НЕСКОЛЬКО ФАКТОВ ОБО МНЕ
1. Я
– идише мама. Потому что у меня
– я считаю
– самый умный ребенок. Я верю в него и постоянно за него волнуюсь. По поводу, но чаще
– без:)
2. Я считаю своего мужа замечательным писателем и интереснейшим эссеистом. И искренне не понимаю, как можно этого не видеть.
3. Я филолог, но однажды я поняла, что чистая филология мне не очень интересна, и медленно побрела в сторону социологии. Теперь я в пути:)
4. Двадцать лет я более-менее серьезно пишу стихи. И не собираюсь прекращать. Потому что знаю
– в будущем, и я этого не увижу, меня прочтет некто и ему это будет почему-то важно. Мои стихи
– это послание в бутылке. Хотя я вот сейчас подумала
– это ощущение в последнее время изменилось. Может, и не надо пока запечатывать мое послание, а?
5. Я бы очень хотела не думать о политике. Но
– увы
– происходящее обязывает. Потому что высшая ценность для меня
– это свобода частной жизни и самоопределение каждого человека. Наверное, я либерал. И не могу.
6. Я верю в Бога. Я считаю Христианство великой космополитической религией, призванной объединять народы и нести Любовь человечеству. Главное и единственное в Церкви
– это Таинства. Все остальные аспекты Церкви
– например, политические или экономические
– кажутся мне странными и избыточными. Да, я считаю, что толерантность не противоречит духу христианства. Христос не учил мучить и убивать грешников. Или сажать их в тюрьму. В общем, это долгий разговор.
7. У меня странные отношения с материальным миром: например, из имущества сколько-нибудь серьезного у меня есть только маленькая зелененькая машинка:) Подсознательно, видимо, я сделала выбор в пользу интересного, а не полезного. Делаю то, что нравится, не глядя на то, сколько за это платят. И
– правда
– не жалею. Только иногда, в особенно жаркий день, подумываю о том, что все же трудно в Москве без дачи. Но это лето не дает даже таких поводов:)
8. Я никогда заранее не говорю себе
– «ты этого не можешь», если речь идет о сфере умственной. Я правда не верю в ограниченность наших возможностей. Человек может все. Уж точно
– ничто не мешает написать книгу или выучить иностранный язык. Даже отсутствие денег, которое сильно замедляет процесс.
9. Вообще-то я хотела пожаловаться. Но, заглянув в себя, обнаружила спокойствие и порядок. То есть ПЦ, надвигающийся на нас, кажется, идет мне на пользу. Становится внятен настоящий масштаб проблем:)
Происходящее не поддается никакому описанию, и поэтому я скажу просто «у нас все хорошо».
6 июля 2014 ЛЮБЛЮ ЛИ Я КНИГИ?
Вот, задумалась. Нет. Не книги. А в них
– что-то еще. Другое. Их внебуквенную сердцевину. Присутствие в них чужого сознания. Переживание смысла. Причем такое и такого смысла, который может быть осуществлен и вне книг и текста. Такой сократической истины, которая возникает между людьми
– в живом столкновении.
Нет, дорогие библиофаги
– я не одна из вас. Увы, я не читатель. (Читая книгу, глядя
– в лес).
7 января 2014
***
Есть ощущение
– такое странное, что я не люблю литературу в ее «литературствующем» существовании, а люблю лишь тогда, когда она становится другим себе
– шире себя самой.
31 мая 2014 О СОЦИАЛЬНЫХ СЕТЯХ
Сейчас попробую сформулировать некоторую важную вещь, но может и не получиться.
Проще всего сказать это как-то... просто. «Люди премудрые тихо живут»
– тут подходящая цитата. Но так будет непонятно.
Социальные сети создают нам ФАСАД. Они показывают, как тот-то делает то-то, тот-то участвует там-то. Они показывают мир, в который нас уже не пригласили. Это вызывает фрустрацию и желание проецировать себя вовне. Так создается фикция участия.
Но пока человек сидит в сети, его разрыв с миром становится все глубже.
За фасадом постепенно оказывается пустота.
Самое важное для человека
– это то, о чем никто никогда не узнает. Людям, полностью включенным в собственную жизнь, часто просто не о чем писать в сети. Да и надобности особой нет.
6 октября 2014 О ПРИСВАИВАНИИ МИРА
Вот мне уже 41 год. Почему всякий раз, принимаясь что-то делать, я думаю о том, что вот, наконец, я всем докажу, что я способна
– писать стихи, быть литературным критиком и пр. Почему есть люди моложе меня, которым сразу же ничего не пришлось доказывать. А я все доказываю, доказываю. И уже вижу эту кампанию вечных дебютантов, которая ждет меня с улюлюканьем, подзывает радостно: «мы же говорили, вот видишь
– и у тебя в жизни ничего не было
– как у нас».
Статьи, подборки, события, радиопередачи, семинары, лицо мое и голос
– все это забывается, стоит мне выйти за дверь.
Не научилась быть и длиться. Длить внешнее присутствие. Наверное, оно и не надо.
Скажем, некоторый объект, платоновской идее сродни: он не проявляется, а лишь вечно пребывает. Его существование, в целом, безусловно. Прежде всего, произведением автора является он сам
– частная, потаенная жизнь его восприятия, формы восприятия. То есть картину можно не рисовать
– а лишь увидеть пейзаж как картину и запомнить. Спрятать в сознании. Пережить какой-нибудь одинокий и странный момент своей жизни как абсолютную полноту существования. И снова запомнить.
Такое творчество не имеет отношения к публичности. Но оно
– самое честное, самое бескорыстное. И это вовсе не «жизнетворчество», не «теургия», а нечто совершенно противоположное. Этическая аскеза. Аскеза.
Без угрызений самолюбия. Без самолюбования и зависти. Чистое присваивание мира.
12 июня 2014 О ПРЕПОДАВАНИИ
Друзья, можно выпустить пар по академическому поводу?
Я специализируюсь по современному литпроцессу и современной литературе. Пишу об этом разные тексты. Публикуюсь в журналах Журнального Зала. Часть моих текстов там
– чистая критика. Часть
– нисколько бы не изменились, будь они написаны для одного из т. н. «ВАКовских» журналов
– для ученых записок, сборных солянок, где ученый платит за «включение в РИНЦ», и прочих мест, где мои тексты никто не прочтет и никто никогда на них не отреагирует.
Я понимаю, что
– вопреки воле академического начальства
– среди легитимных для ВАКа изданий есть и достойные (в том числе «Новое литературное обозрение», где я имею счастье иногда печататься тоже). Но вопрос в другом: почему западные коллеги просят выслать им пдф публикации в наших «толстяках»
– для академического отчета, а мы должны совершать странный выбор: либо меня прочтут и заплатят гонорар мне, либо
– никто не прочтет, и мне еще за это придется платить?
Странная, мутная ситуация.
Особенно она становится странной тогда, когда речь идет о критике и критиках. Я считаю ситуацию, когда действующий критик преподает современный литпроцесс, райтинг, дисциплины, связанные с критикой
– нормальной, и, быть может, даже единственно нормальной. Но тот дискурсивный выбор, который он должен совершить... В сущности, практику предлагается совершенно неоправданно уйти в теорию, обозревателю и аналитику
– стать историком. Отменить сделанное (ВАК же его не учтет) и начать с чистого листа.
Словом, я хочу
– совершенно сотрясая воздух, но все же
– сказать, что в вузовской системе должно быть предусмотрено место для «практикующего представителя дисциплины», который наглядно показывает, как применимо
– на уровне практик
– то, чему студента учат. Критик, политолог, эксперт
– социолог, человек, более или менее успешно действующий в публичной сфере в рамках данной специальности, само публичное признание которого, публикация в престижных и известных изданиях
– уже достаточный факт для его легитимации в вузе. Вот кто это должен быть.
И, кажется мне, решение о том, легитимен ли данный специалист, должно приниматься не механическим сложением ваковских публикаций, а более индивидуально и дифференцированно. Впрочем, это сразу бы подняло вопрос о независимости университетов, и даже
– университетских кафедр...
А так (я ни в коем случае не сравниваю «кейсы»
– я начала с себя просто потому, что меня это коснулось, или
– коснется, как только речь пойдет об избрании) Борис Владимирович Дубин, насколько я понимаю, теперь не может преподавать в вузе, потому что он
– не кандидат наук (когда я думаю об этом, мне всегда стыдно за свою степень).
А все критические статьи Андрея Немзера (сделавшие ему имя и вошедшие в учебники) не смогут перевесить одну ваковскую публикацию какого-нибудь рядового доцента. Впрочем, не знаю, может в НИУ ВШЭ, где он работает, есть какие-нибудь механизмы для исправления этой ситуации... Было бы правильно, чтобы хоть где-нибудь.
26 января 2014
О ДВУХ РЕЖИМАХ ЧТЕНИЯ
Вот, например, сегодня: я читаю (в настоящем продолженном) некую философскую книгу (трудную, как все они, и время на нее приходится буквально выгрызать из повседневных дел и сопутствующей им усталости), и некую поэтическую книгу (чтение каковых книг
– процесс нелинейный и очень специальный). И они «зовут», «требуют» моего внимания.
А при этом мне нужно подготовиться к лекции (перечитав штук пять толстых книжек и т. п.) и начитать материалы к статье (тоже очень и очень спешно). И на все это
– у меня в графике дня есть часов шесть (если реально смотреть на вещи). И как быть?:))
То есть тут
– резюмирую
– есть как бы два режима чтения. Один
– это режим нашего любимого библиофага. Он
– потоковый. Вижу интересную книгу, читаю и потом пишу о ней.
Он
– обязателен для каждого критика.
Но на него накладывается еще и исследовательский. Он
– нелинейный и структурируется исходя из логики материала.
И проблема, видимо, в том, как эти два потока совместить в ограниченном времени, где есть еще и масса других задач.
24 февраля 2014
ПРАВДА И НИЧЕГО КРОМЕ
У меня есть такой слабый пункт
– он как бы одновременно следствие встроенного профессионального (в филологическом образовании оно заложено) снобизма, и в то же время некоторой закомплексованности, поскольку я плохо представляю себе, что другие люди чувствуют и думают, на самом деле. Так вот, когда меня в лоб спрашивают: «Все эти ваши разборы
– это, конечно, хорошо, но почему я должен читать именно эту книгу?», то я не знаю, где взять аргументы....Оговорюсь, однако: речь идет о «сложной» литературе, которая и не «увлекательна», и не дидактична.
Почему читатель должен читать книгу Пеннака «Дневник одного тела», в которой он столкнется с подробностями телесного «я», которых он, даже наедине со своим сознанием, старается избегать. Коитус, ковыряние в носу, испражнение… Делать, но не думать, отделять от личности, вытеснять… А тут
– раз: это ты и есть, ему говорят. Это есть
у тебя. И давайте поговорим об этом.
А если он не хочет?
Собственно, формат «глянцевой» рецензии, подгоняемой под ответ на вопрос «Объясните читателю, почему...», и предполагающей прежде всего подгонку любой книги под распространенные мотивации
– кажется мне провоцирующим ложь и подмены. Кроме того, он ограничивает и выбор книг. Выбираются только те, где нет никаких «неудобных» элементов...
А книги, в общем, требуют только правды и ничего кроме.
12 июля 2014 ЖИЗНЬ ИЗ ОКНА
Весь день читаю книги самым наглым и бессовестным образом. Причем на этот раз
– по социальной теории. Спасаясь от социальной же практики.
Рамка айпада и идея фрейма почему-то сближаются и рифмуются.
И никуда не хочется идти. А раньше я все время испытывала это странное московское беспокойство, что, мол, я тут сижу, а там в это время... Жизнь проходит мимо...
Да ничего там в это время особенного не происходит... И больше не произойдет в том смысле, в каком это было раньше. Старый порядок растворяется быстро, постепенно
– как сахар в горячем чае. Стоять в «точке себя». Найти эту точку. Дышать. Будет хуже. Жизнь тут, я вижу ее из окна. Самое важное, что со мной сегодня может произойти
– вот эти страницы на моем экране, которые я решила прочесть. Ужас стоит за скобками и ждет сигнала.
Так из персонажа превращаешься в автора... Минуя стадию насекомого, если получится.
17 июля 2014 ЧТО ДЕЛАТЬ С АВТОРОМ?
Вопрос «Что делать нам с прекрасными стихами?» как-то трансформировался для меня в вопрос о том, что делать с автором этих прекрасных стихов.
Не в смысле
– делать что-то, а в смысле того, насколько поэт в своей земно-физической ипостаси, в которой он «всех ничтожнее из детей ничтожных мира», может быть в своих стихах помыслен, «примыслен» к своим стихам. Такая фигура бессилия… Тождество такое...
Может, дело в том, что «быть поэтом» осознается самими современными поэтами как некоторая антропологическая особость, но
– в отличие от «провиденциальности», жречества и сакральности, являющихся наполнением традиционного поэтического мифа
– эта особость не «значимая», а просто «отделенность», отдельность. Такие «алиены».
27 мая 2014
О СЕМАНТИКЕ ОТСУТСТВИЯ
В субботу в ИЖЛТ на мастерской говорила со слушателями о Дашевском.
О семантике отсутствия в его стихах. Мне кажется, разговор получился.
Чтение обернулось каким-то горьким узнаванием. Каким-то таким «оказывается
– вот...»
В стихах – «биография-к-смерти». Конечно
– не «предчувствие», конечно
– не «предвидение». Напротив
– всей этой возможной романтической пошлости противопоставлено трезвое знание. Не романтизм, но
– стоицизм. Отсюда и
– преодолевающая ирония. Мне кажется, все это много важнее того исторического штопора, в котором мы все низвергаемся куда-то вниз и о котором только и можем думать. Там надо не думать
– действовать. Но настоящая мысль
– это очень сильное действие. ФБ показывает, насколько мы все поддаемся эмоциям. Ведемся на инфоповоды.
И мне кажется, это именно то, чего от нас хотят. «Пир во время чумы»
– удивительно актуальная пьеса. Вальсингам мне ближе, чем Священник.
24 февраля 2014
ОБНУЛЕНИЕ СИСТЕМЫ
Настоящие поэты умирают не просто так, а тогда когда. Или наоборот
– эпоха уходит со смертью поэтов. И уж точно, когда уходят большие поэты, с литературой что-то случается.
Григорий Дашевский, Ры Никонова, Инна Лиснянская. А до этого – Парщиков, Драгомощенко.
Да, разные поколения и разные части поэтического спектра.
Старейшины традиции и авангарда. Один из лидеров среднего поэтического поколения...
Мы можем издавать сборники, устраивать чтения и вечера, суетиться. Но теперь это уже окончательно не будет означать ничего прежнего. Либо не будет означать ничего, либо будет означать что-то новое.
Происходит стремительное обнуление системы.
12 марта 2014 ДВЕ ЛИТЕРАТУРЫ
Литература, которая показывает, что твоя жизнь имеет смысл – вот такая, как она есть, со всем, что в ней есть, и литература, которая показывает, что твоя жизнь не имеет смысла в себе самой, но – там, где-то далеко, с кем-то другим, не с тобой, а ты – мал и ничтожен и не дорос еще до своей истинной жизни
– это, да, разные литературы.
Вот и живут наши люди в ком-то другом, не здесь, не теперь...
17 мая 2014
О МЫШЛЕНИИ В СИТУАЦИИ ВЕЧНОГО ВОЗВРАЩЕНИЯ
Сейчас, когда вчера еще фундаментальное и бесспорное
– ломается и оспаривается, когда власть, нарушая автономность мысли, применяет аргумент силы, доказывая нам, что черное
– это белое, опасность кроется, как мне кажется, не там, где мы ее видим: попрание свобод мы
– как показывает исторический опыт
– можем пережить, не потеряв себя, если уйдем в себя. Опасность в другом: оставаясь в пространстве публичной дискуссии, мы постоянно упираемся в банальное, постоянно уходим в слабую зону моральной аргументации, оказываясь вынуждены доказывать и аргументировать, что свобода
– это все-таки лучше, чем несвобода, а красть и убивать
– нехорошо. Или что культура гибнет в замкнутом пространстве.
Ломая цивилизационные основы, власть ставит тех, кто хочет обо всем этом думать, перед странной альтернативой: либо вспоминать, перетряхивая сундук старой аргументации, либо
– заново думать над основаниями в условиях для этого самых неподходящих.
19 апреля 2014
НАУЧИТЬСЯ ТРЕЗВОСТИ
Прежде чем осмысливать происходящее и говорить о нем, нужно отдать себе отчет в том, что оно от этого не перестает происходить. И не перестанет.
А отдав себе в этом отчет
– переформатировать дискурс о происходящем с прогностически-заклинательного на обреченно-описательный,
– в назидание тем, кто останется производимый.
Но это я не к тому, что сильные правы. Я к тому, что есть такая борьба, которая умеет обращать силу противника против него самого.
Надо научиться трезвости. Прежде всего.
11 мая 2014
КАРАНДЫШЕВ
Вдруг
– мысль. Карандышев. Как главный и незамеченный персонаж русской литературы.
А почему главный? А по тому, что этот «маленький человек» отказался от своей объектности. Не захотел быть объектом ни жаления, ни презрения, ни издевательств, а захотел просто быть. Просто человеком. Но в России эта роль
– невозможна. Ее просто нет. И он аннигилировал. И уничтожил все вокруг.
Масштабирование как главная этическая проблема?
23 апреля 2014 О ПРИЗНАНИИ И ПРИЗВАНИИ
Таки наконец о признании и призвании (немного философии).
Думаю, некоторую часть идентичности литератора составляет постоянно возобновляемая рефлексия о признании.
Поскольку нет ни объективного, ни субъективного критерия для исчисления степени присутствия литератора в литературе, и значит
– его онтологического обоснования в качестве такового.
Другой, который мог бы стать опорой для подобного обоснования
– фигура тоже в достаточной степени гипотетическая (см. «Эхо» Пушкина).
То есть чувство онтологической уверенности для литератора
– это такое трансцендирование, вроде веры.
Поскольку речь идет о некотором «примысле» к существованию. Не просто быть, а «существовать в качестве».
Другое «себя», выстраиваемое на границе себя и мира.
И тут ни при чем ни жажда славы, ни меркантильное честолюбие.
Поскрести литератора
– он даже не знает, чего хочет, чего добивается.
Потому как не тщеславен, а, скорее, непреодолимо одинок...
10 февраля 2015
ПРИЗНАНИЕ
Вот такое.
Когда я попадаю теперь в поэтическую тусовку, на какое-нибудь мероприятие, то никогда не ухожу счастливой.
Никогда.
Я поняла, что мне просто как-то больно там бывать и общаться.
Двадцать лет я провела с теми, кто пишет стихи. Двадцать лет жизни отдала тому, чтобы признали, чтобы приняли «в круг». Но так и не научилась даже разговаривать с ними. Именно разговаривать.
Те, чьими стихами я более всего восхищена, кажутся мне настолько недостижимыми, что я даже не могу найти верный тон. Что совершенно, конечно, исключает какое-либо внятное общение.
И при этом я понимаю, что это все я сама, моя установка виновата. В мире поэтов я чувствую себя этакой «аэродромной обслугой»
– организовать, подать, принести. Это же ПОЭТЫ....
Вот увидела на днях Кибирова и Гандлевского, страшно им обрадовалась. Подошла, поздоровалась. Сказала: «Хочу засвидетельствовать почтение». Сергей Маркович посмотрел на меня как на досадное препятствие (а, видимо, так оно и было:) А Тимур Юрьевич сказал: «Ну, Вам это удалось»… Ну, я сказала, мол, простите, мне нужно бежать. И убежала. С каким-то опять непонятным и смутным чувством неудовлетворенности даже не знаю чем.
Думаю, это какой-то «синдром гадкого утенка». Или что?
26 мая 2014 ЗА ЧТО БОРЕМСЯ
Нет, ну на самом деле боремся мы вовсе не за «признание», а за то, чтобы наш текст, будучи опубликованным, был прочитан и обсужден. Только за это. Больше ничего не нужно
– ни зарплат, ни должностей, ни премий, ни тиражей
– совсем ничего. Если тебя читают
– то ты можешь себе позволить быть непонятно кем. Что есть самая выгодная социальная позиция.
11 марта 2015 О ЛЮДЯХ И КНИГАХ
Заметки, такие заметки.
Я общаюсь с людьми, которые пишут. Так уж случилось. Общаюсь много лет.
И одна вещь все не давала мне покоя.
Вот такая.
Начинаешь дружить с человеком
– он вдохновлен, полон самых неожиданных идей, он видит мир, он открыт
– он вселенная, соловьиная трель, свежий ветер, и что хотите.
Словом, чистое содержание, без берегов и границ.
И вот он исподволь начинает «собирать книгу». Заступает вперед самого себя, подмечает и удерживает собственные черты, «обретает узнаваемое лицо».
Приобретает форму, можно и так сказать.
Наконец, он выпускает ее
– прекрасную, долгожданно-готовую.
И вот
– ощущение, будто между ним и тобой проложили прозрачный и тусклый пергамент.
И ты понимаешь, что он не написал книгу
– он стал ею. Превратился, и теперь обитает в том, формой отделенном и далеком...
И ты ждешь, ждешь его возвращения. Если он возвращается
– то будет еще одна книга.
Если нет... Но не будем о грустном.
Придите на литературную вечеринку. Сколько тут людей, а сколько
– книг?
16 марта 2015 ИСКУССТВО БЫТЬ ЧУЖИМ
На самом деле современный «чужак»
– это не тот, кто «приближает дальнее» (как у Зиммеля).
Чужак
– это тот, с кем делятся только полезной информацией. Человек, исчерпывающийся для других только ролью.
С таким никто не будет откровенничать.
(Как с попутчиком в поезде, который – «человек как таковой»). Такого не позовут на похороны и на день рождения.
Вокруг него нет ценностного ореола.
Он появляется, когда нужен и исчезает, когда его роль исчерпана.
Но при этом он сам принадлежит данной общности.
Он
– ее свидетель и хранитель памяти.
Только вот она об этом не подозревает.
25 февраля 2015
О СЕРЬЁЗНОСТИ И САМОИРОНИИ
Мне одной кажется, что, призывая ближнего не считать себя тем, кем он, по твоему мнению, себя считает
– на самом деле ты ведь не знаешь, кем он считает себя и тем более, кем является, да?
– мы уподобляемся известному персонажу Хармса, который: «Я писатель!
– А по-моему, ты говно».
Особенно если после этого аргумента «ad hominem» убеждать человека, что, мол, это же шутка, нельзя к себе относиться слишком серьезно и на такое обижаться.
Меж тем, человек, серьезно относящийся к себе, щадит других и боится их обидеть.
И серьезность эта
– не исключает самоиронии. Но человек иронизирует над собой сам. А чужую иронию принимает только если она
– ирония приятия. Никто не обязан присоединяться к смеху над собой, если он кажется оскорбительным. Никто не обязан поддерживать чужой сарказм.
Ну, мне так кажется, по крайней мере.
Впрочем, все это и так очевидно. Мюнхгаузен из фильма, призывая всех улыбаться, тем не менее, серьезно относился к себе. И нам велел:)
31 января 2014
Продолжение >Фото Анатолия Степаненкоскачать dle 12.1
