тебя, папа! А помнишь, что сказала новая француженка, когда я была на третьем курсе журфака? Я ей 11 ошибок в диктанте из 25 слов сделала, и она сказала: "Кузнецова, из какой лесной школы вы приехали???" Ну ты знаешь, во французском такое написание... многие буквы не произносятся.
— Во-о-от. Можешь гордиться, дочь.
— Нечем тут гордиться. Она была права — я это хорошо тогда прочувствовала. Ну, может, было что-то вроде смеси горечи и гордости, ага.
— Но это же наше Протвино! Построено в лесу. Деревья старались не вырубать.
— Она во всех смыслах была права, пап.


КОЕ-ЧТО О ТЕМПЕРАМЕНТЕ

Встретила у дверей своего подъезда бывшего детского невропатолога. Когда-то к этой элегантной и, казалось, уверенной во всем женщине меня водили, чтобы расчесывать волосы электрической расческой. Такой прозрачной с встроенными электродами. Они включались в сеть, а мои детские электрические мысли, по идее, должны были выравниваться.
Эффекта не было (я должна была становиться спокойней от сеанса к сеансу). Мне было пять лет, расческа выглядела устрашающе. Она и просто была очень большая. К тому же мне были видны ее внутренности, что провоцировало раздумья о начинке всех объектов. Прервав какой-то сеанс, невропатолог вдруг опустила руки и сказала маме: "Это не заболевание. Это темперамент".
Я хорошо запомнила эту фразу.
Не знаю, подтвердила ли я тезис, пробежав к подъезду в своих драных джинсах и кожаных кедах. Я возвращалась после занятий с тинейджерами. Из сумки вываливался зонтик и сливочное масло, складки кожаного плаща поспевали за мной с заметным запозданием.
Я рада, что узнала женщину-невропатолога и смогла помочь (она с палочкой) — хотя бы вовремя открыла дверь. Мы даже успели немного поговорить на лестнице.
Не о темпераментах. Не о поэзии — о погоде.
Что-то, безусловно, делает нас спокойнее.
Не электрическая расческа — так электрическая жизнь.


ПРОФИЛАКТИКА РАННЕГО СКЛЕРОЗА

Человек, за которого я семь раз отказалась выйти замуж за последние три года, позвонил по делу и потом сказал:
— А представляешь, нам лет по восемьдесят, сидим мы в креслах-качалках, и я говорю: "Кузнецова, выходи за меня замуж", а ты: "Дорогой, я тебя очень ценю, но..." (и все то, что ты говорила обычно). И тогда я спокойно: "Дорогая, расслабься, я пошутил, а у тебя склероз. Ведь мы уже женаты".
Отсмеявшись, я ответила:
— Ты знаешь, тогда, в кресле-качалке, я не смогу изложить обычные аргументы (не вспомню). Я скажу просто: "Прости, дорогой, я пока не готова. Позвони мне лет через десять. Если не забудешь".


ЛЕКЦИЯ КАК СТЕНДАП

Прогнала годную мотивирующую телегу для подростков — о смысле чтения.
Говорю:
— Авторы запаковывают свою индивидуальную энергию — в художественные тексты. Не только она важна, конечно, в книге многое встречается и происходит, но без этой энергии ни одна книга не действует. Без нее слова вообще не работают. Как вы думаете, что именно является ее носителем в тексте?
— Сюжет?
— Не совсем. В сюжете больше аналитики, схемы. Он, кстати, в литературе не обязателен.
— Слово?
(ну такой буквалистский школьный ответ)
— Да ладно. Писатель не экспроприирует слова. С энергией слов самих по себе — сложней. Не будем пока вдаваться.
И тут одна девочка говорит:
— Стиль.
Я:
— Вооот! Писатель — это стиль, французы понимали в этом. И достаточно одной строки — не страницы даже, чтобы мы почувствовали энергию автора. Почувствовали его. Зачем мы читаем книги, вам не объясняли?
— Ну типа стыдно не прочесть этот список книг, все должны это сделать для своего развития — так нам говорит учительница литературы.
— Вранье, — нахально брякаю я, — слишком абстрактно. Манипуляция такая: все приличные люди уже это сделали, и вы обязаны. Просто крючок такой — слабо, мол, вам. Черта с два! Не поэтому. Мы хотим обмениваться с или хотя бы только напитываться энергией авторов. Иначе нам не выжить. Нам попросту не хватает энергии /только Сумерки, только мистика, только хардкор — это же подростки :)/.
Современному человеку не хватает энергии. Не все и не всегда ведь могут качать ее из космоса напрямую. Это вопрос не знаний — не осведомленности! Это вопрос выживания!!!
Что вы думаете, нам хватит энергии из котлеток? Серьезно? Да никогда! Ищите своих писателей, питайтесь их стилем! Чем более насыщенные стилевые книги вы прочтете, тем больше энергии получите.
Гоню и гоню.
Смотрю: покатила телега! Безумные круглые глаза! Взволнованные лица 14 - 15-летних. И одна девочка тихо так:
— Скажите, пожалуйста, а эту энергию, которую человек получает из книг, он может как-то компенсировать иным путем?
Девочка — готка.
Я делаю мрачное лицо, слегка выдвигаю нижнюю челюсть (представляю себя Цоем), сдерживаюсь изо всех сил, чтобы не рассмеяться (музыка? кино? ...? молчи-молчи), и в полнейшей тишине весомо бросаю:
— Нет. Именно эту — осознанную человеческую — ничем.скачать dle 12.1