ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 217 апрель 2024 г.
» » Вячеслав Кобяков. ЭТЮД С НАТУРЫ (БЕЛОВ И ДРУГИЕ)

Вячеслав Кобяков. ЭТЮД С НАТУРЫ (БЕЛОВ И ДРУГИЕ)


(драматическая комедия в двух действиях)

 
Действующие лица:

БЕЛОВ
ПАВЕЛ
ВИКТОР ИВАНОВИЧ
ГАЛИНА
ЛЮБОВЬ
АЛЕКСЕЙ
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА
ВАСИЛИЙ

 

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Поздний вечер. Зал ресторана. Оглушительно звучит пустая эстрадная песенка. Общий шум, веселье. За одним из столов Купавский с приятелями, за другим – Виктор Иванович, он ужинает. В компании Купавского весёлое оживление. Лишь один человек мрачен, сердит. Это Павел. Вот он резко встаёт, берёт со стола графин с водкой, отходит, осматривается в поисках свободного места. Найдя свободное место за столом Виктора Ивановича, подходит, молча садится, наливает себе рюмку водки, пьёт. Затем долго и изучающе смотрит на Виктора Ивановича, наливает две рюмки водки, одну из них придвигает Виктору Ивановичу.

ВИКТОР ИВАНОВИЧ. Благодарю вас, я пить не буду, я пришёл сюда поужинать.
ПАВЕЛ. А я пришёл сюда напиться! С горя! (Пьёт.)

ВИКТОР ИВАНОВИЧ. Горю водкой не поможешь.
ПАВЕЛ. Откуда ты знаешь?! Люди добрые сказали: «Иди напейся, легче станет.»…А чем тогда поможешь горю-то, а?! Ничем не поможешь! (Снова наливает себе рюмку водки, пьёт. Пауза.) Что за горе, спросишь?
ВИКТОР ИВАНОВИЧ. Я ничего не спрашиваю.
ПАВЕЛ. А я тебе и не собираюсь докладывать. (Пауза.) Жизнь у меня кувырком пошла, вот что! ( Не увидев ожидаемой реакции на свои слова.) Для тебя это, конечно, не горе. Тебе что, поел да пошёл. А мне каково?! Меня ты понять можешь?!
ВИКТОР ИВАНОВИЧ. Ох, и любим мы иной раз из мухи слона делать.
ПАВЕЛ. Из мухи?! Ты мою жизнь знаешь?! Не знаешь! Тогда сиди и молчи. (Пауза.)
Я сейчас один, понимаешь, совсем один, от меня жена ушла. И сына Саньку в лагерь засадила.
ВИКТОР ИВАНОВИЧ (с иронией). Надеюсь, в детский?
ПАВЕЛ. А в какой ещё, ему девять лет?! Он училке знаешь что про меня ляпнул: « Отец, отец… Отец пинка даст – вот и весь отец! » Я с ним, сукиным сыном, разобраться хотел – а она его в лагерь, на всё лето! И что этим бабам только надо? Мы им и это и то, а они? Я же ради неё, стервы, из «левых» рейсов не вылезаю. На износ работаю, без капремонта! Перед этой вот сволочью Купавским (указывает на Купавского), директором моим, на задних лапках хожу. Ты меня не слушай, я всегда по пьянке правду-матку режу. За что и страдаю. (Указывает на Купавского.) Я ему сейчас такое резанул – аж сам ушёл, только вот не помню что? Он, этот самый Купавский, с моей женой Галкой шуры-муры разводит.
А Лёшка уверяет, Купавский с ней спит, мягко выражаясь! Лёшка мой лучший друг, он врать не будет. Я как узнал – сразу в запой! И по совету Лёшки к Нинке-почтальонше рванул, прямо с работы, на своём КамАЗе. На Магистральной улице столб зацепил, крыло помял! У Нинки драку устроил с её хахалями. Потом… О, я же в полиции ночевал, в «обезьяннике», но это ладно. Самое страшное, прихожу под утро домой, а жены нет, ушла! Может она с чемоданом-то к Купавскому рванула, а? А я её люблю, понимаешь?! Больше КамАЗа люблю!... А-а, пей лучше! (Пьёт.) Вот такая у меня жизнь пошла! Другие от такой жизни с ума сходят, вешаются, стреляются! А мне что делать? (Как открытие.) Давить всех! КамАЗ вон, под окнами стоит. Галка мой характер знает, всех своим КамАЗом передавлю: и себя, и Галку, и Нинку эту проклятую, и этого лощёного Купавского!...
ВИКТОР ИВАНОВИЧ (с иронией). Себя-то зачем?
ПАВЕЛ. А я честно хочу: всех так всех!
ВИКТОР ИВАНОВИЧ. Во-во, я такой же в молодости был: бить, громить, давить! Дров наломаю – и что?! Зачем?! Потом в загул! Потом хандра… И что это мы за такие хилые, гнилые натуры?!
ПАВЕЛ. А кто куда от этого денется, когда его жизнь вот так вот закрутит?!
ВИКТОР ИВАНОВИЧ (с искренним пафосом). Господи, да вот у меня здесь, в вашем городе, друг есть, может знаешь – Виктор Белов, на Магистральной улице живёт, - вот это натура так натура! Его жизнь по всем статьям знаешь как крутит, о-го-го! А он как скала: не хныкнет, не дрогнет! Не чета нам! Он – борец! Он и жизнь понимает как борьбу… с человеческими слабостями в том числе! От него тоже любимая жена уходила «навсегда».
А он вот так вот себя в кулак зажал и на прощание знаешь, что ей сказал?
ПАВЕЛ. Что?
ВИКТОР ИВАНОВИЧ. Он сказал: « Я об одном жалею, если ты от меня уйдёшь, а потом вернёшься, я не смогу тебя принять ». А она вернулась. А он не принял!
ПАВЕЛ (поражённо). Не принял?! Любимую жену не принял?!
ВИКТОР ИВАНОВИЧ. Не принял! О, если бы ты только знал этого человека! Он верой-правдой живёт! Трудно живёт, но правильно! Так, как и подобает всем нам жить! И жизнь у него, я тебе скажу, - прекрасная! Спросишь, почему? А всё очень просто, как всё гениальное: он живёт по Моральному кодексу! Ещё в юности прочитал, поверил и зажил. А жить по Моральному кодексу – это жить по сути дела по Заповедям Господним.
ПАВЕЛ (поражённо). Во даёт!
ВИКТОР ИВАНОВИЧ. Жизнь его за это бьет, а он только улыбается. « Пусть, - говорит, - бьёт, иначе я вкус к жизни потеряю! »
ПАВЕЛ. Так и говорит?!
ВИКТОР ИВАНОВИЧ. Не веришь? Могу тебя с ним познакомить, хоть завтра. Вот какие люди есть! А такие как мы, только хныкать мастера да кулаки распускать.
ПАВЕЛ. Да-а, вот это натура так натура! По Моральному кодексу живёт… и пусть, говорит, жизнь за это бьёт! А что – это идея…так жить! А я-то расхныкался: жизнь скрутила. Так ли уж она скрутила? Подумаешь, жена ушла? Скатертью дорога! Да ещё какая жена… (Переходит на «вы».) Или вы думаете, я Купавского боюсь? Хотите, он у меня сейчас прощения просить будет, на коленях?! Давайте выпьем за этого… вашего друга, местного! (Взглянул на графин.) А бак пуст. Минутку!

Павел берёт графин и отправляется за водкой. Этим моментом пользуется Купавский, чтобы поговорить с Виктором Ивановичем.

КУПАВСКИЙ. Прошу прощения, я вижу вы человек приезжий, а я Павла почти год знаю. И когда услышал кое-что из вашего разговора… (Замечает возвращающегося Павла.) Короче говоря, оставьте, пожалуйста, Павла в покое.
ВИКТОР ИВАНОВИЧ. Спасибо за совет, но…
КУПАВСКИЙ (перебивает). Поймите, любой слепому поводырь! Я от чистого сердца, желая Павлу добра.

Купавский уходит к своему столу. Возвращается Павел с графином водки.

ПАВЕЛ. Всё, надоело! Завтра начинаю новую жизнь, правильную…как этот… ваш друг с Магистральной! Это глупо звучит, смешно, знаю. Но я так решил!
ВИКТОР ИВАНОВИЧ. Да ладно тебе, куда нам-то?...
ПАВЕЛ. Думаете, не справлюсь? Да меня, если хотите знать, всегда к этому тянуло! Но видать, слабак был или что? А вот, оказывается, какие люди есть, какие натуры! Пьяный скажете, завтра другое заговорит? А вот пойдём ко мне ночевать, посмотрите, каким я завтра буду!
ВИКТОР ИВАНОВИЧ. Нет-нет, не могу, мне надо хорошенько выспаться. Я завтра с мэром города встречаюсь.
ПАВЕЛ. А кто вы такой?
ВИКТОР ИВАНОВИЧ. Да я никто, я приезжий. Я в Обществе охраны природы работаю.
Ваше тут местное начальство уникальнейший заповедник линией своего вонючего газопровода собирается перерезать. Они не понимают, что этим самым экологию всего региона нарушат! А сколько животного мира загубят! Ой, да что говорить, одних муравьёв миллионы погибнут!..
ПАВЕЛ (рассеянно). Кто погибнет?
ВИКТОР ИВАНОВИЧ. Я говорю, одних только муравьёв миллионы погибнут! Они же прямо гнут свою линию, нет, чтобы выше взять или ниже. Что им там какой-то муравейник, что им там чья-то жизнь?! Я по специальности мирмеколог – специалист по муравьям. У меня душа ноет за заповедник, вот почему завтра и иду к мэру, прямо домой. Шансов, сам понимаешь, почти никаких, они уже всё утвердили. Но уж за муравья-то я буду биться до конца! Если надо я и до министра доберусь или даже до самого… (Замолкает, замечая, что Павел его не слушает.)
ПАВЕЛ. Как, вы говорите, у него фамилия?
ВИКТОР ИВАНОВИЧ. У кого?
ПАВЕЛ. У этого… вашего друга, местного?
ВИКТОР ИВАНОВИЧ. А-а… Виктор Белов.
ПАВЕЛ. И фамилия-то у него простая – Белов. А вас-то как?
ВИКТОР ИВАНОВИЧ. Виктор Иванович.
ПАВЕЛ. А я – Пашка. Ну пошли ко мне ночевать, я сейчас совсем один, как вы этого не можете понять?!
ВИКТОР ИВАНОВИЧ. Ну хорошо, хорошо, пошли.

Павел и Виктор Иванович направляются к выходу.

ПАВЕЛ. И живёт-то этот Виктор Белов совсем рядом, на Магистральной… (Проходят мимо стола Купавского.) Минутку! ( Возвращается за графином с водкой, подходит к столу Купавского, наливает всем водку.) Предлагаю выпить за Виктора Белова!
КУПАВСКИЙ. За какого ещё Белова? Я такого не знаю.
ПАВЕЛ. Тогда за Моральный кодекс!
КУПАВСКИЙ. А не слишком ли это громко, Павел?
ПАВЕЛ. Нет!
КУПАВСКИЙ. Ну тогда и ты с нами. (Предлагает выпить.)
ПАВЕЛ. Я бросил, навсегда!

За столом громко захохотали.

ПАВЕЛ. Я на полном серьёзе. Я жизнь новую начинаю, а вы…(Виктору Ивановичу.) А ну их, пошли отсюда!

Павел и Виктор Иванович уходят.

КУПАВСКИЙ (вслед). За твоё здоровье, Павел!

За столом хохочут, пьют.

 

КАРТИНА ВТОРАЯ

Раннее утро следующего дня. Квартира Павла и Галины. Павел спит. Звонок в дверь. Павел с трудом просыпается, открывает дверь. Входит Любовь.

ЛЮБОВЬ. Дрыхнешь?!
ПАВЕЛ. Любаша, ты человек! Ты мой спаситель! Дай я тебя чмокну. (Лезет целоваться.)
ЛЮБОВЬ (отстраняясь, иронично). Ой-ой-ой, какие мы радостные. И чего это мы такие радостные, а?
ПАВЕЛ. Любка, кончай тянуть резину, давай!
ЛЮБОВЬ. Чего тебе дать?
ПАВЕЛ. Ой, не могу больше, мотор едва тянет. (Ложится на диван.) Всё, подыхаю.
ЛЮБОВЬ. Зря стараешься.
ПАВЕЛ. Ты что, пустая?
ЛЮБОВЬ. Хватит тебя поважать.
ПАВЕЛ. Ты пришла без бутылки?
ЛЮБОВЬ. На, обыщи.
ПАВЕЛ. А чего тогда притащилась?! Катись отсюда! Нет, стой! (Преграждает дорогу.) Где моя жена?
ЛЮБОВЬ. А я откуда знаю?!
ПАВЕЛ. Ты её прячешь, факт! Давай сюда Галку, слышишь?!
ЛЮБОВЬ. Я её тебе что… рожу?
ПАВЕЛ. Любка, сейчас как врежу, не посмотрю что ты баба! Как тебя, такую дуру, Лёшка терпит?!
ЛЮБОВЬ. Ты Лёшечку, мужа моего, не трожь, он у меня примерный: работу не прогуливает, с бабами не крутит, вредными привычками не злоупотребляет. А ты?!
ПАВЕЛ. А я всесторонне развитый.
ЛЮБОВЬ. И где это ты вчера был, всесторонне развитый?
ПАВЕЛ (задумался, припоминая). Ах да, вчера… Фу ты, чёрт!
ЛЮБОВЬ. Что, память отшибло?
ПАВЕЛ. Да нет, просто я сегодня совсем другим должен быть, с утра… Слушай, Люба, у вас с Лёшкой, случайно, Морального кодекса нет?
ЛЮБОВЬ. Чего? Ты что, совсем свихнулся?
ПАВЕЛ. Я не свихнулся, а совсем наоборот, прозрел. Вы меня ещё не узнаете!

С этого момента Павел преображается, следит за своими поступками, словами.

ЛЮБОВЬ. Тебя и так не узнать: рожа опухла, помятый, грязный. Не зря от тебя Галка сбежала!
ПАВЕЛ. И я теперь так думаю – правильно она сделала! С таким как я жить невозможно!
ЛЮБОВЬ. Да ты без неё – тьфу! Пшик на постном масле. От одной водки сгниёшь!
ПАВЕЛ. А вам меня жалко, если честно?
ЛЮБОВЬ. Да кому ты нужен?!
ПАВЕЛ. А если не нужен, нечего и приходить, буду гнить в одиночестве.
ЛЮБОВЬ. Слушай, Пашка, я что-то тебя не узнаю.
ПАВЕЛ. Так я же тебе сказал, вы меня не узнаете. Во мне проснулась совсем другая натура!
ЛЮБОВЬ. Ну ладно, хватит ерунду молоть, одевайся.
ПАВЕЛ. Зачем?
ЛЮБОВЬ. Галку пойдём искать.
ПАВЕЛ. Заблудилась, да? Га-ля – ау-у-у?!
ЛЮБОВЬ. Не корчи из себя идиота. Пошли к Галке, попросишь прощения, может и простит.

Павел неожиданно что-то вспоминает, направляется к спальне.

ЛЮБОВЬ. Да одевайся ты!
ПАВЕЛ. Не ори, то есть не повышай голоса, человека разбудишь.
ЛЮБОВЬ. Какого ещё человека?

Любовь намерена пройти в спальню. Павел преграждает ей дорогу.

ПАВЕЛ. Обыкновенного живого человека. Человека никогда не видела?
ЛЮБОВЬ. А-а, понятно, там у тебя баба!
ПАВЕЛ. Во-первых, не баба, а женщина. А во-вторых, там не женщина, а мужик, точнее, мужчина, Виктор Иванович.
ЛЮБОВЬ. Не ври! Нинка-почтальонша у тебя?
ПАВЕЛ. Дура! (Понял, что сказал грубое слово.) Прости, пожалуйста, за грубое слово.
Я тебе честно говорю, в спальне муж-чи-на.
ЛЮБОВЬ. А я тебе говорю – Нинка! Днём пенсии разносит, а ночью… Да Нинка, стал бы ты упираться! Ну хорошо. (Уходит.)
ПАВЕЛ (по телефону). Лёшка, привет… Слушай, у тебя Моральный кодекс есть?... Какие могут быть шутки по такому вопросу… Как – зачем? Руководствоваться… А кому мне ещё звонить?... Стыдно! Стыдно, говорю, нам с тобой не иметь в доме Моральный кодекс! Ему цена-то, небось, копейки. А чем ты вообще руководствуешься в этой жизни?... (Неприятно поражён последними словами Алексея.) Чем-чем?! (Короткие гудки.)

Входят Галина и Любовь.

ПАВЕЛ. О, большой привет!
ГАЛИНА. Что, совсем докатился?! Уж этого я от тебя никак не ожидала!
ПАВЕЛ. Чего не ожидала?
ГАЛИНА. Кто у тебя в спальне?
ПАВЕЛ. В спальне? Виктор Иванович, мужчина.
ГАЛИНА. А вот это мы сейчас проверим!

Галина и Любовь намерены пройти в спальню, но Павел преграждает им дорогу.

ГАЛИНА. Пусти меня!
ПАВЕЛ. Извини, Галя, но я не пущу. Я же сказал, там мужчина.
ГАЛИНА. Пусти, дай убедиться!
ПАВЕЛ. А на слово можешь поверить? Должны же мы когда-нибудь верить друг другу на слово или нет?
ГАЛИНА. Пусти, говорю!
ПАВЕЛ. Принципиально не пущу. Верь на слово!
ЛЮБОВЬ. Да может ей там бельё или халат взять нужно!
ПАВЕЛ. Может… или взять?
ГАЛИНА. А какая тебе разница?!

Галина и Любовь пытаются прорваться в спальню. Павел их не пускает. Завязывается борьба.

ПАВЕЛ. Не мешайте ему отдыхать! Там такой замечательный человек спит! Такой – какой вам и не снился! Он мне глаза открыл!
ГАЛИНА (в борьбе с Павлом). И что ты увидел?
ПАВЕЛ. Я такое увидел… такое… То, что раньше не замечал!

И тут Павел замечает в комнате женское платье. Галина и Любовь перехватывают его взгляд и тоже замечают женское платье.

ГАЛИНА. Мужчина, говоришь?! Который носит женское платье?!
ПАВЕЛ (о платье). А это что такое? Откуда?!

Все трое направляются в спальню, но оттуда уже выходит… Василий. 

ПАВЕЛ. А это кто такой?!
ГАЛИНА. Вася?! Ты откуда взялся?! ( Любови.) Это мой племянник.
ВАСИЛИЙ. Из Дубровки приехал.

Галина и Любовь заглядывают в спальню.

ВАСИЛИЙ. Да нету там больше никого. Один я там спал, один. А это платье моё.
ГАЛИНА. Твоё?
ВАСИЛИЙ.  Я его бабке купил.
ПАВЕЛ (тоже заглянув в спальню). А куда делся Виктор Иванович, он должен был здесь ночевать?
ВАСИЛИЙ.  Ещё вчера смылся.
ГАЛИНА (Василию). Ты чего надулся-то? Я же не тебя думала здесь застать… увидеть.
ЛЮБОВЬ. Ну ладно, разбирайтесь, я пошла. (Уходит.)
ГАЛИНА (Павлу). Может мне тоже уйти? (Василию, который собирает свои вещи.) Ты куда засобирался? Не вздумай никуда уходить! (Павлу.) Чего молчишь, мне уйти?
ПАВЕЛ. Галя, ты взрослый человек, решай сама.
ГАЛИНА. Ах так, решать самой? (Василию, перехватив его у самого выхода.) Никуда я тебя не отпущу! (Удерживает Василия. Павлу.) В таком случае я буду жить у Любы.
ПАВЕЛ (подумав). А может ты и права, поживи у Любы.
ГАЛИНА. Ну, это уже слишком! Васенька, ты слышал? (Павлу.) Вот что, дорогой мой, никуда я отсюда не уйду. Эта квартира моя, и ты тут свои порядки не устанавливай. А вот ты можешь отсюда катиться на все четыре стороны. (Василию.) Поставь свои вещи на место! (Берёт у Василия вещи, убирает их подальше.) Васенька, садись вот сюда и успокойся. (Усаживает Василия). И вообще, чувствуй себя как дома, ты у родной тётки. Ты когда приехал, вчера?
ВАСИЛИЙ.  Угу.
ГАЛИНА. А почему телеграмму не дал, у вас там даже «сотовой» нет, я бы тебя встретила.
ВАСИЛИЙ.  Я давал.
ГАЛИНА. Да? Я не получала. (Павлу.) Ты получал?
ПАВЕЛ. Ничего я не получал.
ГАЛИНА. «Не получал». Сунул, небось, куда-нибудь и забыл. Или твоя любимая Нинка-почтальонша чего-нибудь опять напутала.

Галина начинает наводить в квартире порядок.

ГАЛИНА. Ну, Васенька, рассказывай, как вы там живы-здоровы? (В адрес Павла.) О, бутылок-то, бутылок-то накопил за два дня-то. И где только деньги берёт. (Василию.)
Я слушаю, слушаю…

ВАСИЛИЙ.  Да чего рассказывать-то. Живём себе помаленьку, не жалуемся.
ГАЛИНА (в адрес Павла). Всю квартиру захламил!… (Василию) Бабушка как, не болеет?
ВАСИЛИЙ.  А кто её знает, она же не скажет, лежит всё.
ГАЛИНА. Что? Ты громче, я не слышу.
ВАСИЛИЙ.  Лежит, говорю, всё.
ГАЛИНА. Что лежит?
ВАСИЛИЙ.  Да бабка моя лежит, она же старая. Двадцать третьего у неё день рождения, вас звала.
ГАЛИНА. А сколько ей будет-то? Слышь, Вася, ты как спал-то, он что тебе белья не дал?
ВАСИЛИЙ.  Шестьдесят пять будет.
ГАЛИНА. Чего – шестьдесят пять?
ВАСИЛИЙ.  Лет! Бабке шестьдесят пять стукнет, двадцать третьего. Забыла?

Павел громко чертыхнулся.

ГАЛИНА (Павлу). Ты чего это? Молчишь себе и молчи.
ПАВЕЛ. Помолчишь тут. Ты же его спрашиваешь - так, лишь бы спросить.
ГАЛИНА. А тебе какое дело… бр-р… Да как ты смеешь! Не слушай его, Вася. Платье, говоришь, бабушке купил на день рождения?
ВАСИЛИЙ.  Угу.
ГАЛИНА (рассматривает платье). Ничего, хорошенькое, не маркое. Только куда ей сорок восьмой размер, она в него не влезет? Это только вон на Пашкину мать. А бабушке надо пятьдесят второй.
ВАСИЛИЙ.  Откуда я знал? Я так, на глазок прикинул.
ГАЛИНА. А почему не спросил, размер-то?
ВАСИЛИЙ.  Я сюрпризом хочу сделать подарок-то.
ГАЛИНА. Ну вот что, завтра же обменяй на пятьдесят второй. Понял?
ВАСИЛИЙ.  Ладно.
ГАЛИНА. Ой, чего это я, ты же голодный. Пашка, займись гостем, я завтрак приготовлю.

Галина уходит на кухню. Павел подходит к Василию.

ПАВЕЛ. Ты уж извини, Василий, что так всё получилось. У нас тут, как сам понял, горячая пора. Ты знаешь, я же это… вчера…
ВАСИЛИЙ.  Да чего там, с каждым бывает.
ПАВЕЛ. Да я не о пьянке. Я вчера новую жизнь начал! Вчера, понимаешь, мне в голову ударило жить… по-человечески.
ВАСИЛИЙ.  А как это?
ПАВЕЛ. По Моральному кодексу.
ВАСИЛИЙ.  Чудные вы тут.
ПАВЕЛ. А ты этот Кодекс хоть раз в руках держал, читал?
ВАСИЛИЙ.  А зачем он мне?
ПАВЕЛ. Чтобы по нему, по Кодексу, жить! Тебе сколько лет?
ВАСИЛИЙ.  Восемнадцать.
ПАВЕЛ. А мне уже тридцать три. И всё шаляй-валяй жил: врал направо и налево, работал без души – так, лишь бы побольше денег урвать, со всеми перегрызся, даже вот с Галкой, полгода у матери не был, а она ведь в пригороде живёт. Сегодня же еду к матери! Слышь, Василий, может ты мне того… платье продашь? Для матери прошу, подарок ей хочу сделать. А бабушке своей завтра купишь, пятьдесят второй. ( Галине, в кухню.) Галь, дай денег, подарок матери хочу сделать – платье подарить, у меня ни копейки.
ГОЛОС ГАЛИНЫ. А у меня откуда? У меня две сотни осталось, а до вторника жить.
Во вторник купим.
ПАВЕЛ. Мать охота обрадовать. Василий, я тебе завтра деньги отдам, я у матери возьму. Фу, чего я горожу! Я у Лёшки возьму, у друга. Расшибусь, но завтра деньги будут. Я же тебе объяснил, я новую жизнь начал, праведную. И тебе советую. Такое удовольствие получишь! А может даже станешь таким, как Виктор Белов! Есть такой прекрасный, удивительный человек. Он здесь рядом живёт, на улице Магистральной. Ты его, конечно, не знаешь, да и я тоже. Но это неважно, верно? Главное – он есть! Есть за кем тянуться, на кого равняться! Представляешь, жизнь Белова бьёт, а он только улыбается. « Пусть, - говорит, - бьёт, иначе я вкус к жизни потеряю! » Вот жаль, я не знаю по каким понятиям ты там у себя живёшь. Может расскажешь, только честно?
ВАСИЛИЙ.  Зачем вам это?
ПАВЕЛ. А может, ты не так живёшь, не правильно. Но ты об этом не догадываешься. А от моего слова или там поступка захочешь жить по-другому, лучше.

Василий подаёт Павлу платье.

ПАВЕЛ. Что это? А-а, платье. Правильно… то есть, спасибо! Люди должны друг другу помогать, должны друг другу приятное делать. Спасибо за платье! Ты прямо на глазах становишься лучше. И я твёрдо верю, ты сможешь жить по-человечески, сможешь! Ты уже загорелся, я это вижу. Скажи, а ты можешь людям правду-матку резать?

Василий направляется к выходу.

ПАВЕЛ. Ты куда?
ВАСИЛИЙ.  Пойду, куплю кое-чего.
ПАВЕЛ. Водку не покупай. И возвращайся быстрее, мы же с тобой не договорили. Договорим – обещаешь?
ВАСИЛИЙ.  Ладно. (Уходит.)
ПАВЕЛ (вслед). А завтрак?

Но Василий уже вышел из квартиры. Галина приносит завтрак.

ГАЛИНА. А где Вася?
ПАВЕЛ. Да вот, приспичило, в магазин побежал.
ГАЛИНА. Кому приспичило, ему или те6е? (Подаёт бутылку с остатками портвейна.) 
На вот, опохмелись, и хватит с тебя. При Ваське стыдно было ставить.
ПАВЕЛ. Галя, мне теперь этой отравы не надо.
ГАЛИНА. А чего надо, французского коньяку? Хватит ломаться-то, пей!
ПАВЕЛ. Да ты меня не так поняла. Я бросил пить, совсем. И вообще, я другим человеком решил стать, настоящим человеком. Ну вот как в книгах пишут, в кино иногда…

Галина начинает смеяться.

ПАВЕЛ. Чего смеёшься? Чего тут смешного?

ГАЛИНА. Да это я… просто так.
ПАВЕЛ. Просто так ничего не бывает.
ГАЛИНА. Вот именно. (Смеётся.)
ПАВЛ. Так и будешь смеяться? Я буду изменяться, а ты будешь смеяться, да? Да хватит же, как бы плакать не пришлось.
ГАЛИНА (серьёзно). А почему это – плакать?
ПАВЕЛ. А потому. Мне пустая хохотушка не нужна. Я тебе серьёзно, а ты «хи-хи» да
«ха-ха». Вот уйду от тебя, тогда и посмеёшься.
ГАЛИНА. Куда это ты уйдёшь? К Нинке-почтальонше?
ПАВЕЛ. Эх, что с тобой говорить, у тебя одно на уме. Хоть действительно уходи.
ГАЛИНА. Ну и уходи.
ПАВЕЛ. Ну и уйду. Думаешь – нет? (Собирает вещи в сумку.) Ты уходила? Уходила. Но всегда возвращалась. А уходить надо раз и навсегда. Ничего, переживёшь. Никакой любви у нас, видать, не было, одни слова. Иди вон к своему любимому Купавскому, живи с ним. (Направляется с сумкой к выходу.) Да, если ко мне сюда придёт мужчина, Виктор Иванович, дай ему мой телефон и скажи, что я теперь у матери живу, дай ему адрес. Мать родную я полгода не видел! Если бы не Виктор Иванович, если бы не Белов, так и был бы слепым! И не вздумай меня разыскивать, возвращать, я не вернусь. Прощай! (Уходит.)
ГАЛИНА (вслед). Да кто он такой, этот Белов?!

Галина в слезах убегает в спальню. Пауза. Входят Любовь и Алексей, на цыпочках подходят к спальне. У Любови в руках бутылка водки.

ЛЮБОВЬ. Голубки, воркуете? Ваша мама пришла, молочка принесла.

Любовь и Алексей заглядывают в спальню, видят рыдающую Галину и в недоумении смотрят друг на друга.

 

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Небольшая комната Валентины Яковлевны, матери Павла. Старая добротная мебель, особый порядок, уют. В комнате Валентина Яковлевна и Павел.

ПАВЕЛ. Мама, она тебе нравится, скажи честно?
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Да чему там нравиться, не понимаю я её!
ПАВЕЛ. Ну и что мне с ней делать?
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Я же сказала – повесить.
ПАВЕЛ. Я её повешу. Но тебе потом будет стыдно перед родными, перед соседями.
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Ты меня не отговаривай, я считаю – надо повесить!
ПАВЕЛ. Надо так надо. А где мне её повесить?
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Вот здесь. (Указывает место.)
ПАВЕЛ. Ты хочешь, чтобы она висела у всех на глазах? Хорошо.

Павел поднимает больших размеров картину в стиле абстракционизма, прикладывает её к стене.

ПАВЕЛ. Как тебе её – так или так? (Поворачивает картину то вертикально, то горизонтально.)
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. А как её надо-то? Давай стоя.

Павел устанавливает картину вертикально.

ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Нет, лучше лёжа.

Павел устанавливает картину горизонтально.

ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Вот так хорошо, красивее.

Павел стучит молотком, прикрепляя картину. Входит Алексей.

АЛЕКСЕЙ. Что за шум, а драки нет? Здравствуйте, Валентина Яковлевна!
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Здравствуй, Лёшенька. Ой, Лёшенька, хорошо, что ты пришёл. Хоть ты мне вразумительно объясни: что у них там стряслось?
АЛЕКСЕЙ. Я, ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА, и сам не в курсе дела, забежал разобраться.
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Разберись, Лёшенька, разберись, не к добру всё это.
АЛЕКСЕЙ (Павлу). Привет, отшельник!
ПАВЕЛ. Привет!
АЛЕКСЕЙ. Что это ты тут вешаешь?
ПАВЕЛ. Думаешь, я знаю? Смотри, разбирайся, ты у нас разбираться мастер.

Алексей рассматривает картину.

ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА (о картине). Ну как, Лёша, нравится?
АЛЕКСЕЙ. Не то слово, Валентина Яковлевна, это же настоящая абстракция!
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА (Павлу). Вот видишь, людям нравится, пусть висит.
АЛЕКСЕЙ. Только я не пойму, зачем она вам-то?
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Фирма подарила, когда на пенсию провожали. Вы тогда с Павлом в командировке были. Сам директор фирмы Купавский руку пожал и сказал: «Уважаемая Валентина Яковлевна! За многолетнюю и безупречную работу мы дарим вам картину «Этюд с натуры». Все в зале даже над ним засмеялись: не ожидали, что такую большую картину мне подарят, простой уборщице. А художнице, за мной следом награждали, чайный сервиз подарил. Так она от радости даже расплакалась.
АЛЕКСЕЙ. Да, шикарная картина, одна рама чего стоит.
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Так её же сначала для Дворца культуры купили. Она даже там немного повисела. Но когда её увидел Председатель совета директоров, он, не останавливаясь даже, так и заявил: «Чтобы я это безобразие больше не видел!» Вот мне её и подарили. Я только никак в толк взять не могу: почему такую дорогую картину Купавский себе в кабинет не повесил?
ПАВЕЛ. А потому, мама, что Председатель совета директоров может появиться у Купавского в любую минуту, как в кабинете, так и дома, и «это безобразие» увидеть. А у тебя, мама, не только Председатель, но даже Купавский никогда не был и не будет. Так что «это безобразие» в надёжном месте… спрятано.
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. О, опять ерунду понёс.
ПАВЕЛ. Такую ерунду, мама, я с сегодняшнего дня правдой называю.
АЛЕКСЕЙ. Да будет тебе, дарёному коню в зубы не смотрят, верно, Валентина Яковлевна? Другое дело, не каждый разберет, что на ней нарисовано.
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Вот ты, Лёша, мне и объясни, что на ней? А то если спросит кто, и сказать-то нечего.
АЛЕКСЕЙ. Объяснить – это всегда пожалуйста. Значит так… Я постараюсь объяснить как можно проще. В этом, казалось бы, бессмысленном пересечении разных линий весь смысл жизни заключён, как на ладони. Вот например, видите, две жирные линии, которые вверх тянутся? Так вот, левая – это наши желания, мечты, идеалы. Вон она как круто вверх взмывает, линия-то, почти вертикально. Правая линия тоже вверх ползёт, но не так уж и круто. Правая – это наша реальная сегодняшняя жизнь. И весь смысл нашей жизни в том, чтобы правая линия круче вверх ползла, или вообще с левой соединилась. Вот тогда и жизнь счастливая наступит!
ПАВЕЛ. Выходит, художник не очень нынешней жизнью доволен?
АЛЕКСЕЙ. Выходит так. (Приглядывается повнимательнее к картине.) А чему удивляться? Художник не наш, Валентина Яковлевна, а зарубежный. Вывод – это у них жизнь такая никудышная!
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. И зачем этим художникам в какие-то дебри лезть, не понимаю. Спасибо, Лёшенька, помог разобраться. (Указывает на Павла.) А теперь вот с ним разберись, что-то с ним непонятное происходит.
АЛЕКСЕЙ. А действительно, объясни-ка нам, что это с тобой происходит, а?
ПАВЕЛ. Да я уже не раз объяснял, с сегодняшнего дня я решил жить по-другому. Поэтому и просил у тебя Моральный кодекс. А ты мне что ответил?!
АЛЕКСЕЙ. Хорошо, что напомнил. (Достаёт из кармана небольшую потрёпанную брошюру, отдаёт Павлу.) Получай, я человек обязательный.
ПАВЕЛ (читает название брошюры). « Моральный кодекс…», а дальше два слова зачёркнуты.
АЛЕКСЕЙ. Зачёркнуты слова: «… строителя коммунизма ». Это я зачеркнул, они устарели. Все антресоли перелопатил, пока этот Кодекс откопал. Пользуйся, чудочок!
ПАВЕЛ. Спасибо! Теперь у меня начнётся совсем другая, новая жизнь!
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Какая может быть новая жизнь при нашей жизни, сынок?
ПАВЕЛ. А такая: вчера я плохой, а сегодня – хороший!
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Да где же ты хороший?! Галку бросил – разве это хороший?! Лёша, ну-ка спроси у него, почему он из дому-то ушёл?
АЛЕКСЕЙ. Да, действительно, что это ты, дружок, за номера выкидываешь?! Почему из дому-то ушёл? Обычно Галка всё к нам бегала, а тут ты…
ПАВЕЛ. По-вашему, выходит, какая-никакая жена – живи! Пресмыкайся, но живи?! Тогда будешь хорошим? Я ушёл, потому что она меня не поняла, обсмеяла. Она оскорбила мои лучшие чувства! И ушёл я ради неё. Может, хоть теперь она поймёт, кого потеряла. Может этот мой поступок её лучше сделает. Вы думаете, я её не люблю? Ещё как люблю!
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Где же ты её любишь, если бросил. Ой, сынок, сынок, куда ты катишься…
ПАВЕЛ. Ну что ты всё – я да я?! А она? Десять лет со мной жила – я ужас что творил, вон
Лёшка знает, - а её устраивал. А как лучше стал, так кругом виноват! Мне что, снова плохим стать?!
АЛЕКСЕЙ. Ты, я смотрю, на взводе.
ПАВЕЛ. Да будешь тут… Мама, неужели во мне перемен нет? Ну вот, смотри: я к тебе трезвый пришёл? Трезвый.
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Кто тебя знает.
ПАВЕЛ. Да ты что, не видно разве? Хочешь дыхну? (Дыхнул.). Ну?! С подарком к тебе пришёл? С подарком, платье подарил.
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Стянул, небось, где-нибудь.
ПАВЕЛ. Да ты что, мама! Да, я взял с рук, но как положено. Когда я тебе что-нибудь дарил, уж и не помню. А чего это я хвастаюсь, вроде это не следует делать? Да нет, матери можно, объясняю же суть. Верно, Алексей? По дому, что я тебе сегодня успел сделать?… Ну чего ты расплакалась? Выходит, если я лучше становлюсь, то для тебя это хуже?
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Ты бы о Галке подумал, о сынке своём. Мне-то что надо, мне ничего, лишь бы вы в согласии жили, в достатке. А что у вас выходит? Никакой жизни!
ПАВЕЛ. Ну вот, я ей про Фому, а она мне про Ерёму.
АЛЕКСЕЙ. А что ты хочешь? Мать у тебя человек поживший, много повидавший. У неё на всё свои взгляды, устоявшиеся. А вот то, что он себя переделать решил, Валентина Яковлевна, могу только приветствовать. Только при этом надо усвоить главное: себя переделать – это не дачу переделать. Это дело трудное, долгое. (Павлу, акцентировано.) И не каждому даётся. Можно на радостях таких дров наломать – всю жизнь завал расчищать будешь!
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА (Павлу). Вот именно, а ты этого не понимаешь! (Разочарованно махнув рукой, уходит.)
ПАВЕЛ. Ты хочешь сказать я, со своей новой жизнью, дров наломать могу?
АЛЕКСЕЙ. Всё может быть. Торопиться не надо, поспешишь – людей рассмешишь.
ПАВЕЛ (подумав). А ведь ты прав, Лёха, я поспешил, с Галкой расстаться поспешил.
АЛЕКСЕЙ. А вот с ней ты как раз и не поспешил. Так с бабами поступать и надо, а то совсем распустились.
ПАВЕЛ. Со своей стороны, я, может, и правильно поступил, а с её ?
АЛЕКСЕЙ. Как это понимать – с её ?
ПАВЕЛ. А вот так: ей-то кажется, что я неправильно поступил.
АЛЕКСЕЙ. Почему это неправильно? Ты сегодня впервые, можно сказать, образцово-показательным был. Радоваться ей надо было, боготворить тебя! А она?! Вот ты и ушёл. И не возвращайся, из принципа не возвращайся! Пусть она в одиночестве посидит-подумает кого потеряла. В одиночестве лучше думается.
ПАВЕЛ. А если она не доросла до понимания меня? Я-то – хлоп! – за одну ночь изменился. И сразу: понимайте меня, уважайте. Я даже толком ничего ей не объяснил. Она ведь десять лет меня вчерашнего видела. Я-то изменился, а она-то – нет! Поспешил я, поспешил. Я должен был и её увлечь, и её изменить! Вот в чём моя ошибка! Да-а, трудно жить правильно, трудно жить по-человечески. Лёха, я сегодня же возвращаюсь к Галке!
АЛЕКСЕЙ. Ну и зря, я бы не советовал, это унижение.
ПАВЕЛ. Ошибаешься, Лёха, это не унижение, это прозрение. (В дверь.) Мама, я к Галке возвращаюсь!

Входит Валентина Яковлевна.

ПАВЕЛ. Мама, извини меня, я мало у тебя побыл, сделал…
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Ладно, ладно, собирайся, измучилась она, поди, там. Спасибо, Лёшенька, надоумил-таки его. А то ведь целый день чего плёл-то, чего плёл. Я уж думала, совсем свихнулся. Пойду соберу ему чего-нибудь на дорожку. (Уходит.)
ПАВЕЛ (вспомнив). Слышь, Лёха, дай-ка мне тыщёнку до вторника?
АЛЕКСЕЙ. Обмыть новую жизнь?
ПАВЕЛ. Долг отдать. Я же матери подарок купил, вот это платье. (Показывает платье.)
АЛЕКСЕЙ. Дать-то я тебе дам, но смотри, сорвёшься…
ПАВЕЛ. Да ты что?! Выходит, мы зря тут с тобой говорили?
АЛЕКСЕЙ. На! (Даёт деньги.)
ПАВЕЛ. Спасибо, друг!
АЛЕКСЕЙ. Я, слышь, чего забежал-то? Ты четверг и пятницу прогулял… или как?
ПАВЕЛ. Прогулял.
АЛЕКСЕЙ. Можешь не волноваться – всё шито-крыто. Мы оформили бумаги, будто ты с четверга в дальнем рейсе, с Никитиным в паре. Ну, разумеется, с тебя причитается.
ПАВЕЛ. Да вы что?! Зачем?!
АЛЕКСЕЙ. Я думал, спасибо скажешь, а ты… Иначе по статье полетишь, голова садовая! И завтра не вздумай на работу явиться, ты в рейсе до вторника.
ПАВЕЛ. Завтра я выхожу на работу.
АЛЕКСЕЙ. Ты очумел?! Ты же меня подведёшь, других!
ПАВЕЛ. Завтра я выхожу на работу.
АЛЕКСЕЙ. Да что за принцип такой… бараний?!
ПАВЕЛ. Эх, Лёха, Лёха, ни черта ты меня не понял!
АЛЕКСЕЙ. Я понял одно: со своей новой жизнью ты далеко не уедешь, разве что в места не столь отдалённые. Помяни моё слово, через какую-нибудь неделю ты по-другому заговоришь!
ПАВЕЛ. Может быть.
АЛЕКСЕЙ. Смотри, Пашка, себе хуже делаешь! Людям, как и машинам, лучше не сталкиваться! (С угрозой.) Если что, мы тебя за это…

Входит Валентина Яковлевна.

АЛЕКСЕЙ (другим тоном). Вот и поговори с ним, Валентина Яковлевна, ничего не понимает.
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА (Павлу.) Ты чего это тут наговорил?! Ты зачем Лёшу обидел?!
ПАВЕЛ. Нет, мама, я его не обидел. А вот сейчас, наверное, обижу. Он у нас человеком примерным считается: член правящей партии, местный депутат, на Доске почёта висит, колледж закончил с отличием. Так или нет?
АЛЕКСЕЙ. Предположим.
ПАВЕЛ. Так вот, мама, всё это блеф! (Алексею.) Сколько ты денег всучил, чтобы депутатом стать?! Давно ли мы с тобой бензин цистернами «налево» сплавляли?! А помнишь, вдрызг пьяные женщину с ребёнком сбили и смылись?! Ты не остановился, ты за рулём сидел. А липовые накладные, путевые листы?! А сколько мы с тобой запчастей разворовали?!....
АЛЕКСЕЙ. Хватит! Замолчи!
ПАВЕЛ. Что, не нравится?! А не ты ли жить по совести призываешь на каждом собрании?! О, завтра же у нас общее собрание. Вот завтра я и выступлю! (Кладёт взятые
 у Алексея деньги в нагрудный карман его рубашки.) А теперь уходи, мне готовиться к собранию надо. Первый раз в жизни выступать буду!
АЛЕКСЕЙ. И надеюсь, в последний! Ну и сволочь же ты… последняя! (Уходит.)
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Ой, горе-то какое, горе… Мне за всю мою жизнь никто плохого слова не сказал, потому что я со всеми ладить умела, начальству никогда не прекословила, что скажут, то и делала. За тридцать лет больничный ни разу не брала, хворая на работу ходила, кто за меня работу делать будет. А больничный – это как улынивание от работы у нас считалось, как хитрость какая. А сейчас, чуть в горле запершит или кольнёт где, - сразу на больничный! Стыдоба! А ты вон вообще прогуливаешь, бесстыдник! Завтра опять прогуливать собрался?
ПАВЕЛ. Завтра я выхожу на работу.
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Ой, врать-то, врать-то! Деньги Лёшке сунул так просто, что ли? Я же видела. (С иронией.) Сделает он тебе больничный или что ещё там после твоих слов, жди! Учти, работы лишишься, на бутылку не дам! Сухаря не дам и Галке накажу. Галка у тебя баба добрая, работящая. Чего ещё надо? Живи да живи. Так ты и в ней изъяны нашёл. Ты на себя посмотри, сам-то какой?! Мы вот с твоим отцом жили душа в душу. Всё пережили: и голод и холод. А ведь он тоже не подарочек был, всякое бывало, чего скрывать. Но об этом ни одна живая душа не знала. Только бывало и слышишь:
« Какая у вас дружная, влюблённая семья! » А сколько у нас друзей было…
ПАВЕЛ. Ага, пока отец не сгинул… на пять лет. Сразу всех как ветром сдуло, друзей-то.
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Ты-то много знаешь, ты тогда пешком под стол ходил. Он сам виноват: где-то что-то не то сказал. А он ведь на секретном заводе работал. Ну и пошло-поехало. Жалко его, но что поделаешь. И ты, видать, в него пошёл. Сколько раз я ему говорила: « Ты не выступай ». А он грустно так улыбнётся: « Валька ты моя Валька, - скажет, - хорошо тебе… ». Да, хорошо, потому что я всегда язык за зубами держать умела, исполнительной была, послушной. Вот почему у меня и грамот столько, подарков. И на работе меня всегда уважали.
ПАВЕЛ. Уважали? До сих пор в коммуналке живёшь. Сколько лет ты первой в очереди на квартиру стоишь? Другие квартиры получают, а ты всё первая да первая.
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Значит другим нужнее, вот и пропускают. Я хоть махонькую да комнатку имею. Да и зачем мне, одинокой вдове, квартира, здесь доживу.
ПАВЕЛ. Купавский тоже одинокий, а какую квартиру отхватил в элитном доме. А он и года у нас не проработал. Получил, а сейчас коттедж себе достраивает.
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Так он же начальство, а я простая работница, сравнил.
ПАВЕЛ. Очередь для всех должна быть очередью. Или пусть для начальства отдельную очередь устанавливают и чтобы об этом все знали.
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Начальству виднее, что и как делать. А мы люди маленькие, незаметные.
ПАВЕЛ. Вот именно – незаметные. Никто нас замечать не хочет, никому мы не нужны. Тебя вон на пенсию спровадили и забыли. Был у тебя хоть кто-нибудь с твоей работы? Что-то я не слышал, чтобы твой любимый Купавский к тебе хоть разок заглянул. Он всё больше по ресторанам разгуливает.
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. А я что, королева какая или инвалид, чего ходить-то. Да и не люблю я когда без приглашения. А приглашать – людей от дел отрывать, от своих забот. Да и что мне КУПАВСКИЙ, когда сын родной забывать стал… (Взглянув в окно.) Ой, идёт!
ПАВЕЛ. Кто?
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Сам Купавский.
ПАВЕЛ (взглянув в окно). Верно, он.
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Неужто ко мне?
ПАВЕЛ. Скорее всего ко мне. Иди, встречай дорогого гостя.
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Накликал ты беду. Хорошо, что картину успели повесить. Ты только не вздумай грубить или ещё чего там.
ПАВЕЛ. Не беспокойся, я теперь образцово-показательный.
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА уходит встречать Купавского. Павел, на мгновение задумавшись, прячется за оконную штору.

Входят Валентина Яковлевна и Купавский.

ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Пожалуйста, проходите, садитесь. (Оглядев комнату и не найдя Павла.) Ой, а где же…
КУПАВСКИЙ. Вы что-то ищете?
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Да… чайный сервиз, чайком вас хочу угостить.
КУПАВСКИЙ. Так вот же он. (Указывает на чайный сервиз.)
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Ах да! Нет, это не тот, не подарочный.
КУПАВСКИЙ. Пожалуйста, не беспокойтесь, я только что из ресто… из-за стола. Сегодня воскресенье, вот я и подумал, почему бы не сходить и не попроведовать лучшую работницу нашей фирмы.
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Ой, ну что вы, какая я лучшая, уборщица не может быть лучшей.
КУПАВСКИЙ. А то ведь как бывает: проводим человека на пенсию и как бы о нём забываем, он как бы становится неинтересен. А это совсем не так. Говорят, на пенсии у человека новая жизнь начинается. Это верно?
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Наверное, я не знаю.

КУПАВСКИЙ замечает на стене картину.

КУПАВСКИЙ. О, узнаю, узнаю! Так это я вам  эту картину подарил? 
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Мне.
КУПАВСКИЙ (смеётся). А чайный сервиз вручил нашей художнице, то-то она расплакалась. Это я тогда всё перепутал, человек был новый. Я надеюсь, вы не жалеете?
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Да нет, что вы, я очень рада. Мне в тот день и так уже два чайных сервиза подарили, одинаковых. Куда мне такой же третий? А картина очень красивая, большое спасибо!
КУПАВСКИЙ. Не за что, вы эту картину заслужили. А кто, интересно, вам её повесил?
Наверное, Павел?
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Паша. А как вы догадались?
КУПАВСКИЙ. Глядя на картину, не трудно догадаться. Павел у вас часто бывает?
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. А как же, заходит. Утром был, платье вот мне подарил.
КУПАВСКИЙ. Ясно. А сейчас, значит, его нет?
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Нету.
КУПАВСКИЙ. Ну, спасибо за гостеприимство, я пожалуй пойду, дела.

Павел выходит из-за шторы. 

ПАВЕЛ. Я здесь.
КУПАВСКИЙ. А вот и… потерянный чайный сервиз.
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. О, господи, стыд-то какой!
ПАВЕЛ. Я слышал, здесь интересуются моей персоной?
КУПАВСКИЙ. Чтобы в этом убедиться, не обязательно прятаться.
ПАВЕЛ. А я по наивности подумал, что директор Купавский действительно пришёл навестить старейшего работника своей фирмы и не хотел мешать.
КУПАВСКИЙ. Валентина Яковлевна…
ПАВЕЛ (поправляет). Валентина Ивановна.
КУПАВСКИЙ. Ой, простите, конечно же, Валентина Ивановна, и как это я запамятовал.
ПАВЕЛ. Нет, память вас не подвела, мою маму действительно зовут Валентиной Яковлевной. А «Валентина Ивановна» - это я так, в порядке эксперимента.
КУПАВСКИЙ. Поздравляю, эксперимент удался. Валентина Яковлевна, вы позволите поговорить с Павлом наедине?
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Ой, простите меня, и как это я сама не догадалась, ухожу.
(О Павле.) Отчитайте его как следует, он этого ох как заслуживает! (Уходит.)
ПАВЕЛ. Значит, я не ошибся: это я вызвал столь повышенный, нездоровый интерес? Вроде я что-то типа голодовки объявил.
КУПАВСКИЙ. Ты объявил нечто большее.
ПАВЕЛ. Уже наслышаны?
КУПАВСКИЙ. Наслышан. Только объявить-то ты объявил, а осмыслил?
ПАВЕЛ. Пришли учить меня жить?
КУПАВСКИЙ. Если хочешь, да.
ПАВЕЛ. Учить жить в ваших интересах?
КУПАВСКИЙ. В первую очередь – в твоих.
ПАВЕЛ. А где вы раньше были? Почему меня раньше жить не учили, когда я вниз катился, ещё вчера?
КУПАВСКИЙ. ПАВЕЛ, ты покатился только сегодня.
ПАВЕЛ. Сегодня я наконец-то прозрел. И вы, как начальство, должны приветствовать мои добрые начинания.
КУПАВСКИЙ. Приветствовать добрые начинания - то же самое что и о них объявлять.
Труда не составляет, а пользы ни на грош.
ПАВЕЛ. Будет польза, не всё сразу.
КУПАВСКИЙ. Сомневаюсь я, Павел, крепко сомневаюсь.
ПАВЕЛ. Вы ко мне сомневаться пришли? Вы пришли убедить меня не появляться завтра на работе, не выступать на общем собрании. Ну и нечего тянуть кота за хвост, приступайте к обработке, я готов.
КУПАВСКИЙ. Эх, Паша, Паша, да разве в этом дело? Да выходи ты завтра на работу, шуми-выступай, качай права – как-нибудь выкрутимся, нам хуже не будет! Дело совсем в другом. Жалко мне тебя, не за своё дело ты взялся.
ПАВЕЛ. Время покажет.
КУПАВСКИЙ. Сгоришь ты, как метеорит в плотных слоях атмосферы.
ПАВЕЛ. Даже если и сгорю, вы и на такое не способны.
КУПАВСКИЙ. Для меня, Паша, это пройденный этап. С кровью пройденный, с болью.
ПАВЕЛ. А если пройденный, почему не сгорели?
КУПАВСКИЙ. Вовремя сменил траекторию. Я в молодости такой горячий был, в самое пекло залезть мог. Всё чего-то бегал, выяснял, отстаивал, добивался. Да всё не для себя, для других! Пока эти «другие» машинами, дачами, постами, животами от меня не отгородились. От меня, у которого в то время не было ни кола ни двора, ни семьи, а одно время даже работы. Вот тогда и пришло прозрение. К лучшему это или к худшему, до сих пор понять не могу. Друг у меня, геолог, погиб на Камчатке. Единственный, пожалуй, друг, как сейчас думаю. Нужен был какой-то десяток тысяч, чтобы слетать на похороны. Вот тогда-то эти «другие» и раскрылись, за один день раскрылись. Тогда я через материальное затруднение к моральному заключению пришёл: не нужен я уже этим «другим»! Больше того, я мешаю им, я их дискредитирую. А ведь тогда я горел. Ох, как горел! Помню, в ту ночь мне странный сон приснился: будто просыпаюсь я утром, выхожу из квартиры, а вокруг ничего нет: ни домов, ни машин, ни газонов с цветами, ни улыбок – вокруг одни драки! Вот такой странный сон. А теперь я всё имею. Каким образом, это уже не важно. Да, я одинок, зато независим, свободен и, наконец-то, материально обеспечен. Кстати, я знаю, ты нуждаешься в деньгах. Я дам тебе сколько потребуется, сегодня вечером. Вечером, как всегда, я буду прожигать оставшуюся жизнь в ресторане. Приходи, буду ждать.
ПАВЕЛ. Я не приду. Несмотря на душещипательную и, вероятно, искреннюю исповедь, я не приду. И не отступлю. И знайте, я не один, есть Белов с Магистральной, да и другие найдутся.
КУПАВСКИЙ. Ну что ж, всё что мог, что считал своим долгом для тебя сделать, я сделал.

Входит Валентина Яковлевна, приносит чай.

ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. А вот и чаёк подоспел.
КУПАВСКИЙ. Благодарю вас, мне уже не хочется, я ухожу. А картина у вас, ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА, не правильно висит. С обратной стороны есть этикетка, согласно которой и соорентируйте. (Павлу.) Сначала надо научиться понимать Художников или хотя бы их картины правильно вешать, а потом уже жизнь переделывать. Если желание не пропадёт. До свидания! (Уходит.)
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА (вслед). До свидания, приходите ещё! Паша, чего это он о жизни, а? Или уволить хотел? (Павел молчит, он в подавленном настроении.) Ну чего ты, Паша? Давай пообедаем, я борщ твой любимый сварила.
ПАВЕЛ. Не хочу, мама. Мне сейчас ничего не хочется.
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. И к Галке не вернёшься? Всё, перегорел?
ПАВЕЛ. К Галке я вернусь, потому что… (Махнул рукой.) Пошёл я, мама. Я приду к тебе, скоро приду, и всё что обещал сделаю, ведь ты моя мать, как же… Да, картину тебе правильно повесить или так оставить?
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА. Повесь, как положено, по этикетке.
ПАВЕЛ (снимает картину, читает этикетку). «Этюд с натуры». (Смотрит на картину.) Ничего похожего! (Вешает картину вертикально, согласно этикетке.)
ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВНА (указывает на картину). Ой, Паша, теперь линия жизни
куда-то вниз полезла.
ПАВЕЛ. Зато по этикетке правильно. Не переживай, художник зарубежный, это
у них жизнь вниз полезла - за рубежом!

 

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ 

Квартира Павла и Галины. В квартире Галина. Входит Павел.

ПАВЕЛ. Это я, Галя. А почему дверь на ключ не закрыла? Сейчас, знаешь, как квартиры чистят, прямо днём, даже не заметишь. Рассказывали: в одной семье смотрели по телевизору «Человек и закон». Ну, смотрели себе и смотрели, а назад глянули, а сзади пусто, всё вынесли. Это я так, к слову. Слышь, Галя, пляши, письмо от Саньки из лагеря пришло в почтовый ящик. Видать их там заставляют авторучкой письма домой писать. Смотри-ка, написал, всё-таки. Адрес накалякал – ничего не разберёшь, а дошло. Видать, не Нинка-шалапутка разносила. (Указывает на письмо.) Смотри, то ли тройка у него здесь, то ли пятерка? На, читай.

Павел отдаёт Галине письмо, та распечатывает, читает. А Павел выкладывает из сумки продукты домашнего приготовления.

ПАВЕЛ. Это всё мамочка нам приготовила. О, а деньги здесь откуда? Это мама тайком положила, за платье, наверное. Мать есть мать. Ты вслух читай, я тоже послушать хочу, отец,
как-никак.

Галина, пробежав короткое письмо глазами, протягивает его Павлу. Тот читает письмо и комментирует.

ПАВЕЛ. Хорошо ему там, в лагере, домой не просится… Меня вообще не вспоминает – всё «мама» да «мама»… А честно говоря, Санька прав: что я ему дал как отец? (Пауза.) А где Василий? Снова за покупками побежал, за платьем? (Пауза.) Галя, я вернулся. Может, и навсегда. Я твёрдо обещать не могу, но мне кажется, что навсегда. Я там, у мамы, подумал: может это я виноват в том, что ушёл… да и вообще? Нет, сначала я думал, что я прав. Но, наверное, ошибался. (Достаёт из сумки брошюру.) И вот что Лёшка мне… нам подарил (показывает брошюру) - Моральный кодекс. Я его пристыдил – и вот результат. Я теперь по этому Кодексу жить буду. И тебя увлеку. (Указывает на брошюру.) Здесь всё, что должно быть в настоящем человеке. Вот, допустим (цитирует): « Взаимное уважение в семье.» Ты меня уважаешь?
ГАЛИНА. Ты это у своих собутыльников спроси.
ПАВЕЛ. Галя, я про сегодняшний день. Сегодня ты ко мне как относишься: как раньше или по-другому?
ГАЛИНА. Так, как всегда.
ПАВЕЛ. Значит, не уважаешь. А я ведь сегодня совсем другой.
ГАЛИНА. Ну какой другой? Какой?!
ПАВЕЛ. Не заметила? Жаль, но ничего, всё бывает. Галя, давай заживём новой жизнью, этого требуют наши с тобой отношения. Давай жить согласно указаниям МК ?
ГАЛИНА. Твоего местного комитета?
ПАВЕЛ. Да нет, согласно Моральному кодексу, сокращённо – МК. Ты только представь, как мы живём: грызёмся по всяким пустякам, обвиняем друг друга во всех смертных грехах, ты хочешь этого, я – этого, ты делаешь одно, я – другое. А ведь оба не хотим так жить, оба! Оба хотим жить в мире и согласии. Вот и давай жить по МК.
ГАЛИНА. И как ты себе представляешь эту жизнь?
ПАВЕЛ. Так тут же всё написано. (Цитирует отдельные фразы.) Тут тебе и «… честность и правдивость, нравственная чистота и скромность в общественной и личной жизни…»,
«забота о воспитании детей»…». О, я теперь и Санькой займусь, хорошо что здесь и об этом упомянуто.
ГАЛИНА. А то сам бы не догадался?
ПАВЕЛ. Подожди, Галя, не перебивай, пожалуйста. Тут и «…непримиримость к несправедливости, тунеядству, нечестности, карьеризму, стяжательству…». Ну и так далее. Одним словом, этот Кодекс поможет нас раскрыть всё лучшее, что есть в человеке.
ГАЛИНА. Ну-у, прямо как в детском саду.
ПАВЕЛ. Ну и пусть, какая разница, кого нам стыдиться? Белов живёт по МК? Живёт! И не стыдится этого. Да и другие, я уверен, сроду даже в руках не держали МК, а по нему живут. А у нас не получилось. Значит, надо жить по МК. (Подаёт брошюру.) На, читай, вникай, и вперёд!
ГАЛИНА (просмотрев брошюру). Ну как я с тобой по МК жить буду, когда ты ни один пункт не соблюдаешь?!
ПАВЕЛ. Галя, я сказал – с сегодняшнего дня! Я серьёзно, иначе жизни нет, сама понимаешь.
ГАЛИНА. Ну давай, давай. Только смотри!..
ПАВЕЛ. Значит, так… когда секундная стрелка вверху будет – с этого момента и начнём новую жизнь. (Смотрит на часы.) Начали! (Небольшая пауза.)
ГАЛИНА. И что делать?
ПАВЕЛ. Делать ничего не надо… то есть, надо… надо, для начала себя внутренне настроить на всё доброе, чистое, светлое…
ГАЛИНА. Можно спросить?
ПАВЕЛ. Конечно.
ГАЛИНА. Ты всерьёз, что ли, новую жизнь начал?
ПАВЕЛ. Сказал же! А почему – я? Мы!
ГАЛИНА. И что раньше вытворял, больше не будет?
ПАВЕЛ. Конечно, нет! Э-э-э, смотря что ты имеешь в виду?
ГАЛИНА. Ну, например, с Нинкой-почтальоншей, что – всё?!
ПАВЕЛ. И с Нинкой – всё, и со всеми другими тоже!
ГАЛИНА. И что, у тебя с ней так ничего и не было?
ПАВЕЛ. Было.
ГАЛИНА. А клялся-то, клялся, что ничего не было!
ПАВЕЛ. Галя, когда это было, что теперь…
ГАЛИНА. Все вы, мужики, одним миром мазаны.
ПАВЕЛ. Ну вот, расстроилась. Зачем ты о прошлом? Давай в будущее глядеть. Я же не спрашиваю, что там у тебя было с Купавским?
ГАЛИНА (поражённо). С Купавским? С чего это ты взял?!
ПАВЕЛ. Было, Галя, было. С Купавским было! Лёшка всё видел своими глазами и, честно говоря, мне об этом рассказал.
ГАЛИНА. Ах, тебе Лёшка рассказал?! И ты ему поверил?! А он тебе, случайно, не рассказал, как он ко мне приставал, когда ты где-то шлялся?! Нет?! Забыл, наверное. Вот, до сих пор синяки на руках!
ПАВЕЛ. Лёшка – к тебе?!
ГАЛИНА. Ко мне! Твой лучший друг.
ПАВЕЛ. Не может быть!
ГАЛИНА. Не веришь? Можешь у Любы спросить, она в курсе. Или у него самого, если он, конечно, сознается.
ПАВЕЛ. Да верю я тебе, верю на слово! Я и сам в нём сегодня столько подлого, столько мерзкого открыл! Но чтобы он пошёл на такое… Вот, видишь, как правда всё вскрывает, какое это мощное оружие!
ГАЛИНА. Мощное… и страшное.
ПАВЕЛ. Страшное для тех, кто врёт! Я Лёшке за это такой мордобой устрою! Хотя нет, нельзя. Здесь написано (цитирует из брошюры): «…гуманное отношение и взаимное уважение между людьми…» Лёшкой придётся заняться почему-то на гуманных началах. Впрочем, всё правильно. Я даже не могу представить, чтобы Виктор Белов правду кулаками выбивал.
ГАЛИНА. Опять Белов! Да кто это такой?
ПАВЕЛ. О, это прекрасный человек, он всю жизнь по МК живёт! Может на таких людях, как на трёх китах, и земля-то наша держится. Он у нас под боком живёт, Белов-то, на Магистральной улице.
ГАЛИНА. Это его Виктором Ивановичем зовут?
ПАВЕЛ. Виктором… но не Ивановичем. А может, и Ивановичем, не важно. Важно – он есть! А Виктор Иванович – это тот, который Белова знает. Кстати, он не приходил?
ГАЛИНА. Кто?
ПАВЕЛ. Виктор Иванович. Не Белов же, у того и поважнее дела есть.
ГАЛИНА. Приходил какой-то.
ПАВЕЛ. Ты дала ему мой телефон, адрес матери?
ГАЛИНА. Нет, не дала.
ПАВЕЛ. Почему, я же тебя просил?
ГАЛИНА. Я подумала, он из ханыг.
ПАВЕЛ. Вот они пережитки прошлой жизни.
ГАЛИНА. Так он уже с утра навеселе был.
ПАВЕЛ. Не навеселе, он не пьёт, а, наверное, просто весёлый. Он сегодня судьбы миллионов решал!
ГАЛИНА. Неужели миллионов?
ПАВЕЛ. Да не людей, а муравьёв. Есть люди, Галя, которые даже о муравьях заботятся. А мы о человеке порой позаботиться не можем. Да чего – позаботиться? Годами врагами живём! А здесь написано (цитирует из брошюры): «Человек человеку – друг, товарищ и брат ». Просто и правильно. В МК на всё ответ найдёшь!
ГАЛИНА. А о любви там, между прочим, ничего нет.
ПАВЕЛ. О любви? (Листает брошюру, цитирует.) О, «…Любовь к Родине.», пожалуйста.
ГАЛИНА. Я о простой любви говорю, о любви мужчины и женщины?
ПАВЕЛ. О любви мужчины и женщины? А зачем здесь это? Мужчины и женщины и так друг друга любят, кто кого захочет. Учить любить не надо. И засорять этим Моральный кодекс не надо! Ты что, полюбила меня согласно решению месткома? А может, влюбилась в мои пустые карманы? Погоди-погоди, а любишь ли ты меня вообще? Самое время узнать, а то, может, зря я тут воздух сотрясаю?
ГАЛИНА (ласково). Ну и дурачок ты, стала бы я с тобой нянчиться.
ПАВЕЛ. И это всё? Нет, ты расшифруй… в свете новой жизни.
ГАЛИНА (поцеловав Павла). Теперь всё понятно?
ПАВЕЛ. Не совсем. Ты словами скажи.
ГАЛИНА. Люблю я тебя, Пашенька, очень люблю, когда ты хорошим бываешь.
ПАВЕЛ. Теперь, значит, всегда! А я тебя люблю или нет, как ты думаешь? Я это слово,
по-моему, тебе только по пьянке говорил. Ну-ка, спроси?
ГАЛИНА (шутливо). Мой любимый муж, у тебя найдётся для меня хоть немного любви?
ПАВЕЛ. Для тебя, сколько угодно!
ГАЛИНА (уточняет). Чего?
ПАВЕЛ. Первоклассной любви! (Обнимает и целует Галину.) Ну вот, и ты увлеклась новой жизнью. Как сразу легко и здорово становится, верно? Даже петь хочется. Помнишь, отец пел (Поёт.) «…А дорога узкою лентою вьётся, залито дождём смотровое стекло…». На работу охота! Ох, и ошарашу я завтра всех своим поведением. Ничего, пусть привыкают. (Обнявшись, поют вместе.) «…Пусть твой грузовик через бури пробьётся, я хочу, шофёр, чтоб тебе повезло. Я хочу, шофёр, чтоб тебе повезло!»…

Входит Любовь.

ЛЮБОВЬ. Схлестнулись, черти вы полосатые?! Нервы всем только треплете! Мири вас тут бегай, неблагодарных!
ПАВЕЛ. Люба, остановись, ты будто из другой жизни влетела, из той – грубой, грязной. Ты посмотри на нас, какие мы счастливые… и улыбнись.
ЛЮБОВЬ. А больше ты ничего не хочешь?! Счастливый он. От того, что мать свою до слёз довёл?! От того, что Лёшку моего выставил?! Да если бы не Лёшка, сейчас бы ещё дулись!
ПАВЕЛ. Алексей здесь нипричём. И вообще, я должен тебе сказать, он у тебя далеко не примерный.
ЛЮБОВЬ (Галине). Что ты на это скажешь?!
ГАЛИНА. Он прав, Люба. Да и ты сама Лёшку не хуже нас знаешь.
ЛЮБОВЬ. Выходит мой Лёшка везде дурак?! (Павлу.) И к матери твоей зря тащился, и «левую» путёвку тебе в дальний рейс оформил?! (Галине.) Твой, оказывается, сейчас в дальнем рейсе. Ещё в четверг уехал с Никитиным в паре и только во вторник вернётся. (Указывает на Павла.) А он хочет завтра заявиться на работу, хотя на самом деле он в рейсе!
ПАВЕЛ. На самом деле я дома.
ЛЮБОВЬ (Павлу). Молчи лучше! (Галине.) Лёшка же путевой лист подписал. А этому
что, буркнул: ничего не знаю – и всех делов! А Лёшке, представляешь, что за это будет?!
ГАЛИНА. Паша, а действительно, что делать?
ПАВЕЛ. Как – что? Завтра понедельник, я выхожу на работу.
ГАЛИНА. А как же Алексей? Ты же его подведёшь, да и других. (Пауза.) Паша?
ПАВЕЛ. Ну что, Галя? Выходит, подведу. Но я же не стану прогуливать, врать.
ЛЮБОВЬ. Ой-ой-ой, каким правильным стал, прямо Иисусик какой-то. Только не надо мне-то мозги пудрить! Решил с Алексеем счёты свести? Или с Купавским? А может с Никитиным, который день и ночь за тебя «баранку» крутит? Бесстыжий ты!
ПАВЕЛ. Нет, Люба, я не бесстыжий, а добросовестный.
ЛЮБОВЬ. «Добросовестный». Откуда только слово такое выкопал?
ПАВЕЛ. А вот отсюда. (Цитирует из брошюры.) «Добросовестный труд на благо общества». (Указывает на брошюру.) Моральный кодекс, между прочим. (Уходит в спальню.)
ЛЮБОВЬ (вслед). Причём здесь кодекс, да ещё моральный? По тебе давно уголовный плачет! Галь, да что это с ним?! Повлияй на него, нельзя же так, не по-людски
как-то…
ГАЛИНА. А как по-людски, Люба? Нарушать Кодекс? А может, ему надоело
по-старому жить, может ему по-новому жить захотелось. Может так быть или нет? Или
с Пашкой этого быть не может?!
ЛЮБОВЬ. Вот ты как всё повернула…
ГАЛИНА. Ну а что на самом деле?! Он просил Лёшку закон нарушать? Нет! Хоть бы спросили сначала. А зачем? Пашка – он такой, на всё пойдёт! Пусть завтра выходит на работу, если так решил.
ЛЮБОВЬ. Ну, Галка, от кого-от кого, а от тебя я этого никак не ожидала. Вот она – благодарность! Век помнить буду! Жизни ему новой захотелось. (Павлу, в спальню.) Ну, давай-давай, живи своей новой жизнью, быстрей загнёшься! (Галине.) И ты за него! Вот что значит добро людям делать. Сколько раз я вас выручала, сколько раз его чуть тёпленьким в рейс выпускала, сколько раз я ему больничный пробивала! А кто вашего сына в клинику бесплатную устроил, когда он при смерти валялся?! А кто вам эту квартиру пробил?! А кто вам похмелиться таскал?! Забыли?! И всё это за «спасибо». Иди, найди дурака, который тебе что-нибудь сделает за «спасибо»! Устанешь искать. Ой, дура я, дура! Чтобы я теперь кому-нибудь что-нибудь сделала?! В ногах будете ползать, умолять, а я и пальцем не шевельну! Попробуйте, проживите без Любки!

Любовь уходит. Из спальни выходит Павел.

ПАВЕЛ. Галочка, ты за меня… за меня заступилась. Жёнушка ты моя милая. (Обнимает Галину.)
ГАЛИНА (отстраняясь). Не трогай меня, уйди. Из-за тебя с лучшей подругой разругалась. Прошу тебя, уйди.
ПАВЕЛ. Я понимаю, всё понимаю, тебе надо побыть одной.

Павел уходит в спальню. В квартиру входит Василий с покупками.

ВАСИЛИЙ.  О, нагрузился, на год хватит! (Раскладывает покупки.) А платье бабке забыл купить, вот дурень! Ладно, завтра куплю. А ты всё мучаешься? Нашла из-за кого. Ну смылся твой муженёк и смылся, было бы о ком жалеть. Он же зануда! Вчера весь вечер меня доставал и сегодня с утра пристал: «Как живёшь? Да, может, не так? Да надо так!» Я-то знаю, как я живу. Знает ли он? И ты хороша: для родных он у тебя лучший на свете, и живёте вы дружно, интересно…
ГАЛИНА. А что, прикажешь правду говорить, родных расстраивать?
ВАСИЛИЙ.  Так я-то твоим словам верил. Я к вам так рвался! А у вас как у всех, если не хуже. Завтра платье бабке пятьдесят второй куплю и отвалю от вас.
ГАЛИНА. Опять ты за своё, тебя же никто не гонит.
ВАСИЛИЙ.  А что мне у вас делать? Скандалы ваши слушать? Твой Пашка в любую минуту может заявиться, да ещё в стельку пьяный, и такой скандал устроить – ночью сбежишь! Жизнь он новую начал. Молиться, что ли, теперь на него, на новенького?!
ГАЛИНА. Правильно, шпарь ему это прямо в глаза, пусть знает, у нас теперь секретов нет.
ВАСИЛИЙ.  Ему? Я могу и ему, подумаешь, гусь! Только где его сейчас найдёшь? В пивнушке где-нибудь ханыг жить учит.

Из спальни выходит Павел.

ПАВЕЛ. В пивнушке, Василий, тоже люди, да ещё попорядочнее нас с тобой есть.
Вот, возьми деньги за платье. (Отдаёт деньги.)
ВАСИЛИЙ (Галине, смутившись). Ты что… не могла?!...
ПАВЕЛ (Василию). Ты не трусь, бить я тебя не буду. Ещё вчера бы побил, а сегодня – нет. Тебя расцеловать надо! Ты, может, один за весь день от души что-то сказал. Пусть ошибался, но от души. От души, а?
ВАСИЛИЙ.  Да что мне душа? Чушь всякую молол, её вон успокаивал.
ПАВЕЛ. Эх, Васька, Васька, сказал – и в кусты. Почему это мы от души говорить разучились? Давай, Василий, продолжай, при мне продолжай. Так сообща до истины и доберёмся.
ГАЛИНА. Чего тебе надо? Чего ты пристал к парню?
ПАВЕЛ. Галя, ты извини, но Василий обещал со мной поговорить. Василий, ты чего спиной-то, повернись.
ГАЛИНА. Оставь его!
ПАВЕЛ. Галя, ты не права, я не могу стоять в стороне, когда я, может, за его жизнь отвечаю. Он совсем пацан, ему в жизни наставник нужен. А я сейчас прозрел, я подсказать могу. Ему ещё жить да жить, а жить он должен достойно, согласно МК. Вася, давай поговорим, это нам обоим нужно.
ГАЛИНА. Пашка, предупреждаю, нарвёшься опять на ссору!
ПАВЕЛ. Василий, будь мужчиной!
ГАЛИНА. Неужели ты не видишь, он не хочет с тобой разговаривать! Какой настырный! Загляни в свой Кодекс, что ли, может он тебя остановит.
ПАВЕЛ. Ты права, настаивать не надо, это я и без Кодекса знаю. Извини, Василий, не хочешь разговаривать – не надо.
ВАСИЛИЙ.  Это почему же, я могу и поговорить, если на то пошло.
ГАЛИНА (Василию). Ты-то хоть молчи, ты-то хоть будь умнее его! Нашёл собеседника.
ВАСИЛИЙ (Павлу). Я слушаю вас.
ГАЛИНА. Да ну вас обоих! (Уходит на кухню.)
ПАВЕЛ. Опять виноват… Ну, расскажи, что ли, о себе, мы же с тобой родственники.
Ты там у себя кем работаешь? (Небольшая пауза.) Что, секрет? Я, например, шофёр.
ВАСИЛИЙ.  А я, например, дояр. Ну и что?
ПАВЕЛ. Да я ничего и не сказал против-то. Дояр так дояр. А вот скажи, ты свою работу любишь?
ВАСИЛИЙ.  А кого это волнует?
ПАВЕЛ. Это очень важно, любит человек свою работу или нет. Ты кем мечтал стать, дояром?
ВАСИЛИЙ.  Скажете тоже.
ПАВЕЛ. А кем?
ВАСИЛИЙ.  Я хотел стать агентом.
ПАВЕЛ. Разведчиком, значит?
ВАСИЛИЙ.  Нет, агентом, страховым. Жизни сельчанам хотел страховать, думал они от этого дольше жить будут.
ПАВЕЛ. Ну и страховал бы. Это ведь не бизнесменом стать или там артистом. Агентом стать – раз плюнуть. Тут и образования-то особого не нужно, и усилий никаких, пошёл и устроился. У нас агенты постоянно нужны. А ты – дояр. Странно даже, выходит ты свою мечту предал?
ВАСИЛИЙ.  Ничего я не предал.
ПАВЕЛ. Как же не предал, если ты дояр, ещё как предал! А за мечту надо бороться. Не переживай, тебе всего восемнадцать, ещё не поздно, ты ещё станешь агентом. Мой тебе совет: по приезду увольняйся со своей фермы и иди работать агентом. Я бы и в свои годы пошёл, если бы любил это дело. На пару пошли бы. Но я с детских лет мечтал крутить «баранку» и своего добился. Хотя, шофёром устроиться – тоже раз плюнуть. Давай устраивайся агентом, без разговоров, понял?!
ВАСИЛИЙ.  Я лучше дояром буду.
ПАВЕЛ. Но почему?
ВАСИЛИЙ.  Это моё дело.
ПАВЕЛ. Ты меня заинтриговал. Или издеваешься надо мной? Трудно объяснить – почему?
ВАСИЛИЙ.  А разве трудно догадаться?
ПАВЕЛ. Честно говоря, трудно, просто невозможно. Василий, выручай, я, видать, совсем тупой. А-а, ты по стопам матери пошёл.
ВАСИЛИЙ.  Я без всяких стоп. По стопам можно и в бизнесмены, и в артисты, а что от этого толку?
ПАВЕЛ. Зачем ты в дояры пошёл, ума не приложу. Ну ладно, тогда скажи за что ты меня невзлюбил?
ВАСИЛИЙ.  Почему – невзлюбил? Просто, на словах вы чего-то хотите, а на деле у вас ничего не получается.
ПАВЕЛ. Это ты брось, тут я с тобой не согласен. Я жёстко придерживаюсь Кодекса.
(Показывает брошюру.) Хочешь, подарю? Только чтобы придерживался, чтобы боролся
за каждый пункт, за каждую строчку, приеду проверю. Держи! (Протягивает брошюру.)
ВАСИЛИЙ.  Не надо мне его, я не борец. И вы не борец.
ПАВЕЛ. Я – не борец?! Ты меня ещё больше распаляешь! Да если хочешь знать, у меня вот что уже созрело (цитирует из брошюры): «Высокое сознание общественного долга»!
Уже завтра я такого шороха наведу, таким ярким пламенем гореть буду – в своей деревне увидишь!

Василий начинает собирать свои вещи.

ВАСИЛИЙ.  Бить себя в грудь, орать на каждом углу это каждый может.
ПАВЕЛ (азартно). Так ты что, предлагаешь мне втихаря бороться за правду, за справедливость?! В наше-то время?! Ты что из другого века, из другой страны?!

Входит Галина.

ГАЛИНА. Пашка, сейчас же прекрати орать! Хочешь, чтобы соседи опять полицию вызвали?! (Василию.) Ты куда это собрался, в ночь-то?
ВАСИЛИЙ.  «Куда», «куда»… Домой!
ГАЛИНА. Васька, не дури, оставайся!
ВАСИЛИЙ.  Не-е, я домой. Я что, из-за одного платья до утра здесь торчать буду? Я вон бабке «Птичье молоко» купил, хватит с неё.
ПАВЕЛ. Галь, почему он дояром работает, а?
ГАЛИНА. Да потому что коров любит! Неужели вы из-за этого сцепились?!
ПАВЕЛ. Вот почему – коров любит. Вот почему он и дояр.
ВАСИЛИЙ.  А вот и не по этому.
ГАЛИНА. Вася, что случилось, ты-то от чего взбеленился?
ПАВЕЛ. От того, что понять меня не может, хоть тресни!
ГАЛИНА (Павлу). Подожди ты со своими понятиями! (Василию.) Да ты что на самом деле?! (Василий направляется к выходу. Галина пытается его удержать, но это ей не даётся.) Пашка, чего стоишь, останови его!

Павел останавливает Василия у самой двери, хватает его за грудки.

ПАВЕЛ (истерично). Ты почему дояр, отвечай?!
ВАСИЛИЙ (веско). Кому-то же нужно делать то, что нужно.

У Павла опускаются руки. Василий убегает из квартиры.

ГАЛИНА. Ну вот что ты натворил, что?!

Пауза. Затем раздаётся звонок в дверь.

ПАВЕЛ (радостно). Вернулся! (Уходит, возвращается.) Это Нинка, телеграмму принесла. (Читает телеграмму.) « Дорогие Галя и Паша! Еду к вам в гости на весь отпуск. Встречайте пятого, поезд десятый, вагон третий. Крепко целую и обнимаю. Ваш Василий ».
ГАЛИНА. Ой, что теперь родные скажут? Скажут – выгнали! Всё это из-за тебя, ты его доконал!
ПАВЕЛ. Чем?!
ГАЛИНА. Жизнью своей новой! Ну какой толк от твоей этой новой жизни?! Никакого!
ПАВЕЛ. А ты думала, сразу манна небесная с неба посыплется? Новое всегда трудно даётся.
ГАЛИНА. У меня и без того этих трудностей по горло! Это, конечно, благородно, что ты
стал жить по этой книжке (указывает на брошюру), но только надо как-то не так!
ПАВЕЛ. А как? Подскажи.
ГАЛИНА. Ну вот, ты и сам не знаешь чего хочешь! Не правду говорю? Правду! Сам просил правду говорить.
ПАВЕЛ. Значит весь наш уговор…
ГАЛИНА (перебивает). Какой уговор?! Разве можно так жить? Вред же один! И тебе и людям вред! Не убедился, что ли?!
ПАВЕЛ. Пока ещё не убедился.
ГАЛИНА И долго ты будешь убеждаться?!
ПАВЕЛ. Не знаю, может всю жизнь.
ГАЛИНА. Я ждать не намерена, я всего этого просто не выдержу!

Галина убегает в спальню. Павел устремляется за ней, но дверь оказывается закрытой изнутри. 

ПАВЕЛ (стучит в дверь). Галка, Галка, открой, выслушай меня! (За дверью тишина.) Да что же это такое, а?! Неужели только через ошибки и падения можно познать нашу жизнь?! (Снова стучит в дверь.) Галка, Галка, ну кто, если не ты, меня поймёт?! Ну как, как иначе жить?! Ведь пропадём! Все пропадём !!!

Далее его страстный и отчаянный монолог заглушает громкая музыка. Это Галина включила на полную мощность радиоприёмник. Павел ещё некоторое время пытается перекричать музыку, но это ему не удаётся. Тогда он в отчаянии выбегает из квартиры. Музыка тут же прекращается.

ГОЛОС РАДИОВЕДУЩЕГО. Уважаемые господа, время позднее, просим вас уменьшить
громкость ваших радиоприёмников, чтобы не мешать окружающим отдыхать.

 

КАРТИНА ПЯТАЯ

И снова тот же ресторан. Оглушительно звучит пустая эстрадная песенка. За одним из столов Купавский с приятелями. Входит Павел. Внешне он достаточно спокоен. Найдя глазами Купавского, уверенно направляется к его столу. 

ПАВЕЛ. Привет честной компании!
КУПАВСКИЙ. А-а, Павел. Очень рад тебя видеть.
ПАВЕЛ. Примете, не побрезгуете?
КУПАВСКИЙ. Конечно-конечно, садись.
ПАВЕЛ. Я бы не напрашивался, но в кармане, как говорится, блоха на аркане.
КУПАВСКИЙ. Ах да, я же тебе деньги обещал. Тебе сколько?
ПАВЕЛ. Уже не надо, не обязательно.
КУПАВСКИЙ. Смотри сам. Если понадобятся – я всегда. Ну как у тебя дела?
ПАВЕЛ. Дела как сажа бела.
КУПАВСКИЙ. Что-то ты поговорками заговорил, неприятности какие?
ПАВЕЛ. Какие у меня могут быть неприятности? Всё идет, как заведено. Ах да, есть неприятности: выпить не на что, морду набить некому! Все вокруг правые, виноватых нет!

Купавский делает знак приятелю налить всем водки, тот наливает.

КУПАВСКИЙ (указывает на своих приятелей). Тут вот, я вижу, приятели удивляются: ты же должен быть в рейсе?
ПАВЕЛ (всем). А я и так в рейсе, с Никитиным в паре. Только во вторник приедем. Это я вчера к матери на денёк вырвался, самолётом. Мать у меня того… захворала. Сегодня в ночь лечу обратно.
КУПАВСКИЙ. Ну-ну. Тогда за здоровье твоей мамы! (Купавский и его приятели, а затем и Павел, поднимают рюмки.) Приятели, я вижу, улыбаются: вчера ты вроде пить бросил?
ПАВЕЛ. Кто – я?! Никогда! Слушайте вы меня больше. (Указывает на бутылку.) Это моя лучшая подруга, я её никогда не брошу!

В зале ресторана появляется Виктор Иванович. Он замечает Павла, уверенно направляется к нему.

ВИКТОР ИВАНОВИЧ. Минутку! Сегодня и я выпью вместе с вами!
ПАВЕЛ (поражённо). Виктор Иванович?!
ВИКТОР ИВАНОВИЧ. Паша, господа, у меня неслыханная радость! Газопровод сойдёт-таки со своего пути, он низом пойдёт, низом. Заповедник спасён! Муравьи мои спасены!
Вот что значит биться до конца!
ПАВЕЛ (отставил так и не выпитую рюмку водки, возбуждённо). Где он?!
ВИКТОР ИВАНОВИЧ (шутливо). Кто – газопровод или заповедник?
ПАВЕЛ. Где он?! Я хочу его видеть, я хочу с ним встретиться! Прямо сейчас!
ВИКТОР ИВАНОВИЧ. С кем?!
ПАВЕЛ. С этим… вашим другом… Виктором Беловым! Я хочу посмотреть, как это он так живёт?! Как это ему удаётся?!
ВИКТОР ИВАНОВИЧ. С каким Беловым?!
ПАВЕЛ. С тем, кого вы вчера так расхваливали!
ВИКТОР ИВАНОВИЧ. Ах, с тем… Ты знаешь, Паша, никакого Белова я не знаю. Его нет!
ПАВЕЛ. Как – нет?!
ВИКТОР ИВАНОВИЧ. Я его выдумал, это плод моей фантазии. Ты вчера был в таком состоянии…
ПАВЕЛ. Его – нет?! (Сникает, мучительно переживает, затем, выпрямившись, с надрывом.) Нет – он есть! Есть, Виктор Иванович! И я даже знаю его! Знаю! Я даже вас с ним познакомлю, дайте срок! (Всем.) Небольшие изменения: ни в каком я не рейсе, и мама моя здорова, и завтра я выхожу на работу!
ВИКТОР ИВАНОВИЧ. А ведь ты прав, Павел, он – есть! Он – может быть! Успокойся…
успокойся… и расскажи нам как тебе живётся… теперь? Лучше?

И тут слова Павла полились, будто снизошедшие Свыше.

ПАВЕЛ. Хуже! Но это к лучшему, к лучшему, как это ни странно звучит! Но если меня в самом главном, в том, что я наконец-то понял в свои тридцать три года, не сочтут правым, не поймут – меня безболезненно можно распять, ибо в этом теперь вся моя боль…
и в этом мой закономерный и естественный конец.

Лицо Павла просветлело. А лица других… надо видеть.

Занавес.







_________________________________________

Об авторе: ВЯЧЕСЛАВ КОБЯКОВ

Профессиональный прозаик, драматург. Родился в пос. Провидение на Камчатке. Школу окончил в Иркутске. Учился в театральном училище. Работал актёром в Томске. В 1980 году окончил дневное отделение Литературного института им. Горького (факультет драматургии, семинар В.С. Розова.). Работал рецензентом в издательстве «Молодая гвардия», внештатным корреспондентом газет «Советская Россия», «Известия». Публиковался в центральных газетах и журналах, зарубежных изданиях. В 1987 году окончил Высшие театральные курсы в ГИТИСе им. Луначарского. Пьесы ставятся в России и за рубежом. Призёр и финалист Международных конкурсов современной драматургии. Финалист первого Всероссийского конкурса киносценариев «Главпитчинг», 2013 год. Серебряный лауреат ( Номинация «Юмор» ) Национальной литературной премии «Золотое Перо Руси - 2014». Лауреат ( Номинация «Пьеса сатирического и остросоциального характеров» ) Международного конкурса современной драматургии «ЛитоДрама - 2015». На Международном славянском литературном форуме «Золотой Витязь - 2016 », девиз которого «За нравственные идеалы, за возвышение души человека», два произведения вошли в Короткий лист этого форума. Награждён медалью «За верное служение отечественной литературе», 2009 год; медалью «А.П.Чехов », 2010 год; медалью «М.Ю.Лермонтов», 2014 год. Член Союза писателей с 1997 года. Член Гильдии драматургов России с 2018 года. Живёт в Москве.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
2 436
Опубликовано 11 май 2019

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ