Редактор: Кристина Кармалита
(трагикомедия в 7 картинах)
От автора: По миру бушует вирус, убивающий мужское население. Женщина – бывший жандарм – в стремлении спасти от смерти берет под арест и приводит в свою квартиру случайного мужчину, вышедшего из дома за пивом и тем самым нарушившего изоляционный режим. Так начинается история современных Адама и Евы. Нелепые и смешные, с поломанными судьбами, запертые в маленькой квартире, они пытаются построить свой рай.
Действующие лица:ЧЕЛОВЕК В ЧЕРНОМ / ОНА – молодая женщина крепкого телосложения
СВЯЗАННЫЙ / ОН – заросший бородатый мужчина лет под 40
КАРТИНА 1Темная полупустая комната. На заднем плане проглядываются смутные очертания окна и немногочисленной мебели. Слева – входная дверь, над которой светит фонарь дежурного освещения.
Снаружи доносится голос передвижной системы оповещения.
ГОЛОС. Граждане мужчины! Настоятельно просим вас не покидать без острой необходимости стен своего жилища. Ежедневно проводите тщательную санитарную обработку тела и органов дыхания. (Голос удаляется.) При выходе на улицу применяйте средства индивидуальной защиты... Не удаляйтесь за пределы…
За дверью раздается пыхтение, удары, а затем скрежет ключа в замке.
Дверь открывается. Из ее яркого прямоугольника на пол выпадает связанное тело с мешком на голове. Следом в комнату заходит человек в черной униформе, высоких берцах, в бронежилете с большой надписью «ЖАНДАРМЕРИЯ» на спине, кевларовом шлеме с непрозрачным стеклом и дыхательной маской. Костюм дополняется резиновой дубинкой на правом бедре и большим электрошоковым пистолетом на левом.
Посмотрев на тело и громко устало выдохнув, Человек в черном выходит обратно в коридор. Спустя секунду он возвращается с большим прозрачным щитом, громкоговорителем и двумя белыми полиэтиленовыми пакетами, набитыми продуктами. Поставив все это у порога, он закрывает дверь.
Комната вновь погружается в полутьму.
Человек в черном хлопает себя по карманам, находит в одном из них связку ключей, извлекает ее. Этот процесс доставляет много сложностей, поскольку ладони у него одеты в массивные перчатки с защитными нашивками. Достав связку, он поднимает ее вверх к свету фонаря и выбирает нужный ключ.
В это время лежащий на полу Связанный приходит в себя, садится, озирается вокруг, пытается встать. У него не получается, он вновь падает на пол, но уже головой в сторону входа. Складываясь, словно гусеница, он принимается ползти, проползает между ног у занятого ключами Человека в черном и с разгону врезается головой в дверь.
Дверь распахивается. На пол ложится жуткая тень Человека в черном.
Связанный быстро выползает в коридор. Человек в черном опускает левую руку с ключами, правой снимает дубинку с бедра и шагает в коридор следом за ним.
Тень на полу взмахивает рукой с палкой. Раздаются звуки ударов и всхлипы Связанного.Человек в черном затаскивает бесчувственного Связанного за ноги в комнату, затем подходит к двери и захлопывает ее. Фонарь над дверью внезапно гаснет, комната погружается в полную тьму.
Из темноты раздаются стоны и странные скрипы, а затем голос Связанного.
СВЯЗАННЫЙ. Мать твою, начальник, бить-то зачем? Итак башкой врубился. А ты еще по почкам…
Ему отвечает голос Человека в черном. Сквозь маску он звучит глухо и надтреснуто.СВЯЗАННЫЙ. Ни слова не понял, начальник. А чего темно так?
ЧЕЛОВЕК В ЧЕРНОМ. …почка сдохла!
СВЯЗАННЫЙ. После таких ударов не только почка, печень сдохнет и сердце откажет.
ЧЕЛОВЕК В ЧЕРНОМ. …почка сдохла… варю…
СВЯЗАННЫЙ. Да понял я про почку…
Распахивается дверь, темноту прорезает луч света из коридора. Видно, что Связанный сидит посреди комнаты. Возле двери стоит табурет. Человек в черном подходит к Cвязанному, снимает с себя шлем, срывает фильтр маску… и оказывается коротко стриженной крепкой блондинкой лет 30-ти. Она наклоняется к Связанному и трясет перед его упакованном в холщевый мешок лицом лампочкой из фонаря над входом.
ЧЕЛОВЕК В ЧЕРНОМ/ОНА (рассержено). Лампочка сдохла, говорю!
Связанный удивленно крутит головой, затем пожимает плечами словно в ответ своим невысказанным мыслям.
СВЯЗАННЫЙ/ОН. А… Другого освещения здесь нет?
Она перестает трясти рукой, оценивает высказывание, затем разворачивается и идет вглубь комнаты. Щелкает выключатель, комната озаряется тусклым светом висящей под потолком лампочки, открывая спартанскую обстановку. В одном углу рядом с входной дверью простой кухонный уголок с плитой и небольшой стол. Там же видна еще одна дверь – проход в санузел. В другом углу – полуторная кровать, шкаф и трюмо с зеркалом. Посередине в глубине занавешенное окно.
ОН. Начальник, может мешок-то снимешь?
Она забирается на табурет и вкручивает в фонарь лампочку.
ОНА. Так посидишь.
ОН. А если задохнусь?
ОНА. Мешок для задержания холщовый. Модель МЗХ-51, ГОСТ 769-0005, воздухопроницаемость 95 процентов. До тебя еще никто не задыхался.
Вкрутив лампочку, Она спускается с табурета, ставит его к столу, затем проходит к шкафу и расстегивает бронежилет.ОН. Да, только до меня его кто-то прокурил и заблевал, кислятиной несет – капец. Щас самого рванет. Богом прошу, начальник, сними ты эту дрянь с меня.
Она «демонстративно» снимает бронежилет, кладет его в шкаф, туда же отправляются перчатки и дубинка с шокером, затем идет обратно к входной двери.
Он следит головой за ее шагами, вздыхает.
ОН. Понятно, не снимешь. За что меня, задержали, хотя бы озвучишь? Уф, как же башка трещит!
ОНА (буднично). Нарушение режима изоляции третьей степени, а именно, выход за пределы зоны проживания без разрешительных документов в комендантские часы, карается арестом на срок до полугода с возможным наложением административного штрафа в размере до…Ну, последнее на усмотрение суда. Арест производится на месте после установления личности нарушителя…
ОН. Черт! Как это у меня права в бумажнике оказались?
ОНА. В случае невозможности установления личности, нарушитель сопровождается до указанного им места проживания. Если последнее оказывается в пределах установленной законом зоны свободного выхода, и подтверждается документами, либо показаниями родственников, сожителей или соседей, нарушителю предъявляется устное взыскание и полный запрет на выход из места проживания…
ОН. А если место проживания оказывается вне пределов установленной зоны…
ОНА. Нарушитель подвергается немедленному аресту и препровождению к месту полной изоляции на срок до года.
ОН. Как хорошо, что права в бумажнике завалялись. Аллилуйя, просто!
Во время диалога Она распаковывает пакеты, вынимает продукты (несколько бутылок молока, пачки с крупой, картошка, капуста, лук, растительное масло, пакет яблок) и раскладывает их по местам – в холодильник и на полки кухонного гарнитура.
ОН. Ну вот ты мне объясни, что делать, если в этой, сука, установленной зоне пиво закончилось? Я этих абреков-магазинщиков чуть не порвал. Только, понимаешь, собрался пересмотреть матч «Барселона» – «Пари СентЖермен» 17 года. Интернет оплатил. По телеку такое не катят. Сейчас же не играют – ползают дохлыми мухами при пустых трибунах. А это, ну, это… легенда! «Барса» шесть мячей тогда закатила. Шесть! Лягушатники обделались просто! Какие были голы: Суарес, Месси, Роберто в конце. Кайф! Ну? Как без пива такое смотреть? Спускаюсь в эту говнолавку, а там пустые полки. Закончилось, понимаешь! Вот и поперся за пределы зоны проживания. Ну, ты меня как мужик мужика пойми, начальник.
Она замирает возле открытого холодильника с бутылкой молока в руке.
Он тревожно оглядывается по сторонам.
ОН (вкрадчиво). Начальник… Ну-ка скажи что-нибудь? Начальник, поговори со мной, а?
ОНА. Меня больше Россия-Нидерланды прет, чемпионат мира две тыщи восьмого. Как-то патриотичнее.
ОН. Мать моя женщина! Баба!
Он резко откатывается прочь от женского голоса к кровати и ударяется головой о ее ножку.
ОН. Ай-ёой! Какого хера? Баба?
Она ставит на полку молоко и закрывает холодильник, включает чайник, берет пачку геркулеса и насыпает его в миску. Он садится на полу и откидывается на кровать.
ОНА. А ты чего хотел? У нас в отделении 75 женщин и только трое мужчин. Вы же только и можете, что дома сидеть, телек пялить и пиво сосать.
ОН. Баба! Дожил! Баба меня скрутила! Мать моя женщина!
Он закатывается хриплым надтреснутым смехом.
ОНА. Да, женщина, и что? Ты из этих, да? Думаешь, мы ни на что не способны. Типа, наше дело дома сидеть, детей рожать и каши готовить? Хорош ржать, придурок! Эй, хватит смеяться! Эй-эй, ты чего?
Он заходится в истеричном смехе, затем хрипит и принимается судорожно кататься по полу.
Она подбегает к Нему, поворачивает на спину, прижимает коленом к полу, затем ловко расстегивает шейный ремень и стаскивает с его головы мешок.
Он оказывается коротко и неровно стриженым черноволосым мужчиной на вид лет 45. Возможно, возраст его и меньше, но отросшая борода портит впечатление. От смеха в мешке борода забилась Ему в рот, и Он стал задыхаться.
Она выдергивает бороду из его рта. Он мелко и часто хватает ртом воздух…
ОН. С-с-с-спасибо… Ка-а-а-алено уб-б-б-бери, не вз… вз…
Она встает с Него.
ОН. …а-а-а-ахнуть! Ух, блин, чертова бородень. Думал, капец настал!
ОНА. Хипстер драный!
ОН. Какой хипстер?! В магазе станки закончились еще полгода назад. С этой изоляцией скоро в Хоттабыча превращусь.
Он оглядывается по сторонам, рассматривает окружающий интерьер.
ОН. Слышь, начальни… ца, а где это мы?
Она отходит к кухонному уголку, отворачивается и, делая вид, что не слышала вопроса, берет чашку и наливает себе кипяток.
ОН. Начальница, чего молчишь? Эй, ты, чудо в форме?
ОНА (невинно). А, что?
ОН. Где это мы, спрашиваю?
ОНА. Где? Здесь…
ОН (по слогам). А где это здесь?
ОНА. Ну… в отделе…
ОН. В каком ещё отделе?
ОНА. Жандармерии…
ОН. Ты чё мне мозг полощешь, начальница. С каких пор у нас отделы квартирного типа стали? Еще и с вывешенным бельем?
Он кивает на спинку кровати, на которой висит лифчик, затем резво, несмотря на связанные ноги и руки, вскакивает на ноги.
ОН (продолжает, кричит). Ты куда меня притащила? Ты вообще кто такая? Люди! Помогите! Жандармерия! Пожар! Грабят!
Он скачет к двери, но не достигает ее, потому что Она лихой нижней вертушкой вновь валит его на пол, поворачивает лицом вниз, садится сверху и проводит залом на обе ноги. Он истошно кричит от боли.
ОН. Насилуют!
ОНА (рычит). Заткнись, идиот. У нас закрытая внутренняя инструкция. В связи с переполнением изоляторов брать задержанных на дом.
ОН. Ай-ё! Отпусти! Сдаюсь!
Она продолжает болевой. Наконец Он три раза стучит лбом в пол, тогда Она отпускает его ноги.ОН (обессилено). Как на дом?
ОНА (сидя на Нём). Так… на дом…
ОН. На все полгода?
ОНА. Да, на весь установленный законом срок.
ОН. А если я убегу?
ОНА. Не, не убежишь.
ОН. А если?
ОНА. Срок автоматом продлевается.
ОН. Фак!
Он утыкается лицом в пол. Она сидит на его ягодицах, тупо уставившись в стену.
Снаружи доносится Голос передвижной системы оповещения.
ГОЛОС. Граждане мужчины! Сохранение вашей жизни и здоровья – первостепенная задача государства. Все силы и лучшие умы брошены на преодоление сложившейся ситуации…
(Голос удаляется.) Вирус будет повержен… Человечество обязано победить…
За окном светает.КАРТИНА 2Комната ярко освещена. По переднему плану стоит стол и два стула.
Он сидит за столом. Руки его все также в наручниках, но уже спереди. Борода не такая всклокоченная, лицо вполне довольное.
Она стоит возле кухонного уголка спиной к зрителю и что-то активно размешивает в миске. Затем подходит к столу, ставит перед Ним тарелку и плюхает в нее геркулес.
Она все также в черной форменной одежде, однако ворот расстегнут, обнажая шею, рукава закатаны.
Она втыкает ложку в шмат каши.ОНА. Ешь.
Он берет ложку и ковыряется в каше.ОН (с сомнением). Слушай, я понимаю, что тут филиал изолятора, но он все-таки на дому. Ты-то наверняка будешь что-то более приятное.
Она садится за стол и принимается наворачивать прямо из миски.
ОНА. Нормальная овсянка, ешь давай…
ОН (вкрадчиво). А ты еще чем-нибудь питаешься?
ОНА. Да, конечно… Капусту люблю…
ОН. А там… мясо? Не?
ОНА. Зачем тебе мясо? Физических нагрузок не предвидится, молочного белка в рационе будет достаточно.
Он откладывает ложку в сторону.ОН. Э нет, так не пойдет! У тебя, может быть и не предвидится физических нагрузок. Тебе они, может быть, и не нужны. Вон как себя распустила!
ОНА. Что?!
ОН. Я тебя сперва вообще за мужика принял! Плечищи! Живот! Ничего женственного. Точно на овсянке нажрала! Я себя, между прочим, блюл, блюду и буду блюсти. Организму для усиления иммунитета нужно движение и правильное питание!
ОНА. Ага, пиво!
ОН. Да, иногда требуется. В нем, между прочим, содержится целый набор витаминов и аминокислот, не говоря уже о высоком содержании белка… Эй, ты чего?
Она встает из-за стола, идет к шкафу, достает из него резиновую дубинку, возвращается обратно…ОНА. Физической активности ему не хватает…
(Ударяет дубинкой по столу.) Упал!
Он скатывается со стула на пол и принимает упор лежа.ОНА. Отжался! Упор-присед! Прыжок! Резче! Упал! Отжался! Быстрее! Упор-присед! Прыжок! Упал!
Он начинает задыхаться. После третьего прыжка Он падает и уже не поднимается.
ОН. Все, все… не могу больше…
ОНА. Что ты там стонешь, как баба? Давай, работай… На мясо зарабатывай…
ОН. Нет, нет… Овсянки достаточно…
Он заползает обратно на стул.
ОН. Слушай, я это… в туалет хочу.
Она убирает дубинку обратно в шкаф.
ОНА. Терпи.
ОН. Я уже полдня терплю, но после такого не могу – лопну.
ОНА. Здесь будь.
Она идет в туалет. Оттуда доносятся звуки спешной уборки.
ОН (себе). О, как!
ОНА (из туалета). Не трогай там ничего, руки вырву!
Он кивает, соскакивает со стула, прыгает к кухонному уголку и берет с него вилку.ОНА. Я тебе здесь повесила два полотенца. Зеленое для рук и лица, оранжевое для тела. Зубная щетка у зеркала…
Он осматривается, тихими прыжками приближается к входной двери, заглядывает в замочную скважину, пробует вставить в нее вилку.
ОНА. Сливать не забывай и ершиком пользуйся. Сюда уборщицы и волонтеры не ходят.
Он скачет в сторону шкафа, но на середине его настигает ее окрик.
ОНА. Ты чего там молчишь?
ОН. А что говорить? Ничего не трогать, что потрогал прибрать. Все понятно. Я бы и в изоляторе нужник сам за собой драил.
Он быстро швыряет вилку под кровать и садится за стол.
Она высовывается из туалета с ворохом одежды и разных мелочей в руках.
ОНА. Вот и отлично. Заходи.
ОН. И как?
ОНА. Ну, как… так… как вы, мужчины, это делаете?
ОН. Нормально, как и вы, женщины. Только не со связанными руками.
ОНА (с сомнением). Что, не справишься?
ОН. Издеваешься, начальник!
(Передразнивает.) Вот тебе полотенечки для тела и лица, щеточка зубная… Ага. Штаны-то я сам спущу, а натягивать их ты мне будешь? Я, гражданин своей страны, единожды под гнетом обстоятельств нарушивший закон, я требую исполнения конституционного права достойного отправления естественных потребностей.
Она тяжело вздыхает, кладет вещи на стул и достает из нагрудного кармана ключ от наручников. Он с довольной миной протягивает ей руки. Она снимает с него наручники.
Он разминает запястья и прыжками удаляется в туалет.
ОН (из туалета). Мне, кстати, душ через некоторое время понадобится… Ноги придется освободить…
Она относит свои вещи в шкаф.
ОНА. Освобожу, освобожу… Все равно, ты никуда не денешься…
Она достает связку ключей и прячет ее в глубину шкафа.
ОН. Слушай, начальник… Кстати, ничего, что я в мужском роде к тебе обращаюсь? Просто, начальница – странно как-то. Когнитивный диссонанс вызывает. Могу, конечно, обращаться по званию. Типа, госпожа прапорщик… или госпожа жандарм.
(Смеется.) Не, еще большая фигня. Ладно. Скажи, тебе за меня доплачивают? Я не из зависти. Работа у тебя не сахар. Просто интересно, во сколько содержание моего бренного тела оценивается государством?
Она в это время выбирает одежду, в которую можно переодеться. С сожалением откладывает в сторону платье, обтягивающие джинсы и топ. Отбирает просторные спортивные брюки и футболку. Прикрывшись от зрителя дверцей шкафа, Она стягивает с себя форменные штаны и рубашку.
ОН (продолжает). Думаю, не слишком дорого. С чего бы? Налогов я почти не платил. Машину пять лет назад продал, и то за нее до сих пор должен. Зарплата в основном серая была. Да, так вспоминаю, на всех работах. Блин, у нас ведь так все живут… жили… Мне вот интересно, откуда у страны вообще бюджет берётся с таким раскладом?
Он высовывается из туалета и замолкает, видя Её в одном нижнем белье.
Она, не видя Его, натягивает на себя футболку и штаны.
ОНА. Вот-вот, а потом все ноют: денег мало, денег мало, государство не помогает, зарплаты низкие. Ответственности в вас нет. Не то, что за страну – за родных, за детей, за жену. Нагондурасите, а нам потом расхлёбывать…
Она закрывает шкаф, оборачивается. Он быстро прячется обратно.
ОН. Мы, выходит, вообще не нужны? Передохнем, сами справитесь?
ОНА. Ага. Ты чего там застрял? Вылезай, давай.
ОН. Тут бумага закончилась.
ОНА. Вот я и говорю, беспомощные существа.
Она идет к кухонному уголку, достает из шкафчика рулон бумаги, распечатывает его и вкладывает в протянутую из туалета руку.
ОНА. Руки помой!
Из туалета слышен звук льющейся воды.
Она берет наручники, ждет Его возле двери туалета.
Он выходит и удивленно замирает перед ней.
ОН. Опа!
ОНА. Руки!
ОН. Погоди, погоди!
(Поднимает руки вверх, не давая защелкнуть на них наручники.) Что я вижу? Кто это тут? Неужели под страшной черной формой действительно скрывалась женщина? Пощади меня, о, прекрасная! Не души железными оковами!
ОНА. Хватит! Руки давай!
Он скачет по комнате, Она преследует его, пока не прижимает грудью к шкафу.
ОН. Подобная близость подразумевается внутренней инструкцией по содержанию изолированного на дому?
ОНА. Идиот!
Она бьет Его коленом в пах. Он охает, сгибается. Она ловко застегивает на нем наручники.
ОН. Что же так неласково?
ОНА. Налоги надо было платить! Садись, ешь.
Она толкает его к столу, Он плюхается на стул и утыкается взглядом в миску с овсянкой. Берет ложку, отколупывает кусок каши, пробует, морщится, кладет обратно в тарелку.
ОН. Суховато. Запить бы. Чайку налей.
Она проходит к кухонному уголку, достает кружку, наливает в нее кипяток из чайника.
ОНА. Чай я не пью. Только воду
Ставит перед Ним кружку.
ОН. Ахренеть! Изолятор на дому, называется! Овсянка и вода! Я так сдохну быстрее, чем от вируса!
Он ловко выуживает из кармана джинсов смятую пачку сигарет, вскрывает ее зубами. Затем достает пальцами из пачки зажигалку, щелкает…
Она подскакивает к нему, выбивает пачку и зажигалку из его ладоней, выдергивает сигарету изо рта, бросает на пол и растаптывает.
ОНА. С ума сошел, этого совсем нельзя! Курить тут вздумал! Знаешь, ешь и пей, что дают, другого не будет! Радуйся, что я тебя поймала, могла бы и кого другого! Да-Да! Думаешь, мало вас таких дураков по городу шляется?
(Распаляется.) Куда вы вообще претесь, я понять не могу? Знаете ведь, что нельзя, что опасно. Нет, претесь. Авось со мной ничего не случится! Авось пронесет! А оно не проносит, понимаешь! Все дохнут в итоге!
(Плачет.) Чего вам, мужикам, надо? Америки открывать? Горы покорять? Сидели бы себе спокойно…
ОН. Сидел, я. И много высидел? Была вот такая, как ты. Тоже все запрещала. Только сел, так сразу – фьють и досвидос! Скучно мне, сиди теперь один! Насиделся, в общем.
Она тихо рыдает. Он хмуро смотрит на нее.
ОН. Ладно тебе. Слезы-то подотри. Крутая баба, а ноешь, как…
Она шмыгает в подол футболки, вытирает глаза ладонью.
ОН. Ну вот, другое дело.
(Делово.) Короче, я к тебе не напрашивался! Овсянку одну жрать не намерен! И чай давай, а не воду! А то вообще голодовку объявлю. Меня тогда отсюда в нормальный лазарет на восстановление отправят, а тебе наверняка штраф впаяют. С куревом, так и быть потерплю. Поняла? Кстати, а где моя койка в этом каземате?
Оба смотрят на единственную кровать в квартире. Он встает со стула. Она преграждает ему путь.
ОНА. Нет, кровать я тебе не уступлю.
ОН (ухмыляется). Уступишь, как миленькая.
Она отступает к шкафу, Он прыгает на нее. Она резко поворачивается, распахивает шкаф, выхватывает из него электрошокер. В этот момент Он подскакивает к ней, хватает за плечо. Она разворачивается и всаживает разряд ему в живот. Он кулем валится на пол.
ОНА. Не уступлю, не надейся!
Она кладет шокер обратно в шкаф, затем берет Его под мышки и волочет к столу.
Снаружи доносится Голос передвижной системы оповещения.
ГОЛОС. Граждане мужчины! Оказавшись в сложной ситуации, не стесняйтесь обращаться за помощью к сотрудникам правопорядка. Тот факт, что все они женщины…
(Голос удаляется) ...не является ущемлением вашего гендерного статуса… Помните, данные меры временные…
КАРТИНА 3Раннее утро. Комната озаряется светом.
На кровати и на столе видны два завернутых в одеяла человеческих комочка.
В кастрюле под столом звенит будильник. Тело на столе недовольно ворочается, но не просыпается.
Внезапно тело на кровати скидывает с себя одеяло и бодро садится. Это оказывается Он. Он зевает, потягивается, чешет пузо в прорехах застиранной футболки, поправляет всклокоченную со сна бороду.
ОН. В изоляторе квартирного типа наступило очередное прекрасное утро. Солнце бросило полосатые тени на полосатые пижамы и одеяла заключенных. Строгий надзиратель приготовил свою дубинку, чтобы призвать виновных в нарушении закона к побудке и проверке!
Он соскакивает с кровати. Наручников на руках и ногах у него нет. Натянув штаны, Он пинает стол, который ощутимо пошатывается.
Свернувшаяся клубком на столе Она переворачивается и падает на пол. Недовольно встает, выключает звенящий будильник. Она всклокочена, помята, одета все также в футболку и спортивные штаны, на шее на шнурке висит связка с ключами.
ОН. Заключенный ноль-ноль-один к прогулке и завтраку готов!
Она берет висящие на спинке кровати наручники и застегивает их на протянутых Им руках.
Он делает гимнастику.
Она заворачивается в одеяло по шею, топает к кухонному уголку, насыпает в блендер геркулес, заливает молоком и готовит «коктейль».
ОН (за гимнастикой). Движение – это жизнь! В здоровом теле – здоровый дух! Так говорили древние. Они понимали в этом толк, поэтому, если и лишали людей свободы, то делали их рабами. Раб не может просто сидеть и ничего не делать. Это привилегия свободного человека. Раб должен работать, то есть производить некий продукт путем затрачивания внутренней энергии. Данный процесс осуществляется исключительно через механическое движение. Чем более оно насыщенно, тем более сложные продукты произведет раб, тем более он поднимется в рабской иерархии и сделает свою жизнь комфортнее и продолжительней. Дело тут даже не в тренированности мышц и насыщения организма кислородом, как утверждают современные врачи. Нет! Это как раз вторично. Дело в распределении социальных ролей. Раб не может производить продукты умственного труда. Активное движение вредит мыслительному процессу. Древние ученые и философы писали свои трактаты исключительно в состоянии телесного покоя. Даже Диоген в бочке! Заключенному бесполезно думать, поскольку мысль суть сложение слабых электромагнитных импульсов и не способна пробить стен каземата, и достичь аудитории. Мысль не выраженная, не обращенная к собеседнику мертва, насколько бы глубокой она не была!
Она подает ему готовый коктейль. Он отпивает. Гимнастика закончена, наступил черед бега на месте.
ОН. Также заключенный не может производить продукты физического труда, ибо ограничен в перемещении в пространстве все теми же пресловутыми стенами каземата. В этом сокрыт краеугольный камень современной системы исполнения наказаний. Возникает порочный круг. Заключенный не может трудиться, остается без движения, автоматически переходит в режим размышления, которое в своей бесполезности отключает его разум. Что же делать? И тут… эврика! Утренняя зарядка и дневная прогулка спасают нас! Подтверждая в невероятном самоисключающем примере старинное утверждение «движение – есть жизнь»! Потрясающе!
Во время его монолога Она убирает свою постель со стола, заходит в туалет, возвращается, принимается что-то себе готовить. Видно, что это словоизлияние ее изрядно бесит.
Он вновь отпивает коктейль, морщится.
ОН. Раз уж сегодня у нас зашла речь о продуктах, стоит вспомнить об еще одном их виде – не только умственного и физического труда, но и питания! При этом, в самом словосочетании «продукты питания» заложена определенная физиологическая двусмысленность. Вероятно, она происходит из глубинного подсознательного ощущения нами нашей вторичноротости. Ведь продукт – это то, что является результатом некоторого процесса, а в результате процесса питания может получиться исключительно…
ОНА. Не надо!
ОН. Надо! Еще как надо… сходить в магазин!
Он делает смачный глоток коктейля, кривится, словно глотнул бензина.
ОН. Продукты нашего питания по вкусу напоминают продукты человеческого питания. Так нельзя, начальник! Я требую исполнения права заключенного на рацион!
ОНА. Какой еще тебе рацион? Из чего я его тебе сделаю? Вот смотри, еще раз, если хочешь!
Она распахивает дверцы кухонного уголка. Там стоят пачки с геркулесом, лежат кочны капусты.
ОНА. Вот тебе еще!
Она распахивает холодильник, набитый бутылками с молоком.
ОНА. Что ты докопался? Знаешь же, что другого ничего нет! А в магазин я не пойду, я тебе не домохозяйка!
Он, радостно ухмыляясь, плюхается на кровать.
ОН. Я могу сходить…
ОНА. Размечтался. До первого патруля, то есть до угла дома.
ОН. А ты мне пропуск выдай…
Она бросается к нему с кулаками, на полпути останавливается, рычит, разворачивается, идет в туалет и громко хлопает за собой дверью. Видимо, подобные сцены происходят уже много раз.
ОНА (из-за двери). Отстань от меня, садюга! Отстань! Видеть тебя больше не могу, сволочь!
ОН. И не надо. Пропуск сделай – и все!
ОНА. Как? У меня ничего нет… ни бланков, ни печатей…
Он улыбается, встает с кровати, берет стакан с коктейлем, на цыпочках подходит к двери в туалет, выливает остатки коктейля на пол.
ОН. Постановление об аресте мне дай. Если патруль не попадется, дойду до магаза. Если попадется, я им постановление бах, они меня обратно к тебе…
Из туалета доносится невнятное бормотание.
Он выливает в себя остатки коктейля из стакана.
ОН. Не понял, что ты там говоришь…
Внезапно он силой бабахает стаканом от блендера по полу.
ОНА. Эй, ты чего там?
Он молчит. Когда дверь в туалет начинает открываться, Он плюхается лицом в лужу и принимается дергаться, словно в конвульсиях.
Она выходит из туалета и, завидя его «припадок», бросается к нему.
ОНА. Мать моя женщина!
Ее истерика моментально проходит. Теперь это собранный перед атакой боец, действующий по четко отработанной инструкции.
Она переворачивает его на бок, пробует пульс на шее, затем, подсунув одну руку под него, обнимает за пояс, поднимает, ставит на ноги и встряхивает.
Он выплевывает струю коктейля.
Она кладет его снова на пол, вновь пробует пульс и принимается делать искусственное дыхание: несколько раз под счет давит ему на грудь…
ОНА. Раз, два, три, четыре, пять…
Затем зажимает ему нос, наклоняется, выдыхает ему в рот.
В этот момент Он заводит руки в наручниках ей за голову и впивается в нее поцелуем.
Она выпучивает глаза, пытается оторваться, резко встает.
Он встает следом за ней. Поскольку его руки сцеплены наручниками, Ей никак их не снять со своей шеи. Несколько мгновений они танцуют в обнимку, пока Она не ныряет вниз, а следом наносит ему сочный апперкот.
Он падает на кровать и принимается хохотать.
ОНА. Как же достали твои шутки! Лучше бы ты этим, умственным трудом занимался, фельетоны писал! Толку бы от тебя было больше!
В этот момент с ее шеи падает связка, ключи рассыпаются по полу.
ОНА. Ну, вот, шнурок порвался.
Она садится на полу, собирает ключи.
Он перестает хохотать.
ОН. Нет, начальник, не канает! Самое большое счастье на земле – это общение… а фельетон – излияние в пустоту.
ОНА. Тебе-то откуда знать?
ОН. Почему-то все думают, что чем смешнее фельетоны, рассказы, стихи, еще какая-нибудь словесная чепуха, тем забавнее и общительнее человек, их создающий. Ни фига! Самое смешное создается с совершенно серьезным лицом. Каменным даже! Весь этот молодняк, что скачет орангутангами, пыхтит, дуется и называет себя звездами стендапа – ничего не стоит.
ОНА. А кто стоит?
ОН. Тот, кто им этот дешевый трёп пишет.
Она замирает, долго смотрит на него, затем заходится смехом.
ОНА. Ты писал стендаперам шутки?! Да ладно.
ОН. Отпадно!
ОНА. Только со мной такое могло случиться! Шутника-недоделка себе подцепила! Нет бы электрика, сантехника там, ученого, на худой конец! Писатель-стендапер!
ОН. А что тут такого? Веселить тоже надо…
ОНА. Ты-то это умеешь, как никто. Впечатлена, просто по самое не балуй.
ОН. Пошла ты! Я ведь литинститут закончил, стихи даже писал, издавался. Ну да, шутки тоже сочинял. Почему нет, когда платят. Вполне востребован был, пока вся эта вирусня не свалилась. Понятно, тут же не до шуток стало. Всех твоих сантехников-электриков мобилизовали, СИЗы им выдали, особо важными профессиями объявили. Остальные, комики, идите в пень! Сидите и подыхайте. Нормально, да? Вот, такие как ты это и решили, что я человек второго сорта, хлам…
ОНА. Я этого не решала…
ОН. Плевать. Все вы бабы одинаковы.
ОНА. Не все…
ОН. Да, ты еще жён декабристов вспомни. Вот нормальные женщины были! Сказки это всё. Даже если и не сказки, то сейчас они точно вывелись. Вот ты чего форму нацепила? Таких, как я, ловить?
Собрав ключи и вновь повесив их себе на шею, Она прибирает наведенный бардак: вытирает лужу на полу, умывает свое лицо, забрызганное овсяным коктейлем.
ОНА. А что еще, по-твоему, делать? Я ведь в школе работала, физкультуру вела. Да-да, не ржи. У меня, между прочим, КМС по тяжелой атлетике.
ОН. Оно и заметно.
ОНА. А как эта ерунда закрутилась, всех детей на дистационку перевели. Математику, физику, даже ИЗО можно вести, а с физкультурой как? Дали детям электронный дневник с упражнениями, посадили старуху-методистку их проверять, а остальных по домам отправили на пособие. Что еще делать? Мы все, физкультурницы, в жандармерию и подались.
ОН. Конечно, сила есть, ума не надо…
ОНА. Молчал бы! Сам-то много можешь, стендапер?
ОН. Может и могу!
ОНА. Ага, только стонешь тут, что еда не нравится. Давай, сообрази что-нибудь, удиви меня.
Он задумывается.
ОН. Духовка работает?
ОНА. Работала… когда-то…
ОН. Чеснок есть?
ОНА. Э-э-э… тоже был…
ОН. Голубцы вегетарианские со сметаной пойдут?
ОНА. Да… а сметана откуда? Я в магазин не пойду… Тебя тоже не выпущу!
ОН. Холодильник открывай. Молоко доставай.
Она открывает холодильник, достает бутылку молока.
ОН. В кастрюлю выливай.
Она берет с полки кастрюлю, открывает бутылку и выливает молоко.
ОН. Отлично. Плюнь.
ОНА. Зачем?
ОН. Делай, что сказано.
Она плюет в раковину.
ОН. Мать моя женщина! В кастрюлю плюй!
ОНА. Это чего за готовка такая? В кастрюлю с молоком плевать? Хватит из меня дуру делать!
ОН. Дурой тебя уже сделали. Сначала при родах, а потом под штангой. Плюй, я сказал!
ОНА. Не буду!
ОН. Ладно, я сам плюну.
Он встает с кровати, идет к ней.ОНА. Стой!
Она плюет в кастрюлю с молоком.ОН. Отлично. Поставь молоко на окно, завтра будет тебе простокваша со сметаной. Сегодня придется довольствоваться овсяным печеньем. Включай духовку.
ОНА. Так, а зачем плевать-то надо было?
ОН. Слушай, а вас в физкультурном вообще учили? Чтобы скисло скорее!
ОНА. А-а-а!
Она убирает кастрюлю, подходит к плите, поворачивает ручку включения электродуховки, и в этот момент что-то сильно щелкает, свет гаснет.
ОН. Поели печенек, мать моя! Где у тебя автоматы?
ОНА. Нам автоматов не выдают, только дубинку с шокером…
ОН. О, Господи! За что мне это? Электрические автоматы! Они обычно рядом со счетчиком.
ОНА. А-а-а…
Из темноты доносятся шумы, шорохи и чертыхания…
Над кроватью вспыхивает огонек зажигалки.
Он сидит на кровати. Она спит на столе.
Он встает и на цыпочках крадется к входной двери. В руке его оказывается ключ. Он пытается открыть дверь, однако ключ не подходит.
ОН. Вот черт, не тот снял…
Он подходит к столу, светит на Нее зажигалкой.
Она неосознанно поворачивается на свет.
Он протягивает руку, берет связку ключей с ее шеи, аккуратно тянет и замирает, засмотревшись на ее лицо.
Внезапно тишину нарушает Голос передвижной системы оповещения.
ГОЛОС. Граждане женщины! Будьте бдительны! Оберегайте жизнь и здоровье своих мужчин…
ОН (шепотом). Да заткнись ты!
ГОЛОС (удаляется). Не допускайте несанкционированных перемещений и самовольных оставлений мест изоляции, а также потенциально опасных контактов…
Внезапно Она поднимает руку и обнимает Его за шею.
ОНА (сквозь сон). Не уходи, ладно… Обещай мне, что ты не уйдешь…
Он растерянно смотрит на ее спящее лицо.ОНА (сквозь сон). Обещай…
ОН. Т-с-с-с… Обещаю… Не уйду… Спи…
Она улыбается, опускает руку и поворачивается на бок.
Он со вздохом сожаления опускает связку ключей обратно ей на грудь.
Огонек зажигалки гаснет.
КАРТИНА 4Через всю комнату протянута веревка, на которой развешены мокрые постиранные вещи – женские футболка, спортивные штаны трусики.
Она лежит на кровати, одетая в футболку и шорты, и пялится в мобильник, болтая голыми стройными ногами.
На столе лежат Его вещи: бумажник, ключи, зажигалка.
Он выходит из туалета, завернутый в простыню, с тазом в руках, принимается развешивать на веревке свое белье – штаны, рубашку, футболку, трусы.
ОН. Слушай, может какого-нибудь гонца ко мне на хату отправить? Я ключи дам, объясню, где шмотки лежат. Через месяц на мне вместо одежды сплошные дыры будут.
ОНА. Не положено. Санкционировать проникновение в квартиру гражданина с изъятием из нее каких-либо вещей и предметов может только прокуратура в рамках заведенного уголовного дела. У нас дело не уголовное.
ОН. Что за бред! Ну, меня сопроводи до хаты и обратно. Чес слово, не убегу. Правда, невозможно же будет.
ОНА. Тоже нельзя. Неоправданный риск заражения…
ОН. Оправдывает мое пребывание здесь в костюме Адама? Начальник, меня мучают смутные догадки – а ты не вуайеристка ли часом?
ОНА. Да пошел ты!
ОН. Да с удовольствием!
Он, закончив вывешивать белье, относит таз в туалет.ОН (из туалета). Ладно, не выпустишь, так хоть казенку пусть привезут. Кстати, мыло скоро закончится, тоже надо запасы пополнить.
Звенит таймер на плите.
Он выходит из туалета, наматывает на кулак полу простыни, открывает плиту и вынимает из нее противень с голубцами.
Она соскакивает с кровати и бежит к столу.
ОНА. О! Голубчики!
ОН. Как ты так живешь? Вроде женщина…Стиралки нет, телека нет, интернет только мобильный. Кошмар. Так ведь реально десоциализироваться можно.
ОНА. Не ругайся.
ОН. В смысле – с ума сойти. Телек – хрен с ним. Там все равно ничего путного не показывают. Но без интернета как жить? А стирать руками? Это вообще за гранью! Кто сейчас так делает? Только бабки в деревне, и те навряд ли. Вот мой Онегин – сельский житель! Не хватает только доски рифленой…
Он выкладывает голубцы на тарелку, поливает сметаной. Ставит тарелку перед ней на стол, подает вилку и нож. Она принимается есть.
ОН. Резиновые сапоги в духовке меня вообще убили! Зачем?
Она жует голубец и бормочет что-то невнятное.
Он садится рядом и умиленно, словно бабушка на любимую внучку, смотрит, как Она ест.
Она воодушевленно наминает голубцы – чавкает, помогает себе руками, облизывает пальцы, но, заметив его взгляд, смущается, берет аккуратно нож и вилку и принимается есть чинно, по этикету.
ОНА. Что-то не так?
ОН. Я как-то заметил, что у каждого человека, даже самого уродливого, есть моменты, когда он становится необычайно прекрасен. Словно озаряется внутренним светом, который его преображает. То ли это случайное совпадение ракурса, освещения, атмосферы самой ситуации, в которой наблюдается этот человек, то ли влияние того дела, которым он занят. У каждого это дело свое. Моя жена, например, симпатичная, но далеко не красавица, озарялась и совершенно расцветала, когда после душа оборачивала свою голову полотенцем. Так, знаешь, когда вы, женщины, наклоняетесь, опускаете голову, чтобы волосы упали вниз. Затем накладываете сверху полотенце, распрямляетесь, оборачиваете его вокруг головы, закидываете назад и заправляете край. И вот в этот миг распрямления, она становилась совершенной. Живой богиней. При этом могла быть как угодно одета – в ночнушку ли, рваную футболку, завернута в еще одно полотенце, либо вообще обнажена – это не важно. Важен сам факт преображения…
Она перестает есть.ОН. Нет, нет, нет! Продолжай!
Она вновь берет вилку и нож, отрезает кусочек, кладет в рот.
ОН. Восхитительно!
ОНА. Вот уж не знала, что я эротично ем!
ОН. Здесь нет эротизма, только эстетика, поэзия тела…
ОНА. Хм. А в мужчинах ты подобное замечал?
ОН. Да, бывало. Однажды я в метро завис, представляешь. Меня вообще-то жутко бесит, когда люди в транспорте в мобильники пялятся. Жуткое зрелище. А тут – смотрю, едет мужчина, то ли сёрфит в инете, то ли смотрит что-то. И как-то он это так делает необычайно возвышенно – меня прям оторопь взяла. До его станции доехал, свою пропустил. Есть все-таки в наше время место чуду.
Он идет к кухонному уголку, берет тарелку, кладет себе голубец, возвращается за стол.
ОНА. Ты меня клеишь, что ли?
ОН. Боже упаси!
ОНА. Разговоры тут про красоту и моменты эротические развел. Думал, я вся растаю, в объятия к тебе брошусь?
Он не смотрит на Нее. Все его внимание приковано к тарелке с голубцами.
ОН. Ни в коем случае…
ОНА. Да-да, конечно-конечно…
Он ест. Теперь Она смотрит на него.
ОНА. Ты детей хочешь?
Он закашливается, поперхнувшись голубцом.
ОН. Ты серьезно?
ОНА. Серьезней некуда. С этим вирусом вон что творится.
ОН. Это-то здесь причем? Он через год-другой закончится. Все будет, как раньше.
ОНА. Тем более…
ОН. Не вижу логики.
ОНА. Вирус закончится, а население уменьшится.
ОН. И что? Ты вот представь. Предположим, нормальный парень типа меня, не педофил, классического воспитания, не толерантных всяких взглядов, влюбился в девушку-красавицу вроде тебя. Да? Не в кого-то там еще. Только в нее, без подруг, мам и иного багажа! И вдруг – бах! – ребенок! Случайно, там, или запланировано – он для меня при любом раскладе сюрприз. Ты его тридцать шесть недель внутри себя прячешь, свои соки ему отдаешь. А мне после роддома – кулёк! На тебе, папа, привыкай, люби, выхаживай! Кто? Что? Зачем? У меня внутри при виде младенца гормональный коктейль не взрывается. Мне, чтобы его полюбить, требуется привычка и осознание. Про «захотеть» я вообще молчу. Это для вас дети – вся красота мира, а мужчины – ходячий инструмент ее воспроизведения.
Она хмуро собирает посуду со стола.
ОНА. Ну ясно…
ОН. Что ясно? Ты, судя по работе и домашней обстановке, тоже особым детолюбием не страдаешь. А возраст-то уже на грани.
ОНА. Тут и за грань зайти немудрено.
ОН. Старая песня. Ну-ка, колись, к чему ты вдруг этот разговор завела? Поюзать меня решила? В кой-то веки в твою голубятню породистый турман залетел?
ОНА. Ты что ли породистый? Более никчемного человека я за всю жизнь не встречала.
Он наступает на нее.
ОН. Вот и пригожусь, наконец. А что? Я, быть может, и не против. Если вашими закрытыми инструкциями не возбраняется подобное использование заключенных.
Он приближается к ней, Она ретируется от него вокруг стола.ОНА. Отстань! Я это просто так спросила, без каких-то там намеков.
ОН. И просто так шортики надела и ножками размахивала? Без намеков? Сама же совратить меня пыталась.
ОНА. Я? Тебя совратить?
ОН. Да-да, именно так. Ну же, иди ко мне, моя совратительница!
Он пытается поймать ее за талию. Она выворачивается.
ОНА. Руки прочь, извращенец! Я сейчас жандармерию вызовы!
ОН. О-у! В таком анекдоте я еще не был! Вот мы посмеемся! Жандарм вызывает жандармов! Как это у вас происходит? Алло, диспетчер? Требую усиленный наряд по адресу собственной регистрации! Представь, завтра в новостях:«Заключенный на дому поднял бунт в простыне и был передан более покладистой сотруднице правоохранительных органов в соседнюю квартиру!» Или что-нибудь еще веселее: «Оборотная сторона карантина! Секс-рабы на изоляции!» Да тебя после такого уволят не только из школы, но и из жандармерии.
ОНА. Не уволят!
ОН. Уволят влет! У тебя что, папа генерал? Прикроет?
ОНА. Нет. Я полгода назад сама уволилась!
Оба замирают. Она – от осознания, что сболтнула лишнего. Он – в попытке переварить невероятную информацию.
ОН. Погоди… Как уволилась? Ты серьезно?
Она молчит.
ОН. О-па! А я-то голову ломал, почему у тебя оружия нет?! Сдать пришлось. Значит, никакого ареста не было? На кой хрен ты меня сюда притащила?
ОНА. Спасти хотела, дурака!
ОН. Тебя об этом кто-то просил? Донкихотша недоделанная! Я тебе не Дульсинея. Меня спасать не надо!
ОНА. Да все мужики мрут от этого поганого вируса! Думаешь, ты один исключение? Я и про детей потому спросила. Ты сдохнешь, так хоть что-то останется…
ОН. А мне, знаешь ли, наплевать!
Он бросается к двери и барабанит в нее.
ОН. Жандармы! Откройте! Вызовите кто-нибудь жандармерию!
Она устало садится на кровать.
ОНА. Стучи, сколько влезет, все равно соседей нету. Кто умер, кто съехал.
Он перестает стучать и кричать, подходит к окну, отдергивает занавеску.
ОНА. Давай, прыгай. Двенадцатый этаж. Посмотрим, какой из тебя Икар получится.
Несколько секунд они напряженно смотрят друг на друга.
ОН. Сама не откроешь?
Она отрицательно качает головой.
ОН. Хорошо.
Быстрым прыжком он оказывается у стола и берет оставленный на нем ее мобильник. Она вскакивает с кровати, подбегает к нему, пытается вырвать телефон из рук.
Он набирает номер и прикладывает трубку к уху.
ОН (в трубку). Алло? Жандармерия? Хочу сообщить о незаконном задержании гражданина…
Она отпускает его, снимает ключ с шеи и открывает дверь.
ОНА (сквозь слезы). Хрен с тобой! Вали.
ОН (в трубку). Извиняюсь, тут концепция поменялась.
(Ей.) Что, так просто отпустишь?
ОНА. Уходи, быстрее, пока я тебя сама вместо вируса не прибила!
Он кладет телефон на стол.
ОН. Так, а в чем я пойду? У меня все шмотки мокрые!
Она подбегает к веревке, хватает с нее его штаны. И шлепает его ими по заднице.
ОН. Всё-всё, ухожу.
Он выбегает в коридор, штаны летят следом за ним.
Она захлопывает дверь и с рыданиями идет к кровати.
Он открывает дверь и заглядывает в квартиру
ОН. Там еще мой кошелек и ключи от квартиры.
Она хватает указанное со стола и швыряет за дверь.
ОН. Еще бы труселя…
ОНА. Да сгинь же ты, наконец!
Она срывает с веревки его трусы, бросает в него, попадает в лицо. Затем выталкивает его в коридор, закрывает дверь и запирает ее на ключ.
Она опускается на пол возле двери и закрывает лицо ладонями.
КАРТИНА 5Сцена разделена стеной на две половины.
Левая – коридорная площадка перед квартирой – ярко освещена. От стены до стены повешена свернутая жгутом простыня, на которой досушиваются Его штаны. Он сидит на полу, прислонившись спиной к ее двери.
Правая – ее квартира – в полутьме, горит лишь фонарь дежурного освещения над дверью. Она спит на полу возле двери, свернувшись клубком.
Снаружи доносится Голос передвижной системы оповещения.ГОЛОС. Уважаемые граждане! Напоминаем вам, что для мужчин, а также лиц преклонного возраста, маломобильных и недееспособных групп населения организована служба бесплатной доставки продуктов питания и предметов первой необходимости.
(Голос удаляется.) Диспетчера службы принимают и обрабатывают заказы круглосуточно без выходных… Наши курьеры…
Она просыпается, садится на полу, приваливается спиной к двери. Прислушивается, затем вкрадчиво стучит в дверь.ОНА. Эй?
Он поднимает сонную голову с колен, протирает глаза.ОНА. Эй! Ты там?
ОН. А где мне быть? Штаны-то еще не просохли.
ОНА. Ну-ну…
ОН. Обувь с носками ещё отдай… хотя бы…
ОНА. Нет.
ОН. Пожалуйста…
ОНА. Нет. Я дверь открою, а ты ворвешься.
ОН. Хосспади! На кой мне это надо? Я уйти хочу. Не внутрь, а наружу. Понимаешь?
ОНА. Я тебе не верю. Ты извращенец!
ОН. Ну, перегнул я с этими приставаниями, извини, больше не буду. Ты вообще отмочила с арестом – дальше некуда, а извращенец при этом я.
ОНА. Клеил меня.
ОН. Клеил, признаю. Но это так – временное помутнение случилось. Год без женщины, впору на гитару бросаться, чего ты хочешь. Сама ведь тоже заигрывала, признай.
ОНА. Нет.
ОН. Не хочешь, не признавай, только это правда.
ОНА. Не заигрывала. Я серьезно.
Он встает, проверяет свои штаны на степень сухости, снимает их с импровизированной веревки.
ОН. Серьезно? Капец. Десять лет с женой прожил, а так и не понял, что вам, женщинам, от нас, мужиков, надо? Деньги? Слава? Секс? Любовь…
ОНА. Чудо…
ОН. Глубоко…
Удостоверившись, что штаны просохли, Он надевает их.
ОН (декламирует). Порой по улице бредешь – Нахлынет вдруг невесть откуда И по спине пройдет, как дрожь, Бессмысленная жажда чуда…
Надев штаны, Он рассовывает по карманам кошелек и ключи, затем отвязывает простыню.
ОН (продолжает). Только чудо это у всех разное и постоянно меняется. Я так думаю, женщине нельзя давать скучать. Как только она заскучает, тут и начинается пипец. Механизмы избавления от скуки у всех женщин разные. У кого-то бабки, курорты, салоны, педикюры-шмедикюры. У кого-то дети. У кого-то – такие тоже бывают – кастрюли и борщи. Главное, в них, как в топку, этот их антискукин закидывать.
Он останавливается, задумывается.
Она в этот момент что-то замечает в другом конце комнаты, уходит туда. Возвращается с вилкой и мятой пачкой сигарет в руках. Вновь садится к двери.
Он расправляет простыню и продолжает исповедь.
ОН. Ты не думай, я не сухарь и не ханжа. Я свою жену любил. Не боготворил, конечно, но ни разу не изменял. На других посматривал, да и в мыслях всякое бывало, но чтобы в натуре – ни-ни…
ОНА. А она?
ОН. Я думаю, что тоже. На концерты со мной ходила, смеялась мои шуткам, черновики читала. Вроде бы все ей интересно было. Пока вирус не пришел. Две недели продержалась, затем мы разругались. Она продала, что могла, и ушла. Мне только самое необходимое оставила. Стиралку, кстати, в том числе.
Он разрывает простыню на две части – квадрат и широкую полосу, затем рвет полосу еще пополам.
ОН (продолжает). Вот… А через месяц ко мне приставы заявились. Оказывается, благоверная моя под квартиру кредитов набрала и за границу свалила. В Африку. Представляешь!
ОНА. Ничего себе! И тебя выставили?
ОН. Ага. Только толку от этого? Недвижка сейчас никому не нужна. Вон у тебя на площадке все квартиры пустые. Приставы – девки молодые. Они меня за дверь вывели, акт составили, хату опечатали. Я поплакался, пообещал, что скоро сам отсюда свалю вперед ногами, печать снял и обратно вернулся. Прямо при них, приколись! Так больше за год никто не беспокоил. Ни из паспортной службы, ни из жандармерии, даже волонтеры не приходили. Никому я не нужен – ни жене, ни банкам, ни государству.
Он наворачивает из малых обрывков простыни себе на ноги что-то вроде обмоток.
ОНА. Жена больше не появлялась?
ОН. Почему? Появлялась, если так можно сказать. Месяца три назад видос мне в фейстайме запилила. Довольная такая, загорелая. Не знаю, жив ты или нет… Если жив, то молодец… Я в Африке… Вот твой ребенок… И кулёк в экран. А на заднем плане афро-африканец какой-то лыбится.
ОНА. Ты ответил?
ОН. Нет. Не успел. Мобила вдруг – бац! – и об стенку убилась.
Он берет большой квадрат от простыни, прорывает посредине него дыру и надевает на себя, как пончо.
ОНА. Вот сучка.
ОН. Я тоже сперва так думал. Потом, когда остыл, решил, что так даже лучше. Она, понимаешь, свое чудо нашла и постаралась его сберечь как считает правильно.
ОНА. Кто родился-то?
ОН. Девочка.
Она выуживает из пачки сигарету, встает, подходит к столу, берет с него зажигалку и закуривает.
Он несколько мгновений стоит, ожидая какого-то ответа, затем выходит прочь.
Она вновь садится у двери, курит.
ОНА. Мне вот даже с таким чудом не повезло. Баба-штангист. Почти мастер спорта. На квалификации перед чемпионатом России я себе спину порвала. Три месяца после операции лежала, через год пошла. Спорт, понятное дело, по боку. Устроилась в школу. Там меня географ обхаживал, пока шрамы в постели не увидел. Тонкой душевной организации оказался. Представляешь, я раздеваюсь, поворачиваюсь, чтобы ночнушку на спинку кровати бросить, вдруг слышу – бабах! Темно было, мы свет погасили. Видимо, мне лунный блик на спину попал. Не знаю. Этот красавец увидал и на пол грохнулся. Два часа в обмороке отдыхал. Так-то парень в принципе неплохой, но хлипкий. Чего с ним сейчас даже не знаю…
Она задумывается, курит.
ОНА. До тебя, кстати, еще двое было. Я за три месяца в жандармерии пару десятков мужиков в изолятор отправила. Жуть. Сидели бы себе по домам! Если кто и был здоровый, так в приемнике наверняка позаражались. Вот я и решила кого-нибудь приютить. Уволилась. Коптерщице немного забашляла, та мою спецуху под списание отправила. Оружие, как ты уже заметил, пришлось сдать. Жетон тоже, а удостоверение типа потеряла. Честно говоря, не жалею. Все равно не моя работа была. Физически-то нормально, а морально…
Она встает, идет к кухонному уголку, берет блюдце, тушит в него сигарету. Затем возвращается к двери и прикуривает новую.
ОНА. Первый прожил четыре дня. Тихий был, спокойный, сидел на диване у окна целыми днями, молчал. Оказалось, что он сразу затемпературил, но мне не сказал. На пятый день его стало трясти…Отошел прямо тут же, где и сидел, также молча. Я позвонила, куда надо. Сейчас ведь вопросов не задают. Кто? Что? Документы есть – и славно. Забрали. Диван я потом выкинула… Второй песни мне пел, анекдоты травил… Но не долго…На третий день сковородой отоварил и обнёс. Представляешь? Всё вытащил – телевизор, стиральную машину, микроволновку, даже фен с утюгом. Один блендер оставил, не знаю, почему. Ух, как я злилась! Сапоги в духовке – это, кстати, его были. Я их сгоряча сжечь пыталась. Вонищи было! Этого залётного нашли через пару недель. Мне подруга по отряду рассказала. Вещей моих, понятное дело, при нем уже не было. Зато водки – два ящика. Тоже откинулся. Только не от вируса, а от цирроза…
В этот момент в коридоре открывается входная дверь. Заходит Он с двумя бутылками пива в руках.
Она гасит сигарету, откладывает блюдце в сторону.
Он присаживается у двери, ключом откупоривает одну бутылку, блаженно отпивает.
ОНА. Чего молчищь?
ОН. Э-э-э… Да, истории у тебя…
ОНА. Что, тоже не айс? А ты думал?! Уж извини, после всего этого тебе и досталось с мешком, наручниками, шокером. Правда, толку-то… Зачем вам свобода, не понимаю?
Он принюхивается.
ОН. Это чего? Моими сигаретами пахнет?
ОНА. Нет.
Он разворачивается и нюхает замочную скважину.
ОН. Точно они.
ОНА. Ну, стрельнула штуку… Надо было немного нервы успокоить.
ОН. Понимаю. Может, пивка дернешь? У меня еще бутылка есть…
ОНА. Что?
Она резко встает, поворачивает ключ и распахивает дверь.
В попытке скорее подняться Он обливает себя пивом.
Они застывают друг напротив друга. Она – пышущая праведным гневом, и Он – облитый, с двумя бутылками в руках.
ОНА. Ах, ты сволочь!
Она влепляет Ему сочную пощечину.
ОН. За что?
ОНА. Ах, ты подонок!
За первой следует вторая пощечина.
ОН. Я же поделиться хотел!
Он пытается увернуться или перехватить Её руки, но бутылки мешают ему. Она продолжает его колотить, но уже не сильно, по-женски.
ОНА. Негодяй! Я ему тут душу изливаю! Ладно, я! Ты о себе подумал?
ОН. Как раз и подумал! Неделю о пиве мечтал!
ОНА. Вот оно, значит, твое счастье? Где ты его нашел-то?
ОН. У вас внизу в магазине!
ОНА. Говорил, что стендапер, а сам алкаш обыкновенный!
ОН. Полбутылки за год! Нашла алкаша!
ОНА. Ты же заразиться там мог!
ОН. Я в простыню замотался!
ОНА. Снимай давай.
Она срывает с него простыню.
ОНА. Все снимай!
Она стаскивает с него штаны.
Оторопевший Он замирает перед ней в одних трусах.
ОНА. Пиво свое дурацкое оставь!
ОН. Не оставлю!
Она влепляет ему еще пощечину, затем внезапно берет его обеими руками за голову и крепко целует в губы.
КАРТИНА 6Ночь.
Шторы распахнуты. В окно ярко светит луна.
На фоне окна два темных силуэта – Он и Она.
Они стоят, замерев, друг к другу лицом, боком к зрителю, выставив перед собой руки, соединившись ладонями. По их очертаниям понятно, что оба практически обнажены.
Он поднимает руку и проводит ладонью по ее волосам.
ОНА. Почему ты вернулся?
ОН. Сегодня необыкновенная луна.
ОНА. Да, очень яркая.
ОН. Я вышел во двор, поднял голову, увидел ее и вспомнил, что под такой фантастической луной нельзя бродить одному. Двоих такая луна сбережет, осветит им дорогу, отведет напасти. Одного она уничтожит. В подобную ночь под такой луной просыпаются и выходят на охоту разные вурдалаки, вампиры, демоны и прочая нечисть…
Кончиками пальцев Он проводит по ее лицу и шее, опускается ниже, вновь касается её ладони.
ОНА.И ты испугался?
ОН. Нет, но подумал, что их вой и скрежет могут напугать меня.
ОНА. Лжец! Наглый лжец!
Она отворачивается от него.
Его ладонь замирает над ее спиной.
Она прикрывается руками, внезапно остро почувствовав свою наготу.
ОНА. Страшно, да?
Его пальцы касаются ее спины. Она опускает руки, поднимает голову.
ОН. Ты прекрасна!
ОНА. Лжец…
Его пальцы легко гладят её спину.
ОН. Это правда. «И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились». Знаешь, есть такие волшебные мгновения у каждой пары мужчины и женщины. Они мимолетны и порой неуловимы для многих. В такие мгновения он смотрит на нее и видит не просто женщину, а ангела. Ангела, которого Бог вылепил во плоти и передал в руки мужчине, но не для совращения с пути истинного, а для помощи и спасения. В обычной жизни она может быть какой угодно: супермоделью или вовсе не красавицей, умницей или глупой. Однако в один единственный миг она становится ангелом. А ангелы – они всегда прекрасны…
ОНА. Но почему тогда…
ОН. Потому что мы несовершенны. Мы либо не замечаем, либо забываем. Очень редко храним в памяти это мгновение. Если храним, то оно потом освещает всю нашу жизнь.
Она вновь поворачивается к нему.
ОНА. Так почему ты вернулся?
ОН. Из-за луны…
Они сливаются в один силуэт.
Луна за окном гаснет. Квартира погружается в темноту.
Утро. Квартира озаряется солнечным светом.
Стол задвинут в угол. Кровать стоит криво посреди сцены.
Он сидит на постели, смотри на спящую Неё, нежно гладит по волосам и спине. Он полуобнажен. Она в легкой ночной сорочке.
ГОЛОС. Граждане! Настоятельно просим вас воздержаться от контактов близкого и, в особенности, интимного характера. Уважаемые женщины, помните, что изоляция и дистанция – единственные меры защиты вашего партнера от инфицирования.
(Голос удаляется.) Работа над вакциной ведется… Граждане! Соблюдайте предписанные меры…
Она просыпается, поворачивается к нему.
ОН. Доброе утро.
ОНА. Доброе… Ты тут…
ОН. Где мне еще быть?
Он оглядывается. Верёвка сорвана. Его и её вещи валяются на полу.
ОН (продолжает). Шмотки мои так и не высохли, а простыню ты порвала.
ОНА. Прости.
ОН. Это ладно. Я вот не могу понять, как кровать тут оказалась?
ОНА. Я сигареты доставала.
ОН. Ну, ты, мать, и чума!
ОНА. Что, не нравлюсь?
ОН. Я этого не говорил.
Он встает с постели, потягивается, идет к кухонному уголку.
ОН. Однако надо что-нибудь сварганить на завтрак. Что предпочитаешь? Выбор, правда, невелик. Овсянка классическая, овсяное печенье, овсяный пудинг, овсяная запеканка. Скоро научусь делать овсяную колбасу и овсяную яичницу…
ОНА. Замолчи…
ОН. Что случилось?
Она сидит на кровати и плачет.
ОНА. Господи, зачем ты вернулся?
ОН. Не понял? Тебе не понравилось?
ОНА. Дурак! Ты что, не понимаешь?
Он отрицательно качает головой.
ОНА. Лучше бы ты ушел! И не возвращался! Нет, ты вернулся. Ты… ты сказал, что я ангел. Ты остался… и сейчас готовишь завтрак. Мы его съедим. Он будет вкусный…А я простая слабая женщина, я не смогу тебя выставить. Господи, что я не несу! Я не смогу тебя выставить не из-за вкусного завтрака. Нет… Просто… С тобой я могу стать счастливой…
ОН. Разве это плохо?
ОНА. Это хорошо, это очень хорошо! Только ты умрёшь! Понимаешь? Умрешь, уйдешь. Вы все уходите, а я остаюсь. Со своими разрушенными надеждами… Нет. Не остаюсь. Каждый раз я тоже ухожу следом. Только мне ещё предстоит обратная дорога, и она очень тяжела. Поэтому лучше бы ты ушел вчера сам, и я бы тебя не провожала.
ОН. Я им переболел.
ОНА. Чем?
ОН. Вирусом… Полгода назад.
ОНА. Невозможно.
ОН. Температура под сорок, кровью харкал. Думал, душа наружу вылетит. Потом оправился. Сходил в аптеку, купил мгновенные тесты, пока они еще были. Штук десять – все положительные.
Она вскакивает с кровати.
ОНА. Врешь!
ОН. Не вру. Я тест и для приставов делал. Они потому меня и в квартиру обратно пустили. Чтобы не на улице подыхал.
ОНА. Не может быть.
Она бросается к шкафу, дергает запирающий его навесной замок, затем ищет свою связку с ключами, находит ее валяющейся на полу. Отперев шкаф, Она достает свою униформу, бронежилет, обвязку. В одном из многочисленных карманов находит упаковку с тестами, разрывает ее.
ОНА. Если ты меня обманул, я сама тебя грохну. Иди сюда!
ОН. Я уколов боюсь!
ОНА. Пожалуйста, очень тебя прошу… Я знаю, что это неприятно. Потерпи… Ради меня…
Он медленно, боясь, подходит к ней, протягивает руку. Она прикладывает к его запястью кружок теста, нажимает на нем кнопку.
ОН. Ау!
ОН. Ничего, сейчас пройдет. Еще немного…
Он перехватывает руку другой рукой, сжимает зубы.
Наконец тест издает писк. Она вновь нажимает на кнопку и снимает кружок с его запястья.
Он сует запястье себе в рот, зализывает ранки, оставленные иголками теста.
ОН. Ну как?
Она сидит на полу, ошарашено смотрит на тест.
ОНА. Может, испортился?
ОН. У тебя армейского образца. Они почти вечные.
ОНА. Положительный. И никаких симптомов. Ни кашля, ни температуры…
ОН. Да, все прошло, а вирус остался.
ОНА. Не понимаю, почему другие не заметили? Ты никому об этом не сказал? Если это вот так, то ты же…
ОН. Не говорил? Как же! Всем говорил. И врачам, и приставам, и жандармам. Тесты показывал. Только никто на них не смотрел, понимаешь? Этого же не может быть! И всё! Точка! Все мрут, а он нет – нонсенс! Да он просто псих, опасный элемент, фантазёр. Лучше от него держаться подальше! Истина ведь никому, на самом деле, не нужна. И спасение тоже. Нужны только определенность, устроенность и недостижимый свет в конце тоннеля. Стадо должно идти без остановок, а шестеренки крутиться без сбоев. Я в эту систему никак не вписываюсь. Вот он настоящий карантин! Изоляция, мать её!
Она плачет.
ОН. Здрассте… Чего опять?
ОНА. От радости.
Она отбрасывает тест, кидается к нему на шею. Вместе они валятся на кровать.
ОНА. Милый мой! Счастье ты моё! Теперь я тебя точно никому не отдам и никуда не выпущу!
ОН. Эй-эй! Это уже домашнее насилие!
ОНА. Это чудо! За что оно мне только дано, я не понимаю?
Оба садятся на кровати. Она с обожанием смотрит на Него.
ОН. Ты красивая. Сильная. Заботливая.
ОНА. Не издевайся.
ОН. Я серьезно. Все другие бабы от нас воротятся, как от зомби. Одна ты решила, что должна кого-то спасти.
ОНА. Тебя я не спасала. Ты сам!
ОН. Я – никчёмнейший человек на свете. Я даже вирусу не нужен! И вдруг крутая баба лупит меня по башке дубинкой и тащит к себе. Да я на седьмом небе от счастья! Только жрать-то все-таки хочется.
ОНА. Да-да, конечно!
Она вскакивает с кровати, бежит к кухонному уголку, хватает чайник, затем оборачивается к Нему.
ОНА. Может, ты приготовишь? Крутая баба только и может, что махать дубинкой.
ОН. Да не вопрос…
Она ставит чайник на место, радостно плюхается обратно на кровать.
Он идет к кухонному уголку, принимается готовить.
ОНА. Слушай, а давай уедем отсюда? Ты прав, оставаться в этих тесных и пасмурных четырех стенах настоящее насилие над самими собой. Я хочу с тобой посмотреть весь мир. Мне кажется, что до этого момента я просто не жила, у меня не было никаких собственных желаний. Сейчас они переполняют меня. Я хочу увидеть арктические льды, горные вершины, африканские джунгли! Точно! Поедем в Африку! Найдем там твою бывшую!
Он роняет на пол миску с овсянкой.
ОН. Зачем?
ОНА. Я хорошенько оттаскаю ее за патлы, а ты наконец-то увидишь дочку. Это же надо – лишить моего мужчину его ребенка. Это гнусно, мелко и бесчеловечно! Поедем?
Он подбирает крупу с пола.
ОН. Идея богатая, ничего не скажешь. Как мы это сделаем в условиях карантина?
Она вскакивает с кровати и бежит к шкафу.
ОНА. Разберемся! Попрошу подруг, организуем пропуска. Тебя, уж прости, придется переодеть женщиной. Так, что бы мне взять с собой? Это… это… это не надо…
Из шкафа на пол летят вещи.
ОНА. Деньги у меня есть. Немного, правда. Только на дорогу. Но мы справимся. Можно квартиру продать. Там построим хижину. Я буду бить слонов, а ты их готовить. Говорят, они вкусные, и их расплодилось до чёрта. Родим детей.
Она переодевается в короткое платье. Поворачивается к нему.
ОНА. Ну как? Подойдет для Африки?
ОН. Шикардос! Дубинку и шокер не забудь, слонов валить.
ОНА. Точно. Сейчас найду. Надо будет у кастелянши все-таки ствол выпросить. Желательно помповик. Как думаешь, мне пойдет? Женщина с ружьем…
Она наклоняется в шкаф, копается в вещах, внезапно заходится кашлем.
Он откладывает готовку, бросается к ней, на полпути останавливается.
Она оборачивается к нему, прикрывая рот руками.
ОНА. Что это? Почему?
Она отрывает ладони ото рта и протягивает их Ему.
На ладонях алеет кровь.
КАРТИНА 7Вечер. За окном темно.
Она лежит на кровати, укрытая одеялом, с мокрым полотенцем на лбу. Её знобит. У нее в руках запачканный кровавыми пятнами лоскут простыни.
Он в штанах и футболке ходит по комнате, разговаривая по телефону.
ОН. Да, все основные признаки – кровавый кашель, озноб, высокая температура… Тест сделали – положительный… Он армейский, он не может врать… Ну и что, что женщина? Барышня, у вас есть врачебное образование? Вы себя слышите? Я знаю, что он поражает только мужчин, но проникать-то он может во всех!.. Нет, я чувствую себя хорошо. Вернее, не хорошо, потому что ей плохо!.. У меня тоже есть вирус, и что? Опять не может быть?.. Слушайте, примите вызов, пусть приедет бригада. Тут человек помирает, какая разница кто и от чего… Благодарю…
(Ей.) Какой у тебя адрес?
ОНА. Луговая, 56, квартира 112
ОН (в трубку). Луговая, 56, квартира 112. Домофона нет… Зачем он нужен, когда в доме жителей по одному на площадку? Лифт работает… А когда приедут? Как это? Слушайте, а конкретизировать можно? Вдруг… Ладно-ладно, понял. Ещё вопрос: я что-нибудь могу сделать, пока бригада добирается? Лекарства там какие-нибудь?.. Жаропонижающее. Ещё?.. Больше ничего не надо? Ну, не знаю, там… противовирусное что-нибудь, витамины… Ничего?.. Хорошо. Ждем.
Он выключает телефон. Подходит к ней. Проверяет полотенце, мочит его в стоящем возле кровати ведре и вновь кладет ей на лоб.
ОН. Ты как?
ОНА. Нормально. Что сказали?
ОН. Приедут. У тебя лекарства какие-нибудь есть?
ОНА. Перекись в холодильнике. Бинты в шкафчике над плитой.
ОН. Ты шутишь?
ОНА. Нет.
ОН. Господи! Где мой бумажник?
Он оглядывается, замечает бумажник на кухонном уголке, берет его, пересчитывает наличность, затем идет к Ней.
Он присаживается в ней на кровать, кладет телефон возле подушки, нежно берет ее руку в свои.
ОН. Вот тебе телефон, на случай, если будут звонить из «скорой». Я сейчас схожу за лекарствами. Постараюсь вернуться как можно скорее.
ОНА. Нет, подожди, не уходи. Мне уже лучше…
Кашель сотрясает её. Он прикладывает лоскут к ее рту, затем вытирает ей лоб.
ОН. Тебе страшно?
Она отрицательно качает головой.
ОН. Ты очень горячая. Надо что-нибудь тебе дать.
ОНА. Хорошо. Иди.
ОН. Ты уверена?
ОНА. Да, иди…
ОН. Тебе что-нибудь ещё нужно?
ОНА. Нет, ничего.
Он встает, надевает рубашку, затем ботинки. Останавливается у двери, оглядывается.
ОН. Я не буду запирать дверь. Вдруг приедет бригада.
ОНА. Хорошо. Иди уже… иди…
Он выходит.
ОНА (продолжает). Иди, иди. Я знаю, хоть ты мне об этом и не говоришь, что никакая бригада не приедет. Они все на вызовах. Машин мало, а специалистов еще меньше. Хрупким женщинам приходится таскать на себе тяжелые мужские тела, ожиревшие на изоляции. Поэтому на один вызов уходит уйма времени. Затем пробки в приемнике. Многие мрут прямо в машинах возле больницы. Я так не хочу. Пусть лучше здесь, в своей постели. Врачи – женщины, они меня поймут, поэтому на женский вызов торопиться не будут… Иди, милый, иди. Я ничего не боюсь. Моя мечта сбылась. Чудо, которого я так ждала, к которому так стремилась, наконец-то свершилось. Разве после этого можно чего-то бояться? Иди, мой дорогой, и не возвращайся. Уйди ты. Я к этому привыкла. Мужчины всегда уходят. Ещё, я не хочу оставлять тебя первой. Мне будет неспокойно…
Её перебивает доносящийся снаружи Голос передвижной системы оповещения.
ГОЛОС. Граждане женщины! На ваши хрупкие плечи легла забота о будущем всего человечества. Будьте стойкими. Будьте мужественными. В этот нелегкий час…
(Удаляется.) не оставляйте мужчин без попечения…
Она заходится в кашле. На лоскуте остается новое кровавое пятно.
ОНА. Ну уж извини… Уйти мне все равно придется. И вы уходите. Оба. Пусть это произойдет без свидетелей. Главное, запомни, что ты не никчёмный человек. Ты невероятен. Ты умеешь шутить. Умеешь говорить так, что на душе сразу становится тепло и светло. Ты можешь приготовить из ничего самое вкуснейшее блюдо. Как тот солдат из сказки… Ты находчив. Кто бы еще догадался сделать пончо из простыни, чтобы пойти за пивом? Ты всегда идешь к своей цели, насколько бы глупой она ни была. Ты любишь детей, хотя и скрываешь это ото всех. Ты потрясающий. Ты сумел подарить мне целый день счастья. Это очень много. Запомни: никогда никому не позволяй говорить тебе, что ты никчёмный. Даже мне. Хотя мне, наверное, можно. Ведь я люблю тебя. Да-да, люблю! Не удивляйся! Я полюбила тебя моментально, при первых звуках твоего голоса. Еще в мешке, когда ты назвал меня «начальник». Да-да, еще тогда. Только осознала сейчас. Тугодумная я, правда? Тебе такая спутница не нужна. Поэтому иди… иди…
Она закрывает глаза.
Спустя несколько мгновений распахивается дверь, и в квартиру, тяжело дыша от бега, с полиэтиленовым пакетом в руках влетает Он. Скинув с себя ботинки, он подбегает к кровати и осторожно опускается на колени возле нее.
ОН. Эй. Ты как? Все хорошо?
Он снимает с её лба полотенце, осторожно проводит ладонями по щекам, прислушивается к сердцебиению.
Она открывает глаза.
ОНА. Ты вернулся?
ОН. Фу, не пугай меня так. Конечно, я вернулся. Что ты себе удумала?
Он берет пакет и достает из него пару флаконов, несколько блистеров каких-то таблеток.
ОН. Я добежал до ближайшей аптеки. Дальше уже не стал искать. Купил, что было. Вот витамины, но это фигня. Из жаропонижающего у них остались только детские микстуры. Такие, со вкусами. Я не знал, какой ты любишь, поэтому взял оба…
Она смотрит на него и улыбается.
ОНА. Ты взял для меня оба вкуса?
ОН. Да, клубничный и апельсиновый. Какой тебе дать?
ОНА. Все, что с нами происходит, похоже на сказку. Значит и лекарство должно быть сказочным. Смешай мне оба. Я хочу попробовать того, чего никто никогда не пробовал – клубнику со вкусом апельсина.
ОН. Хорошо.
Он идет к кухонному уголку, берет столовую ложку, возвращается к кровати, открывает флаконы и наливает из обоих. Затем осторожно дает ей смесь.
ОН. Ну как? На что похоже?
ОНА. На клубнику со вкусом апельсина…
Он улыбается.
ОНА. Почему ты вернулся?
ОН. Я ведь обещал тебе не уходить. Прости, полностью сдержать это обещание у меня не получилось. Уйти все-таки пришлось, хоть и ненадолго.
ОНА. Спасибо…
Она закрывает глаза.
ОН. Отдыхай. Уверен, лекарство подействует. И бригада скоро приедет. Набирайся сил. У нас впереди дальняя дорога. И жизнь тоже… долгая… Я пока туда-сюда бегал, немного подумал… Спасибо тебе, что поймала меня. Если бы не это, сидел бы я сиднем в своей арестованной халупе, серфил в интернете и пил пиво. Молчал постоянно. Ничего не писал. Глупая жизнь никчёмного человека. Я ведь дома даже не готовил. Собственно, я даже и не знал, что на это способен. Или забыл…Получается, ты меня разбудила. Не знаю, что больше на меня повлияло – дубинка или шокер.
(Смеется.) Хотя нет, не то и не другое. Признаюсь тебе… Помнишь, когда я в первый день попросился в туалет? Ты, думая, что я не вижу, переодевалась у шкафа. Я высунулся, сказать тебе, что закончилась бумага, и нечаянно застал тебя обнаженной. Именно тогда я увидел твои шрамы на спине. Именно они меня поразили больше всего – тонкие белые полоски на твоей коже. Мне вдруг дико захотелось тебя обнять, закрыть собой от этого гнилого и страшного мира, который творит подобное с женщиной.
Во время монолога он ходит по квартире и наводит порядок. Убирает посуду и вещи по местам.
Становится пусто. С беспорядком пропадает и ощущение жилого помещения.
ОН (продолжает). Прости, что тебе от меня досталось. От моих грубых шуток. Прости за молоко. Открою страшную тайну – плевать в него было совершенно не обязательно. И этот трюк с поцелуем! Удивительно, как ты все это терпела. Ведь могла меня спокойно выставить и отправиться искать нового кандидата на спасение. Возможно, тебе попался бы в итоге более достойный человек, нежели я. Но ты терпела. Собственно, этим ты меня и спасла. Не знаю, говорил тебе кто, но ты красивая. Ты чуткая и самоотверженная. Ты любишь детей настолько, что даже готова поехать искать мою бывшую! Невероятно! Я никогда от тебя не уйду. Буду всегда рядом. Еще… Я никогда не забуду те твои ночные объятия, когда ты попросила меня не уходить. Никогда… Не думаю, что этот любовь. Скорее, очень глубокая благодарность. И мне кажется, что это чувство гораздо сильнее этой распиаренной поэтами любви. В нем меньше гормонального флёра и больше ответственности и достоинства. Предательство в нем практически невозможно. По крайней мере, я на это надеюсь! Я был необычайным дураком всю свою жизнь. Гнался за призраками – славой, признанием, деньгами. Только сейчас понял, что они ничего не стоят. Спасибо тебе за это… Отдыхай. Впереди у нас долгая дорога. Мы поедем в Африку, в Новую Зеландию, да хоть в тайгу и тундру. Ты научишь меня охотиться. Уверен, я стану славным охотником буду одним ударом валить бизонов и плевком сбивать белку. Я выращу клубнику, наберу апельсинов и сделаю тебе сказочное блюдо из натуральных ингредиентов. Потом мы нарожаем детей, состаримся и когда-нибудь уйдем вместе…
Он подходит к ней, проводит ладонью по ее лицу.
ОН. Ты спишь?
Она не отвечает.
Он склоняется к ней и слушает сердцебиение.
ОН. Спи, спи…
Он замирает у нее на груди. Затем снимает полотенце со лба и закрывает ее одеялом с головой.
ОН. Отдыхай… Я скоро вернусь…
Он потерянно осматривается по сторонам, затем идет к шкафу, достает из него черную униформу, надевает её. Надевает бронежилет, шлем и маску, вешает на пояс дубинку и шокер, берет из угла прозрачный щит. Полностью снарядившись, он выходит из квартиры.
Гаснет свет. Остается лишь дежурный фонарь возле входной двери.
Внезапно громкий стук разрушает тишину.ГОЛОС (из-за двери). Это «скорая». С вашего адреса поступил вызов…
Свет гаснет.Конец_________________________________________
Об авторе:
АЛЕКСАНДР ЭЖБЕР Родился в 1978 в Ленинграде. По образованию физик-преподаватель (СПбГМТУ, 2000), актер (курс С.И. Паршина, СПбГАТИ, 2004). С 2008 года – режиссер кино, сценарист, режиссера монтажа. В 2013 году снял по собственному сценарию экспериментальный полнометражный игровой художественный фильм «Слезы гнева», участник программы «Омнибус» фестиваля «Киношок». Автор сценария нескольких игровых короткометражных и полнометражных фильмов. Режиссер монтажа игровых и документальных фильмов. Лауреат V питчинга дебютантов Молодежного центра Союза кинематографистов РФ (2015); участник шорт-листа сценарного конкурса кинофестиваля «Лучезарный ангел» (2019) со сценарием «Сашка и Дед». Участник лонг-листа (финалист) конкурса современной драматургии «Время драмы, 2020, весна» с пьесой «Клубника со вкусом апельсина». Живет в Санкт-Петербурге.
скачать dle 12.1
