ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Евгений Никитин. ЛЮБОВНИК ШАХМАТ

Евгений Никитин. ЛЮБОВНИК ШАХМАТ

Редактор: Юрий Серебрянский


(рассказы)



ЛЮБОВНИК ШАХМАТ

Как известно, в конце девяностых я жил в Дортмунде как еврейский эмигрант, совершенно одинокий и оскотинившийся. Однажды я выяснил, что в городе, в здании местного театра проводится ежегодный шахматный праздник в виде турнира – но не для обычных гроссмейстеров, а только для супер-пупер-гроссмейстеров. И назывался он поэтому тоже «супер-пупер-турнир».
На моей родине, в поселке Рышканы, я никогда не видел ничего подобного. Я сразу же отправился туда. Билет стоил ужасно дорого, но меня пропустили бесплатно, приняв за одного из участников параллельных мероприятий, где играли рядовые шахматисты. Я был похож на них: очки, белая рубашка, брюки-тряпочки. Но у меня просто не было других брюк.
Я сел в зрительном зале и долго смотрел на красного, как рак, толстого ребенка. Он играл на сцене против самого Крамника.
– Это мой внук! – гордо зашептала мне бабушка с соседнего сиденья. Она необъяснимым образом поняла, что я владею русским языком.
– Ваш внук? Ух ты.
– Да! Мой внук – Аркадий Найдич!
Когда Найдич делал ход, бабушка вздрагивала, и за ее эмоциями было интереснее наблюдать, чем за доской, на которой дело медленно, но верно близилось к мертвой ничьей.
Я каждый день прибредал туда, но перестал следить за супер-пуперами. Туго приходилось молодой звезде Найдичу – он выдавливал из себя каждый ход по капле, как чеховский гимназист – раба. Обычные шахматисты сражались человечнее, легче расставались с пешками и фигурами, трогательно переживали по поводу плохих позиций.
В турнире «В» играла Эльмира Скрипченко – моя ровесница из Кишинева. Однажды, когда Эльмира, сделав ход, отошла от доски, я просто подскочил к ней и сообщил:
– Я тоже из Молдавии!
– Да! – она заулыбалась.
– Да! Из Рышкан. Но в нашем сельском клубе все о тебе знали.
– А как ты сюда попал?
– Я живу в Германии...
– А я во Франции.
– Французы слышали про Молдавию?
– Нет. Для них это Россия.
– В Германии я видел один раз Кишинев по телевизору – когда там был этап какого-то футбола. Кажется, чемпионата мира.
– Прям показали Кишинев?
– Ну как... Показали как улицу пересекает козел.
– Козел?
– Да, обычный рогатый козел. Не знаю, зачем. Типа смотрите, какая глушь. Где приходится в футбол играть.
– А я в Кишиневе не видела козлов.
– То-то и оно...
Мы сделали кружок по залу, и она вернулась к партии. За несколько минут общения я по своему обыкновению успел влюбиться. Но потом началась какая-то нервотрепка, какой-то быт. Мне было не до шахмат.
Я прискакал через несколько дней, но здание театра было уже совершенно пустым – я перепутал даты. В глубине шли какие-то работы, сновали люди в касках, в темноте задумчиво стоял пожилой гроссмейстер Гельмут Пфлегер, которого я знал по немецкой шахматной телепередаче. Я подошел к нему и поздоровался.
– Вы кто? – спросил Пфлегер.
– Я любовник шахмат! – гордо сообщил я.
Я хотел сказать «любитель», но мой немецкий был еще не очень хорош...
– Я тоже любовник шахмат, – нежно сказал Пфлегер.
Он имел в виду, что в свои 60 так и не стал супер-пупер-гроссмейстером и разница между нами непринципиальна. Мы отличались только силой своей любви. Конечно, он легко, не глядя на доску, обыграл бы меня: сила любви отражалась и на силе ходов.
Последней фразой этого рассказа должно было стать: «Эльмиру Скрипченко я с тех пор никогда не встречал». Мои истории слишком часто этим заканчиваются. Впрочем, так оно и было.

 

ЕХАЛИ МЕДВЕДИ

Вчера я привез Агату в Валентиновку, где живет папа. Зашел в его квартиру, стал снимать с Агаты сандалии. Папа сидел на табуретке огромной грудой белого мяса в одних трусах и смотрел в экран. Наконец он повернул голову и сказал:
– Ты знаешь, я от старости так поглупел, что посмотрел все фильмы Марвел.
Агата пнула меня ногой по лбу и издала особый вопль, означающий, что надо читать ей «Ехали медведи на велосипеде».
– Ехали медведи на велосипеде! – сказал я.
– Но ни одного не помню, – сообщил папа.
– А за ними кот... Что ты не помнишь?
– Фильмов Марвел.
– А зачем их помнить?
– Затем, что я посмотрел их вчера. Но сразу все забыл. Теперь буду смотреть заново.
– Задом наперед... Зачем?
– Чтобы вспомнить, – объяснил папа.
– А за ним комарики...
– Американские боевики испортились! Раньше от них хоть что-то в голове оставалось.
– На воздушном шарике...Ну приведи пример хорошего боевика.
– Ну вот был фильм «Матрица». Запоминался хоть.
– Ну расскажи, что там было.
Сандалии я снял и начал снимать куртку. Агата уже умеет просовывать и доставать руки из одежды, мы с женой считаем, что это большой прогресс.
– Значит, «Матрица». Хорошо. Там было... Там был... Там была какая-то бабка... Потом она сменилась на другую бабку. Но это, кажется, во второй части. А потом оказалось, что есть еще какой-то дед. Этот дед все продумал заранее.
– КАКОЙ ДЕД?
– Из Матрицы. Он был очень хитрый. Так что этот жирный актер даже расстроился. Все было зря.
– Кто?
– Ну негр. Фиш...берн. Он ко второй части так разжирел, что стал непохож на себя. Хороший фильм. Сейчас уже так не снимают, разучились.
Я достал Агату из коляски и поставил на ноги. Держась за палец, она добрела до дивана и залезла на него.
– Кошки на кобыле, львы в автомобиле, – сказал я.
– Ты знаешь, где находится Сицилия? – спросил папа.
– Нет. Где?
Папа засмеялся.
– Ну вот подойди сюда.
– Сейчас... Памперс поменяю.
Агате не понравилось, что я перевернул ее на спину и она стала отпинываться. Кое-как я стянул с нее штаны. Папа подловил меня, когда я шел за памперсом и ткнул пальцем в экран с Гугл-картой.
– Где Сицилия, покажи.
– Ну... Где-то в Италии...
Папа захохотал.
– Ты хоть знаешь, что это остров?
– Нет...
– Офигеть... Ходишь на эти сборы...
– Какие сборы?
– Эти ваши поэтические сборы. Они все тебя принимают за интеллектуала! Если бы они догадались, что ты такой дурак, перестали бы тебя звать на сборы свои. Я подозревал, что ты идиот, но не до такой же степени. Почему ты не знаешь, где Сицилия?
– В Рышканах не было географии. У меня по ней много пробелов.
– Как это не было географии?!
– У нас географию вел такой мужик – Дитрих. Так он вместо географии нам рассказывал истории из своей жизни. Как его в армию забирали... Как он служил... Захватывающе. А я в шахматы с другом играл.
– Прямо на уроке?
– Прямо на уроке.
– А еще меня дураком выставляешь в своих рассказах! – прогремел папа. – Недавно читал твой старый опус, где ты написал, что я не узнал на митинге Акунина.
Я вернулся назад с памперсом, Агата непонимающе смотрела на мое сконфуженное лицо. Я сконфузился из-за Сицилии.
– А я узнал Акунина, между прочим! – заявил папа. – Кого я не узнал, так это вашего этого... Который мрачный такой еврей. На букву «г».
– Гандлевского?
– Да. Я думал, что это Виталий Коротич. У них форма черепа похожа.
Папа нагуглил Коротича и показал мне его череп.
– Череп точно как у Гандлевского, – сказал он. – Поэтому я их перепутал.
– Ты людей по черепам идентифицируешь? – недоуменно спросил я, застегивая памперс.
– Ну да. А как еще? – удивился папа. – Даже археологи так делают. Череп – это главное в человеке. Раньше из них кубки делали. Ты в курсе, кто такой Марк Красс?
– Вроде полководец какой-то... Со Спартаком боролся.
– Ну хоть что-то знаешь, – недовольно сказал папа. – А как он кончил, знаешь?
– Нет.
Агате этот разговор надоел, она дернула меня за руку, чтобы я снова прочитал «Ехали медведи».
– Он повел римлян в пустыню. И там их победили парфяне. Они сделали из его черепа кубок. И пили вино.
– А за ними раки на хромой собаке...
– А потом еще был император Валериан. Он полностью повторил судьбу Красса.
– Из него сделали кубок?
– Да. Только не парфяне, а персы. Впрочем это один хрен. Пошли вина выпьем. Хотя лучше пива.
– Видишь, у меня ребенок, какое пиво?
Папа сочувственно вздохнул.
– А почему у тебя ребенок? Твоя жена где?
– Ну сегодня вот – в кино пошла с друзьями.
– Все на тебя переваливает! Она должна сидеть с Агатой, а ты пиво со мной пить!
– Вчера я пил пиво, сегодня ее очередь...
– Какой ты у меня страдалец, – сказал папа. – Ох... Я вот не был таким.
– А каким ты был?
– Я всегда умел наслаждаться жизнью! А ты не умеешь. Все ходишь, памперсы меняешь. Ладно, слушай Баха.
Папа включил Баха. Но Агата была не в настроении для Баха. Она хотела дальше «Ехали медведи». Я читаю этот стишок как рэп, ритмично, а на фразе «едут и смеются, прянички жуют» у нас припев. Агата подскакивает, хохочет и заглядывает мне в лицо.

 

ОБРЕЗАНИЕ

Через месяц после приезда в Израиль к нам в дверь внезапно постучался Дед-Мороз. Я открыл, слегка ошарашенный – впрочем, так нельзя сказать: человек либо ошарашен, либо нет – он сказал дежурное «шалом» и вежливо отодвинул меня в сторону. Развязывая мешок, он направился прямо к ребенку. На секунду мне показалось, что он собирается забрать Агату в Страну Рождества. Но Дед-Мороз достал из мешка одеяло и подарил Агате.
– Новые репатрианты зимой всегда мерзнут, потому что привыкли к центральному отоплению, – пояснил он.
Агата обычно скептически относится к новым знакомым, но Дед-Морозу почему-то обрадовалась.
Он был настоящий – в красном халате, с бородой из ваты: все как положено. Я не встречал его больше тридцати лет. Стало ясно, почему Дед-Мороз никогда не приходил к нам в России: просто он почувствовал себя евреем и уехал жить в Израиль.
– Конкурсы будем делать? – спросил он.
– Что за конкурсы?
– Кто быстрее пересядет с одной табуретки на другую и все в таком роде.
– Агата не ходит, – хмуро сказал я. – Давайте без табуреток.
– Ну, ладно.
– Чаю будете?
– Валяйте.
Мы сели пить чай. Он пил, не отстегивая бороды. Потом пошли курить. Водки у меня не было.
– Как вам в Израиле? – спросил он.
– Холодно, – сказал я. – Извините, можно неловкий вопрос? Вы еврей?
– А вы? – спросил он.
– Я-то да.
– Обрезаны?
– Это сложный вопрос, – признался я.
– Что же тут сложного – либо да, либо нет.
– Мне придется рассказать целую историю...
Я стал рассказывать. Еще год назад я уверенно отвечал «нет» на вопрос об обрезании. У меня даже есть рассказ о том, как я покупаю в синагоге на Китай-городе мацу и местные ортодоксы меня там безуспешно склоняют к обрезанию. Но недавно все изменилось.
– Понимаете, возвращается как-то моя супруга из кинотеатра и говорит: «Я поняла, что ты обрезан».
– С чего бы это? – спросил Дед-Мороз.
– Вот и я ей отвечаю «С чего бы это?». А она: «Герой фильма был еврей. И там показали его член. Он похож на твой!»
– Это еще ни о чем не говорит, – заметил Дед-Мороз.
– Я тоже так подумал «это еще ни о чем не говорит». И забыл об этом. Но потом я сходил на эротический массаж...
– Это как? – спросил Дед-Мороз.
– Ну... Это как-то даже стыдно объяснять.
– Do your best.
Я объяснил.
– Получается, это разновидность секс-индустрии, т.е. эксплуатации женщин – строго заявил Дед-Мороз, обнаруживая неожиданную культурную осведомленность.
– Совершенно верно.
– Вам должно быть стыдно.
– Мне и стыдно.
– Тогда зачем?
– Не знаю, – сказал я.
Мне предложил попробовать этот массаж один мой старый московский приятель. Он долго наблюдал, как я превращаюсь в рвущуюся тряпочку. Я плохо справлялся с жизнью – с работой, семьей, ребенком-инвалидом. Я считал, что судьба чем-то обделила меня. А мой приятель, наоборот, умел любить каждодневный простой быт. Он решил, что мне надо попробовать погрузиться в какую-то форму ада, чтобы тоже научиться ценить обыденность.
– А что такое «эротический массаж»?– спросил я тогда своего приятеля.
– Обычный массаж плюс «массаж лингама».
– Чего?
– Лингама.
– А что это такое – «лингам»? Похоже на «вигвам».
– Фаллический эвфемизм.
Я даже начал сочинять стишок:
«Как-то раз у Черного вигвама
я хватился своего лингама...»
Приятель куда-то позвонил, представившись чужим именем, и отвел меня в некий переулок. Это не был какой-то темный, страшный переулок с красными фонарями – обычное ответвление одной из широких, шумных московских улиц неподалеку от Сухаревской. Подвальная дверь жилого дома открылась, и нас поманила пальцем пожилая женщина, одетая как билетерша в одном из московских музеев – какая-то сиреневая шаль, кофта. Сначала мы попали в обычный офисный коридор со стойкой ресепшн. Правда оттуда нас сразу же увели и заперли в маленькой, плохо освещенной комнатке. На ключ.
В комнате ничего не было, кроме душевой и кровати. Играла негромкая попсовая мелодия. Мы с приятелем с недоумением посмотрели друг на друга. Что нужно было делать? Раздеться, помыться, приступить к делу? Я был не готов к такой форме приятельской близости. Подождав пару минут, я постучал и подергал ручку, но безуспешно. Приложив ухо к двери, я услышал звук тяжелых шагов: какое-то большое, одышливое тело двигалось по коридору к выходу. Мы стыдливо сели на кровать и стали ждать.
Наконец билетерша вернулась.
– Извините за ожидание. Клиенты не должны видеть друг друга.
– Поэтому вы прячете нас здесь?
Она тонко улыбнулась и отодвинулась, словно живая ширма. В комнату вошли шестеро девушек и выстроились вдоль стены. Я догадался, что билетерша была сутенершей. Девушки по очереди представились, делая книксен.
– Лена.
– Маша.
– Саша.
– Люба.
– Клава.
– Рая.
На них были специального покроя халаты, открывающие грудь и ноги. Все одинаково улыбались, демонстрируя зубы. Я смотрел на эти зубы и думал о том, что у меня самого во рту полная катастрофа. Я боялся зубных врачей, и мой рот до того износился, что я ковырял в нем не зубочисткой, а кухонным ножом. Если бы я работал эротическим массажистом, мне пришлось бы улыбаться одними губами.
– Выбрали девушку? – спросила сутенерша.
– Нет, не выбрал.
– Выбирайте. Вы вместе будете?
– Как это «вместе»?
– Ну, у нас есть услуга «семейной паре».
– Мы не пара! Я женат на женщине, – объяснил я, а приятель засмеялся.
– Я здесь за компанию, – предательски сообщил он. – Массаж нужен вот ему. А я лучше снаружи подожду.
– Ммм... «Подарок другу» – перевела билетерша эту фразу на язык услуг.
– У меня есть право на звонок жене? – спросил я.
– Только быстро, нам работать нужно.
Я набрал Алену.
– Алло... Короче, меня Д. притащил на эротический массаж.
– Ну сходите, сходите. Будет меньше нытья про твою упущенную молодость. Рассказ напишешь... Иди.
Сутенерша сделала такое движение, будто смотрит на часы.
Приятель сказал:
– Выбирай побыстрее, девушки уже устали улыбаться.
По правде говоря, они пугали меня, а не вызывали желание. Но я подумал, что если скажу это, то обижу кого-нибудь.
– Я пойду с Любой, – виновато выбрал я.
Люба взяла меня под руку и повела по коридору. На каждом повороте она останавливалась и осторожно высовывалась из-за угла, видимо, проверяя не идет ли навстречу другой клиент. Наконец, она завела меня в точно такую же комнатку и сказала:
– Вот полотенце и тапки. Прими душ, я сейчас приду.
После этого она исчезла, и я снова оказался заперт на ключ. Медленно я снял с себя всю одежду. Было зябко. В зеркале на стене отражался голый тощий человек в стареньких очках, похожий на грустного Горлума.
Я зашел в душ и стал себя мыть. Через полупрозрачную дверцу душевой кабинки я увидел, что Люба вернулась и села на кровать. Я мылся долго, стараясь оттянуть неизбежное. Потом мне пришло в голову, что я только отнимаю чужое время.
Люба равнодушно посмотрела, как я выползаю из душа и вытираю свои причиндалы. Последний раз так неловко мне было в военкомате поселка Рышканы.
– Теперь моя очередь, – сообщила Люба.
Она сняла халат и исчезла за дверцей душа. Предполагалось, видимо, что я должен возбудиться, наблюдая за ее обнаженным силуэтом. Но я немного замерз, сидя голым на кровати, и даже обдумал возможность снова одеться, но это было бы как-то глупо.
Люба вылезла из душа и спросила:
– Что заказывали?
– В каком смысле?
– Ты меню смотрел? Что почем знаешь?
– Нет.
– Ясно. Значит, слушай, – деловито начала она. – Массаж плюс массаж лингама – три тысячи. Еще есть разные допы.
– Что?
– Допы. Они все за отдельные деньги. «Цветок сакуры», «сладкие пальчики», «поле чудес», «грустный Пьеро»... Некоторые любят, чтоб в костюмы переодевались.
– Мне только основную программу.
– Тогда три тысячи. Если хочешь трогать зону бикини – то четыре. Деньги вперед.
Я смущенно полез в брюки, висевшие на стуле, и дал ей деньги.
– Очень хорошо. Ложись на живот.
Я лег на живот и стал претерпевать массаж. Люба массировала молча и, как мне показалось, с раздражением. Тогда я сказал:
– Извините, что так вышло.
– Что вышло?
– Что вам приходится это делать.
– Ничего, нормально. А зачем ты извиняешься?
– Я посмотрел на это с вашей точки зрения. Приходит какой-то вонючий мужик, надо до него дотрагиваться... Вы, наверное, меня ненавидите...
Она засмеялась.
– Нет, не ненавижу. Все хорошо. Но если хочешь, могу поненавидеть. Есть плетка.
– Не надо плетку... Много приходится работать?
– Смена – сутки. День и ночь.
– Без сна?
– Потом отсыпаемся.
Некоторое время я молчал, потом спросил:
– Как вы попали в этот бизнес?
Она пожала плечами.
– Литинститут, безработица... А тут тысяч двести в месяц выходит.
Я вздрогнул.
– Что такое?
– Нет, ничего...
И здесь Литинститут! Большая часть моих знакомых закончило эту кузницу горемык. Но это была одновременно кузница моих друзей, моих близких людей! Должен ли я признаться, что я поэт, писатель? Или это сделает всю ситуацию еще невыносимей? Я представил себе область применения литературного таланта в сфере эротического массажа. Нейминг услуг? Не отсюда ли взялись таинственные «ветка сакуры» и «грустный Пьеро»? Я вообразил себе прейскурант с услугами «синекдоха», «буря и натиск», «опрощение», «прирост смысла»...
– Перевернись на спину.
Я перевернулся и посмотрел на нее. Теперь я видел в ней свою духовную сестру, и во всем этом появился оттенок инцеста. Только эрекция предавала меня. Люба пригляделась и спросила:
– Ты еврей?
– Да, как вы догадались?
– Ты обрезан.
– Что-о? Не может быть! Это какая-то ошибка.
– Никакой ошибки. Я тут членов навидалась.
С медицинским равнодушием она приступила к «массажу лингама», но мои мысли были далеко. Я будто смотрел на себя со стороны. Если бы существовала такая эротическая услуга, ее можно было бы назвать «выход из тела».
Мой мир пошатнулся. Я рос в семье атеистов, кто и зачем меня обрезал – было мрачной загадкой.
Дальнейшее, как я одевался, уходил, рапортовал другу – вспоминается в каком-то тумане.
Вернувшись, я пересказал все это жене, и мы полезли в Интернет сравнивать изображения обычных и обрезанных членов. Все подтвердилось...
– Как же так?! – удивился Дед-Мороз, когда я закончил рассказ. – Неужели ты никогда не замечал, что отличаешься от других мужчин?
– Я как-то не смотрел на чужие члены.
– В школьном туалете?
– Не обращал внимания.
– У папы?
– Не приглядывался. Мужчины мне отвратительны. А если и видел, то не задумывался над этим. Эта тема не была в фокусе моего внимания...
– Невероятно, просто в голове не укладывается!
– Вот и консул так сказал.
– Какой консул?
– Израильский. Мы пришли на собеседование, он и спрашивает: «Кто из вас еврей?» Отвечаю: «я». Он: «Обрезаны?». Я: «Как вам сказать... Это довольно сложная история. Как-то раз моя жена пошла в кино...»
Дед-Мороз захохотал, так что чуть не проглотил свою сигарету. Я спокойно ждал, пока он успокоится. Мне было не смешно. Досмеявшись, он спросил:
– А расследование ты провел?
– Еще как! Я звонил маме, папе... Папа сказал, что это невозможно. Мама тоже удивилась. Правда, она сообщила интересную вещь. Оказывается, я лет этак в пять долго болел и бабушка с дедушкой, поддавшись бытовому суеверию – кто-то сказал им, что это сглаз, – повезли меня в местную церковь, чтобы поп меня благословил – вот только из этого ничего не вышло: я прокричал «попы чертовы» и плюнул на крест, который протянули для поцелуя.
– Плюнул на крест? – поразился Дед-Мороз.
– Да! Так рассказала мама. Видимо, я нахватался этого у папы. Или у Ленина, я ведь уже умел читать и читал все подряд, что было в доме.
– И что поп?
– Поп ужаснулся и сказал «этого мальчика больше сюда не приводите». И вот моя теория: дедушка с бабушкой тайно отвезли меня к какому-то бельцкому раввину и тот меня обрезал. С дедушки станется: он сам был внуком кантора и даже умел читать на иврите. Другого объяснения у меня нет.
Дед-Мороз долго молчал. Потом сказал:
– Никогда не слышал ничего подобного. Много у вас таких историй?
– Много, много. Целая книга.
Я подарил ему томик «Про папу» и проводил к двери. Я слишком разоткровенничался. Неудивительно, ведь в предыдущую встречу с Дедом-Морозом мне было всего 6 лет, точно как Агате, а изображал его мой собственный отец.







_________________________________________

Об авторе:  ЕВГЕНИЙ НИКИТИН

Родился в поселке Рышканы, Молдавия. Впоследствии жил в Германии и в России. Сейчас живет в Израиле. Публиковался в журналах «Знамя», «Воздух», «Textonly», «Октябрь», «Новый берег», «Homo Legens», «Урал», «Гвидеон», «Новый мир» и других в различных амплуа – как поэт, прозаик, переводчик и эссеист. Участник центральной программы 53 Венецианской биеннале искусства. Автор трех сборников стихотворений и, в соавторстве с Аленой Чурбановой, – сборника короткой прозы.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
1 779
Опубликовано 12 янв 2020

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ