ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » УТВЕРЖДЕНИЕ НЕУЛОВИМОСТИ

УТВЕРЖДЕНИЕ НЕУЛОВИМОСТИ



Cергей Оробий: Символично, что главной литературоведческой работой 2016 года (премия «Просветитель просветителей») признана книга Андрея Зорина «Появление героя». История несчастного Андрея Тургенева, ставшего «пилотным выпуском» человека эпохи романтизма, оказавшегося на разломе культурных матриц, – эта история актуализируется в наши дни. Сегодня «все» не только пишут дневники, но и спорят о «новой искренности», которая рождается в процессе бесконечного писания. Как судить о степени искренности автора, если двери в творческую лабораторию открыты для всех желающих? Это «новая интимность» или об интимности здесь вообще нельзя говорить? Сошлёмся на два литературных факта последнего времени: 1) обсуждение книги Ольги Балла «Упражнения в бытии» в «Лиterraтуре» № 85 и 2) публикацию дневниковых записей Кирилла Зацепина (там же, № 86: 1; 2) и дискуссию вокруг неё в FB Бориса Кутенкова от 4 ноября 2016. Укажем и на недавний разговор Бориса Кутенкова с Татьяной Данильянц на виртуальных страницах «Лиterraтуры» (№№ 86-87), в ходе которого высказаны важные мысли на эту тему. Об актуальности дневникового жанра «Лиterraтура» поговорила с писателями, критиками, литературоведами.


1. Чем нынешняя эпоха блогописания отличается от прежних «дневниковых» эпох, что эстетически, экзистенциально важное она привносит?
2. Какие значительные явления в этом жанре вы можете назвать?
3. Что даёт этот формат вам самим (или же чем отталкивает)?


На вопросы отвечают Александр ЧАНЦЕВ, Олег ЛЕКМАНОВ, Дмитрий БАВИЛЬСКИЙ, Марина КУДИМОВА, Мария МАРКОВА, Андрей ВАСИЛЕВСКИЙ, Ольга БАЛЛА-ГЕРТМАН, Елена ДОРОГАВЦЕВА, Валерия ПУСТОВАЯ



Александр ЧАНЦЕВ, литературовед, критик, прозаик:

Для меня эта тема очень важна – буду краток. Потому что не только приходилось уже говорить что-то об этом, но и – спрашиваю о блогах почти у всех, с кем сам делаю беседы. И ещё одно ограничение – о дневниках написано много, литературную, социологическую и т.п. историю здесь привлекать не позволит ни время, ни место. Поэтому только о блоговом, интернетном (Интернет, как и Бог, не зря с прописной в русском?).
Польза очевидна. Обкатка произведения. Почти мгновенное снятие реакции. Ускоренный путь к читателю и – потенциальному издателю. Уж не говоря о психологическом (спасение от одиночества) и коммуникационном (столько новых знакомств, деловых связей). Равенство, демократия и свобода слова, да.
Недостатки же очевидны не менее. И они почти те же, только с другим знаком. Положа руку на сердце – в нулевых запускался термин «блук» (a printed book that contains or is based on content from a blog) и целые издательские серии блоголитературы, но качается ли на этих вольных волнах сейчас хоть одно «Над пропастью во ржи»?.. У тебя тысяча фрэндов – но после чтения ленты настроение «I hate myself and I want to die» ведь только сильнее, верно?..
От потока недолитературы (здорово для блога, мало для книги) снижаются, как зрение, критерии. От реакции блогосферы (поклонники полайкают всё, кто-нибудь неадекватный разнесёт и «Школу для дураков») мутит самооценку. А от постоянного просмотрового чтения банально рассеивается внимание – попробуйте взять Х.Х. Янна после дня в рабочей почте и блогах.
И главное – та демократичность, которая оборачивается – middlebrow, а чаще lowbrow. Блоги не воспитывают качество, но провоцируют на реакцию – факт высказывания и его скорость гораздо важнее его (не)банальности (которая зло, вспомним Х. Арендт) и выверенности эмоциональной заряженности (призвать в посте матом к смакованию котлет из отроковиц даже хорошо, хоть кто-то дочитает до половины). Чтобы не ходить далеко в прошлое, вспомним Нобеля Боба Дилана, когда каждый, не читавший никакие «Хроники» или «Тарантула», а слушавший максимум «Knockin’ on Heaven’s Door» в версии Guns N’ Roses из чужого окна в 9 классе, счёл своим блогерским долгом изложить миру взгляды на историю Нобелевской премии, фолк-музыку и современных классиков… (Хотя претензия это не наших дней. «…Быстрое формулирование окостеневает мысль, она нервно отливается и идет уже всё время ошибочно. Это то, что происходит в настоящее время. Быстро выражают, потом, к сожалению, и отбрасывают, когда разочаровываются в ней. Бывает возраст детей, когда спрашивают – почему? Для меня это мучительно, потому что нельзя каждую минуту быть в состоянии ответить верно», говорил о. Павел Флоренский. «Беседы с Павлом Флоренским» Нины Симонович-Ефимовой, с. 193-194). Хотелось, правда, настоящей цензуры – без какого-то образовательного минимума (и справки из психдиспансера заодно) не пускать в Интернет просто (дают же иностранцам рабочую визу только после экзамена на минимальные знания о стране пребывания)…
Уравниваются ли эти плюсы и минусы? Мы качаемся на весах возможностей. Кто-то может писать, сидючи при этом в Фейсбуке, постя в Твиттер и болтая в пяти скайп-сессиях. Хвала и зависть. Для меня надо было бы не только убить Фейсбук, но и – понять, почувствовать, наконец, что тишина заменит его и даст больше. А нужны для письма, как говорил Д. Бакин, только чай и табак. Добавил бы ещё – осенний дачный воздух и отсутствие связи в айфоне. Чтобы наконец-то читать толстые книги и заняться тем текстом, который откладывал все рабочие недели и выходные без сил… И, прочтя рекордную толщину и что-то даже написав, наконец-то воссоединиться в Москве с Интернетом.



Олег ЛЕКМАНОВ, литературовед, профессор школы филологии Гуманитарного факультета НИУ ВШЭ:

1. Тут отчасти то же, по-моему, что и с изобретением цифровой фотографии: поменялись критерии «мастерства» и «профессионализма». Раньше так мог снять только суперпрофессионал с дорогущей аппаратурой, а теперь – любые мальчик или девочка с телефонами, в которые встроены камеры. Ну вот мы в итоге и листаем миллионы интересных (или неинтересных) фотографий. И миллионы интернет-страниц дневников. Представьте себе полное академическое собрание сочинений современного писателя. Том первый – художественные произведения. Тома со второго по двадцать пятый – посты и комменты.

2. Если говорить о жанре короткой и эффектной дневниковой записи, то этого полно: от Петра Андреевича Вяземского до Лидии Яковлевны Гинзбург. Если же говорить узко, про статусы в Фейсбуке, то просто могу перечислить – каких авторов я стараюсь читать более или менее регулярно. Это Иван Давыдов и Катя Пицык, это Александр Тимофеевский, это Денис Драгунский и это, конечно же, Лев Семёнович Рубинштейн, который сам жанр фб-записи освоил в своём творчестве куда раньше, чем возник фейсбук.

3. Я филолог. Соответственно, художественное творчество мне не показано. Но ведь иногда очень хочется: вот я в фейсбук и выплёскиваю мою гм-гм графоманскую энергию. Упаси меня только Бог пытаться когда-нибудь собирать все эти записи в книжку – обычно получается стыдно и тоскливо.



Дмитрий БАВИЛЬСКИЙ, прозаик, эссеист:

1. Нынешние дневники (а это в большинстве своём блоги) завязаны на немедленное обнародование и возможность диалога. Дневники предыдущих эпох писались в стол и, таким образом, обладали большей свободой. Ведь их обычно публиковали после смерти автора. Ну или, если дневники создавались для публикации, всё равно происходила пауза между написанием и отбор того, что может войти в публикацию. Нынешние биографические документы (в этом их сила и в этом их слабость) настроены на мгновенную реакцию. Автор тут же получает обратную реакцию и может корректировать написанное, бесконечно редактируя записи. Но, с другой стороны, такие дневники, почти сразу же оказывающиеся в публичном поле, порождают массу вопросов – что скажет семья? А что скажет начальство, способное воспринять те или иные выпады на свой счёт? Что скажут коллеги по цеху? Что, наконец, подумает всесильная княжна Марья Алексеевна, обобщающая репутационное бессознательное тусовки и того, кто себя к ней относит?
Самоцензура, конечно, рулит. Автор дневника вынужден если не выкручиваться, то уж точно учитывать все эти внешние обстоятельства, всё сильнее и серьезнее становясь выразителем своей референтной группы – тех людей, которые могут посчитать его записи касающимися себя. То есть налицо гораздо более существенное следование правилам поведения (или их нарушению), чем у авторов бумажных дневников, которых ограничивает только собственное чувство меры и вкуса. Нынешний блогер обнаруживает себя окончательным социальным животным, невольно ограничивая поле высказывания и прибегая к всё более сложным эвфемизмам и символическим конструкциям, имеющим разные слои понимания.
Можно сказать, что, как в любом тоталитарном сообществе, свободы у таких дневников становится меньше, а возможностей для самовыражения – больше.

2. Их очень много, так как из близких себе жанровых или дискурсивных стратегий ты и составляешь свою ленту – в ЖЖ, ФБ или Инстаграме. Поэтому фамилии и никнеймы можно называть десятками и всё равно кого-то упустишь. Важно, что из многообразия подач всегда можно отыскать то, что нужно именно тебе. Обязательно понимая, что в этой игре, правда, имеешь дело не с самим человеком, но его текстуальной проекцией – с чётким (или не очень) отбором черт личности, событий и фактов. Потому что дневник – это, повторюсь, всегда отбор, всегда выпячивание чего-то одного (того, что кажется важным именно в этот миг существования) и скотомизация всего остального. Нынешний дневник – это почти всегда игра в литературу и с литературой и читательскими ожиданиями, это возможность публичного выстраивания своего образа на протяжении многих лет. С обязательной «памятью» твоего конкретного жанра с его мутациями и нарушениями.

3. Блог даёт возможность публичного присутствия вне каких бы то ни было институций – как общественно-политических, так и редакционно-издательских. Представим себе человека, которого напрягают любые формы публичности, но который при этом «просто» любит писать. Публичный дневник даёт ему возможность для самореализации, без каких бы то усилий самопродвижения – де, придёт тот, кому это важно или интересно.
Такой блог даёт возможность воплощения неконвенциональных (или кажущихся таковыми) промежуточных дискурсов, которые никто, кроме автора, не осуществит и не проконтролирует. Это же жест свободной воли – писать свой блог или читать другие, составляя свою ленту только одному тебе понятным образом.
Оказывается, что в нынешней литературе можно работать малой кровью: в ситуации кризиса «когда уже всё было», важно осознавать, что не было только конкретного человека с его уникальным «рисунком судьбы». Свидетель – вот что может быть востребовано в моменты перегруженности нарративного предложения, которое, несмотря на разнообразие и разные степени изощрённости, почему-то перестаёт устраивать. Но всё это не касается свидетеля, который сам не знает, что ждёт его за очередным поворотом.
И тут возникает весьма понятная переоценка значимости своего труда. Ведь когда человек каждый день ведёт свою страницу, день за днём и год за годом, сумма усилий, вкладываемых в этот проект, способна легко затуманивать разум. Помещая себя в центр системы наблюдений, автор теряет возможности объективной оценки своих трудов, например, в будущем. Людям свойственно оценивать перспективы, исходя из структуры сегодняшнего момента, тогда как завтра всё может поменяться радикальным образом. Господин начальник закроет ФБ и тогда все многолетние усилия по созданию непрерывного контекста ухнут в один момент без следа. Соцсети могут меняться, мутировать, сливаться и развиваться в сторону новых приблуд и возможностей. Такие изменения запирают блогеров в отсеке сегодняшнего дня – очень важно понимать, что твоя деятельность здесь существует только сейчас, востребована сегодня и никогда больше: наши ленты уходят в никуда, архивы несовершенны, объёмы постоянно увеличиваются в геометрической прогрессии и книжные выборки не отражают изначальной интерактивности. Поэтому нынешние интерактивные дневники – про день простоять, да ночь продержаться, без какого бы то ни было выхода в историю или, хотя бы, в завтрашний-послезавтрашний день.



Марина КУДИМОВА, поэт, литературовед:

Дневник в эпоху постмодерна и воцарения сначала клипового, а потом блогового мышления стал жанром универсальным, постепенно замещающим и вытесняющим традиционную фикшн-литературу, когда дневник служил писателю вспомогательным материалом, а философу давал возможность зафиксировать первичную мысль, не обработанную теорией и не приведённую в систему. Три кита, на которых держалась литература: замысел – вымысел – смысл оставили трон новому королю – фрагменту. Фрагментарность сознания современного человека идеально и – надо думать – не случайно совпала с триумфом блогосферы.
Романтический дневник начала XIX столетия – первое посягновение на цельное, фабульное, «средневековое» мышление, хотя по одной из этимологических версий романтизм напрямую связан с жанром романа. Жанр дневника порождён романтическим одиночеством. Блог – одиночеством эпохи информации, сжевавшей потребность в оригинальной мысли. «Романтические битвы», в которых закалились европейские столпы романтизма – Гюго, Жорж Санд, Стендаль, протекали на страницах газет. В России рассвет актуальной полемики произошёл с появлением «толстых» журналов. Блогосфера ознаменовала окончательную победу журнализма над последовательным, континуумным методом мышления. Наименее популярным в соцсетях обречён оставаться пользователь, мыслящий автономно, «вообще», вне связи с конкретным событием, будь то прибивание тестикул к брусчатке или психиатрический диагноз Зое Космодемьянской.
Не по умирающим газетам, а по раскрученным блогам будут судить о нашем настоящем. Дневниковый принцип синхронизма, на мой взгляд, сильно переоценён исследователями жанра. Мысль в принципе асинхронна, и в традиционном дневнике синхронный характер – и то условно – носит лишь событийная, описательная часть. Синхронизм процветает как раз в информационном пространстве, причём зависимость от информации только нарастает. Но информация – это антимысль. Поэтому значительным мне представляется всякий отрыв от событийной соски в сторону бытийной неизвестности, всякая попытка дышать самостоятельно, а не через аппарат искусственной вентиляции мозга. Слава Богу, таких людей в блогосфере пока хватает.
Жанр сетевого дневника даёт возможность сохранения фрагмента – и ничего более. Для меня это сфера, куда выносится всё, что, по разным причинам, скорее всего, не станет цельной книгой.



Мария МАРКОВА, поэт:

Пожалуй, я вообще не стала бы пытаться хоть как-то определить степень искренности, тем более – судить о ней. Мне и само желание прочитать выложенный в открытый доступ дневник как авторскую исповедь кажется неправильным. Не при жизни автора, наверно. Но и потом – разве не будет всё это являться спорным? Желание отнестись к текстам такого типа как к исповеди сильно, но я вижу, что оно чем-то изначально задано. Возможно, самим определением: это дневник. И отсюда – это личные опыт и переживания, это чистые эмоции одного момента, это неповторимо, это было со мной. Кроме того, у всех нас есть опыт прочтения дневников прошлого. Это влияет на отношение к сетевым дневникам, делает читающего частично незрячим. Да и в заданности есть что-то противоестественное, словно не я решила прочитать всё таким, каким оно является, а мне указали на то, как надо читать. Наверно, для чистоты восприятия и ощущения подлинной искренности в такой форме подачи автор для читателя должен оставаться анонимен. Иначе сразу же возникает вопрос, для чего пишущему всё это было нужно.

Что если у дневника есть ещё и такая функция – быть средством коммуникации? Многие попытки добиться понимания мне кажутся провальными. Я имею в виду те попытки, которые предпринимаются сейчас в виртуальной среде и в реальной жизни. Словно изменились разом (конечно, не разом, а постепенно, но это не выглядит очевидным) все механизмы взаимодействия людей между собой. Или старые утратили свою эффективность, а новые не успели появиться. Думаю, на своём примере проще показать, чего ты ждёшь от другого. Я скажу тебе, что мне больно, не для того, чтобы ты знал об этой боли, а для того, чтобы у тебя появилась возможность рассказать о собственной. Я создам тебе условия для ответного монолога. Как-то так. Ответ как бы не предполагается, но он может быть принят. Больше похоже на бессознательное формирование комфортной для рефлексирующего человека среды, и итогом такого процесса могло бы стать пространство, в котором слова нужны уже не будут. А они не нужны в таких случаях, когда исчерпали себя полностью (всё возможное сказано) или когда острота чувств достигает того предела, после которого остаётся лишь неназываемое. Зато все друг друга понимали бы. Без слов. Всё равно что достигнуть совершенства.

У меня было ещё предположение, почему публичность многих дневников – публичность интимная – выглядит странно и вызывает множество вопросов. Без сомнения, в момент написания работает самоцензура, даже если она потом отрицается. Первые проявления её могут быть уже в самом словаре – в подборе слов, и я не о подмене одних другими говорю, а об адаптации словаря к тому, чему только предстоит быть сказанным. Думаю, всегда остаётся то, что не может быть открыто или всё ещё не нашло выхода, хотя и может быть сказано. Выбор формы высказывания – запись в дневнике – тоже ограничивает пишущего, и по большей части это жанровые ограничения. Подозреваю, что у сетевого дневника ограничений ещё больше, и это несмотря на кажущуюся открытость. Она есть, спорить не буду, но эта открытость не равна откровенности. Она больше похожа на попытку избежать исчезновения: чем больше я открою, тем больше шансов, что хоть что-то из открытого не затеряется в информационном шуме, будет услышано. Отсюда и избыточная многословность. Последнюю часто можно встретить и в стихах тех, кто пишет сейчас. Но мне такие вещи кажутся оправданными. Мне и самой не хотелось бы пропасть ещё при жизни. Ах, да. Ещё пример подобного проявления страха перед исчезновением – бесконечные фотографии – себя и всего увиденного. Плюс варианты одного и того же. Тридцать шесть видов Фудзи не подтверждают существование горы, а указывают на то, что кто-то видел её и видел не случайно, а на самом деле видел. Может, я неточна была, когда говорила выше о попытке избежать исчезновения. Может, это попытка утвердиться во времени, обозначить своё существование, доказать себе самому, что всё это не плод воображения. В таком случае – прошу прощения за эти метания – сетевой дневник не предназначен напрямую для публичного прочтения, а всего лишь предоставляет автору возможность взглянуть на себя со стороны – с места случайного читателя: достаточно ли я искренен, чтобы убедиться в том, что я – это я; нет ли возможности быть ещё честнее и откровенней; вот это всё – это и есть я?



Андрей ВАСИЛЕВСКИЙ, поэт, главный редактор журнала «Новый мир»:

1. Знаю литературных людей, ведущих сегодня бумажные дневники (не для обнародования или для отсроченного обнародования), некоторые из них что-то пишут и в социальных сетях. Но в соцсетях – это ведь вообще не «дневники», даже если мы их так называем. Даже если человек там пишет «от себя о себе» – это не дневник, это «розанов» (как жанр). «Опавшие листья» – не дневник, это такая литература. Отчёты Воденникова о жизни с Чуней или Дарьи Серенко про её «тихие пикеты» – не дневники, это тоже такая литература или такая журналистика, или такой акционизм, или... и т. д. Позволю себе здесь уместную цитату: «Сейчас интересный "дневник” состоит из интересных ссылок, то есть это бесконечное отсылание к каким-то другим источникам/деятельности автора дневника и одновременно с этим выход за дневниковые границы, которые перестали существовать» (Анна Грувер).

2. С большим интересом слежу за сетевой активностью Дмитрия Бавильского – густая смесь травелога, литкритики, бытовых и художественных впечатлений, размышлений, фотографий. Кстати, это у него получается потому, что Бавильский не ушёл из Живого Журнала, дающего возможность связного пространного высказывания (противопоказанного в контексте Фейсбука, который используется им для ссылок на его Живой Журнал).

3. Я не веду «сетевых дневников», у меня нет такой потребности. Я и бумажного дневника никогда не вёл (может быть, к сожалению, потому что я много чего на своём веку видел и слышал интересного). Мой Фейсбук (как и Вконтакте и ЖЖ) – это агрегатор неслучайных ссылок, отчасти используемый и для пропаганды моего основного дела – журнала «Новый мир».



Ольга БАЛЛА-ГЕРТМАН, литературный критик, редактор отдела философии и культурологии журнала «Знание – Сила»:

1. Насколько я могу судить, в том числе и на собственном примере, она отличается тем, что создаёт (почти) невозможную для предыдущих, рукописных эпох ситуацию публичного самораскрытия, самоанализа и самомоделирования – по крайней мере, возможность такового (понятно, что сетевой дневник можно использовать и в совершенно других целях – скажем, писать о чём-то, не связанном с твоей персоной, или выстраивать себе некий образ, отличный от того, что употребим в оффлайне, выдумывать себе несуществующую жизнь и т.д.). Это очевидным образом создаёт и много опасностей – раскрываешься же (если выбираешь эту стратегию) перед необозримым множеством неизвестных тебе людей, может прийти кто угодно и сказать что угодно, – забанишь, коммент сотрёшь, но память-то останется. Поэтому приходится выстраивать систему защит и – если ты хочешь всё-таки и дальше заниматься публичным самоанализом (я, например, хочу, потому что мне интересно видеть себя в аспекте общечеловечности, как человека вообще, независимо от биографических координат, важных лишь немногим людям из узкого круга) – формировать то, что я про себя называю «искренностью без открытости»: говорить о существенном, не заваливая читателя подробностями своей жизни, не создавая ситуаций, которые провоцировали бы твоих неведомых читателей учить тебя, осуждать, давать советы и т.д. Рассказываешь не себя как таковую, не ситуации как таковые, но формулу себя, формулы ситуаций (хоть бы и образные), – то из своей жизни, что, по твоему чувству, могло бы иметь значение и за твоими пределами. Это трудно, но интересно как интеллектуальная задача.
(Можно ли это назвать «новой интимностью»? Почему нет?)
«Блогописная» эпоха создаёт также возможность диалога в режиме живого времени, – диалога чрезвычайно расширенного (сравнительно, например, с теми временами, когда Михаил Кузмин читал свой дневник вслух узкому кругу понимающих реципиентов). Разумеется, она тоже сопряжена с упомянутыми опасностями (в ЖЖ-споры по поводу сказанного уходили во время оно, по крайней мере у меня, громадные объёмы вещества жизни, пока я не сообразила, что делать этого не стоит, нет смысла переубеждать неизвестных людей, которым уж наверное их собственная точка зрения нужнее и органичнее, чем моя). Но сопряжена она также и с расширением горизонтов: таким образом твои частные соображения приобретают гораздо более широкий контекст, чем тот, что был бы у них, если бы они писались себе в тетрадочку. Впрочем, и ЖЖ-споры не вовсе пусты: учишься – если, конечно, захочешь и осознаёшь необходимость – тщательно продумывать собственные мысли и ценности, которые отстаиваешь, выстраивать аргументацию. Потом, учишься ведь быть и осторожнее, внимательнее по отношению к своим незримым собеседникам: можно ведь обидеть человека неосторожным движением, совершенно не имея этого в виду, – поэтому вслушиваешься в чужую письменную речь куда основательнее. Чем в то, что читаешь, скажем, в книжке. В общем, учишься оберегать себя и других. Всё это непременно потом пригодится.
Наконец, читая чужие блоги, человек оказывается свидетелем небывалого прежде множества чужих жизней, и это меняет видение. По моему разумению, это даёт человеку шанс сделаться более пластичным, восприимчивым и менее эгоцентричным (хотя бы уже потому, что с изумлением видишь – то, что тебя занимает, радует, тревожит и мучает, – занимает, тревожит и мучает далеко не только тебя).
Вот это радикальное расширение контекста видится мне в экзистенциальном отношении очень важным.
Судить о степени искренности автора, особенно неведомого нам лично, по моему разумению, невозможно, – её знает только он сам.
Что касается возможностей эстетических – мне думается, что при всей вошедшей в поговорку ЖЖ-неряшливости (умный и тонкий рецензент моей книжечки, Сергей Сдобнов, упрекнул меня в характерной ЖЖ-неряшливости, в ляпах, – ну не то чтобы вот прямо упрекнул, но отметил её), – мне почему-то думается, что это всё-таки неряшливость освобождающая, делающая слово более гибким и чутким: ловишь мысль на лету и записываешь её для немедленного прочтения. Конечно, с риском ошибок, тех самых ляпов, такая черновиковость связана неминуемо – но связана она ещё и с тем, что – поскольку назначаешь текст для чужого прочтения – учишься всё-таки быть точным. Это более дисциплинированный черновик, чем тот, что в собственной тетрадке.
Всё это – опять-таки в модусе возможности: человек, пишучи свои ЖЖ-импровизации, запросто может никакой чуткости к моменту, никакой точности и не научиться – но великолепная возможность для этого у него появилась.
Сетевые дневники, думаю, располагаются в той особенной нише между речью письменной и устной, внешней и внутренней, для которой я в предшествующих эпохах что-то не припомню культурной ниши. Может быть, благодаря им человек нашего времени сможет стать восприимчивее к самому себе.

2. В Живом Журнале на протяжении многих лет был совершенно потрясающий дневник Екатерины Ракитиной, писавшей под ником quod_sciam, – одновременно беспощадное, бесстрашное и беззащитное самораскрытие, исповедь в глубоком и тайном – и на редкость сильная литература, в прямом смысле владения словом. К сожалению, я не знаю, существует ли он сейчас в прежнем качестве, – там многое (собственно, самое существенное) писалось под замком, автор же года два назад расфрендил меня за – насколько я могу понять – совершенно идиотский по своей медвежьей неуклюжести вопрос, и мне это перестало быть видно. Я же совершенно убеждена, что этот дневник должен быть отнесён к наиболее значительным литературным и человеческим явлениям последнего десятилетия.
Много лет существовал в ЖЖ также – и в конце концов был автором, насколько я понимаю, уничтожен – дневник Феликса Максимова (felix___), производивший впечатление очень личного и одновременно тонко-литературного. Основными – хотя не единственными – его темами были, сколько помню, детство автора – пришедшееся на 70-80-е годы (это, по моему разумению, один из самых сильных, точных и умных текстов о детстве, о детском восприятии мира, написанных в наше время) и локальные смыслы и локальная мифология московского района, где автор живёт всю жизнь, – Пресни. Были у него там и художественные сюжеты, очень качественно выстроенные, но детство и Пресня были, по-моему, сильнее всего.
Мне, опять же много лет подряд, очень интересно то, что делает в своём ЖЖ Дмитрий Бавильский (paslen), пишущий одновременно несколько хроник (рефлексивных хроник, я бы сказала) своей жизни: впечатлений и событий повседневных – при этом тщательно осмысляемых, художественных – выставок, концертов, спектаклей, путевых – иных городов и стран, читательских… Поражает уже сам объём внимания и мышления и редкостная их въедливость.

3. Собственно, на этот вопрос я уже ответила почти исчерпывающе, отвечая на первый. Тут можно конспективно повторить: расширение контекстов; умение говорить о своём в аспекте общечеловечности; умение импровизировать – писать быстро и коротко, хватая самое существенное (поскольку собственный блог я пишу исключительно в режиме отвлечения от работы, эту блогопись у меня стойко сопровождает чувство ворованного воздуха: выглянула в форточку, хлебнула воздуха – и скорей захлопывать); понимание необходимости (а может быть, и некоторое умение) оберегать себя и других и расширение контекста.



Елена ДОРОГАВЦЕВА, поэт, эссеист:

Несмотря на то, что истоки дневниковыx записей как жанра наxодят ещё в Доxристианской Руси (по большей части, записи путешественников), можно предположить, что мода на иx ведение появилась тогда же, когда развилась письменность. Первые найденные берестяные грамоты-письма можно вполне считать дневниками. А сдержанность-открытость высказывания и тогда, и сейчас определяется только культурой писавшего, привязанностью к адресату и опасением, что письмо прочитает кто-то другой. Судить об искренности автора мы не можем, поскольку и сам он не в состоянии сделать это правдиво. Для чего ведут дневники, открывают страницы в ЖЖ, Вконтакте, в Фейсбуке? Так ли заразительна мода или желание выговориться превалирует, а может быть, графомания стала всеобщей болезнью? Здесь открывается поле не столько для литературоведческого анализа, сколько для псиxотерапевтического. Конечно, есть общие тенденции, но они обусловлены, скорее, личностными xарактеристиками авторов, прижизненной популярностью, а не стилистикой времени. Возьмём популярные дневники – Антона Чеxова, Чайковского, Льва Толстого, царицы Александры (жены Николая II) или, например, Франца Кафки – людей, жившиx приблизительно в одно время. Все они, кроме Кафки (не исключаем и возможное кокетство писателя), предполагали, что иx записи будут прочитаны многими, xоть и после смерти, и этот факт не мог не повлиять на итоговый текст. Можно найти сxодство между благочестивым дневником царицы и сдержанно-размеренным повествованием композитора, между откровенными признаниями Льва Толстого и шокируюшим Кафкой, но всё это лишь приближение xарактеров, темперамента.

После прочтения дневников любимыx писателей воспринимаешь иx прозу иначе. Где-то она представляется полнее и речь оборачивается шифром, как в случае с Кафкой. Где-то переосмысливаешь весь текст, как с Толстым: открываешь Анну Каренину, вспоминаешь признания самого автора и невольно начинаешь сомневаться в искренности нравственного поиска. Дневник выступает как подтекст к произведению, выявляя игру или иронию, как молочное послание на подогретой бумаге.
Некоторым авторам дневники помогали писать (Чеxов, Булгаков) и были частью иx произведений, черновиками. А если вспомнить о Миxаиле Пришвине, который считал, что его главное и самое большое произведение – это его дневник, то становится понятным, что грань между дневником и литературным произведением обусловлена только талантом и не привязана ни к какому правилу, как у писателя-классика, так и у школьника, с той только разницей, что писатель может легко превратить дневник в прозу (вспомним булгаковский «Морфий» или «Толстую тетрадь» Аготы Кристоф).

Однако более поздние по времени написания и публикации дневники способны опровергнуть уже известные записи, внести ясность в исторические события (вспомним дневник жертвы xолокоста Анны Франк или блокадницы Тани Савичевой), обнародовать ранее неизвестные факты или даже изменить историю, в том числе и литературоведческую. Так дневник жены Зощенко, Веры Кербиц, меняет значение не только авторскиx шуток и фактов биографии писателя, но и взгляд на всю литературную жизнь того времени. Или вспомним последнее письмо Виктора Шкловского (его письма публикуют как дневники) к Роману Якобсону, которое первый написал, но так и не отправил. Без этого текста спор между ними и сама история формальной школы выглядит несколько иначе. Есть редкие записи, которые можно анализировать как отдельное произведение без всякиx отсылок к жанру, настолько они невероятны с точки зрения речевыx наxодок и неотделимы от автора. В дневнике Марины Цветаевой, предельно откровенном даже по сегодняшним меркам, сложно отделить документальное описание происxодящего от метафоры вдоxновения. Главный герой этиx записей – сама речь. Это она болеет, радуется и живёт. Даже в описании крайнего горя Марина Ивановна уxодит в слова больше чем в человеческое переживание, в осознание происxодящего. Действительно, поэтическое мироощущение представляет собой крайнюю степень дневниковости, поскольку никто не реагирует так быстро, как поэт (поэтому, например, проект Вавилона «Литературный дневник» представляется мне абсолютным примером открытой дневниковой речи). Были бы записи Цветаевой другими, если бы тут же вывешивались на всеобщее обсуждение? Чем сильнее личность, тем меньше автор ориентируется на читателя. Поменялась бы проза Кафки, если бы его опубликовали при жизни? Немедленное обнародование может как подстегнуть к работе, так и снизить уровень текста, искусственно ограничить свободу высказывания.Чем менее свободным становится общество, тем менее откровенным публичный дневник и тем более сокровенными личные записи, не рассчитанные на читателя. Примером может быть тот же Миxаил Пришвин. Бог знает, чтобы с ним стало, если бы при жизни писателя дневники попали в чужие руки. Но и теперь можно получить большой штраф или даже реальный срок заключения за «неправильное» высказывание своиx мыслей в личном блоге. Откровенности становится всё меньше и, значит, время подзамочныx записей и личныx дневников, не предназначенныx для широкого читателя, снова наступает. Тем не менее, сегодня дневниковые записи почти всегда ведутся в интернет-ресурсаx, открыты и настаивают на одобрениии читающиx, то есть заранее ориентированы на публику. Этот факт влияет на объём и стилистику текстов и, на мой взгляд, снижает результативность поиска собственного голоса и темы. Таким образом, мы наблюдаем не столько поиск новой искренности, сколько уxод от сокровенного к откровенному, очевидному и популярному.

Положительная сторона современного сетевого дневника равна отрицательной. Можно наблюдать в живом времени, как и чем живёт человек, пользоваться его текстами как новостями, расти с ним вместе и читать его литературные произведения немедленно после написания. Не нужно покупать книги, мучиться с библиотеками, не нужно искать издателя, унизительно дружить с редакторами, обивать пороги журналов, развозить книги по магазинам. За несколько минут текст читают сотни людей без чьей либо помощи.
Но главный плюс публичного дневника, интернет-дневника в том, что он даёт возможность наxодиться внутри любого дискурса, не будучи в него официально приглашённым. Каждый вышедший в интернет может поучаствовать в любой открытой дискуссии, внести своё слово – будь то рецепт яичницы или новые молекулярные исследования. Для самого автора дневник является не только фактом самоанализа или упражнением, черновиком, но может подтолкнуть к пониманию собственного вектора движения, помочь увидеть завтрашнего себя, отыскать новые форматы, понять, о чём будет ещё не написанная книга.

Примеров тому множество. Издательство «Центрполиграф» выпустило серию книг, основанную на записяx самыx разныx публичныx людей, в основном молодыx – «Письма моиx друзей», где героями являются сами авторы, а изложенные события наxодятся на грани документальности и вымысла. Дневники с лёгкостью становятся изданием, а часто и создаются с таким намерением. Так, в 2016 году на премию «Большая книга» номинировался сборник эссе писателя и поэта Александра Иличевского «Справа налево», который, на мой взгляд, самый что ни на есть полный и откровенный дневник – один из последниx, сильно повлиявшиx на меня как на человека и литератора. Мне всё более интересны не только издания и ресурсы, а блоги любимыx авторов. В профиле каждого можно найти кусочки ещё не написанныx книг, только что созданные стиxи или даже новые формы изложения, которым только со временем наxодится точное название. Так, например, поэт, издатель и переводчик Игорь Котюx на своей страничке в фейсбуке публикует заметки/дневниковые записи/стиxопрозу для тридцати трёx читателей. Скоро эти записи станут книгой, и отдельным, определившимся жанром, заxватывающим всё большее число русскоязычныx литераторов.
Любой автор, оставивший после себя заметки, воспоминания, эссе, рисунки или фотографии (не будем ограничивать жанр), передаёт свой жизненный опыт, то есть, в какой-то мере, оставляет дневник. И чем он доверительнее, тем больше наполняет читателя мыслями и ощущениями, тем сильнее толкает литератора на рассказ о себе, поскольку нет опыта поучительнее, чем быть героем собственной книги.
 


Валерия ПУСТОВАЯ, литературный критик, заведующая отделом критики журнала «Октябрь»:

Дневниковые записи сегодня – это не просто фиксация мгновения жизни, но принципиальное утверждение мгновенности и текучести, неуловимости и неподконтрольности самой её природы.
Дневник сегодня утверждает мгновенность как глобальную философию цивилизации, он отражает её нацеленность на обустройство того, что сейчас, её цифровую пластичность, кликабельную отзывчивость и вечно обновляемую юность.
«Искренний» блог для меня – это когда автор высказывается в угоду мгновенному порыву. А значит, в нарушение долгих договорённостей: несмотря на установки, против принципов, в обход условностей, принятых за год, день, минуту до высказывания.
В «искреннем» блоге автор соответствует сам себе – и себя не знает.
Самые «искренние» записи рождаются в процессе поиска ответа – а не ради доказательства уже сделанных выводов.
В блоге куда важнее быть удивлённым – нежели впечатляющим, растерянным – нежели убеждающим; уязвимым – нежели сильным и твёрдым.
Блог самое гуманное из искусств: он о слабости, хрупкости, страхе и неправоте человека перед временем, совестью, судьбой.
Степень «искренности» автора сегодняшнего публичного дневника, мне кажется, мало нас должна волновать. Куда точнее о его удаче или неудаче говорит степень искренности читателя – его непринуждённого, живого, кровного вовлечения в чужой текст, чужой опыт.
То, насколько этот чужой опыт читателю удалось пережить как свой.
Блог – виртуальная энциклопедия инсайтов, собрание экзистенциального фольклора. Мне интересно читать только такие дневники, где автор открывает для себя искусство жизни.
Всё остальное может быть отложено – для критики и пиара, публицистики и романов.
Для того, что остывает и слёживается в камень.
Дневник же – течёт и горит.




___________________________________
Редакция благодарит Ольгу Балла-Гертман за идею материала и Сергея Оробия – за составление и проведение опроса.
скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
3 927
Опубликовано 07 фев 2017

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ