ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Обзор новинок переводной литературы от 10.06.17

Обзор новинок переводной литературы от 10.06.17


Анна Аликевич

в е д у щ а я    к о л о н к и


Поэт, прозаик, филолог. Окончила Литературный институт им. А. М., преподаёт русскую грамматику и литературу, редактирует и рецензирует книги. Живёт в Подмосковье. Автор сборника «Изваяние в комнате белой» (Москва, 2014 г., совместно с Александрой Ангеловой (Кристиной Богдановой).
(О книге: Ойген Руге. Дни убывающего света. – М.: Издательство «Логос», проект letterra.org, 2017. – 376 стр. – Пер. с нем. Елены Штерн)


I.

Немолодой, но ещё и не пожилой театральный постановщик Александр внезапно узнает, что он неизлечимо болен, а на руках у него умирающий отец. И последним поступком, которому герой решает посвятить оставшиеся дни, становится не уход за близким родственником, а турне в прошлое. Неожиданный сюжет для дебютного романа и, буду честна, не самый привлекательный, но книга заслуживает внимания, потому что это заявка на серьёзный европейский роман. Не рекомендую книгу тревожным и мнительным читателям, хотя было бы странно требовать от классической немецкой вещи авторского оптимизма.    
                                   
После поражения Германии во Второй мировой и падения авторитарного правительства жизнь для неё не закончилась. То есть прежняя действительность простого обывателя была невозвратимой, конечно. Города оказались разрушенными и истощенными затяжной войной, сыновья не вернулись с фронта, многие пропали без вести или эмигрировали. Кто-то попал в Союз и теперь отстраивал там новые улицы городов-героев, кто-то ещё долгие годы после поражения томился в плену или в лагере по ту и эту сторону. Контрибуция и оккупация – вот два слова, на десятилетие определившие судьбы бывшего рейха. К 1949 г. утвердились ГДР и ФРГ, а действие романа «Дни убывающего света» нисходит к 1952 г. и географически соотносится с Восточным Берлином.

Для нас, знавших эту же, но в то же время другую историю, живущих «на другой стороне», смотрящих отсюда – туда, но причастных самым непосредственным образом к описываемому здесь миру, роман Ойгена Руге воспринимается и чуждо, и близко одновременно. Все знакомое, а в то же время ты словно во сне. Здесь нет пафоса и политической риторики, к которым мы привыкли при освещении русско-германских отношений в ХХ веке. Здесь мы скорее вспоминаем о созвучиях в истории этих двух стран, о переплетениях – о социалистических движениях начала века, о братаниях 1914-го года, о предвоенных попытках согласования политических курсов. Вспоминаем, что Германия – это не только враг. Это ещё и бывший друг. И, как оказалось, будущий невольный партнёр на долгие послевоенные годы.

В этой книге нет политики и, по большому счёту, нет истории, здесь никого не судят и не осуждают. Это бытовой документальный роман. Вот супружеская немецкая чета, уже не пролетариат, ещё не интеллигенция, возвращается в начале 50-х из мексиканской эмиграции на родину – в ГДР, и что-то ждёт их там? Они полны надежд и ностальгии, они грезят довоенной, дофюрерской Германией, они симпатизируют коммунистам, им через друзей на родине обещаны служебные перспективы. А друзья из эмиграции говорят им: не возвращайтесь, вы сошли с ума, один режим сменился другим, там красные, вас расстреляют, и всё. Но чета садится в экспресс, граница пересечена – и наша долгая история, заканчивающаяся в 2000-х, начинается.

Конечно, это книга об одиночестве человека перед лицом исторического времени и своей судьбы. Это биография немецкого профессора истмата, автора одной популярной книги и целого стеллажа непопулярных, лауреата госпремий, ныне, на пороге ХХI века, погибающего в одиночестве от старости, деменции и отсутствия родственного тепла. Это путь его сына, театрального постановщика, вроде бы удачливого и успешного, а на самом деле не удовлетворённого своей работой, запутавшегося в отношениях с женщинами, к которым ничего не испытывает, давно отдалившегося от родителей и неизлечимо больного. Это нелёгкий жребий Шарлотты, бабушки героя: тяжёлое детство выковало её волевую натуру и вознесло к академическим вершинам, но не смогло дать ей счастья близости с другим человеком и понимания – хотя бы со стороны собственных сыновей. Это причудливая дорога русской медсестры Ирины, воевавшей с Германией, но впоследствии ставшей женой немца и матерью его детей. Она перевезла в ГДР свою старенькую крестьянку-мать, прожила долгую и разную жизнь, но так и не сумела обрести внутренний покой и духовную родину. Они вместе, они одна семья, но они одни, они никто друг другу. И они прожили одни и одни умирают. Если хотите, это их плата за то, чтобы быть собой.

И ещё это история сокрытого. Маленьких интимных секретов, которые возбуждают наше любопытство, – и настоящих страшных тайн XX века, которые мы не хотим знать. Нам интересно, какие отношения связывают коммунистку Шарлотту и искусствоведа Адриана, но совершенно не хочется узнать подробности пребывания её мужа Вильгельма в лагерях для военнопленных, где он потерял все зубы. Про это мы и так начитались в своей жизни, а вот романтики прошлого никогда не бывает достаточно. Мы с гораздо большим удовольствием углубились бы в любовную переписку учёного Курта и медсестры Ирины, чем залезли в архивные подробности гибели одного из сыновей Шарлотты в Воркуте, что и так говорит само за себя. Передозировка трагедиями и ужасами ХХ века сделала нас в большей степени мещанами – в смысле литературных предпочтений. И потому мы ностальгируем по временам молодости дедушек и бабушек, пришедшимся на эпоху холодной войны, но отодвигаем документальную основу книги, не признавая, что серьезная вещь её неизбежно подразумевает.


II.

Хотя место действия романа – Восточный Берлин, а время восходит к нулевым годам, но внутренняя жизнь почти всех героев навсегда связана с Россией. Дело не в том, что человек живёт прошлым после определенного возраста, где бы он ни жил, а в том, что есть вещи, которые неизбежно формируют его и определяют как личность. Такой вещью для профессора истории Курта становится десятилетнее пребывание в «трудовом лагере» на Урале (как корректно названо это место), которое он ухитрился пережить, но которое постоянно с ним. Для медсестры Ирины – это её предвоенные и военные годы в Союзе, потому что ничто не меняет женщину так, как война. Отец Курта, старый партиец Вильгельм, парадоксальным образом никогда не «сидевший» и в окопах не лежавший, связан с СССР иначе – по социал-демократической линии. Благодаря связям с Москвой и участию в коммунистическом движении его административная карьера в ГДР продвигается, а сам он к концу жизни (90-е!), имея бывшего зэка сына и диссидента внука, оказывается ярковыраженным сталинистом. Наконец, самый аполитичный член семьи Умницеров-Повиляйтов, мать Ирины, 80-летняя Надежда Ивановна, вывезенная дочерью в ГДР при Брежневе, не может «привиться» на немецкой земле, однако причина не только в тоске по Родине, но и в неспособности перестроить свой русский менталитет.

Да, формально это книга о немцах и о ГДР, но по сути она о советском мире и о тех корнях, которые созданная 1917-м годом империя пустила далеко за своими пределами, как пространственными, так и временными. Книга о том, как преобразил европейскую часть суши коммунизм с российским лицом, в какие причудливые и абсурдные формы жизни вылилась идеальная прагматичная теория, отделившая берлинской стеной реальность капиталистического потребления, Мика Джаггера и Курта Кобейна – от показательных процессов застоя, военщины, гонки вооружений и академической косности эпохи развитого социализма.

Какая же она, эта Россия Ойгена Руге, лежащая, как огромный камень, посреди моря повествования? Конечно, это Красная Площадь и Кремлевский ансамбль, Лубянка и Новодевичий, это столица-открытка 60-х, которую мы видим глазами бывшего зэка Курта, приехавшего уже в качестве научного сотрудника Берлинского университета в командировку. Это и грязь поездов, грубые люди в однообразной одежде и разбитые дороги периферии, по которым маленький Саша катится в сельскую глубинку навещать свою русскую бабушку из буржуазного «коммунистического» Берлина в 70-е. Наконец, это не номенклатурная, парадная и столичная советская, а «настоящая Россия», какой её может написать только тот, кто её действительно знал. Это тёмная, бедная, заброшенная и невежественная глубинка Надежды Ивановны, в которой живут «всем миром», в которой одна новость в год, в которой не различают Америку и Европу. И никогда не поверят в нелепые, сумасшедшие россказни Ириной матери, что в ГДР можно всё купить, что молоко получают промышленным способом. Что есть мир, в котором люди не голодают, женщины не выполняют мужскую работу, а огород стал декоративным приложением. А главное, что она несчастна в этом раю.

Есть биографии, которые знать не хочется. У Надежды Ивановны как раз такая, поэтому достаточно сказать, что жизнь она к своим 60-ти годам представляла как непрерывную борьбу за выживание. И когда переселение в Восточный Берлин разом дало ей всё, о чём только можно было мечтать, она потеряла смысл. Когда «коммунизм» осуществился для неё в частном порядке, она внезапно поняла, что не знает, чем заполнить свой день. Больше не надо откладывать и копить. Не надо делать припасы и тянуть огромный огород в одиночку. Не надо экономить электричество. Не надо кроить, вязать и штопать. Не надо никого поднимать, никого спасать, надо просто жить. Жить не для дочери, не для внуков и соседей, не для грядущего счастья других поколений, а жить свою единственную и собственную жизнь – прямо сейчас. И вот как раз этого она и не умела. Она разом почувствовала всё то, что сегодня стало предметом интереса европейских социологов. Она поняла, что европеец не соборен, а одинок, что он живёт не всем миром, а своими целями, мечтами и интересами, что он другой, что его тепло формально, его вежливость – всего лишь воспитание, что европеец уважает твою частную жизнь, но и ты больше не имеешь права вмешиваться в его дела, даже если это дела собственного зятя, внука, собственной дочери. И эта пустота большого и богатого дома так ошеломила и потрясла её, что превратила в собственную тень. В конце концов, зачем ей оно, это счастье на одного, если не перед кем похвастаться и не с кем им поделиться. Если вся её жизнь оказалась по умолчанию стремлением к тому, что никогда бы не наступило. Если рядом нет этих соседей, знакомых старушек и молодок, перед которыми можно пройтись в новых ортопедических туфлях, потому что здесь никого ничем не удивить  [1]. Это философский вопрос, была ли она кому-то действительно нужна и интересна на Родине, но ей казалось, что была. Это философский вопрос, действительно ли она стала пустым местом для окружающих, в общем, и давших ей всё это счастье, но ей казалось, что здесь каждый за себя и для себя. Она потерялась в иллюзиях. И пляшущие красные башмачки завели ее в тот же лес, в котором уже одной ногой пребывал 90-летний Вильгельм.


III.

Композиция книги основана на совмещении ретроспективы и временной чехарды: читатель, отправляясь из 52-го года, неоднократно перемещается то в горбачёвское, то в брежневское время, попадает в сумрак сталинизма и возносится к демократическим нулевым. Этот приём, довольно традиционный, очень оживляет повествование, которое иначе превратилось бы в воспоминания или дневник. Другой ход – смена героев, глазами которых мы видим один и тот же мир, но в разные годы, – обусловлен временными рамками повествования. Очередной «фаворит» берёт слово, когда время совпадает с наиболее значимым периодом в его жизни, – и одновременно с какой-либо вехой в истории русско-немецких отношений.

Через Шарлотту, чья зрелость пришлась на 50-е, мы видим академические круги послевоенного Восточного Берлина. Через её мужа, рождённого в 1900-х Вильгельма, приобщаемся к ситуации с партийностью и фальшью в ГДР в хрущёвский период. Их сын, Курт, олицетворяет стремление к внутренней свободе и способность мыслить не только в рамках заданного ставкой курса, проявляя себя уже в брежневское время. В свою очередь, внук Шарлотты, бунтарь и «золотой мальчик», потомок партийного столпа Вильгельма и известного историка Курта, бежит накануне перестройки в Западный Берлин, но этот «героический поступок», увы, остаётся недооценён сталинистом-дедом, бывшим зэком-отцом, прошедшей войну на передовой матерью и даже его собственной бывшей супругой, которой теперь Курт вынужден выплачивать алименты вместо сбежавшего от «косности, фальши и оков» сына. Трудно быть героем на фоне героев, выдающимся на фоне выдающихся. Александр познал это в своей жизни сполна и, как часто бывает, остался в тени своего знаменитого отца, что и составило его смешную для ХХ века, но для него настоящую трагедию.

Также это вещь о воздаянии. Его можно понимать очень по-разному, ведь даже справедливость, как оказывается, неоднозначная категория. Курт, некогда «сдавший» свою мать в дом престарелых, оказывается оставлен в немощном виде на сиделку своим взрослым сыном. Ирина, потерявшая свою Родину (из-за эмиграции) и своего сына (из-за его бегства в ФРГ), в итоге повторяет судьбу своей матери, которую так презирала за неспособность жить своей жизнью на новой почве: лишенная опоры в своих детях, она спивается на чужой земле под катушку Высоцкого. Перестройка грозит семейству Умницеров-Повиляйтов потерей должностных постов, пенсионных привилегий и даже дома, который был отдан им в пользование после бежавших нацистов при пришедших к власти коммунистах. Историческая справедливость или закономерность? Круг замыкается, ценности перераспределяются вновь, фигуры взлетают и падают, люди рождаются и уходят, но жизнь, пусть и не жизнь героев этой книги, – она продолжается дальше.




___________________________

[1] Дело в том, что в Германии была распространена дорогая обувь со вкладками для пожилых, более удобная. Конечно, таких вещей в России тогда не было, тем более в селе. Поскольку такие туфли стоили дорого и пожилая женщина никогда бы не купила себе сама такое «излишество», её обновка свидетельствовала бы не только о том, как материально благополучна ее дочь, но и о том, как она любит мать и заботится о ней. – Прим. автора.
скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
1 768
Опубликовано 11 июн 2017

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ