ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Юрий Поляков. КАК БОГИ

Юрий Поляков. КАК БОГИ

Выбор Павла Карташева



(пьеса в двух актах)



Действующие лица:

ВЕРА НИКОЛАЕВНА ГАВРЮШИНА, 39 лет, консультант по этикету
ЛЕОНИД ИВАНОВИЧ ГАВРЮШИН, 60 лет, ее муж, отставной дипломат
АЛЕНА, их дочь, 20 лет, студентка
АЛЕВТИНА МАК-КЕНДИ, 55 лет, первая жена Гаврюшин, в девичестве Чумина
МАКСИМ, 35 лет, их сын, начинающий бизнесмен 
АРТЕМ МИХАЙЛОВИЧ БУДАРИН, 30 лет, самородок из Сибири
ЭДУАРД НИКИТИЧ НЕПОЧАТЫЙ, 60 лет, крупный бизнесмен
КИТАЕЦ, 2000 лет

Действие происходит в Москве в недавнем прошлом.               


ПЕРВЫЙ АКТ 

КАРТИНА ПЕРВАЯ 

Гостиная в просторной квартире. Много книг. Направо – двери в спальню и детскую. Налево –  арка, ведущая в кухню-столовую. Прямо – застекленный выход в лоджию. Видна старинная липа, опустившая желтые ветви на ограду. Осень. На каминной полке стоят по ранжиру три сосуда на коротких ножках, позеленевшие от времени, а также фигурка пузатого Будды. В углу – красивая ширма, расписанная красочными драконами. В гостиной никого, кроме Китайца, осторожно стирающего пыль с сосудов. Одет он в длинный средневековый белый халат с широкими рукавами. Волосы собраны на затылке в пучок и скреплены старинной заколкой. (Автор лишь обозначает участие Китайца в сюжете. Остальное зависит от воображения постановщика и актеров).
С лоджии доносится разговор. 

ГОЛОС НЕПОЧАТОГО. Вера Николаевна, выходите за меня замуж!
ГОЛОС ГАВРЮШИНОЙ. У вас уже есть жена, Эдуард Никитич! Молодая.

С лоджии входят Гаврюшина и Непочатый. Они не видят Китайца. Но тот из конфуцианской вежливости кланяется и скрывается за ширмой. 

НЕПОЧАТЫЙ. Ну, и что? Когда не можешь найти настоящую женщину, приходится жениться на молодых. Разведусь. Не впервой!
ГАВРЮШИНА. Ого! Даже так? Но ведь и я… как это там у Гоголя… в некотором роде замужем.
НЕПОЧАТЫЙ. Бросайте вы к чертовой матери своего Гаврюшина! Зачем вам, такой наркотической женщине, пьющий бездельник?
ГАВРЮШИНА. Он не бездельник, он переводит великих китайских поэтов. Ли Бо, Ду Фу…
НЕПОЧАТЫЙ. Фу! Какая же это работа!?
ГАВРЮШИНА. Надомная. И потом – мы венчанные.
НЕПОЧАТЫЙ. Давно?
ГАВРЮШИНА. Еще при советской власти.
НЕПОЧАТЫЙ. Ого! А разве тогда на его должности можно было?
ГАВРЮШИНА. Мы потихоньку, в сельской церкви…
НЕПОЧАТЫЙ.  Развенчают. У меня в Патриархии связи.
ГАВРЮШИНА. Если бы вы сказали, что у вас и на небесах связи, я бы не удивилась. Нет, от Леонида Ивановича я не уйду... 
НЕПОЧАТЫЙ. Тогда будьте мне любовницей! Многого не обещаю, но скучно не будет! 
ГАВРЮШИНА. Не могу. Леонид Иванович обидится.
НЕПОЧАТЫЙ. Не обидится. Куплю ему домик с видом на горы и воды. Какая разница, где водку хлебать и Ду Фу переводить. А мы с вами…
ГАВРЮШИНА. Интересно, сколько же вы мне в месяц положите?
НЕПОЧАТЫЙ. Вера, что за вопрос! Содержание должно соответствовать форме! Выдам золотую карточку: трать до изнеможения.  Но сначала махнем в Ниццу, у меня там квартира на Английской набережной, с балкона можно в море плевать!
ГАВРЮШИНА. Эдуард Никитич, а почему вы такой богатый?
НЕПОЧАТЫЙ. Сам удивляюсь!
ГАВРЮШИНА. Скажите, только честно, смогли бы вы за деньги убить человека?
НЕПОЧАТЫЙ. За деньги? Человека? Нет! Если только из ревности…
(Пытается обнять ее и поцеловать.) 
ГАВРЮШИНА (резко отстраняется). Предложение заманчивое, но есть одна проблемка.
НЕПОЧАТЫЙ. Проблемка? Устраним!
ГАВРЮШИНА. Боюсь, не получится. Любовник, он ведь от какого слова?
НЕПОЧАТЫЙ. От какого? Ну, ясно, от какого! (Снова хочет ее обнять.)
ГАВРЮШИНА.  От слова «любить». А вы мне даже не нравитесь.
НЕПОЧАТЫЙ. Странно! А тогда в Завидово, ночью, мне показалось… Помните?
ГАВРЮШИНА. Не помню. Вам показалось.
НЕПОЧАТЫЙ. Зря! Я добрый и горячий.
ГАВРЮШИНА. Когда денег много, добрым быть легко. А с тех пор, как придумали виагру, все мужчины горячие… до смерти.
НЕПОЧАТЫЙ. Унижаете? Все равно никуда вы от меня не денетесь!
ГАВРЮШИНА. Эх, Эдуард Никитич, когда десять лет назад вы приехали из Старосибирска, на вас приятно был смотреть: робкий, милый, неуклюжий…  А теперь! Куда что подевалось? Вы в который раз мне все это предлагаете?
НЕПОЧАТЫЙ. Уж и не помню.
ГАВРЮШИНА. Тогда запоминайте: еще раз заикнетесь, получите по лицу, и ноги вашей тут не будет. Я не шучу! Кстати, если леди дает джентльмену пощечину, что он должен ответить?
НЕПОЧАТЫЙ. «Спасибо, не ожидал!»
ГАВРЮШИНА. Правильно! Не забыли. Значит, это и есть то важное дело, по которому вы заехали?
НЕПОЧАТЫЙ. Нет, это я так, на всякий случай. Не обижайтесь, но даже у самых замужних женщин бывают минуты, когда их можно взять голыми руками. Из-мено-пауза, так сказать, нежная беззащитность. Как у креветок, когда они панцирь меняют. Ведь, правда же?
ГАВРЮШИНА. Вам видней. Это всё?
НЕПОЧАТЫЙ. На самом деле, у меня просьба: нужно одного человечка быстренько окультурить. Ну, как меня когда-то… 
ГАВРЮШИНА. Быстренько? А кто это?
НЕПОЧАТЫЙ. О, парень с небом над головой! Самородок!
ГАВРЮШИНА. Где же вы его откопали?
НЕПОЧАТЫЙ. Есть у меня в Старосибирске заводик. Никудышный. Лет пять назад там работяги забузили, вышли, перекрыли федеральную трассу. Сразу журналисты слетелись, как воронье. Дошло до Кремля. А Кремль у нас, сами понимаете, главный регулятор рынка.
ГАВРЮШИНА. С чего же это они вдруг забузили?
НЕПОЧАТЫЙ. Из-за ерунды: зарплату полгода не получали.
ГАВРЮШИНА. Что ж вы так? Надо делиться!
НЕПОЧАТЫЙ. Эх, Вера Николаевна, бизнес – это когда берешь сразу, а отдаешь потом.
ГАВРЮШИНА. Или совсем не отдаешь.
НЕПОЧАТЫЙ. Ну, это идеальный бизнес! Так вот, примчался я на завод. Ко мне сразу делегация. Орут, руками машут, плакатами тычут, а я прикидываю: кто закоперщик? Понял: сменный мастер. Фамилия Бударин. Жесткий. В Чечне воевал. И вот что интересно, все требуют: дай, дай, дай! А он мне стал объяснять, почему производство на боку лежит.  Послушал я его и говорю: если такой умный – сам и управляй!
ГАВРЮШИНА. Смело!
НЕПОЧАТЫЙ. Я давно понял: если враг не сдается, его покупают. Безоткатно!
ГАВРЮШИНА.  Ну, и как – справился ваш Дубарин с заводом?
НЕПОЧАТЫЙ. Бударин! Справился? Не то слово! Завод в полном ажуре.
ГАВРЮШИНА. А что там производят?
НЕПОЧАТЫЙ. Какая вам разница!  Главное – покупают. Теперь вызвал я его в Москву. Нужен помощник. Устаю: все сам да сам. Так нельзя. А вдруг вы согласитесь, и мы поедем в Ниццу, должен же я кого-то на хозяйстве оставить. Буду делать его своей левой рукой.
ГАВРЮШИНА. Все на «изменопаузу» надеетесь? Напрасно. Почему ж тогда не правой рукой?
НЕПОЧАТЫЙ. Не-е! Правая рука - моя! (Помахивает правой рукой.) Так спокойнее. Ну, берете парня? Надо его обтесать. С работягами он говорить умеет, а вот столичного обхождения не понимает. Простоват.  
ГАВРЮШИНА.  Даже и не знаю. У меня сейчас много учеников…
НЕПОЧАТЫЙ.  Надо, Вера Николаевна, очень надо!
ГАВРЮШИНА. Ладно. Но и у меня к вам просьба. Макс решил бизнесом заняться…
НЕПОЧАТЫЙ. Опять?!
ГАВРЮШИНА. Опять… Поддержите его!  Одолжите денег! Он отдаст…
НЕПОЧАТЫЙ. Не могу: все вложено, крутится. Ни копейки лишней!
ГАВРЮШИНА. А на что же вы меня в Ниццу везти собирались?
НЕПОЧАТЫЙ. Понимаете, у каждого делового человека есть два кармана. В одном деньги для бизнеса, в другом для удовольствий. Тот, кто путает эти карманы, быстро разоряется. Я не путаю. У меня строго: или - или. 
ГАВРЮШИНА. А если деньги для Макса провести по статье «Удовольствия»?
НЕПОЧАТЫЙ. Легко! Только согласитесь, наркотическая вы, женщина!
ГАВРЮШИНА. Снова за свое? (Делает вид, что хочет его ударить.)  
НЕПОЧАТЫЙ (притворно закрывается). Виноват!
ГАВРЮШИНА. Ну, тогда хоть советом помогите!
НЕПОЧАТЫЙ. Это – пожалуйста! Передайте Максу: пусть забудет само слово «бизнес».
ГАВРЮШИНА. Это почему же?
НЕПОЧАТЫЙ. Вашему пасынку заниматься бизнесом – то же самое, что безногому – балетом.  
ГАВРЮШИНА. Ну, вы и скажете тоже!
НЕПОЧАТЫЙ. Поверьте, он не нашей породы.  Вот Артем – нашей!  
ГАВРЮШИНА.  Какой Артем?
НЕПОЧАТЫЙ. Бударин.
ГАВРЮШИНА.  Ладно, присылайте вашего Артема Бударина.
НЕПОЧАТЫЙ. Может, я его прямо сейчас позову? Очень хочет заниматься. Прямо трясется. В машине ждет.  (Вынимает телефон.)
ГАВРЮШИНА. А почему вы его сразу с собой не взяли? Стеснительный?
НЕПОЧАТЫЙ. Бударин? Не смешите! Наоборот. Не дал бы поговорить. 

Из спальни выходит похмельный Гаврюшин, одетый в старый китайский халат. Из-за ширмы выскальзывает Китаец, что-то шепчет ему на ухо, Гаврюшин кивает.  

ГАВРЮШИНА.  Ладно: завтра в двенадцать тридцать.
НЕПОЧАТЫЙ.  А, может, все-таки?.. (Снова хочет обнять ее.) 
ГАВРЮШИНА (отстраняясь). Завтра!
ГАВРЮШИН (вяло). Ну, и что там у вас на завтра? Измена? 
НЕПОЧАТЫЙ (отпрянув).  Леня, привет! Это я так… в шутку…
ГАВРЮШИН. Эдик, кто же пристает к женщине в шутку? Это неприлично! В девятнадцатом веке пришлось бы с тобой, кобелем, стреляться, а теперь можно просто занять денег.
НЕПОЧАТЫЙ (поспешно). У меня все вложено в дело!
ГАВРЮШИН. Тогда я тебя зарежу! Где мой кинжал эпохи Борющихся царств?
ГАВРЮШИНА. Ты его продал, Леня. В трудную минуту…
ГАВРЮШИН. Да, в очень трудную… Почему-то все считают, что русские никогда не доводят дело до конца. Чушь! Если мы напиваемся, то до ненависти к водке.  Так и быть: я задушу тебя, Эдик, шелковым шнурком, как красавицу Ян Гуйфэй.
 
Китаец и с готовностью подает ему длинный шнурок.

НЕПОЧАТЫЙ. Леня, брось, не ревнуй!
ГАВРЮШИН. Ревнуют юных жен и любовниц, а ревновать соратницу по совместному старению – это глупо. Обедать останешься?

Гаврюшин делает Китайцу едва заметный знак, и тот разочарованно скрывается за ширмой.

НЕПОЧАТЫЙ. Нет, спасибо, у меня бизнес-ланч в «Мариотте».
ГАВРЮШИНА. А по-русски нельзя сказать?
НЕПОЧАТЫЙ. Как это по-русски?
ГАВРЮШИНА. Обыкновенно: у меня деловой обед.
НЕПОЧАТЫЙ. Виноват! Надо учить русский язык. Вера Николаевна, прошу вас об индивидуальных занятиях!
ГАВРЮШИН. Где моя сабля эпохи Тан? Ах, да…

Непочатый, смеясь, целует руку Гаврюшиной и уходит.

ГАВРЮШИН (с показной ревностью). Ну, и что у вас там завтра?
ГАВРЮШИНА. Ничего нового. Придет какой-то паренек от Непочатого.  
ГАВРЮШИН. Будешь облагораживать свиное рыло русского капитализма?
ГАВРЮШИНА. А у нас есть другой источник доходов?
ГАВРЮШИН. Понял. Странно, что ты еще ни к кому от меня не сбежала.
ГАВРЮШИНА (устало).  Ты же знаешь, мне никто не нужен.
ГАВРЮШИН. Обычно после этого добавляют «кроме тебя».
ГАВРЮШИНА. Кроме тебя…
ГАВРЮШИН. Не ври! Не умеешь.
ГАВРЮШИНА. Как ты сказал: «соратница по совместному старению»? Неужели я такая старая?
ГАВРЮШИН. Чтобы влюбиться – еще нет. Чтобы начать новую жизнь, увы, – да. А где Алена?
ГАВРЮШИНА. Отсыпается.
ГАВРЮШИН. И давно вернулась?
ГАВРЮШИНА.  Утром.
ГАВРЮШИН.  Одна?
ГАВРЮШИНА. Нет, с каким-то пьяным барменом. 
ГАВРЮШИН. Почему ты решила, что с барменом?
ГАВРЮШИНА. Он тряс вот этим. (Показывает на большой серебристый шейкер  на столе.) 
ГАВРЮШИН (оживая). Шейкер!
ГАВРЮШИНА (с укором). Смеситель, Леня, смеситель! (Отходит к окну, задумчиво смотрит на липу.)

Муж встряхивает шейкер и радостно обнаруживает: там что-то есть. 

ГАВРЮШИН. Он еще здесь, этот бармен?
ГАВРЮШИНА. Нет, я его выгнала. Не дом, а проходной двор. Сначала был художник с Арбата. Этюдник до сих пор в прихожей стоит. Потом культурист из тренажерного зала. Раньше таких качками называли. И что она только делала с этой горой мускулов, бедная девочка!

Гаврюшин, пока жена смотрит в окно, пытается отвинтить крышку шейкера. Торопится.  Нервничает. 

ГАВРЮШИНА. …Потом появился байкер. В ванне после него оставалось столько грязи, будто мыли мотоцикл. Они что, никогда не моются, байкеры? (Оборачивается.) 
ГАВРЮШИН (успевает, вернув шейкер на стол, напустить на себя отрешенность). Вряд ли…  В лучшем случае обтираются бензинчиком.
ГАВРЮШИНА (снова отворачивается к окну). И в кого она у нас такая? Помнишь, мы с тобой уже заявление в загс подали, платье заказали, а мама все равно не разрешала мне у тебя оставаться.
ГАВРЮШИН. Наверное, боялась, что передумаешь…
ГАВРЮШИНА (смотрит в окно). Осень в этом году красивая! Знаешь, я бы хотела жить там, где всегда солнечный сентябрь. Но скоро зима, наша бесконечная зима! На лоджии утром был иней. И еще прилетала большая птица с черными крыльями. Она смотрела на меня так, словно хотела о чем-то предупредить… Что ты молчишь? С Аленой надо что-то делать! 
ГАВРЮШИН (наконец, отвинчивает крышку, трясущимися руками подносит шейкер ко рту, залпом выпивает содержимое и оживает). Может, лучше еще родить кого-нибудь? Улучшенный вариант. От пожилых отцов случаются гении…
ГАВРЮШИНА. Да? Мысль интересная, но я не припомню, чтобы от храпа появлялись дети. 
ГАВРЮШИН. В Поднебесной говорят: вино дарит желанья, но отнимает силы.
ГАВРЮШИНА. Умеют китайцы красиво – о грустном! Нет уж, давай как-нибудь разберемся с нашим ухудшенным вариантом.
ГАВРЮШИН (отдышавшись). Ее надо срочно выдать замуж.
ГАВРЮШИНА. «Выдать» – плохое слово. Напоминает предательство. За кого? Художник, кажется, был самым приличным из всех, кого она водила. Если придет за своим этюдником, будь с ним полюбезней!
ГАВРЮШИН. Что-то не приходит. Обидела его, наверное. Она это умеет. Может, нам ее пороть по субботам? Хотя нет…  Недужных бить нельзя.
ГАВРЮШИНА. Чем же она больна?
ГАВРЮШИН.  Девушка из интеллигентной семьи – это диагноз.
ГАВРЮШИНА (поворачивается и смотрит сначала на посветлевшее лицо мужа, а потом на шейкер; качает головой).  Тогда и дипломат – тоже диагноз.
ГАВРЮШИН.  Какой, интересно узнать?
ГАВРЮШИНА. Фуршетный алкоголизм. Мог бы и до обеда дотянуть!  Придут люди. Неудобно.
ГАВРЮШИН (нервно). Значит, не мог! Не первый год с алкоголиком живешь. Пора привыкнуть.  А кто будет к обеду?
ГАВРЮШИНА. Макс.
ГАВРЮШИН. Что это он вдруг про отца вспомнил?
ГАВРЮШИНА. Не догадываешься?
ГАВРЮШИН. Опять? Нет! Не-ет! Никогда!
ГАВРЮШИНА. Да, Леня! Да! И у него снова надежный бизнес-план.
ГАВРЮШИН. В прошлый раз его затея стоила нам тещиной квартиры.
ГАВРЮШИНА. Мама не любила, когда ты называл ее «тещей». Максим будет не один.
ГАВРЮШИН. Неужели нашел себе богатую невесту? Тогда пусть чудит…
ГАВРЮШИНА. Нет, он нашел себе богатую мать.
ГАВРЮШИН (меняясь в лице). Алевтина в Москве? Яду мне, яду!
ГАВРЮШИНА. Яд ты только что принял. Можно подумать, до меня ты десять лет жил  с крокодилом!
ГАВРЮШИН. С крокодилом? Это было бы счастьем! Я жил с Чумой! 

Открывается дверь комнаты, выходит растрепанная, полуодетая Алена.

АЛЕНА. Сколько времени?
ГАВРЮШИН. Рабочий полдень, дочка.
АЛЕНА. А где Ашотик?
ГАВРЮШИНА. Наверное, протирает свою барную стойку.
АЛЕНА. Мам, почему тебе не нравятся мои друзья? Они такие прикольные!
ГАВРЮШИН. Оденься! Постеснялась бы. Все-таки я мужчина.
АЛЕНА. Неужели?
ГАВРЮШИН. Где мой кнут Эпохи Перемен?
АЛЕНА (встряхивает пустой шейкер). Там же где и сабля эпохи Тан.
ГАВРЮШИН. Грубо. Без уважения к старшим. Не по-конфуциански…
АЛЕНА.  А выхлебать мой коктейль - по-конфуциански?
ГАВРЮШИН (бормочет).    
«Сыновья, дармоеды, родному отцу
Никакого почтенья не кажут.
И вопят, и ругаются, что на обед,
Как всегда, не хватило им риса!»

Китаец почтительно провожает его до спальни и скрывается за ширмой. 

АЛЕНА. Ты поняла, что он сказал?
ГАВРЮШИНА. Поняла. Это из Ду Фу.
АЛЕНА. Сюр какой-то! Черт, башка трещит! Это все коктейль «Добрый лось».  Говорила я Ашотке: водку, текилу, ром, абсент, кальвадос, коньяк и виски нельзя смешивать… с томатным соком. Экспериментатор долбаный! (Заглядывает в шейкер.) Ни капли не оставил. Отец называется! Так обломиться! Нажрусь нурофена…
ГАВРЮШИНА. Погоди! Сядь!

Дочь садится на стул, а мать начинает делать ей массаж головы.

АЛЕНА. Ой, больно!
ГАВРЮШИНА. Зато пройдет. Разве так можно!? От тебя разит, как…
АЛЕНА. …от папы?
ГАВРЮШИНА. Речь о тебе! В твоем возрасте я читала книжки, а не сшибала парней по ночным клубам.
АЛЕНА. Я не сшибаю, а коллекционирую.
ГАВРЮШИНА. Знаешь, как это называется?
АЛЕНА. Знаю! И о том, что вы с папочкой познакомились в очереди на выставку Петрова-Водкина, тоже знаю...  
ГАВРЮШИНА. Да, в очереди. Заметь, к Петрову-Водкину, а не за водкой. 
АЛЕНА (взвешивая на руке шейкер). А что, разве за водкой раньше в очереди стояли? Жестяк! Ну, и правильно, что ваш Совок гавкнулся. Сейчас очереди только в крутые клубы. А правда, в Совке секса реально не было?
ГАВРЮШИНА. Конечно, не было. Откуда? Нас с отцом вывели в инкубаторе, как цыплят. А тебя нашли….
АЛЕНА. В капусте?
ГАВРЮШИНА. В конопле! Мам, после того раза я с дурью завязала. Честно! Надеюсь. Снова поймать тебя за шиворот можем и не успеть.
АЛЕНА. Ну, прости, я была козой! Мне теперь в лоджию даже выйти страшно. Мам, а почему ты не изменяешь папе?
ГАВРЮШИНА (после молчания).  Зачем?
АЛЕНА. Ну, не знаю, для тонуса, хотя бы. Ты молодая, красивая женщина, а он пьяная развалина.
ГАВРЮШИНА. Не надо так!  Он пьет, потому что ему сломали карьеру!
АЛЕНА. Мама, он выпил уже за тысячу сломанных карьер. И тебе жизнь испортил. Я бы, между прочим, право на измену включала в брачный контракт. Отдельным пунктом. «В случае невыполнения обязанностей можно нарушать супружескую верность в одностороннем порядке…»
ГАВРЮШИНА. Измена от слова изменить, а не переспать. Можно свою жизнь так изменить, что мало не покажется. Кстати, а любовь в брачный контракт надо включать или тоже не обязательно?
АЛЕНА.  Любовь?
ГАВРЮШИНА. Не верти головой!
АЛЕНА. Любовь не обязательно. Это же просто такое настроение. Сегодня одно, завтра другое. Даже если на кого-то запала, ничего страшного. Клин клином вышибают…
ГАВРЮШИНА. Насмотрелась я твоих клиньев. Больше в дом не води. Ясно!
АЛЕНА (вздохнув). Ясно.
ГАВРЮШИНА.  Особенно – байкера.
АЛЕНА. Не приведу. От него бензином воняет. 
ГАВРЮШИНА.  Марку Захаровичу снова звонить не надо?
АЛЕНА. Мама, сколько можно! По глупости залетают один раз. Теперь все под контролем. Да здравствует секс, безопасный, как бритва!
ГАВРЮШИНА. Алена, ты шлюха, что ли?
АЛЕНА. Мама, я просто живу. А настоящих шлюх ты еще не видела!

Слышен звонок в дверь. 

ГАВРЮШИНА. Иди – оденься прилично! Ходишь, как девка по утреннему борделю. У нас гости.
АЛЕНА. Мамочка, ты бывала в борделях?
ГАВРЮШИНА. Читала. Уйди с глаз моих!
АЛЕНА. Какие еще гости?
ГАВРЮШИНА. Максим с матерью.
АЛЕНА. Это не гости. Это чума!
ГАВРЮШИНА. Поговори еще у меня! И не сутулься, а то швабру вставлю!
АЛЕНА. Яволь, мой фюрер!
ГАВРЮШИНА. Как ты сказала?
АЛЕНА. Шутка. Со скинхедом я больше не встречаюсь. Честное слово!

Снова звонок. Нервный. Алена уходит, а Гаврюшина открывает дверь. Появляются экстравагантная молодящаяся дама в шляпе и мужчина лет тридцати пяти. Дамы целуются.

МАК-КЕНДИ.  Верочка, здравствуй!
ГАВРЮШИНА. Здравствуй, Алевтина!
МАК-КЕНДИ. Сколько же мы не виделись? Три года?
МАКСИМ.  Мама…
МАК-КЕНДИ. Что-о-о?
МАКСИМ. Извини, Тина, в последний раз ты была в Москве пять лет назад.
МАК-КЕНДИ. Да? Время летит, как деньги. Верунчик, а почему ты так хорошо выглядишь? Прямо девочка! Молчи! Сама догадаюсь (Вглядывается в ее лицо.) Подтяжка? Нет, не похоже. Поняла: золотые нити!
ГАВРЮШИНА.  Нет.
МАК-КЕНДИ. Стволовые клетки?
ГАВРЮШИНА. Никогда!
МАК-КЕНДИ. Почему?
ГАВРЮШИНА. Наш батюшка, отец Никон, категорически против.
МАК-КЕНДИ. Мракобес! Когда я училась в школе, ходить в мини-юбке мне запрещал секретарь райкома. А теперь, значит, батюшка! 
ГАВРЮШИНА. Я тоже носила мини-юбку, но мне никто не запрещал.
МАК-КЕНДИ. Во-первых, ты училась позже на…. Ну, не важно! А во-вторых, какая у тебя была юбка?
ГАВРЮШИНА (показывает рукой немного выше колен). Вот такая…
МАК-КЕНДИ. Какая же это мини? Это макси. Не сбивай меня! Значит – крем. А-а, знаю: вытяжка из простаты тигровой акулы!
ГАВРЮШИНА. Не угадала.
МАК-КЕНДИ. А что же тогда еще?
ГАВРЮШИНА. По утрам я просто умываюсь ледяной водой.
МАК-КЕНДИ. Просто? Ледяной? Бр-р-р… Но почему ты так выглядишь?

Входит Гаврюшин. Он переоделся и стал похож на дипломата.

ГАВРЮШИН. Потому что не меняет мужей, как палочки для еды. (Сыну.) Здравствуй, Макс!
МАКСИМ. Здравствуй, папа!
МАК-КЕНДИ. А со мной ты не хочешь поздороваться?
ГАВРЮШИН. Ты сейчас за кем замужем?
МАК-КЕНДИ. За лордом Мак-Кенди.
ГАВРЮШИН. How do you do!
МАК-КЕНДИ. Не завидуй, Гаврюшин! А ты, вижу, как всегда, с утра пораньше? Посол пьет рассол.
ГАВРЮШИН. Кто пьян с утра – тот счастлив целый день.
МАК-КЕНДИ. Это твой Ду Фу?
ГАВРЮШИН. Вряд ли…  Ты надолго?
МАК-КЕНДИ. Не бойся – завтра улетаю.
ГАВРЮШИН. Алевтина, тебе чего надо? Просто так ты не приходишь.
МАК-КЕНДИ. Мне? Ничего. У меня все есть. Но я мать…
ГАВРЮШИН. Ты уверена?
МАКСИМ. Папа, понимаешь, мама хочет, чтобы я…
МАК-КЕНДИ. Что-о-о?!
МАКСИМ. Извини! Папа, Тина, хочет, чтобы ты мне помог…
ГАВРЮШИН. Сынок, тебе уже никто не поможет. И с каких это пор ты зовешь родную мать Тиной?
МАК-КЕНДИ. А ты хочешь, чтобы этот лысеющий обалдуй звал меня мамой, и все знали, сколько мне лет? 
МАКСИМ. Папа, дай мне шанс!
ГАВРЮШИН. Шанс? Ты еще наморщи лоб, как эти голливудские дебилы, когда наугад обезвреживают атомную бомбу под детским садиком. И почему ты говоришь «папа»? Зови меня Леней!  А то все догадаются, что у меня цирроз. Слушай, Вера, пусть Алена зовет тебя по имени, а то все поймут, что тебе уже тридцать девять!
МАК-КЕНДИ. Shit-faced!
ГАВРЮШИН. Что-о?!
МАК-КЕНДИ. Что слышал! 
МАКСИМ. Папа, в этот раз все будет по-другому!
ГАВРЮШИН. У идиотов по-другому не бывает…

Алевтина передергивает плечами, отходит к батарее и греет руки. 

ГАВРЮШИНА.Ладно, вы пообщайтесь по-родственному. А я стол накрою.
(Уходит через арку на кухню.)  
МАК-КЕНДИ (вдогонку). Веруша, поставь чайку – никак не согреюсь. В Шотландии такие холодные замки!
ГАВРЮШИН. Алевтина, что тебе от меня нужно?
МАК-КЕНДИ.  Мне? Ничего. А вот нашему сыну нужны деньги.
ГАВРЮШИН. У тебя богатый муж. Попроси у него.
МАК-КЕНДИ. Лорды – жмоты. Но мой особенно! Камин разводит через день, а центрального отопления в замке вообще нет. Я когда-нибудь задушу эту шотландскую сволочь каминными щипцами!
ГАВРЮШИН. Это который твой муж?
МАК-КЕНДИ. Четвертый… Нет, пятый. Но точно - не последний. Старость я хочу встретить с кем-нибудь теплолюбивым.
ГАВРЮШИН. Папуаса у тебя еще, точно, не было.  
МАК-КЕНДИ. Леня, мужчина должен быть добрым в быту и злым в постели. У тебя все наоборот. Но я давно простила…
ГАВРЮШИН. Ты? Простила?! Меня?!! Ну, знаешь ли…
МАК-КЕНДИ. Знаю! Ты должен помочь сыну!
ГАВРЮШИН. После того, что он натворил в прошлый раз!
МАКСИМ. Папа, теперь я буду гораздо экономнее!
ГАВРЮШИН. Больше чем сэкономила на тебе природа – не получится…
МАК-КЕНДИ. Гаврюшин, хватит издеваться! Его сверстники ездят на «лексусах» и «ягуарах», а наш бедный Макс - на старом «рено».
МАКСИМ. «Пежо»…
МАК-КЕНДИ. Гаврюшин, и тебе не стыдно за сына? 
ГАВРЮШИН. Почему мне должно быть стыдно? Многие вообще ездят на метро. И счастливы.
МАК-КЕНДИ. Человек, который ездит на метро, не может быть счастлив по определению. Мне больно смотреть на ребенка!
ГАВРЮШИН. Алевтина, мальчику за тридцать! У него лысина.
МАКСИМ. Я записался на пересадку волос…
ГАВРЮШИН. Лучше запишись на пересадку мозгов! (Мак-Кенди.) В его возрасте я был атташе. И скажи мне: когда ты бросила Макса одиннадцати лет от роду, тебе не больно было на него смотреть?
МАК-КЕНДИ. Гаврюшин, не будь занудой! Я тебя разлюбила, так вышло…
ГАВРЮШИН. Это лучшее, что ты сделала в своей жизни! 
МАК-КЕНДИ. Очень смешно! Да, я виновата перед сыном и хочу помочь.
ГАВРЮШИН. За мой счет?
МАКСИМ. Папа, в этот раз все будет по-другому! 
ГАВРЮШИН. И что у нас в этот раз?
МАК-КЕНДИ (гордо). Клиника для кошек!

Китаец с изумлением выглядывает из-за ширмы.

ГАВРЮШИН. Для кошек? Вы оба ненормальные?
МАКСИМ. Папа, мы нормальные! В Москве, по данным ВЦИОМ, миллион домашних кошек. Представляешь, какой это рынок! Вот, бизнес-план.
(Протягивает отцу красочный альбом.) 
ГАВРЮШИН (рассеянно листает). И как будет называться твоя клиника? «Кис-кис»?
МАКСИМ. «Чик-чик».
ГАВРЮШИН. Почему «Чик-чик»? Это название кошачьей парикмахерской.
МАКСИМ. А вот и нет! Чик – и нет проблем. Самая востребованная услуга, кстати. Это мама придумала.
ГАВРЮШИН. Не сомневаюсь.
МАКСИМ. Вложения окупятся через пятьсот дней. Я возьму кредит. Но мне нужно немного наличными.
ГАВРЮШИН. Зачем? Ты же берешь кредит.
МАК-КЕНДИ. Гаврюшин, такое впечатление, что в России живу я, а не ты. Кто тебе даст хороший кредит без взятки?
ГАВРЮШИН. Сколько?
МАКСИМ. Там написано, в графе «Представительские расходы».
ГАВРЮШИН (вчитывается, изумляется). Сколько? Даже если я продам печень с почками, не хватит.

Слышен звонок в дверь, но они не замечают.

МАК-КЕНДИ. Гаврюшин, ты столько пьешь, что твои почки с печенью ничего не стоят. Мозги, думаю, тоже. Продай вот это! (Указывает на полку со старинными бронзовыми сосудами.)
ГАВРЮШИН. Жертвенники эпохи Троецарствия? Ты обалдела!

Из-за ширмы выскакивает Китаец и отчаянно машет руками.

МАК-КЕНДИ. Твои жертвенники похожи на ночные горшки. Продай!
ГАВРЮШИН. Что? Да ты знаешь, сколько стоят эти ночные горшки?
МАК-КЕНДИ. Знаю! Поэтому – продай, ну хотя бы один!
ГАВРЮШИН.  Никогда! Никогда!

Он делает Китайцу знак  тот скрывается за ширмой. Снова слышен звонок в дверь. Настойчивый. Из кухни выбегает Гаврюшина в фартучке. 

ГАВРЮШИНА. Сколько можно трезвонить!

Из двери справа выскакивает полуодетая Алена.

АЛЕНА. Вы что – в отпуске? Открыть трудно?
ГАВРЮШИНА (Алене). А поздороваться с гостями?
АЛЕНА. Общий привет родным и близким! Как вас не хватало!
МАКСИМ. Приветик!
МАК-КЕНДИ. Аленушка, ну, совсем стала большая!
ГАВРЮШИН. Кто же это так звонит?
АЛЕНА. Может, Тимурка за шейкером прибежал? Мельхиор все-таки.
ГАВРЮШИНА. Или художник за этюдником. Сказала же тебе: оденься поприличнее!
АЛЕНА. Ага, сейчас! Только корсет зашнурую и вуаль поглажу.
МАК-КЕНДИ. Правильно, Аленка! Кто в молодости не чудит, тот в старости не мудрит. Веселая девочка у вас выросла.

Дочь скрывается в прихожей, чтобы открыть дверь.

ГАВРЮШИНА (на всякий случай снимает фартук и вешает его на спинку стула). Даже слишком. Кто же это может быть?
МАК-КЕНДИ. Гаврюшин, продай горшок! Помоги ребенку!
МАКСИМ. Ну, папа-а-а…
ГАВРЮШИН. Заткнись!
МАК-КЕНДИ. Конфуций так бы сыну не сказал!
ГАВРЮШИН. Конфуций его просто убил бы!

Из-за ширмы выглядывает Китаец и согласно кивает.

МАК-КЕНДИ. Shitsky!

Из прихожей удивленно пятится Алена. На нее наступает молодой человек – высокий, широкоплечий, с буйной шевелюрой. В руках у него большая спортивная сумка.

АЛЕНА. Вам кого?
ГАВРЮШИН (смущенно). Шейкер мы отдадим, но он пустой…
АЛЕНА. Папа, это не бармен.
ГАВРЮШИН. А-а… Понятно. Верни ему этюдник!
АЛЕНА. Это не художник. Гораздо лучше!
МАКСИМ (тихо). Это наводчик… Они всегда дверью ошибаются!
АРТЕМ. Мне бы Веру Николаевну…
ГАВРЮШИНА. Я Вера Николаевна. В чем дело?
АРТЕМ. Вера Николаевна, давайте прямо сегодня, сейчас…
ГАВРЮШИНА. Что сегодня?
АРТЕМ. Ну, то самое, о чем договорились.
ГАВРЮШИН. Интересно, о чем вы договорились?
АРТЕМ. Это вас не касается.
МАКСИМ. А повежливей нельзя?
МАК-КЕНДИ. Верочка, у меня тоже есть молодой друг, но он не такой настойчивый…
АЛЕНА (ей, тихо). У мамы никого нет.
МАК-КЕНДИ. Ну, и зря!
ГАВРЮШИНА. Ничего не понимаю! О чем мы договорились? Вы кто?
АРТЕМ. Я от Непочатого.
ГАВРЮШИНА. Ах, вот оно что! 
ГАВРЮШИН. Кто это?
ГАВРЮШИНА. Это господин… э-э-э…  Бударин.  Он пришел на первое занятие.  Вас как по отчеству?
АРТЕМ. Можно без отчества.  Просто – Артем.
ГАВРЮШИНА. Нельзя. Человеку нельзя без отчества.
АРТЕМ. Михайлович.
ГАВРЮШИНА. Артем Михайлович, я же сказала: завтра, в двенадцать тридцать. Сегодня у нас семейный обед. Приехали родственники…
АРТЕМ. Обед? Это хорошо. Я в аэропорту только булку с кофе выпил.

Алена с интересом разглядывает молодого человека.

ГАВРЮШИНА. Булки, молодой человек, не пьют.
АРТЕМ. Извините… Я кофе с булкой съел…
АЛЕНА. А кофе не едят. Какой вы смешной!
МАК-КЕНДИ. Да, в аэропортах обычно отвратительный кофе. Я там никогда не пью. За исключением Вены и Рима. Вы откуда такой прилетели?
АРТЕМ. Из Старосибирска.
МАК-КЕНДИ. А-а… Ну, извините, извините…
МАКСИМ. Он еще и гастарбайтер.
ГАВРЮШИН. Если человек из Сибири, надо его накормить!
АЛЕНА. И напоить.
ГАВРЮШИНА. Спиртного в доме нет.
АРТЕМ. У меня с собой. Наш продукт! (Вынимает из сумки огромную бутылку водки.)  «Старосибирская»!  По рецепту Григория Распутина.
АЛЕНА. Ух, ты, какая большая!
АРТЕМ. При царе четвертью называлась. Григорий Ефимович за обедом один выкушивал.
ГАВРЮШИНА (строго). Во-первых, Распутин пил мадеру. Во-вторых, Артем Михайлович, жду вас завтра в двенадцать тридцать и без бутылки. Всего доброго!
ГАВРЮШИН. Вера, нельзя же так! Человек издалека. Что он подумает? Представь, ты приезжаешь в Сибирь, и с тобой вот так же! За это Москву и не любят. Проходите, молодой человек, раздевайтесь и немедленно к столу! Обычно я пью «Путинку». По праздникам. А тут целая «Распутинка»! (Забирает бутыль.) Алена, помоги гостю раздеться! Конфуций высоко ценил гостеприимство…
ГАВРЮШИНА (обреченно). И всегда ходил в гости с четвертью.
АРТЕМ (снимая куртку). Спасибо. А где тут у вас?..
ГАВРЮШИН. Дочка, проводи молодого человека к богине Цзы Гу!
АЛЕНА. Пошли, распутинец, покажу!

Они уходят. Гаврюшин уносит в столовую бутылку, держа ее бережно, как младенца. 

МАК-КЕНДИ (глядя ему вслед). I shit a brick!
ГАВРЮШИНА (с укором). Алевтина, не ругайся!
МАК-КЕНДИ. Я в бешенстве! Ленька не хочет помочь Максу! Скажи ему – он тебя слушается!
ГАВРЮШИНА. Ты видела, как он меня слушается.
МАК-КЕНДИ. Я подам на него в Европейский суд!
МАКСИМ. Мама, это очень долго!
МАК-КЕНДИ (истерично). Какая я тебе мама? Просила же!
МАКСИМ. Прости, Тина!
ГАВРЮШИНА. Не ссорьтесь! Алевтина, а ты что, своего первого мужа совсем уже забыла?
МАК-КЕНДИ. Конечно, забыла. Когда часто выходишь замуж, все они в голове перемешиваются. Это как в круизе, уже и не помнишь, где какой музей или замок и у кого какой шпиль… 
ГАВРЮШИНА. Я напомню. Когда он трезв, с ним лучше не разговаривать. После двухсот граммов теплеет. Между тремястами и полулитром щедр до неузнаваемости. Потом резко мрачнеет и засыпает. Вспомнила?
МАК-КЕНДИ.Вспомнила! Сынок, мы можем опоздать! Скорее! К нему!

Мать и сын, налетая на мебель, мчатся в столовую. Гаврюшина уходит на кухню. Из ванной появляются, слившись в поцелуе, Алена и Артем. Возвращается Гаврюшина.

ГАВРЮШИНА. Брек!
АЛЕНА (отскакивая). Уп-пс!
АРТЕМ (отдышавшись). Повеситься на два месяца.
ГАВРЮШИНА (рывком снимает со стула забытый передник; дочери). Марш в детскую, коллекционерша!

Алена понуро бредет в свою комнату, оглядываясь на Артема. 

АРТЕМ (смущенно). Это не то, о чем вы подумали…

Появляются Гаврюшин с рюмкой в руке.

ГАВРЮШИН. К столу! Заждались…
ГАВРЮШИНА (Артему). Вам, молодой человек, лучше уйти.
ГАВРЮШИН. Вера, он же из Сибири!
ГАВРЮШИНА. Артем Михайлович, жду вас завтра. В двенадцать тридцать.

Артем обиженно удаляется. Гаврюшина, посмотрев ему вслед и покачав головой, уходит на кухню, захватив фартучек. Из-за ширмы появляется Китаец и декламирует.

КИТАЕЦ. Случайно встретились они,
Как два листка в реке.
Что суждено им – вместе плыть?
Расстаться навсегда?


КАРТИНА ВТОРАЯ 

Та же гостиная. Все по-прежнему. Правда, на полке теперь только два старинных сосуда-жертвенника. Алена шваброй протирает пол. В кресле сидит Артем и наблюдает.

АРТЕМ.  Давай помогу!
АЛЕНА. Не надо. Я наказана.
АРТЕМ.  За что?
АЛЕНА. Сам знаешь, за что!
АРТЕМ. Ты первая начала.
АЛЕНА. Просто хотела проверить твою реакцию.
АРТЕМ. Я думал, эрекцию.
АЛЕНА. У вас, в Сибири, все такие простые?
АРТЕМ. А что я такого сказал?
АЛЕНА. Разве можно порядочной девушке напоминать про ее слабости. Она и так все помнит. В отличие от непорядочной девушки. Кстати, твоя реакция запоминается. (Смотрит на пол.) Господи, откуда же столько грязи?
АРТЕМ. Осень. Вы бы хоть тапочки гостям выдавали.
АЛЕНА. Мама говорит: в приличном доме гостей не переобувают. 
АРТЕМ. Она у вас всегда опаздывает на занятия?
АЛЕНА. Никогда… Очень редко.
АРТЕМ. Папа-то жив после вчерашнего? Четверть – не четвертинка все-таки.
АЛЕНА. Ты его недооцениваешь. Для дипломата алкоголь – часть профессии. Прикинь, он однажды самого Ельцина перепил!
АРТЕМ. Если твой отец дипломат, почему дома сидит, а не за границей?
АЛЕНА. Он в отставке. Но посол – это как генерал – на всю жизнь.
АРТЕМ. Ясно. За что выгнали?
АЛЕНА. За правду!
АРТЕМ.  А-а… Я думал за это! (Щелкает пальцем по кадыку.)
АЛЕНА (вздохнув). Кто же на трезвянку правду скажет? Ельцин приехал с государственным визитом, подписал что-то, а вечером собрались в узком кругу, в посольстве. Раскрасили мир. Ну, он и приказал: «Говори, Леонид Иванович, мне всю правду! А то мои чубайсы врут, как враги!» Ну, папа ему и вывалил: про шоковые реформы, обнищание народа, предательство геополитических интересов…
АРТЕМ. И про предательство?
АЛЕНА. И про предательство! Ельцин папу обнял и заплакал. Сказал, что давно не встречал такого порядочного человека и место ему в Москве!   Потом его унесли…
АРТЕМ. Папу?
АЛЕНА. Ельцина. А папа стал ждать красный халат.

Из-за ширмы появляется Китаец в красном халате. Он подходит к полке и оглаживает оставшиеся ссуды, горюя об утрате. 

АРТЕМ. Чего?
АЛЕНА. Красный халат. В Древнем Китае в красном ходили самые крутые боссы. И, знаешь, президент слово сдержал: папу действительно отозвали в Москву. Лет пять он почтительно ожидал назначения. Это китайцы так выражаются. А потом его уволили из МИДа.  Вот и все!
АРТЕМ. Повеситься на два месяца! Президентам, как и девушкам, правду лучше не говорить.  А это что это там за кастрюли?
АЛЕНА. Сам ты кастрюля! Это жертвенники. Знаешь, сколько стоят?
АРТЕМ. Сколько?
АЛЕНА. Каждый, как новый «мерин».
АРТЕМ. Да ладно!
АЛЕНА. Ты больной? Это же эпоха Троецарствия. Им две тысячи лет!
АРТЕМ. И откуда дровишки?
АЛЕНА. Из Китая. Папа на рынке купил. За сто баксов.

Китаец хватается за голову. 

АРТЕМ. Врешь!
АЛЕНА. Девушки не врут, а экономят правду. Но это – правда. Там же во время культурной революции всех преподов разогнали, поэтому в артефактах никто вообще не шарил. А на сто долларов семья могла целый год прожить. У нас ведь тоже раньше можно было у бабульки икону семнадцатого века почти даром взять…
АРТЕМ. Это точно! Но моя бабушка продавать отказалась, и у нее украли, пока она огород полола. Дверей-то не запирали. Но воры честные оказались. Оставили пять банок тушенки и бутылку кагора. Вместо денег. Вот времена были! Теперь еще и дом бы спалили – для смеха. А как же он провез эти горшки через таможню?
АЛЕНА. Дипломатов не досматривают. Так ты, значит, из крестьян?
АРТЕМ. А ты что - из дворян?
АЛЕНА. Мама точно из дворян.
АРТЕМ. Вот откуда она этикет знает!
АЛЕНА. Нет, она в протоколе работала. Потом стала послихой: приемы, официальные завтраки то да сё… А вот папа у нас из простых. Гаврюшин. Смешная фамилия, да?
АРТЕМ. Нормальная. Русская. (Осматривает сосуды, вызывая страдания Китайца, берет с полки пузатого Будду.) Почти мой однофамилец! Будда.
АЛЕНА. Да, у тебя фамилия красивая – Бударин.
АРТЕМ. Мне тоже нравится. Фамилия с будущим. Слушай, а про какую богиню твой отец вчера говорил?
АЛЕНА. Цзы Гу.
АРТЕМ. Она, что, в сортире живет?

Китаец оживленно кивает головой.

АЛЕНА. Можно и так сказать. Цзы Гу – богиня отхожего места. У китайцев реально за каждую ерунду отвечает какой-нибудь божок. И к этим жертвенникам тоже дух приставлен.
АРТЕМ. Ясно: китайский домовой.
АЛЕНА. Он ходит по дому, бродит, как призрак… Папа, если сильно выпьет, с ним разговаривает...

Она насмешливо, но довольно точно показывает, как ходит Китаец. Тот обижается и уходит за ширму.

АРТЕМ (ставит на место Будду, снимает с полки томик, листает). Ты все это прочитала?
АЛЕНА. Что я, крейзи?  А мама точно прочитала.
АРТЕМ. Значит, она крейзи?
АЛЕНА. Скоро узнаешь.
АРТЕМ (смотрит на часы). Да уж поскорей бы! Время – деньги.
АЛЕНА. Не будь буржуем! Это скучно.
АРТЕМ.  Ладно, не буду… Отдохни! (Отбирает у нее швабру, драит пол.) 
АЛЕНА (садится, любуется им). Здорово у тебя получается!
АРТЕМ. Еще бы! Школа молодого бойца! А какая у тебя в детстве любимая книжка была?
АЛЕНА. «Гарри Поттер». Прикинь, я даже плакала по ночам, что не могу стать «принцем-полукровкой».
АРТЕМ. Почему?
АЛЕНА. Я же девочка.
АРТЕМ. А, по-моему, женщиной быть интереснее, чем мужчиной.
АЛЕНА. Если тебя любят – да. Но если не любят, быть женщиной ужасно! А тебе какие книжки в детстве нравились? Про трансформеров?
АРТЕМ. Почему про трансформеров? «Мифы древней Греции». Мне мама на день рождения подарила. Сказала: «Прочтешь, пока я в больнице буду лежать. Выпишусь, перескажешь своими словами». Не выписалась... Она у меня тоже учительницей была. В младших классах.
АЛЕНА (после сочувственной паузы). А отец?
АРТЕМ. Отец? Лучше спроси: кто мне из древнегреческих богов больше всех нравился?
АЛЕНА. Знаю. Аполлон!
АРТЕМ. Какие вы тут в Москве все – с подъелдыком!  Не угадала.
АЛЕНА. Тогда – Геракл.
АРТЕМ. Почему Геракл?
АЛЕНА. Из-за тринадцатого подвига.
АРТЕМ. Тринадцатый подвиг? В книжке было только двенадцать.
АЛЕНА. Это потому что книжка твоя – для детей. А тринадцатый подвиг для взрослых. Геракл за одну ночь лишил невинности сорок девственниц.
АРТЕМ. Так не бывает!
АЛЕНА. Почему? Он же Геракл!
АРТЕМ. Да хоть сам Шварценеггер! Где он взял столько девственниц? Из «Красной книги»? Мне за всю жизнь только одна попалась. Я от удивления чуть не женился…
АЛЕНА. Почему «чуть»?
АРТЕМ. Меня в армию взяли, а она… Ладно, проехали.
АЛЕНА. А тебе так важно быть у женщины первым?
АРТЕМ. Первым надо быть в жизни. У женщины надо быть последним.
АЛЕНА. Круто!
АРТЕМ.  А из богов мне больше всех нравился Гермес.
АЛЕНА. Почему? 
АРТЕМ. Во-первых, у него были крылатые сандалии, и он мог летать, как истребитель пятого поколения. Во-вторых, Гермес мог выпутаться из любого положения и всегда добивался своего. Любой ценой!  Помнишь, как он украл коров у Аполлона?
АЛЕНА. Не помню. 
АРТЕМ. Я читал эту книжку и думал: когда вырасту – буду жить, как боги.
АЛЕНА. Это как?
АРТЕМ. Просто! Хочешь – сделай. Нужно – возьми.  Боишься – преодолей себя или умри. Мешают – отодвинь. Сопротивляются – победи. Любишь – обними и не думай о том, что будет потом. В общем, живи, как душа просит.
АЛЕНА. Ого! Ну, и зачем тебе тогда мамины занятия? 
АРТЕМ. Мне? Незачем. Но Никитич говорит, без этого в большом бизнесе делать нечего. Она у тебя строгая?
АЛЕНА. Жуть! В детстве я сутулилась и досутулилась до искривления позвоночника. Знаешь, как мама меня вылечила? Смотри! (Продевает ручку швабры между спиной и руками.) Понял? Я даже шваброй делала. Поэтому у меня теперь такая осанка. Как у балерины. Заметил?
АРТЕМ. Заметил.
АЛЕНА. Нравится?
АРТЕМ. Нравится! (Пытается ее обнять.) 
АЛЕНА. А Макс у нас сутулый.
АРТЕМ. Это твой брат?
АЛЕНА (уклоняется).  Сводный.
АРТЕМ.  Значит, он сын той лахудры в шляпе? 
АЛЕНА. Да, мы зовем ее Чума.
АРТЕМ. Почему?
АЛЕНА. Ее девичья фамилия Чумина. Теперь-то она Мак-Кенди. Но как была чумой, так и осталась. Она сбежала от папы к шведскому журналисту, а Максика на память оставила. Был жуткий скандал. Разведенным за границей тогда работать запрещали, но ведь папа не виноват, что его жена бросила. Прикинь, порядочки были? А ты после того раза так и не женился?
АРТЕМ. Нет.
АЛЕНА. Никто не берет?
АРТЕМ. Никому не даюсь.
АЛЕНА. Ну прямо «Дикая орхидея»! В общем, отца вызвали и сказали: дуй в отпуск и без новой жены не возвращайся. Он прилетел в Москву и пошел прогуляться. Видит около Третьяковки очередь, спрашивает: «Кто крайний и что дают?» А последней стояла мама, она, конечно, поняла, что он прикалывается, и ответила: «Дают Петрова-Водкина. Но Водкин кончился. Остался только Петров». Папа сразу в нее и влюбился… 
АРТЕМ (наступая на нее). С первого взгляда?
АЛЕНА. С первого.
АРТЕМ. Как я…
АЛЕНА. А разве ты?..

Пользуясь беззащитностью девушки, руки которой скованы шваброй, он долго целует ее в губы. Из прихожей торопливо входит Гаврюшина в плаще.

ГАВРЮШИНА. Закрепляете пройденное?  

Молодые люди отскакивают друг от друга.

АЛЕНА. Мама, я показывала, как ты меня отучала сутулиться.
ГАВРЮШИНА. Да-а?  У тебя, кажется, зачет по исторической грамматике?    
АЛЕНА. Да. Но…
ГАВРЮШИНА. Вот и позанимайся! А я займусь Артемом Михайловичем.

Алена нехотя уходит в свою комнату.  

ГАВРЮШИНА (снимает плащ, уносит в переднюю, возвращается). Артем Михайлович! (Обходит его вокруг, рассматривая.) Должна извиниться за опоздание. Вы деловой человек, у вас каждая минута на счету…
АРТЕМ. Все нормально. Мы тут с Аленой о книжках разговаривали…
ГАВРЮШИНА. Видела. Еще раз извините! Мы отрабатывали с учеником этикет делового завтрака. В его загородном доме. Попали в пробку. Интересно, когда у нас будут строить нормальные дороги?
АРТЕМ. Когда все начальники построят себе загородные дома. А можно как бы начать занятие?
ГАВРЮШИНА. Конечно. Однако за каждое «как бы» я буду вам сбавлять оценку. Договорились?
АРТЕМ. Не обсуждается.
ГАВРЮШИНА. Итак, вы хотите научиться вести себя в обществе?
АРТЕМ. Это Эдуард Никитич хочет. Мне и так хорошо.
ГАВРЮШИНА. В самом деле, зачем самородку манеры? Присаживайтесь! (Он садится.)
Первая ошибка. Нельзя садиться в присутствии дамы. Надо предложить ей сесть первой.
АРТЕМ (вскакивает, смущается). Извините, присаживайтесь!
ГАВРЮШИНА. Вы очень любезны! (Садится.)

Он садится рядом.

ГАВРЮШИНА. Ошибка вторая: надо дождаться, пока дама предложит вам сесть.
АРТЕМ (вскакивает). Пардон!
ГАВРЮШИНА. Вы говорите по-французски?
АРТЕМ. Нет.
ГАВРЮШИНА. Тогда присаживайтесь! Скажите, чем вы занимаетесь в свободное время?
АРТЕМ. У меня и времени-то свободного нет. Работы много. Никитич все соки выжимает. ГУЛАГ отдыхает.
ГАВРЮШИНА. Значит, вы трудоголик?
АРТЕМ. А что в этом плохого? Алкоголик, наверное, хуже…
ГАВРЮШИНА (сухо, поняв намек). Да, конечно. Кстати, носки должны быть такой длины, чтобы, когда вы сидите, не выглядывала голая нога.
АРТЕМ (одергивает штанину). Понял. (Откровенно рассматривает Гаврюшину.)
ГАВРЮШИНА. И когда вы с кем-то разговариваете, не отводите взгляда, смотрите в глаза, это вызывает доверие. А вот если вы уставитесь на грудь женщины, как некормленый младенец, она решит, что вы наглец. У вас в Сибири так принято – приставать к девушке, едва войдя в незнакомый дом?
АРТЕМ. Я не приставал.
ГАВРЮШИНА. Я видела!
АРТЕМ. Вы не все видели! (Встает.)  Сколько я должен за первое занятие?
ГАВРЮШИНА. Нисколько. Первый урок я даю бесплатно. А вот за последний беру дорого!
АРТЕМ. Последнего не будет. Я больше к вам не приду. За унижения не платят. (Решительно направляется к двери, останавливается, возвращается, бросает в жертвенник крупные купюры.) 
ГАВРЮШИНА. Платят, Артем Михайлович, еще как платят! И если это наше первое и последнее занятие, тогда вот вам прощальный совет: когда говорите кому-то неприятные слова, обязательно улыбайтесь! Лучше действует. Ведь что такое улыбка? Это оскал зверя, облагороженный человеческой цивилизацией…
АРТЕМ (удивленно оборачиваясь).  Вы серьезно? Улыбка? Повеситься на два месяца.
ГАВРЮШИНА (морщась). Я редко шучу. А вам, Артем Михайлович, пора отвыкать от старосибирских прибауток.  Это не комильфо.
АРТЕМ. Что?
ГАВРЮШИНА. Не катит. Так понятнее?
АРТЕМ. Понятнее.
ГАВРЮШИНА. И учитесь правильно улыбаться! Улыбкой можно выразить все, любой оттенок чувств и мыслей. Я давно заметила: чем разнообразней и тоньше улыбается человек, тем успешней его жизнь. А вы мужчина видный. Вас будут любить женщины. Вам надо обязательно овладеть искусством прощальной улыбкой. Ну-ка, повторите: «Я больше к вам не приду!» И улыбнитесь!
АРТЕМ (поколебавшись, повторяет, улыбаясь). Я больше к вам не приду!
ГАВРЮШИНА.  Добавьте немного иронии!
АРТЕМ. Я больше к вам не приду!
ГАВРЮШИНА. Уже лучше! Немного вежливой скорби!
АРТЕМ. Я больше к вам не приду.
ГАВРЮШИНА. Почти то, что надо! А теперь скажите так, чтобы женщина вам не поверила!
АРТЕМ.  Я больше к вам не приду!
ГАВРЮШИНА. Отлично, Артем Михайлович! Схватываете на лету.
АРТЕМ (зло). И хватаю я тоже на лету! (Уходит.)

Гаврюшина смотрит ему вслед, пожимает плечами и уходит в спальню. Из-за ширмы осторожно выходит Китаец, достает из сосуда деньги, смотрит купюры на свет, пересчитывает и хихикает. 


КАРТИНА ТРЕТЬЯ 

Та же гостиная. В окно видно, как на перила лоджии старая липа опустила заснеженные ветки. Зима. Китаец разглядывает игрушки на новогодней елке. Услышав шум в прихожей, скрывается за ширмой. Входят Артем и Гаврюшина. Она в вечернем платье. На нем хороший костюм с ярким галстуком. 

АРТЕМ. Почему вы хмуритесь? Опять мною недовольны?
ГАВРЮШИНА (поправляет ему галстук). Галстук ярковат…
АРТЕМ. Это всё?
ГАВРЮШИНА. Нет. На вешалке дубленка Максима, а после его приходов Леонид Иванович обычно запивает. От огорчения. Но и вы меня сегодня не порадовали. Ставлю вам четыре с минусом.
АРТЕМ. Почему с минусом?
ГАВРЮШИНА. А почему четыре, вам неинтересно?
АРТЕМ. Нет. Пятерки вы мне никогда не ставите.
ГАВРЮШИНА. Объясняю. Во-первых, вы трижды сказали «как бы».
АРТЕМ. Ч-ерт!
ГАВРЮШИНА. Нечистая сила тут не при чем. Надо следить за своей речью. Во-вторых, вы держали бокал с красным вином за ножку.  А надо?
АРТЕМ. Снова забыл! За ножку держат шампанское и белое. А красное надо – за емкость. Вот так… (Показывает, растопырив пальцы.)
ГАВРЮШИНА. Правильно!
АРТЕМ. Теперь запомню.
ГАВРЮШИНА. Ничего не надо запоминать. В этикете все логично. Нужно понять эту логику. Она проста: делай так, чтобы удобно было тебе и не мешало другим. Почему бокал с шампанским держат за ножку? Да потому что шампанское подают холодным. Пальцы отморозишь. А красное вино пьют…  
АРТЕМ. Теплым!
ГАВРЮШИН. Комнатной температуры. Третья ошибка. На приемах не ведут споры об организации производства в депрессивных районах и не хватают за локоть гостя, если он хочет наконец от вас отойти. На приемах просто знакомятся, обмениваются карточками. Потом можете встречаться и спорить до хрипоты. И уж, конечно, нельзя спрашивать у постороннего: «Кто эта хохочущая выдра с силиконовым бампером?» Тем более, если это хозяйка приема…
АРТЕМ. Повеситься на два месяца!
ГАВРЮШИНА. Артем Михайлович, мы же договаривались!
АРТЕМ. Виноват. Но ведь она же дура!
ГАВРЮШИНА. Разумеется, если даром кормит и поит таких неблагодарных гостей, как вы. Кстати, когда едите устриц, вовсе не обязательно из пустых раковин строить на тарелке что-то вроде Пизанской башни.
АРТЕМ. Исправлюсь.
ГАВРЮШИНА. Ну, и последнее. Когда вы, наконец, запомните: в лифт первым входит мужчина, а выходит первой женщина.
АРТЕМ. Почему?
ГАВРЮШИНА. Давайте рассуждать логично! 
АРТЕМ. Как с бокалами?
ГАВРЮШИНА. Да, как с бокалами. Лифт – место опасное, вроде лодки. Вдруг она дырявая? Ведь в лодку-то вы сначала прыгнете сами, а потом уже пригласите туда даму, предложив руку? Так?
АРТЕМ. Так…
ГАВРЮШИНА. Теперь допустим, лифт сломан. Оборвался трос. Вы мужчина и принимаете опасность на себя. Ясно? А доехав до нужного этажа, можно без опаски пропустить вперед женщину, как в дверь. Это понятно?
АРТЕМ. А если в подъезде или возле квартиры ждет наркоман с бритвой?
ГАВРЮШИНА. Ну, это вы придумываете. Маловероятно.
АРТЕМ. Гораздо вероятнее, Вера Николаевна, чем оборванный трос.
ГАВРЮШИНА. Неприятная история… Алена мне рассказала. У нас такой тихий, интеллигентный подъезд. Все-таки кооператив МИДа. Их было четверо?
АРТЕМ. Двое.
ГАВРЮШИНА. Странно. Алена говорила, четверо. (С уважением смотрит на него.) У вас в Сибири все так хорошо дерутся?
АРТЕМ.  Все… кто в спецназе служил.
ГАВРЮШИНА (поколебавшись). Артем Михайлович, я убеждена, что мать не должна вмешиваться в личную жизнь взрослой дочери, но тем не менее…
АРТЕМ (участливо). Что-нибудь случилось? Алена снова не ночевала дома? Вернулась утром с большим букетом?
ГАВРЮШИНА. Нет, теперь она ночует дома, но у нее заплаканные глаза.
АРТЕМ. А раньше с ней такого никогда не было?
ГАВРЮШИНА. Такого? Никогда. С Аленой что-то происходит. Не замечаете?
АРТЕМ. Нет.
ГАВРЮШИНА. Странно… Могли бы заметить: ведь все это из-за вас!
АРТЕМ. Почему же – странно? Вы тоже не замечаете, что происходит со мной. Из-за вас!
ГАВРЮШИНА (отводя взгляд). Артем Михайлович, вы о чем?
АРТЕМ. О том же, о чем и вы, Вера Николаевна!

Они долго смотрят друг другу в глаза.  Артем пытается взять ее за руку, даже обнять   она отшатывается. Но тут из комнаты с грохотом выбегает Максим. За ним гонится отец. На шум из-за ширмы выглядывает Китаец.  

ГАВРЮШИН. Стой, урод, все равно убью!

Максим прячется за спины Гаврюшиной и Артема.

ГАВРЮШИНА.  Что случилось?
ГАВРЮШИН. Он снова просит денег!
ГАВРЮШИНА. Это продолжается уже двадцать лет. Мог бы и привыкнуть!
МАКСИМ.  Папа, меня посадят!
ГАВРЮШИН. И очень хорошо! Вот, смотри, стоит человек! Твой ровесник. И все у него нормально. Он благородный муж. А ты? Попрошайка!
ГАВРЮШИНА.  Объясните, в чем дело?
МАКСИМ. Мне нечем гасить кредит!
ГАВРЮШИН. Слышала? Я продал жертвенник эпохи Троецарствия, а этому солитеру нечем платить по кредиту!

Гаврюшин подбегает к полке и стучит кулаком по опустевшему месту. Из-за ширмы выныривает Китаец и тоже возмущенно стучит по полке. Гаврюшин делает ему знак, и тот удаляется в свое укрытие.
ГАВРЮШИНА. Макс, отец дал тебе кучу денег. Как же так?
МАКСИМ.  Я сейчас все объясню…
ГАВРЮШИН. Нет, это я вам сейчас все объясню! Артем Михайлович, не сочтите за труд, скажите, какой на вас костюм?
АРТЕМ. А что плохо сидит? (Косится на Гаврюшину.)
ГАВРЮШИН. Отлично сидит. Как влитой. Фирма какая?
АРТЕМ. Фирма… Мы с Верой Николаевной вместе выбирали…
ГАВРЮШИНА (смущенно). «Хьюго Босс».
ГАВРЮШИН. Вот! Вице-президент холдинга носит скромный «Хьюго Босс». А этот кошкодав напялил «Бриони». Кастрированному коту, видите ли, крайне важно, что его мучитель одевается у Бриони! (Хватает сына за лацканы.) Годовая зарплата учителя!
ГАВРЮШИНА. Макс, можно бы и поскромнее!
МАКСИМ. Вера Николаевна, вы поймите, это философия моего бизнеса.
ГАВРЮШИН. Философия? Шопенгауэр недорезанный! А снять помещение для кошачьего абортария на Кутузовском проспекте, в доме, где жил Брежнев, – тоже философия?
МАКСИМ. Конечно! Я хотел привлечь випов. Они же не повезут кисок в Тропарево. Я лично принимаю каждого клиента, и они должны видеть, что обратились в крутую  фирму, что цены соответствуют уровню. Ну, Артем, ну, скажи им, что галстук, костюм, часы… Все это очень важно! Иначе нельзя…
ГАВРЮШИН. Часы-ы! Ага! Покажи, мерзавец, часы! (Хватает его за руку.) Так и знал: «Брегет». А перстень-то, перстень, как у цыганского барона! Вера, отдай ему бусы, которые мы купили в Калькутте! 
ГАВРЮШИНА.  Леня, успокойся, что сделано, то сделано!
ГАВРЮШИН. Ха-ха! Сделано? Ты еще не знаешь, что сделано! Скажи сынок, а ремонт обязательно делать в древнеегипетском стиле?
МАКСИМ. О да! Ведь наши киски произошли от нильского камышового кота.
ГАВРЮШИН. Убью!
АРТЕМ. Погодите, Леонид Иванович, по маркетингу пока все нормально. Конечно, Макс, с представительскими расходами ты переборщил. Но теперь должна пойти прибыль. Ты в каком банке брал кредит?
МАКСИМ. В «Эльбрусе».
АРТЕМ. У Мусаева?
МАКСИМ. Да, у Вахи Джохаровича. Ты его знаешь?
АРТЕМ. Я с ним воевал. Попрошу: он немного подождет.
ГАВРЮШИН. Какая, к дьяволу, прибыль! У него все кошки сдохли!
АРТЕМ. Как сдохли?
ГАВРЮШИН. А как кошки дохнут? Мяу – и лапки кверху.
ГАВРЮШИНА. Почему сдохли?!
ГАВРЮШИН. А вот это самое интересное! Рассказывай, плевок природы!
ГАВРЮШИНА. Леня, успокойся! Не надо употреблять такие выражения. Где твоя конфуцианская сдержанность?!
ГАВРЮШИН. Где? Чтобы это объяснить, мне нужны и не такие выражения!
ГАВРЮШИНА. Прошу тебя: остынь! Макс, отчего сдохли кошки?
МАКСИМ. Они не сдохли, а умерли.
ГАВРЮШИНА. Хорошо, отчего они умерли?
МАКСИМ. От препарата «Анти-март».
ГАВРЮШИНА. Что за препарат?
МАКСИМ. Новейшая разработка. Нанотехнология. В инструкции написано: «радикально избавляет котов от  либидо».
ГАВРЮШИН. А у котов есть либидо?
МАКСИМ. Конечно, папа!  Поэтому они в марте так страдают. Я и подумал: если хозяин любит своего пушистого друга - он заплатит любые деньги, чтобы обойтись без «чик-чик». Дал объявление – и клиенты просто валом повалили.  А потом вдруг…
АРТЕМ. Где ты взял препарат?
МАКСИМ. На фирме «Котовасия».
АРТЕМ. Ты их нашел, или они – тебя?
МАКСИМ. Они. Сказали, клинические испытания закончены, но бумаги оформляются долго, и на рынке «Анти-март» появится только в следующем году. Понимаете, это же эксклюзив!
ГАВРЮШИН. От этого эксклюзива весь Интернет теперь взорвется: Максим Гаврюшин – живодер и враг всего прогрессивного кошачества! Охрана животных устроит пикеты возле «Чик-чика», а хозяева усопших подадут в суд. Вера, ты понимаешь, сколько они слупят с нашего дебила? 
ГАВРЮШИНА. Какой ужас!
АРТЕМ. Макс, дай мне адрес этой «Котовасии». Мы их тряхнем!
МАКСИМ. Я туда ездил. Нет там никакой фирмы. И никогда не было.
АРТЕМ. Подстава. Плохо! Как же ты так повелся? Надо было проверить!
МАКСИМ. Они предложили хорошую скидку, если я возьму всю партию.
АРТЕМ. И ты взял?
МАКСИМ. Взял. Хотел стать монополистом на рынке. Так во всех учебниках по бизнесу написано.
ГАВРЮШИН. Учиться бизнесу по книжкам – то же самое, что учиться любви по «Камасутре».  Значит, денег нет?
МАКСИМ. Нет. Совсем нет.
ГАВРЮШИНА. Артем Михайлович, сделайте одолжение поговорите с Вахой Джохаровичем об отсрочке. Все-таки вы однополчане...
АРТЕМ. Поговорю. Думаю, к батарее Макса приковывать не будут. Только вы не поняли, мы не однополчане. Наоборот. Мы воевали друг с другом, а познакомились под Хасавюртом, когда пленных обменивали. Правда, тогда у него другое имя было. Но мужик он нормальный и не хочет, чтобы о нем лишнее узнали.
ГАВРЮШИНА.  Спасибо!
АРТЕМ. Не за что. Но долги все равно надо возвращать. Это только отсрочка.

Входит Алена. 

АЛЕНА (бросается на шею Артему). Артемон, а почему ты не сказал, что у тебя новая тачка? 
ГАВРЮШИН (подозрительно). Какая еще тачка?
АЛЕНА. Красный «ягуар».
АРТЕМ. Это не мой.  Мы с Верой Николаевной на такси приехали.
АЛЕНА. А чей же?  В нашем доме ни у кого такого нет.
МАКСИМ. Наверное, у кого-нибудь гости…

Все невольно смотрят на Макса. Тот опускает голову.

ГАВРЮШИН. А «ягуар» ты, вошь череповецкая, зачем купил? Котов кастрированных по домам развозить? Убью!
МАКСИМ. Папа, это философия моего бизнеса! Ягуары тоже из семейства кошачьих…

Гаврюшин бросается на сына, тот выбегает из квартиры. Отец – за ним. Неловкая пауза. 

ГАВРЮШИНА. Ну, мне надо к следующему занятию готовиться.  Скоро придет ученик. А вы бы, дети, сходили куда-нибудь! (Уходит в спальню.)
АЛЕНА. Точно! Почему бы детям и не сходить куда-нибудь, а? Может, Артем Михайлович, изучим, как следует вести себя в подпольных казино Москвы?
АРТЕМ.  У меня много работы.
АЛЕНА. И поэтому ты не звонишь? Раньше у тебя не было столько работы! А может, ты просто коллекционер? Поймал бабочку, приколол иголочкой к стенке. В старости будешь сидеть в кресле-качалке и вспоминать: вот эта, с белыми крылышками, попалась мне…
АРТЕМ. Я не по этой части.
АЛЕНА. Артем, ну, поедем к тебе! Ну, что ты смотришь?  Да, я проходила с мамой краткий курс девичьей гордости. Знаешь, чем воспитанная девушка отличается от невоспитанной?
АРТЕМ. Чем же?
АЛЕНА. Невоспитанной приходится вести себя так, чтобы думали, будто она воспитанная. А воспитанная может делать все, что захочет. Она же воспитанная, ей наплевать, если кто-то что-то подумает. Артем, ты не понимаешь? Я же тебя люблю!
АРТЕМ. Ты разве умеешь?
АЛЕНА. Я научусь! Я хочу, чтобы ты был моим последним мужчиной!
АРТЕМ. У меня не получится.
АЛЕНА (после долгого молчания). Значит, расфрендились?
АРТЕМ. Нет, почему же? Дружить мы будем, если хочешь…
АЛЕНА. Нашел другую… А мы к тебе так привыкли. Мама раз десять спрашивала, не делал ли ты мне предложение. Чтобы я ни в коем случае не отказывалась. Знаешь, раньше я всем отказывала. Ночь, проведенная вместе, не повод для замужества. Ночь можно провести с кем угодно, а жизнь – только с одним человеком. Я думала, этот человек – ты!
АРТЕМ. Ты ошибалась.
АЛЕНА. Жаль, я не залетела! Была бы теперь зеленая от токсикоза, а ты, как порядочный человек, женился бы на мне. Правда же?
АРТЕМ. Как порядочный человек, я бы обеспечил ребенка.
АЛЕНА. Значит, мы больше не увидимся?
АРТЕМ. Ну, почему же? Вера Николаевна хочет заняться со мной деловым английским. Я буду приходить к вам…
АЛЕНА. Нет, не будешь!
АРТЕМ. Почему?
АЛЕНА. Не получится! С дочерью – постельным английским, а с матерью – деловым! Тоже мне, молодой бог! Гермес старосибирский! Вылетишь отсюда в своих крылатых валенках! Ты меня не знаешь! Я сейчас заору, позову родителей и скажу, что ты со мной такое сделал… такое…
АРТЕМ. И что же такое я с тобой сделал, чего ты не знала?
АЛЕНА. А этого я не скажу. Буду рыдать, вопить, царапаться, и они вообразят самое жуткое. Так страшнее! Ну, едем к тебе? 
АРТЕМ. Нет. 
АЛЕНА. Подумай! Не будет делового английского. Ничего не будет!
АРТЕМ.  Алена, ты сама не понимаешь, что говоришь!
АЛЕНА (спокойно). Значит, нет? Хорошо… (Истошно визжит.)  Папа!  Мама! А-а-а!

На крик прибегают Гаврюшины: мать – из спальни, отец – из прихожей. Китаец тоже появляется из-за ширмы. 

ГАВРЮШИНА. Что случилось?
ГАВРЮШИН. Артем, в чем дело?
АЛЕНА (торжественно). Он… Артем…. Артем Михайлович… Сейчас… Он сделал… мне предложение…
ГАВРЮШИН. Наконец-то! Поздравляю!
ГАВРЮШИНА (удивленно). Это правда?

Все смотрят на Артема. Каждый по-своему. Он молчит.

АЛЕНА (хихикая). Шутка! Обманула, а вы и поверили! Идиоты! Они поверили! Уроды! Уроды! Уроды! (Смех переходит в хохот.) 

Родители бросаются на помощь. Китаец обмахивает лицо Алены большим веером. 
ГАВРЮШИНА (Артему). Ну, что вы стоите? Несите воду! У нее истерика…


ВТОРОЙ АКТ 

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Та же гостиная. Но на полке остался единственный жертвенник. Рядом стоит Китаец и с тоской смотрит на последний сосуд. В окне видно, как старинная липа опустила на перила лоджии зеленые ветви. Лето. В кресле сидит Гаврюшин. Перед ним бутылка водки и рюмка. Раздается звонок в дверь. Гаврюшин не реагирует. Китаец бежит в прихожую, потом скрывается за ширмой. Входит Непочатый, он в деловом костюме. 

НЕПОЧАТЫЙ. Леня, у тебя дверь нараспашку!
ГАВРЮШИН. Не исключено. Ходил за недостающим звеном и не запер.
НЕПОЧАТЫЙ. За чем ты ходил?
ГАВРЮШИН. За водкой. Рюмка водки иногда кажется мне недостающим звеном, без которого нельзя понять смысл жизни. Выпьешь – и поймешь.   Выпиваешь…
НЕПОЧАТЫЙ. И не понимаешь…
ГАВРЮШИН. Верно! Думаешь: зато уж следующая – точно недостающее звено! (Наливает.)  Выпьешь?
НЕПОЧАТЫЙ. Нет, спасибо.
ГАВРЮШИН. Зачем тогда пришел?
НЕПОЧАТЫЙ. Ехал мимо. Позвонила секретарша: переговоры на полтора часа перенесли. Ну, думаю: зайду к тебе по-русски. Без предупреждения.
ГАВРЮШИН. Если зашел по-русски, пей!
НЕПЧАТЫЙ. Говорю тебе: переговоры.
ГАВРЮШИН. Ты кому рассказываешь, мне, карьерному дипломату? Переговоры без алкоголя, как большой спорт без допинга
НЕПОЧАТЫЙ. Ладно, только одну рюмку.

Гаврюшин наливает. Они чокаются, выпивают.  

ГАВРЮШИН. Рекомендую! Маринованный имбирь. Человечество лучшей закуски еще не придумало!
НЕПОЧАТЫЙ. А соленые огурцы?
ГАВРЮШИН. Вторично! Вот чем еще хорош алкоголь: избавляет от лишних дел. Ну, теперь понял – нужны тебе эти переговоры?
НЕПОЧАТЫЙ. Нет, пока не понял.
ГАВРЮШИН. Тогда еще по рюмке!

Выпивают снова. 

НЕПОЧАТЫЙ (смотрит на одинокий жертвенник). Ну что, расплатился Максим с долгами?
ГАВРЮШИН (вздохнув). Расплатился. Ты не представляешь, почем теперь дохлые кошки!  Да еще судья оказалась кошатницей, вкатила за моральный ущерб по полной программе. Семьям убитых милиционеров столько не выплачивают. Я сказал Максу: больше никаких котов!
НЕПОЧАТЫЙ.  И чем он теперь занимается?
ГАВРЮШИН.  Открыл ресторан «У Хеопса».
НЕПОЧАТЫЙ. Почему у Хеопса?
ГАВРЮШИН. Ну как же! Клинику он отделал в древнеегипетском стиле. Ну, и чтобы деньги не пропадали, там теперь восточная кухня. У входа живой верблюд пасется...
НЕПОЧАТЫЙ. Неплохо придумано. И с рестораном, и с верблюдом.
ГАВРЮШИН. Артем подсказал. Договорился с Мусаевым об отсрочке, даже купил у Макса «ягуар», чтобы мой раздолбай кредит вернул. Толковый Артем парень. Жаль, у них с Аленой не сладилось…
НЕПОЧАТЫЙ. Слишком толковый! Оборзел! Всюду лезет. С Мусаевым этим связался.  Боюсь у него головокружение от успехов…
ГАВРЮШИН. Главное, чтобы головокрушения не было… Ну, что ты решил с переговорами?
НЕПОЧАТЫЙ. Не пойду. К черту! Наливай!
ГАВРЮШИН. Правильно!

Чокаются. Выпивают. Закусывают.  

НЕПОЧАТЫЙ (озирается).  А-а-а… где?..
ГАВРЮШИН.  Где я беру маринованный имбирь?
НЕПОЧАТЫЙ.  М-м-м…  Да!
ГАВРЮШИН. В китайском магазинчике. Недалеко. Могу показать.
НЕПОЧАТЫЙ. Спасибо!  А-а-а…
ГАВРЮШИН.  Как здоровье Алены?
НЕПОЧАТЫЙ.  М-м-м…  Да!
ГАВРЮШИН. Лучше. Конечно, нервный срыв на почве неразделенной любви никому на пользу не идет, но теперь она, кажется, успокоилась. Мы ее подлечили, осенью снова в институт пойдет, замуж вроде бы собралась…
НЕПОЧАТЫЙ. За кого?
ГАВРЮШИН.  За художника. Он у нас этюдник забыл. Пришел забирать… Ну и как-то сладилось. В этом возрасте шрамы на сердце заживают, как в детстве ссадины на коленках.
НЕПОЧАТЫЙ.  Давай за Аленку, чтобы счастлива была!
ГАВРЮШИН.  Давай! 

Выпивают, закусывают, переводят дух.

НЕПОЧАТЫЙ.  А где?..
ГАВРЮШИН. Вера Николаевна?
НЕПОЧАТЫЙ.  Да! Да! Да!
ГАВРЮШИН. Работает. Она теперь редко бывает дома.
НЕПОЧАТЫЙ. Много учеников?
ГАВРЮШИН. Я бы не сказал. С Артемом много занимается. Теперь вот приучает его к консерватории. Шопен, Бетховен, Стравинский…
НЕПОЧАТЫЙ. Под Шопена хорошо думается. Я под Шопена несколько схем ухода от налогов сообразил. Но вообще-то странно…
ГАВРЮШИН. Что – странно?
НЕПОЧАТЫЙ.  Меня Вера Николаевна всего за три месяца окультурила. А с Будариным возится и возится.   
ГАВРЮШИН.  Она всегда хотела сына. Вот и возится…
НЕПОЧАТЫЙ.  И чем же они теперь занимаются, кроме музыки?
ГАВРЮШИН. Этикет давно кончился. Деловой английский тоже. Наверное, деловым, французским. А, может, любовью...
НЕПОЧАТЫЙ.  И ты так спокойно об этом говоришь?
ГАВРЮШИН. Эдик, мудрые китайцы советуют: если берешь молодую жену, приготовь на ложе место для третьего.

Китаец выглядывает из-за ширмы и часто кивает.

ГАВРЮШИН. Твоей-то Елене сколько?
НЕПОЧАТЫЙ. Марине. 
ГАВРЮШИН. Прости, не уследил. В дочки годится или уже во внучки?
НЕПОЧАТЫЙ. Не важно. Я покупаю все только самое свежее. И не волнуйся, она у меня под колпаком. Круглосуточно!
ГАВРЮШИН. В каком смысле?
НЕПОЧАТЫЙ. Как Штирлиц у папаши Мюллера. Нанял ветерана наружного наблюдения. Он еще Солженицына пас.
ГАВРЮШИН. Дорого?
НЕПОЧАТЫЙ. Недешево. Зато надежно.
ГАВРЮШИН. Выброшенные деньги. Следить за своей женой, как за своим здоровьем, – все равно не уследишь.
НЕПОЧАТЫЙ.  А ты бы все-таки последил, куда они ходят, что делают?
ГАВРЮШИН. Мне некогда. Я китайцев перевожу. Хочешь, прочту?
НЕПОЧАТЫЙ. Не хочу.
ГАВРЮШИН. Тогда слушай! (Декламирует нараспев, стараясь подражать тонике китайского стиха.) 
«Выпал снег молодой.
В небесах засияла луна.
И на белом пушистом снегу
Даже старая лошадь прекрасна!»
НЕПОЧАТЫЙ. Ты к чему это прочитал?
ГАВРЮШИН. Ни к чему. Просто такие стихи.
НЕПОЧАТЫЙ. Хочешь, мой ветеран и за твоей присмотрит? Безоткатно.
ГАВРЮШИН. Зачем? Что нового я узнаю? Мне уже изменяла жена. Алевтина. Причем, в особо крупных размерах. Сначала такое чувство, что обрушился мир, а потом… словно воспользовался чужой зубной щеткой.  Но если тебе, Эдик, так хочется – пусть последит.
НЕПОЧАТЫЙ. С чего ты взял, что мне хочется? Я только – ради тебя.
ГАВРЮШИН. Эдик, кому ты врешь? Я дипломат, меня специально учили честно лгать и чуять чужую ложь. Первому я, увы, так и не научился, а вот вторым овладел неплохо. Отстань ты от Веры! Купи себе еще свежего мяса в стрингах и успокойся.
НЕПОЧАТЫЙ. Леня!  В чем дело? Я? Вера?!  Ты сошел с ума!
ГАВРЮШИН. У тебя есть квартира в Ницце?
НЕПОЧАТЫЙ. Допустим…
ГАВЮШИН. Ты звал туда Веру, предлагал заняться непристойными вещами?
НЕПОЧАТЫЙ. Ты о чем?
ГАВРЮШИН. Я? Я – о плевании с балкона в Средиземное море!

Из-за ширмы выглядывает Китаец и хихикает.

НЕПОЧАТЫЙ. Клевета! Откуда знаешь?
ГАВРЮШИН. У меня тут живет китайский домовой. Где же он? (Вертит головой.) Вышел куда-то… Он все слышит и мне докладывает.  
НЕПОЧАТЫЙ. Леня, ты много пьешь и стал подозрительным. Надеюсь, твой домовой донес, что мне было отказано. В резкой форме. 
ГАВРЮШИН. И это правильно!  Если бы я был Верой и выбирал, с кем мне изменить…  я бы тоже выбрал Артема.  Ты, Эдик, староват, с тобой можно изменить только Родине!
НЕПОЧАТЫЙ. Леня, ты из позапрошлого века! Сегодня мужчина с каждым заработанным миллионом становится моложе на пять лет!
ГАВРЮШИН. Значит, Абрамович еще не родился?
НЕПОЧАТЫЙ. Значит так…
ГАВРЮШИН. Но главное не возраст. Ты нечистоплотен.
НЕПОЧАТЫЙ. Я!? У меня в квартире сауна с джакузи, а на даче каскадный бассейн.
ГАВРЮШИН. Да хоть Ниагарский водопад. Повторяю: ты нечистоплотен. В бизнесе. А Вера из хорошей семьи – и очень щепетильна.
НЕПОЧАТЫЙ. В бизнесе по-другому нельзя.
ГАВРЮШИН. М-да, в России богатство, как дизентерия…
НЕПОЧАТЫЙ. В каком смысле?
ГАВРЮШИН. Болезнь грязных рук. Давай выпьем за то, чтобы в России бизнес стал прозрачным, как слеза налогового инспектора!
НЕПОЧАТЫЙ. Давай!

Выпивают, закусывают. 

ГАВРЮШИН. Вот скажи мне, Эдик, только честно: если бы ты был Верой, с кем бы ты мне изменял, – с собой или с Артемом?
НЕПОЧАТЫЙ. Что? Если бы я был Верой… Хм… Погоди, попробую представить себя Верой…

Из прихожей слышен звук открываемого замка.  

ГАВРЮШИН. Ладно, не тужься! Вот она – дверь отпирает. У нее и спросим.
НЕОПОЧАТЫЙ. Откуда ты знаешь, что отпирает она?  Может, Алена…
ГАВРЮШИН. Сразу видно, ни одной своей бабы ты толком не прочувствовал. Когда долго живешь с женщиной, знаешь про нее все: когда правду говорит, когда обманывает, когда вздыхает от счастья, когда от скуки, знаешь, как дверь отопрет, как войдет, как посмотрит и что скажет…
НЕПОЧАТЫЙ.  Ну и что она сейчас скажет?
ГАВРЮШИН. Она спросит: «Леня, ты опять пьешь без закуски?»
НЕПОЧАТЫЙ. А имбирь?
ГАВРЮШИН. Это не закуска.

Появляется Гаврюшина. Она явно чем-то взволнована.

ГАВРЮШИНА. Здравствуйте, Эдуард Никитич! Давненько вы у нас не были…
НЕПОЧАТЫЙ. А что мне к вам заходить-то? Вы теперь все больше по консерваториям…
ГАВРЮШИНА (резко). Это не ваше дело!
ГАВРЮШИН (встревожено). Вера, да что с тобой?
ГАВРЮШИНА (очнувшись). Все нормально… Извините! Просто голова болит. Погода меняется.  Ты опять пьешь без закуски?
ГАВРЮШИН (гордо глядя на собутыльника).  А вот – имбирь.
ГАВРЮШИНА. Имбирь не закуска. Я вам сейчас что-нибудь приготовлю.
(Хочет идти на кухню.)
ГАВРЮШИН. Вера, погоди! Эдик хотел тебя спросить. Спрашивай!
НЕПОЧАТЫЙ. Не хочу спрашивать.
ГАВРЮШИН (грозно). Спрашивай! А то я сам спрошу!
ГАВРЮШИНА. Эдуард Никитич, вы бы уж спросили.
НЕПОЧАТЫЙ. И спрошу! Вера Николаевна, можно мы пойдем куда-нибудь посидим.  У нас очень интересный разговор.
ГАВРЮШИНА. Леониду Ивановичу надо не посидеть, а полежать.
ГАВРЮШИН. Ты меня недооцениваешь. Но в одном права: древние были ближе к природе и пировали лежа.  Но «куда-нибудь» я не хочу…
НЕПОЧАТЫЙ. А куда ты хочешь?
ГАВРЮШИН. К Хеопсу.
НЕПОЧАТЫЙ. Я знаю места получше. Есть один загородный ресторан: сам ловишь стерлядь на удочку, а потом жаришь на мангале… 
ГАВРЮШИН. Нет, хочу к Хеопсу! Там верблюд. И могу я увидеть, наконец, на что ухлопал два жертвенника эпохи Троецарствия?!
ГАВРЮШИНА. Ладно уж, идите к Хеопсу! Это недалеко. Но под вашу, Эдуард Никитич, личную ответственность. Сами привезете Леонида Ивановича домой, живым или мертвым. Максу привет!  Вам все понятно?
НЕПОЧАТЫЙ. Нет.
ГАВРЮШИНА. Что непонятно?
НЕПОЧАТЫЙ. Почему вы не моя жена?
ГАВРЮШИНА.  Идите, идите, многоженец!
ГАВРЮШИН (встает, шатается, опираясь на Непочатого).  Эдик, ты пьян, за руль тебе нельзя. Вызывай верблюда!

Поддерживая друг друга, они покидают квартиру. Оставшись одна, Гаврюшина садится на диван, трет пальцами виски. Звонит мобильный телефон. Она его выключает. Потом долго дребезжит городской. Она выдергивает шнур из розетки. Затем кто-то терзает входной звонок. Она затыкает уши.  Сидит, уставившись в одну точку. Смахивает с глаз слезинки, роется в сумочке, находит платок, удивленно достает из сумки красную коробочку, открывает, смотрит на кольцо, захлопывает и швыряет в сумочку. Ложится ничком на диване. Из-за ширмы появляется Китаец и бережно укрывает ее пледом.  Вдруг шторы раздвигаются, и с лоджии в комнату бесшумно проникает Артем, одетый в джинсы и дорогую кожаную куртку. Через плечо сумка. Китаец скрывается за ширмой. Бударин подкрадывается и гладит Гаврюшину по волосам. 

ГАВРЮШИНА (вскрикивает). Ты?! Как?
АРТЕМ. Сержант Бударин. Полковая разведка. Ваш третий этаж – пустяки. Я однажды в Чечне на сторожевую башню залез. Там снайпер сидел…
ГАВРЮШИНА. Убил?
АРТЕМ. Зачистил.
ГАВРЮШИНА. Зачистил… Как много зависит от слов… 
АРТЕМ. Вера, что с тобой?  У нас сегодня такой день!
ГАВРЮШИНА. Какой день?!
АРТЕМ. Не-за-бы-ва-е-мый! (Достает из сумки шампанское, обдирает фольгу с горлышка.)
ГАВРЮШИНА (с горечью).  Хочешь отметить победу? Убери!
АРТЕМ (нехотя прячет бутылку с сумку). Вера, чем я тебя обидел? Почему ты не отвечаешь на звонки?
ГАВРЮШИНА.  А ты не понимаешь?
АРТЕМ. Нет, не понимаю! Что плохого случилось? Нам было так хорошо! Ведь хорошо? Ты же не притворялась?
ГАВРЮШИНА. Нет, я не притворялась…
АРТЕМ. Тебе понравилась моя квартира?
ГАВРЮШИНА. Что?.. А ведь ты обещал: «Мы только посидим-поговорим».
АРТЕМ. Ты еще скажи, что никогда мужу не изменяла!
ГАВРЮШИНА. Не поверишь?
АРТЕМ. Не поверю. И в любовь с первого взгляда в очереди за Петровым-Водкиным я не верю. …  
ГАВРЮШИНА. Это тебе Алена рассказала?
АРТЕМ. Какая разница!
ГАВРЮШИНА. Да, это была не любовь. Это была месть с первого взгляда.
АРТЕМ. Месть! Кому?
ГАВРЮШИНА. А кому мстят? Не знаешь? Тем, кого любят. И чем сильнее любят, тем страшнее мстят!
АРТЕМ. И кого же ты так сильно любила?
ГАВРЮШИНА. Такого же, как ты – мальчика с небом над головой. И он меня любил, кажется. Но женился не на мне, а на однокурснице со связями.
АРТЕМ. Он что – совсем козел?
ГАВРЮШИНА. Нет, он был очень умным, все рассчитал и составил хитрый план: мы продолжаем встречаться тайком, а как только его карьера становится необратимой, он разводится и возвращается ко мне! Ну не смешно?!
АРТЕМ. Нет, не козел, хорек!
ГАВРЮШИНА. …Я так долго смеялась над этим планом, что сошла с ума, и, наверное, что-нибудь с собой сделала бы… Но я была начитанная девочка с фантазиями и ждала свадьбы, чтобы испортить ему этот день. На всю жизнь! И вдруг – Леонид Иванович. Несчастный. Забавный.  Дипломат. Обещает: из загса - прямо за границу. А знаешь, что значило тогда слово «за-гра-ни-ца»? Не знаешь… Мой глупый карьерист ради этого и женился. Я поняла: вот она, настоящая месть! Мама отговаривала, умоляла! Но мне так хотелось отомстить! И я отомстила. Себе. На всю жизнь.
АРТЕМ. А он?
ГАВРЮШИНА. Не знаю. Мы с мужем уехали в Китай. Я его больше не видела. Потом, на вечере выпускников, кто-то сказал, что жена его бросила, он искал меня, сильно пил и умер от инфаркта в метро. Наверное, это очень больно, потому что он насквозь прокусил себе губу…
АРТЕМ.  Ты его до сих пор любишь?
ГАВРЮШИНА. Артем, нельзя любить прошлое. Можно помнить. Я помню.  
АРТЕМ. Я теперь тоже прошлое?
ГАВРЮШИНА. К сожалению, настоящее…
АРТЕМ. Почему «к сожалению»?
ГАВРЮШИНА. Не понимаешь? Что мне теперь делать? Раз в неделю тайком прибегать к тебе - «посидеть-поговорить»?
АРТЕМ. Каждый день!
ГАВРЮШИНА. А потом попасться, как блудливая домохозяйка?  Нет, так я не хочу, а изменить свою жизнь не могу. И помолодеть не могу…
АРТЕМ. Тебе не надо молодеть. Я люблю тебя такой, какая ты есть…
ГАВРЮШИНА. Спасибо не сказал, что будешь любить меня такой, какой я стану через десять лет. Не поверила бы! 
АРТЕМ. Мы уедем!
ГАВРЮШИНА. Когда люди не знают, что делать, они обычно так и говорят: мы уедем. Куда?
АРТЕМ. Не важно. Куда захотим! У меня есть деньги.
ГАВРЮШИНА. Откуда?
АРТЕМ. Непочатый был мне должен.
ГАВРЮШИНА. Непочатый?! Тебе? Странно. Раньше все были должны ему.
АРТЕМ. А теперь по-другому…
ГАВРЮШИНА. Напрасно ты подложил мне это кольцо. Если я сказала: «не возьму», значит, не возьму. А тебе когда-нибудь пригодится... (Насильно вкладывает ему в руку коробочку с кольцом.)
АРТЕМ. Уедем, Вера! Денег хватит.  Мы будем жить, как боги!
ГАВРЮШИНА. А ты знаешь, мальчик, как жили боги? Ты внимательно читал эту свою книжку? Боги! Они ради власти и похоти убивали, лгали, обманывали, предавали, оскопляли друг друга, как Макс этих бедных котов. Они крали друг у друга коров, жен, наложниц… А несчастные женщины, которые на свою беду приглянулись блудливым небожителям, гибли или превращались в паучих, в змей, в камни… Иногда всего за одну ночь страсти! 
АРТЕМ. Но ты же любишь меня, Вера!
ГАВРЮШИНА. И что теперь?
АРТЕМ. Но ведь любовь главнее всего!
ГАВРЮШИНА. Кто сказал тебе эту чушь? Главней чего? Жизни? Чьей? Твоей, моей или жизни близких людей? Ты как себе все это представляешь? Мы тайком удерем и дадим телеграмму: «Привет с Лазурного берега? До моря можно с балкона доплюнуть...»
АРТЕМ. С какого балкона?
ГАВРЮШИНА. Не важно. Ты понимаешь, что будет с Аленой, с Леонидом Ивановичем?  
АРТЕМ. А что будет с нами, тебе не интересно? 
ГАВРЮШИНА. Ничего с нами не будет.  Остынем. Сначала ты. Потом и я.
АРТЕМ. Не решай за меня! Я не остыну. Почему ты не хочешь это понять?  
ГАВРЮШИНА. Потому что Алена тебя до сих пор любит. Не заметил?
АРТЕМ. У нее художник…
ГАВРЮШИНА. Ты так ничего и не понял, хитроумный Гермес! Кому-то для мести нужен брошенный дипломат, а кому-то хватает уличного художника. Если она про нас догадается, не знаю, что будет… Я останусь без дочери.
АРТЕМ. Никто не узнает. Мы будем осторожны…
ГАВРЮШИНА. Осторожны? Как сегодня? Не смеши! Боже, что я наделала! Господи, почему, ну, почему так поздно, почему так не по-людски?!   
АРТЕМ. Неужели нет выхода?
ГАВРЮШИНА. Есть. Это наше последнее занятие. Ты оказался способным учеником, чересчур способным. Познал все, что хотел. Мне больше нечего тебе дать. Ты очень вежливо попрощаешься с моей семьей и больше никогда здесь не появишься. Это единственный выход.
АРТЕМ. Ты сдержала обещание.
ГАВРЮШИНА. Какое?
АРТЕМ. Что последнее занятие будет стоить мне дорого.
ГАВРЮШИНА. Уходи, Артем, пожалуйста!
АРТЕМ (улыбаясь).  «Я к вам больше никогда не приду»?
ГАВРЮШИНА. Не смешно!  Скоро вернется Алена.
АРТЕМ. Вера, зачем ты себя обманываешь? Ты же теперь не сможешь, как ни в чем не бывало, жить со своим вечно пьяным Леонидом Ивановичем. Ты не сможешь без настоящего мужчины, без меня не сможешь!  Ты же сама мне шептала…

Она с размаху бьет его по щеке.

АРТЕМ (опешив). Спасибо, не ожидал…
ГАВРЮШИНА. Вон отсюда! Настоящие мужчины так себя не ведут!
АРТЕМ. Именно так они себя и ведут!

Хватает ее, бросает на диван. В прихожей раздается грохот. Любовники вскакивают, приводят себя в порядок. Входят, поддерживая друг друга, Непочатый и Гаврюшин. 

НЕПОЧАТЫЙ.  Видишь! Что я тебе говорил?
ГАВРЮШИН. А что ты мне говорил?
НЕПОЧАТЫЙ. Забыл?
ГАВРЮШИН. Вспомнил! (Артему и жене.) Чем это вы тут занимаетесь? Практическое занятие по адюльтеру?
ГАВРЮШИНА.  Леонид Иванович, ты совсем пьян. Иди – ложись!
ГАВРЮШИН.  Когда лежишь – еще обиднее.

Поддерживаемый Китайцем, выскочившим из-за ширмы, он медленно уходит в спальню.

НЕПОЧАТЫЙ. Артем, нельзя брать чужое, даже если оно… хорошо лежит!
АРТЕМ. Вы о чем, Эдуард Никитич? Я беру только своё.
НЕПОЧАТЫЙ. Ой ли?! Артем, с огнем играешь! Я тебя любил, как сына…
ГАВРЮШИНА. Я думала, вы только деньги любите…
НЕПОЧАТЫЙ. Да, я люблю деньги. Деньги не изменят, как жена. Не предадут, как друг. Не обворуют, как подлый партнер. Не бросят в старости, как неблагодарные дети. Что такое деньги? Это твои ум, труд, упорство, превращенные в волшебные цифры, исполняющие все желания.  Безоткатно!
ГАВРЮШИНА. Да вы поэт! Но хочу вас огорчить: не все желания! 
НЕПОЧАТЫЙ. Вы хоть и наркотическая женщина, но лучше помолчите!
АРТЕМ. Почему вы так разговариваете с Верой Николаевной?
НЕПОЧАТЫЙ. Как хочу, так и разговариваю. Не твое дело, сопляк! Ты ей не муж.
АРТЕМ. Согласно деловому этикету, Эдуард Никитич, к младшим партнерам следует обращаться с подчеркнутый вежливостью… 
НЕПОЧАТЫЙ. Окультурила на мою голову! Мальчишка, ты еще не знаешь, что я с тобой могу сделать!
АРТЕМ. Эдуард Никитич, когда угрожаете, надо улыбаться. Так страшнее! Ведь улыбка – это звериный оскал. Правда, Вера Николаевна!
НЕПОЧАТЫЙ. Ах, ты сволочь!  Обокрал, да еще издевается! (Бросается на него, хватает за грудки.)

Артем умелым движением выворачиваем ему руку, втыкая лицом в диван. 

ГАВРЮШИНА.  Вы все с ума сошли! Прекратите!

На шум из спальни, опираясь на Китайца, появляется Гаврюшин. 

ГАВРЮШИН. Ага! Стреляться! Немедленно! Через платок!

Из передней входит Алена с цветами и небольшой картиной, упакованной в бумагу. Увидев ее, Артем отпускает Непочатого. Тот тяжело дышит.  

АЛЕНА. Что происходит? Мама, это новая методика деловых переговоров?
ГАВРЮШИНА. Алена, заткнись!
ГАВРЮШИН. Делят годовую прибыль, дочка. Дикий капитализм.
АЛЕНА. Жесть! Артем Михайлович, а что это там за верблюд плюет на ваш «ягуар»?

Китаец бежит в лоджию смотрит вниз и возвращается, удивленно кивая.

АРТЕМ. Верблюд? Не знаю…
ГАВРЮШИН. Это наш верблюд! Макс дал нам до дому доехать. 
НЕПОЧАТЫЙ (хрипло). Врешь! Ты без спроса взял, верблюдокрад!
ГАВРЮШИН. Взял. Имею право! Из-за этого двугорбого губошлепа я продал жертвенники эпохи Троецарствия, а он, сволочь, не знает правил дорожного движения. Прет на красный свет...
АЛЕНА. Как же вы доехали?
ГАВРЮШИН. Пришлось дворами пробираться. Верблюд может заменить автомобиль, но только страшно воняет. (Кивает на картину.)  Что это у тебя?
АЛЕНА. Мой портрет.
ГАВРЮШИН. Жених нарисовал? Покажи!

Алена распаковывает портрет.

ГАВРЮШИН. Ну-ка, ну-ка!

Все смотрят на картину – нелепо авангардную. Китаец качает головой.

АРТЕМ. Повеситься на два месяца!
ГАВРЮШИН.  Разве это ты, дочка?
НЕПОЧАТЫЙ.  У девушек не бывает так много глаз…
ГАВРЮШИНА. Это авангард, наверное…
АЛЕНА. Вы ничего не понимаете! Авангард – прошлый век. Это актуальное искусство!
АРТЕМ.  По-моему, даже слишком актуальное…
АЛЕНА. Ой, Артем Михайлович, вы теперь даже в живописи разбираетесь! Знаете уже, кто такой Петров-Водкин!? Мама, ты прошла с ним краткий курс истории искусства?  Когда же успели?..
НЕПОЧАТЫЙ. Долго ли, умеючи!
ГАВРЮШИНА. Эдуард Никитич, в чем дело? Подите вон!
НЕПОЧАТЫЙ. Вера Николаевна, вы хоть и наркотическая женщина, но еще пожалеете!  Леня, берешь моего ветерана?
ГАВРЮШИН. Зачем? Как говорят в Поднебесной, любовь женщины – это рябь на воде.

Китаец скорбно подтверждает сказанное.

АЛЕНА. Какая рябь? Какой ветеран? Папа, я ничего не понимаю!
ГАВРЮШИН. А тут и понимать нечего. Запомни и передай своим детям: художник, изображая любимую, обязан быть реалистом! В противном случае он просто не умеет рисовать, и его надо гнать из искусства поганой метлой!
АЛЕНА.  Папа, а как же Пикассо и Кандинский?
ГАВРЮШИН. Пикассо надо гнать первым!
НЕПОЧАТЫЙ. Кандинского вторым.
АРТЕМ. А твоего жениха третьим!
АЛЕНА. Прошу не лезть копытами в мою личную жизнь!
ГАВРЮШИНА. Так! Хватит! Всем спокойной ночи!
ГАВРЮШИН. До завтра, Артем! Пивка прихвати, ладно? Для ремонтно-восстановительных работ…
АРТЕМ.  Не получится.
ГАВРЮШИН. Почему?
АРТЕМ. Я больше к вам никогда не приду!
АЛЕНА. Какая жалость! А ко мне на свадьбу?
АРТЕМ. Нет.
АЛЕНА. Почему?
АРТЕМ. Сегодня у нас с Верой Николаевной было последнее занятие.
НЕПОЧАТЫЙ. А вот это правильно!
ГАВРЮШИНА. Артема Михайловича больше учить нечему. Он готов к покорению олимпов.
ГАВРЮШИН. Последнее занятие – это повод. Где недостающее звено?
ГАВРЮШИНА (строго). В доме спиртного нет!
АРТЕМ. Есть. (Достает из сумки бутылку шампанского.) 
АЛЕНА. Какая предусмотрительность!  
АРТЕМ.  Хотел отметить…  последнее занятие.
ГАВРЮШИНА. Хватит!
ГАВРЮШИН.  В самом деле, хватит слов. Открывай!

Бударин открывает шампанское, разливает по бокалам, поданным Аленой. Китаец тоже подставляет чашечку, но ему не наливают, и он обиженно уходит за ширму. 

АРТЕМ. Ваше здоровье, Вера Николаевна!
ГАВРЮШИНА. Вы неправильно держите бокал, Артем Михайлович!
АРТЕМ. Значит, вы еще не всему меня научили!
ГАВРЮШИН. И не научит!
НЕПОЧАТЫЙ. Почему?
ГАВРЮШИН (осушив бокал). Потому что женщина – это биологический вид, еще не известный науке… (Накреняется.)

Непочатый, Гаврюшина уводят его в спальню. Оставшись одни, Артем и Алена некоторое время молчат.    

АРТЕМ.  Цветы он подарил?
АЛЕНА. Он.
АРТЕМ.  А портрет и вправду хреновый. Извини…
АЛЕНА. Знаю.
АРТЕМ. Когда свадьба?
АЛЕНА. Еще не решили. Он готовит выставку на «Винзаводе». Потом…
АЛЕНА. А ты помнишь, какие цветы я тебе дарил?
АЛЕНА. Они мне не нравились.
АРТЕМ. Почему?
АЛЕНА. Не помещались в лифте. Купеческий размах…
АРТЕМ. Теперь я знаю: букет должен быть небольшой. И каждый цветок что-то означает. Ландыш – невинность, маргаритка – скромность, фиалка – скрытность, алая роза – страсть, желтая – измена, барбарис - обида… 
АЛЕНА. Барбарис – обида? Не знала… Мама с тобой хорошо поработала! Ты действительно к нам больше не придешь?
АРТЕМ. Никогда.
АЛЕНА. Жаль.
АРТЕМ. Почему?
АЛЕНА. Ты смешной. Был. Прощай!
АРТЕМ. Можно, я тебя поцелую?
АЛЕНА. Зачем?
АРТЕМ. На прощанье.
АЛЕНА. Раньше ты не спрашивал.
АРТЕМ. Я был не окультурен. Можно?
АЛЕНА. Попробуй…

Он целует. Она роняет цветы и обнимает его за шею, но вдруг вырывается и отскакивает в сторону.

АЛЕНА.Зачем, зачем тебе это?
АРТЕМ. Я без тебя не могу!
АЛЕНА. Врешь!
АРТЕМ. Честно!
АЛЕНА. Но ты же меня бросил!  Меня!
АРТЕМ (обнимает ее). Я сам не знаю, что со мной было!  Знаешь, Москва - это как болезнь! Но я выздоровел. Это – тебе… (Протягивает ей коробочку с кольцом.) 
АЛЕНА (недоверчиво берет, открывает, рассматривает, надевает на палец, любуется). Красивое кольцо. Неужели ты делаешь мне предложение?
АРТЕМ. Да!
АЛЕНА. Жаль…
АРТЕМ. Почему – жаль?
АЛЕНА. Потому что поздно. (Пытается снять кольцо с пальца, но у нее не получается.) 
АРТЕМ. Я никогда не опаздываю!
АЛЕНА. Ах, я и забыла: у тебя сандалии с крылышками.
АРТЕМ. Выйдешь за меня?
АЛЕНА.  Нет.
АРТЕМ. Я так и думал! (Кричит.) Вера Николаевна! Леонид Иванович! Все сюда! Скорее!

Непочатый и Гаврюшина возвращаются, ведя пьяного дипломата. Китаец тоже появляется из-за ширмы.

ГАВРЮШИНА (холодно). В чем дело? Вы еще не ушли?
АРТЕМ. И не уйду! Теперь я всегда буду с вами.
ГАВРЮШИНА (замечая кольцо на пальце дочери). П-почему?
АРТЕМ. Потому что Алена Леонидовна согласилась стать моей женой.

Все смотрят на Алену.

ГАВРЮШИНА. Это правда?
АЛЕНА (не сразу).  Да, мама! 
ГАВРЮШИНА. А как же твой художник?
АЛЕНА. Он не умеет рисовать. Правда, красивое кольцо? Это мне Артем подарил.
НЕПОЧАТЫЙ (рассматривает камень на кольце). Так можно сорить только чужими деньгами.
ГАВРЮШИН. Артем – реалист!  За это надлежит выпить!
ГАВРЮШИНА. Шампанское кончилось. Больше ничего нет.
ГАВРЮШИН. Столько лет живешь с пьющим мужем, и не знаешь, что мы, алкоголики, всегда делаем запасы, как белочки -  на зиму.
ГАВРЮШИНА. И где у тебя дупло, белочка?
ГАВРЮШИН. Никогда не догадаешься! 

Делает знак, и Китаец, достав из жертвенника бутылку водки, почтительно подает ему.

НЕПОЧАТЫЙ. Как можно! После шампанского водку!
ГАВРЮШИН. Мне можно. Я эклектик.


КАРТИНА ПЯТАЯ 

Та же гостиная. За окном видна желтеющая липа. За столиком сидят Гаврюшин и Китаец. Они пьют из маленьких чайных чашечек.  

КИТАЕЦ. Сиятельный господин, прошу, не продавай последний жертвенник! Не хочу покидать твою семью. Я привык к вам, как месяц к шуршанию ночного тростника.
ГАВРЮШИН. Не волнуйся, мой благородный друг! Без тебя и я, как утреннее озеро без тумана. Не продам. В деньгах мы теперь не нуждаемся. Алена вышла за богатого и достойного мужа.   Знаешь, где играли свадьбу?
КИТАЕЦ. В кипарисовом павильоне?
ГАВРЮШИН. Подымай выше – в «Метрополе»! (Мечтательно.) Какая была закуска! Ты видел когда-нибудь осетра размером с торпеду?
КИТАЕЦ. Никогда!
ГАВРЮШИН. Но люди, знаешь, стали меньше пить. На столах осталось столько водки, что я плакал, когда уходил…
КИТАЕЦ. Рисом посыпали новобрачных?
ГАВРЮШИН. У нас принято пшеном.
КИТАЕЦ. Рисом надежнее. Говорят, ты произнес речь, достойную древних мудрецов! 
ГАВРЮШИН. Ну, это, конечно, преувеличение, однако несколько занятных мыслей мне, действительно, пришло в голову…
КИТАЕЦ. Сиятельный господин, я сгораю от любопытства, как свеча юноши, который за полночь читает «Проделки праздного дракона»!  
ГАВРЮШИН. Я уж и позабыл, что говорил тогда. Погоди! Ну, вот хотя бы такая мыслишка: «Счастливый брак – это сложение судеб, несчастный брак – вычитание».
КИТАЕЦ. О, мой мудрый господин, я должен это записать для потомков!

Китаец разворачивает свиток, отвинчивает крышку тушницы, достает кисточку и чертит иероглифы. Гаврюшин любуется его искусством.

ГАВРЮШИН. Ты отменный каллиграф!
КИТАЕЦ. Меня учил великий Гао Фэ! А еще? Что ты еще сказал, мудрый господин?
ГАВРЮШИН. Еще? Ну вот, хотя бы…  «Женщина намного лучше того, что ты о ней думаешь, но гораздо хуже того, что ты о ней не думаешь»…

Китаец несколько мгновений смотрит на Гаврюшина, тщетно пытаясь понять смысл сказанного, потом записывает.

КИТАЕЦ. Глубоко, как горное озеро!

Входит Гаврюшина. 

ГАВРЮШИНА.  Опять пьешь?

Китаец убегает за ширму.

ГАВРЮШИН.  Я пью чай.
ГАВРЮШИНА. Чай? (Она подносит чашку к носу, морщится.) Леня, доктор сказал, твоей печенью можно пугать студентов!
ГАВРЮШИНА. Чай? (Подносит чашку к носу, морщится.) Леня, доктор сказал, твоей печенью можно пугать студентов!
ГАВРЮШИН. Вера, не волнуйся, медицина развивается так стремительно, что скоро люди будут умирать практически здоровыми. А что там молодожены?
ГАВРЮШИНА. Собираются в свадебное путешествие. Обещали заехать – проститься. Леня, приди в себя! После того, что ты отчудил на свадьбе, пусть хоть перед отъездом они увидят тебя в человеческом состоянии!
ГАВРЮШИН. Я, действительно, наговорил лишнего?
ГАВРЮШИНА. Неужели не помнишь?
ГАВРЮШИН. Конечно, помню! Пятнами...
ГАВРЮШИНА. А как ты утверждал, что моногамия – это подвиг без награды, помнишь?
ГАВРЮШИН.  Я? На свадьбе? О, Боже!  Пойду – прилягу… (Удаляется в спальню.
ГАВРЮШИНА (неуверенно подходит к телефону, колеблется, снимает трубку и не решается набрать номер; наконец, набирает; в трубку). Алло, Марк Захарович? Добрый день… Это Гаврюшина. Узнали?.. Нет-нет, с Аленой все в порядке. Вышла замуж. Представьте себе…  На этот раз помощь нужна мне…  Восемь недель… Да, понимаю, что это большая радость. Особенно в моем возрасте… Я все обдумала… Спасибо, буду ждать вашего звонка! (Кладет трубку, ходит по комнате.)

Раздается звонок в прихожей. Она открывает. Вваливаются Алевтина Мак-Кенди в трауре и понурый Макс.   

МАК-КЕНДИ.  Зашла попрощаться!  Где этот штопаный Цицерон?
ГАВРЮШИНА. Болеет.
МАК-КЕНДИ. Еще бы! Все выпили – на то и свадьба. Я тоже утром не могла вспомнить, с кем уехала…
МАКСИМ. Со мной.
МАК-КЕНДИ. С тобой? Значит, старею. Но Ленька отчердачил! Во-первых, так долго не говорят. Люди раз пять хряпнули, пока он тост приканчивал. А что городил? (Передразнивая.) «Господь очень смеялся, когда придумывал способ размножения для людей!» Нет, я согласна: чем меньше любишь мужика, тем глупее выглядит то, что вытворяешь с ним в постели. Но зачем на свадьбе-то? Перед первой брачной ночью? Алена еще не беременна?
ГАВРЮШИНА (вздрогнув). Нет, кажется…
МАК-КЕНДИ. Странно. Раньше девушки выходили замуж невинными. Иногда. А теперь чаще всего – беременными. 
ГАВРЮШИНА. Она мне ничего не говорила.
МАК-КЕНДИ. Не важно. Был бы муж – ребенок напихается. А ты, обормот, когда женишься? До пенсии гулять собираешься, пока стручок не отсохнет?
МАКСИМ. Мама…
МАК-КЕНДИ. Что-о-о?
МАКСИМ. Прости, Тина, но я еще не встретил женщину, удовлетворяющую моим требованиям.
МАК-КЕНДИ. Ты сначала сам удовлетвори хоть одно требование женщины, лузер!  Да, Верочка, все забываю спросить: идет мне траур?
ГАВРЮШИНА.  Стройнит.
МАК-КЕНДИ. И бодрит!
ГАВРЮШИНА. Что я такое говорю! Прими еще раз мои соболезнования!
МАК-КЕНДИ. Да ладно! В идеале женщина так и должна жить: замужество – траур – замужество - траур…  Белое – черное – белое - черное…
ГАВРЮШИНА. Алевтина, извини, на свадьбе не удалось поговорить. Как же это случилось? Так неожиданно…
МАК-КЕНДИ. В восемьдесят два смерть – долгожданная неожиданность. К тому же, идиот Мак-Кенди все свои деньги держал в оффшоре. Открыл утром газету, прочитал заголовок «Финансовый апокалипсис в оффшорах», схватился за сердце, пискнул: «О, my God!» и помер. Был бы русским, гаркнул от души: «Распротак вашу мать-перемать!»  Глядишь, выжил бы…
ГАВРЮШИНА.  Мне очень жаль, Алевтина! Очень…
МАК-КЕНДИ. А уж мне-то как жаль! Замок и все имущество оказались под залогом. Теперь-то я понимаю, почему он жался с дровами. В общем, на Британщине у меня ничего не осталось, кроме дурной репутации.
ГАВРЮШИНА. И что ты собираешься делать?
МАК-КЕНДИ. Хотела пожить в Москве на иждивении богатого сыночка. Ну, что молчишь, растяпа?  Рассказывай!
МАКСИМ.  А что говорить? 
МАК-КЕНДИ. Правду!
МАКСИМ. Я не хотел… То есть, наоборот, я хотел… заработать…
МАК-КЕНДИ. Перевожу с балбесского на русский. Этот недоумок получил договор на кормление делегатов Всероссийского съезда фермеров. Ему даже аванс перечислили…
ГАВРЮШИНА. И что в этом плохого?
МАК-КЕНДИ. Ничего, если б делегаты не подхватили «У Хеопса» синегнойную палочку.
ГАВРЮШИНА. Что подхватили?
МАК-КЕНДИ. Как тебе объяснить? Зараза такая, от нее в животе клокочет реактивный двигатель, и весь организм вылетает через прямую кишку…
ГАВРЮШИНА. Кошмар!
МАКСИМ. Это конкуренты подсыпали! В соседнем доме ресторан «Привал бедуина», кухня там жуткая, их клиентура перешла ко мне, вот они и…
МАК-КЕНДИ. Может, и так, но санэпидемстанция сказала: из-за верблюда. Его, оказывается, надо регулярно мыть.
МАКСИМ. Где его мыть, где? В ванной, что ли?
ГАВРЮШИНА. В ванной нельзя мыть даже байкера. А если на автомойке?
МАКСИМ. На автомойке? В самом деле… Как же я не догадался!
МАК-КЕНДИ (дает ему подзатыльник). Чучело! С санэпидемстанцией мы договорились. Недорого. А вот с прокуратурой никак. Даже странно, что в государственной организации работают такие жадные люди!
ГАВРЮШИНА.   А при чем тут прокуратура?
МАК-КЕНДИ. Как при чем? Не мне, подданной Ее Величества, рассказывать тебе, Вера, как мало в России фермеров. Наперечет. Почти все приехали на съезд, и вдруг поголовно, точнее, покишечно подхватили синегнойную палочку. Это что? Ясно, диверсия. Как они там, в своем протоколе написали?
МАКСИМ (тоскуя). «…нанесен злонамеренный урон продовольственной безопасности Российской Федерации…»
МАК-КЕНДИ. Вот, слышала, злонамеренный! Взяли с ребенка подписку о невыезде. Если не расплатимся в течение недели, посадят.
ГАВРЮШИНА. А много запросили?
МАК-КЕНДИ. Ужас! Опять приходится рассчитывать только на себя. Снова надо замуж идти. Но теперь я твердо решила - только за русского. Русские добрее и не едят по утрам овсянку.
ГАВРЮШИНА.  Ну, что ж, в Москве много богатых женихов.
МАК-КЕНДИ.  Вера, окстись! Кто же это в Москве ищет русского мужа?
ГАВРЮШИНА. А где же?
МАК-КЕНДИ. Ну, я не знаю, в Баден-Бадене, в Монте-Карло, в Ницце, в Коста-Брава. Махну в Испанию! Намерзлась я в этой голоногой Шотландии.
ГАВРЮШИНА.  А почему не в Москве?
МАК-КЕНДИ. По кочану! Я тебе не говорила, как Гаврюшина охомутала?
ГАВРЮШИНА. Нет.
МАК-КЕНДИ. И он не рассказывал?
ГАВРЮШИНА. Никогда. Леня про тебя вообще редко вспоминал. 
МАК-КЕНДИ. Странно! Про мою жизнь эпос надо складывать. Я ведь сама-то из Гладких Выселок…
МАКСИМ. Тина, это где?
МАК-КЕНДИ. Корни свои, сынок, знать надо! Как из Гуся Железного выедешь, сразу направо. В общем, после десятого класса я в институт поехала поступать. В Рязань. Провалилась, конечно. Деревня! У нас все предметы директор школы преподавал, кроме физкультуры. Без ноги был.  Фронтовик. Ну, вернулась к себе на выселки – коров доить.
МАКСИМ (потрясенно). Мама, ты?!
МАК-КЕНДИ. Я, сынок, я… Затемно вставала. Петухов будила. Придешь ни свет, ни заря в хлев, сядешь на табурет, подставишь под вымя ведро, смажешь соски вазелином и – цык, цык, цык…. (Показывает.) Потом – идешь огород полоть. Вдруг к нам из Москвы студенты приезжают, из Института международных отношений, новый коровник строить. Мы доим. Они раствор таскают, кирпич кладут. Никто никого не замечает. Каждый своим делом занят. Потом объявляют: в воскресенье в клубе танцы! Ну, одолжила я у подруги финские джинсы. А югославский батник – вот с таким вырезом – у меня был: в Рязани, в вокзальном туалете у спекулянтки купила.  Накрутила волосы, высушила голову в печи…
МАКСИМ. Почему в печи?
МАК-КЕНДИ. Не было у нас, милый, в деревни фенов. Не было. Нарисовала польской косметикой глаза, вылила на себя пузырек духов «Быть может», чтобы коровий дух перешибить, и пошла в клуб. Гаврюшин-то на меня сразу стойку сделал! Я ведь, ух, какая была: кровь с молоком, грудью стену пробить можно, а задом… Ты, сынок, вот что, иди уже к папе, начинай рассказывать про синегнойную палочку!
МАКСИМ. Может, вместе?
МАК-КЕНДИ. Я скоро подтянусь. И возьми с собой… (нюхает чашку с «чаем») чайник.  Про это без наркоза нельзя! 

Максим уходит с чайником и чашкой. 

ГАВРЮШИНА. И что потом?
МАК-КЕНДИ. Повела я его наши края осматривать. Луна. Стога. Духмянь. Соловьи верещат, что резаные. Разгорячились. Молодые. Кровь гудит, как высоковольтные провода. Остудились в пруду. Я без купальника. Вроде дома забыла… А через три месяца приехала в Москву со справкой из женской консультации. Мол, ребенку нужен отец. Он: тыр-пыр, восемь дыр… А куда денешься? При Советской власти с этим строго было: или в загс, или в партком. А какой партком, если он будущий боец невидимого фронта? Ясен хрен: в загс! Поженились. Поначалу ничего - слежались. Добрый Ленька мужик, безвредный, хоть и не стахановец в смысле отбойного молотка. Ну ты сама знаешь. Зря я его, конечно, бросила! Синдром советской бабы: на импорт потянуло. А что такое импорт? Одна упаковка… К чему я тебе это говорю? Забыла…
ГАВРЮШИНА.  Не знаю, просто рассказываешь.
МАК-КЕНДИ. Нет, не просто. Ты для головы что-нибудь пьешь?
ГАВРЮШИНА. Нет, не пью.
МАК-КЕНДИ. Надо пить. Ага, вспомнила! Наши русские олигархи здесь в Москве вроде как коровник строят, а мы, интересные женщины, вроде как буренок доим. Они нас не замечают. А вот в Марбелье или в Ницце у них глазенки сразу открываются, как в сельском клубе на танцах. Там их брать и надо, тепленькими!  Одно плохо: нельзя выглядеть бедной. Большие деньги ловят на маленькие, как щуку на живца. Самая дорогая бадья, наверное, осталась?

Кивает на последний жертвенник. Из-за ширмы вылетает Китаец и закрывает сосуд своим телом.

ГАВРЮШИНА. Очень! Эрмитажная вещь.
МАК-КЕНДИ.  Ну и что? В конце концов, сын дороже!
ГАВРЮШИНА. Алевтина, давно хотела тебя спросить: Максим – точно сын Леонида Ивановича? Или к вам после стройотряда еще кто-нибудь на картошку приезжал?
МАК-КЕНДИ (молчит, потом подходит к ней вплотную). Точно! Во-первых, такой же бестолковый. А во-вторых, Верочка, я хоть из Гладких Выселок, но крепко знаю, с чем можно баловаться, а с чем нельзя!
ГАВРЮШИНА. Ты это к чему?
МАК-КЕНДИ. Не поняла?
ГАВРЮШИНА. Нет. Не поняла.
МАК-КЕНДИ. Ты, Веронька, лучше на зятя вообще не смотри! От твоего равнодушного взгляда скоро лампочки начнут взрываться! Молодые-то надолго уезжают?
ГАВРЮШИНА (растерянно).  На две недели…
МАК-КЕНДИ. Куда едут?
ГАВРЮШИНА. По Европе…
МАК-КЕНДИ.  На красном «ягуаре»?
ГАВРЮШИНА. Да, на красном «ягуаре».
МАК-КЕНДИ. Шикарно! А вернутся – где жить собираются? С вами?
ГАВРЮШИНА. Нет, у Артема Михайловича квартира.
МАК-КЕНДИ. Правильно: двум курицам на одном насесте нельзя. Хорошая квартира-то?
ГАВРЮШИНА. Хорошая… Кажется… Не знаю…

Мак-Кенди внимательно смотрит на нее, потом пытается снять с полки жертвенник. Но Китаец не отдает. 

МАК-КЕНДИ. Прилип, что ли?

Дергает жертвенник с такой силой, что Китаец падает. Взяв сосуд, она уходит в спальню. Гаврюшина без сил опускается на стул. Звонок в дверь. Она, пошатываясь, идет открывать. Входит Непочатый. Китаец, потирая ушибленное место, уходит за ширму.

НЕПОЧАТЫЙ. Здравствуйте, Вера Николаевна! Какая-то вы бледная! Не заболели?
ГАВРЮШИНА. Немного. Проходите!
НЕПОЧАТЫЙ. Вы одна?
ГАВРЮШИНА. Нет. Но они там, у Леонида Ивановича. У вас ко мне что-то срочное?  Надеюсь, вы явились не в Ниццу меня звать?
НЕПОЧАТЫЙ. И не надейтесь! Кстати, как там наш златоуст в отставке?  Ну, отчудил, ну, порадовал! «Лучше холодная жена в постели, чем холодный ужин на столе!»
ГАВРЮШИНА.  Вы пришли восхищаться его свадебным спичем? Он был пьян. Давайте в другой раз. У меня болит голова...
НЕПОЧАТЫЙ. Еще бы! И головная боль у нас с вами общая: Бударин! Что будем делать?
ГАВРЮШИНА. Вы о чем?
НЕПОЧАТЫЙ. Ну, не о любви же! О моих деньгах, которые он увел через банк «Эльбрус». Вера Николаевна, зря он связался с Вахой. Это опасный человек… 
ГАВРЮШИНА.  Опаснее вас?
НЕПОЧАТЫЙ. Сравнили! Артему трудно будет вынуть мои деньги из его банка.
ГАВРЮШИНА.  Артем не мог взять чужое.
НЕПОЧАТЫЙ. Видимо, решил, это его деньги. Бывает.  Поговорите с ним!  
ГАВРЮШИНА. Говорите с ним сами.
НЕПОЧАТЫЙ. Говорил. Смеется. Кем он себя вообразил? Суперменом, что ли? У него даже в кабинете стоит этот уродец с крылышками. Знаете, скольких суперменов я опустил на землю? Могу уничтожить его хоть сейчас! Но мне не нужна война. Пусть отдаст! Вас он послушает.
ГАВРЮШИНА.  Почему вы обращаетесь ко мне, а не в милицию?
НЕПОЧАТЫЙ. Какая милиция? У вас, точно, сегодня с головой нехорошо. Деньги, которые он взял, их как бы и нет, но они все мои. Безоткатно!
ГАВРЮШИН. Ничего не понимаю.
НЕПОЧАТЫЙ. И не поймете! Для этого надо знать передовую экономическую мысль! 
ГАВРЮШИНА. Неужели? А может быть, достаточно Уголовного кодекса?
НЕПОЧАТЫЙ. Хватит!  Не до шуточек. Скажите ему, чтобы вернул!
ГАВРЮШИНА. Почему я?
НЕПОЧАТЫЙ. Потому у него головокрушение. Из-за вас!
ГАВРЮШИНА.  Из-за меня? Что за чушь!
НЕПОЧАТЫЙ. Она еще делает вид, что не понимает! Закрутила парню башку!
ГАВРЮШИН. Что-о-о? Вы забываетесь!  Видимо, я вас плохо учила…
НЕПОЧАТЫЙ. Да ладно, глазами-то сверкать! Отлично учила. Но весь этот твой этикет хорош, пока все тип-топ. А когда у меня увели два миллиона зелени, к черту цирлих-манирлих! Скажи ему, влюбленная курица: пусть вернет по-хорошему!
ГАВРЮШИНА.  Вон! И больше никогда…
НЕПОЧАТЫЙ. Уйду, уйду. Но сначала покажу одну вещицу. (Достает из кармана маленький фотоаппарат.) Вот ведь, как пудреница, а снимает, что твой «Никон»!  Дорогая вещица. Дарю!
ГАВРЮШИНА. Мне от вас ничего не надо! Наши отношения закончились.
НЕПОЧАТЫЙ. Они только начинаются. Дарю со всем содержимым.
ГАВРЮШИНА.  С каким еще содержимым?
НЕПОЧАТЫЙ. Вот сейчас и посмотрим!

Он нажимает кнопки и показывает ей экранчик. Заинтригованный Китаец, выскальзывает из-за ширмы, и заглядывает через плечо Непочатого. 

ГАВРЮШИНА. Думаю, там ничего интересного.
НЕПОЧАТЫЙ. Сейчас посмотрим.  Ой, и где же это мы? Это мы в ресторане. Сладкая парочка. А это? В парке целуемся. А это? Нет, это детям  до восемнадцати нельзя!  (Китаец, закрыв лицо ладонями, убегает за ширму.) Не думал, что вы такая затейница!  Смотрите, там еще есть, там много всего!
ГАВРЮШИНА (растерянно смотрит на экран). Зачем?
НЕПОЧАТЫЙ. Из любопытства.  Да и ваш муж меня попросил.
ГАВРЮШИНА. Лжете!
НЕПОЧАТЫЙ. Ей-богу! Правда, мой человек начал вас снимать еще до того, как он попросил. Я всегда работаю на опережение. Безоткатно!
ГАВРЮШИНА.  Леонид Иванович видел?
НЕПОЧАТЫЙ. Ему-то зачем показывать? Он философ. Посмотрит и скажет: «Измена – это профилактика брака».  А вот Алена - совсем другое дело!
ГАВРЮШИНА. Какой же вы, Непочатый, подлец!
НЕПОЧАТЫЙ. Я, Вера Николаевна, початый подлец. Давно уже початый. И по сравнению с тем, что мне приходилось раньше делать ради денег, это – пустячок.

В прихожей слышен звук открываемой двери.  

ГОЛОС АЛЕНЫ. Эй, мы пришли! Мы торопимся…
ГАВРЮШИНА (протягивает руку за фотоаппаратом). Отдайте!
НЕПОЧАТЫЙ (прячет камеру за спину). Ну, показываем дочери? Или все-таки поговорите с Будариным, вместе снимочки посмотрите? Возбуждает!

Она хочет его ударить. Он перехватывает ее руку, больно заламывает. 

ГАВРЮШИНА. Хорошо, я все сделаю…
НЕПОЧАТЫЙ. Быстро на лоджию! И запоминайте, что ему надо объяснить! Слово в слово…

Непочатый и Гаврюшина поспешно уходят в лоджию. В гостиной появляются молодожены, одетые для путешествия.   Алена в расшитой джинсовой курточке, Артем в дорогом спортивном костюме с надписью «Сделан в СССР».

АЛЕНА. Эй! Где же все? Эй, обитатели моей прошлой жизни! Где же вы, где? Почему нас не встречаете? Мы пришли проститься! Мы уезжаем! Вместе! Мы теперь муж и жена, единая плоть! Вы даже не представляете себе, как это прекрасно: проснуться утром женой и, сладко потягиваясь, ждать, когда любимый муж принесет в постель кофе. А потом, подкрепившись, снова и снова сливаться с ним в космическом счастье, торопя миг, когда в твоем теле, наконец, взорвется сверхновая звезда любви!
АРТЕМ.  Не кричи! Они могут услышать…
АЛЕНА. А я хочу, чтобы все услышали!
АРТЕМ. Не надо, прошу тебя!
АЛЕНА. Почему? А как же боги из твоей любимой книжки?  Они никогда не стеснялись своих страстей - ни счастья, ни горя? Артемончик, что с тобой?
АРТЕМ. Ничего. Поехали! Говорил: не надо прощаться. Позвоним с дороги.
АЛЕНА. А ты знаешь, где мы сегодня ночуем?
АРТЕМ. В Смоленские.
АЛЕНА. А конкретнее?
АРТЕМ. Где?
АЛЕНА. В монастыре. Там теперь гостиница. Я заказала нам келью.
АРТЕМ. Почему келью?
АЛЕНА. Потому! Еще я купила в магазине «Все для карнавала»…
АРТЕМ. Что?
АЛЕНА. Одежду монашки.
АРТЕМ. Зачем?
АЛЕНА. Как зачем? Не догадываешься? Правильно сказал папа на свадьбе: «Брак – это холодильник любви». Хочу в келью! Скорее, скорее в келью! Артемончик, можно я поведу?
АРТЕМ. Ты уже водила. Еле успели к отъезду отремонтировать. Если бы Ваха своих башибузуков в автосервис не послал, так бы и копались еще с жестянкой.       
АЛЕНА. Артемончик, ну я аккуратненько поведу!
АРТЕМ.  Хорошо, выедем за Окружную – сядешь за руль.
АЛЕНА. Нет, я хочу от дома, чтобы все видели. Ну, пожалуйста, дай ключи!
АРТЕМ (отдает ключи). Бери и поедем.  Скорее!
АЛЕНА. В келью?
АРТЕМ. В келью, в келью…

Раздается телефонный звонок. 

АЛЕНА (подходит и берет трубку). Алло! О, Марк Захарович, это вы? Здравствуйте! А я вышла замуж, да!.. Спасибо!  ...Я скажу маме, что вы звонили.  До свиданья!
АРТЕМ.  Кто это?
АЛЕНА. Наш дамский доктор. Маму спрашивал.
АРТЕМ. Маму?
АЛЕНА. Артемончик, умоляю: только не зови ее мамой. Это как-то по-деревенски. Улыбнись! Помнишь, папа на свадьбе выдал: «Жена от Бога, а теща от черта». 
АРТЕМ. Мне понравилось: «Брак – это двуспальная неволя».
АЛЕНА (наступая на него).  Неволя?
АРТЕМ. Это не я сказал.
АЛЕНА. Но запомнил!

В гостиной появляются Мак-Кенди, Максим и Гаврюшин, прижимающий к груди жертвенник.

АЛЕНА. Всем привет!
ГАВРЮШИН. Нет, никогда не продам!  Я обещал! Здравствуй, дочка!
МАК-КЕНДИ. Хэлло, ребятки, как спалось? Гаврюшин, Макса посадят!
МАКСИМ. Папа! Не хочу в тюрьму! Доброе утро, Артем, у тебя классный костюм!
ГАВРЮШИН. Достоевский сидел, и это пошло ему на пользу.
МАК-КЕНДИ.  Shithead!
АРТЕМ. Видно, утро не такое доброе. Опять проблемы?
МАКСИМ. Я не виноват…
АРТЕМ. И на сколько же ты теперь попал?

Максим понуро подходит к нему и шепчет на ухо.

АРТЕМ. Не слабо! Ладно, потяни время. Я вернусь – что-нибудь придумаем.
МАКСИМ. Спасибо!
ГАВРЮШИН. Артем, не делай этого!  Он не человек, он печь для сжигания денег!
АРТЕМ. Да, ладно, мы же теперь родственники.
МАК-КЕНДИ. Наконец-то в этой скупердяйской семейке появился хоть один щедрый член!
АРТЕМ. А пока, чтобы тебя не закрыли, отдай им вот это! (Достает из барсетки пачку купюр и протягивает Максиму.)

Мак-Кенди перехватывает деньги. С лоджии входят Непочатый и Гаврюшина: она прижимает к груди камеру, он ревниво смотрит на пачку денег в руках Мак-Кенди.

МАКСИМ. Тина, почему?
МАК-КЕНДИ.  Не бойся, сынок, у меня, как в банке.
МАКСИМ. Этого я и боюсь!
НЕПОЧАТЫЙ. Откуда у тебя столько денег?
АРТЕМ. Заработал.
НЕПОЧАТЫЙ. Где же, интересно узнать?
АРТЕМ. У вас, Эдуард Никитич, у вас!
ГАВРЮШИНА (решившись). Артем, мне надо с вами поговорить!
АЛЕНА. Мама, он все знает... 
ГАВРЮШИНА (опешив). Что он знает?
АЛЕНА. …что в Амстердаме меня нельзя пускать в кофейни, где продают травку.  Ты это хотела сказать?
ГАВРЮШИНА. Да, но не только…
АЛЕНА. Остальное потом. Нас ждет келья!
МАК-КЕНДИ. Правильно, Верочка, очень правильно!
ГАВРЮШИНА. Что правильно?
МАК-КЕНДИ. Камера! Надо сняться вместе. На память. Свидимся ли еще! Может, и нет!  Вот мой Мак-Кенди – раз, и квас!
ГАВРЮШИН. Бог даст, не свидимся!
МАК-КЕНДИ. Быстренько, быстренько, встаем! Девочки впереди, мальчики сзади. Чи-и-из! Верунчик, take a picture!

Мак-Кенди ставит родственников в ряд. Китаец тоже пристраивается сбоку.  Гаврюшина, неловко обращаясь с незнакомой камерой, делает снимок. Вспышка. 

АЛЕНА. Мам, вставай вместе со всеми!

Алена выхватывает у матери из рук фотоаппарат. Китаец хочет помешать, но не успевает. Гаврюшина от неожиданности теряется. 

ГАВРЮШИНА. Не надо… Вы опоздаете…
АЛЕНА. Мы уже никуда не опоздаем.Артемончик, ты что, лимон съел? Улыбаемся, жизнь прекрасна и удивительна! (Оценивая камеру.) Ух, ты, крутая штука! У нас такой не было.
НЕПОЧАТЫЙ. Это я подарил.
АЛЕНА. Спасибо! Еще разок. Для вечности. (Вспышка.) Та-ак, посмотрим, что получилось? (Нажимает кнопки и вглядывается в экранчик.)

Вдруг на ее лице появляется ужас. Она в отчаянии смотрит сначала на мужа, потом на мать. Отшвырнув фотоаппарат, кричит: «Не-е-ет!»  и бросается вон из квартиры.

ГАВРЮШИН. Алена?  Ты куда? Дочка!

Китаец бросается вслед за Аленой.

МАКСИМ. А что случилось?
МАК-КЕНДИ. Не лезь в чужой курятник!
ГАВРЮШИНА (Артему). Ну, что ты стоишь? Догони! Останови ее! Ради бога! Что я наделала?  Что я наделала!

Артем убегает вслед за Аленой.

МАК-КЕНДИ. Верка, молчи!  Теперь только молчи! 

Гаврюшина, закрыв лицо руками, опускается на пол. Гаврюшин и Мак-Кенди бросаются к ней. Непочатый несколько раз бьет себя кулаком в лоб. Раздается грохот. Взвиваются занавески. Видно черно-красное зарево взрыва. С лоджии, опустив голову, входит Китаец в черном халате и встает на колени перед жертвенником. 

ГАВРЮШИНА. Что? Что случилось?
МАКСИМ. Я сейчас… сейчас…

Макс мчится в лоджию, смотрит вниз и медленно возвращается.

МАКСИМ. «Ягуар» взорвался…
ГАВРЮШИНА. Как взорвался? Этого не может быть! Алена… что с Аленой? Не-е-ет! Они живы! (Порывается выскочить на лоджию, ее удерживают.)
МАКСИМ. Тетя Вера, не смотрите на это! На это нельзя смотреть!


КАРТИНА ШЕСТАЯ (ЭПИЛОГ) 

В темноте слышны печальные звуки китайской флейты. Зажигается свет. Знакомая нам гостиная, но вместо старинной липы в окне виднеется молодое зеленое деревце, едва достигшее лоджии. На каминной полке ни одного сосуда. За столом сидят трое: Вера Николаевна, Леонид Иванович, и девочка-школьница. У нее очень прямая осанка, так как между спиной и руками продета швабра. Они пьют чай в молчании. В стороне сидит Китаец и играет на яшмовой флейте.

Занавес







_________________________________________

Об авторе:  ЮРИЙ МИХАЙЛОВИЧ ПОЛЯКОВ 

Родился 1954 году в Москве. Известный русский прозаик, публицист. Один из самых видных русских драматургов. Его пьесы «Левая грудь Афродиты», «Хомо эректус», «Женщины без границ», «Одноклассница», «Как боги», «Чемоданчик», «Золото партии» и другие идут в Москве, России, СНГ, в Европе, США, Австралии. По книгам и пьесам Юрия Полякова снято 15 кинофильмов и сериалов. Его повести и романы: «ЧП районного масштаба» (1985), «Работа над ошибками» (1986), «Сто дней до приказа» (1987), «Апофегей» (1989), «Парижская любовь» (1991), «Демгородок» (1993), «Козленок в молоке» (1995), «Небо падших» (1998), «Замыслил я побег…» (1999), «Грибной царь» (2004), «Гипсовый трубач» (2012), «Любовь в эпоху перемен» (2015), «Веселая жизнь, или Секс в СССР» (2019) – пользуются в России особой популярностью, без них невозможно представить себе современную русскую литературу. С 2001 по 2016 Юрий Поляков являлся главным редактором «Литературной газеты», основанной Пушкиным в 1830 году. В настоящее время председатель Национальной Ассоциации Драматургов России.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
13 954
Опубликовано 10 сен 2020

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ