ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Светлана Кекова. КАК АНГЕЛ И ВОДОПАД

Светлана Кекова. КАК АНГЕЛ И ВОДОПАД

Редактор: Роман Рубанов





* * * 

Сердце хочет любви — и не может себя превозмочь.
Рыба-ангел в воде выгибает узорную спину.
В храм уснувшего леса приходит монахиня-ночь,
и к рассвету она принимает великую схиму.

Воду черных небес бороздят облаков корабли,
звезды слабо мерцают, луна одинокая светит...
Ты у сердца спроси — почему оно хочет любви,
ты у сердца спроси — но оно ничего не ответит.

И не скажет волна, что с тобою нас ждет впереди,
на остывший песок набегая в волнении светлом.
Сердце хочет любви, даже если не бьется в груди,
а мерцает в ночи, словно уголь, подернутый пеплом.

Тихо дерево стонет, кричит на лугу козодой —
эта птица ночная пророчит тебе катастрофу.
Повтори еще раз — сердце хочет любви молодой...
Лунным светом на мантии ночь вышивает Голгофу.



* * *

Любовь отбрасывает тень тоски и торжества,
как это делает сирень — цветы ее, листва,

и узловатый узкий ствол, и ветви на весу,
как я тягчайшее из зол в груди своей несу.

Любовь, лицо рукой закрыв, не видит наших слез.
В буддийских храмах старых ив, в больших церквах берез

засвищут птицы, запоют о счастье без вины,
кукушка наведет уют в часовне бузины.

Травою зарастет пустырь, и съест огонь зола,
и будет леса монастырь звонить в колокола.

А ты, любовь, пройди, как тень, волною в небо хлынь,
как эта сладкая сирень, как горькая полынь.



* * *

1
Жизнь опять очнулась, надела гиматий синий.
Что мне делать с телом — этой тёмной ночной рабыней?

Бить её бичами, смотреть на неё в печали,
задавать вопрос: для того ль нас с тобой венчали,

чтоб рабыня эта опять госпожою стала,
завернулась в шёлк — как похож он на блеск металла!

Мой вопрос, я знаю, сегодня звучит, как вызов,
не случайно ночь приближается в чёрных ризах,

что же делать мне — не в моей это, видно, власти
на чужом кресте распинать молодые страсти.
             
2
Обними меня и одежду  ночную скомкай:
к нам приходит свет белошвейкой с иголкой тонкой.

Буду я следить, чтобы дерева тень дрожала
и река бежала во время ночного жара

в те края, где дева укрылась в пещере тёмной
и её стережёт, как цербер, дракон огромный.

Но не ключ, а крест отворяет земные недра –
и теряют цепи Тезей, Ариадна, Федра,

 на лугах зелёных цветёт голубой цикорий :
победил дракона сегодня  святой Егорий.



* * *

Мы встретились в день избавленья от мук.
Деревья листвой шелестели.
Была я печальна, как маленький жук,
лежащий в холодной постели.

Печаль раздавалась, как голос с небес,
и рос над покинутым городом лес.

А в городе этом в квартире одной
кипел, задыхаясь, кофейник,
и я засыпала, и рос надо мной
случайной любви муравейник.

Вокруг шевелился таинственный сор,
и птицы смотрели из лиственных нор.

А в городе крутят немое кино,
прощальный горит целлулоид,
и бабочки в пёстрых летят кимоно.
и смерть их, преследуя, ловит.

И, силы теряя, ползёт муравей
к фонтанам деревьев под струи ветвей.

Коричневый город на узкой тропе
не зря называют Китаем...
Увидев друг друга в случайной толпе,
мы ужас любви испытаем -

и, взявшись за руки, как дети, пойдём
туда, где вдвоём навсегда пропадём,

туда, где в сплетении чёрных корней,
не связанных узами брака,
исчезло пространство,
и спины камней
едва выступают из мрака.



* * *

Три памяти, три крови, три любви:
Одна тоскует в сердце юной девой,
Другая смотрит грозной королевой
И заставляет прихоти свои
Нас исполнять. И мы, её рабы,
В слезах целуем узкий след судьбы.
Но третья приближается любовь,
Она грозит тоской и самосудом,
Пока ещё струит вторая кровь
Ток благодати по больным сосудам.
Блестит луна в седой её косе,
Загадочна, как смерть, её природа,
И месяцы - стальные оси года -
Вращаются, как спицы в колесе.



* * *

1.
Объятья были пылки… Но в море – посмотри –
качаются бутылки с записками внутри.

А те, кто их писали, лежат в дому костей
и ждут, чтоб их спасали от их былых страстей.

Любовь на брачном ложе палит таким огнём,
что мы с тобою тоже объятья разомкнём.

Шумят платанов кроны, всю ночь гудит прибой,
и раздаются стоны из бездны голубой.


2.
Неужели, о Боже, это видела я –
солнце, брачное ложе, золотая ладья?

И солёные волны за высокой кормой,
и в хитоне просторном ты, возлюбленный мой.

Тех, кто молод и беден, не пускай на порог:
плод познания съеден, как творожный сырок.

Ночью тёмной листвою шелестит кипарис…
Оглянись!
Я не стою даже кожаных риз.



* * *

Болит у тополя голова –
он будет листвой шуметь…
И если всё же мои слова
не олово и не медь,

и если вправду мои стихи –
признанье моей вины,
и если будут мои грехи
действительно прощены,

то, значит, в будущем стану я
потоком, текущим с гор,
поскольку всё-таки жизнь моя
не только словесный сор.

Когда-нибудь – ты меня прости –
я снова к тебе приду,
я буду в зарослях слов цвести,
как роза в чужом саду,

я буду новые песни петь
некстати и невпопад,
и буду в воздухе я висеть,
как ангел и водопад…



Прошедшие времена

1.
Ни о чём не спросит и, видимо, не простит...
Имперфект скрежещет, аорист – благовестит,
а поэт из них второпях сколотил строфу,
где таится жизнь, словно детский скелет в шкафу.

Что же это было? Страдание? Страсть? Аффект?
Утекло, ушло, превратилось в плюсквамперфект,
в золотую пыль, в неземную – навеки – синь.
в ледяной санскрит и в литую, как сталь, латынь.

Замолчишь, заплачешь, откроешь на миг окно –
там уже струится влажное волокно,
а в твоей постели, презрев наготу и стыд,
не добившись цели,
прошедшее время спит.

 

2.
Как славно жить в дому, укрытом снегопадом,
смотреть в окно на снег нездешней белизны...
Сокровище моё лежит со мною рядом,
сокровище моё цветные видит сны.

А в недрах словаря, где слов пасётся племя, -
забвенье и тоска, туман и забытьё.
Я чувствую уже, как исчезает время.
Сокровище моё, сокровище моё...

3.
Как ты знаешь, милый, всегда я живу на грани
немоты и звука, суровой зимы и лета,
мне куда как трудно разобраться в словесной ткани
нашей общей жизни; нащупывать швы сюжета,

узелки завязывать, штуковать небольшие дырки,
к наступленью ночи выращивать сны в пробирке.

Ты меня послушай: страданья – как струны арфы.
Их легко и бережно трогают наши руки.
От дрожанья струн замерзают в озёрах карпы
и едва-едва шевелят плавниками щуки.

Чем суровей время – тем мы с тобой свободней –
хлеб с вином вкушаем и помним про день субботний.

Как ты знаешь, милый, нельзя нам добиться силой,
чтоб зима для тополя сшила пальто на вате,
чтобы этот тополь спасён был порою стылой,
словно юный инок, взыскующий благодати.

Обниму тебя, чтоб заплакать и сном забыться.
В ледяных озёрах на части луна дробится.

А сегодня Волгу назвал ты Евксинским Понтом
и ещё сказал: не нуждается грех в огласке...
Не хочу я знать, что таится за горизонтом,
но хочу я верить, что мы доживём до Пасхи.

У порога нашего Янус стоит двуликий
с золотым ключом. Приближается Пост Великий. 

Расставайся, жизнь, со своим драгоценным телом,
избегай объятий, готовься к страданьям крестным,
оставайся, жизнь, в дорогом одеянье белом,
чтобы встать из гроба сияющим днём воскресным.

И с тобою рядом мы в гроб живоносный ляжем,
где на ложе каменном пламя любви дрожало,
и, обняв друг друга, мы  смерти навеки скажем:
отвечай нам, смерть, -
                                     где победа твоя и жало?



* * *

Я люблю смотреть на слоистый лёд,
на пчелиный рой, на вороний полк,
а поэт заносит из года в год
имена любви на бамбук и шёлк.

Там их можно будет легко прочесть,
там откроет тайну тебе монах,
что любой любви воздаётся честь
в числах, знаках, символах, именах.

Я люблю на сердце похожий плод,
облаков и туч чужеземный флот,
я люблю стремительность их атак
и шальной черёмухи белый флаг.

Я люблю каштана завод свечной,
беготню в траве муравьиных слуг,
блеск звезды ночной и воды речной
и ещё люблю я тебя, мой друг.

Как печётся Бог о своих птенцах!
В небесах звучит потаённый хор,
ну, а мы стоим в золотых венцах
среди вод морских, средь высоких гор.

И нельзя сказать, как наш дар высок,
и деревья молний вросли в песок,
катит бочку гром по крутым волнам,
                              и священник с Чашей выходит к нам.







_________________________________________

Об авторе: СВЕТЛАНА ВАСИЛЬЕВНА КЕКОВА 

Автор тринадцати поэтических сборников и нескольких литературоведческих книг, в том числе посвященных творчеству Николая Заболоцкого и Арсения Тарковского. Стихи переведены на европейские языки. Лауреат литературных премий. Доктор филологических наук, профессор кафедры гуманитарных дисциплин Саратовской государственной консерватории. Живет в Саратове.

скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
1 575
Опубликовано 13 сен 2019

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ