ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Виталий Кальпиди: «Литература стремится подменить чужое прошлое своим»

Виталий Кальпиди: «Литература стремится подменить чужое прошлое своим»



В Издательстве Марины Волковой (Челябинск) выходит 400-страничный том поэта, издателя, культуртрегера Виталия Кальпиди «Izbrannoe», в который вошли стихотворения 1975–2014 гг. из десяти ранее изданных книг. О новой книге, недоверии к читателю и поэзии как социальном жесте с Виталием Кальпиди побеседовал Борис Кутенков.
____________


– Виталий Олегович, расскажите немного о процессе создания книги. Как складывалась работа с издателем – Мариной Волковой, длительным ли был процесс отбора текстов, мучительным ли –выстраивание композиции?

– Делать приятные вещи с «мучением» – любопытный сценарий, но, боюсь, моя психика не столь пластична. К слову, все издательские проекты с Мариной Волковой мы делали с удовольствием, полагая, что кто-то от нашего удовольствия испытает свое удовольствие. И такая перспектива нам улыбалась в буквальном смысле. А если попытаться выжать прагматику из Вашего вопроса, то позвольте сказать следующее: поскольку сейчас изданием книг большей частью занимаются сами авторы этих книг, то я настоятельно советую им преодолеть порог некомпетентности в полиграфической, редакторской и издательской областях. Это поможет качественнее и существенно дешевле публиковать книги. В период, когда книга перестает быть реальным товаром, ей стоит стать предметом реального искусства.

– А какой Вам представляется идеальная поэтическая книга и насколько близким к идеалу оказалось получившееся творение?

– Идеальная книга та, после появления которой, как минимум, меняется сам автор, и как максимум меняется мир. Моя книга не идеальна. Но идеалистична. Человек – машина по производству прошлого. Прошлое – продукция, Будущее – сырье, а Настоящее – попытка получить удовольствие от этой работы. Литература – стремится подменить чужое прошлое – своим. Разумеется, это варварский процесс, но только он создает цивилизацию.

– «Недоверие к читателю достигло такого цельсия-фаренгейта, что пришлось решиться на авторские комментарии к каждому стихотворению», – пишете Вы в предисловии к книге. Важно ли для поэта такое понимание, схожее с его собственным, в противоположность читательской бесконечности интерпретаций? Стоит ли объяснять свои стихи?

– У текста должна быть одна единственная трактовка (если, конечно, он вообще что-то стремится сообщить). Текст в первую очередь – это обращение автора к самому себе. Вы допускаете обращение к самому себе с множеством смыслов, порой взаимоисключающих? Я – нет. Парадигма различных интерпретаций – это парадигма различных уровней неосведомленностей в предмете. А на вопрос: «Стоит ли объяснять свои стихи?» отвечу: «Стоит. Себе, как минимум...» Конгениальные трактовки –духовно «онкологичны».

– Немного о Вас как о культуртрегере. В начале 2000-х множество «конгениальных трактовок» и полемических откликов вызвал Ваш проект «Провинция как феномен культурного сепаратизма» – признание Москвы «культурологическим монстром» и создание «провинциальной литературной схемы». Оглядываясь на прошедшие пятнадцать лет, как бы Вы определили, что получилось, что не получилось? Видится ли Вам эта схема действующей, а замысел – осуществлённым?

– Да, припоминаю, что именно дискуссию этот «вербал» и вызвал, но дело в том, что я стремился не к дискуссии. И это был не проект, а конкретное предложение к конкретным персонажам – предложение создать самодостаточный литературный ландшафт. Мог получиться, на мой взгляд, захватывающий эксперимент. Оказалось, что только на мой... Предложение принято не было. Точнее, было принято совсем обратное. Я лично лет десять пытался следовать озвученной идее, впрочем, этого никто не заметил. Знаете что... Можно раздробить национальное пространство «культурного поражения» на отдельные региональные фрагменты, и каждый из них переформатировать в сиюминутные «победы». Смысл – это усилие, направленное вовнутрь себя. Бессмысленность – это усилие, направленное вовне. Именно в этом надо искать причины, что самодостаточное поэтическое пространство на Урале имеет место быть, хотя создание полноценной «малой уральской литературы» и потерпело фиаско.

– А вообще, есть ли в природе такая величина, как социальная востребованность поэзии? Меняется ли что-то от присутствия поэзии в мире?

– Что-то меняется в мире даже от нежелания что-то вообще в нём менять. Тут мне представляется важным тот «предмет», который вы собираетесь использовать для изменения мира. Его можно менять при помощи обжорства или, напротив, недоедания, можно менять при помощи войны, или, скажем, любви, а можно и при помощи поэзии. Правда, с годами начинаешь замечать, что глобальные изменения так ничего и не изменили. Ну, а общество похоже на младенца в люльке – машет руками-загребушками, чего-то востребует – что ему подсунешь, тем он и гремит.

– В каких отношениях находились поэт и культуртрегер на протяжении Вашей организационной деятельности: менялось ли самоощущение, мешала ли Ваша социальная активность Вам как поэту или, наоборот, помогала?

– Признаюсь не без лёгкого кокетства (да простят меня призраки одеколона «Шипр» и духов «Красная Москва»), я удивлен, что та, в общем-то, не самая великая работа по документированию уральского поэтического движения вызывает стойкий интерес и даже профессиональную оценку, почти всегда, впрочем, неоправданно завышенную. Если честно, то: а) как культуртрегер я добирал некую «власть» над процессом; «власть», которой мне не хватало как поэту; б) пришло понимание, что категорически нельзя ждать благодарности от тех, кто близко, потому что благодарность, если и приходит, то очень издалека, и ею не надо лакомиться, а надо сразу же пускать «в дело»; в) сначала казалось, что помогает, потом казалось, что мешает. Очевидно, что слово «казалось» тут первенствует. А когда кажется, креститься надо. Но я забываю, кажется, это делать. У любого пути (не дороги, а пути) есть одна особенность, о которой надо помнить: в самом начале пути наиважнейшим является куда он ведет, ближе к середине – кто идет по этому пути, а в конце – кого эти кто-то ведут за собой.

– В одном из интервью Вы сказали: «…цепочка: поэт-книга-читатель – притянута за уши. Поэт – одно, книга – случайность (поверьте, этот источник информации был заточен вовсе не под поэзию), а то, что появляется читатель – несуразность или чудо». Надеетесь ли Вы на читателя Вашей книги и каким он представляется Вам, идеальный читатель? А на вдумчивую критику?

– Идеальный читатель – нонсенс. Сама роль читателя – не идеальна в принципе. Чтение было изобретено не для людей. Для кого угодно, но только не для нас с вами. Чтением убивают мозги, чтением разогревают мозги (как вчерашний ужин сегодня на завтрак), чтением любят, чтением благодарят, чтением делают всё что угодно. Читая, получают даже удовольствие, что само по себе уже за гранью любого психиатрического диагноза. Короче: от читателя я жду на входе только симпатии (да и на выходе тоже), если ее нет, то я уже ничего не жду. Что касается критики – я не люблю, когда меня критикуют. Эта процедура для меня не продуктивна. Тем более я отдаю себе отчет, что любой моей «истине» при попадании в чужую голову – уготована судьба глупости.

– В конце книги вместо привычного послесловия Вы дали «предисловие к следующей книге». А какой она будет, следующая книга?

– Если Вы, Борис, задаете этот вопрос, значит мое «предисловие к следующей книге» всё-таки оказалось «послесловием». Жаль, конечно. Мне очень неловко личной практикой отставать от личного понимания жизни: думать о новой книге, когда как все книги (ненаписанные в том числе) по сути – старые. Придание им искусственной новизны допустимо ровно настолько, насколько возможно придать свежий вид лежалой рыбе, подкрасив ее или запустив в салат. С другой стороны, любое поколение отрабатывает «барщину недоверия» к созданному до него. И это правильно с точки зрения духовной экологии. Качество литературного поколения зависит от количества преодоленных им заблуждений. Но успех поколения определяется только одним – его (поколения) единством. Любой художник обязан стать свободным исключительно для того, чтобы самому иметь возможность выбрать, чьим рабом в конце концов он хочет быть. Лично я выбираю – единство. А если это кому-то покажется нелогичным, то, как говорил Блок: «Идите все, идите на… Урал!». Вот таким, примерно, образом.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
4 147
Опубликовано 01 окт 2015

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ