ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » СЕТЕВАЯ КРИТИКА И ТРАНСФОРМАЦИЯ ЧИТАТЕЛЬСКОГО ВКУСА

СЕТЕВАЯ КРИТИКА И ТРАНСФОРМАЦИЯ ЧИТАТЕЛЬСКОГО ВКУСА



8 сентября 2016 в рамках ММКВЯ состоялся круглый стол «Трансформация читательского вкуса в условиях развития сетевой литературы и сетевой критики», организованный издательством «Эксмо». «Лиterraтура» представляет стенограмму этого события.

Участники:

Ольга Аминова – руководитель отдела современной литературы издательства «Эксмо»;
Анна Бабяшкина – главный редактор cайта «ReadRate»;
Юлия Гнездилова – главный редактор журнала «Читаем вместе»;
Олег Жданов–литературный обозреватель сайта «Kp.ru», ведущий программы «Книги с Олегом Ждановым» на радио «Комсомольская правда»;
Наталья Кочеткова – литературный обозреватель «Lenta.ru»;
Борис Куприянов – издатель и публицист, один из соучредителей книжного магазина «Фаланстер» в Москве, программный директор Международного московского открытого книжного фестиваля и член экспертного совета Международной ярмарки интеллектуальной литературы «Non/fiction»;
Борис Кутенков – поэт, литературный критик, литературтрегер, редактор отдела критики и публицистики журнала «Лиterraтура»;
Наталья Ломыкина – журналист, книжный обозреватель «Forbes» и «РБК-стиль»;
Нина Назарова – журналист, главный редактор портала «Gorky.media»;
Ульяна Петрухина – видеоблогер
Валерия Пустовая – литературный критик, редактор отдела критики журнала «Октябрь»;
Юлия Раутборт – руководитель отдела современной зарубежной литературы издательства «Эксмо»;
Сергей Рубис – директор редакции художественной литературы издательства «Эксмо»;
Артём Сенаторов – писатель, тележурналист, интернет-предприниматель, главный редактор интернет-портала «Литературный оргазм»;
Вячеслав Суриков – редактор отдела «Культура и общество» медиахолдинга «Эксперт»;
Олег Фочкин – историк, журналист, книжный обозреватель

Модератор – Константин Мильчин, литературный критик, редактор отдела культуры журнала «Русский репортёр»
____________________




Константин Мильчин: В начале нашего круглого стола я попрошу всех присутствующих ответить на вопрос: что же такое, по вашему мнению, и зачем нужна сегодня литературная критика?

Олег Жданов: Месяц назад я закончил исследование по 50-ти книжным магазинам Москвы, в том числе сетевым, о том, как стимулировать читателя в покупке книг. И пришёл к выводу, что на самом деле критика очень нужна – причём в самых разных формах, от стёба до вполне серьёзных исследований. Но чем выше уровень критического текста, тем менее он эффективен; условно говоря, людей, закончивших Литературный институт, и филологов, из критиков надо выгонять, потому что их тексты имеют малое влияние на продажи. Я, конечно, несколько утрирую, но это так: рецензия, тем более сетевая, должна быть наполнена больше эмоциями, чем информацией о сюжете и достоинствах автора.

Константин Мильчин: Поднимите руки, у кого филологическое или близкое к нему образование!

(Поднимается несколько рук).

Константин Мильчин (смеясь): Встали и вышли!.. (Я тоже историк и филолог – поэтому стыдливо поднял руку).

Олег Фочкин: Я надеюсь, что тоже принадлежу к числу литературных критиков – по крайней мере, занимаюсь этим уже более двадцати лет в разных изданиях: газеты, журнал «Читаем вместе» и так далее. На мой взгляд, критика нужна разная – хотя бы потому, что на данном этапе, по моим ощущениям, складывается ситуация перекоса, когда новое поколение либо вообще не понимает, что такое книги, либо считает, что сделанное до них никому не нужно, и, соответственно, тянет одеяло на себя. В итоге целый пласт тех, кто раньше читал книжную критику, остаётся ни с чем, потому что газеты сейчас фактически отказались от систематической книжной критики, за редкими исключениями. А там, где она осталась, она в основном клиповая, – но это неплохо, это тоже одно из направлений. В итоге мы говорим, что, с одной стороны, да, критика нужна, а с другой стороны, отрицаем всё, что не вписывается в концепцию «новой волны». Тезис о том, что филологов стоит выметать поганой метлой и так далее, – я с ним не согласен, поскольку, если мы посмотрим на большую часть присутствующих здесь, – будь то Наталья Кочеткова или Наталья Ломыкина, – это всё настоящие филологи, которые могут писать и очень хороший научный текст, и очень хороший текст для простого «обывателя». И в этой ситуации именно их точка зрения и их вкус очень важен, – поскольку по тем рецензиям, которые пишут простые читатели, зачастую невозможно понять, о чём, собственно, книга. Именно мнение специалиста гораздо важнее в данном контексте.

Юлия Гнездилова: Меня зовут Юлия Гнездилова, я главный редактор журнала «Читаем вместе». В отличие от многих представляемых здесь изданий, основная наша версия – бумажная, хотя у нас есть сайт, на котором мы дублируем материалы. Журнал задумывался изначально в сети магазинов «Московский Дом Книги» как инструмент продаж и, как показывает наш десятилетний опыт исследования маркетинга внутри магазина, действительно читатели пользуются нами, по нам ориентируются. Что мы стараемся делать? Мы стараемся разговаривать с читателем на понятном ему языке. Поэтому мне как филологу пришлось отказать нескольким своим бывшим преподавателям и нескольким бывшим соученикам в том, чтобы писать для нас рецензии, – выяснилось, что не все могут адаптировать текст до того языка, на котором нужно разговаривать с самым обычным читателем. Конечно, абсолютно верно, что нужно поднимать читателя до своего уровня, а не опускаться до его уровня, но необходимо искать золотую середину, иначе мы имеем шанс отпугнуть читателя.

Реплика из аудитории: Я бы добавил: когда журнал только начал выходить, реально были случаи, когда продавцы книжного на Новом Арбате, взяв его в руки, удивлялись: «У нас есть такая книжка?», – и бежали её искать. Рецензия побуждала их хотя бы взять книгу в руки.

Константин Мильчин: После журналистской секции – у нас небольшая издательская секция.

Юлия Раутборт: Критика сегодня, конечно же, не может быть такой, какой она была во времена Виссариона Григорьевича. Главная её задача, как мне кажется, – не анонс произведения, а именно информация для читателя, очень тяжело ориентирующегося в том книжном море, в котором он оказывается, открыв сайт любого книжного или интернет-магазина.
Поскольку читателю обязательно нужно оставить выбор, то пусть будет и критика серьёзная, – не стоит отказывать читателю в возможности серьёзной литературы. Но пусть существует и критика любительская – с возможностью открытого выражения своего мнения в режиме онлайн. И давайте не отказывать филологически не подкованному читателю в том, чтобы ему не то чтобы грамотно разъяснили – но проинформировали: а) о том, что есть книга, которая может его заинтересовать; б) рассказали что-то об авторе и, в общем, каким-то образом ввели в курс дела. То есть у критики должна быть роль прежде всего информационная и просветительская, а также аналитическая – для людей более продвинутых в филологии и литературной критике.

К. М.: Скажите, а всё это должно быть в рамках одного журнала, одного критика?

Ю. Р.: Я думаю, что если критик может и то, и другое, – то это прекрасно. А что касается «одного журнала», то люди должны понимать, куда им идти за критикой, – так же, как они должны понимать, к какой полке книжного магазина им подойти, какую страницу в Сети им открыть, какой бумажный журнал купить. Но тут надо подумать: может быть, какое-то одно издание может объединять и то, и другое, – при этом с трудом, но можно вспомнить какие-то издания только для филологов, например, «Вопросы литературы».

К. М.: Даже «НЛО» уже под эту категорию не подходит.

Ю. Р.: Когда-то «Вопросы литературы» были настольным изданием каждого уважающего себя студента или состоявшегося филолога. Но будем откровенны: сейчас такие издания просто по определению не могут быть востребованы широкой читательской аудиторией. Однако они тоже должны существовать.

Ольга Аминова: Я поддержу свою коллегу: мне бы хотелось взаимного синтеза читательской навигации и критического анализа. Мне бы очень хотелось, чтобы у современной литературной критики возникли такие отношения с читателем, при которых не терялось бы взаимное доверие. Отношения, при которых читатель опирался бы не столько на мнение другого читателя, сколько на мнение литературного критика. К сожалению, эта тонкая взаимосвязь сейчас практически разрушена. С чем это связано? Возможно, с тем, что умные, грамотные, образованные литературные критики, – они часто выходят в те эмпиреи, что недоступны «обывателю». И «обыватель» начинает пользоваться тем суррогатом, который мы можем видеть на читательских сайтах. Наверное, причин у этого явления множество, – и мне кажется, что попытка обнаружения того языка, которым можно общаться с «обывателем» (в это слово я не вкладываю уничижительного смысла – синоним «обычный читатель»), – это серьёзная задача литературных критиков, в которой мы как издатели и редакторы чрезвычайно заинтересованы.

К. М.: Переходим к единственному, если я ничего не путаю, здесь представителю толстожурнальной критики, – Валерии Пустовой.

Валерия Пустовая: Я печатаюсь и в бумажных изданиях, и на сетевых ресурсах, в разных форматах. Мне кажется, что сейчас критики могут найти своего читателя везде. Для меня самый простой ответ, зачем нужна литературная критика, заключается в следующем: чтобы было о чём поговорить…

К. М.: Кому «о чём поговорить»? Тебе или всем остальным?

В. П.: Обсуждение прочитанного – в этом первостепенный смысл критики. Не разделять эту позицию могут только жуткие интроверты: например, в моём семинаре критики в РГГУ был мальчик, который принципиально отказывался писать критику, признаваясь в том, что ему неинтересно делиться впечатлениями. Это патологический случай человека, не способного к критике: как известно, сейчас к критике способны все, даже самые простые читатели в блогах и на рекомендательных ресурсах. И дополнительная функция критики заключается в том, чтобы видеть, кому интересно читать, – если мы будем «читать в стол» и «писать в стол», то утратится сама культура чтения и обсуждения, которая очень важна для духовной коммуникации между нами. По поводу «сетевой критики» – в каком-то смысле сейчас вся критика «сетевая»: публикации Журнального Зала, какие-то маленькие обзоры на ресурсах, – всё это «сетевое». Я бы говорила скорее о различии аналитической и рекомендательной критики, по-прежнему очень сильно проявляющемся. Есть ресурсы, прочитав обзоры на которых, достаточно просто ткнуть пальцем в книжки. Должны быть люди, которые это делают, – но должно быть и пространство для анализа, для контекста. Насчёт продаж: запросто «втюхать» читателю книгу сейчас просто так, может быть, и нельзя, потому что читатели сами с усами: читатель сам любит анализировать, обсуждать, и от критика им нужен прежде всего положительный контекст для разговора, контекст для их эмоций. Критик должен помочь читателям воспринимать их собственные впечатления, показать, что они не одиноки в своих мнениях о писателе. Ну и «Вопросы литературы» – я хочу за них заступиться: вот они, прекрасно продаются за углом на книжной ярмарке.

Борис Куприянов: Я слушаю всё это – и у меня складывается очень странное впечатление: что мы спихиваем под стол «критика» всё, совершенно разные жанры. Критика, которая была в 20-м веке, выполняла некоторую идеологическую функцию: объясняла, почему та или иная книжка важна для общества. Это прекратилось в 1991 году, критика стала выполнять другие функции. Сейчас говорить об идеологической задаче – абсурдно. Сейчас критика стала гораздо менее интересна читателям и представителям книжных ресурсов, к которым я тоже отношусь. Я скажу страшную вещь: в этом году из московских библиотек пропали все толстые журналы. Кто-нибудь слышал реакцию общественности? Я слышал, потому что имею некоторое отношение к библиотекам. Но общественность это не всколыхнуло.
Вторая история – то, о чём сегодня уже говорилось: если мы говорим о журнальной критике, – это критика экспертная. Сейчас у нас нет достаточного количества изданий, где печатались бы экспертные критические обзоры. И малое количество этих изданий, где были бы нормальные инстанции экспертизы, связано с тем, что читательский суд забирает у критики функцию экспертизы. Если бы в Москве в 20-30 изданиях были часто издаваемые критические обзоры, – как это делает «Лента.ру», как это делает «Афиша», «Медуза», – тогда у нас очень сильно выиграл бы рынок интернета. Допустим, человек приходит в магазин – и перед этим он прочитал прекрасную статью Валерии Пустовой, на 40 тыс. знаков, и он может сделать выбор между тем анализом, который сделала Валерия, и собственным восприятием. Экспертность – это прежде всего институт, который заслуживает уважения. К рецензиям, которые публикуются в «Коммерсант-Weekend» или на «Ленте.ру», прислушиваются, потому что их издатели совершают мало ошибок. Если вы совершаете много ошибок, если у вас рецензии разного качества и по-разному сделанные, – то к вам просто не будут прислушиваться. Принятый формат в критике влияет на мнение читателя.

Константин Мильчин: Для успеха критика как некоторого проекта, который влияет на продажи, очень важна аккумуляция нескольких вещей. Условно говоря: вот появляется сайт «Медуза», у которого возникает свой круг читателей. Возникает этот круг по разным причинам: потому что у них совпадают политические убеждения с «Медузой», потому что им нравится этот коллектив, просто потому что им нравится этот новый модный проект и пр. У «Медузы» есть критик Галина Юзефович – жаль, что она сегодня не с нами – которая очень хорошо подходит для этой аудитории. И, таким образом, новое СМИ и «новый» критик образуют очень удачный проект: я знаю довольно много людей, которые, открыв обзор Гали Юзефович, приходят в книжный магазин и берут книги ровно по списку. В этом смысле у новых проектов – таких, как «Горький» – больше шансов стать таким лоцманом, просто потому, что происходит соединение разных тенденций, разные поля друг друга поддерживают.

Вячеслав Суриков: Критические тексты имеют право на существование просто потому, что они хорошо написаны. Сейчас возникла принципиально новая ситуация: появились тексты, у которых нет второго дна, по поводу которых, может быть, и не нужно рефлексировать и анализировать их.

Константин Мильчин: Упомянутый здесь Эдуард Багиров признался, что он вообще-то пересказывал Кьеркегора в своём романе «Гастарбайтер», но этого, кроме него, никто не понял.

Анна Бабяшкина: Я, наверное, в большей степени медиаменеджер, чем литературный критик. Сейчас я возглавляю портал о книгах и чтении «ReadRate», который работает одновременно как рекомендательный сервис и книжное СМИ, прежде отвечала за отдел культуры и литературную рубрику в журналах «Профиль», «Всё ясно», «SnC», «Крестьянка». Коллеги сетуют на то, что книжные рубрики в масс-медиа закрываются, рецензии становятся всё более краткими и менее вдумчивыми. Во многом причина происходящего – в экономике. Книжная рубрика – это первое, что урезается или вообще умирает в СМИ, как только начинаются проблемы с финансами (а они возникают практически постоянно). Книжные рецензии вычеркивают из редакционных планов, потому что этот раздел не приносит доходов, под него не дают рекламу. Он не может состязаться по экономическим показателям с автомобильной тематикой или рубрикой «Кулинария», где запросто выкупят пару полос для рекламы мультиварки и макарон. Если в рубрике есть реклама – конечно, эта тема будет процветать в СМИ, нет – на какие же средства журнал будет содержать журналиста, который эту рубрику ведёт? Чтобы книжная критика процветала, у неё должен быть экономический базис.

Константин Мильчин: Наличие книжных рубрик – это всегда добрая воля издателя и его общее желание поддерживать культурный уровень журнала. Понятно, что кино, театр или рубрика «В городе» всегда более читаемы, чем книжные.

Сергей Рубис: Я руковожу редакцией художественной литературы в издательстве «Эксмо». Хочу сказать, что мы все живём в том социуме, который нас окружает. И, собственно говоря, хотим мы этого или нет, с одной стороны, мы пытаемся подтягивать культурный уровень читателей, с другой – мы понимаем, что отчасти формируем его, но в то же время на его становление влияют и другие факторы: школа, институт, семья... Несмотря на то, что принято считать, будто издательство «Эксмо» – это издательство Марининой, Донцовой и Роя, у нас выходит довольно большое количество книг для интеллектуальной публики. Бывает, что мы хотим поставить больший тираж, когда принимаем решение о выпуске той или иной книги, и редактор этого хочет (потому что редакторы – филологи, им эта «сложная литература» ещё ближе): он берёт на себя просветительскую функцию и говорит, к примеру, – вот эти «Пятьдесят оттенков серого» – это же вообще не литература, а вот давайте, к примеру, издадим большим тиражом Исигуро Кадзуо… Мы пробовали так поступать не один раз, и в итоге всё заканчивалось тем, что тираж оставался на складе. Мы могли тратить деньги, к примеру, на рекламу, – а тратили её на тираж той книги, которая заведомо убыточна. И всё-таки мне кажется, что сегодня важно не только интеллектуально развивать людей, но и разговаривать с ними на том языке, который они понимают. К сожалению, мы не можем повести первоклассника в десятый класс, он там не поймёт ничего, и даже в пятый не можем. Нужна долгая, поступательно-кропотливая работа по развитию нашего общества.
В мае я был на занятиях по цифровым технологиям в Сколково и пришёл для себя к неожиданному выводу про филологов. Филологи, хочу вам сказать, у вас всё хорошо, ребята. В будущем ваша профессия будет востребована, потому что люди будут искать сложного, контекстного понимания окружающей ситуации, и только вы будете их понимать в этом, сможете правильно интерпретировать ситуацию и говорить с людьми на их языке. От этого будет зависеть та самая поступательная работа с обществом.

Константин Мильчин: Мне интересно, что редакторы и издатели настроены более оптимистично по поводу перспектив критики, чем сами критики.

Артём Сенаторов: Я создатель литературного сайта «Литorg», у которого 635 000 подписчиков. Мы живём в очень интересное время, когда многие направления мутируют до неузнаваемости. Если в 90-е мы просто ловили такси на улице или вызывали машину к определённому времени, то сегодня почти все из нас пользуются приложениями. Литературная критика, обзоры и рекомендательные тексты сейчас объединились в нечто новое, – и мы, работая с нашей аудиторией, поняли, что существует огромное количество людей, ищущих, что нового и интересного почитать. Из множества книжной продукции, которая появляется на наших прилавках, человек может выбрать только несколько книг, которые он успеет прочитать. И здесь на первый план выходит личность того, кто даёт рекомендацию. Опытным путём мы пришли к выводу, что сегодня нужно развивать институт лидеров мнений – то есть тех конкретных персонажей, которые рекомендуют книги. Они делают это совершенно особым способом: у них должен быть узнаваемый стиль. При этом они могут идти против трендов, против мейнстрима, но они должны быть харизматичными. Соответственно, аудитории должно быть интересно не только мнение об этой книге, но мнение конкретного человека об этой книге.
Когда нас с Ульяной [Петрухиной] сюда пригласили, то назвали блогерами. Это не так: мы не совсем блогеры. О блогерах можно было говорить, когда в нулевые годы был ЖЖ, все им пользовались, и люди вели электронные дневники. Мы работаем в узкопрофильных нишах: вы фактически не увидите на нашем сайте публикаций, которые не касаются книг. Поэтому мы стараемся стать – уж не знаю, насколько это получается – с одной стороны, лидерами мнений, которые дают людям информацию о книгах, а с другой стороны, пытаемся делать что-то такое, что выбивалось бы из общей колеи. Но в целом мы стараемся держать марку, чтобы не растерять наш индикатор популярности, а он очень простой: удерживать определённое количество подписчиков. Оно либо растёт, либо падает, не бывает третьего варианта. Приток читателей «Литорга» у нас – 200-300 человек в день: без рекламных влияний, только на органическом контенте; значит, людям интересно то, что мы делаем, это хороший индикатор, на него мы ориентируемся.

Вопрос из аудитории: Чем лидеры мнений отличаются от просто критиков?

А. С.: Лидер мнений интересен прежде всего как человек, вне зависимости от книжной тематики; критик интересен же в первую очередь своим текстом.

Вопрос: Кто такой вообще лидер мнений? Он существует независимо – или вырастает из вашей среды? Иными словами, это Опра Уинфри, которая рекомендует в Америке книжку и все бегут её покупать?

А. С.: Опра Уинфри – это скорее медийный персонаж. Мы же стараемся поддерживать стратегии развития собственных звёзд. Пусть они будут локальными, пусть они будут известны в рамках нашего сообщества – но для наших подписчиков они будут известными людьми. У нас есть такие люди: это Клим Моржовый, человек, который всегда ходит в шапке, – и другие, мы развиваем это направление уже несколько лет. Есть определённые узнаваемые персонажи в рамках нашего сообщества – и, соответственно, когда они будут делать репортажи о том или ином событии, фотографироваться с новыми книгами или с какими-то другими блогерами, они будут узнаваемы, с ними невозможно будет не познакомиться, подписавшись на наше сообщество. А если мы будем работать с известными людьми или приглашать звёзд, которые работали бы с нами, они смогут в какой-то момент закрутить нам гайки. Предположим, мы нашли человека, и тут его рубрика пошла вверх, он начал хорошо продвигать книги: мы попадаем в зависимость от него, он начинает диктовать нам условия, это неправильно. Нужно разрабатывать «внутренних звёзд» – пусть локальных, но зато никто не будет мешать нам делать то, что мы хотим.

Константин Мильчин: То, что рассказал уважаемый коллега, – назовём вас так, – это, конечно, параллельный мир, с которым мы в нашем снобизме редко сталкиваемся или знаем его поверхностно. Но это фигуры, которые «в контакте» очень известные, и вы очень большие молодцы, что вы это делаете. Я подписан на ваш аккаунт в Инстаграме; примерно каждое второе сообщение там про то, что «редактор Литорга ведёт шикарный Инстаграм».

А. С.: Инстаграм перестал быть просто игрушкой за последнее время – сейчас это тяжёлая артиллерия маркетинга. За последнее время умерло довольно много изданий. Мы, например, видим, что серьёзные трудности испытывает печатная пресса, – и это связано с тем, что мне не нужно сейчас идти в палатку и покупать газету «Советский спорт», чтобы узнать результаты матча; я могу сразу после этого матча зайти в Сеть, чтобы увидеть ещё и серию голов. И, наоборот, появился целый ряд профессий, порождённых социальными сетями; например, это контент-фотографы. У меня в штате работает человек, который получает 10 евро за каждый кадр, который он делает мне в Инстаграм; я получаю фото от рекламодателей, от издательств, – у нас цель такая, чтобы каждое фото можно было рассматривать как отдельное произведение искусства. Мы делаем медиапродукт, – и даже если человеку не понравилось что-то в конкретный момент, он отмечает высокое качество того, что мы делаем. Таким образом мы удерживаем аудиторию. Наши рекламные мощности нацелены сейчас на поднятие Инстаграма главного редактора – не всего «Литорга», а конкретной персоны.

Вопрос: А как вы книги отбираете, которые сфотографируете за десять евро?

А. С.: Потом расскажу. (Смех в зале).

Ульяна Петрухина: Я блогер, я рассказываю о книгах на «Youtube» уже около трёх лет. Если возвращаться к первоначально заданному вопросу про критику, то моя аудитория молода, она не доросла ещё ни до «Медузы», ни до «Ленты», – может быть, доросла до «Афиши» в некотором роде. Для них мой ресурс является информационным порталом, из которого они могут понять, что из всего этого многообразия, появляющегося на полках магазинов, стоит изучить и прочитать. Мой подход никак не связан с профессиональной критикой: как сказал Артём, я своего рода «лидер мнений», поэтому люди основывают свой выбор на том, что нравится мне; своим мнением я влияю на их выбор.

Вопрос из аудитории:
Сколько подписчиков у вашей аудитории?

У. П.: Больше семидесяти пяти тысяч.

Наталья Ломыкина: Ульяна, а вы читаете то, о чём рассказываете? Поясню свой вопрос – меня в своё время поразила, когда я залезла в блогосферу, увиденная мной девушка, у которой было более ста тысяч подписчиков. Она держала в руках книжку Джоджо Мойес и говорила буквально следующее: «Вы знаете, я не знаю, почему я покупаю эти книжки – у меня их уже четыре и я пока ни одну не прочитала – но они такие красивые. Когда-нибудь я до них дойду, и мне кажется, что вам тоже стоит купить и посмотреть, может быть, вы мне расскажете». Я даже не знаю, на кого это рассчитано, и я не могу себе представить такую ситуацию в критике. Мы не можем себе этого позволить, а зарабатывающие книжными обзорами видеоблогеры почему-то могут. Поразительно, но написанный Костей Мильчиным обзор о Джоджо Мойес не соберёт такую аудиторию, которую получила эта девочка, помахав книжечкой. Эти видеоблоги – вещь, которая, с одной стороны, вообще нивелирует критику, а с другой – продвигает книги совершенно иным способом.

Константин Мильчин: Это вещь, которая критику совершенно не нивелирует, потому что нужно понимать, что мы работаем с аудиторией, которой проще воспринимать любую текстовую информацию, – а за нами идёт поколение, которому проще воспринимать любую визуальную информацию.

Реплика из аудитории: Ключевое слово здесь «информация». Ты даёшь информацию, а видеоблогер может себе позволить не давать информацию.

Вопрос из аудитории: Мы выяснили, что Ульяна читает тексты, о которых она пишет. А есть ли какая-то статистика, читают ли рекомендованные вами книги представители вашей аудитории?

У. П.: У меня нет такой статистики: я не могу отследить каждого из семидесяти пяти тысяч.

Реплика из аудитории: С каждым представителем этой аудитории вы говорите про одну и ту же книжку, а её общий тираж, получается, четыре тысячи. В чём эффективность такого разговора с многотысячной аудиторией? Видеоблог создан не для того, чтобы люди читали книги, – и, соответственно, те, кто о них рассказывает, тоже не всегда их читают: это способ коммуникации между людьми, которые читают вас в интернете, и вами. Он никак не связан с продажей книг или со скачиванием в интернете.

У. П.: Список книг на портале «Лабиринт» доказывает, что и книжные блогеры влияют на продажи. Я совершенно согласна с тем, что это способ коммуникации: как я уже говорила, мы не можем читать только для самих себя, нам нужны люди, с которыми мы можем обсудить прочитанное. Я, например, стала вести свой канал из-за того, что мне не с кем было делиться впечатлениями: у меня читающая семья, но семья – это всё-таки ограниченный круг лиц, ты не можешь обсуждать с ними книги каждый день. Можно сказать в шутку, что я обменяла свою семью на 75 000 незнакомых мне людей, – неплохой обмен, мне кажется.

Константин Мильчин: Вы воспринимаете это как работу, которая приносит вам доход?

Ульяна: Нет, у меня есть работа. А это хобби-работа, я бы сказала.

Борис Кутенков: К вверенным мне разделам критики и публицистики в «Лиterraтуре» я стараюсь относиться к ним именно как к журнальным – с концептуальной выстроенностью каждого блока, определённой перекличкой материалов, образующих метатекст. Одна из важнейших задач моей работы – попытка реанимировать основательный подход к критическому тексту, постепенно утрачиваемый в толстых журналах. Самые разнообразные факторы – от экономических до культурных – не могут не сказываться на планке качества критических разделов. Поэтому как нельзя более важно сейчас, невзирая на материальные сложности, поддерживать критику, профессию, которая только и делает литературу литературой, а не разрозненным собранием текстов.
В то же время ситуацию в литературной критике можно назвать замечательной. Одновременно работают: в обзорной нише – Сергей Оробий и Галина Юзефович, Анна Наринская и Кирилл Анкудинов; в сегменте анализа современной поэзии – Людмила Вязмитинова и Юлия Подлубнова, Артём Скворцов и Евгений Абдуллаев; «критикой критики» занимаются Сергей Чупринин и Анастасия Башкатова; прозу и нон-фикшн (кроме уже упомянутых) анализируют Дмитрий Бавильский и Валерия Пустовая, Ольга Бугославская и Елена Иваницкая, Евгений Фурин и Алексей Колобродов; на переводной литературе специализируются Ольга Брейнингер, Сергей Сиротин, Александр Чанцев. Есть критики-универсалы – как Ольга Балла или тот же Сергей Оробий. Отдельная группа – эссеисты: Наталия Черных и Алексей Чипига, Екатерина Перченкова и Светлана Михеева. И это далеко не полный список. Очень разные имена, многие носители которых вряд ли согласятся быть перечисленными через запятую; среди них есть как «понимающие», так и «оценивающие» критики, по точной классификации Ольги Балла; есть скрупулёзные филологи и воздушные импрессионисты, есть приверженцы условно-«традиционалистского» и (условно же) модернистского дискурса. Разные стили, иногда – совсем полярные подходы к взаимоотношениям с читателем.
А этому читателю, который нередко и не подозревает, что к нему ищутся «подходы», погрузиться в сей мир чрезвычайно непросто, и часто приходится слышать, что «критики не существует». На самом деле, как правило, авторы таких высказываний не приложили достаточно усилий для навигации в этом и правда достаточно рассеянном пространстве. Или воспринимают критику как «однополярную» систему, – по инерции, например, советских образцов, когда её резонанс и в самом деле был иным. Что ж, значит, наша задача – дать такому читателю ориентиры, заинтересовать его, не замыкая диалог в пределах условно-«профессионального» круга и всячески пытаясь что-то противопоставить мнению, что сегодня основным реципиентом литературы является профессиональный цех. Получается с переменным успехом – но за уже почти три года редакторской работы случилось слышать довольно много признаний, что читатели, находящиеся извне литсреды, «зацепились» за те или иные материалы и начали с них знакомство с героями статей «Лиterraтуры», а уже потом выбрали для себя «лучшее» и поняли, как это «лучшее» надо читать.

Наталья Кочеткова: Меня зовут Наталья Кочеткова, я обозреватель «Ленты.ру». Мне кажется, для того, чтобы определить тот самый язык литературной критики, о котором мы говорили, всегда важно понимать, для кого ты это пишешь. За исключением блогеров, которые сами себе хозяева, все люди, так или иначе налаживающие отношения с аудиторией, – в некотором роде заложники СМИ. Например, я страшно люблю читать «Кольту», а до этого страшно любила читать «Openspace». И самым моим любимым чтением были большие, подробные, прочувствованные рецензии Вари Бабицкой. Но я не могу представить эти рецензии нигде, кроме такого издания, как «Кольта», потому что там своя, крепко сбитая аудитория, находящаяся в достаточно прозрачных понятийных отношениях с теми, кто пишет для «Кольты». Как минимум странно было бы публиковать такие рецензии в изданиях «общего интереса», федерального масштаба и прочее. Большинство из нас начинали работать в бумажных изданиях: сначала я пришла в газету «Газета», потом в «Известия» и регулярно слышала: ты должна писать для тёти Маши из Конотопа, чтобы ей было понятно. Разумеется, мы все из отдела культуры пропускали эту фразу мимо ушей: ну кто такая тётя Маша из Конотопа? Мы никогда её в глаза не видели. И тут я взглянула в глаза своей «тёте Маше». Это пример, который не отпускает меня уже полтора года, что я работаю в «Ленте.ру». Полтора года я каждое воскресенье публикую отрывок из новой книжки, которая появится или только что появилась. И все полтора года я пишу, что книжка такая-то автора такого-то выйдет через неделю, а если она переводная, то внизу ещё написано «перевод такого-то», но читатель пропускает это мимо своих рецепторов совсем. Даже если мне по духу ужасно близки экспертные, сугубо профессиональные ресурсы, которые балансируют на грани критики и литературоведения, то такого я себе позволить не могу, потому что аудитория издания, в котором я работаю, два миллиона в день. Из них от пятидесяти до ста тысяч читают конкретно мой книжный обзор. И вот с этими ста тысячами я должна поговорить так, чтобы мне не было стыдно: а) перед авторами за свою глупость; б) перед коллегами-экспертами за «разговор на пальцах»; в) быть достаточно понятной для тех, кто зайдёт меня почитать. Опять-таки, у меня есть любимый пример, – но не из моей практики, а из практики Гали Юзефович: я читала у неё в Фейсбуке – у неё есть какой-то преданный читатель, который говорит: вам эта книжка не понравилась, значит, понравится мне, большое вам спасибо за то, что вы о ней написали. И, тем не менее, это навигация.
Поэтому журналист – в широком смысле журналист, который пишет и говорит о книгах – это такой навигатор, который, с одной стороны, эксперт, а с другой стороны, просветитель, работающий на широкую аудиторию. И мы, конечно, заложники этой аудитории тоже. Условно говоря, если у меня прямо язык чешется написать слово «анжамбеман», то мне надо в следующей строке пояснить, что это такое, иначе я буду выглядеть неприлично перед моей собственной аудиторией, потому что она большая.
Кроме того, я веду программу для детей на радио, – надо ли говорить, что я с детьми говорю не так, как с моей аудиторией на «Ленте»? Это к вопросу о языке.

Константин Мильчин: С детьми ты говоришь о серьёзных вещах, а с читателем как с «тётей Машей из Конотопа»?

Н. К.: Да, именно так.

Наталья Ломыкина: Я литературный обозреватель «РБК-стиль» и журнала «Forbes». И у меня есть собственная радиопрограмма о литературе, где я сама себе хозяйка.
Мы, литературные обозреватели, – назовём нас так, чтобы не касаться вопроса «критик-не критик» – заложники не только своей аудитории, мы ещё в значительной степени и заложники формата. Упомянутой ранее Гале Юзефович повезло, когда она нашла свою площадку. До того, как она оказалась на «Медузе», Галя активно искала эту площадку, спрашивала, ну где же я могу писать о книгах. И это очень важно для литературного критика: найти площадку, где ему дадут сказать. У меня бывает, что я должна написать о книге 700 знаков, ни больше ни меньше, – хотя это интернет, казалось бы, пиши сколько влезет, но ничего подобного: даже если знаешь об этом авторе на диссертацию, ты должна написать 700 знаков. Для ежегодного обзора книг в журнале «Forbes» я должна выбрать 10 книг и о каждой написать ровно 14 строчек, и больше себе позволить не могу. Или – у меня был интересный пример, когда меня попросили написать о шести книгах для отпуска мужчин для «Men's Health»: я начала с «Зимней дороги» Юзефовича, поскольку мне сказали, что разброс должен быть от интеллектуальных до развлекательных. Запросы аудитории формируются в том числе запросами редакции, и в данном случае он был именно таков. А теперь представьте: я прочитала роман «Зимняя дорога» и должна уместить в 300 знаков всё, что я думаю об этом романе, – для того, чтобы какой-то мужчина, купив журнал, захотел эту книжку прочесть.

Константин Мильчин (смеётся): Я бы, наверное, сказал: там есть кровища, секс, сильные мужики – и всё это в Якутии.

Н. Л.: Таким образом, те, кто получает свою площадку в качестве литературных обозревателей, должны, будто балансируя на пальцах, как-то уместить собственные пристрастия в формат, который диктуется нам «сверху» руководством издания, в рамках определённого объёма. Есть определённая периодичность, при которой ты можешь это делать. Даже если ты готов писать по пять текстов в день, у тебя попросту не будет такой возможности.

Олег Жданов: В «Комсомолке» формат – до 3000 знаков, и однажды у меня был скандал из-за того, что я написал о «Зимней сказке» Гейне, потому что неясно, зачем я в «Комсомольской правде» тратил свои строчки на такую сложную книгу.

Н. Л.: Большие тексты – их на самом деле не читают.

Н. К.: Наташ, читают.

Н. Л.: Может быть, я не буду так радикальна, но если мы говорим об интернет-платформах, то этот баланс диктуется ещё и тем, что пользователь интернета не приучен, не привык, не может, не любит читать большие тексты. Есть инструменты, которые это измеряют: пользователь открыл текст, просмотрел, дальше даже не прокрутил мышкой, – и это тоже надо учитывать. Мы должны говорить в интернете таким языком, чтобы было понятно читателю с самого начала, о чём мы говорим с ним.

Константин Мильчин: Я хочу возразить: самый читаемый в интернете текст за последнее время, помимо текстов о скандале в 57-й школе, это текст Алексея Васильева о группе «Queen», написанный, видимо, худшим из возможных языков, в котором ничего не понятно даже человеку с высшим гуманитарным образованием, – но, безусловно, это самый обсуждаемый текст в моей, по крайней мере, ФБ-ленте. При определённых обстоятельствах сложно написанный, занудный, длинный текст тоже может стать интеллектуальным скандалом.

Н. Л.: Это вопрос площадки и вопрос свободы автора на этой площадке. Допустим, я знаю, что к себе на радио я могу позвать кого угодно и поговорить о чём угодно: я не сдаю никакого текста начальству, а просто говорю – у меня тема такая-то, гости такие-то, и дальнейшее уже вопрос доверия ко мне. Это одна история – при том, что у меня есть хронометраж, определённое количество минут. И, читая тексты, всегда понимаешь, кто может себе позволить свободу: вот та же Галя Юзефович – у неё есть определённая свобода, она может позволить себе написать побольше, а может поменьше, у неё относительно свободный формат. Если нужна критика полноценная, то таких площадок должно быть больше. Мне очень понравилось выражение «лидеры мнений»: нужна площадка, где эти люди, лидеры мнений – критики они или не критики, или просто обозреватели – будут высказываться свободно, в рамках определённого диалога с аудиторией, и ориентироваться на эту аудиторию. Мне кажется, таких площадок мало.

Н. К.: Опять же, свобода свободе рознь: есть свобода редакционная – когда тебе не диктуют количество знаков в тексте или упоминаемых персон, это как бы ситуация свободного предпринимательства: ты можешь делать всё, что угодно, главное – чтобы к тебе пришли и купили товар. Вот, скажем, я не завишу ни от чего совсем: я подчиняюсь только главному редактору, который совсем не интересуется, чем я занимаюсь, просто ему важно, чтобы тексты выходили. Текстов я могу публиковать столько, сколько захочу, дело лишь в ограниченности человеческих сил. У нас, у всех, кто работает в интернете, есть определённый индекс читаемости – и да, я могу позволить себе написать очень специальный текст, у которого на десять тысяч прочтений будет тысяча перепостов: это будет обозначать, что я попала в свою, конкретную аудиторию, попала в яблочко, и так поговорила, что им захотелось его прочесть. Это хорошо – но я понимаю, что следующий мой текст должен быть для более широкой аудитории, у него также может быть тысяча перепостов, но желательно, чтобы его прочли сто тысяч. Потому что если я каждый раз буду писать тексты «экспертные», попадающие в свою область, и у каждого будет десять-пятнадцать тысяч прочтений, – то, я предполагаю, мне скажут, что я делаю что-то не то. Такого никогда не было, но думаю, это может случиться – и смею предположить, что не со мной одной.

Константин Мильчин: Если в иллюзиях мы можем представить себе такую схему: появляется критик, кричит «Явился новый Гоголь», и читатель бежит в магазин и покупает новинку, – то в реальности далеко не всегда так происходит. А чаще всего, даже если рецензия прочитана, – это просто возможность для читателя поддержать разговор в курилке о какой-то новинке. Наверное, это в каком-то смысле хорошо. Но я не думаю, что для книжного блогера чтение книги является базовой ценностью, в отличие от литературного критика. Поэтому я приветствую новые рекомендательные форматы – те же видеоканалы или формат такого обзора, который появился вчера на «Горьком»: «Семь причин прочитать книжку «Дом листьев».

Из зала: Это старый формат.

К. М.: Да, это старый формат, но в любом случае он интереснее традиционной рецензии. Насчёт формата «Инстраграм», о котором говорил Артём Сенаторов, – это тоже формат интересный; насколько они популярны и насколько они влияют на продажи или хотя бы на мнения – вопрос дискуссионный. Не всегда красивая картинка работает эффективнее, чем просто красивая картинка. Зачастую комментарии к ним являются просто классическими аннотациями, написанными простым языком с использованием смайликов, тегирований и проч. В этом смысле действительно мы стоим, возможно, на пороге старого формата, но пока новый ещё не выработан – и, возможно, в эту сторону идёт движение. И, мне кажется, у видеоблогеров есть большие шансы в этом направлении.

Наталья Ломыкина: Костя, резюмируя всё, что ты говоришь, я понимаю вдруг, что самый актуальный формат, – это отзывы на «Лабиринте». Это реальный инструмент, который заставляет покупать книгу.

К. М.: Отзыв на страничке электронного книжного магазина на 90 % пишется пиарщицами издательства или автора. В конце нулевых все отзывы на «Озоне» писались пиарщиками издательств.

Н. Л.: Какая разница? Это формат, который заставляет читателя покупать книгу.

К. М.: Тут есть ещё такой важный момент, что в России электронный книжный магазин не всегда выполняет функцию именно электронного книжного магазина. На «Озон», «Лабиринт» заходят ради того, чтобы посмотреть, как называется книга, а потом скачивать её в каком-нибудь пиратском магазине. Это скорее такая книжная википедия. И ещё – сегодня не прозвучало ничего о таком странном формате, который отчасти включает в себя и видеоблогерство, а именно – социальные книжные сети. Например, «ЛитЛайф»: про этот ресурс обычно не вспоминают, но есть определённая категория литературы, которая пользуется там огромным успехом, на которую там множество рецензий и с которой, как я понимаю, издательство умеет работать и успешно продавать. Но это скорее такая полусектантская девочковая литература, которую любит, например, выпускать издательство «ЛайфБук». Это тоже параллельный мир – параллельный даже видеоблогам, но там сформирована такая инфраструктура, что прямо ой.




____________

Расшифровка текста и подготовка стенограммы – Бориса Кутенковаскачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
5 209
Опубликовано 21 фев 2017

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ