ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » ФЕНОМЕН СОВРЕМЕННОГО БЕСТСЕЛЛЕРА

ФЕНОМЕН СОВРЕМЕННОГО БЕСТСЕЛЛЕРА



16 февраля 2017 в Каминном зале ресторана «Savoy» состоялась дискуссия «Феномен современного бестселлера и участие книжного сообщества в формировании литературных трендов», организованная издательством «Эксмо». В процессе дискуссии участники обсудили влияние критики на книжные продажи, её роль в формировании книжного бестселлера и различные способы влияния на потенциальную аудиторию. «Лиterraтура» представляет первую часть стенограммы мероприятия, продолжение читайте в следующем номере.

Участники:

Ольга АМИНОВА – руководитель отдела современной литературы издательства «Эксмо»;
Евгения ВЕЖЛЯН – литературный критик, социолог, редактор отдела прозы журнала «Знамя», доцент РГГУ;
Юлия ГНЕЗДИЛОВА – главный редактор журнала «Читаем вместе», литературный обозреватель;
Светлана ЗОРИНА – главный редактор журнала «Книжная индустрия»;
Олег ЖДАНОВ – литературный обозреватель сайта «Kp.ru», ведущий программы «Книги с Олегом Ждановым» на радио «Комсомольская правда»;
АННА КУЗНЕЦОВА – литературный и арт- критик, руководитель отделов библиографии и публицистики журнала «Знамя»;
Борис КУПРИЯНОВ – издатель и публицист, один из соучредителей книжного магазина «Фаланстер» в Москве, член экспертного совета Международной ярмарки интеллектуальной литературы «Non/fiction»;
Наталья ЛОМЫКИНА – журналист, книжный обозреватель «Forbes» и «РБК-стиль»;
Валерия ПУСТОВАЯ – литературный критик, редактор отдела критики журнала «Октябрь»;
Юлия РАУТБОРТ – руководитель отдела современной зарубежной литературы издательства «Эксмо»;
Сергей РУБИС – директор редакции художественной литературы издательства «Эксмо»;
Артём СЕНАТОРОВ – писатель, тележурналист, интернет-предприниматель, главный редактор интернет-портала «Литературный оргазм»;
Олег ФОЧКИН – историк, журналист, книжный обозреватель;
Полина ЩЕКИНА – арт-критик, журналист, переводчик немецкоязычной литературы.

ВедущийКонстантин МИЛЬЧИН, литературный критик, главный редактор портала «Горький».


Константин Мильчин: Я рад всех приветствовать на очередной встрече книжных критиков, организованной издательством «Эксмо». Первая встреча была на Московской международной книжной ярмарке (см. стенограмму круглого стола в «Лиterraтуре» – Прим. ред.), и это было на самом деле очень интересно, но бессистемно, потому что мы скорее знакомились друг с другом в маленьком сообществе книжных критиков, которых в стране всего-то 30 человек. Мы все друг друга не знали, а меня больше всего поразила барышня Ульяна, которая сегодня не присутствует, победитель конкурса книжных блогеров по версии «Озона». Сегодня наша тема звучит так: «Феномен современного бестселлера и участие книжного сообщества в формировании литературных трендов». Как я понимаю, сама по себе эта тема вызывает несколько подвопросов. Способно ли критическое сообщество произвести на свет бестселлер, превратить книжку в бестселлер? Нужно ли это ему, критическому сообществу? Наверное, это интересно узнать у издательств, представители которых среди нас есть. Понятно, что они хотят, чтобы именно мы делали бестселлер, но нужно ли это нам? Вот круг тем, которые я хотел бы обсудить.

У нас здесь получается примерно поровну «быстрых» критиков и «долгих» критиков: «быстрые» – это те, которые работают в формате развёрнутой аннотации для СМИ, «долгие» – это их коллеги из толстых журналов, которые, по идее, должны работать с бестселлером уже потом, когда книга выйдет и станет бестселлером. Давайте начнём с тезисов от издателей. Один из вопросов, самых интересных для критиков, – каковы реальные итоги нашей работы? Сколько публикаций в ведущих СМИ превращаются в какое-то (какое?) количество проданных экземпляров? Или вот есть критики с правом решающего голоса: например, все мы знаем, что колонка Галины Юзефович в «Медузе» – это ещё двести проданных экземпляров, – или нет такого? Можете рассказать про механику, это очень интересно?





Сергей Рубис: Спасибо за вопрос. Если бы я знал эту механику или математику точно, то уже жил бы в Сочи. Я могу сказать следующее: с моей точки зрения, то, что называется пиаром, – критика, статьи, обзоры – очень сильно влияет на продажи книги. Но на сегодняшний день лично у меня такой статистики нет. Тем не менее, это действительно правильный ход – прослеживать такое влияние.


Константин Мильчин: Может быть, есть какие-то конкретные истории, у вас же есть возможности проследить, когда происходит всплеск. Я сходу вспоминаю историю, когда Галина Юзефович пришла в программу Татьяны Толстой и Дуни Смирновой «Школа злословия», упомянула там книгу Мариам Петросян «Дом, в котором…», и тут же было продано 500 экземпляров и заказан дополнительный тираж. С одной стороны, эта книга не для широкой аудитории, а с другой – её упомянули в популярной программе на НТВ и сразу произошёл взлёт. Есть какие-то подобные истории, когда вы понимаете, что та или иная статья или публичное высказывание вызвали интерес?


Сергей Рубис: Да, есть такие истории. Не знаю, насколько этот пример касается собственно литературы, но он достаточно свежий. У нас выходила в конце прошлого года книжка про Жанну Фриске, которую написал её бывший муж. И как только вышла программа у Андрея Малахова, посвящённая этой книге, тут же произошёл взрыв продаж. Программа Малахова – это была его личная договорённость как ведущего Первого канала с ведущим Первого канала, у них был разговор в формате «один на один», в прайм-тайм, час разговора про книжку, и это дало взрывной эффект: на данный момент мы продали около 35 тысяч книг. Это за два месяца, и продажи продолжаются. Можно привести и другие примеры, когда что-то будоражащее людей, прозвучавшее на телевидении, побуждает их немедленно идти и покупать книгу. Возвращаясь к вашему вопросу: статьи критиков – безусловно, влияют на продажи, но они имеют более долгосрочный эффект. Редко бывает такое, что написал – и тут же выстрелило. Книги – достаточно инертный бизнес, где тяжело что-то разогнать, но уж если разогнал – то едет долго. Я считаю, что для людей сейчас очень важны критические ориентиры – особенно в эпоху неимоверного расширения книжного ассортимента, когда люди уже не понимают, что такое хорошо, что такое плохо, и, останавливаясь перед прилавком, долго думают, что же им выбрать. Согласен с вами, что механизм влияния на продажи зависит ещё и от портрета аудитории: массмаркет живёт своими законами, интеллектуальная литература – своими. Поэтому нет единого рецепта, но я абсолютно уверен, что критика остаётся актуальной в этом смысле.


Ольга Аминова: Очень важно сказать о том, что изменился портрет целевой аудитории. Если несколько лет тому назад мы могли говорить об элитарной литературе отдельно и о массовой литературе отдельно, потому что была слишком большая пропасть между этими группами целевой аудитории, то сейчас, мне кажется, ситуация меняется, происходит их взаимное прорастание. Народ наелся массмаркета: тот, кто оказался растленным этим массмаркетом, остался с телевизором, а те люди, которые стали более разборчивы, они стали тянуться к более интеллектуальной прозе и поэтому стали обращать внимание на литературно-критические разборы, на рецензии. И в связи с тем, что изменилась целевая аудитория, мы понимаем, что изменилась и роль литературного критика, как мне кажется. Издатель, понимая эти изменения, работает сейчас прежде всего на то, чтобы давать потребителю качественную литературу с точки зрения этого потребителя.


Константин Мильчин: Как вы определяете этого потребителя?


Ольга Аминова: Есть огромное количество инструментов, с помощью которых мы это делаем. Это фокус-группы, это анкетирование, это заказ исследований Gallup Media, Синовейт Комкон. Издательства вкладывают большие деньги для того, чтобы мы всегда имели возможность апеллировать к исследованию, выкладке данных, а не просто интуитивной нашей догадке.


Вопрос из зала: Получается, что читатель хочет качественного изменения в литературе?


Ольга Аминова: Да, совершенно верно, вот мне кажется, что сейчас произошло это изменение. И поэтому издатель очень хочет работать в тандеме с литературным критиком, в тандеме с тем, кто развешивает ярлыки, – простите, я вынуждена сказать и такую фразу. Действительно, как заметили вы, Константин, есть деление на критиков «долгих» и на критиков «быстрых». Я бы, пожалуй, поделила несколько иначе. Есть критика толстых журналов – и, несмотря на то, что у толстых журналов есть «Журнальный Зал», свои сайты, эта критика оказывается не так популярна, как критика на интернет-порталах, из которых читатель привык оперативно получать информацию. Возвращаясь к вашему вопросу – нужно ли литературному критику, чтобы создавались бестселлеры и на этом зарабатывали издатели? Нужно, потому что это репутационная копилка литературного критика, который смог открыть людям того или иного писателя.


К. М.: Гоголя?


О. А.: Да, совершенно верно, откройте нового Гоголя, мы послушаем вас, мы с большим интересом относимся к точке зрения литературного критика.


К. М.: Вот вчера я читал интервью с Александром Гавриловым, и там было написано: «человек, открывший Алексея Иванова». Это чистая правда – во всяком случае, он один из тех, кто открыл публике этого писателя.


Наталья Ломыкина: «Школа злословия» с Львом Данилкиным когда-то начиналась с того, что Дуня Смирнова сообшила: Акунина открыл Данилкин.


К. М.: Вот мы говорим: Иванов, Акунин… Я как-то зашёл в кафе, там барышня читала книжку в жанре «романтическое фэнтези», на обложке было имя её автора – Елена Звёздная. Я спросил барышню, а как вы узнали про эту книжку? Она сказала, что из рубрики бьюти-блогера. Я к тому, что на самом деле у нас «развешивают ярлыки» бьюти-блогеры. И очень трогательно, что мы, критики, вам, издателям, по-прежнему нужны, когда у вас есть бьюти-блогеры и целый Малахов.


Борис Куприянов: Я работаю в магазине «Фаланстер» и ещё на сайте «Горький», к критике отношения не имею. Если говорить о том, может ли критика открыть бестселлер, то я думаю, что это мечта любого критика – «сделать» бестселлер. Думаю, что для книжного журналиста – не критика – это главная задача жизни. Лёва Данилкин был, наверное, первый журналист, который «открывал» книги и авторов. Но вообще, бестселлер формируется сложнее, и у нас есть обратный пример с книгой Эдуарда Багирова «Гастарбайтер», когда огромные вложения в пиар не смогли сделать книгу бестселлером. Она была в топе продаж очень короткое время, но её пиарщики не смогли добиться тех задач, которые планировали. Критик – это независимый эксперт, но в экспертное сообщество также входят книжные магазины, ярмарки, премии. Этот уровень экспертизы тоже должен быть независимым. Но исследований о том, как соотносятся статьи и рейтинги продаж, нет нигде, ни в Америке, ни в России. Просчитать это невозможно. Чтобы понять, как пиар влияет на книгу, надо подсчитать сейчас, насколько увеличились продажи Саши Соколова после выхода фильма. И у меня пессимистичные наблюдения, – увеличились, но не так, как хотелось бы. А что касается критики, то самое главное, за что критикам надо платить, – это за то, что они независимы, потому что они торгуют своей репутацией в хорошем смысле слова. Мы знаем примеры, когда репутация критика теряется молниеносно. Ещё сильно влияет интернет, какие-то известные, уважаемые люди на продажи книг. «Маленькая жизнь» Ханьи Янагихары  –типичный пример, когда книга была раскручена не средствами критики, а фактически личным «джихадом» четырёх человек в интернете, и это хороший показатель. Неудачная история  первый тираж книги Джонатана Франзина «Поправки», который просто пропал, который просто не прочли, и продавалась она в течение 8-ми лет.


Сергей Рубис: Я посмотрел продажи книг Франзина и других книг – до «Безгрешности» там тоже чудес никаких не было. Но взрывной эффект пошёл именно на «Безгрешности».


Константин Мильчин: Я вспомню ещё один случай, когда статья непрофессионального критика помогла продать 3 тысячи экземпляров в течение короткого срока. Это был выход первого романа Кантора «Учебник рисования», а статья была в «Коммерсанте». Мне кажется, очень хорошо работают те истории, когда вокруг высказываний критика создаётся определённого рода секта. В 90-е годы такая секта, довольно маленькая, была вокруг Андрея Немзера, его мнение было решающим. В «нулевых» это был Данилкин, когда после его публикации в «Афише» книгу выбирали по спискам, как рыбу в магазине. А сейчас такая сектантская структура возникла вокруг колонок Галины Юзефович в «Медузе» – фанатки, которые покупают книги по этим спискам. В этом смысле история с Немзером даже интереснее, потому что в данном случае человек, по природе своей не являющийся книжным критиком, формирует вокруг себя секту людей, которые по его крику могут прыгнуть с обрыва. И когда неожиданно надо прыгнуть с обрыва и купить двухтомник, они это делают радостно.


Евгения Вежлян: Этот разговор кажется мне очень важным. Помимо прочего, я ещё занимаюсь социологией литературы и пытаюсь посмотреть на ситуацию глазами социолога – и мне кажется, что разговор о бестселлерах и разговор о популярности нужно начинать с того, чтобы определённым образом реконцептуализировать само понятие популярности. Популярность – это то, чего каждый издатель хочет добиться, но мне кажется, что те, кто проводит маркетинг, тоже не отдают себе отчёт в одной вещи: сейчас есть разные виды популярности. Условно говоря – есть та схема популярности, из которой, как желаемой, исходят какие-то крупные количественные исследования, заточенные под большие рынки, под большую неспециализированную аудиторию, – условно говоря, ту аудиторию, которая смотрит Первый канал и Малахова. Они не очень принимают во внимание тот факт, что большое сообщество читателей сейчас устроено весьма причудливым образом: в частности, сейчас это факторы сетевого устройства – фактор социальной сети и той сегментации, о которой точно сказал Константин. О чём, собственно, идёт речь? О том, что есть большой Фейсбук, и внутри этого Фейсбука есть определённые сгущения связей, есть кластеры. И, соответственно, если вокруг того или иного человека есть подобный кластер, то этот человек становится очень хорошим проводником информации, то есть у этого человека есть власть. Как этот кластер работает? Вот, допустим, Юзефович, – у неё есть читательницы, они тоже довольно популярные, и у этих читательниц тоже много читателей, я это отследила, и информация расходится всё дальше и дальше. И чем сильнее первоначальное насыщение кластера информацией, чем кластер лучше вовлечён в это и более готов распространять эту информацию, тем дальше она дойдёт, условно говоря, до какой-то работницы маленького магазина во Владивостоке. Другое дело, будет ли у неё возможность купить ту книгу, о которой идёт речь.

И ещё один пункт, о котором хочу сказать. Вот говорили о том, поднимает ли продажи какой-то критический текст. Понятно, что сам текст, вне этого социального механизма, никаких продаж поднять не может, и тут есть большая разница между условным Данилкиным и условной Юзефович, – я сейчас называю нарицательные имена. Когда писал Данилкин, ещё не были распространены социальные сети, эти динамичные системы распространения информации. Кроме того, не было такого массового распространения информации в сетях, какая есть сейчас. И в этом смысле понятно, что люди, прочитав бумажную «Афишу», шли с бумажной «Афишей» в книжный магазин, то есть в реальное пространство, и покупали там бумажную книжку. Что сейчас делает такой человек? Написала условная Галя Юзефович у себя в «Медузе», вывесила в блоге ссылку, оформив её очень прочувствованно (её язык, направленный на эмоции, – это тема отдельного разговора), – всем захотелось эту книжку распробовать, и, соответственно, что делают люди? Они смотрят, есть ли она на «Bookmate» и, не вставая с дивана, начинают скачивать эту книжку. А если на «Bookmate» нет книги, люди, не вставая с дивана, начинают нарушать законодательство другими способами – то есть скачивают её на каком-то другом ресурсе вместо того, чтобы покупать её за 200 рублей. То есть – почему мы ещё не можем понять, что на что влияет, кроме каких-то косвенных упоминаний? Потому что пиратские скачивания мы не можем учесть. И даже если эти величины маленькие – условно говоря, 5 % от совокупности – это не значит, что мы не должны их учитывать и пренебрегать пониманием, какие стратегии обращения с книгой в этих случаях имеют место. В этом смысле, наверное, фильм про Сашу Соколова увеличил количество скачиваний его книг. Пока он шёл, люди искали его книги в Сети, там Соколов выложен в достойном виде. И я видела эти реплики: «ничего не понял» или «ой, как прекрасно».

То есть я хочу сказать, что когда мы говорим про популярность, – мы подразумеваем популярность прежде всего в нашем кругу. Мне кажется, что понятие популярности надо пересмотреть вообще, и тогда станет понятно, что есть бестселлеры такого типа, есть бестселлеры другого типа, есть кластерные бестселлеры и т.д.


Олег Жданов: Коллеги, здравствуйте. Хочу обратить ваше внимание на связь понятия «бестселлер» и связь редакторского попадания в конкретную книгу. Я активно участвовал в продвижении книги об Илоне Маске. Она была продана тиражом 30 тысяч экземпляров; это было попадание прежде всего редакторское – он совершенно точно почувствовал, что на эту историю сразу пойдут спонсоры, и они сразу дали денег. Я написал десяток рецензий в разные издания, и книжка продавалась, продавалась. А есть и другая ситуация – редакторской ошибки, когда книжка не может по своему потенциалу стать широко покупаемой. На это может быть много причин: она слишком тонка, слишком глубока, у неё ограниченный ресурс покупательского интереса. В этой ситуации – сможем ли мы своими замечательными рецензиями значительно поднять её тираж, вот в чём вопрос? Я считаю, что вопрос участия критика, литературного обозревателя должен рассматриваться в совершенно конкретном плане – условно говоря, издательском. Если мы понимаем, что для этой книжки успех – это две тысячи экземпляров, тогда, как правило, речь идёт о хорошем, умном, элитарном издании. Я, например, с восторгом читаю Костю Мильчина и люблю ресурс «Горький», – влияет ли он на продажи, не знаю. А есть, например, издание «Комсомольская правда», которое читает огромное количество людей, – но совершенно понятно, что многие издания, которые относятся к так называемой интеллектуальной литературе, не будут восприняты там, потому что это не та публика, вот и всё, хоть какую рецензию напиши. Поэтому наша дискуссия должна упираться в совершенно конкретные кейсы, – в общем, картина упирается в ситуацию конкретного издательского плана: сколько мы хотим продать количественно. И, соответственно, в вопрос точности восприятия человека, который ведёт издательский портфель, и той команды критиков, обозревателей, которые освещают книгу.


Константин Мильчин: Одна из моих последних рецензий в рубрике «Заслуженно забытые книги» на «Горьком» была написана про роман Анатолия Иванова «Вечный зов». Я встретил в «контакте» отзыв: «Да, охренительная книга, спасибо, что напомнили». Я не уверен, что человек побежал покупать эту книгу после этого, – но это очередное доказательство, что совершенно непонятно, как слово наше отзовётся.


Светлана Зорина: У меня вопрос к издателям: что такое сегодня бестселлер в количественном измерении? Когда мы проводили на «Нонфикшн» дискуссию с Алексеем Ильиным и Карин Хербер-Шлапп, их понятия бестселлера с точки зрения количественных характеристик очень серьёзно различались. Карин сказала, что для них бестселлеры – это 100 тысяч в твёрдой обложке и 50 тысяч в мягком переплёте, а Алексей сказал, что для нас 10 тысяч в год – это уже бестселлер. Вот с точки зрения тиражей как бы вы, коллеги, это определили?


Ольга Аминова: Всё зависит от ниши и от возраста бренда. У Дины Рубиной будет первый стартовый тираж 70 тысяч – и для неё это не предел, дальше это будет лонгселлер, причём мы учитываем только печатный тираж, не электронный. А у автора, которого мы только выпускаем и понимаем, что имеем дело с качеством, которое в будущем позволит ему стать автором бестселлеров, – стартовый тираж может быть 8 тысяч, и это много для начинающего автора. А потом время покажет, увеличится или уменьшится тираж, и это будет зависеть от многих факторов.


Сергей Рубис: Дело в том – и я говорил об этом в начале – есть много факторов, которые влияют на бестселлерность. Но я, например, считаю бестселлером книгу, проданную тиражом от 100 тысяч экземпляров. Мне кажется, такими числами это должно измеряться и для наших читателей: у нас в стране живёт 140 миллионов, в Германии 60 миллионов, так почему у нас не может быть книг, проданных таким тиражом? Каждый год открываются новые магазины, часть закрывается; книжная сеть «Читай-город» за последнее время открыла около 50-ти магазинов в регионах. Коллеги говорили о том, возможно или невозможно купить книжку, – сейчас с помощью Интернета книга придёт куда угодно, хоть в Америку. С другой стороны, бестселлеры стало делать сложнее, так как очень сильно расширился ассортимент. Это не только я заметил, интернет-структуры тоже говорят о том, что доли бестселлеров в общем объёме падают. И если мы посмотрим на тиражи ведущих авторов, то среди них можно пересчитать по пальцам одной руки, кто достигает тиража в 100 тысяч экземпляров с одной книжкой. Тенденция эта видна и по зарубежной литературе – хотя там чаще получается «выстреливать».


Константин Мильчин: У меня есть ответ на вопрос, почему в Германии тираж бестселлера – 100 тысяч, а у нас 10 тысяч. Потому что в Германии книжки покупают пенсионеры, у которых от выхода на пенсию до Альцмейгера 30 лет богатой жизни. (Смеётся).


Юлия Раутборт: По поводу роли критики – очень показательный пример. Вот на последней книжной ярмарке «Non-Fiction» к стендам подходили люди и доставали из сумок – не айфоны, не гаджеты, а написанные от руки списки, и говорили: нам нужна книга Этвуд «Слепой убийца». Причём они называли её по-разному: «Слепой», «Убийца» и т.д. И становилось понятно, что они, может быть, не знают, кто такая Этвуд, не понимают, мужчина это или женщина, и кто такой этот убийца – то ли он слепой, то ли он хромой, и т.д. Но эта книга была в списке Галины Юзефович, который назывался «Список книг, без которых нельзя уйти с нон-фикшн». В тот день, когда я стояла на стенде, «Слепого убийцы» не было, книги должны были вот-вот привезти. Я говорила, вы знаете, у нас есть другие книги Этвуд, они вам тоже очень понравятся. Нет, говорили, нам Юзефович «велела» «Слепого убийцу». Это к вопросу не о том, как делается бестселлер, но о том, какую роль критика играет в формировании бестселлера.

Я хотела бы посмотреть на этот вопрос с другой точки зрения. Смотрите, мы сразу заговорили о монетизации, о сотрудничестве издательства с критиками, о том, сколько экземпляров мы продадим, если критик об этой книге напишет. Знаете, мы не будем делать вид, что мы работаем ради идеи, – мы, безусловно, работаем ради бизнеса. Но у каждого бизнеса, в том числе издательского, есть цели краткосрочные и есть долгосрочные, стратегические. И стратегическая цель издателя – сформировать такое поколение читателей, которое всё ещё будет потребителями книг, когда через пять, десять, пятнадцать, двадцать лет нас уже не будет. В данном случае роль критика в тандеме с издателем очень важна. Вот какое счастье, что книгу Мариам Петросян открыли для читателя – ведь она могла пройти совершенно бесследно. Эта книга, на мой взгляд, – одна из главных отечественных книг начала XXI века. И такое же счастье, что Юзефович открыла широкому читателю «Слепого убийцу» Этвуд. Это залог того, что наш издательский бизнес будет существовать и через 10, и через 15 лет, – и роль критики, безусловно, очень важна для достижения этих целей. Вот что я имею в виду, когда говорю о долгосрочных целях.


Полина Щекина: Я сотрудничаю в издательстве «Росмэн» как переводчик художественной литературы и публикуюсь как критик в «толстом» журнале «Знамя».  Я согласна с тем, о чём здесь говорилось, – о двух задачах критика: повысить за короткое время в разы продажи какого-то определённого произведения (задача, которую ставят перед ним издатели) и хотя бы одну книгу за всю жизнь действительно открыть, сделать сенсацией и т.д. (задача, которую сам критик ставит перед собой). Но здесь также говорилось о более утилитарных задачах критика, и я хотела бы заострить на них внимание. Это роль литературного навигатора в ситуации информационного переизбытка. Да, при анализе художественной литературы невозможно ответить на вопрос, про что книжка, хотя читатель потенциально ожидает, что, поскольку он прочитал «Анну Каренину», ему дадут что-то похожее, – с таким эффектом, с такой же историей. Задача критика – создать информационное поле вокруг книги, и даже если это не выстреливает на следующий день и продажи не повышаются в разы, то критика всё равно может создавать какой-то резонанс. Если в двух изданиях выходят диаметрально противоположные статьи, это всё равно идёт книге на пользу. И, в конце концов, – количество может перерастать в качество в какой-то долгосрочной перспективе.


Наталья Ломыкина: Я хотела бы снова вернуться к бестселлерам и поделиться своими наблюдениями. В конце года я традиционно составляю списки самых продаваемых книг для рейтинга «Форбс». По итогам 2016 года продажи выросли сильно. Я беру только книги, вышедшие в текущем году, и смотрю, как они продавались. В конце декабря мне присылают издатели списки своих продаж, и из этого формируется список 10-15 книг. В этом году на первом месте была книга, которой было продано 300 тысяч экземпляров, это был «Гарри Поттер», русское издание, они были проданы за неделю. Тут вопрос имени автора. На втором месте была книга, проданная тиражом 170 тысяч экземпляров – «Тень горы», Грегори Дэвид Робертс. В прошлом году на первом месте был Акунин – тираж около 70 тысяч экземпляров. Но в любом случае стали читать больше. Потом начинаешь собирать самые ожидаемые книги года – и с чем я столкнулась в этот раз? Если в прошлом году я с трудом наскребла 15 книг, то в этом году я без труда набрала 50, и вопрос был лишь в том, как вычеркнуть то или иное. И всё это имена действительно значимые. Издатели, обрадовавшись, что рост продаж повысился, купили права на издание большего количества книг, чем в прошлом году. У меня возникает вопрос: когда наступит перенасыщение рынка? Потому что в этом году заявлено уже очень много книг – это при том, что, скажем, издательство «Corpus», не сдавая заранее своих бестселлеров, выпускает в период «Non-Fiction» три книжки, которые выстреливают, про которые они молчали…


Евгения Вежлян: Я хочу добавить про перенасыщение рынка. Думаю, что российский рынок от перенасыщенности более чем далёк, потому что, например, когда в Лондоне приходишь на ту улицу, где стоят большие книжные магазины, и заходишь в книжные отделы, то видишь: в них книги не повторяются, они разные. А в «Библио-Глобусе» примерно одни и те же книги. То есть всего этого настолько мало в нашем реальном пространстве, которое не насыщено теми местами, куда ты можешь зайти и реализовать эффект присутствия – уйти с покупками.


Анна Кузнецова: Вот совершенно правильная была реплика, что ты заходишь в «Москву», «Читай-Город», и там примерно одинаковый ассортимент, не должно быть этого единообразия. Если книготорговые сети попробуют повернуть эту историю как-то по-другому, это должно сопровождаться личными мнениями, навигациями, рекомендациями внутри магазина. Почему у подписных изданий в Санкт-Петербурге такой успех за 4 года? Потому что мы имеем личностные истории с вкусами, рекомендациями внутри конкретного книжного магазина. Да, пусть у нас этого мало, но если каждый книжный магазин будет делать свои вкусовые истории, то это повернёт читателя в нужную сторону.


Константин Мильчин: Мой друг открыл в Новосибирске книжный магазин, где можно купить только те книги, которые нельзя купить в других магазинах.


Артём Сенаторов: Я глубоко убеждён, что в процессе становления бестселлера, взрывных продаж, аховой популярности имеет место некий фактор, на который мы с вами не то что повлиять не можем, но его трудно спрогнозировать. Это касается любого медиапродукта. Самый простой пример – история певицы Натали: к 2013-му году она считалась сбитым лётчиком, популярность её достигла пика в конце 90-х годов благодаря песне «Ветер с моря дул». Все нулевые о ней ничего не было слышно. Однако в 2013-м выходит песня «О Боже, какой мужчина», которая не имеет никакого выдающегося текста и сильнейшей музыки, и эта песня взорвала все хит-парады. Почему так произошло – никто не может ответить, даже Сергей Минаев.


Константин Мильчин: Не знаю, можно ли приводить такие сравнения. Тут другие механизмы, и они более предсказуемые, чем в книжном мире.


Ольга Аминова: Песня удовлетворила самые глубинные архетипические потребности.


А. С.: В книжном мире тоже есть книги, про которые никто не сказал бы, что они выстрелят, но они порвали всё. Например, «Несвятые святые». (Шум возражений в зале). Эта книга была во всех прицерковных магазинах.


Константин Мильчин: Есть прекрасная книжка Дионисия Ареопагита – чтобы все понимали, о чём идёт речь, с комментариями прп. Максима Исповедника. Она через клерикальную сеть была в прошлом году продана тиражом 52 тысячи экземпляров. «Дионисий» – это сложный текст, скорее философский, чем духовный; в неклерикальной сети было несколько тиражей этой книги, и тираж за 15-20 лет достигал, может быть, десяти тысяч экземпляров. Так что все разговоры о «случайной» популярности «Несвятых святых» на этом заканчиваются. Тут всё дело в сетевых возможностях РПЦ. Конечно, случайности есть, – например, неожиданный успех Минаева: совершенно просчитанный проект с очень хорошим пиаром, который привёл к продажам в миллион, кажется, за год. Минаев очень удачно попал в тему, в сюжет, во время; «Духлесс» – это социальная диарама Москвы 2004 года со всеми прелестями её офисной жизни. Если вы мне назовёте другой подобный случай, который был бы непродуманным, я пожму вам руку и скажу, что ничего не понимаю в книгах.


Сергей Рубис: «Метро-2033» – она была издана в «Эксмо» тиражом 10 тысяч экземпляров, она хорошо продавалась, сделали допечатку 3-4 тысячи экземпляров. Потом пришёл Рыков, перекупил права, и она до сих пор продаётся.


Евгения Вежлян: Глуховский – это история о том, что автор использовал некую технологию: насколько я понимаю, он активно работал с сетевой аудиторией по ходу написания книги. То есть книга раскрутилась благодаря сетевому общению, сетевым контактам и сетевым вбросам ещё до того, как она, собственно, стала книгой. И, может быть, здесь дело в том, что когда книга попадает в «Эксмо», то с ней начинают работать как с каким-то более традиционным продуктом, чем это, может быть, требуется.


Константин Мильчин: Конечно, нельзя сделать бестселлер из совсем плохой книжки, это касается ровно всех бестселлеров. Совсем пустой текст невозможно раскрутить, что показывает случай с романом «Гастарбайтер» Эдуарда Багирова, сколько бы в него ни вложили денег. Или случай писателя Александра Потёмкина, который столько денег в себя вложил, а ничего из этого не вышло. Что касается конкретного случая с Глуховским, то надо понимать, что это традиционный роман взросления, написанный человеком, который взрослее, – это всегда оказывается выигрышнее, чем если роман пишет престарелый человек. Глуховский одним из первых применил технологию выкладывания романа в Сеть по мере написания, и, учитывая популярную тематику метро, вокруг которого собирается общество метрофанатов, это имело дополнительную популярность. Дальше была очень смешная история с издательством «Эксмо», которое издало его, поместив обложку от другой книжки – провальный боевик про метрокрыс, на которых охотятся спецназовцы. Рыков подошёл к книге как к штучному продукту, завесил всю Москву рекламой с портретами Глуховского. Поэтому нельзя говорить о раскрутке совсем безнадёжных книг, можно говорить лишь о более или менее удачных стратегиях.


Юлия Гнездилова: Вопрос к издателям такой. Мы сейчас говорим о рекомендательной критике, то есть кто-то предлагает список ожидаемых книг – или книг, рекомендованных к покупке на той или иной ярмарке. Был ли в вашей практике случай, когда вы столкнулись с настоящей критикой, то есть не рекомендательной, когда критики писали, что это не то, что хотелось бы прочесть? И есть ли такие варианты раскрутки книг, которые встретили отрицательный отзыв со стороны критиков?



Продолжение >скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
4 880
Опубликовано 26 май 2017

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ