ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » София Амирова. КОГДА МЫ ОКОНЧИЛИ ШКОЛУ

София Амирова. КОГДА МЫ ОКОНЧИЛИ ШКОЛУ

Редактор: Евгений Никитин





Комментарий Евгения Никитина:

София Амирова — это уже новое поколение в поэзии, и если хочется в нём что-то понять, то надо читать именно её — она необычайно цепко схватывает его особенности, и она честна, поэтому «мы» в ее поэзии не кажется надуманным или притянутым. Я знакомился с её текстами постепенно, в течение нескольких лет, и научился любить их. Ходы, которые казались мне прямолинейными, теперь читаются как естественность жеста, — не потому что старые стихи изменились, а потому что сместился я — в ту точку, из которой нужно их воспринимать. Но я стал и свидетелем эволюции поэтики от более разряженных текстов к более плотным, и в какой-то мере эта подборка её отражает, если начать с самых ранних из представленного — «Какая пустая постель...» и «Премия «Поэзия» — это хороший повод». Надо отметить, что «Какая пустая постель» существует в двух редакциях (первая публиковалась в «Ф-письме»), и София разрешает существовать обеим версиям. На этом стихотворении я хотел бы остановиться подробнее. В этом тексте есть определённые пересечения с «Моей вагиной» Галины Рымбу, но написан он раньше и фокус здесь немного иной. Субъект речи здесь тоже общается с собственной вагиной, замечая в ней ту же пустоту, что и в кошельке, в желудке, в месте, где был отец. Фигура отца исчезает, не оставляя ничего взамен, «на пустом татарском кладбище, куда женщинам вход воспрещён» (соблазнительно увидеть в этом метафору патриархального мира). Возникшую пустоту субъект речи безуспешно пытается символически заполнить: финансовую дыру, например, тем, что набивает карманы мелкими вещами, а в кошелёк кладёт иконку Христа. «Где мы, когда нас нет нигде» — это не только вопрос о смерти, но и выражение мироощущения прекария. Это стихотворение поколения людей, максимально незащищённых социально, отчуждённых от своего труда, которые ни на что не могут опереться. Это только пример того, что многие тексты Софии Амировой читаются не только как лирические заметки, но и как диагноз своему времени. 


* * *

Когда мы окончили школу, то вышли
на улицу из вонючей столовки; и дождь
стёр все прыщи, крошки от белых булок.
Покатилась вода: кап-кап —
мы всегда без зонта.

Столкновение палок, ладоней, мячей,
сетка порезов на белой и смуглой коже,
где между красными линиями —
голубые реки, белая ткань манжет.
Вылезли через дырку в заборе,
чтобы построить новый
из проволоки и пластмассы,
дерева и металла.

Снова идём копать дождевых червей;
топтать дождевых червей;
резать их пополам, надеясь на чудо.
Пулемёты, тетрадки и ручки можно оставить в классе.
И опять враньё
о домашнем задании,
галдёж на построении,
пятна на рукавах,
солёное пиво во рту,
запах яблочных сигарет,
ожидание лета.

Повелись на знание азбуки
с правильными «жи-ши»
пиздюки, что отныне пасут друг друга
в актовом зале под стробоскопами,
в курилке БЦ.
Мои чеки в ТЦ,
мои посты в интернете,
таблетки, визиты к врачу.
Только последний медляк на корпоративе
дайте дотанцевать с тем, с кем я хочу.

Доска с налипшим шершавым мелом
не ломается всё равно от тяжести наших тел.
Прыгаешь через резинку, а она не рвётся.
Кондом в кармане, жевательная во рту —
вообще ничего нового не происходит,
только мелькают глаза твои как светофоры,
значит, пора домой,
значит звенит звонок.
Беспокойный айфон
вибрирует трижды
на приборной панели.

Все уснут, а я останусь в продлёнке.
Без меня ничего случится —
вот что такое смерть.
На меня бегут волки,
и трижды свистит физрук.
Побеждает тот,
у кого круче надписи на футболке

 

* * *

Удивительно, но писать стихи легко.
Гораздо легче, чем водить по доске
мелом или ключом. Каждую осень
происходит одно и тоже.
Мы думаем о всех своих невыученных уроках.
Вместе с этим приходит ощущение, что скоро это всё закончится.

                    Рано или поздно.
                    И начнётся вновь

Словно тебя кто-то размножил. И ты
теперь в каждом сухом листе.
Я иду по твоим шафранным лицам.
Каждым шагом приближая нашу встречу,
не то чтобы такую уж.

Говоришь: вся твоя речь — сухой хруст,
мне хотелось женщину, которая красиво поёт.
Вообще это неправда.
Это мне хотелось мужчину с чарующим голосом.
А когда ты говоришь, мы оба слышим,
как хрустят мои позвонки, и этот звук
когда ты больно схватил меня за руку.
Проходят дни, но мы словно 15 сентября,
Не имеем ничего, никаких надежд. Пока
мы пытались пронести из дома юность,
в пакет со сменкой кто-то подбросил смерть.
Позавтракаем с тобой пирожными.
Всё равно каждый сентябрьский ветерок
заставляет мои губы шептать имя твоё.
А когда-то сентябрь простоял весь год.
Мы не могли налюбоваться пейзажем.

Всё-таки это удивительно: твоя речь —
это песочное пирожное из столовой.
И все эти крошки — мои.
По крайней мере они мне предназначались какое-то время.
Когда мы питались только ими.
Этими колючими глаголами,
Сладкими междометиями.
Когда мы встретимся и зафиксируемся
наступит 30 сентября. Или 31 сентября

Молись, Господь.
Потому что мы рядом.

А когда мы встретимся с тобой,
то, Hasta la vista, господь.
Мы не хотели тебя расстраивать
тем, что не выучили стихотворение.
Но ты машешь нам как дурачок,
посылаешь безумные сновидения.
Ощущение, что скоро всё закончится.
Молча покурим на детской площадке,
если ты не бросил курить.

Коммутатор стабилен: мы опять пишем
это стихотворение, 6 сентября, Москва,
свет на лестнице пятого этажа, вода уже
на стеклах, кашица чёрная под ногами,
мягкая как любовь. И любые слова
просто сладкое жёлтое монпансье.

 

* * *

мама, провожая меня, просит вынести мусор

и тогда я выхожу на улицу
и вот с этого всё начинается

я и жёлтые биоразлагаемые пакеты
идём  от белорусского вокзала

один человек держит меня за живот

второй человек держит за капюшон

третий человек подаёт мне руку

четвёртый человек придерживает перед мной дверь

пятый человек не даёт мне упасть
и некоторое время держит мои пакеты

каждый раз, когда она приезжает в Москву, она спрашивает

откуда здесь столько мусора
я не знаю, что ей ответить
каждый раз я пою ей новую попсовую песенку
а сейчас, наверное, весь мусор этого мира летит
я видела, как она мочится на цветы

и пахла землёй и хвоей
узнаваемая чистота

мякоть как бы разламывалась на куски
и от красного смеха лопались красные рты

а теперь как обнимает тело мое
как мусор обнимает тело моё, мои косточки и мой жир

мокрой бумагой и пластиковой посудой

он целует меня в туалете, он танцует и сбрасывает с себя

хвост как ящерица, кожицу как змея

остаются только разводы на стеклах витрин

государство — это круглосуточный магазин

а мы пришли за хлебом, спасибо, пакет не нужен

однажды мусорный ветер сменит свое направление — говорю я

к кинотеатру, но прежде баки в устье двора

перекошенные скамейки с ржавыми урнами

мы шли мимо свалки по трассе
и машины не останавливались
закрывали окна, чтобы запах не просочился

всё, чего мы хотели, когда добирались домой, это чистота

и что же

под маской студента прячется сортировщик

дальнобойщик переворачивает состав

под маркировкой виднеется чёрный флаг

однажды мусорный ветер сменит свое направление — говорит он

что упало у студента, то упало навеки
это не то, что стоило бы поднимать

ты открываешь глаза и видишь меня

кровь течёт из моих пакетов, а из моих глаз капает вода

господи, помилуй меня, за раздельный сбор мусора

когда я хочу, чтобы что-то сбылось, загадываю,
например, пусть они уйдут , а я пропылесошу и вымою пол

хочешь я вынесу тебя на руках

как из горящего дома сор
как из горящего дома великолепную ценность
как я целую тебя, опасаясь за свою целость

хочешь я зачищу эту территорию для тебя

эта территория принадлежит тебе

в первую очередь, это пространство твоего логоса, потом это пространство того туалета

где меня целовал следователь, от его рта пахло коньяком

теперь ты лежишь здесь котёнком, вылизанным моим языком

в первую очередь, это место где ты
подходишь ко мне со спины, босиком

а потом уже конференция и чистилище
склад предметов из категории «Хлам»
крафтинг по Сэнкчуари

сбор урожая
и привет всему миру Содружества

 

* * *

Премия «Поэзия» — это хороший повод
Накормить лучших поэтов хлебом,
Таким, какого им только захочется.
Хлеб премии «Поэзия»
(Хотя и не такой сладкий,
Как таяющий Choco Pie)
Но всё равно —
Свежий и сытный,
С горячей хрустящей корочкой.

Все знают, что у поэтов
Чаще всего отсутствуют деньги.
Некоторые могут признать,
Что пребывают в относительной финансовой безопасности,
Среди тех и других по ночам
Бродит голод. И временами
Голод будит,
Знаменует утро новой поэзии.
Иногда мне снится турецкий батон из детства.
Когда я просыпаюсь, то понимаю,
Что времени на завтрак нет.
Надо идти на работу,
Чтобы вечером было, что есть,
И чтобы расплатиться с долгами.

Какой хлеб мы купим для Ростислава Амелина?
Булочки для гамбургеров мы купим для Ростислава Амелина.
Макмаффин с яйцом и свиной котлетой.
Дайте ему свежих булочек,
Предложите ему горячий хэшбраун.

Когда Вадим Банников входит в кондитерскую —
Гандельсман молчит.
Взгляд рассеянно собирает
В пакетики макаруны.

Один Никитин без хлеба ест.
Наверное, не русский поэт,
Строит планы по эмиграции,
Пьёт сладкое вино,
Закусывает кукурузными зёрнышками.

Галя Рымбу могла бы купить
Осетинские пироги с картошкой.
Она бы накормила ими всю семью.
И белым хлебом, отламывая его,
Потому что так меньше крошек.

Тёплые пончики для поэтов,
Воздушные гавайские булочки,
Маленькие чистые сердца
Паровых рисовых пирожков,
Хлебные крошки премиальных списков.
В воздухе аромат пшеничного благополучия.

 

* * *

Какая пустая постель

Из которой торчат подушки

Это два необитаемых острова

Смотрю на свою вагину

В круглое чёрное зеркальце

И вижу в ней пустоту

Иногда она зовёт меня к любимому

Иногда она горит и исходится алым, так

Словно вот-вот закончится

Навсегда опустеет

Пустота

Когда я хочу ощутить ее тяжесть

Я много ем и работаю

Я набиваю карманы:
карты, кольцо, зажигалка,
сигареты, помада, ключ

Но тяжесть — это финансовая дыра

Можно ли назвать себя нищенкой?

Вчера я пила крафтовое пиво

А сегодня в моём кошельке только иконка Христа

Мама говорит, что пустота

Появилась, когда не стало отца

Но это не так

Ещё раньше

Когда случился первый инсульт

Не когда мне сказали, что это вич

И он никогда не встанет, не заговорит

Не в день смерти

И не в день похорон

На пустом татарском кладбище

Куда женщинам вход воспрещён

Я стояла немного поодаль

Смотрела

Как разверзается влажная чуть земля

Пережёвывает и проглатывает моего отца

Теперь, папа, и под тобой

Чёрная пустота

Твоего молчания мне мало невыносимо

Сладкая мякоть

Внутри хрустящего чернозёма

Разломи как утренний хлеб

Я смотрю на раскрытый, пахнущий глиной рот

Когда папа улыбался

У него собирались ямочки на щеке

Где мы, когда нас нет нигде?

 

* * *

подобно игле или чему-то ещё, к примеру, ножу,
но не будь совершенно ножом

причастный к разрыву, но
все ещё собирающий строчки и ткани, и швы, и аорты
надо ли больше шрамов, хранящих в сотах моих накипь пота?

и что ещё? проломи мне голову, но положи туда или
достань два гранатовых зёрнышка, два деревянных кубика,
два билета, 4 аудио-сообщения, не трогай пряди волос

проще, конечно, висеть в проёме окна, как свет
не заходить в комнату до конца, быть символикой
кодеком желания
дешифруй пословицу «Дай сердцу волю — приведет в неволю»

но как я сама писала: все о чем мы фантазируем
может тебя изловить, вылизать изнутри,
глазурь ногтем расковырять
только грести и брать
если секс это жизнь после смерти,
то как мы ещё можем жить,
набирая руками пар, пули рассовывая по карманам
медленный эротизм
сам о себе говорит:
я как птичка, я как птичка,
я как ворон, подстреленный из окна,
растерзанный сам собой,
то есть другими воронами,
лежу, поджидая вас на этой земле
как на небе, говорю, так и на песке

пар исходит от мятых губ
тепло уходит из рук







_________________________________________

Об авторе:  СОФИЯ АМИРОВА 

Родилась в 1993 году в Пензе. Публиковала стихи в печатных и онлайн-журналах «Волга», «Артикуляция», «Ф-письмо», на сайте «Полутона». Лонг-лист премии Драгомощенко (2020).скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
1 266
Опубликовано 05 фев 2021

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ