Александр Игнашов. НЮРНБЕРГ. СКАМЬЯ ПОДСУДИМЫХ

Редактор: Кристина Кармалита


(документальная драма в двух частях)



От автора: «Кто-то должен править миром! На смену войне явной придёт война тайная, необъявленная, терроризм!» – не раз говорят герои пьесы «Нюрнберг. Скамья подсудимых». Кем будет управляем послевоенный мир? Каким будет этот новый миропорядок? И мир ли наступает? Быть может, лишь перемирие, как в трагедиях Шекспира?..


На Нюрнбергском процессе (20.11.1945 – 01.10.1946) по итогам Второй мировой войны суду были преданы 24 военных преступника. Трое из них были оправданы, трое приговорены к пожизненному заключению, двое – к двадцати годам, по одному подсудимому – к пятнадцати и десяти годам тюрьмы, остальные – к смерти через повешение. Роберт Лей покончил с собой в тюрьме до начала процесса. Густав Крупп был признан неизлечимо больным, а его дело приостановлено. Мартин Борман не был разыскан, его дело рассматривалось заочно. Смертная казнь через повешение состоялась шестнадцатого октября 1946 года в тюрьме Нюрнберга. За три часа до казни Герман Геринг принял в камере цианистый калий. Международный военный трибунал объявил преступными организациями руководящий состав СД, СС, национал-социалистической партии, гестапо. 

В основе пьесы лежат страницы одноимённого романа-хроники, написанного по архивным материалам и стенограмме Нюрнбергского процесса, воспоминаниям очевидцев, документам из военных архивов СССР, Франции, Великобритании, Германии.

 
Действующие лица:

ДЖЕФФРИ ЛОРЕНС – председатель, член трибунала от Великобритании
РОМАН РУДЕНКО – главный обвинитель от СССР
РОБЕРТ ДЖЕКСОН – главный обвинитель от США
ГЕРМАН ГЕРИНГ – подсудимый      
РУДОЛЬФ ГЕСС – подсудимый                   
АЛЬФРЕД ЙОДЛЬ – подсудимый              
ЯЛМАР ШАХТ – подсудимый
КАРЛ ЗЕВЕРИНГ – свидетель
САМУИЛ РОЙЗМАН – свидетель
МАРИ КЛОД ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ – свидетель
СЕВЕРИНА ШМАГЛЕВСКАЯ – свидетель
ДЖЕК УИЛЛИС – лейтенант армии США
Конвоиры

 
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Слышно, как не спеша работают двуручной пилой и забивают один гвоздь за другим. Полумрак. Одно за другим становятся видны лица подсудимых. 

ГЕРИНГ. Что там? Виселицы? Сколько их?
ГЕСС. Три.
ШАХТ. Сколько виселиц?
ГЕСС. Три. Выкрашены в тёмно-зелёный цвет.
ГЕРИНГ. Сколько ступеней на эшафот?
ГЕСС. Тринадцать.
ЙОДЛЬ. Сколько ступеней?
ГЕРИНГ. Надеюсь, нас вздёрнут американцы.
ЙОДЛЬ. Американцы или русские – какая разница!
ГЕРИНГ. Что-то вы приуныли, Гесс!
ГЕСС. Да и вы немного бледны, рейхсмаршал.
ШАХТ. Я слышал, как американцы обсуждали верёвки.
ГЕРИНГ. Толстая манильская верёвка выдержит двести килограммов.
ГЕСС. Виселиц три, под каждой – люк.
ШАХТ. Господи!
ГЕСС. Нажатием рычага люк открывается, и тело падает вниз.
ШАХТ. Что он говорит! Что он говорит!..
ГЕРИНГ. Хватит скулить, Шахт!
ГЕСС. Они вздёрнут каждого из нас.
ГЕРИНГ. Вы думаете? Насчёт себя я уверен на двести процентов. А насчёт вас сомневаюсь.
ГЕСС. Они вздёрнут каждого!..

Удар гонга. И одновременно в луче света – Джексон. 

ДЖЕКСОН. Строго секретно, Президенту Соединённых Штатов Америки от главного обвинителя от США. Накануне открытия работы трибунала считаю свои долгом обратить ваше внимание, господин Президент, на отсутствие взаимопонимания между обвинителями Великобритании, США, Франции и Советского Союза. Большая часть подсудимых и свидетелей была захвачена англо-американскими войсками и находилась в распоряжении главного обвинителя от США. Наша делегация в Нюрнберге претендовала на приоритет. Мы считали, что допрашивать подсудимых и свидетелей должны только наши следователи, остальные могут получить ответы на свои вопросы в письменном виде. С этим согласились обвинители от Великобритании и Франции. Советская делегация заявила протест, настояв на праве допроса подсудимых и свидетелей до суда и на суде. Документы, протоколы допросов, литературные произведения главарей фашистской Германии каждая делегация изучает самостоятельно. Все допросы стенографируются параллельно с переводом на четыре языка.

Второй удар гонга. В луче света – Руденко. 

РУДЕНКО. Товарищ Сталин! Ещё в Московской Декларации 1943 года об ответственности гитлеровцев за совершаемые зверства было заявлено, что офицеры, солдаты и члены нацистской партии, ответственные за преступления, будут переданы странам, в которых совершили преступления. В Декларации не упоминались главные военные преступники. Для суда над ними союзники учредили международный трибунал независимо от того, обвиняются они индивидуально или в качестве членов организаций или групп. Каждая из подписавших устав трибунала сторон приняла на себя все меры для расследования обвинений и суда. По уставу трибунал состоит из четырёх членов и их заместителей. Каждая из сторон назначает по одному члену и одному заместителю. Для кворума необходимо присутствие всех четырёх членов трибунала. Решения принимаются большинством голосов, при разделении голосов голос председателя – решающий. Признание виновности и определение наказания выносятся большинством голосов не менее трёх членов трибунала. У нас лишь один голос. Взаимопонимания между сторонами обвинения нет. Трибунал начал работу.

Три удара гонга. Вспышка света. Дворец Правосудия. Зал заседаний трибунала. 

ЛОРЕНС. Я требую тишины! Советский Союз, Соединённые Штаты Америки, Соединённое Королевство Великобритании и Северной Ирландии, Французская Республика настоящим обвиняют в преступлениях против мира и человечества…

Камера Геринга. Насвистывая военный марш, Геринг расхаживает: четыре шага туда, четыре – обратно, взгляд – в потолок. Пауза. И снова: четыре шага туда и обратно.

ГЕРИНГ. Вы записываете? Куда говорить, чтобы звук был более чётким? Я давно хотел поговорить с вами. (Пауза.) Пишите… Кажется, в сорок четвёртом году, да, в сорок четвёртом, мне предложили понаблюдать в одной из тюрем гестапо за приговорённым к смерти. Все его слова, все вздохи и выдохи тоже писались на магнитофон. А он был тих и спокоен, лишь иногда насвистывал мотивчик… Где этот лейтенант Уиллис! Не пора ли идти на прогулку? Вы слышите меня? На прогулку! Это говорю я – рейхсмаршал Геринг!..

Лейтенант Уиллис открывает дверь и входит в камеру Геринга. Дверь тут же закрывается.

УИЛЛИС. На выход!
ГЕРИНГ. Доброе утро, лейтенант.
УИЛЛИС. На выход!
ГЕРИНГ. Вы сегодня не в духе, лейтенант?
УИЛЛИС (достаёт наручники). Руки, рейхсмаршал!
ГЕРИНГ. У нас есть пара минут?
УИЛЛИС. Не для разговоров.
ГЕРИНГ. Со времён средневековья в Нюрнберге знают: верёвка повешенного приносит счастье. Меня наверняка повесят. (Уиллис надевает на него наручники.) На прогулку, так на прогулку. (Уиллис делает шаг к двери, Геринг остается на месте.) А помните, как вы впервые вошли в мою камеру? Вы старались не смотреть мне в глаза и молчали. А я? Что я тогда сказал вам?
УИЛЛИС. Вы сказали…
ГЕРИНГ. Я сказал: «Процесс только начат, а мне уже известен приговор».
УИЛЛИС. Нам запрещено разговаривать.
ГЕРИНГ. Фюрер – какой был оратор! Здесь, в Нюрнберге, на партийном съезде, он держал аудиторию в двести с лишним тысяч человек как на ладони целый день! Согласитесь, неплохо!
УИЛЛИС. Нам запрещено разговаривать.
ГЕРИНГ. Знаете, Джек, вы ещё станете знаменитым и богатым, когда напишете воспоминания о знакомстве со мной. Как вам кажется, я ещё ничего?.. Каким бы ни был приговор, я его никогда не признаю. И не буду просить о помиловании!..

Камера Рудольфа Гесса. Гесс сидит на табурете и смотрит в темноту. 

ГЕСС. Кому нужны разговоры о том, что настоящий Гесс до сих пор сидит в английской тюрьме, а я – лишь его двойник? Кому нужны эти допросы, показания свидетелей? Всё и так ясно. Повесьте нас или расстреляйте. К чему этот спектакль?.. Почему я должен доказывать, что я – Рудольф Гесс? Почему я должен всё помнить? А я не помню! (Кричит.) Не помню! Не помню! У меня расстройство памяти и психики!.. (Пауза.) Рейхсмаршал Геринг демонстративно не узнает меня. Англичане тоже сомневались во мне. Что дальше? (Кричит.) Что дальше?.. (Пауза.) Можете проверить: у настоящего Гесса на левом лёгком шрам от ранения, полученного в 1917 году. Можете разрезать меня. Или сделать рентген. (Пауза.) Я не воевал с русскими. Вам не удастся меня повесить!.. (Замечает, как чья-то тень скользит по стене.) Фюрер! Мой фюрер! Адольф!.. (Встаёт, вслушивается в тишину.) Мы вместе мечтали о великой Германии, вместе писали «Майн кампф»!.. Знаешь, почему в мае сорок первого я всё-таки улетел к англичанам? Ты знаешь! Ты всё знаешь!.. (Смеётся.) Ты знаешь, я знаю, и больше никто ничего не знает!.. Неплохая была идея предложить англичанам подписать с Германией мирный договор! Я долетел на «мессершмитте» до Шотландии, не смог посадить самолёт и выпрыгнул с парашютом. Ни герцог Гамильтон, ни Черчилль даже не встретились со мной!.. Я против кровопролития. Франция повержена. Впереди война с русскими. Фюрер выиграет войну – не сейчас, так через год – он убеждён. Германия и Великобритания должны стать союзниками в войне с русскими. Если Англия предоставит Германии свободу действий в Европе, то Германия гарантирует Англии свободу действий во всей Британской империи… (Делает шаг в сторону, вновь вслушивается в тишину.) Мой фюрер, мой товарищ, мой друг, как ты мог на весь мир объявить меня сумасшедшим! «Член партии Гесс жил в мире галлюцинаций!» Не ты ли кричал о том, что немцы и англичане – братья по крови, и должны быть союзниками? Думаешь, я был счастлив, просидев пять с лишним лет в лондонской тюрьме? А сейчас я в другой тюрьме. Я не воевал против русских, не воевал. Меня не расстреляют и не повесят. Какой мне смысл молчать?..

Удар гонга, яркая вспышка света. Зал заседаний трибунала. 

ЛОРЕНС. Я прошу соблюдать порядок! У нас два десятка подсудимых. Есть темы, общие для всех. Трибунал предлагает защите разделить вопросы и не останавливаться на одном вопросе по каждому из подсудимых. Приступаем к опросу подсудимых. Итак, вы признаёте себя виновными в предъявленных вам обвинениях? Герман Вильгельм Геринг!..

Камера Геринга. Геринг и Уиллис.

ГЕРИНГ. Где ваши микрофоны, лейтенант? Куда говорить, чтобы вы разобрали каждое моё слово? Каждое слово!.. Судья Лоренс – хитрый лис! Он прерывал каждого из нас: «Суду это неинтересно! Здесь не место для политических заявлений!» А для чего здесь место, лейтенант?
УИЛЛИС. Ваш адвокат…
ГЕРИНГ. Я сам себе адвокат! Мой адвокат, доктор Штамер, пытался уточнить у судьи Лоренса, должны ли подсудимые заявить о признании своей вины или они могут заявить о непризнании вины. Чувствуете разницу? Что ответил судья Лоренс?
УИЛЛИС. Кажется, он…
ГЕРИНГ. Он сказал: «Нужно отвечать односложно!»
УИЛЛИС. И добавил, что каждый подсудимый имеет право на показания в пользу защиты.
ГЕРИНГ. Не смешите меня! Трибунал заседает на территории Германии, в американской оккупационной зоне, но по законам британского судопроизводства. Как вы думаете, почему?
УИЛЛИС. Вы предлагает открыть дискуссию на эту тему?
ГЕРИНГ. Вот и судья Лоренс заявил нам то же самое! А как же ваша хвалёная демократия? А как же свободная пресса всего мира?..

Удар гонга, яркая вспышка света. Зал заседаний трибунала. Джексон поднимает руку и встаёт.

ЛОРЕНС. Мистер Джексон, вы хотите сделать заявление?
ДЖЕКСОН. Соединённые Штаты возражают против ходатайства, поданного от имени Густава Круппа, об откладывании суда над ним. Четыре поколения семьи Круппа владели военными заводами в Германии. Специальным декретом от двенадцатого ноября 1943 года заводы Круппа сохранялись как семейные предприятия. Неизлечимая болезнь Густава Круппа не должна препятствовать правосудию. Дело Круппа с документами, подтверждающими его вину, должно быть срочно передано в трибунал.

Руденко поднимает руку и встаёт. 

ЛОРЕНС. Мнение советской делегации?
РУДЕНКО. Мы считаем, что обвинения против Густава Круппа фон Болен должны быть оставлены в силе.
ЛОРЕНС. Ваше мнение принято к сведению.

Руденко садится на место.

ЛОРЕНС. Итак, трибунал приступает к опросу подсудимых. Герман Вильгельм Геринг!

Подсудимые один за другим выходят к микрофону в центре зала – Геринг, за ним Йодль, Шахт… 

ГЕРИНГ. Прежде чем ответить на вопрос суда…
ЛОРЕНС. Подсудимым не разрешается делать заявления, и вы об этом знаете. Вы признаёте себя виновным?
ГЕРИНГ (подчёркивает каждое слово). Я не признаю себя виновным.
ЛОРЕНС. Это признание себя невиновным? Я требую соблюдать порядок! Это относится к каждому. Альфред Йодль?
ЙОДЛЬ (держится гордо). Я не признаю себя виновным. Я бы хотел…
ЛОРЕНС. Здесь военный трибунал, а не трибуна для демонстрации своих взглядов!.. Подсудимый Ялмар Шахт! Вы признаёте себя виновным? Вам понятен вопрос?
ШАХТ (с трудом). Не признаю.
ЛОРЕНС. Подсудимый Рудольф Гесс! Вы признаёте себя виновным?..

Камера Гесса. 

ГЕСС (бледный, в отчаянии). Я признаю себя виновным перед Богом. Да, перед Богом!.. (Пауза.) Фюрер, фюрер! Только и разговоров, что о фюрере! Что вы вообще знаете о нём? «Майн кампф»? Да ни один журналист, ни один издатель не имел права даже интересоваться биографией фюрера! Муссолини трепал о себе на каждом углу, но не фюрер. А сейчас они суют мне свои бумаги и говорят: «Пишите, пишите всё, что знаете о фюрере». «Он был вегетарианец? Он много пил? В чём причина его аскетизма? А отвращение к табаку? А вспышки гнева? А его вечная бессонница? А женщины?..» (Оседает на стул.) Женщины! Они умеют слушать и восхищаться. Самая сладкая аудитория! Только с ними и можно развивать сумасбродные идеи. Ева Браун! Какие у неё были ноги! Мила, сдержанна, даже застенчива. Когда мы ещё только боролись за власть, она уже была его подругой… (Кричит.) Я не верю, что у Евы от фюрера было двое детей! Болтовня! Что с того, что в Бергхофе жили женщины! Кто из нас не спал с жёнами своих адъютантов!.. (Успокаивается.) А какие фотографии делала Ева! У неё был божий дар. (Смотрит на дверь.) Я вам не подопытная крыса и не красотка, нечего пялиться на меня! (Пауза.) Генрих Гофман был ловкий малый, делал такие фотографии! Ева была одной из его моделей. Я видел негативы с её позами. Она, конечно, знала, что они всплывут, если что. Благодаря этим фото она познакомилась с фюрером. Кто сказал, что Ева была дурой? Парень, с которым она когда-то позировала, тоже хотел отщипнуть от пирога, но однажды просто пропал, исчез. А какие фотографии делала Ева!..

Три удара молотка. Заседание трибунала продолжается.

ЛОРЕНС. Трибунал отклоняет заявление защиты Мартина Бормана, его дело будет рассмотрено заочно. Трибунал получил заключение медицинской экспертизы в отношении Штрейхера. Штрейхер признан вменяемым, его дело будет продолжено. Медицинское заключение о психическом состоянии Гесса подписали только советские медики и профессор Дэле. Подсудимый Гесс страдает истерией, выраженной в потере памяти. Защита с мнением экспертов согласна.

Руденко поднимает руку, встаёт со своего места. 

ЛОРЕНС. Слово имеет представитель обвинения от Советского Союза.
РУДЕНКО. У нас нет сомнений в отношении экспертизы, но мы считаем, подсудимый Рудольф Гесс вполне может предстать перед судом.
ЛОРЕНС. Вы считаете, Гесс симулирует потерю памяти?
РУДЕНКО. Мы считаем, что это возможно. (Садится на своё место.)
ЛОРЕНС. Трибунал хотел бы, чтобы подсудимый Гесс выразил свою точку зрения.
ГЕСС (встаёт). Господин председатель, я хочу сказать… Основания симулировать потерю памяти были у меня тактического плана. Моя способность сосредоточиться несколько нарушена. Но я могу отвечать на вопросы!.. Я отвечаю за всё, что сделал. Данный трибунал я не считаю правомочным.
ЛОРЕНС. Подсудимый Гесс, я лишаю вас слова!
ГЕСС. Господин председатель!
ЛОРЕНС. Сядьте на место! Ваше место на скамье подсудимых!..

Гул одобрения в зале.

ЛОРЕНС. Слово имеет главный обвинитель от США мистер Роберт Джексон.
ДЖЕКСОН (выходит к микрофону в центре зала). Господа судьи, преступления, которые мы должны осудить, имеют такие последствия, что цивилизация погибнет, если они повторятся. Подсудимые – живые символы расовой ненависти, террора, насилия. Милосердие к ним будет означать победу того зла, которое связано с их именами. В соответствии с принципом фюрерства эти люди создали в Германии национал-социалистический деспотизм, лишив народ Германии всех свобод. Они не пачкали руки в крови. Они планировали, руководили. Нацистская партия ещё в декларации 1920 года объявляла, что ни один еврей не может быть членом нации.
ГЕРИНГ (со скамьи подсудимых). Германия – не родина антисемитизма!
ЛОРЕНС. Подсудимый Геринг, соблюдайте порядок!
ГЕРИНГ. Германия…
ЛОРЕНС. Я лишу вас слова!.. Мистер Джексон, продолжайте.
ДЖЕКСОН. В 1933 году в Германии жило около полумиллиона евреев. Они добились положения, они вызывали зависть. Только поначалу политика преследования евреев проводилась без явного насилия. Из девяти миллионов евреев в подвластной фюреру Европе, по нашим данным, погибло шестьдесят процентов. Я цитирую одно из заявлений 1944 года: «Евреи должны быть истреблены! Где бы мы ни поймали еврея, его нужно прикончить». Германия – не родина антисемитизма, при фюрере Германия – его образец.
ГЕСС (со скамьи подсудимых). Ваша честь, я возражаю! Обвинение цитирует слова, написанные Гансом Франком.
ЛОРЕНС. У вас же проблемы с памятью?.. Подсудимый Гесс, вы получите слово позже. Вам ясно? Перерыв! (Трижды ударяет своим молотком.)

Телефонный звонок. Кабинет главного обвинителя от СССР. Руденко перебирает бумаги. Ещё один звонок. Руденко берёт телефонную трубку.

ГОЛОС СТАЛИНА. Товарищ Руденко!
РУДЕНКО. Слушаю, товарищ Сталин!
ГОЛОС СТАЛИНА. Объясните мне как специалист в юридических вопросах, почему не мы, не советское обвинение открыло процесс? Почему мы позволяем американцам и англичанам вести себя в Нюрнберге по-хозяйски? Кому на руку затягивание процесса? Где ваша принципиальная позиция, товарищ Руденко? Подумайте об этом.
РУДЕНКО. Товарищ Сталин, нашу работу в Нюрнберге контролирует товарищ Вышинский. По всем вопросам он консультируется с товарищем Молотовым.
ГОЛОС СТАЛИНА. Это правильно. Но Молотов – это Молотов, а Сталин – это Сталин! Вы меня поняли?
РУДЕНКО. Так точно, понял, товарищ Сталин. Человечество воюет постоянно, и лишь дважды безрезультатно пыталось судить агрессоров: Наполеона и Вильгельма Второго. Ворон ворону глаз не выклюет. В Нюрнберге у нас один голос из четырёх. Всего один голос! Наши вчерашние союзники сегодня ведут свою игру. Если процесс будет доведён до конца, если прозвучит приговор…
ГОЛОС СТАЛИНА. У вас есть основания для сомнения?
РУДЕНКО. Нет оснований. Только тогда мы победим фашизм. Надо создать прецедент…
ГОЛОС СТАЛИНА. Работайте, товарищ Руденко.

Телефонные гудки. 

РУДЕНКО (кладёт трубку, пауза). Что я хотел?.. В Нюрнберге три сотни корреспондентов, фотографов, кинооператоров. В «Гранд-отеле» живут и судейские, и гости. Эренбург, Федин, Кирсанов, Леонид Леонов, Всеволод Вишневский, Кукрыниксы – много знакомых лиц. У американцев здесь два развлечения – кока-кола и Марлен Дитрих, кинодива собственной персоной… Нюрнберг, колыбель нацизма, его первых парадов, партийных съездов. Здесь эта гадина родилась, здесь ей и вынесут приговор!.. В Нюрнберге жил Фридрих по прозвищу Барбаросса, мечтавший завоевать мир. Его очень уважал Адольф Гитлер… (Пауза.) Что я хотел?.. Кажется, в Нюрнберге кто-то смастерил первые в мире карманные часы, а писатель Вассерман написал сказку о мальчике, который вырос без людей и погиб, когда вернулся к ним…

Геринг бродит из угла в угол своей камеры, останавливается, смотрит на дверь.

ГЕРИНГ (кричит). Уиллис! Лейтенант Уиллис! Чёрт вас возьми, кто-нибудь!.. Вы всё ещё пишете звук? Так записывайте!.. Кейтель двадцать раз просил меня отправить его на фронт. Двадцать раз! Но фюрер не любит новые лица в ставке, они его бесят! Кейтеля он видел насквозь, обрывал на первой же фразе доклада и говорил, говорил, говорил. И договорился! Он часами рассуждал о сифилисе! Фюрер не водил автомобиль, но знал все типы машин и презирал механиков. Пророков, гадалок он отправлял в концлагеря, а сам был суеверен до судорог. Кажется, маршал Ланн говорил Наполеону «ты», но никто и никогда не говорил фюреру «ты»... Нас повесят. А я бы расстрелял! Что толку с генерала, если им командует ефрейтор с Первой Мировой!..

Три удара молотка. Вспышка света. Зал заседаний трибунала. 

ЛОРЕНС. Трибунал считает, что выполнение военных приказов не оправдывает никого из подсудимых. Они не были рядовыми солдатами, они истребляли целые народы. Мистер Джексон, вы можете продолжить своё выступление.
ДЖЕКСОН (подходит к микрофону). Среди подсудимых есть те, кто подобно Гессу, Розенбергу, Герингу, был с самого начала с Гитлером. Геринг ещё в двадцатые годы в Мюнхене возглавил процесс насилия. Вот его слова: «Каждая вылетевшая пуля – моя пуля. Если кто-то называет это убийством, значит, это я убил».

Камера Геринга. В дверях – силуэт лейтенанта Уиллиса. Геринг лежит на полу.

УИЛЛИС. Что с вами, рейхсмаршал? (Поднимает его, сажает на кровать.) И часто с вами так?
ГЕРИНГ. Бывает. Боитесь потерять быка в загоне?
УИЛЛИС. Не хотелось бы.
ГЕРИНГ. Мне тоже, я ещё поживу.
УИЛЛИС. Вы не должны перенапрягаться, нервничать.

В тёмном углу камеры возникает Шмаглевская. 

ГЕРИНГ (указывает на неё). Пусть она уйдет!
УИЛЛИС. Кто уйдёт? Здесь никого нет.
ШМАГЛЕВСКАЯ. Вы были в Освенциме?
ГЕРИНГ. Пусть уйдёт!
УИЛЛИС. Здесь нет никого!
ШМАГЛЕВСКАЯ. Я работала на железнодорожной ветке рядом с крематорием. Иногда я присматривалась к вагонам, приходящим в лагерь. Знаете, с евреями приезжало много детей… (Исчезает в темноте.) 
УИЛЛИС. Что с вами, рейхсмаршал? Я вызову врача.
ГЕРИНГ. Сохранять здоровье для виселицы? Как ваше имя?
УИЛЛИС. Что с вами? Вы не узнаете меня? Лейтенант Уиллис, сэр.
ГЕРИНГ. Уиллис?.. (Замечает возникшего в темноте Ройзмана.)
РОЙЗМАН. До войны я работал бухгалтером в экспортной фирме.
ГЕРИНГ. Его нет?
УИЛЛИС. Кого нет? Здесь никого нет.
РОЙЗМАН. Дела шли неплохо до войны.
ГЕРИНГ. Этот еврей из Варшавского гетто!
РОЙЗМАН. В августе сорок второго меня…
ГЕРИНГ. Пусть он заткнётся!
УИЛЛИС. Здесь нет никого!
РОЙЗМАН. И Моисей, и Мухаммед были рождены в браке мужчиной и женщиной…
ГЕРИНГ. Пусть заткнётся!
РОЙЗМАН. И лишь Иисус чудотворно зачат девственницей Марией. И Моисей, и Мухаммед были женаты и имели детей. Иисус же был холост…
ГЕРИНГ. Пусть заткнётся!
РОЙЗМАН. Иисус был казнён, ученики его были слабы и разрознены. Смертью своей Иисус искупил грехи человеческие и воскрес из мёртвых. Моисей и Мухаммед умерли своей смертью и похоронены в земле.
ГЕРИНГ. Похоронены в земле!..
РОЙЗМАН. Христос был послан Господом к иудеям дабы вернуть народ, погрязший в нечестии, на путь истинный. Бог один, пророки разные! Иудеям был послан Иисус, арабам – Мухаммед. Господь один, пророки разные!..
ГЕРИНГ. Пусть он заткнётся, этот еврей!

Видение Ройзмана исчезает. 

УИЛЛИС. Здесь нет никого.
ГЕРИНГ. А этот еврей?.. Господь один, пророки разные…
УИЛЛИС. Я вызову врача?
ГЕРИНГ. Я сам себе врач!.. Я не признаю ни ваш устав, ни ваш трибунал!.. История нас оправдает. Через пятьдесят лет в каждом немецком доме будут памятники Герману Герингу. Маленькие памятники, но в каждом доме! Можете поставить у дверей моей камеры хоть десять надзирателей, пусть смотрят, как я ем, сплю, бреюсь, как испражняюсь. Я не повешусь над сортиром, как повесился от страха Роберт Лей!.. Спасибо, что посадили меня на диету, я доволен!
УИЛЛИС. Вы действительно не считаете себя виновным?
ГЕРИНГ. Перед кем?
УИЛЛИС. Перед всеми.
ГЕРИНГ. Все – это никто! Наши идеи ещё перевернут мир! Наши идеи! Наши идеи…
УИЛЛИС. Прекратите истерику, рейхсмаршал! Возьмите себя в руки!..

Три удара молотка. В зале у микрофона – Вайян-Кутюрье. 

ЛОРЕНС. Свидетель, пожалуйста, назовите ваше имя.
ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ. Мари Клод Вайян-Кутюрье.
ЛОРЕНС. Мадам, повторяйте за мной присягу: «Я клянусь говорить без ненависти и страха…»
ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ. Клянусь говорить без ненависти…
ЙОДЛЬ (со скамьи подсудимых, в слезах). Господи, господи!..
ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ. Клянусь говорить правду, всю правду, только правду.
ЛОРЕНС. Поднимите правую руку и скажите: «Я клянусь в этом».
ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ. Я клянусь в этом.
ЛОРЕНС. Можете сесть. Итак, вы – француженка... Вы – депутат Национального собрания Франции... Вы родились в Париже?
ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ. Третьего ноября 1912 года.
ЛОРЕНС. Во время фашистской оккупации Франции вы участвовали в движении Сопротивления, не так ли? (Она кивает: да.) Вы были арестованы?
ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ. Да.
ЛОРЕНС. И депортированы? Вы можете давать показания?
ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ. Да.
ЛОРЕНС. Мы вас слушаем. Говорите, пожалуйста.
ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ. В феврале 1942 года я была арестована полицией, шесть недель спустя меня передали в руки германских властей. В тюрьме мы перестукивались с соседями по камерам: философ Политцер, физик Жак Соломон... Соломона пытали… (Плачет.) Из карцера он вышел в день казни, ему разрешили попрощаться с женой.
ЛОРЕНС. Успокойтесь, пожалуйста. Из тюрьмы вас отправили в лагерь Освенцим? 
ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ. Нас было двести тридцать.
ЛОРЕНС. И все – женщины?
ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ. Француженки.
ЛОРЕНС. Сколько из вас возвратились?
ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ. Сорок девять. Одна из нас, ей было шестьдесят семь, попала в лагерь за то, что хранила дома на стене ружьё в память о муже. Она умерла.
ЛОРЕНС. Что представлял собой двадцать пятый блок?
ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ. Это был ад. Евреек сразу отправляли в него.
ЛОРЕНС. Зачем?
ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ. Их убивали газом.
ЛОРЕНС. Сколько человек умирало за один день?
ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ. Зимой была эпидемия тифа. Человек триста или больше.
ЛОРЕНС. В день?.. Как вас кормили?
ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ. Двести граммов хлеба, пол-литра похлёбки.
ЛОРЕНС. Как эсэсовцы обращались с женщинами?
ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ. Били палкой по пояснице, пятьдесят ударов. Ночью вызывали на перекличку: лечь-встать, лечь-встать. Нас раздевали догола. В лагере был публичный дом.
ЛОРЕНС. Вы видели, как прибывали новые партии заключённых?
ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ. Из молодых заключённых был составлен оркестр. Знаете баркаролу из «Сказок Гофмана»? А «Весёлую вдову»? Ты выходишь из вагона и видишь зелёный газон, играет оркестр. Мужчины – в одну сторону, женщины – в другую. Стариков и маленьких детей тут же отправляли в здание из красного кирпича. Это была газовая камера.
ЛОРЕНС. Этих людей переписывали, ставили клеймо?
ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ. Для газовой камеры? Нет.
ЛОРЕНС. У вас клеймо есть?
ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ. Конечно. (Показывает клеймо на руке.)
ЛОРЕНС. Трупы в лагере кремировали?
ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ. Трупы? В Освенциме было восемь печей. С сорок четвёртого года их стало не хватать. Однажды мы проснулись от страшного крика. Газа не было, и людей заживо бросали в топки. (Пошатывается.)
ЛОРЕНС. Врача!..
ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ. Благодарю вас, не надо.
ЛОРЕНС. У суда больше нет к вам вопросов. Обвинение? Защита? Вы свободны.

Вайян-Кутюрье выходит. 

ЛОРЕНС. Слово имеет главный обвинитель от Советского Союза.
РУДЕНКО (выходит к микрофону). Господа судьи! Я от имени Советского Союза обвиняю подсудимых в том, что они по преступному заговору правили Германией, превратив государственный аппарат в аппарат по проведению агрессии, истреблению миллионов невинных людей.

Геринг поправил наушники, ловя каждое слово.

РУДЕНКО. В интересах выполнения своих преступных планов Геринг, Гесс, Розенберг, Кальтенбруннер, Ширах и другие разработали теорию высшей расы. По этой теории, немцы, как представители высшей расы, имели право строить своё благополучие на костях других рас и народов. Расе господ всё дозволено! Впервые в истории человечества правосудие сталкивается с преступлениями такого масштаба. Впервые перед судом предстали преступники, завладевшие целым государством. Впервые мы судим не только их, но и созданные ими идеи. Я бы хотел обратить ваше внимание на показания свидетеля Мазура, допрошенного в Данциге двадцать восьмого мая.
ЛОРЕНС. Пожалуйста.
РУДЕНКО (читает). «Варить мыло из человеческого жира начали в Данциге в январе 1944 года…»
ГЕРИНГ. В чью голову пришла эта идея!
РУДЕНКО. Большая часть трупов была обезглавлена, были и свежие, ещё тёплые тела, к каждому прилагалась биография. Сорок трупов, килограммов двадцать мыла. Запах мерзкий, добавляли бензальдегид.
ШАХТ. Господи!
РУДЕНКО. Мыло шло и для туалета, и для стирки. Фюрер высоко ценил его качество.
ГЕРИНГ. Мыло как мыло. Чистоплюи!..
РУДЕНКО. Человеческие волосы перерабатывали в промышленный войлок и пряжу.
ЛОРЕНС (нервно). Благодарю вас.

Руденко садится на место.

ЛОРЕНС. Суд приступает к допросу свидетеля Зеверинга. 

В зале к микрофону выходит Зеверинг. 

ЛОРЕНС. Итак, Карл Зеверинг, бывший имперский министр. Когда вы отошли от общественной жизни?
ЗЕВЕРИНГ. В тридцать втором году, в июле. Социал-демократов запретили позже.
ЛОРЕНС. Вы были арестованы?
ЗЕВЕРИНГ. Да, по приказу президента рейхстага Геринга.
ЛОРЕНС. А как же ваш депутатский иммунитет?
ЗЕВЕРИНГ. Об этом смешно говорить. Меня арестовали в тот день, когда обсуждался закон о чрезвычайных полномочиях правительства, и я должен был уйти в отставку. Под арестом я пробыл один день. На моём примере показали всем, что авторитет и прежние заслуги не значат ничего. В сорок четвёртом, после покушения на фюрера, я оказался в списке лиц, подлежащих аресту. Мне семьдесят лет, мой сын погиб на фронте. Меня не тронули. В моём случае легче было бы умереть, чем жить.
ЛОРЕНС. Господин министр, о каком количестве концлагерей вы знаете?
ЗЕВЕРИНГ. Сейчас я знаю…
ЛОРЕНС. Не сейчас!
ЗЕВЕРИНГ. До поражения Германии – о шести или семи. Что я мог сделать? Протестовать?
ЛОРЕНС. К свидетелю есть вопросы?
РУДЕНКО (встаёт со своего места). Советский Союз требует приобщить к делу десять толстых тетрадей, дневники подсудимого Франка. «То, что мы приговорили миллионы евреев умирать с голоду, – писал Франк, – должно рассматриваться нами лишь мимоходом. Наши концлагеря переполнены трупами...» Свидетель Зеверинг, вы знали о том, что происходило в концлагерях? Вы знали?
ЗЕВЕРИНГ. Я должен был протестовать? Я должен был принести себя в жертву? Во имя чего?
ЛОРЕНС. Вы считаете себя демократом?
ЗЕВЕРИНГ. Да, конечно.
РУДЕНКО. Вы отошли от общественной жизни. Вы не участвовали в политическом процессе. Вы всё знали и не протестовали!
ЗЕВЕРИНГ. Я сам был жертвой политического режима. Я мог стать жертвой. Адольф Гитлер – один из диктаторов в мировой истории!..
РУДЕНКО. Вы ни разу публично не заявляли о своём несогласии с политикой Адольфа Гитлера! И только здесь, только сейчас…
ЗЕВЕРИНГ. Я прошу суд защитить меня от заявлений советского обвинения! Я прошу уважать мои заслуги перед Германией, прошу уважать мой возраст. Я – свидетель, а не обвиняемый!
ЛОРЕНС. Ваша просьба отклоняется. Свидетель Зеверинг, вы всё знали о том, что происходит в Германии, и не протестовали! И в этом вы стали примером для многих политиков и обывателей. Где же были ваши принципы? Где были ваши политические взгляды? Вы просто ушли в сторону. И после этого вы считаете себя социал-демократом?
ЗЕВЕРИНГ. Да, считаю. Я – социал-демократ. Разве это не так?..
РУДЕНКО. У меня нет вопросов к свидетелю.
ЛОРЕНС. Свидетель Зеверинг, вы свободны.

Зеверинг выходит из зала. Лоренс трижды бьёт своим молотком.

Внутренний двор тюрьмы Нюрнберга. Подсудимые прогуливаются под надзором конвоиров и лейтенанта Уиллиса.

ГЕРИНГ. Тело принадлежит государству, а душа – Богу. Если она есть, душа.
ГЕСС. По-вашему, рейхсмаршал, и мораль наследственна?
ГЕРИНГ. Я писал, я говорил, буду писать и говорить об этом. И мораль, и сознание подчинены требованиям расы.
УИЛЛИС. На прогулке без разговоров!
ГЕРИНГ. Я не фанатик. Взгляните на русских. Они затянут петлю на шее у каждого из нас, но никогда не договорятся ни с кем из союзников.
ШАХТ (Герингу). Вы боитесь смерти, рейхсмаршал?
ГЕРИНГ. У меня есть варианты?
ШАХТ (Гессу). А вы, Рудольф?
ГЕРИНГ. Его я не знаю. Я знал другого Гесса.
ГЕСС (Герингу). Вы научили Карла Эрнста поджечь рейхстаг?
ГЕРИНГ. Геббельс.
ЙОДЛЬ (кричит). Геббельс?
УИЛЛИС. Не орать!
ГЕРИНГ. Он подготовил десять штурмовиков.
ЙОДЛЬ. И доложил вам?
ГЕРИНГ. Разумеется. Тогда же мы и решили свалить поджог на коммунистов.
ШАХТ. Я слышал, что один из тех десяти остался без вознаграждения. Некий Гель, в прошлом уголовник.
ГЕРИНГ. Он написал об этом в имперский суд.
ШАХТ. Этот человек был убит?
ГЕРИНГ. Его труп исчез.
ГЕСС. Исчез?
ГЕРИНГ (Гессу). Что вас ещё интересует? По-вашему, все мы – убийцы, а вы один такой теоретик? Старая гвардия, авантюристы, пивные собутыльники Мюнхена. Матрос Заукель, учитель Штрейхер, полицейский Кальтенбруннер. Все мы – убийцы! Почему мы не смогли изменить этот мир? Почему Господь отвернулся от нас?..
УИЛЛИСс. Рейхсмаршал, я же просил вас не шуметь!
ГЕРИНГ. Прошу прощения, лейтенант. (Гессу.) Помните Нюрнберг тридцать пятого года, партийный съезд? Фюрер тогда сказал: «Не государство даёт нам приказы, а мы приказываем государству».
ЙОДЛЬ. За это нас и повесят.
ГЕРИНГ. Возможно. Скажите, Йодль, вы верите, что фюрер мёртв?
ЙОДЛЬ. Не знаю. Я ничего не знаю!
ШАХТ. Аэродром у Бранденбургских ворот был уничтожен.
ГЕРИНГ. Но были же подземные ходы в метро!
ГЕСС. Вспомните ещё про океанские подводные лодки в Гамбурге! (Пауза.) Кто-нибудь видел фюрера мёртвым?
ГЕРИНГ. Никто!
ГЕСС. Вы уверены?
ГЕРИНГ. Кернау из личной охраны фюрера якобы видел его живым первого мая.
ШАХТ. Фюрер застрелился тридцатого апреля!
ГЕСС. Зачем?
ГЕРИНГ. Зачем ему стреляться, если есть ампула с ядом? И почему Гюнше снял охрану с апартаментов и чёрного хода при выносе трупа?
ЙОДЛЬ (Герингу). Фюрер жив? Вы уверены?
ШАХТ. А как же дневник Бормана? Русские нашли дневник Бормана!
ГЕРИНГ. Кто-нибудь видел этот дневник? Русские или врут, или подделали дневник.
ШАХТ. Но зачем?
ГЕСС. Если фюрер жив…
ГЕРИНГ. Вот именно! Если фюрер жив, если он спасся, значит…
ЙОДЛЬ. Что это значит?
ГЕРИНГ. Значит, наша идея будет жить в веках! Она будет жить и без него. Но, если хоть один человек в мире будет верить в то, что Адольф Гитлер жив…
ГЕСС. Кого же тогда сожгли в саду рейхсканцелярии?
ГЕРИНГ. Двойника!
ГЕСС. От тюремной еды у меня изжога, а у вас, похоже, что-то с мозгами!
ЙОДЛЬ. Фюрер жив?
ГЕРИНГ. И мы будем живы, пока жива наша идея!
ШАХТ. А где Кейтель? Где Кальтенбруннер? Почему их не выводят на прогулку вместе с нами?
ГЕРИНГ. На прогулку!.. Кальтенбруннер так же, как и я, ответит за всё. Правая рука Гиммлера!.. А Кейтель… Кто такой Кейтель? Кто такой Вильгельм Бодевин Йоханн Густав Кейтель? Генерал-фельдмаршал? Начальник Верховного командования Вермахта? Или трусливый кобель? (Смотрит на Йодля.) Такой же, как вы, Йодль! Вы подписали первый акт о капитуляции, он – повторно капитулировал от имени Германии. Если бы Сталин захотел, вы бы подписывали капитуляцию каждый день!.. Прогулка закончена! (Кричит Уиллису.) Лейтенант!..
УИЛЛИС. Прогулка закончена! По одному по камерам в сопровождении конвоя, господа!..

Три удара молотка председателя трибунала. У микрофона – главный обвинитель от СССР Руденко.

РУДЕНКО. Господа судьи! Я выступаю здесь, как представитель Советского Союза, принявшего на себя основную тяжесть удара фашистских захватчиков. Я обвиняю подсудимых в том, что они превратили войну в орудие массового истребления мирных граждан, в орудие грабежа и разбоя. Во имя священной памяти миллионов невинных жертв мы предъявляем подсудимым справедливый счет. Это счёт всего человечества. Пусть свершится правосудие!..

Камера Геринга. Уиллис и Геринг. Насвистывая марш, Геринг расхаживает: четыре шага туда, четыре – обратно. 

ГЕРИНГ. Какой подлец, тварь! Гордится, что не заканчивал академии!
УИЛЛИС. Кто гордится? Вы сказали: «Подлец и тварь, он гордится…»
ГЕРИНГ. Я сказал?
УИЛЛИС. Вы имели ввиду Кейтеля?
ГЕРИНГ. Вы же были на его допросе! Этот русский, Руденко, спросил его: «Вы были советником фюрера в военных вопросах?» И что ответил Кейтель? «Я относился к его ближайшему окружению». И, видите ли, он был против нападения на Советский Союз, даже предлагал фюреру отказаться от этого. Подлец!
УИЛЛИС. Все и так поняли, что он врёт.
ГЕРИНГ. Фюрер отверг его предложение! А приказы о вторжении в Иран, Сирию, Египет Кейтель увидел впервые только здесь! Между прочим, это он за месяц до войны с русскими подписал приказ, разрешающий офицерам расстреливать людей без суда и следствия… Кейтель подписал акт о капитуляции Германии, а здесь и сам капитулировал!.. (Пауза.) Только фюрер мог спасти Германию. Только он!.. Фюрер! Фюрер! Фюрер! Каждый день он твердил мне о Сталине: «На свете есть три великих человека: Сталин, Муссолини, и я! Сталин умрёт, я раздавлю Советский Союз!» Раздавил? Скоро все мы станем трупами… (Пауза.) Что вы знаете о фюрере? Он узнал на себе жестокость и научился применять её к другим. В Первую мировую на фронте он не боялся смерти. Поражение в той войне унизило Германию. В сентябре девятнадцатого он узнал о националистически настроенных ветеранах из рабочей партии. У партии не было ни программы, ни плана действий, ни денег. Но идеи партии совпадали с его идеями. Он вступил в партию под номером пятьдесят пять, вошёл в исполнительный комитет. Выступая перед толпой, он говорил так, словно заряжал людей электрическим током. Не прошло и двух лет, как его выдвинули в руководство. Он придумал партии новое название: Национал-социалистическая рабочая партия Германии. Отсюда и нацизм. Для пропаганды партийных взглядов он создал газету, для охраны партийных собраний – штурмовые отряды. Он всего себя посвятил партии… Что вы знаете о Германии? Если бы не антисемитизм, презрение к демократии, принцип фюрерства, расовая доктрина – Германия давно бы развалилась! А пивной путч! Восьмого ноября двадцать третьего года Гитлер вскочил на стул, выстрелил из пистолета в потолок пивного зала и заявил: «Или завтра будет найдено национальное правительство для Германии, или нас найдут мёртвыми!» Путч провалился, Гитлера судили по обвинению в государственной измене. Это был его триумф. «Я предпочитаю быть повешенным в большевистской Германии!» – заявил он. Стоявшие на улицах под флагами со свастикой роты превращались в батальоны, батальоны в полки, полки в дивизии. В тюрьме он провел девять месяцев, забеременел идеей и родил её! Он завтракал в постели, вместе со своим другом Гессом гулял в саду. Не тюрьма, а санаторий! Он диктовал Гессу первый том «Майн кампф». Руками Гесса была написана наша политическая Библия! Пять миллионов экземпляров на одиннадцати языках мира! Вы можете убить нас, но вы никогда не уничтожите наши идеи!.. (Пауза.) Если зрение меня не обманывает, в ложе прессы я видел Марлен Дитрих. Красотка! Ей, кажется, всё это надоело. Жуёт жвачку, угощает какого-то русского журналиста.
УИЛЛИС. Его зовут Борис. Он пишет репортажи в газету «Правда» и, говорят, книгу.
ГЕРИНГ. Надеюсь, не обо мне?
УИЛЛИС. Вы заметили, как адвокаты всё валят на Гитлера?
ГЕРИНГ. А вы не такой простой, как кажется!
УИЛЛИС. А вы, рейхсмаршал?
ГЕРИНГ. Только дураки могут надеяться на благодарность врагов.
УИЛЛИС. Это, кажется, фраза фюрера? Он ведь австриец?
ГЕРИНГ. Фюрер? Родился в небольшом городке на самой границе Австрии и Германии. Отец – таможенник, мать – крестьянка. То ли за пятнадцать, то ли за тринадцать лет до его рождения отец сменил фамилию Шикльгрубер на Гитлер. Он рос в доме своего дяди Иоганна Гидлера. Какая разница – как писать фамилию: Гидлер, или Гитлер! Гитлеры родили пятерых детей, из них только двое выжили – Адольф и его младшая сестра Паула.
УИЛЛИС. Он действительно хотел быть священником?
ГЕРИНГ. Представьте себе! Из школы бенедиктинского монастыря Адольфа выгнали. Знаете, за что? Курил в монастырском саду! Потом он мечтал стать художником. В шестнадцать лет бросил школу, года два ничем не занимался, бродил по улицам, часами сидел в библиотеке за книгами по истории, мифологии… Кстати, о чём пишет книгу этот русский журналист?
УИЛЛИС. Не о вас и не о фюрере.
ГЕРИНГ. Трибунал ему надоел?
УИЛЛИС. Говорят, он пишет о русском лётчике без ног. Ходит на протезах и летает.
ГЕРИНГ. У нас в Люфтваффе был такой герой. Познакомьте меня с этим русским журналистом. Приведите его ко мне! Он говорит по-немецки?  Пусть пишет об этом летчике. Лётчик без ног – настоящий человек!.. А вы напишите книгу обо мне. Вы ведь записываете наши разговоры? Где тут ваши микрофоны?
УИЛЛИС. Эта война не закончилась победными салютами.
ГЕРИНГ. Она не закончится и здесь, каким бы ни был приговор! Как вам нравится председатель суда сэр Джеффри Лоренс?
УИЛЛИС. Он слишком часто останавливал подсудимых и свидетелей.
ГЕРИНГ (с улыбкой). Это не интересует суд!.. По-своему он прав. (Пауза.) Десять с половиной месяцев, больше четырёхсот заседаний, больше сотни свидетелей, больше двухсот тысяч письменных показаний!
УИЛЛИС. Вы бы оправдали себя?
ГЕРИНГ. Самого себя? Мы с вами не малыши, не играем в войну в песочнице!.. Если писать об этом трибунале книгу, надо вывести из темноты на свет самую главную тайну этой войны – фюрера. Нельзя понять ход событий, не зная центральной фигуры.
УИЛЛИС. Вы не боитесь?
ГЕРИНГ. Боюсь чего?
УИЛЛИС. Трибунал должен покарать виновных, а не писать историю.
ГЕРИНГ. Браво, лейтенант, браво! (Аплодирует и тут же сплёвывает.) Вы извините, у меня ужасно болит голова!..

Один удар гонга, затем второй, третий. Зал заседаний трибунала.

ЛОРЕНС. Трибунал получил обращение защиты о перерыве на рождественские каникулы. Трибунал считает, что перерыв необходим. Другого перерыва в заседаниях не будет. Мистер Джексон, вы будете продолжать допрос подсудимого Геринга?
ДЖЕКСОН. Конечно, ваша честь.
ЛОРЕНС. Подсудимый Геринг, встаньте!

Геринг встаёт со скамьи подсудимых. 

ЛОРЕНС. Скажите, Геринг, вы осознаёте, что вы – единственный оставшийся в живых человек, который может полностью рассказать нам об истинных целях нацистской партии?
ГЕРИНГ. Да.
ДЖЕКСОН. Вы с самого начала намеревались свергнуть Веймарскую республику?
ГЕРИНГ. Это было моим твёрдым убеждением. И мы свергли её.
ДЖЕКСОН. Придя к власти, вы уничтожили парламентское правительство.
ГЕРИНГ. Немедленно! Мы не нуждались в нём. Получив власть, мы должны были удержать её при любых условиях. Мы не могли полагаться на случай, на выборы. Мы – власть, мы – сила!
ДЖЕКСОН. Вы упразднили региональные парламенты, распустили рейхстаг. Идея объединения должностей главы государства и парламента в лице Адольфа Гитлера принадлежит вам?
ГЕРИНГ. Лично мне?
ДЖЕКСОН. Вы не ответили на вопрос!
ГЕРИНГ. Я ответил. Фюрер стоял во главе парламента и государства. Мы взяли пример с двойной роли Президента Соединённых Штатов.
ДЖЕКСОН. А идея концлагерей?
ГЕРИНГ. Это моя идея.
ДЖЕКСОН. Вы были за втягивание германского народа в войну против Советского Союза?
ГЕРИНГ. Народ не имеет ничего общего с этим делом, его никто не спрашивал.
ДЖЕКСОН. Я спрашиваю вас не о народе, а о вас лично.
ГЕРИНГ. Лично я был против нападения на Россию.
ДЖЕКСОН. Но вы не ушли в отставку, никак не проявили своё несогласие!
ГЕРИНГ. Мы воевали. В вашей стране политики поступают иначе?
ДЖЕКСОН. Достаточно!
ГЕРИНГ. Я не закончил!
ДЖЕКСОН (Лоренсу). Ваша честь!..
ЛОРЕНС. Подсудимый имеет право высказаться.
ГЕРИНГ. Что касается моей отставки, я не желаю это обсуждать. Я офицер, если вы способны понять. Я не предатель! Мне никогда не приходило в голову бросить фюрера!
ДЖЕКСОН. Ваша честь, подсудимый демонстрирует презрение к трибуналу!
ЛОРЕНС. Ваше возражение принято. Можете продолжать.
ДЖЕКСОН. Что касается пожара рейхстага…
ГЕРИНГ. Мне не известно ни одного случая, чтобы из-за пожара рейхстага был убит хоть один человек. Да и арестов было немного.
ДЖЕКСОН. Вы встречались с фюрером во время пожара?
ГЕРИНГ. Да.
ДЖЕКСОН. И здесь же на месте вы решили арестовать коммунистов?
ГЕРИНГ. Нет, это решение было принято заранее.
ДЖЕКСОН. Карл Эрнст заявил на суде, что вы и Геббельс планировали поджог, что вы и Геббельс предоставили поджигателям керосин и жидкий фосфор, что, наконец, из вашего дома шёл подземный ход в рейхстаг.
ГЕРИНГ. Он может заявлять что угодно.
ДЖЕКСОН. И вы никогда не хвастались, что подожгли рейхстаг? Вы помните завтрак в день рождения фюрера в сорок втором году? Вы не помните? Я читаю: «За завтраком Геринг крикнул: «Я – единственный, кто знает рейхстаг, потому что я поджёг его!» Сказав это, он похлопал себя по ляжке». Это письменное показание генерала Гальдера. Вы говорили о поджоге?
ГЕРИНГ. Такого разговора не было.
ДЖЕКСОН. Ваши заводы приводили Германию в состояние готовности к войне?
ГЕРИНГ. Концерн «Герман Геринг» занимался добычей сырья и производством стали.
ДЖЕКСОН. У меня нет вопросов к подсудимому.
ЛОРЕНС. Герман Геринг, вам предстоит ответить на вопросы обвинения от Советского Союза.

Джексон садится на место. К трибуне выходит Руденко.

РУДЕНКО. Подсудимый, вы влияли на принятие фюрером внешнеполитических решений?
ГЕРИНГ. Нет. Фюрер есть фюрер, точнее – был.
РУДЕНКО. Кто был ближайшим советником фюрера в экономике?
ГЕРИНГ. Я.
РУДЕНКО. В военных вопросах?
ГЕРИНГ. Я.
РУДЕНКО. Вы разрабатывали план нападения на Советский Союз?
ГЕРИНГ. Я – рейхсмаршал.
РУДЕНКО. Я прочту вам запись совещания от шестнадцатого июля 1941 года: «Прибалтика и волжские области должны стать частью империи. Ленинград подлежит уничтожению».  Кем был записан этот протокол?
ГЕРИНГ. Борманом. Он преувеличил кое-что.
РУДЕНКО. Что, например? Вы признаёте, что руководили угоном в рабство миллионов граждан из оккупированных стран?
ГЕРИНГ. Речь шла о двух миллионах рабочих. Рабство я отрицаю.
РУДЕНКО. В приказе от шестнадцатого сентября 1941 года говорилось: «За жизнь немецкого солдата подлежат смертной казни пятьдесят – сто коммунистов». Кто подписал этот приказ?  
ГЕРИНГ. Подписал Кейтель. В этом приказе было указано пять или десять человек, фюрер исправил – сто.
РУДЕНКО. Вы были с этим согласны?
ГЕРИНГ. Приказы не обсуждаются.
РУДЕНКО. Вы согласны с теорией высшей расы?
ГЕРИНГ. Я никогда не использовал это выражение. Различие между расами я признаю.
РУДЕНКО. Вы заявляли, что Гитлер привёл Германию к расцвету.
ГЕРИНГ. Да, это так.
РУДЕНКО. У меня больше нет к вам вопросов.
ГЕРИНГ. А теперь я бы хотел задать вопрос трибуналу!
ЛОРЕНС. Здесь вы – подсудимый!
ГЕРИНГ. Всего один вопрос! Что вы будете делать, если мы, сидящие здесь на скамье подсудимых, откажемся от своих показаний и перестанем отвечать на ваши вопросы? К чему этот фарс!
ЛОРЕНС. Подсудимый Геринг!
ГЕРИНГ. Германия никогда не стояла на трупах!
ЛОРЕНС. Подсудимый Геринг!
ГЕРИНГ. Германия…
ЛОРЕНС. Герман Геринг, я лишаю вас слова! Сядьте на место! Я лишаю вас слова!.. (Трижды бьёт своим молотком.)

Камера Рудольфа Гесса.

ГЕСС. Как ты любил театральность, Адольф! В Берхтесгадене ложился на склоне горы и созерцал Германию, лежащую у твоих ног. А в это время фотограф увековечивал эти исторические мгновения. В тридцать шестом, на Олимпиаде, ты шепнул мне мимоходом: «Война будет для всех них большим сюрпризом!» Я не поверил, я достаточно знал твои фантазии. Но ты решил ввести войска в Рейнскую область, и ты ввёл их, несмотря на протесты генералов. Ты всё поставил на карту и выиграл, хотя шансов у тебя не было. Как ты ликовал! С каждым годом Германия прибавляла полмиллиона душ, их надо кормить. Чем? Хлебом? Земля истощена. Угля, железа, металлов достаточно, но морские перевозки под контролем Англии, внешней торговли нет. И ты убедил меня, ты убедил не только меня: «Если мы, наконец, решили употребить силу, то остаются всего два вопроса, – где и когда?» Адольф, ты совершил буквально две-три ошибки. Ты считал себя единственным человеком, способным привести Германию к победе. Спешил реализовать свой военный план. И, наконец, ни во что не ставил европейские страны, не доверял Японии, отношения со Сталиным сравнивал с игрой в шахматы. Ты стал небожителем, отцом нации! Обо мне ты забыл, вытер ноги и пошёл дальше. Как ты любил театральность, Адольф!..

Дверь камеры открывается. В потоке света – фигура конвоира.

ГОЛОС КОНВОИРА. Рудольф Гесс, на выход!..



ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Камера Геринга. Ночь. Геринг не спит. Из темноты выходит Шмаглевская. 

ШМАГЛЕВСКАЯ. Вы меня узнаете? Я – Северина Шмаглевская. В Освенциме я работала на железнодорожной ветке рядом с крематорием. Иногда я присматривалась к вагонам, приходящим в лагерь. Знаете, с евреями приезжало много детей, в еврейских семьях вообще много детей… Если женщина несла ребёнка на руках или везла в коляске, то её и ребёнка отправляли в газовую камеру сразу. Если евреев было много, детей бросали в печи крематория живыми. Как они кричали!.. В сорок втором году в Освенциме не было отдельных блоков для детей. Рождённым в лагере детям, клеймо ставили на ноге. Номер был из пяти цифр, на детской руке он не помещался... Как они кричали!.. Дети не имели своих номеров, им ставили те же номера, что и взрослым. Раз в месяц, иногда чаще детей вывозили из лагеря. Куда? Я хочу спросить вас, куда? Где наши дети?.. О количестве погибших я могу догадываться. Я не раз считала пустые детские коляски. Они лежали грудой здесь же, рядом. Немцы – аккуратные люди, они собирали эти коляски и отправляли на продажу, в магазины для бедных... Почему вы не спрашиваете меня обо мне? Я ведь тоже женщина! Хочу ли я, Северина Шмаглевская, жить после этого?..

Геринг подходит к Шмаглевской, та уходит в темноту. За спиной у Геринга появляется Ройзман.  

РОЙЗМАН. До войны я работал бухгалтером в экспортной фирме. Дела шли неплохо до войны. В августе сорок второго меня увезли из Варшавского гетто. Я был в Треблинке год. Я шёл на небо! Я, Самуил Ройзман, был на небе!.. Сойдя с поезда, сразу же нас разделяли: отдельно мужчин, женщин. Все должны были раздеться и голыми пройти по улице до газовых камер. Немцы называли это прогулкой, дорогой на небо! Женщинам стригли волосы. Говорят, женский волос незаменим для изготовления матраца. Женщины шли на небо дольше мужчин, минут пятнадцать... Там, где останавливались вагоны, была устроена станция, совсем как настоящая, с надписями «буфет», «касса», «телефон». Было даже расписание поездов... Шарфюрер Менц заведовал лазаретом. Часть площади за изгородью они называли лазаретом. Над ним даже висел флаг Красного Креста. Менц брал револьвер и стрелял в кого хотел то быстро, а то не спеша. Двухлетнюю девочку он на моих глазах бросил в огонь. Живую!.. Я не могу спать ночами, я вообще не могу спать... Каждый боится смерти. И я боюсь, до сих пор боюсь. Я был на небе. Я стоял голый. Нас было восемь тысяч евреев, все из Варшавы. Многих я знал с детства, многих не знал. Мне повезло, надзиратель заметил меня. Им был нужен переводчик с французского, польского, еврейского. Я в каком-то смысле полиглот, языки всегда давались мне легко. Так я не ушёл на небо. Они все ушли, а я остался... (Уходит в темноту.)
ГЕРИНГ (сжимает голову руками). Что с тобой? Что с тобой, Герман? Это не ты, не ты убивал их, не ты сжигал, не ты насиловал. Война – это часть жизни. Жизнь невозможна без войны. Ты сильный, ты справишься, ты выдержишь всё!.. Если бы мы судили их! Нет, мы бы их не судили, просто прикончили бы всех, а фюрер произнёс бы речь. А теперь они все смотрят на меня! Жалкие рабы! Они хотят не просто повесить нас, они хотят нас унизить, растоптать нас и Германию... Поздно, друзья мои! Свои грехи мы передали по наследству миллионам тех, кто родится после нас. Кто-то должен править миром. Сегодня вы союзники, а завтра – враги. На смену явной войне придёт война тайная, необъявленная, бесконечная. Терроризм. Что может быть ужаснее собственной беззащитности! И этот процесс только набирает силу. Если вы не задушите гадину, она задушит вас!.. Лучше я умру, чем скажу хотя бы раз, что мы были неправы. (Кричит.) Я одинок? Одинок? Почему вы молчите?..

Телефонный звонок. Кабинет Джексона.

ДЖЕКСОН (в трубку). Господин Президент, я двадцать лет занимаюсь юриспруденцией и не могу допустить здесь суд Линча… Господин Президент, вы назначили судью Биддла членом трибунала от Соединённых Штатов, того самого Биддла, которого вы же сняли с поста министра юстиции. Ни для кого не секрет, что, когда рейхсмаршал Геринг сдался, наши доблестные офицеры устроили вечеринку, а проще говоря, попойку в компании с ним. Фотографии были в газетах... Простите мою горячность, но мы компрометируем нашу страну… Нет, господин Президент… Что касается вынесения приговора, наши с русскими представления о справедливом суде расходятся… В таком случае я готов просить вас об отставке… Всего доброго, господин Президент!.. (Кладёт трубку, достаёт из внутреннего кармана блокнот, открывает его, что-то пишет, на стук в дверь не реагирует и не замечает, как в кабинет входит Лоренс.)
ЛОРЕНС. Добрый вечер, Роберт… Роберт, вы слышите меня?
ДЖЕКСОН. Простите, задумался.
ЛОРЕНС. Я стучал. Дверь была открыта. Я вижу, вы устали.
ДЖЕКСОН. Старею.
ЛОРЕНС. Если бы я был женщиной, предложил бы вам помассировать шею.
ДЖЕКСОН. А лучше голову!
ЛОРЕНС. У вас красавица-секретарша!
ДЖЕКСОН. Мисс Элси боится мышей и дурных снов. Сто лет не была дома, последний раз уезжала из Вашингтона ещё до войны. Кажется, она влюблена в меня.
ЛОРЕНС. Мне так не кажется, я уверен.
ДЖЕКСОН. Скоро у неё будет новый босс.
ЛОРЕНС. Уход в отставку – самое лёгкое решение всех проблем. У вас осталось два дня, чтобы дописать речь.
ДЖЕКСОН. Да-да, теория, право, исторические параллели... Президент считает, что надо проявить гуманизм.
ЛОРЕНС. Нужен оправдательный приговор? Для всех?
ДЖЕКСОН. Это суд, или скотобойня?
ЛОРЕНС. И вы пойдёте на это?
ДЖЕКСОН. А вы, сэр?
ЛОРЕНС. На это пойдут все, кроме русских. Ещё в Лондон, где был написан устав трибунала, русские привезли перечень нежелательных вопросов. Пункт первый: секретный протокол к советско-германскому договору о ненападении и всё, что с ним связано. Последний пункт: советско-польские отношения, проблема Западной Украины и Польши. Наши французские друзья со своей стороны предпочли забыть позор Мюнхенского соглашения с Германией. У каждого в шкафу свой скелет. Вот и у вас теперь свой.
ДЖЕКСОН. Если хоть один нацист уйдёт от ответственности…
ЛОРЕНС. Русские не пойдут на оправдательный приговор.
ДЖЕКСОН. Искать общий язык с русскими? (Пауза.) Ваша честь, вы читаете газеты?
ЛОРЕНС. Не всегда.
ДЖЕКСОН (пролистывает одну из газет). Как вам такое: «Мы приходим к единственно верному выводу, – Геринг контролирует ход суда».
ЛОРЕНС. Мистер Джексон, ход суда контролируем мы. Ваш русский коллега уже заявил мне, что я не способствую правосудию.
ДЖЕКСОН. Со стороны кажется, что вы намеренно…
ЛОРЕНС. Вы забываетесь, мистер Джексон!
ДЖЕКСОН. Прошу прощения, ваша честь.
ЛОРЕНС. И вы, и русские будут допрашивать Геринга. Со своими претензиями обращайтесь к себе или к ним. Кстати, русские требуют рассмотреть вопрос об ответственности подсудимых за подготовку бактериологической войны. Я получил от русских документы по этому вопросу.
ДЖЕКСОН. У вас есть сомнения?
ЛОРЕНС. Их свидетель, доктор бактериологии Берлинского университета Шрайбер, в апреле сорок пятого года был главным врачом военного и гражданского секторов Берлина. Почти год он провёл в лагере для военнопленных и только недавно обратился к советскому правительству с заявлением.
ДЖЕКСОН. Это заявление написали русские?
ЛОРЕНС. А он подписал. И выучил речь, чтобы выступить здесь… У меня есть неплохой коньяк.
ДЖЕКСОН. Знаете, у меня тоже. Не хотите рюмочку?..

Сквозь помехи пробивается музыка, звучащая по радио, затем раздается голос. 

ГОЛОС ПО РАДИО. Привет, Германия! Рождество приближается к Нюрнбергу. Во Дворце Правосудия каникулы. Недалек тот час, когда здесь решится будущее мира. Ну, а мы с вами в этот вечер слушаем любимые мелодии и загадываем желания. Конечно, хотелось бы…

Радиопомехи, затем танцевальная музыка. 

В камеру Геринга входит Уиллис.

ГЕРИНГ (не вставая с кровати). Заходите, друг мой, заходите. Пришли меня поздравить? Я ждал вас.
УИЛЛИС. Я знаю, как может быть одиноко на Рождество, если ты вдали от дома.
ГЕРИНГ. Последнее Рождество в моей жизни – вы это хотите сказать? Что там сейчас по радио?
УИЛЛИС. Наверное, музыка.
ГЕРИНГ. Ваша или наша?
УИЛЛИС. До Рождества несколько минут. (Передаёт фляжку.)
ГЕРИНГ (отпивает). Коньяк? Между прочим, за это вы можете пойти под суд.
УИЛЛИС. Ваши жена и дочь здесь, в Нюрнберге.
ГЕРИНГ. Думаете, свидание с ними сломает меня? (Отпивает ещё.) Что вы делаете на Рождество у себя в Техасе? Собираетесь за столом всей семьей? А утром, после Рождества?
УИЛЛИС. Открываем подарки, едем в церковь, потом – к бабушке, она угощает нас индейкой.
ГЕРИНГ. Детство – самые счастливые дни!
УИЛЛИС. С дедушкой я ходил на охоту на перепелов.
ГЕРИНГ (отпивает ещё, возвращает фляжку). Я был главным егерем Германии. А какая охота в моём поместье!
УИЛЛИС (отпивает из фляжки). Гитлер любил охоту?
ГЕРИНГ. Фюрер был вегетарианцем, считал, что убивать животных аморально.
УИЛЛИС. Да?
ГЕРИНГ. Да!

Оба смеются.

ГЕРИНГ. Вегетарианец, но какие устраивал обеды! Сам не пил и почти не ел. Знаете, друг мой, вы напоминаете мне лучших молодых офицеров, которые у меня служили.
УИЛЛИС. Спасибо, сэр! (Отпивает из фляжки, передает её Герингу.)
ГЕРИНГ. Непостижимо, как в апреле сорок пятого в Германии не нашлось ни одного офицера с зажигалкой, чтобы спалить наши архивы!.. (Пауза.) Рождество! Последнее Рождество в моей жизни… Год назад фюрер вернул в нас веру. Я помню, как он болел. Глисты, боли в желудке. Операция на горле. Восемь дней фюрер молчал, в Рождество заговорил. Его речь по радио вдохновила нас. Он обещал новое оружие и новые победы. Танки Рундштедта пошли на Антверпен. Наступление захлебнулось, Рундштедту дали Железный Крест, последняя наша надежда умерла… С Рождеством, лейтенант!..

Белые хлопья снега кружат над землей под музыку и помехи в радиоэфире. По коридору Дворца Правосудия идут навстречу Руденко и Джексон. Кивнув и разминувшись, через пару шагов останавливаются и сходятся вновь. 

РУДЕНКО. Я бы хотел поздравить вас с Рождеством, мистер Джексон.
ДЖЕКСОН. Благодарю вас. В Советском Союзе больше любят Новый год?
РУДЕНКО. Тоже работаете до поздней ночи?
ДЖЕКСОН. Как видите. Вы неплохо говорите по-английски. А я не говорю по-русски! Как же нам найти общий язык? (Берёт Руденко за руку.) Знаете, Роман…
РУДЕНКО. Оправдательный приговор будет?
ДЖЕКСОН. Боюсь, что – да.
РУДЕНКО. Если Густав Крупп может быть свободен…
ДЖЕКСОН. То и Дёниц, и Шпеер, и фон Папен...
РУДЕНКО. Советский Союз никогда не признает такого приговора.
ДЖЕКСОН. Голосуют четверо судей. Один – ваш, один – наш, плюс француз и англичанин. Ни вы, ни я ничего не изменим. Голосуют Лоренс, Биддл, де Вабр и Никитченко. Кого-то повесят, кого-то оправдают, кто-то отсидит в тюрьме свои пятнадцать-двадцать лет.
РУДЕНКО. Разве мы с вами здесь для этого? Приговор нацизму – вот что главное!
ДЖЕКСОН. Если бы наши лидеры понимали друг друга так, как сегодня вы понимаете меня, а я понимаю вас! Я просил Президента об отставке. Президент отказал мне.
РУДЕНКО. Вчера опять отключали синхронный перевод.
ДЖЕКСОН. Техника шалит. Или люди. Я смотрю на судью Лоренса и поражаюсь его сдержанности. Я бы давно уже сорвался, а он задаёт этим типам какие-то вопросы, вечно что-то уточняет... Здесь, куда ни придёшь, все окна зашторены, словно продолжается война… Вы пытаетесь доказать внезапность нападения Германии на Советский Союз. Все понимали, что война неизбежна. У вашей разведки были все данные. Какая внезапность? Вы же собирались бить врага на его территории, пели песни, смотрели кино.
РУДЕНКО. Знать и верить – не одно и то же. В Самарканде в ночь на двадцатое июня антрополог Герасимов вскрыл в мавзолее Гур-Эмир гробницу Тимура и показал на кинокамеру его череп. Никто не верил в проклятие тому, кто потревожит могилу бога войны.  
ДЖЕКСОН. Вы верите в эту мистику?
РУДЕНКО. Двадцать второе июня по церковному календарю – День Всех Святых, в земле российской просиявших! С Божьей помощью и рассеяли вражью силу.
ДЖЕКСОН. Коммунист говорит со мной о Боге!.. (Пауза.) Вас не смутило, что речь Покровского о преступлениях немцев в Катыни осталась за рамками протокола? Москва решила, что НКВД не имеет никакого отношения к расстрелу польских офицеров под Катынью. Судья Лоренс потребовал доказательств. С ними выступил не Рагинский, прокурор на процессах троцкистов, и не Шейнин, прокурор на процессе об убийстве Кирова, а Николай Зоря. «Сколько поляков вы расстреляли в Катыни? Тысяч десять?» Конечно, пусть фашисты ответят и за это! Москва решила стоят на своем? Обвинение от США, Великобритании и Франции не поддержат протест советского обвинения по катынскому вопросу. Трибунал повторно рассмотрит этот вопрос и оставит своё решение в силе. Главное не это. И моя, и ваша командировки в Нюрнберг затягиваются. (Передаёт Руденко записку, тот кладёт её во внутренний карман пиджака.) Вот что главное!.. (Пауза.) Николай Зоря, заместитель генерального прокурора, он блестяще провел допрос фельдмаршала фон Паулюса. Об этом писали все газеты! Но доказать внезапность нападения на Советский Союз он не смог!
РУДЕНКО. Его речь оборвали на полуслове, кабины переводчиков отключили. Техника шалит? Или люди?
ДЖЕКСОН. Далее допрашивать Паулюса будете вы?.. (Уходит во тьму.)
РУДЕНКО (один в луче света). Министр иностранных дел Германии, советник фюрера по внешней политике Иоахим фон Риббентроп не раз заявлял о том, что евреи должны быть истреблены или сосланы в концлагеря – других вариантов нет. Сбитых в небе Германии английских и американских лётчиков он призывал линчевать на месте. В апреле сорок пятого Риббентроп сбежал. В Гамбурге под носом у английской комендатуры снял комнату в неприметном доме, в июне случайно был арестован. В Нюрнберге он с гордостью говорил о том, что, появись в его камере Гитлер, он по-прежнему выполнял бы его приказы. На допросе я спросил его: «Вы считаете войну с Советским Союзом агрессией?» «В буквальном смысле – нет. Речь шла о превентивной войне», – ответил он. «О превентивной войне?» – переспросил я. «То, что мы напали, нельзя оспаривать», – он смеялся мне в глаза. Он смеялся, а я думал о Николае Зоре… Зоря был обязан не допустить показаний Риббентропа о секретном протоколе к советско-германскому договору о ненападении. Но Риббентроп и Вайцзеккер под присягой раскрыли его содержание. На следующий день Зорю нашли мёртвым. Он лежал в постели. На одеяле – пистолет, на подушке – тёмное пятно, кровь. Неосторожное обращение с оружием. Накануне вечером ему звонил сын, сдав школьные экзамены, он собирался приехать к отцу. Из комнаты, где лежал Зоря, офицеры НКВД забрали всё. В кармане пиджака была записка, на подоконнике – гильза, на столе – документы. Всё упаковали и спецпочтой отправили в Москву... В тридцать девятом году по распоряжению Берии Николай Зоря проверял законность приговоров о вредительстве. Там не всё было чисто, Зоря не ограничился формальным отчетом. Из прокуратуры Зорю выгнали. Могли и посадить, если бы не частичная мобилизация. Он вступил в Красную Армию рядовым, воевал в Финляндии, под Сталинградом, Орлом, Белостоком, вернулся в прокуратуру. Настоящий профессионал, честный человек, в декабре сорок пятого он как советник юстиции прибыл в Нюрнберг. Новый, с иголочки мундир... К утру гроб доставили на аэродром, цинковый гроб, тяжёлый. Дождь лил стеной, самолёт не мог вылететь в Москву. От Сталина пришел приказ: похоронить в Германии, засекретив место захоронения. Внезапность нападения Германии на Советский Союз мы так и не смогли доказать.

Геринг с фляжкой в руке шагает по камере. Уиллис слушает его монолог. 

ГЕРИНГ. Не было никакой внезапности! Не было! Когда Риббентроп приехал в Москву, Сталин беседовал с ним больше трёх часов, но с советской стороны пакт и секретный протокол к нему подписал не Сталин, а Молотов. Мы вошли в Польшу, Сталин был занят Западной Украиной, Прибалтикой, Белоруссией. За войну с Финляндией СССР исключили из Лиги Наций. Финляндия выстояла, Сталин снял Ворошилова с поста наркома обороны. Мы оккупировали Данию, Норвегию, Бельгию, Голландию, Францию. Русские вошли в Прибалтику, мы – в Румынию. Фюрер назначил день форсирования Ла-Манша. Англичане бомбят корабли нашего десанта, а в августе сорокового года – Берлин. Фюрер был в шоке. Англичанам мы ответили бомбардировкой Лондона, русским – планом «Барбаросса». В марте сорок первого разведка доставила Сталину практически весь этот план. Он знал, когда мы ударим. Знал, но не верил!
УИЛЛИС. А вы бы на его месте могли поверить?
ГЕРИНГ. У каждого из нас своё место, лейтенант... Разве не меня в сорок первом, двадцать девятого июня, разве не меня в сорок первом фюрер назначил своим наследником на всех постах? Но я знал своё место. Я – солдат, я – офицер… (Садится на кровать, отпивает из фляжки.) В сорок пятом фюрер сказал: «Рейхсмаршал Геринг будет командовать за меня»! Когда он это сказал? Когда всё было кончено! За два дня до этого, двадцатого апреля, в день рождения фюрера, в Берлине, в окнах домов впервые не вывесили флаги. Не было окон! Не было людей! Не было флагов! Фюрер заявил, что не покинет Берлин, а я буду командовать за него. Кем я мог командовать без штаба, без правительства? Мастерские по изготовлению урановой бомбы разрушила американская авиация. Я никогда не видел фюрера таким спокойным!.. (Отпивает из фляжки, встаёт, подходит к Уиллису.) Как вы думаете, за что он снял меня со всех постов, исключил из партии? Думаете, он поверил интригану Борману? Нет! Он понял, что я могу стать таким же фюрером, как он! А второго фюрера быть не должно!.. (Насвистывает военный марш, передает фляжку Уиллису.) Двадцать девятого апреля своим преемником на посту Президента и верховного главнокомандующего фюрер назначил этого ублюдка Дёница! В тот же день Дёниц выступил с воззванием к народу Германии и начал делать всё, чтобы спасти себя. Он приказал генерал-полковнику Йодлю подписать в Реймсе Акт о капитуляции Германии, а через сутки Кейтелю – подписать в Карлсхорсте Акт о капитуляции во второй раз! Разве Дёниц спасал Германию? Он спасал себя!.. Через пару недель правительство Дёница было арестовано американцами. Теперь эта сволочь сидит в камере и боится выйти на прогулку вместе со мной! А в зале суда он постоянно потеет от страха! Меня повесят, а гросс-адмирал Дёниц получит лет десять тюрьмы, отсидит, выйдет на свободу и будет писать воспоминания о том, как он спасал великую Германию!
УИЛЛИС. А вы могли бы её спасти?
ГЕРИНГ. Когда нас вздернут, наши трупы отдадут женам?
УИЛЛИС. Не знаю.
ГЕРИНГ. Вот и я не знаю, лейтенант!..

Зал заседаний трибунала. У микрофона – Руденко. 

РУДЕНКО. Представляя обвинение по плану «Барбаросса», я прошу суд приобщить к делу письменные показания фельдмаршала Паулюса, бывшего заместителем начальника генштаба при разработке плана нападения на Советский Союз. В своё время гитлеровское командование скрыло от населения Германии сам факт пленения Паулюса. Весть о разгроме под Сталинградом трёхсоттысячной группировки потрясла Гитлера. Утаить катастрофу было невозможно. Под звон колоколов Германия пережила трехдневный траур. Нация простилась с героем, похоронив его… Я цитирую документ СССР-156 – заявление фельдмаршала Паулюса Советскому правительству: «Кейтель и Йодль виновны в невыполнении обещаний доставить авиацией снабжение окружённой в Сталинграде Шестой армии…»
ЛОРЕНС. Прошу прощения, текст заявления имеется у суда и у адвокатов подсудимых. Адвокат Геринга Штамер заявил решительный протест. Он не доверяет письменному заявлению фельдмаршала Паулюса.
РУДЕНКО. Я могу продолжить чтение показаний свидетеля Паулюса?
ГЕРИНГ (со скамьи подсудимых). С какой стати Паулюс – свидетель?
ЛОРЕНС. Подсудимый Геринг!
ГЕРИНГ. Если Паулюс работал над планом нападения на Советский Союз, он должен сидеть рядом со мной на скамье подсудимых!
ЛОРЕНС. Вы не имеет права на политические заявления! Я требую тишины! (Трижды бьёт своим молотком, показывает жестом, что Руденко может продолжить речь.)
РУДЕНКО. Паулюс пишет: «Я несу ответственность за то, что под Сталинградом добросовестно выполнял приказы военных руководителей, действовавших преступно. Как оставшийся в живых под Сталинградом, я считаю себя обязанным дать удовлетворение русскому народу». Подпись – Паулюс, генерал-фельдмаршал.
ЛОРЕНС. Защита настаивает на вызове свидетеля Паулюса. Как смотрит генерал на ходатайство защиты?
РУДЕНКО. Советское обвинение ничего не имеет против, мы не возражаем.
ЛОРЕНС. Как быстро вы доставите свидетеля сюда?
РУДЕНКО. Я думаю, минут через пять.
ЛОРЕНС. Через пять минут?
РУДЕНКО. Он здесь, в апартаментах советской делегации.
ГОЛОСА. 
– Протестуем!
– Защита на вызове свидетеля не настаивает!
– К чему затягивать процесс!
ЛОРЕНС. Суд приступит к допросу свидетеля Паулюса после перерыва.

Полумрак, звук печатающей машинки. В луче света – Джексон.

ДЖЕКСОН. Русские преподнесли нам сюрприз! Как волнуются судьи! Высокий американец Биддл, крупный, похожий на моржа француз де Вабр. Невозмутим в своём интеллигентском пенсне только русский судья Никитченко. Он был председателем на первом заседании трибунала. Европейская пресса называет его судьёй-убийцей. В тридцатые годы Никитченко приговорил к расстрелу Зиновьева, Каменева. Сталин послал его в Нюрнберг, чтобы унизить западное судопроизводство. Парадокс, но Никитченко, пожалуй, самый объективный судья на процессе!.. (Пауза.) Открывается тяжёлая дубовая дверь, вводят высокого человека в штатском костюме. Тишина. Щёлкают фотовспышки, жужжат кинокамеры. Внешне Паулюс спокоен. Геринг вскакивает со скамьи подсудимых и орёт на Паулюса. Кейтель и Йодль от страха едва не сели на пол. Общий шум, крики! Через пару минут – тишина. «Клянусь говорить правду и только правду!» – говорит Паулюс…  

Полумрак, звук печатающей машинки. В луче света – Руденко.

РУДЕНКО. Страшен Нюрнберг, голодный, опозоренный. В барах объявления: «Немцам вход воспрещён». На улице играет шарманка. Американские солдаты торгуют пенициллином, калеки в мундирах вермахта – краденым. По приказу Эйзенхауэра немцы получают продуктовые карточки, предъявив использованный билет на просмотр документального фильма о зверствах нацистов в концлагерях. Выходить на улицу одному опасно, особенно, как стемнеет…

Три удара гонга. Зал заседаний. Джексон допрашивает Шахта. 

ДЖЕКСОН. Подсудимый Шахт, во время захвата власти нацистами вы были одним из первых банкиров Германии. В тридцать втором году именно вы принуждали канцлера фон Папена отказаться от должности в пользу Гитлера?
ШАХТ. Не помню.
ДЖЕКСОН. Вы говорили, что человек, получивший столько голосов на выборах в Рейхстаг, станет канцлером, это неизбежно.
ШАХТ. Я говорил?.. Рано или поздно он победит, победит и без нас, но его победа должна стать нашей. Твёрдая рука – вот чего не хватает Германии! У него, как и у многих из нас, нет экономической программы. Но где вы найдёте такую программу, с которой бы согласились сорок миллионов человек? Крупп, Шредер, промышленники, банкиры подписали письмо к Гинденбургу с призывом избрать Гитлера канцлером.
ДЖЕКСОН. Подсудимый Шахт, вы не ответили на вопрос. Я повторяю, почему Гитлер назначил именно вас президентом Рейхсбанка?
ШАХТ. Меня уже допрашивали на эту тему.
ДЖЕКСОН. Связано ли это с выборами Гитлера? Это вы обеспечивали Гитлера финансами? Вам понятен вопрос?
ШАХТ. Геринг уверял промышленников, что если на выборах победит Гитлер, то эти выборы станут последними на ближайшие десять лет, а то и на все сто.
ДЖЕКСОН. Возглавляя Рейхсбанк, вы знали, какие суммы идут на вооружение армии?
ШАХТ. Если вы хотите судить…
ДЖЕКСОН. Знали или нет?
ШАХТ. Если вы хотите судить промышленников…
ДЖЕКСОН. Тех, кто способствовал вооружению Германии!
ШАХТ. Тогда вы должны судить и американских промышленников. Заводы «Опель» принадлежали «Дженерал Моторс», и эти заводы работали на войну.
ЛОРЕНС. Я лишу вас слова, Шахт!
ДЖЕКСОН. Получала ли нацистская верхушка финансовую выгоду от режима? (Листает бумаги.) Доктор Лей – миллион марок, Риббентроп – два миллиона, Кейтель – миллион, Ламмерс – шестьсот тысяч. И это только за один год! Вы порвали с Гитлером только тогда, когда германская армия стала отступать, не так ли? Вам нечего сказать?.. Господин председатель, у меня нет вопросов к подсудимому…

В камеру Геринга входит лейтенант Уиллис.

УИЛЛИС. Вы сегодня не обедали, сэр.
ГЕРИНГ. Я на диете.

Уиллис передаёт Герингу трубку и квадратную зажигалку. 

ГЕРИНГ. Вы курите, лейтенант?
УИЛЛИС. Не часто.
ГЕРИНГ. Балуетесь сигаретами? Трубка – это да! (Раскуривает трубку, любуется зажигалкой.) Моя любимая зажигалка! Обратите внимание: с одной стороны – свастика, с другой – мои инициалы! Надо уметь предаваться слабостям и порокам, друг мой. Что это за жизнь – дышать еле-еле! Держите! (Бросает Уиллису зажигалку.) Лейтенант, рейхсмаршал дарит вам свою зажигалку!
УИЛЛИС. Спасибо, сэр, но нам нельзя.
ГЕРИНГ. Можно. Я могу написать заявление о том, что дарю вам свою зажигалку.
УИЛЛИС. Я не забуду этого.
ГЕРИНГ. Я знаю, лейтенант, знаю. Садитесь. Джек, как вас обычно называют друзья?
УИЛЛИС. Друзья? Тэкс.
ГЕРИНГ. Я бросаю курить, Тэкс. Не в первый раз бросаю, но теперь уже навсегда. Знаете, Тэкс, мне порядком надоел этот цирк! Неужели кто-то ждал от нас раскаяния, покаяния? Наша ставка на скачках не выиграла, пришло время платить – только и всего!.. Я спросил главного прокурора трибунала генерала Тэйлора, где он взял цифру в шесть миллионов погибших евреев. Он ответил, что из показаний генерала СС Олендорфа. Скажите мне, как отличить партизан от мирных жителей, если партизаны часто сами убивали тех, кто отказывался помогать им? Мы отвечали террором на террор. Сталин не подписал документы Гаагской и Женевской конвенций, которые, кстати, не защищают гражданских лиц, ведущих боевые действия или саботаж против регулярной армии. Мы могли расстреливать партизан на месте, без суда!
УИЛЛИС. Так, может, и нам расстрелять вас без суда?
ГЕРИНГ. Сделайте одолжение!
УИЛЛИС. Я знаю, чего вы боитесь, рейхсмаршал. Вы боитесь позора. На суде вы прячете глаза за тёмными очками. Но я видел ваши глаза, когда русские допрашивали свидетеля из Ленинграда. Этот священник рассказывал о том, как во время блокады люди умирали сотнями, тысячами, как русские не могли ни отпеть их, ни похоронить.
ГЕРИНГ. Коммунисты в Бога не верят.
УИЛЛИС. А вы? В кого вы верите?
ГЕРИНГ. Мне всегда нравились такие противники, как вы. Мы не смогли поставить мир на колени. Посмотрим, что получится у вас или у русских.
УИЛЛИС. Разве обязательно кто-то должен ставить мир на колени?
ГЕРИНГ. Тогда вставай на колени сам!..

Три удара молотка. Из темноты выходят Лоренс и Руденко.

ЛОРЕНС. Подсудимый Геринг, ваш допрос продолжен без участия журналистов, в закрытом режиме.
РУДЕНКО. Из представленных суду немецких документов видно, что граждане оккупированных территорий отправлялись в Германию насильственно. Их собирали путём облавы на улицах, в кино, их отправляли в эшелонах под военной охраной. За отказ ехать в Германию мирное население расстреливали.
ГЕРИНГ. Я бы хотел увидеть эти документы.
РУДЕНКО. Вы их не видели раньше?
ГЕРИНГ. Я прошу, чтобы мне дали посмотреть на них сейчас.
ЛОРЕНС. Вам передадут эти документы.
РУДЕНКО. Вам был известен приказ Гитлера об уничтожении тридцати миллионов славян?
ЛОРЕНС. Подсудимый, вам понятен вопрос?
ГЕРИНГ. В сорок первом году? Это был не приказ. Это была речь фюрера.
РУДЕНКО. Известен ли вам приказ об уничтожении Ленинграда, Москвы и других городов Советского Союза?
ГЕРИНГ. В моём присутствии об уничтожении Ленинграда говорилось в том смысле, что, если финны получат Ленинград, то они не будут нуждаться в таком большом городе. Об уничтожении Москвы я ничего не знаю.
ЛОРЕНС. Вы уверены?
ГЕРИНГ. Абсолютно.
РУДЕНКО. Вам предъявляли протокольную запись от шестнадцатого июля 1941 года. На этом совещании вы присутствовали.
ГЕРИНГ. Я не получал приказа об уничтожении Москвы.

Три удара молотка. Лоренс и Руденко исчезают во тьме. В камере по-прежнему двое – Геринг и Уиллис. 

УИЛЛИС. Что с вами, рейхсмаршал?
ГЕРИНГ. О чём мы говорили?
УИЛЛИС. Я спросил, верите ли вы в Бога.
ГЕРИНГ. И что я ответил? Вы неплохо говорите по-немецки, лейтенант. У вас и у англичан переводчиками работают в основном русские эмигранты?
УИЛЛИС. Кажется, да.
ГЕРИНГ. Ему кажется!.. Как вам княгиня Волконская? Говорят, она приглашала советских коллег к себе в гости в Лондон на чашечку чая. Она совсем с приветом?.. Здесь все шпионят за всеми. А в центре внимания кто? Я!.. Вы обратили внимание на молоточек председателя трибунала лорда Лоренса в первые дни трибунала? Сплав благородных металлов инкрустирован сапфирами, бриллиантами – это огромные деньги! Когда у него украли этот молоток, бедняга Лоренс так расстроился, что перестал приходить на процесс. Суд приостановили! Полиция, как я понимаю, ничего не нашла. Теперь он стучит простым деревянным молотком… (Пауза.) Плевать я хотел на ваш трибунал! Американцы сознательно вытащили нас именно сюда. Нюрнберг! Партийные съезды, парады! Что здесь осталось от стадиона? Здесь, в Нюрнберге Бек, Гальдер и другие подонки в тридцать восьмом году задумали арестовать фюрера, когда он вернётся в Берлин. Фюрер поехал не в Берлин, а на встречу с Чемберленом в Мюнхен… Никогда я не признаю Гесса в этом ублюдке! Вы не повесите Гесса. Он нужен вам живой, как символ, как муха в банке!.. (Пауза.) Знаете, Тэкс, Америка скоро поймёт, что защищает здесь не ту философию. Коммунизм не для Америки. Вы не согласны? Вы согласны со мной, Тэкс! И что это значит? Это значит, что у нас с вами один враг. Скоро Америка будет готовиться к новой войне. Она уже готовится. Только русские отмечают годовщину победы над нами. Годовщину Победы, Тэкс! Что может быть более свято для военного, чем победа! Русские празднуют падение Берлина, вы – победу над Японией. Вы уже врозь, после этого можете называть себя союзниками сколько влезет! Я смеюсь над вами, я торжествую!.. Вы здесь единственный, с кем я могу поговорить, Тэкс.

Полумрак, звук печатающей машинки. В луче света – Руденко. 

РУДЕНКО. Когда на допросе Геринг заговорил о загадочном советском человеке, которого не понимала и не понимает буржуазная Европа, о человеке, который установил на крыше цитадели нацизма знамя победы, корреспондент газеты «Правда» Борис Полевой засел за свою рукопись… Старший лейтенант Алексей Маресьев, он писал о тебе, о простом советском человеке. Писал увлечённо, легко, без конспекта, используя репортёрские записи после той встречи под Орлом. Где ты, лётчик Маресьев? Жив ты или нет? Здесь, в Нюрнберге ночами журналист Полевой пишет о тебе повесть. На суде договорился с машинисткой, живущей неподалеку во флигеле, после заседаний ходит к ней и диктует. В руках толстая папка с листами, исписанными за девятнадцать дней. Ему бы выспаться. Да разве заснёшь! Полевой дал телеграмму жене, что обещанную повесть окончил, перепечатал и ко дню рождения доставит в журнал «Октябрь». Я сохранил эту телеграмму. А вот и другая. (Вынимает из кармана бланк, читает.) «Корреспонденту «Правды» полковнику Полевому. Редакция «Октября» ознакомилась с вашей повестью. Поздравляем! Требуется небольшая редакционная работа. Договорились о вызове вас в Москву…» Вот так-то, Борис! Вылетайте в Москву. Вы ещё скажете спасибо Нюрнбергу!..

Три удара гонга. Зал заседаний трибунала. Руденко допрашивает Йодля.

РУДЕНКО. Подсудимый, вы заявили трибуналу, что вы солдат по крови.
ЙОДЛЬ. Я нахожусь здесь для того, чтобы защитить честь германского солдата.
РУДЕНКО. Вы считаете себя честным солдатом?
ЙОДЛЬ. Да.

Оживление в зале.

РУДЕНКО. В последние годы вы были столь же правдивы? Почему вы молчите? Вы по-прежнему отрицаете, что были заместителем Кейтеля?
ЙОДЛЬ. Я был старшим по чину офицером после Кейтеля и замещал его.
РУДЕНКО. От вас исходила директива о подготовке плана нападения на Советский Союз? Я цитирую показания генерала Варлимонта: «Йодль ошеломил нас этим».
ЙОДЛЬ. Эта война должна была быть превентивной. Советская Россия была опасна для мира. Мы считали, что Сталин…
РУДЕНКО. Директива о нападении исходила от вас?
ЙОДЛЬ. Я был одним из тех, кто готовил план нападения.
РУДЕНКО. Кейтель, Геринг, Мильх, Паулюс заявили, что были против войны с Советским Союзом. Что вы скажете об этом? Вы меня слышите, Йодль? Вы помните речь Гиммлера об уничтожении на Востоке десяти миллионов славян? Освободившиеся земли Гитлер хотел превратить в райские сады для немцев, не так ли?
ЙОДЛЬ. Что фюрер хотел сделать, я не знал.
РУДЕНКО. Приказ об уничтожении пленных после допроса подписан вами?
ЙОДЛЬ. Я хотел бы увидеть этот документ.
РУДЕНКО (передаёт документ). У вас нет сомнений в его подлинности?
ЙОДЛЬ. Это подлинный документ.
РУДЕНКО. Вы подписывали приказы, которые противоречили международным законам и договорам.
ЙОДЛЬ. Я должен был консультироваться с Гаагской конвенцией?
РУДЕНКО. Вы могли повлиять…
ЙОДЛЬ. Повлиять? На что повлиять? Если бы я был против, меня бы расстреляли. Долг солдата, кодекс чести – выполнять приказы.
РУДЕНКО. Этот кодекс чести распространяется на убийство мирного населения?
ЙОДЛЬ. На войне жертвы неизбежны.
РУДЕНКО. Что касается репрессий против евреев…
ЙОДЛЬ. Мне ничего не было известно об этом!
РУДЕНКО. Трибунал располагает донесением Коха на ваше имя: «Еврейское население Киева, тридцать пять тысяч человек, было уничтожено». (Передаёт Йодлю ещё один документ.) Там так написано?
ЙОДЛЬ (отстраняется от бумаги). Да.
РУДЕНКО. И вы ничего об этом не знали?
ЙОДЛЬ. Я не помню, когда впервые увидел этот документ.

Камера Гесса. Гесс ходит из угла в угол, посматривая на лейтенанта Уиллиса. Оба молчат.

ГЕСС. И что дальше? Вы хотели мне что-то сказать. Что? Я слушаю. Слушаю!
УИЛЛИС. Вы столько лет были другом фюрера…
ГЕСС. Вместе мы были в тюрьме. И что?
УИЛЛИС. В тюрьме он диктовал вам «Майн кампф». Вы знали о нём все: его мысли, идеи.
ГЕСС. Знать всё невозможно. Вам интересно, кто я? Идеолог нацизма? Или миротворец?.. Мальчик мой, вы действительно так наивны? Исповеди не будет. Позвольте мне самому подвести итог своей жизни в общих чертах.
УИЛЛИС. Вы говорили на допросе, что лучше гибель заодно с большевизмом, чем вечное рабство с капитализмом.
ГЕСС. Я цитировал доктора Геббельса. В северо-западном блоке нашей партии в двадцатые годы были сильны ненависть к капитализму и симпатия к советской России. Геббельс даже крикнул фюреру: «Бессмыслица, ты победила!», когда услышал, что нашей главной задачей станет уничтожение коммунизма. Мы с интересом наблюдали за политической игрой Сталина. (Пауза.) Что дальше, лейтенант?
УИЛЛИС. Я бы мог помочь вам.
ГЕСС. То есть?.. Меня вполне устраивает пожизненное заключение. Я найду себе занятие по душе. Вы ведь пришли за моей душой?
УИЛЛИС. Рейхсмаршал Геринг возомнил себя мессией.
ГЕСС. Меня не интересует бывший рейхсмаршал Геринг. Вы пришли шантажировать меня? Здесь прослушивается всё. Итак, я слушаю вас.
УИЛЛИС. Я знаю, кто ведёт переговоры о будущем Германии.
ГЕСС. Я догадываюсь, кто. К чему вы клоните, лейтенант?
УИЛЛИС. Когда, по-вашему, началось сближение Германии и советской России?
ГЕСС. Интересный поворот! Робертс уже допрашивал меня об этом.
УИЛЛИС. Вы сказали: двадцать третьего мая 1939 года.
ГЕСС. В тот день фюрер заявил, что нам в течение двух лет необходимо разгромить Англию, Францию и Польшу, а потом и Советский Союз. Но до того надо любой ценой склонить Россию на свою сторону. Мы нуждались в хлебе, топливе, руде, фосфатах. Мы задействовали все каналы для сближения, но русские нас словно не понимали. И только когда до войны с Польшей осталось одна неделя, Риббентроп и Молотов подписали пакт о ненападении.
УИЛЛИС. Разве Сталин не встречался с Гитлером?
ГЕСС. Он был готов встретиться с фюрером во Львове семнадцатого или восемнадцатого ноября 1939 года.
УИЛЛИС. Встреча не состоялась?
ГЕСС. Я не могу ответить на этот вопрос.
УИЛЛИС. Встреча не состоялась?.. (Пауза.)
ГЕСС. Итак, мой друг Хаусхофер встречался с Робертсом, и помощник главного обвинителя от Великобритании дал ему гарантии личной безопасности?
УИЛЛИС. Они знают, кто приходил в камеру к Роберту Лею накануне его самоубийства.
ГЕСС. У вас есть записи этих прослушек? (Уиллис кивает: да.) Они говорили о будущей Германии, о том, какой станет Европа? У Европы один враг, не так ли?
УИЛЛИС. Восток, мусульмане. Ислам.
ГЕСС. Не славяне и не евреи? Так чей же кулак должен угрожать Востоку? Новая Германия? Америка? При чём здесь я?
УИЛЛИС. Ваш друг Хаусхофер по просьбе Гитлера ездил в Тибет?
ГЕСС. Когда это было! Маги, волшебники, Шамбала!..
УИЛЛИС. Вы зря иронизируете!
ГЕСС. Вы в это верили? И верите? Америка мечтает править миром?
УИЛЛИС. Позвольте нашему Президенту самому решать!
ГЕСС. Без нашего оккультного института? Кстати, об «Анненэрбе»… (Пауза.) Кто вы, лейтенант Уиллис? Зачем вы пришли ко мне? Чего вы от меня хотите?
УИЛЛИС. Я хочу, чтобы вы поняли…
ГЕСС. Вы хотите? Или хотят те, кто стоит за вами? Америка мечтает править миром? Но при чём здесь наш фюрер и тайные силы? Лейтенант, мне надоели эти игры! Да, фюрер общался с тайными силами. Каким богам он молился, я не знаю.
УИЛЛИС. Бог в нас самих.
ГЕСС. Вы уже цитируете нас!
УИЛЛИС. Нельзя быть одновременно немцем и христианином, приходится выбирать.
ГЕСС. Автора этой фразы я тоже знаю. Шамбалу Хаусхофер так и не нашёл.
УИЛЛИС. А как же тибетский монах в зелёных перчатках? Хранитель ключа, кажется? В Берлине в одном из подвалов русские нашли шесть трупов тибетцев. Они лежали в виде круга. В центре этого круга лежал тот самый хранитель ключа…
ГЕСС. И об этом Хаусхофер говорил с Робертсом? (Уиллис кивает: да.) И с судьей Лоренсом? (Уиллис кивает.) Я так понимаю, что он торговался не только ради себя. Следом за этим будут и другие процессы? Кто-то сядет за решётку, а кто-то продолжит работать, но на нового хозяина. Всё вполне естественно, лейтенант!
УИЛЛИС. Коммунисты рано или поздно повесят каждого из вас.
ГЕСС. Вы думаете?.. А как же третья мировая война? Я бы на месте вашего Президента начал к ней готовиться. Война явная или тайная… Народ Германии будет нести груз вины и крест покаяния.
УИЛЛИС. Не надо высоких фраз!
ГЕСС. Согласен. Мир уже раскололся надвое. Русские собирают свою команду, вы – свою. Причём здесь я?
УИЛЛИС. Скоро мы станем союзниками.
ГЕСС. Мы уже ими стали!.. (Улыбается.) Жаль, что на свободу я выйду очень не скоро и ногами вперед!..

Три удара гонга. Зал заседаний трибунала. У микрофона – Джексон. 

ДЖЕКСОН (читает речь). «Господа судьи! Никогда ещё не было столь массовых убийств. Террор стал нормой жизни. Пришло время вынесения приговора. Именно эти люди создали Адольфа Гитлера. Они вложили оружие в его руки. Вина Адольфа Гитлера – их вина…»

Двор в тюрьме Нюрнберга. Подсудимые прогуливаются, посматривая друг на друга и на конвоиров во главе с лейтенантом Уиллисом.

ГЕРИНГ. Скажите, Йодль, вы считаете Гесса разумным человеком?
ЙОДЛЬ. Какого Гесса?
ГЕРИНГ. Вы тоже не узнаёте его?
ЙОДЛЬ. Гесс был эстет, знаток искусства.
ГЕРИНГ. И лётчик, каких мало!
ГЕСС. Не смешно!
ГЕРИНГ. А вы, Шахт, узнаете Гесса?
ШАХТ. Не знаю, не знаю.
ГЕРИНГ (Гессу). Вы ещё надеетесь убедить нас в том, что вы – Рудольф Гесс?
УИЛЛИС. Вы там – не орать!
ГЕРИНГ (после паузы). Когда фюрер узнал о побеге Гесса в Англию, знаете, что он сказал? «Он что, сошёл с ума?» – орал фюрер.
ГЕСС. Я оставил ему письмо.
ГЕРИНГ. Вы?
ГЕСС. Гесс оставил ему письмо.
ШАХТ. Бред какой-то!
ГЕСС. Гесс писал о том, что не хочет изменять фюреру и летит в Англию с предложением мирного договора, с предложением совместной войны с русскими. Гесс хотел, чтобы англичане отправили своё правительство в отставку.
ГЕРИНГ. И вы не находите это абсурдом?
ГЕСС. Не нахожу.
ГЕРИНГ. А Рудольф Гесс?
ГЕСС. Я – Рудольф Гесс.
ЙОДЛЬ. А помните, что сказал на вашем допросе англичанин Робертс? Он сказал, что величие Англии в том, что она устояла перед искушением.
ГЕСС. Если вы забыли, в мае сорок первого только Англия воевала с нами.
ГЕРИНГ. Ковентри был разрушен нашей авиацией, Лондон парализован. Какой, к чёрту, мирный договор? Вы идиот, Гесс?
ГЕСС. Я – Рудольф Гесс.
ГЕРИНГ. Я знаю. Но я никогда не признаю вас!
ГЕСС. Фюрер не мог рисковать войной на два фронта.
ГЕРИНГ. Если вы не заткнётесь!..
УИЛЛИС (кричит). Молчать! Прогулка закончена! Все по камерам! Выходить по одному!..

По коридору Дворца Правосудия вновь идут навстречу Руденко и Джексон. Разминувшись, через пару шагов останавливаются и вновь сходятся.

ДЖЕКСОН. Как я понимаю, компромисса не будет?
РУДЕНКО. Вы правильно понимаете, мистер Джексон. (Возвращает Джексону его записку, тот не спешит её брать.) Вы предложили нам торговаться.
ДЖЕКСОН. Договариваться.
РУДЕНКО. Торговаться по каждому подсудимому, что в принципе невозможно.
ДЖЕКСОН. Вы же понимаете, оправдательные приговоры будут. Не для Геринга, не для Гесса, но будут. (Складывает записку вдвое.) Не смотрите на меня так! Вы же знаете, процесс идёт по англо-американским нормам.
РУДЕНКО. И политический процесс во всем мире тоже?
ДЖЕКСОН. Кто-то должен играть первую скрипку!
РУДЕНКО. И при этом дирижировать оркестром?.. Вчера в своей речи вы привели пример: если из трёх разбойников один убьёт жертву, за убийство ответят все трое. Надо понимать так, что подсудимый, сам не уничтожавший евреев, за это всё же должен ответить.
ДЖЕКСОН. Не ловите меня на слове!
РУДЕНКО. Мы никогда не согласимся ни с одним оправдательным приговором!
ДЖЕКСОН. По-человечески я вас понимаю. К тому же, я не судья, а такой же обвинитель, как и вы. Я был обязан передать вам эту бумагу. (Убирает записку во внутренний карман пиджака.) Вы называете это торгом, Президент моей страны, лидеры наших стран – компромиссом, взаимовыгодным соглашением.
РУДЕНКО. Что скажут лидеры ваших стран об этом компромиссе, когда нацизм снова поднимет голову?
ДЖЕКСОН. Ни вы, ни я на сто процентов не выполнили того…
РУДЕНКО. Вы извините, Роберт, но кроме индивидуального обвинения Рудольфу Гессу предъявлены обвинения как члену СА, СС, члену руководства нацистской партии и имперского правительства.
ДЖЕКСОН. Англичане никому не отдадут Гесса.
РУДЕНКО. И это вы называете правосудием?
ДЖЕКСОН. Обергруппенфюрер Гесс не имел отношения к войне с Советским Союзом.
РУДЕНКО. А до этого он тоже не имел реальной власти? Он не был идеологом нацизма? Формально рассуждая, с момента назначения Гитлера канцлером, ещё до 1937 года, имперское правительство не приняло ни одного решения самостоятельно. Десятого мая 1941 года, почти через год после капитуляции Франции и за месяц до нападения Германии на Советский Союз, Рудольф Гесс перелетел в Англию. Скажите ещё, что его целью было восстановление мира!
ДЖЕКСОН. На основании устава трибунала Гесс не должен отвечать за события, если они имели место не по его воле и в его отсутствие. Наш британский коллега Робертс во время допроса ещё насядет на Гесса, но не для приговора, а для эффекта. Англичане не отдадут Гесса никому.
РУДЕНКО. Но при этом и они, и вы сохраните ему жизнь?
ДЖЕКСОН. При чём здесь Гесс! Судьба трибунала висит на волоске! Сколько у нас с вами союзников на процессе?
РУДЕНКО. Так мы – союзники?
ДЖЕКСОН. Нюрнберг – не символ правосудия, а инструмент.
РУДЕНКО. Если кого-то из них оправдают, значит, мы не добились главного. Значит, фашизм можно оправдать.
ДЖЕКСОН. Мы были союзниками на войне…
РУДЕНКО. Но не стали союзниками в обвинении на процессе.
ДЖЕКСОН. Главное, чтобы мы не стали врагами. Победитель всегда один, не так ли?
РУДЕНКО. Победитель в какой войне? В будущей?..  

Три удара гонга. Зал заседаний трибунала.

ЛОРЕНС. Слово имеет главный обвинитель от Советского Союза.
РУДЕНКО. Господа судьи! Мы подошли к заключительной части процесса. Как мы установили, во главе гитлеровской Германии стояла банда, захватившая в свои руки всю власть и всё управление.
ЛОРЕНС. Я прошу вас избегать подобных оценок!
РУДЕНКО. Свидетели пытались обелить СС и гестапо, руководителями которых они были.
ЛОРЕНС. Я еще раз прошу вас!..
РУДЕНКО. Мы считаем, что вина подсудимых доказана полностью. Подсудимый Геринг создавал гестапо, организовывал концлагеря. С ним связано истребление еврейского населения. (Шум в зале.) Рудольф Гесс руководил подбором кадров. Он выглядел здесь потерявшим память. Именно Гесс должен в полной мере ответить за всё! (Шум в зале усиливается.) Подсудимый Кейтель давал указания войскам об уничтожении пленных, женщин и детей. Ему принадлежат слова о том, что жизнь человека в восточных странах не стоит ничего… Издевательски звучат слова Йодля о солдатской чести, когда читаешь его приказы об уничтожении Москвы, Ленинграда, других городов Советского Союза… Махинации президента Рейхсбанка Шахта дали возможность Гитлеру финансировать перевооружение армии в условиях секретности. Война не казалась нацистам ужасной до тех пор, пока не вошла к ним в дом. Каждый из подсудимых указывал на Гитлера. Гитлер не унёс всю вину с собой в могилу. Час расплаты наступил. Я призываю суд вынести всем подсудимым высшую меру наказания – смертную казнь! (Отходит от микрофона.)
ГЕРИНГ (встаёт со скамьи подсудимых). Поздравляю вас с победой!
ЛОРЕНС. Подсудимый Геринг!
ГЕРИНГ. Шпеер, Йодль уже стыдятся того, что были нацистами. Война – это кровь, это жертвы. Кто виноват в этом? Только я? Только мы, сидящие здесь? На войне у каждого свой интерес.
РУДЕНКО. Вы так думаете?
ГЕРИНГ. А вы не согласны?
ЛОРЕНС. Я требую тишины!
ГЕРИНГ. Я солдат, я реалист, я подчиняюсь приказам. Все, кто мог хоть что-то возразить, уже в могиле. (Руденко.) Вы меня понимаете? Вы ведь не еврей? Я узнавал, вы с Украины.
РУДЕНКО. Что это меняет?
ЛОРЕНС. Подсудимый Геринг, сядьте на место!
ГЕРИНГ. Чем американская демократия отличается от нашей диктатуры?
ЛОРЕНС. Подсудимый Геринг!
ГЕРИНГ. Чем большевистская диктатура отличается от антибольшевистской? Гросс-адмирал Дёниц говорил здесь о гипнотизме фюрера…
ЛОРЕНС (кричит). Подсудимый Геринг!
ГЕРИНГ. Гросс-адмирал Дёниц, подсудимый Дёниц, говорил здесь о том, что большинство немцев было одурманено энергетикой фюрера, о том, что нашей главной задачей было не допустить распространение идеи коммунизма по Европе. Вы ждёте такого же оправдания и унижения и от меня? Но разве вы, господа европейцы, господа американцы, не опасаетесь русских, этого медведя, способного неизвестно на что?.. Почему-то Дёниц и Кальтенбруннер молчали здесь о том, что народ Германии не стремился воевать. Разве кто-нибудь из нас мечтал убивать? Но мировая война началась, она требовала жертв. Народ и армия Германии шли плечом к плечу и к победам, и к поражениям до самого конца. Вы ждёте от нас публичного саморазоблачения. Но ни один из нас, даже самый слабый, даже самый сломленный не признает свою вину! Власть фюрера была безгранична. Он был нашим лидером, отцом нации и, если хотите, диктатором. Адольф Гитлер – не первый и не последний диктатор в мировой истории! Ни одна нация, выбирая лидера, не может предвидеть, какая черта его личности со временем возобладает. Демократия и тирания – две стороны одной медали!
ЛОРЕНС. Вы всё сказали?
ГЕРИНГ. Что такое – один немец? Один немец – замечательный человек. Что такое – два немца? Два немца – это союз, три немца – война. Между нами война не кончилась. Она не закончится и тогда, когда вы повесите нас!
ЛОРЕНС. Подсудимый Геринг!
ГЕРИНГ. Что такое – один англичанин? Идиот. Два англичанина – это клуб.
ЛОРЕНС (кричит). Подсудимый Геринг!
РУДЕНКО. Что такое – один русский? (Геринг молчит.) Вы называете эту войну Второй мировой. Для нас это была Великая Отечественная война. Отечественная, понимаете? Каждый из нас защищал свою родину!
ГЕРИНГ. Что такое – Хиросима? Разве это не преступление перед человечеством?
ЛОРЕНС. Подсудимый Геринг!..
ГЕРИНГ. Разве Америка не сбросила бы бомбу на Германию так же легко, как она сбросила её на Хиросиму?
ЛОРЕНС. Подсудимый!..
ДЖЕКСОН. Ваша честь, если вы позволите, я отвечу. Америка воевала с Японией. Эта страна напала на нас без всякого повода.
ГЕРИНГ. Чем американские законы отличаются от наших? Негры могут ехать в одном автобусе с белыми? Разве только мы сочинили антисемитские законы? Кровь за кровь, кровь за кровь!..
ЛОРЕНС (трижды бьёт молотком). Перерыв! Перерыв! Перерыв!..

Внутренний двор в тюрьме Нюрнберга. Подсудимые прогуливаются под надзором Уиллиса и конвоиров.

ГЕРИНГ. Скажите, Йодль, вы написали текст последнего слова?
ЙОДЛЬ. Последнего слова?
УИЛЛИС. Разговоры!..
ЙОДЛЬ (Герингу). А вы написали?
УИЛЛИС. Молчать!
ШАХТ. Вы написали, рейхсмаршал?
УИЛЛИС. Молчать!
ГЕРИНГ. Друзья мои…
ШАХТ. Друзья?
ЙОДЛЬ. Где вы здесь видите друзей?
ГЕРИНГ. Однако!..
УИЛЛИС. Рейхсмаршал, разговоры запрещены!
ГЕРИНГ. А помните Грейма? Я надеялся, что хотя бы он вырвется из ада, которым стал Берлин в последние дни. Его самолёт оторвался от земли, и тут же осколок снаряда раздробил ему ногу. Судьба!
УИЛЛИС. Рейхсмаршал!..
ГЕРИНГ. Грейм разболтал вам о ссоре между фюрером и мной? Говорите, друзья мои, говорите!
ЙОДЛЬ (нерешительно). Если бы вы приняли верховное командование…
ГЕРИНГ. Если бы!
ЙОДЛЬ. Вы бы спасли Германию от поражения? (Пауза.) Нет, рейхсмаршал, у нас был один путь – капитуляция!
ШАХТ (Герингу). Разве вы не хотели этого?
ГЕРИНГ. А дальше? На эшафот?.. Только я знаю, чего я хотел! Фюрер был взбешён. Я должен был стать его преемником. А он… Он вынес мне смертный приговор и тут же заменил его отставкой со всех постов. Как вы думаете, сейчас это спасёт меня от виселицы?
ШАХТ. Господи!..
ГЕРИНГ. Эту войну проиграл не я!.. А как же преемники фюрера – Кейтель, Дёниц? Что-то их совсем не видно! Опять проблемы с желудком на нервной почве?
УИЛЛИС. Господа, не нарушайте заведённый порядок. Разговоры запрещены!..

Пауза. Прогулка продолжается. Гесс приближается к Герингу, стараясь не привлекать внимания охраны.  

ГЕСС. Как вы себя чувствуете, рейхсмаршал?
ГЕРИНГ. Вашими молитвами!
ГЕСС. Вы очень похудели. Килограммов тридцать сбросили или больше? Когда вас будут вешать…
ГЕРИНГ. Что?
ГЕСС. Когда вас будут вешать…
ГЕРИНГ. Этого не будет никогда!
ГЕСС. Хотите войти в историю несгибаемым героем?
ГЕРИНГ. Я уже вошел в историю, а такие, как вы, в неё вляпались.
ГЕСС. Вы всё-таки признаёте во мне Рудольфа Гесса!
ГЕРИНГ. Чтобы плюнуть тебе в морду!
ГЕСС. В чём же дело?.. С чего вдруг такой герой как вы начал убеждать трибунал, что лично спас нескольких евреев?
ГЕРИНГ (с трудом сдерживается). Ещё одно слово!..
ГЕСС. Я едва не расплакался от умиления, когда слушал вас на допросе!.. Те евреи, которые спасли вас во время пивного путча… Вы, действительно, помогли им эмигрировать из Германии?.. А ваш заместитель Мильх? Одной рукой вы подписывали приказ об окончательном решении еврейского вопроса, а другой писали, что Мильх – не еврей!
ГЕРИНГ (кричит). Заткнись!
УИЛЛИС (Герингу). Рейхсмаршал!..
ГЕРИНГ (кричит). Я сам решал, кто еврей, а кто – нет, кто имеет право жить, а кто – нет! А ты? Кто ты такой?
УИЛЛИС (кричит). Рейхсмаршал!..
ГЕРИНГ (подсудимым). По камерам! Прогулка закончена!.. (Уиллису.) Вы слышите меня, лейтенант?
УИЛЛИС. Молчать! Молчать! Подсудимый Геринг, здесь я буду решать!.. По камерам! По одному! Под конвоем!..

Три удара гонга. Зал заседаний. У микрофона – судья Лоренс. 

ЛОРЕНС. Согласно обвинительному заключению, подсудимым вменяется в вину совершение преступлений против мира путём планирования, подготовки, развязывания и ведения агрессивных войн в нарушение международных договоров, соглашений и гарантий, а так же военные преступления и преступления против человечности. Обвиняемый Роберт Лей покончил с собой в тюрьме двадцать пятого октября 1945 года. Трибунал постановил, что обвиняемый Густав Крупп впоследствии предстанет перед судом, если позволят его физическое и умственное состояние. Трибунал постановил слушать дело подсудимого Мартина Бормана заочно в его отсутствие. Подсудимые либо сами выбрали себе защитников, либо защитники были назначены трибуналом. Процесс шёл на четырех языках. Все подсудимые, кроме заочно осуждённого Бормана, не признали себя виновными. Каждый подсудимый имеет право на последнее слово. Герман Геринг!
ГЕРИНГ (встаёт со скамьи подсудимых). Я не хотел войны. Я делал всё, чтобы предотвратить её. Когда война началась, я делал всё для победы. Я отвечаю за то, что сделал. Все мы доверяли фюреру, все были верны ему. Народ не виновен. (Садится на своё место.)
ЛОРЕНС. Подсудимый Рудольф Гесс!
ГЕСС. Учитывая состояние моего здоровья…
ЛОРЕНС. Вы можете говорить сидя.
ГЕСС. Я выполнил долг как верный последователь фюрера. Я ни о чём не жалею. (Приподнимается со скамьи.) Только перед Всевышним я несу ответственность и знаю, он меня оправдает. (Оседает на скамью.)
ЛОРЕНС. Ялмар Шахт!

Шахт нервно встаёт со скамьи подсудимых, смотрит по сторонам.

ЛОРЕНС. Говорите.
ШАХТ. Я?
ЛОРЕНС. Вы имеете право на последнее слово.
ШАХТ. Последнее?.. Я не политик и не военный. Моя финансовая политика себя оправдала. (Кричит.) Я высоко держу голову!..  (Садится на своё место, с трудом сдерживая рыдания.)
ЛОРЕНС. Альфред Йодль!
ЙОДЛЬ. (гордо встаёт со скамьи подсудимых). Я покину этот зал с высоко поднятой головой. (Стоит пару секунд и едва не падает на скамью подсудимых.)
ЛОРЕНС. Прежде чем удалиться на совещание, трибунал хотел бы отметить добросовестность, с которой выполнили свои обязанности и защита, и обвинение. Приговор будет оглашён двадцать третьего сентября.

Камеры подсудимых. Двери распахиваются, в потоке света – где одинокая женская фигура, где женщина с ребёнком. Подсудимые отводят взгляды от этих видений. Тьма, шелест бумаг.

ГОЛОСА СУДЕЙ.
– Для вынесения приговора достаточно, чтобы «за» было трое их четырёх судей.
– Согласен.
– Согласен.
– Согласен.
– Согласен.
– Если приговором будет смертная казнь, подсудимые будут расстреляны.
– Я против.
– Я против.
– Я за повешение.
– Единогласно – за повешение…

Три удара гонга. Зал заседаний. У микрофона – Лоренс.

ЛОРЕНС. В соответствии со статьей двадцать шестой устава трибунал выносит приговор.
ШАХТ. И меня? Неужели они повесят и меня? А как же их гуманизм?
ГЕРИНГ. Хватит скулить, Шахт!
ШАХТ. Я не политик и не военный. Я – финансист!
ГЕРИНГ. Вы заткнётесь?
ЛОРЕНС. Международный военный трибунал постановил…
ГЕРИНГ (самому себе). Дорогая моя Эмма, о чём я хотел написать тебе?
ЛОРЕНС. Подсудимого Геринга Германа Вильгельма, генерала СС, члена и Президента Рейхстага…
ГЕРИНГ. Дорогая Эмма, жизнь подошла к концу. Я считаю свою смерть избавлением…
ЛОРЕНС. Признать подсудимого Германа Вильгельма Геринга виновным по всем разделам обвинения…
ГЕРИНГ. Всеми мыслями, Эмма, я с тобой и с нашей девочкой…
ЛОРЕНС. И приговорить к смерти через повешение!

Геринг сдёргивает наушники, уходит в темноту.

ЛОРЕНС. Рудольфа Гесса, члена нацистской партии, заместителя фюрера, члена Рейхстага и тайного совета…
ГЕСС. Господи, помоги мне!
ЛОРЕНС. Признать виновным по первому и второму разделу обвинения и приговорить к пожизненному заключению.
ГЕСС. Однако! (По-военному разворачивается налево кругом и исчезает во тьме.)
ШАХТ. Что с Риббентропом? Он словно резиновая кукла, еле стоит на ногах! И его – через повешение?
ЙОДЛЬ. Возьмите себя в руки, Шахт!
ЛОРЕНС. Альфред Йодль обвиняется по всем четырём разделам обвинительного заключения. В августе 1939 года Йодль стал начальником штаба верховного командования вооруженных сил. Его непосредственным начальником был подсудимый Кейтель…
ЙОДЛЬ. Кейтель, конечно, Кейтель! Это он, а не я…
ЛОРЕНС. Альфред Йодль докладывал непосредственно Адольфу Гитлеру по всем оперативным вопросам ведения военных действий.
ЙОДЛЬ. Значит, и я тоже?
ЛОРЕНС. Трибунал признаёт подсудимого Йодля виновным по всем четырём разделам обвинительного заключения и приговаривает к смерти через повешение.
ЙОДЛЬ. Господи, за что? (Срывает наушники, делает шаг влево, потом направо, хватается за голову и исчезает в темноте.)
ШАХТ (заикается от страха). Гесса – к пожизненному заключению, Геринга, Риббентропа, Кейтеля – через повешение. Кальтенбруннера, Розенберга, Франка, Фрика, Штрейхера – через повешение. Кого ещё? Заукель, Йодль, Борман, Зейсс-Инкварт…
ЛОРЕНС. Подсудимый фон Папен активно помогал Гитлеру в 1932 и 1933 годах в формировании коалиционного кабинета, способствовал его назначению канцлером. В качестве вице-канцлера в этом кабинете фон Папен принимал участие…
ШАХТ. А я? Когда же я?
ЛОРЕНС. Трибунал признаёт фон Папена невиновным в предъявленных обвинениях…
ШАХТ. Невиновным – фон Папена?
ЛОРЕНС. В качестве главы отдела внутренней прессы Ганс Фриче возглавил всю германскую печать – две тысячи триста ежедневных газет.
ШАХТ. Папен невиновен! Вы слышали? Папен невиновен! А как же я?
ЛОРЕНС. Выдержки из речей Ганса Фриче, представленные в качестве доказательств, указывают на его антисемитизм.
ШАХТ. Сколько ему дадут? Лет десять тюрьмы? А когда же про меня?
ЛОРЕНС.  Трибунал признаёт Фриче невиновным в преступлениях, предъявленных ему обвинительным заключением…
ШАХТ. И Фриче невиновен? Функ и Рёдер – к пожизненному заключению. Шпеер и фон Ширах – к двадцати годам тюрьмы, фон Нейрат – к пятнадцати, Дёниц – к десяти. А меня? Когда скажут про меня?
ЛОРЕНС. Подсудимый Ялмар Шахт обвиняется по разделу первому и второму обвинительного заключения.
ШАХТ. Спасите меня! Кто-нибудь, спасите меня!..
ЛОРЕНС. Шахт был уполномоченным по вопросам валюты, президентом Имперского банка, министром экономики, министром без портфеля. Шахт поддерживал нацистскую партию ещё до её прихода к власти…
ШАХТ. Разве только я! Я занимался финансами, производством...
ЛОРЕНС. Трибунал признаёт Ялмара Шахта невиновным и предлагает коменданту суда освободить его из-под стражи.
ШАХТ (в слезах). Меня освободить? Господи, благодарю тебя!..
ЛОРЕНС. Ходатайства о помиловании могут быть поданы в контрольный совет в течение четырёх дней после оглашения приговора. Приговор составлен в четырёх экземплярах на русском, английском и французском языках. Приговор подписан членами международного трибунала и их заместителями.

Камера Геринга. В луче света в дверном проёме виден мужской силуэт.

ГЕРИНГ. Лейтенант, мой дорогой Тэкс, почему у вас такое лицо? Всё закончилось, лейтенант! Мне казалось, наша власть и мы сами вечны. В моём голубом саквояже есть несколько дорогих мне вещей. Не могли бы вы из дружеских побуждений принести их на пару минут?..

Уиллис остаётся один в луче света.

УИЛЛИС. Через четыре дня после оглашения приговора в контрольный совет от всех кроме Кальтенбруннера, Шпеера и Шираха были поданы просьбы о помиловании. Рёдер просил заменить пожизненное заключение смертной казнью, Геринг, Йодль, Кейтель – заменить казнь через повешение расстрелом, если их просьбы о помиловании не примут. Все просьбы о помиловании были отклонены, о чём и объявил осуждённым полковник Эндрюс. Я зашёл к Герингу попрощаться. Он встретил меня с улыбкой и попросил принести саквояж с его личными вещами. Я принёс. Этот саквояж был при Геринге в день его ареста. Он хотел написать пару прощальных писем жене и дочери, и в последний раз подержать в руках свои личные вещи.  Геринг знал, что охранник наблюдает за ним сквозь глазок в двери. В десять часов вечера охранник заметил, что рейхсмаршал слишком долго лежит на спине. Руки у него, как и положено, были поверх одеяла, но часовому послышался хрип, а не храп. Он позвал дежурного офицера. Они вошли в камеру. Геринг был мёртв. От кого он получил цианистый калий? Возможно, яд был спрятан в саквояже. Я был одним из подозреваемых…

Три удара молотка. Зал заседаний трибунала. 

РУДЕНКО. Советский Союз желает внести в протокол своё несогласие с решением трибунала по делам подсудимых Шахта, Фриче и фон Папена. Они должны быть осуждены, а не оправданы! Мы считаем, что имперский кабинет, генеральный штаб и верховное командование фашисткой Германии должны быть объявлены преступными организациями. Мы считаем, что подсудимый Гесс должен быть приговорён к смертной казни, а не к пожизненному заключению!
ЛОРЕНС. Это всё? Вы настаиваете? Особое мнение Советского Союза будет опубликовано и приобщено к приговору. Работа трибунала завершена.

Лоренс трижды бьёт молотком. Фотовспышки, треск работающих кинокамер. 

ДЖЕКСОН (подходит к Руденко). Я хотел сказать вам, Роман…
РУДЕНКО. Не надо, Роберт, не подбирайте слова.
ДЖЕКСОН. Мы оба юристы и руководствуемся нормами правосудия.
РУДЕНКО. Прошу меня извинить, я бы не хотел обсуждать эту тему.
ДЖЕКСОН. Я не о приговоре. Вы же понимаете, этот трибунал и этот приговор стали частью мировой истории. Вы хотели поставить точку. Чем вас не устраивает запятая? Или многоточие?.. Дальше мировую историю будем писать мы. Разумеется, вместе с вами. Как бы я хотел увидеть то, что увидят наши дети и внуки! Надеюсь, они найдут общий язык. Всё ещё впереди! Время меняет людей.
РУДЕНКО. Или люди меняют время.
ДЖЕКСОН. Всё только начинается!..

Сквозь помехи пробивается радиопередача. 

Голос по радио. Передаем сообщение ТАСС. Нюрнберг, шестнадцатое октября 1946 года. Восемь журналистов, по два от оккупирующих Германию держав, присутствовали при казни главных военных преступников. Исполнение приговора началось в один час одиннадцать минут…

В сумраке один за другим появляются обвинители, свидетели. 

РУДЕНКО. Входят члены комиссии, медицинские эксперты, офицеры охраны.
ЛОРЕНС. От каждой из союзных стран – генерал, врач, переводчик, два корреспондента.
ДЖЕКСОН. На эшафоте два американских солдата: переводчик и палач.
УИЛЛИС. Первым вводят под руки Риббентропа. Он бледен, шатается с закрытыми глазами. С него снимают наручники, связывают за спиной руки, ставят под петлёй.
ЛОРЕНС. Священник читает молитву. Палач надевает на Риббентропа колпак, потом петлю, нажимает рычаг.
ДЖЕКСОН. Верёвка дрогнула, пошла вниз.
РУДЕНКО. Десять раз палач нажимал на рычаг, десять раз дрожала верёвка. Через полтора часа всё было кончено.
УИЛЛИС. Когда повесили последнего из осуждённых, на носилках внесли тело Геринга. Под виселицей все трупы выложили в ряд, сфотографировали в одежде и без одежды, завернули их вместе с верёвками в матрацы, положили в гробы.
ЛОРЕНС. Гробы опечатали, составили документы о смерти…
ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ. В нашем концлагере было восемь печей в крематории. 
ШМАГЛЕВСКАЯ. Мне каждую ночь снится Освенцим.
ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ. Однажды мы проснулись от страшного крика.
ШМАГЛЕВСКАЯ. С евреями приезжало много детей. 
ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ. Газа не было, и людей заживо бросали в топки!
РОЙЗМАН. Я шёл на небо! Я был на небе! Все должны были раздеться и голыми пройти по улице до газовых камер. Нас было восемь тысяч евреев, все из Варшавы.
ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ. Мистер Джексон, вы говорили, что должны подойти к своей задаче с такой духовной неподкупностью, чтобы в будущем этот процесс выглядел как исполнение мечты человечества о справедливости. Вы и сейчас так считаете?
ДЖЕКСОН. Нюрнбергский процесс вошёл в историю.
ШМАГЛЕВСКАЯ. Как торжество демократии и гуманизма?
ЛОРЕНС. Кто-то должен править миром.
РОЙЗМАН. Править миром? Вы сказали – править миром?
ЛОРЕНС. Жизнь продолжается. Всё ещё впереди!
ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ. Что было дальше? Я хочу знать. Я должна знать!
ДЖЕКСОН. В четвёртом часу утра гробы погрузили на грузовики, накрыли брезентом и под конвоем повезли на окраину Мюнхена, в крематорий. Репортёры решили ехать следом, но им пригрозили пулеметом. Охрану меняли четыре раза, как и маршрут. С рассветом въехали в Мюнхен.
ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ. Что дальше?
РУДЕНКО. Работникам крематория сказали, что привезли трупы четырнадцати американских солдат. Трупов было одиннадцать, но здесь ими никто не интересовался. Трупы ещё раз проверили, не подменили ли их по дороге. Кремация продолжалась до вечера.
ШМАГЛЕВСКАЯ. Господи!..
РОЙЗМАН (молится). Господь, на тебя полагаюсь! Сказала душа моя: «Нет у меня иного блага – только от тебя». Пусть умножатся страдания тех, кто спешит к безбожию, не произнесу имена их устами своими…
ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ. Разве они – люди?
ШМАГЛЕВСКАЯ. Генералы, маршалы, министры, политики, финансисты…
ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ. Я читала в газетах...
РОЙЗМАН. Почему, Господь, стоишь ты вдали, закрываешь глаза во времена бедствий, войн, убийств ужасных?
ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ. Я читала в газетах – их пепел развеяли с самолёта.
ШМАГЛЕВСКАЯ. А я не могу читать. Я спать не могу. Жить не могу!
ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ. Хочу ли я жить после этого?
ШМАГЛЕВСКАЯ. Надо жить! Надо!..
РОЙЗМАН. Желание смиренных услышь, Господи! Суди нас! Каждого суди, чтобы не был больше тираном человек земной! Услышь нас, Господи!..

Занавес





__________________

Ремарка: Виктор Трегубов, режиссёр Театра-студии «Грань» (г. Новокуйбышевск)

Знакомясь с пьесой Александра Игнашова «Нюрнберг. Скамья подсудимых», я ловил себя на мысли, будто уже знаю её, или она знает меня. Пьеса говорила со мной искренне, волнительно. Волновался и я. Мы задавали вопросы и искали ответы на них.
Невероятный объём документов, исторически достоверных, неизвестных широкой публике переосмыслен автором в уникальном сплетении театра документального и метафорического, образного, притчевого. Третий Рейх интересует меня давно. Как давно интересуют природа деспотизма и тирании. Читая эту пьесу, я словно был там, в Нюрнберге, в зале Международного военного трибунала. Вместе с автором я тосковал по чувству справедливости, по её невозможности, по вопросам, задавать которые и отвечать на которые у нас до сих пор не принято. 
Пьеса Александра Игнашова о суде не только юридическом, политическом и человеческом. Она о высшем суде. Тирания и деспотизм переходят в новое качество. Нацистский легионный орёл перелетает во времени со штандарта на штандарт. Драматург своё дело сделал. Читайте. Думайте. Берите в работу.







_________________________________________

Об авторе:  АЛЕКСАНДР ИГНАШОВ 

Кандидат филологических наук, член Союза писателей России, Союза театральных деятелей России, Союза журналистов России. Руководитель секции драматургии Самарского Дома Актёра. Окончил Литературный институт им. М. Горького (семинар драматурги В.С. Розова, И.Л. Вишневской). Живёт в Самаре. Пьесы побеждали в конкурсах драматургии «Армия России: война и мир», «Литодрама», «Читаем новую пьесу», «Время драмы», «Майские читки», «История. DOC», «Мелодрама. Заявка на творческий проект», «Авторская сцена», входили в шорт-листы Международного Волошинского конкурса, конкурса драматургии «Свободный театр», конкурса монопьес Российской Государственной Библиотеки Искусств. В журнале «Современная драматургия» в 2014-2017 годах публиковались пьесы «Стояние Зои», «Напутственные таинства», «Нюрнберг. Скамья подсудимых», «Страсти по самозванцу». Спектакли по пьесам «Особые люди», «Стояние Зои», «За что я всё помню?»,«Чудо моё особенное», «Разве я не любила тебя?», «Гончарный круг», «Легенда о Тарасе (К Божьему порогу)», «Интимные отношения», «Бунин. Тёмные аллеи (Вакханалия страсти)», «Рождество. Начало пути» поставлены в драматических театрах Москвы, Стокгольма, Берлина, Смоленска, Перми, Липецка, Тольятти, Сызрани, Орска, Бугуруслана, Уссурийска, Губахи, Ирбита, Новокуйбышевска и в Тольяттинском театре кукол.
скачать dle 12.1