ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Михаил Эпштейн. Избранные FB-записи 2015 года. Часть I*

Михаил Эпштейн. Избранные FB-записи 2015 года. Часть I*




РОДИНА И ОТЕЧЕСТВО

Вся история России есть борьба не только с внешними врагами, но и с самой собой: борьба родины и отечества. Родина – мать. Она раскинулась простором земли, мягкими полями и лугами, плавными очертаниями холмов, кудрявыми лесами, кучевыми облаками – к ее лону хочется прижаться, ласкать эту эту землю и быть обласканным ею. Вся она тиха, светла, туманна, росиста, как утро, полное любовных надежд и томлений. Отечество – начальственно, оно требует и принуждает, оно громоздится крепостями и казармами, топорщится пушками и штыками, оно серое и квадратное, запахнутое в шинели.
Соответственно есть разные типы любви к России. Одни любят в ней родину, ее мягкость, равнинность, текучесть, стихийность, смиренность, ее материнские черты, как они представлены, например, в «Родине» Лермонтова. «Ее лесов безбрежных колыханье, Разливы рек ее, подобные морям...» Или в лирике Есенина. «Ой ты, Русь, моя родина кроткая... В мягких травах, под бусами рос...» Это, условно говоря, русофилы.
Есть и другие – патриоты (от «patria», отечество). Они любят Россию сильную, грозную, покорительную, с ее государством и воинством, – ту, к которой взывал Пушкин: «стальной щетиной сверкая, не встанет русская земля?» («Клеветникам России»). Маяковский – ярчайшее выражение этого государственнического (партийного, чекистского) патриотизма: «Встанем, штыки ощетинивши, с первым приказом: «Вперед!» Он славит отечество при полном равнодушии, если не враждебости к родине-матери: «я не твой, снеговая уродина».
У каждого любящего Россию по-своему сочетаются или не сочетаются русофильство и патриотизм. Есть патриоты, которые терпеть не могут своей матери, «размазни» и «юродивой», а чтят только отечество и на него уповают. И есть такие русофилы, которым чужд всякий патриотизм и тяжел гнет государства. Полагаю, что Солженицын был русофилом гораздо больше, чем патриотом, а патриотизм, насаждавшийся в СССР, имел мало общего с русофильством. Конечно, есть и такие люди, которые любят родину-отечество нераздельно, безотчетно, не вдаваясь в двойственность предмета своей любви. И есть такие, для которых эта двойственность – источник трагедии, потому что русофильство и патриотизм у них не в ладу. Их мучит, что, приникая к нежному лону родной земли, они вдруг натыкаются на нечто остро торчащее, штыкообразное... О ужас! Неужели гермафродит?!
Это неожиданное соединение женского и мужеского в Родинe-Отечествe оказывается потрясением для гоголевского героя в «Мертвых душах». Ландшафтный хронотоп соития, рельефно выписанный в лирическом отступлении, как тема открытости-ожидания, неожиданно прерван появлением скачущего из «чудной дали» фельдъегеря, что заставляет героя «придержать» езду перед лицом явной гомоэротической подмены: у фельдъегеря «усы в аршин».
«...Какая сверкающая, чудная, незнакомая земле даль! Русь!..
– Держи, держи, дурак! – кричал Чичиков Селифану.
– Вот я тебя палашом! – кричал скакавший навстречу фельдъегерь с усами в аршин. – Не видишь, леший дери твою душу: казенный экипаж!»
Само собой напрашивается символическое толкование этой сцены: вместо призывно раскинувшегося пространства родины вдруг является мужеский образ государства с торчащими усами. Государство как бы вторгается во взаимоотношения лирического героя и России и мешает им отдаться друг другу (тем более что и раньше у Чичикова неудачно складывались отношения с законом и государством). Фельдъегерь возникает в момент одержимости героя Россией – как призрак другой, однополой любви, грозящей ударить «палашом»: но этого не происходит, экипажи минуют друг друга. У России не оказывается ни соперника, ни соперницы. Тем самым герой как бы доказывает свое мистическое право довести соитие до конца, и дальше уже ничто не препятствует его быстрой езде – тройка вихрем несется «нивесть куда в пропадающую даль» и «сверлит воздух».
Конечно, и у других стран есть материнская и отеческая ипостаси, «motherland» и «fatherland», но вряд ли где-то еще они так поляризованы, чтобы женское было столь мягко, покладисто, а мужское – грубо, брутально. Равнинная, кроткая природа – и гордынное, гнетущее государство. Восприимчивая, распахнутая душа – и крутой командно-армейский нрав. Народная широта – и властная вертикаль. Оттого и возникает душевная рана в любящих эту страну. Ты к ней подступаешь с лаской, и она отдается тебе, воплощает все твои мечты о льнущей женственности. И вдруг хватает тебя, пригибает и больно всаживает по самую рукоять... Ты не знаешь, кто перед тобой и чего ждать от этого невнятно-коварного существа с пышными млечными персями и острым железом в чреслах. Оно раскрывает тебе свои ждущие недра – и одновременно бьет в упор. Призрак, химера, ошибка природы? Любящие эту страну угнетены тоской смешения и двойной подмены...
«Гермафродиту снится, что он счастлив, ибо стал таким, как все люди, или перенесся на багряном облаке в мир, который населяют существа, подобные ему. Это сон, только обманчивый и сладкий сон, так пусть продлится он до самого утра».
(Лотреамон. «Песни Мальдорора»)

2 февраля



О ХРИСТИАНСТВЕ НА ЗАПАДЕ

Западное общество создано христианством. Если христианство отмирает там как особая религия, то именно потому, что оно вошло в плоть и кровь общества, стало практикой. Это проявляется прежде всего в отношении к слабым, чужим, исповедующим другую веру, принадлежащим к другим традициям и ориентациям. Сравните, как в разных странах относятся к инвалидам, сиротам. Больных и пришлых на Западе не чуждаются, их лечат, воспитывают, ухаживают за ними, берут к себе в дом, посвящают им жизнь. В больницах и хосписах столько тепла, заботы, участия к страдающим и умирающим. Во всех общественных учреждениях, публичных пространствах – особые приспособления, облегчающие жизнь инвалидам. Главное – чтобы все чувствовали себя людьми, чтобы не было отверженных и обреченных. Это и есть практическое христианство. Сущность его не в обрядах, а в том, чтобы любить ближнего как себя, чтобы не унижать других потому что они другие. Все – дети Божьи, а значит, и братья во Христе.
Обрядоверие, в сочетании с гордыней, столь распространенное в России, – дескать, мы истинные христиане, а все остальные нехристи, – это антихристианство, то самое фарисейство, с которым боролся Иисус. В России, увы, часто не понимают Запад, считают, например, что права, предоставленные гомосексуалистам, – это вызов христианству. Нет, мотивы здесь именно христианские, они не в том, чтобы «поощрить распущенность», а в том, чтобы признать и в этих «нетрадиционалах» – людей, наделенных равными правами, защищенных от унижения. Это и есть христианство. Христос защищал женщину, совершившую прелюбодеяние, общался с самаритянами, водил компанию с малопочтенными людьми, предпочитая их ученым, правильным и праведным фарисеям. Главное в христианстве – умение принять другого, почувствовать его как себя.
Когда я приехал в США в 1990 г., то в первые годы скептически относился к «политкорректности». Но постепенно осознал и почувствовал, что в ней есть правда приятия других, тех, кто слабее, тех, кто в меньшинстве и нуждается в защите. Подчас это право, сведенное в юридическую плоскость, приобретает гротескные черты, подменяя этику законом. Но в основе политкорректности – христианское чувство сострадания и готовность приносить жертвы тем, кто слабее тебя. Конечно, на Западе, как во всяком земном обществе, есть и эгоизм, и материализм, и преступность, но в отличие от России, где государство способствует проявлению этих пороков, западное общество реально борется с ними, это внутренне христианизированное общество, где признаются права личности и верховенство духовной свободы. И это проявляется в нынешнем отношении к беженцам, к странникам и иностранцам, ко всем отверженным. И даже к врагам – «благословляйте приклинающих вас». Христианство на Западе может отвергаться как институция, церковь, но глубинное ядро Запада, по моему ощущению – по крайней мере, в Америке и Англии, где я прожил четверть века – остается христианским.
Вот почему, несмотря на множество неприятностей и даже прямых угроз, обусловленных наплывом беженцев, Запад все-таки настроен их принимать, хотя, казалось бы, какое нам дело? Вы молодые здоровые мужчины – сражайтесь сами за свою страну! Или ищите убежища у своих единоверцев в богатых арабских странах. Но Запад принимает даже тех, кто враждебен Западу и хочет его уничтожить или подчинить чужим религиозным догмам. И если Запад умрет, то так же, как Христос на кресте, благословляя тех, кто его распинает. 
Но Запад не умирает, вопреки тому, что сейчас, как и сто лет назад, во времена Первой мировой войны и книги О. Шпенглера, стало модно говорить о «закате Запада». Кто только его не хоронил! Но Запад не погиб ни от мировых войн, ни от революционных движений XVIII – XX вв. Марксисты и коммунисты были, конечно, пострашнее нынешних «постмодернистов», якобы ответственных за «ослабление» Запада. Сила Запада – именно в его открытости, которую не стоит принимать за слабость. Запад открыт как тезисам, так и антитезисам, в результате чего образуется могучий синтез. А в одномерных системах, где громогласно звучит лишь тезис: атеистически-революционный или религиозно-фундементалистский, – все быстро цементируется, а затем рушится, потому что Земля живая и никаким цементом ее не возьмешь.
С Рождеством всех тех, кто празднует его по новому стилю, – и всех, для кого христианство нераздельно и перегородки между церквями не достигают до неба!

24 декабря



ТОЛСТОЕВСКИЙ В ФИЛАДЕЛЬФИИ

В Филадельфии только что прошел большой международный съезд славистов. И вот, выйдя погулять, наткнулся на воплотившийся дух наших бдений и споров. Скульптура как будто олицетворяет фигуру русского бородача – могутного, коренастого мыслителя и писателя, плоть от плоти родной земли. Прямо-таки собирательный облик Толстого-Достоевского, а также философа Н.Ф. Федорова, м.б., и позднего Вл. Соловьева (в том возрасте, до которого он не успел дожить). А нога, выглядывающая в разрезе «хитона», выдает в этом персонаже и русского пана – лешего.
В общем, литература и философия, дух и земля далекой страны соединились в этом странном, безымянном изваянии в самом центре первой американской столицы... Впрочем, недаром «Филадельфия» – город «братской любви»: она и нашу «могучую кучку», обычно настроенную на яростную полемику, слюбила и побратала.

24 ноября



ВИТАЛЬНОСТЬ И АГРЕССИВНОСТЬ

Витальность часто путают с агрессивностью, но это явления разные, по сути противоположные. Витальность – это полнота жизненных сил, которая ищет свободного проявления. Витальный человек все время наполняет жизнь новым содержанием, он что-то строит, доказывает, добирается до истины. Он может вступать в борьбу с другими людьми, но только в том случае, если его энергия превышает инерцию среды и хочет реализоваться как можно полнее, преодолевая внешние преграды. Но главная его борьба – с самим собой, с внутренними преградами, с собственной косностью, унынием, усталостью.
Агрессия – это, напротив, проявление внутренней пустоты. У человека не хватает внутренних побуждений и стимулов действия. Он мертв, но ему хочется быть живым. И тогда он хватается за живых и пытается зарядиться их энергией. Он начинает их задевать, виснуть на них, потому что ему не на что опереться внутри себя. Он пытается спровоцировать конфликт или сам бесцеремонно вторгается на чужую территорию, потому что на своей ему нечего делать. Там только мусор, запустение, и у него не хватает сил, чтобы привести это в порядок. Можно даже сказать, что у него не остается внутреннего «я». Он ощущает себя собой только когда нарушает границу и ему начинают кричать: «Ты кто такой? Куда лезешь? Что здесь делаешь?» Тогда он оживляется. Чужое ему нужно не само по себе, а потому что только так, надламывая и калеча других, он высекает из себя искорку жизни, которой нет в нем самом. Агрессия – это когда мертвый хватает живых, чтобы почувствовать вкус жизни. Агрессивность – признак слабой витальности, и поэтому, как правило, все ее завоевания недолговечны. Дело ее не живет, в нем нет плодовитого семени, нет того духа, который живит творческое начинание. Между витальным и агрессивным такая же разница, как между донором и вампиром.
То же самое относится и к странам. Витальная страна прежде всего наводит порядок в самой себе. Она строит, созидает, изобретает. Промышленность, наука, медицина, образование, религиозная и культурная жизнь, язык, финансы, общественные организации – все полнится жизнью, в каждой отрасли действуют свои энтузиасты, открыватели, приводящие мир в движение. Витальная страна сознает свою ответственность перед миром и вмешивается в международные дела, чтобы приструнить зарвавшегося хулигана, погасить скандал, угрожающий миру. Временами она действует неосторожно, не в меру ретиво, даже вопреки собственным интересам. Но ее вмешательство – признак витальности, стремление перелить энергию действия в мировое сообщество. Агрессивная страна, напротив, не может привести в порядок собственные дела, не имеет сил для созидания, – и тогда, чтобы продлить свое историческое бытие, она начинает теснить другие страны, грозит, вторгается, – только бы почувствовать себя в истории, которая обходит ее внутреннее пространство.
Признак агрессивности, в ее отличии от витальности, – это быстрое падение в апатию. Поскольку организму не хватает жизненных сил и он форсирует их посредством агрессии, то столь же быстро они истощаются. Апатия – обратная сторона агрессии, и вместе они – симптом опасной болезни-к-смерти, сходной с маниакально-депрессивным психозом.

30 апреля



ПОСЛЕДНИЙ АДРЕС

В социальных сетях набирает популярность инициатива «Бессмертный барак», предложенная библеистом и публицистом Андреем Десницким, – сохранение памяти о тех, кто погиб в ГУЛаге.
Еще раньше началась гражданская акция «Последний адрес» – в День прав человека 10 декабря 2014 года. Мемориальные таблички, с прорезанным внутри них квадратом – вместо ожидаемой фотографии – устанавливаются на тех домах, откуда уводили жертв, чтобы потом превратить их в лагерную пыль. Эта прорезь, знак небытия – лучшее свидетельство невосполнимых потерь, пустот в прошлом и будущем страны.

16 мая



ИСТОРИЧЕСКИЕ САМОУБИЙЦЫ

В продолжение предыдущего поста – о сохранении памяти репрессированных. Особый случай – когда жертвами расправ и репрессий становились их вершители. Как быть с Ягодами, Ежовыми, Бериями и их подручными? Хранить ли память о них в том же ряду, что и память их жертв?
Сомневаюсь. Эти люди – убийцы и убитые в одном лице, а значит, по сути, самоубийцы. Не в физическом, а в духовном-историческом смысле. Они создавали тот аппарат насилия, который уничтожил их самих. К ним стоило бы относиться так, как относятся к самоубийцам в христианской традиции. Их хоронили в стороне от кладбищ или на отдельных кладбищах, их не отпевали. Я не призываю к каким-то практическим действиям в отношении их захоронений, но у них должен быть особый статус в исторической памяти. Вообще понятие «исторического самоубийства» нуждается в духовном и общественном осмыслении.

17 мая



ДЕНЬ БЛАГОДАРЕНИЯ

С наступающим праздником – Днем Благодарения!
Четвертый четверг ноября – любимейший мой американский праздник. Все, что когда-либо мы получили в дар, заслуженно или незаслуженно (и прежде всего дар жизни, дар самих себя), символически возвращается дарителям как благодарность. В этот день принято есть индейку, которой индейцы по преданию угощали первых переселенцев. Правда, созвучие это – для русского слуха (и французского). По-английски индейку, «turkey», производят от Турции, а не от Индии, за которую Колумб принял Америку, назвав местных жителей «индейцами». Но так еще символичнее: индейцы приносят в дар индейку – как бы частицу себя, своей земли. Вот какого праздника ощутимо не хватает России, чтобы преодолеть разыгравшийся в ней дух враждебности ко всему чужому.

24 ноября



СТРАХ ЭМИГРАЦИИ

В журнале «Psychologies» обсуждаются разные страхи и способы их преодоления.
Лично я не знаю ни одного человека, живущего на Западе, который пожалел бы о своей эмиграции из России, хотя вполне допускаю, что таких немало. Но я знаю по крайней мере троих, вернувшихся в Россию из эмиграции: писателя, режиссера и филолога. Причем и они не жалеют о том, что в свое время эмигрировали: они приобрели тот опыт западной жизни, на основе которого приняли последующее решение вернуться – а сейчас, насколько я знаю, обдумывают возможность вторичной эмиграции.
Эмиграцию нельзя считать изменой родине. Это все равно как считать семяизвержение изменой своему организму. В каждом организме, не только биологическом, но и культурном, есть клетки соматические (нервные, костные, мышечные и другие) и клетки половые. То, что по традиции называется эмиграцией, это, в сущности, эякуляция, выброс клеток одной культуры в лоно другой, зачатие новых организмов. Есть эрос культурных притяжений, информационных фрикций, пронзительная острота языковых и интеллектуальных переживаний в зоне контакта между культурами. В ХХ веке происходит, так сказать, сексуальная революция в жизни культур: вместо прежней замкнутости, однородности – бурные встречи, пересечения, смешения, оплодотворения. Так называемые эмигранты не просто «в послании», они – в соитии и зачатии, как клетки, которые одна страна выбрасывает из себя, чтобы зачать новую жизнь в лоне другой. То, что называется диаспорой, – это способ взаимопознания и взаимопроникновения разных организмов: двойная жизнь, на пороге которой мы бьемся, любовная лихорадка двух культур, судороги их счастья или, в случае неудачи, боль их несовместимости.
Конечно, страх эмиграции понятен. Но есть и другой страх – не прожить свою единственную жизнь, упустить шанс самореализации. Страна может искать себя на путях к цивилизации еще десятки или сотни лет, а у человека – другой отсчет времени. Он не может позволить себе ждать так долго. Этим главным страхом – страхом не стать собой – и стоит руководствоваться при выборе: ехать или остаться.

9 сентября



ГДЕ ОБРЫВАЕТСЯ РОССИЯ...
(К годовщине присоединения Крыма)

Кто только в последний год не вспоминал об «Острове Крыме» В. Аксенова и его загадочном загляде в будущее! Но были и более ранние поэтические предчувствия рокового значения Крыма в российской истории: форпост в пространстве отсылает к эпилогу во времени.

ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ

О крымских мотивах у О. Мандельштама можно написать целую книгу. Сегодня вспоминаются удивительные строки, посвященные М. Цветаевой:

Не веря воскресенья чуду,
На кладбище гуляли мы.
– Ты знаешь, мне земля повсюду
Напоминает те холмы.
………………………….
…………………………..
Где обрывается Россия
Над морем черным и глухим.


То, что кладбищенская земля напоминает о Крыме, настолько очевидно, что Мандельштам даже отбросил первые две строки следующего четверостишия, оставшиеся в черновике:

Я через овиди степные
Тянулся в каменистый Крым,
Где обрывается Россия
Над морем черным и глухим.

Казалось бы, что общего между Крымом и кладбищем, где гуляли Марина и Осип, в той самой Александровской слободе, где за триста с лишним лет до того Иван Грозный убил своего сына? Предчувствие смерти. Причем безутешное, неотвратимое, ибо в чудо воскресения они не верят. Вероятно, Мандельштам потому и заменил две строки рядами точек, что они нагляднее любых слов демонстрируют ту черноту и глухоту, в которую обрывается страна.
Но какой это обрыв? В пространстве? Или во времени?
Написано стихотворение в июне 1916 г., т.е. задолго до конца гражданской войны, когда Россия, действительно, «оборвалась» в Крыму. Последние белые части – врангелевские – покинули Россию, отплывая из Крыма, а с ними сто тысяч беженцев из коммунистической России (включая И. А. Бунина). Там оборвалась досоветская история. А где и когда оборвется постсоветская?

26 февраля



АНДРЕЙ ВОЗНЕСЕНСКИЙ

Еще одно невольное пророчество – «Скрымтымным» А. Вознесенского 1970 г. Речь идет о темном, таинственном, судьбоносном, что выражается глоссолалией «скрымтымным», созданной языковым воображением поэта. Приведу стихотворение целиком.

«Скрымтымным» – это пляшут омичи?
скрип темниц? или крик о помощи?
или у Судьбы есть псевдоним,
темная ухмылочка – скрымтымным?
Скрымтымным – то, что между нами.
То, что было раньше, вскрыв, темним.
«Ты-мы-ыы...» – с закрытыми глазами
в счастье стонет женщина: скрымтымным.
Скрымтымным – языков праматерь.
Глупо верить разуму, глупо спорить с ним.
Планы прогнозируем по сопромату,
но часто не учитываем скрымтымным.
«Как вы поживаете?» – «Скрымтымным...»
Из-за «скрымтымныма» закрыли Крым.
Скрымтымным – это не силлабика.
Лермонтов поэтому непереводим.
Лучшая Марина зарыта в Елабуге.
Где ее могила? – скрымтымным...
А пока пляшите, пьяны в дым:
«Шагадам, магадам, скрымтымным!»
Но не забывайте – рухнул Рим,
не поняв приветствия: «Скрымтымным».


Прежде всего, поражает отсылка к тому же стихотворению Мандельштама о кладбище, где он гулял с Мариной и которое напоминало им о Крыме. Теперь Марина сама в могиле, причем затерянной – двойная загадка, обозначенная все тем же тарабарским «скрымтымным».
На все длинное слово – одна воющая, рыдающая гласная «ы», трижды повторенная. Что еще скрыто в этом слове, какие корни-смыслы в нем спрессованы? Скрыт, мыт, тьмы, сырым, крысы, смык, рыск, рык, тартар, тыртыр. Страшные слова, за которыми таится смерть, подземелье, мрак, загробье, скрежет зубовный и тьма кромешная, мыт, снимаемый с мертвых, отправляемых в тартар…
Среди этих составляющих выделяется и «крым», который тематизируется в строке:

Из-за «скрымтымныма» закрыли Крым.

Если понимать под «скрымтымным» нечто неясное, пугающее, псевдоним самой судьбы с ее темной ухмылкой, то в этой строке судьба ухмыляется дважды. То, что случилось с Россией в минувшем году, – это именно «скрымтымным», и это именно Крым. Дважды вещее созвучие. Мало кто уже помнит, из-за чего тогда закрыли Крым, какое местное бедствие отразилось у Вознесенского. Скорее всего, имеется в виду эпидемия холеры в августе 1970 года. Но то, что Крым «закрыли» – отсоединили и от материка, и от всего мира – в 2014 г., уже читается в этом стихотворении, написанном за 44 года до того, как его смыслу предстояло сбыться в полную меру.

Но не забывайте – рухнул Рим,
не поняв приветствия: «Скрымтымным».


Рим, как известно, пал от нашествия варваров. Для Вознесенского скрымтымным – это угроза Риму, который не понял извне надвигающегося варварства, а потому погиб. Но не относится ли эта угроза и к Третьему Риму? Только варварство надвигается на него не извне, а изнутри, и точно так же предвещает гибель. Это скрымтымным, эта тьма, вдруг накрывшая страну и несущая в себе рычащее тюркское «крым», и есть предупреждение, посланное в стихах Вознесенского от первого Рима к Третьему.

26 февраля



ВАРВАРЫ В НАС САМИХ. ПОСЛЕСЛОВИЕ ИЗ К. КАВАФИСА

Хочется закончить это размышление о двух поэтических предчувствиях стихами Константиноса Кавафиса «В ожидании варваров». Последние строфы:
– Чем объяснить внезапное смятение
и лиц растерянность? И то, что улицы
и площади внезапно обезлюдели,
что населенье по домам попряталось?

– Тем, что смеркается уже, а варвары не прибыли,
и что с границы вестники сообщают:
больше нет на свете варваров.

– Но как нам быть, как жить теперь без варваров?
Они казались нам подобьем выхода.

Ответом на этот вопрос: как жить без варваров? – мог бы стать опыт нашего времени. Если варваров очень ждут, но они не приходят, поскольку страну окружают мирные народы, – тогда они рождаются в ней самой. Еще более разрушительные, потому что свои, из своей плоти и крови, знающие нас изнутри, а вместе с тем – страшные, как безумие близкого человека. Страна, не дождавшаяся иноплеменных варваров, но напряженно их ждущая, может погибнуть от собственных.

26 февраля



НЕПРОЖИТАЯ ЖИЗНЬ

За один день мне дважды встретилось достаточно редкое выражение «unlived life» – «непрожитая жизнь». В поездку по Шотландии я взял с собой книгу Адама Филлипса «Пропущенное. Похвала непрожитой жизни» (Missing Out: In Praise of the Unlived Life, 2015). С портретом молодого Наполеона на обложке. Уж кто и прожил свою жизнь на полном пределе, так это Наполеон, но автор считает непрожитое еще более весомой составляющей жизни. «Наши непрожитые жизни – желаемые, прожитые в фантазии, – часто важнее для нас, чем так называемые прожитые жизни».
В тот же день, путешествуя по горной Шотландии, я наткнулся в придорожном магазинчике на книгу Джона Донахью «Задушевный друг. Духовная мудрость кельтского мира» (Anam Cara. Spiritual Wisdom from the Celtic World). Книга стала международным бестселлером. На первой же случайно открытой странице прочитал: «Один из величайших грехов – непрожитая жизнь. Мы посланы в этот мир, чтобы прожить сполна все, что пробуждается внутри нас и что встречается нам на пути».
Так что же такое непрожитая жизнь – благословение или грех, приобретение или утрата?

15 июля


Продолжение >




______________
* См.: Михаил Эпштейн: Избранные FB-записи 2013 года // Лиterraтура, № 23, 2014; Избранные FB-записи 2014 года // Лиterraтура, № 24, 2014.
скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
3 491
Опубликовано 03 фев 2016

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ