Алексей Винокуров. АДОЛЬФО И РОЗЕТТА

(пьеса)


Действующие лица:

РОЗЕТТА (Роза) ГЕЛЛЕР – 16 лет, еврейка, дочь Адама Геллера.
АДОЛЬФО (Адольф) БАУЭР – 18 лет, немец, сын Герберта Бауэра.
АДАМ ГЕЛЛЕР – состоятельный работник юденрата в Варшавском гетто.
НАТАН ГЕЛЛЕР – брат Розетты и сын Адама Геллера, работает в еврейской полиции, 22 года.
ГЕРБЕРТ БАУЭР – штандартенфюрер СС, заместитель генерал-губернатора Варшавы Ганса Франка, отец Адольфо. 
ЭРХАРД МИЛЬХ – генерал-фельдмаршал люфтваффе.
РИВКА – служанка Розетты.
ДИТЕР – друг Адольфо, молодой нацист.
ФРИДРИХ ШВАРЦ – штурмбаннфюрер СС, помощник коменданта гетто.
РАСПОРЯДИТЕЛЬ – пан Станислав, поляк, устроитель концерта.
ПАНИ БЕАТА КОВАЛЬЧИК – звезда варшавского мюзик-холла.
РОТТЕНФЮРЕР ГАНС – начальник караула.
ПЕРВЫЙ ЭСЭСОВЕЦ.
ВТОРОЙ ЭСЭСОВЕЦ.

 

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ. 

Сцена первая.

Вторая Мировая. Театр-варьете в военной Варшаве. За занавесом появляется Розетта Геллер – очаровательная юная еврейская девушка из гетто. Она в маске. Рядом с ней – ее служанка Ривка, тоже в маске.

РОЗЕТТА (оглядываясь). Ривка, где мы?
РИВКА. Кажется, это сцена. Только с другой стороны. Пани Роза, зачем мы тут?
РОЗЕТТА. Затем, что сегодня представление. Будут лучшие польские артисты, неужели не хочешь посмотреть?
РИВКА. Что мне смотреть на эти гойские пляски и песни? Вы поете лучше их всех, вместе взятых.
РОЗЕТТА (пытается выглянуть через щелочку на сцену). Ты ничего не понимаешь... Как же хочется попасть в зал!
РИВКА. Вы с ума сошли? Мы удрали из гетто без разрешения. Нас просто убьют.
РОЗЕТТА. Никто нас не убьет. Одни разговоры. К тому же мы в масках. Кто поймет, что мы евреи?
РИВКА. Вы не знаете нацистов. Они чуют нас с расстояния в километр.
РОЗЕТТА. Как это – чуют? Они что – собаки?
РИВКА. Они хуже собак. Они убийцы. Приходят по ночам и забирают ни в чем не повинных людей. Всех забирают: стариков, детей, женщин.
РОЗЕТТА. Хватит, Ривка! Не желаю слушать! Все это сказки для маленьких детей. Немцы обычные дураки, им нет до нас дела. Просто этот их Гитлер запудрил им мозги.
РИВКА (содрогнувшись). Не надо. Не произносите этого страшного слова.
РОЗЕТТА. Какого слова?
РИВКА. Которое вы сейчас сказали.
РОЗЕТТА. Гитлер?
РИВКА. Опять!!
РОЗЕТТА. Ты как ребенок, всего боишься.
РИВКА. А вы не боитесь?
РОЗЕТТА. Конечно, нет. Вот, посмотри. Гитлер! Гитлер, Гитлер, Гитлер...
РИВКА. Умоляю! Нас услышат!
РОЗЕТТА. Никто нас не услышит. Гитлер капут!

Внезапно Ривка обхватывает ее сзади, зажимает рот и утаскивает в тень. Появляется Распорядитель. 

РАСПОРЯДИТЕЛЬ. Пся крев, куда она пропала? Пани Беата, где вы, черт бы вас побрал! Что бы я еще раз втравился в такую авантюру... Лучше прямо в ад, на сковородки. Нет, меня точно расстреляют. Она сейчас сидит у кого-нибудь на коленях, а господа немецкие офицеры напрасно ждут своего законного развлечения. О, Матка Бозка! Меня отправят в концлагерь... Пани Беата! Пани Беата!!

Уходит. Из тени выныривают Ривка и Розетта.

РОЗЕТТА. Ты знаешь, кто такая пани Беата?
РИВКА. Я не могу знать всех гойских женщин.
РОЗЕТТА. Ты дура, Ривка! Пани Беата – звезда Варшавского мюзик-холла.
РИВКА. И что это значит?
РОЗЕТТА. А вот что!

Напевает арию Сильвы. 

РОЗЕТТА (напевает).
В мире призрачных кулис
Где любовь искусство –
Кто же просит у актрис
Искреннего чувства?
К нам приходят вновь и вновь
Упиваясь встречей!
Это всё игра в любовь,
Верность лишь на вечер!

Розетта замолкает, смотрит на Ривку.

РОЗЕТТА. Неужели не слышала?
РИВКА. Не слышала и слышать не хочу. Слушать такое для честной еврейской девушки – это чистый разврат. Что значит: к нам приходят вновь и вновь? Как это – приходят? Без благословения отца, без хупы, без раввина? Нет, я такое слушать не буду и вам не позволю!

Розетта не слушает ее, приникает к занавесу.

РОЗЕТТА. Она, наверное, где-то в зале...
РИВКА. Кто?
РОЗЕТТА. Пани Беата.
РИВКА. Не сомневаюсь. Такая развратная шикса давно у кого-то коленях, прав был этот толстый пан, который хотел, чтобы его расстреляли...
РОЗЕТТА (негромко). Ой!
РИВКА. Что?!
РОЗЕТТА. Ой-ей-ей!
РИВКА. Что вы кричите, как будто вас три раза убили?
РОЗЕТТА. Это он.
РИВКА. Кто – он?
РОЗЕТТА. Генерал-фельдмаршал Эрхард Мильх!
РИВКА. Нацист?
РОЗЕТТА. Летчик. Герой люфтваффе.
РИВКА. Нацист не может быть героем.
РОЗЕТТА. Да хватит тебе нудить! Посмотри лучше, какой красавец!
РИВКА (бурчит). Нацист не может быть красавцем...

Однако ее разбирает любопытство, она выглядывает в щелочку.
 
РОЗЕТТА. Видно?

Ривка молчит.

РОЗЕТТА. Видно тебе?
РИВКА. Он немножко похож на еврея... Он может быть евреем, как вы думаете?
РОЗЕТТА. Не знаю. Ходили слухи, что он мишлинге.
РИВКА. Мишлинге?
РОЗЕТТА. Грязнокровка. Вроде бы отец у него еврей.
РИВКА. Я так и думала. (Встревожившись). Но если он еврей, как он может быть летчиком?

Розетта смотрит на него.

РИВКА. В смысле, летчиком у нацистов. Он же еврей, хотя всего только наполовину.
РОЗЕТТА. Ривка, ты опять за свое? Можно подумать, все люди делятся на евреев и неевреев.
РИВКА. А как же еще?
РОЗЕТТА. Как угодно. На хороших и плохих, умных и глупых, талантливых и бездарных.
РИВКА. Это тоже. Но сначала они делятся на евреев и неевреев.
РОЗЕТТА. Ты меня с ума сведешь. Когда поет и танцует пани Беата, никому и в голову не придет гадать, кто она – полька, еврейка или немка.
РИВКА. Конечно, не придет. Это же сразу видно.
РОЗЕТТА. Я не про то.
РИВКА. А про что?
РОЗЕТТА. Про то, что настоящий талант не имеет национальности.
РИВКА (саркастически). Серьезно? Может быть, и Эйнштейн национальности не имеет? И Ротшильд?
РОЗЕТТА. Ривка, я по-твоему, еврейка?
РИВКА. Как вы можете такое спрашивать? Конечно, да.
РОЗЕТТА. А вот теперь смотри и слушай. И скажи, есть ли во мне что-нибудь еврейское.

Розетта поет куплеты Адели из «Летучей мыши».

РОЗЕТТА.
Милый маркиз!
Вы первый приз
Сумели заслужить!
И за слепоту,
И за глухоту,
Извольте получить!
Как кожа нежна на руке! Ах-ха-ха-ха-ха!
И ножка в ажурном чулке – ах-ха-ха-ха-ха!
Волос цвет золотистый,
И голос серебристый,
У горничной какой найдется стан такой?
У горничной какой найдется стан такой!
Маркиз, Вы вызвали у всех
Недоумение и смех!
Виноваты – ах-ха-ха –
Вы тут сами – ах-ха-ха –
И смеются – ах-ха-ха –
Все над Вами – ах-ха-ха-ха-ха-ха!

Незаметно появляется Распорядитель.

РАСПОРЯДИТЕЛЬ (торжествующе). Вот вы где!

Розетта вздрагивает и замолкает. Ривка отступает в тень.

РАСПОРЯДИТЕЛЬ. Ну, и позвольте узнать, что вы тут делаете?
РОЗЕТТА (растеряна). М-мы?
РАСПОРЯДИТЕЛЬ. Да, вы, пани Беата! Вы едва не довели меня до инфаркта! Ваше место давно на сцене...
РОЗЕТТА (растеряна). Мое?
РАСПОРЯДИТЕЛЬ. Ну, не мое же, матка Бозка! (Ядовито). Или вы, может быть, уже передумали выступать?

Розетта оглядывается на Ривку, та быстро и часто кивает головой. Розетта смотрит на Распорядителя, быстро и часто кивает головой.

РАСПОРЯДИТЕЛЬ (обезумев). Что? Вы убить меня хотите? Вы смерти моей желаете?!

Розетта оглядывается на Ривку, та отрицательно мотает головой, Розетта повторяет за ней, глядя на Распорядителя.

РАСПОРЯДИТЕЛЬ. Вы знаете, кто сидит в зале? Знаете?! Это высшие чины вермахта! Да если вы прямо сейчас не отправитесь на сцену, меня.... и вас тоже... в лучшем случае расстреляют.
РОЗЕТТА (растеряна). А в худшем?
РАСПОРЯДИТЕЛЬ. А в худшем – повесят. (Кричит). Марш на сцену!!

Розетта, напуганная, бежит на сцену. Распорядитель утирает лоб. 

РАСПОРЯДИТЕЛЬ. Нет, у меня точно будет удар...

Распорядитель идет следом за Розеттой. За ним на цыпочках бежит Ривка.

Сцена вторая.

Зрительный зал перед сценой. Отдельный столик, за которым сидит заместитель генерал-губернатора Варшавы штандартенфюрер Герберт Бауэр и генерал-фельдмаршал Эрхард Мильх. Мильх опрокидывает стопку. Он уже ощутимо нарезался.

БАУЭР. Господин генерал-фельдмаршал, я хотел спросить вас...
МИЛЬХ. Эрхард, Герберт. Просто Эрхард.
БАУЭР. Простите... Я постараюсь.
МИЛЬХ. Да уж, постарайся. Представь, если я буду называть тебя всякий раз штандартенфюрером. Это же язык можно сломать? Тебе никто из подчиненных не говорил, а?

Мильх смеется, Бауэр слегка задет.

МИЛЬХ (умолкая). Итак, без чинов. Все мы солдаты фюрера, все служим Германии, а потому будем звать друг друга по имени, как братья. Что ты хотел спросить?
БАУЭР. Я хотел спросить... Эрхард... Как вам нравится сегодняшний концерт?
МИЛЬХ. Концерт, Герберт? Где ты видишь концерт? Это не концерт, а сплошной бордель. Лучше бы мы с тобой сразу отправились в публичный дом. Сэкономили бы время и силы для службы рейху.
БАУЭР. Виноват, Герберт... А что именно вам так не понравилось?
МИЛЬХ. А ты сам не видишь? Кругом одни поляки, унтерменши. Ты бы еще евреев сюда пригнал... (Внезапно). Встать, когда с тобой говорит генерал-фельдмаршал!!

Бауэр в ужасе подскакивает и вытягивается в струнку.

МИЛЬХ (хмельным голосом). Я тебя спрашиваю, почему на сцене одни поляки? Где наши талантливые юные арийские актрисы, нежные, как лепесток розы?! Что за диверсия против высшего командования?
БАУЭР. Но, господин генерал-фельдмаршал, мы с вами в Польше. Здесь только польские артисты... господин генерал-фельдмар...
МИЛЬХ. Эрхард. Зови меня просто Эрхард. Мы же единомышленники, мы служим одному делу. И сядь, наконец, какого черта ты подскочил?

Бауэр с некоторым страхом садится за стол. Мильх разливает по бокалам шнапс. 

МИЛЬХ (подает Бауэру стопку). Пей!
БАУЭР. Спасибо, но мне... Доктора не советуют, печень.
МИЛЬХ. Пей, солдат. За фюрера. Это великий человек, за него надо выпить. Или ты не хочешь пить за фюрера?
БАУЭР. Я... нет. Я хочу.
МИЛЬХ. Ты – верный сын рейха. Я рад, что в тебе не ошибся. За фюрера!
БАУЭР. За фюрера!

Бауэр хочет выпить, но Мильх останавливает его за руку.

МИЛЬХ. Погоди. Кем бы мы были с тобой, если бы не фюрер? Знаешь, кем?
БАУЭР. Кем?
МИЛЬХ. Дерьмом бы мы с тобой были. Дерьмом – и больше никем. Вот скажи мне честно, как солдат солдату – ты был бы дерьмом без фюрера?

Бауэр молчит.

МИЛЬХ. Не знаешь? А я знаю. Кто ты по профессии?
БАУЭР. Я – кадровый военный.
МИЛЬХ (торжествующе). Вот именно. И если бы не фюрер, сидел бы ты на Фридрихштрассе и чистил ботинки грязным еврейским фабрикантам.
БАУЭР. Но я...
МИЛЬХ (перебивает). Ботинки! На Фридрихштрассе! Так было бы... А ты вместо этого сидишь за накрытым столом и генерал-фельдмаршал зовет тебя по имени. Поэтому пей за фюрера. Пей и не ломайся, если не хочешь попасть на фронт.

Бауэр молча пьет. Мильх опрокидывает стопку. 

МИЛЬХ. Вот что я тебе скажу. Это все – не концерт. Это Елисейские поля. Это истинная радость для души. И пусть нет арийских артистов, но все эти певички... Эти юные польские актрисы, нежные, как лепесток розы. Я в восторге. Ты удружил мне. Мы культурно развлеклись. Теперь едем в бордель.
БАУЭР. Но я...
МИЛЬХ. Что такое?
БАУЭР. Я женат.
МИЛЬХ. Зови меня Эрхард.
БАУЭР. Я женат, Эрхард.
МИЛЬХ. Это плохо. Твоя жена мешает нам развлекаться. Я велю ее расстрелять.
БАУЭР. Господин генерал-фельдмаршал!
МИЛЬХ. Спокойно. Я пошутил. Я хочу с ней познакомиться. Не бойся, я не стану ее уводить.
БАУЭР. Я не боюсь.
МИЛЬХ. Напрасно. Если бы ты знал, скольким я наставил рога. Но ты – другое дело. Ты верный солдат рейха. Поэтому пора в бордель.

Бауэр молчит.

МИЛЬХ. Что? Только не говори мне про жену или я тебя убью. Прямо тут. По дружески, из именного револьвера. Мне подарил его фюрер. Он сказал: «Эрхард, ты верный сын отечества. Я дарю тебе этот револьвер, чтобы ты стрелял из него по врагам отечества и прочим рогоносцам». (Приставляет револьвер к голове Бауэра). Едешь со мной в бордель? Считаю до трех: раз, два...
БАУЭР (не отводя головы). Должен быть еще один номер.
МИЛЬХ. Еще один? По-моему, уже хватит. Что это за кафешантан вокруг нас? А? Кто эти крашеные педерасты? Мы мужчины, наше место в борделе!

Мимо пробегает Распорядитель. 

БАУЭР. Герр Станислав!
РАСПОРЯДИТЕЛЬ. Слушаю вас, ясновельможный пан.
БАУЭР (цедит). Где же ваша хваленая опереточная дива? Где эта тварь пани Беата?
РАСПОРЯДИТЕЛЬ. Сию минуту. Начнет прямо сейчас.
БАУЭР (орет). Так пусть уже начинает, черт бы вас побрал!

Распорядитель кланяется, в ужасе трусит прочь. Мильх с удивлением смотрит на Бауэра, убирает пистолет от его виска. 

МИЛЬХ. Герберт, у тебя психоз. Тебе надо лечить нервы. Ты знаешь методу доктора Фрейда? Она основывается на том, что твоя мать...
БАУЭР (срываясь). Фрейд – еврей, это раз! У меня нет никакого психоза — это два!! И хватит тыкать в меня пистолетом! Смотри на сцену... Эрхард!

Мильх смотрит на сцену. Там стоит в маске Розетта в образе летучей мыши из оперетты. Рядом с ней и чуть позади стоит в маске Ривка.

РОЗЕТТА (Ривке, сквозь зубы). Что ты здесь делаешь?
РИВКА. Спасаю вас.
РОЗЕТТА. От чего?
РИВКА. Толстый пан сказал, что нацисты убьют вас и повесят. Я хочу умереть с вами.
РОЗЕТТА. Ривка, меня никто не убьет.
РИВКА. Нет, убьют, я их знаю.
РОЗЕТТА. Слушай, что я говорю. Если ты сейчас же не отойдешь, меня разоблачат. И тогда нам точно придется солоно. Уходи со сцены.
РИВКА. Не уйду!
РОЗЕТТА (сдаваясь). Хорошо. Тогда хотя бы не мешай. Стань сзади меня, подтанцовывай и открывай рот.

Начинается музыка из «Летучей мыши». Ривка становится за Розеттой. Та ослепительно улыбается, начинает петь. Сзади за ней подплясывает Ривка.

РОЗЕТТА (поет).
Мне часто снится,
Как будто я птица,
И птица мчится
В тот дивный край,
В тот край счастливый,
Где зреют оливы,
В край волшебный,
Где вечный светлый май.
Где любят верней и нежней,
Где нет вероломных мужей,
Где муж до рассвета
Не кружится где-то,
Жену бросив дома одну.
Но где же ты, та страна?
Только сон, сладкий сон она,
Ах, только сновиденье.
Возникнет на мгновенье
Светлая страна,
Где всегда весна,
Где любят верней и нежней,
Где нет вероломных мужей,
Где муж до рассвета
Не кружится где-то,
Жену бросив дома одну.
Мой женатый друг,
Что ж ты смутился вдруг!
Гей, забудь жену,
Ну-ка спляшем, ну!
Сердце мне отдашь
Ты за один чардаш,
Гей, пляши чардаш,
Пусть хоть час, да наш!
Вся жизнь мгновенье, гей, гей!
В любви забвенье, гей, гей!
Сердце мне отдашь
Ты за один чардаш,
Гей, пляши чардаш,
Пусть хоть час, да наш!
Не смущайся! Развлекайся!
Стыдно станет, так покайся и слезу пролей!
Все прощаем шалопаям!
Ты не бойся!
Смелей, смелей!»

Гремят аплодисменты. Хлопает даже Мильх. Розетта делает реверанс и уносится за кулисы. За ней трусит Ривка.

МИЛЬХ. Вот это девка! Огонь, гром и молния... А ведь я говорил тебе – поляки еще себя покажут. Они, конечно, недочеловеки, что ж поделать, но в них явное первобытное обаяние. Тебе понравилось?
БАУЭР (сдержанно). Не знаю... Я не поклонник дикарских штучек.
МИЛЬХ. А, ты ничего не понимаешь. Одно слово, штандартенфюрер, жена – твой потолок. Нет, с этой Беатой надо познакомиться поближе.
ГОЛОС БЕАТЫ (неожиданно). Мой генерал!

Мильх поднимает голову. Над ним стоит пани Беата. Делает книксен.

МИЛЬХ. Мадам, вы кто?
БЕАТА. Пани Беата, к вашим услугам.
МИЛЬХ. Пани Беата? Вы шутите?
БЕАТА. Мой генерал...
МИЛЬХ (поправляет). Генерал-фельдмаршал... (Бауэру, весело). Она же не солдат рейха, пусть зовет меня, как положено. (Беате). Что вам угодно, мадам?
БЕАТА. Вы хотели со мной познакомиться.
МИЛЬХ. С чего вы взяли?
БЕАТА. Вы сами сказали... Я – Беата Ковальчик.
МИЛЬХ. Ни за что не поверю. Вы меня разыгрываете.
БЕАТА. Как бы я посмела?
МИЛЬХ. Чем докажете?
БЕАТА (изумлена). Меня тут все знают.
МИЛЬХ. Значит, вы хотите сказать, что это вы там вот сейчас... (Подбоченивается, притопывает ногами). Фюить-фюить!
БЕАТА (изумлена, Бауэру). Ничего не понимаю. Что происходит, господин штандартенфюрер?
БАУЭР (угрюмо). Спросите у Эрхарда.
МИЛЬХ. Да, спросите у меня. Если вы правда звезда мюзик-холла, докажите это!
БЕАТА. Доказать?!
МИЛЬХ. Ну да. Или вам слабо?

БЕАТА, надменно запрокинув голову, отходит чуть назад. Начинает петь арию.

БЕАТА (поет).
Мне часто снится,
Как будто я птица,
И птица мчится
В тот дивный край,
В тот край счастливый...

МИЛЬХ (перебивая ее, торжествующе). Я так и знал! Не она!
БЕАТА. Я не понимаю... Что за оскорбления?!
МИЛЬХ. Мадам, вы не Беата Ковальчик. Вы пытались нас обмануть. Вы – обычная проходимица. Нет. Вы – шпионка. Я вас расстреляю. (Вытаскивает револьвер). Руки вверх!
БЕАТА (в ужасе вздергивая руки). Ох! Матка Бозка!
МИЛЬХ. Кто вы? Отвечать, быстро! (Бауэру). Это шпионка, мы ее мигом расколем. Фюрер предлагал мне на выбор – люфтваффе или гестапо. Я выбрал авиацию, но шпионов чую за версту! (Беате). Имя!
БЕАТА. Бе-бе... Бе...
МИЛЬХ. Нечего блеять! Не прикидывайтесь овцой! Вы – волчица, я вас вижу насквозь. Имя!
БЕАТА. Бе-еата.
МИЛЬХ. Она упорствует. Придется расстрелять. (Прицеливается).
БЕАТА. Матка Бозка!!!
БАУЭР. Послушай, Эрхард. Мне кажется, не нужно спешить. Эта пани едва ли шпионка.
БЕАТА. Я певица!
БАУЭР. Видишь, она певица.
МИЛЬХ (опуская пистолет). Но она не Беата!
БЕАТА. Я – Беата!
МИЛЬХ. Ты слышишь? Продолжает врать... И кому? Мне, герою Германии!
БЕАТА. Но я правда...
БАУЭР (кричит). Вы можете помолчать или нет?!

Становится тихо.

БАУЭР (Беате). У вас что, шило в заднице?! Или вам жить надоело? Вам сказано, что вы не Беата, значит, не Беата! Вам все ясно?

Беата испуганно кивает.

БАУЭР. Как вас зовут?
БЕАТА. Н-не... не знаю.
БАУЭР. Но вы не Беата?

Беата, дрожа, отрицательно качает головой.

БАУЭР (Мильху). Успокойся, она не Беата.

Появляется Распорядитель. 

РАСПОРЯДИТЕЛЬ. Пани Беата, вы уже здесь?
МИЛЬХ. Что ты сказал?
РАСПОРЯДИТЕЛЬ (струхнув). Я? Ничего!
МИЛЬХ. Нет, ты сказал!
РАСПОРЯДИТЕЛЬ (дрожа). Я сказал: «пани Беата»...
МИЛЬХ. Где?!
РАСПОРЯДИТЕЛЬ. Что?
МИЛЬХ. Где она? Где пани Беата?!

Распорядитель в ужасе переводит взгляд с Мильха на Бауэра, потом на Беату и обратно.

БАУЭР. Вы оглохли? Где пани Беата?
РАСПОРЯДИТЕЛЬ (показывая на Беату). Вот она...
МИЛЬХ. Ты в этом уверен?
РАСПОРЯДИТЕЛЬ. Конечно. Спросите у кого угодно... Да она только что перед вами пела.
МИЛЬХ. Это вы пели перед нами пять минут назад?
БЕАТА. Н-нет...
МИЛЬХ. Я же говорил!
РАСПОРЯДИТЕЛЬ. Как – не вы? Но это же ваш номер.
БЕАТА. Я прошу прощения. Выходя из дома, я сломала каблук и упала. Запачкала платье. Мне пришлось возвратиться и переодеться... Я опоздала. Прошу простить.
РАСПОРЯДИТЕЛЬ. Но если пели не вы, то кто это пел?
МИЛЬХ (после паузы). Хороший вопрос...
БАУЭР (поднимаясь, громко). Гауптштурмфюрер! Оцепить театр, никого не впускать, никого не выпускать!
МИЛЬХ (поднимаясь). Это покушение. Меня хотели убить. Проклятое сопротивление. Оно пролезло даже в оперетту. (Распорядителю). А все ваш концерт!
РАСПОРЯДИТЕЛЬ (падая на колени). Господин генерал! Ясновельможный пан фельдмаршал... Я клянусь вам... Я ни сном, ни духом... я – ни за что...
 МИЛЬХ (брезгливо отпихивая его). Ну, хватит уже, хватит. Виноваты – будете отвечать. Диверсионная деятельность – это вам не оперетки танцевать. Это – по законам военного времени...

Распорядитель в ужасе падает ничком, обхватив голову руками. Мильх проходит мимо него в центр сцены. Поворачивается к зрителям.

МИЛЬХ. Господа! Концерт окончен! (Поднимает палец, лукаво улыбается). Никому не расходиться.

Сцена третья.

За сценой. Появляются Розетта и Ривка, обе в масках, запыхавшиеся. 

РИВКА. Пани Роза, я чуть не умерла со страху!
РОЗЕТТА. Но признайся, тебе ведь понравилось? Скажи, Ривка, тебе понравилось выходить на сцену?
РИВКА (потупясь). Немножко.
РОЗЕТТА. Немножко? А почему у тебя такой румянец на щеках, и так горят глаза? Я вижу даже через маску. Ривка, теперь ты тоже звезда.
РИВКА. Не смущайте меня. Все эти дамы и господа... Они такие красивые, богатые и добрые. Им понравилось мое выступление. Они так хлопали бедной Ривке.
РОЗЕТТА. Нам.
РИВКА. Что?
РОЗЕТТА. Они хлопали нам, Ривка. Тебе и мне.
РИВКА. Да... Нам. Мне... и вам немножко. (Неуклюже напевает). «Мне часто снится, как будто я птица...»

Внезапно Розетта зажимает ей рот и утаскивает в тень. Появляется Адольфо, сын Бауэра и его друг Дитер.

ДИТЕР. Ты с ума сошел? Зачем тебе эта старая полячка?
АДОЛЬФО. Она вовсе не старая. Она юна, как утренняя заря.
ДИТЕР. Боже, какой слог. И совершенно не по адресу. Ей лет тридцать.
АДОЛЬФО. Она не старше шестнадцати.
ДИТЕР. Я сам видел эту Беату в оперетте. Пышный престарелый розан, и ничего больше.
АДОЛЬФО. Значит, это была не та сцена. И не та Беата.
ДИТЕР. С тобой невозможно говорить. Ты переспоришь пулемет.
АДОЛЬФО. Ты просто не видел, как она пела. Пусть даже ей триста лет, она все равно лучшая из женщин. Она горит таинственным огнем праматери Евы. В ней все манит, все опьяняет...
ДИТЕР. Остынь. Папаша Бауэр не похвалит тебя за интрижку с неполноценной.
АДОЛЬФО. Папаша – нацист.
ДИТЕР. Мы все – нацисты. Или ты исключение?
АДОЛЬФО. Не вижу большой разницы между немцами и поляками.
ДИТЕР. Может, ты и между немцами и евреями разницы не видишь?
АДОЛЬФО. Не передергивай. Евреи – наши природные враги.
ДИТЕР. Наши природные враги – все низшие расы.
АДОЛЬФО. Дитер, ты дурак. Нельзя быть врагом целому миру.
ДИТЕР. Сам ты дурак... Лично я буду врагом тому, на кого укажет фюрер. А ты оставайся тут со своими унтерменшами и целуй их в грязные зады.

Дитер уходит.

АДОЛЬФО. Да где же она? Я своими глазами видел, как они сюда проскользнули.

Неожиданно громко чихает Ривка.

АДОЛЬФО. Кто здесь? Мадам Беата, это вы? Мадам Беата, отзовитесь, умоляю!
ГОЛОС РОЗЕТТЫ. Не кричите, прошу вас!

Розетта выходит из тени. На ней маска. 

АДОЛЬФО. Да, это она. Тот же голос, тот же стан. Сомнений быть не может. (Розетте). Мадам Беата?
РОЗЕТТА. Что вам нужно от старой полячки?
АДОЛЬФО. Я потрясен вашим талантом.
РОЗЕТТА. Я всего лишь пышный престарелый розан.
АДОЛЬФО. Дитер – дурак. Не обращайте на него внимания.
РОЗЕТТА. Правда? А вы умны?
АДОЛЬФО. Влюбленный всегда слегка безумен.
РОЗЕТТА. Какие слова! И кто же тут влюблен?
АДОЛЬФО. Не смейтесь, но это я, бедный Адольф.
РОЗЕТТА. Вас назвали в честь фюрера?
АДОЛЬФО. Нет. Когда я родился, фюрер еще не был фюрером, а только бедным бездарным художником. О нем не знали даже в пивных Берлина.
РОЗЕТТА. В кого же вы влюблены, тезка бедного бездарного художника?
АДОЛЬФО. Я влюблен в девушку, лица которой еще не видел.
РОЗЕТТА. Так, может быть, и не надо?
АДОЛЬФО. О, нет. Это мое самое страстное желание.
РОЗЕТТА. А вдруг она урод?
АДОЛЬФО. Этого не может быть. Сердце не обманешь.
РОЗЕТТА. Так, значит, вы любитель красивых девушек?
АДОЛЬФО. Я готов отдать всех на свете девушек за одну-единственную, которую люблю.
РОЗЕТТА. Какой удар для всех девушек!
АДОЛЬФО. Прошу вас, не смейтесь надо мной. Снимите вашу маску.
РОЗЕТТА. Зачем?
АДОЛЬФО. Хотя бы затем, чтобы я увидел ваши глаза, сияющие, как звезды.
РОЗЕТТА (после паузы). Я не могу.
АДОЛЬФО. Почему?
РОЗЕТТА. Не могу.
АДОЛЬФО. Но я должен знать...
РОЗЕТТА. Так ли я хороша без маски, как и в ней? Вы будете разочарованы.
АДОЛЬФО. Мне все равно. Я хочу видеть вас.
РОЗЕТТА. Это бессмысленно.
АДОЛЬФО. Если нет, я умру.
РОЗЕТТА. Ваш папенька будет очень огорчен. Его сын умер из-за женщины низшей расы.
АДОЛЬФО. Плевать мне на расы! Я люблю вас!
РОЗЕТТА. Однако. Вы видели один номер в моем исполнении и две минуты со мной говорили – и вот уже?
АДОЛЬФО. Любовь живет своими законами. Она как молния, ударяет в нас с небес. Неужели вы ничего не чувствуете, когда смотрите на меня?

Адольфо берет ее за руку, прижимает к своей груди. Рона секунду смотрит ему в глаза. Потом с трудом отнимает руку и отворачивается.

РОЗЕТТА. Должна вас огорчить. Эта молния промахнулась мимо.
АДОЛЬФО. О, Господи, я самый несчастный человек на свете! Но я все равно буду надеяться...
РОЗЕТТА. Надежда – это хорошее чувство. А засим позвольте мне уйти.
АДОЛЬФО. Постойте. Я так и не увижу вашего лица?
РОЗЕТТА. Приходите в мюзик-холл. Беата Ковальчик всем известна.
АДОЛЬФО. Вы не Беата Ковальчик.
РОЗЕТТА (испуганно). А кто же я, по-вашему?
АДОЛЬФО. В этом весь вопрос.

Он медленно приподнимает ее маску. Смотрит на Розетту с восхищением.

АДОЛЬФО. Я так и думал...
РОЗЕТТА. Что вы думали?
АДОЛЬФО. Под солнцем не рождалось еще такой красоты.
РОЗЕТТА. Вы смеетесь надо мной?
АДОЛЬФО. Разве похоже, что я смеюсь?

Адольфо приближает свои губы к ее. Она уклоняется. 

РОЗЕТТА. Мне надо бежать!
АДОЛЬФО. Постой. Скажи хотя бы, как тебя зовут?
РОЗЕТТА. Зачем тебе? «Ведь роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет...»
АДОЛЬФО. Но ведь ты не роза?
РОЗЕТТА. Как знать...
АДОЛЬФО. Роза – это просто цветок. Или?

Выбегает Ривка.

РИВКА. Беда! Пани Роза, беда!
РОЗЕТТА. Что такое?
РИВКА. Мы пропали.
РОЗЕТТА. Говори же толком!
РИВКА. Театр оцеплен. Никого не выпускают.
РОЗЕТТА. Только этого нам не хватало. Что стряслось?
АДОЛЬФО. Они узнали, что Мильху пела не настоящая пани Беата. И теперь ищут ее.
РОЗЕТТА. Но зачем?
АДОЛЬФО. Наказать. Думают, она шпионка.
РОЗЕТТА. Она не шпионка. Она просто несчастная глупая девушка!
РИВКА. Что же нам делать? Мы пропали! Нас расстреляют!
АДОЛЬФО. Позвольте помочь вам.
РОЗЕТТА. Что?
АДОЛЬФО. Помочь.
РИВКА. Он нацист.
АДОЛЬФО. Нет, я не нацист. Я просто немец. И я не вижу разницы между поляками и немцами.
РИВКА. При чем тут поляки...
РОЗЕТТА (прикрыв ей рот). Молчи! (Адольфо). Поклянитесь, что не выдадите нас.
АДОЛЬФО. Под самыми страшными муками я не выдам вас. Лучше умру.
РОЗЕТТА. Я верю вам. Верю.
РИВКА. Но как же нам выбраться?
АДОЛЬФО. Я выведу вас.
РОЗЕТТА. Они и вас арестуют. За укрывательство.
АДОЛЬФО. Они не посмеют. Я – сын штандартенфюрера Бауэра,
РОЗЕТТА. Что нам делать?
АДОЛЬФО. Оденьте маски. Притворитесь пьяными певичками. Обнимите меня...
РИВКА. Ни за что!
РОЗЕТТА (Ривке). Не спорь. (Адольфо). Вот так?
АДОЛЬФО. Да... Боже! Нет, еще теснее.
РОЗЕТТА. Так?
АДОЛЬФО. Да. Небесное блаженство.
РИВКА. Идемте же! Иначе будет поздно!
АДОЛЬФО. Вперед! Мы пьяны! Горланим песни... (Запевает хмельным голосом). «Дойчланд, Дойчланд юбер аллес... Юбер аллес ин дер вельт...»

Все трое исчезают.

Сцена четвертая.

Адам Геллер, отец Розетты, немолодой состоятельный еврей, сидит в своей комнате, смотрит счета. Стук в дверь. 

ГЕЛЛЕР. Ну, кто там еще? Я же просил не мешать мне!

Входит штурмбанфюрер СС Фридрих Шварц, помощник коменданта гетто.

ШВАРЦ. Это я, любезный Геллер, взял на себя смелость вас побеспокоить...
ГЕЛЛЕР (поднимаясь, идет навстречу ему). Дорогой господин Шварц, о чем вы говорите? Для вас эти двери открыты днем и ночью!

Пожимает руку Шварца в перчатке.

ШВАРЦ. Да-да, я знаю. (Смотрит на счета). Но все-таки неудобно прерывать человека, когда его посетила коммерческая муза.
ГЕЛЛЕР (смеется). Вы все шутите, господин штурмбанфюрер.
ШВАРЦ. Почему бы не пошутить с друзьями рейха? Ведь вы друг рейха?
ГЕЛЛЕР. Я был бы счастлив, но...
ШВАРЦ (поднимая брови). Но?
ГЕЛЛЕР. Боюсь, я недостоин. В любом случае, я верный его слуга.
ШВАРЦ. Нет-нет, Адам, этого недостаточно. Такие люди как вы, должны быть друзьями рейха.
ГЕЛЛЕР. Всегда к вашим услугам, господин штурмбанфюрер. Не желаете ли сигару?
ШВАРЦ. Что за сигары?
ГЕЛЛЕР. Кубинские.
ШВАРЦ. Контрабанда?
ГЕЛЛЕР. Конечно. Разве я осмелился бы предлагать вам дешевую подделку?
ШВАРЦ (грозит ему пальцем). Ах, Адам, Адам, вы везде поспели!

Геллер протягивает Шварцу коробку, тот берет сигару, рассматривает ее, нюхает.

ГЕЛЛЕР. Высшего сорта, господин штурмбанфюрер. Такие же – в коллекции господина Франка.
ШВАРЦ. Вы и генерал-губернатора сигарами снабжаете?
ГЕЛЛЕР. Он оказал мне такую честь.
ШВАРЦ. М-да...

Видит фотографию Шварца с дочерью Розеттой и сыном Натаном. Берет, рассматривает.

ШВАРЦ. Это ведь ваши дети?
ГЕЛЛЕР. Да. Роза и Натан.
ШВАРЦ. Роза... А она красавица. Даже и не подумаешь, что...
ГЕЛЛЕР. Еврейка?
ШВАРЦ. Я не то хотел сказать. Такие правильные черты.
ГЕЛЛЕР. Она пошла в мать.
ШВАРЦ. А, кстати, где ваша супруга?
ГЕЛЛЕР (с трудом). С ней... случилось несчастье.
ШВАРЦ. Что вы говорите?!
ГЕЛЛЕР. В самом начале... когда еще была неразбериха, ее... ее застрелил один шарфюрер.
ШВАРЦ. Ай-яй-яй, какое горе! Надеюсь, он был наказан?
ГЕЛЛЕР. Да. Его разжаловали и отправили на фронт.
ШВАРЦ. Вот! Вы видите, рейх умеет быть справедливым. Другой бы сказал, что это слишком суровое наказание, но не я. Вы знаете, все эти разговоры про окончательное решение вопроса...
ГЕЛЛЕР. Вопроса?
ШВАРЦ. Еврейского вопроса. Лично я не сторонник крайних мер. Конечно, есть прямые враги рейха и с ними... разговор короткий. Но есть люди полезные. Вроде вас. И тут спешить не надо. Тут некуда спешить, не так ли, Адам?
 
Геллер молча наклоняет голову.

ШВАРЦ. Лично я вам крайне симпатизирую. Вы – член юденрата нашего гетто, глава почтенного семейства и... (он крутит в руке сигарету) много сделали для рейха.
ГЕЛЛЕР. Вы слишком добры ко мне.
ШВАРЦ. Нет-нет, это все правда. И к тому же дочка у вас красавица... Но, знаете, бывает, что в добром стаде заводится паршивая овца.
ГЕЛЛЕР. Овца?
ШВАРЦ. Ну, или волк в овечьей шкуре.
ГЕЛЛЕР (цепенея). Господин штурмбанфюрер?..
ШВАРЦ (морщится). Я уже сказал, лично вас мы очень ценим. И даже смотрим сквозь пальцы на вашу контрабанду, на все эти пекарни, спектакли, все эти еврейские оркестры... Хотя какой-нибудь честный бюргер обязательно спросил бы: зачем евреям оркестры, все равно они все умрут?
ГЕЛЛЕР. Но людям нужно... Не только хлеб насущный.
ШВАРЦ (с раздражением). Я повторяю, я не против. Пусть будет. Но всему же есть предел, черт вас возьми!

Он отходит в сторону, в раздражении ломает сигару. Геллер следит за ним в ужасе.

ШВАРЦ (сухо, не глядя на Геллера). Мне стало известно, что ваш сын готовит восстание в гетто.
ГЕЛЛЕР (после паузы). Мой сын? Господин штурмбанфюрер, этого не может быть!
ШВАРЦ. Вы называете меня лжецом?
ГЕЛЛЕР. Ни в коем случае! Но мой сын хороший мальчик, он не мог...
ШВАРЦ. Ваш, как вы говорите, хороший мальчик собрал вокруг себя молодых евреев и организовал группу сопротивления. Они контрабандой ввозят в гетто оружие. И после этого вы утверждаете, что он не готовит восстания?
ГЕЛЛЕР (потрясен). Вейзмир... Как это могло случиться?
ШВАРЦ. Я полагаю, вы недостаточно хорошо его воспитали. Так или иначе, я пришел его арестовать – из уважения к вам пришел лично – и предать в руки трибунала.
ГЕЛЛЕР (потрясен). Яхве-Элохим-Адонай! Его будут судить?!
ШВАРЦ (наклоняясь к Геллеру, отчетливо, веско). Его расстреляют.

Геллер, словно подрубленный, падает на диван. Закрывает лицо ладонями.

ГЕЛЛЕР (глухо, в отчаянии). Натан... Мальчик мой...

Шварц смотрит на него с презрением.

ШВАРЦ. Все же фюрер прав... Вы, евреи, не люди. Перед ним враг рейха, а он называет его «мой мальчик».
ГЕЛЛЕР. Простите...
ШВАРЦ. Вы с ума сошли? Вы просите прощения?
ГЕЛЛЕР. Да. Я прошу вас... Я вас умоляю, простите моего сына! Он хороший мальчик, он никому не сделал зла... Он служит в еврейской полиции...
ШВАРЦ. Тем страшнее его падение.
ГЕЛЛЕР. Он не мог... Его обманули... Он попал в дурную компанию... Ему заморочили голову. Клянусь вам, он ничего не делал.
ШВАРЦ. Не делал, потому что не успел. Но еще день-другой, и он обагрит свои руки кровью немецких солдат! Вы это понимаете?!
ГЕЛЛЕР. Нет... Нет... Мой единственный сын... Я – старый человек. У меня никого не осталось, кроме детей. Умоляю... Умоляю вас! Пожалейте!
ШВАРЦ. А вам не жалко немецких родителей, чьих детей он собирался убить?
ГЕЛЛЕР. Он не мог... Не мог. Я всегда учил его, что человеческая жизнь бесценна... Он был такой чистый, добрый ребенок... Герр Шварц... Однажды он нашел больного котенка. Злые люди переломали ему лапы. Он принес его домой и выхаживал...
ШВАРЦ (обрывая его). Хватит! Хватит с меня жидовских сказок про больных котят! Вы – неблагодарные скоты! Мы дали вам работу, мы вас кормим, поим, мы вас охраняем здесь, в гетто, от праведного народного гнева, а чем вы нам отвечаете?
ГЕЛЛЕР. Пожалуйста, господин штурмбанфюрер... Не убивайте его. Он больше не будет. Я сам, лично позабочусь... Я клянусь вам!
ШВАРЦ. Он клянется. Грош цена вашим клятвам!
ГЕЛЛЕР. Да, грош... Конечно. Как я забыл...

Геллер открывает сейф, вытаскивает деньги, несет их Шварцу.

ГЕЛЛЕР. Вот... Возьмите. Я все отдам, лишь бы спасти моего мальчика. Все... И даже больше...
ШВАРЦ (смотрит на него). Вы с ума сошли? Что это такое?
ГЕЛЛЕР. Это... вот... Мой мальчик... Пожалуйста.
ШВАРЦ. Вы что, мне взятку предлагаете? Вы – мне?! Мне, офицеру СС?
ГЕЛЛЕР. Я – нет... Простите... Я не то... в глазах мутится... Ничего не пойму... Мой мальчик... Натан...

Пауза. 

ШВАРЦ (хмуро). Вы отец, господин Геллер. Но я – солдат. У меня есть присяга, долг. (С нажимом). Вы понимаете это слово – долг?
ГЕЛЛЕР (с внезапно вспыхнувшей надеждой). Долг... Да-да, конечно, долг. Ваша милость, господин штурмбанфюрер... вы помните, я брал у вас в долг?
ШВАРЦ. У меня?
ГЕЛЛЕР. Да-да, у вас.
ШВАРЦ. В долг?
ГЕЛЛЕР. Да-да, в долг.
ШВАРЦ (после паузы). Не припоминаю.
ГЕЛЛЕР. Но как же, господин Шварц?! Я отлично помню, вы дали мне в долг. Большую сумму.
ШВАРЦ. Большую?
ГЕЛЛЕР. Очень большую.
ШВАРЦ. Кажется, что-то... Сколько я вам давал?
ГЕЛЛЕР. Десять тысяч рейхсмарок.
ШВАРЦ. Нет.
ГЕЛЛЕР. Как – нет?
ШВАРЦ. Двадцать тысяч.
ГЕЛЛЕР. Двадцать?
ШВАРЦ. Да. Теперь я точно вспомнил.
ГЕЛЛЕР. Но это же целое состояние для бедного еврея...
ШВАРЦ. Что ж делать? Я щедр к друзьям. Ведь мы друзья, господин Геллер?
ГЕЛЛЕР. Конечно... Конечно, господин Шварц, мы друзья. Сейчас... Сейчас я все принесу.

Геллер кладет деньги на пол, идет к письменному столу, открывает ящик, вытаскивает оттуда деньги, пересчитывает их, ронят, становится на колени. Снова пересчитывает.

ГЕЛЛЕР. Вот... вот... и вот.

Стоя на коленях, с надеждой смотрит на Шварца снизу вверх.

ШВАРЦ. Здесь все?
ГЕЛЛЕР. Полутора тысяч не хватает. Но я принесу. Завтра же. Я возьму в долг и принесу.
ШВАРЦ (пряча деньги). Прекрасно, господин Геллер... Что же вы стоите на полу? Поднимитесь, там холодно, дует.
ГЕЛЛЕР. Да-да, конечно, извините...

Геллер поднимается с пола. Смотрит на Шварца.

ШВАРЦ. Я ухожу, господин Геллер. Но примите добрый совет старого друга. Образумьте своего сына. Образумьте его, пока не поздно. В другой раз, боюсь, не поможет даже мое заступничество...
ГЕЛЛЕР. Конечно, господин штурмбанфюрер. Я все понял.

Шварц идет к двери. Внезапно она открывается, входит сын Геллера, Натан. Шварц улыбается, шутливо отдает ему честь и выходит вон. Натан провожает его взглядом. Дверь за Шварцем закрывается. Натан переводжит взгляд на отца. Тот стоит, оперевшись руками о стол. В нем нет теперь ничего он богатого, уверенного в себе бизнесмена, которым он был еще пятнадцать минут назад. Это просто немолодой и смертельно усталый человек.

НАТАН. Что случилось, отец? Что было нужно этому нацисту?
ГЕЛЛЕР. Он приходил за тобой, сынок.
НАТАН. За мной?
ГЕЛЛЕР. Да. Где ты был сейчас?
НАТАН. Какая разница? Я гулял.

Пауза.

ГЕЛЛЕР. Знаешь, о чем я мечтал всю жизнь?
НАТАН. О чем?
ГЕЛЛЕР. Чтобы люди не врали друг другу. Или чтобы хотя бы мои дети не обманывали меня.
НАТАН. Я не обманываю тебя.
ГЕЛЛЕР. Да, ты не обманываешь. Ты просто не говоришь правды. Ты знаешь, чего мне стоило стать тем, кто я есть?
НАТАН. Конечно, отец. Это стоило тебе денег.
ГЕЛЛЕР. Больших денег!
НАТАН. У тебя много денег, отец.
ГЕЛЛЕР. Да... А ты знаешь, для чего нужны деньги? Чтобы откупаться от смерти! Посмотри, что творится вокруг? Вокруг гибнут евреи. Десятки, сотни, тысячи ни в чем неповинных людей. Детей, стариков, женщин!
НАТАН. И что ты сделал, чтобы изменить ситуацию?
ГЕЛЛЕР. Я? Я делаю, что возможно. Я тайком завожу в гетто продукты и медикаменты. Ты знаешь продовольственную норму для человека? 184 килокалории. Может человек жить на 184 килокалории в день? Нет, он не может так жить. И я это знаю, и ты это знаешь, и они (понизив голос) это все знают. Я хожу по лезвию ножа, чтобы снабжать гетто продуктами. А ты? Что делаешь ты?!
НАТАН. Что делаю я?
ГЕЛЛЕР. Да, черт возьми! Что ты делаешь, идиот?
НАТАН. Отец!
ГЕЛЛЕР (машет рукой). Не надо, не отвечай. Я и так знаю. Ты готовишь восстание.
НАТАН. Отец...
ГЕЛЛЕР. Только не говори, что это не так! Не надо врать мне, сынок.
НАТАН. Я не буду врать тебе, отец. Я на самом деле готовлю восстание.
ГЕЛЛЕР. И ты говоришь это, глядя мне в глаза? Почему ты просто не возьмешь нож и не ударишь меня прямо в сердце? Почему? Так было бы легче и тебе, и мне...
НАТАН. Отец, успокойся.
ГЕЛЛЕР. Я не успокоюсь. В то время, когда я пытаюсь сделать все, чтобы спасти людей, мой сын делает все, чтобы их уничтожить. Восстание? Зачем? Чтобы перебили вас, а потом и всех остальных? Что вы творите, мерзавцы?!
НАТАН. Мы пытаемся спасти мой народ.
ГЕЛЛЕР. Вы пытаетесь убить свой народ. Тишина, лояльность и дисциплина – вот единственный способ для еврея спастись в этом содоме.

Пауза.

НАТАН. Знаешь, какая между нами разница, отец? Ты пытаешься спасти конкретного еврея, а я пытаюсь спасти всех евреев в гетто.
ГЕЛЛЕР. Спасти?! Да вас убьют, перестреляют, как бешеных собак!
НАТАН. Мы не собаки, отец. Мы люди. И мы лучше погибнем в борьбе, чем будем медленно угасать под пятой нацистов. Хватит, отец. Хватит с евреев рабства. Мы не будем терпеть нового фараона...
ГЕЛЛЕР. Рабство, жизнь, смерть... Что ты знаешь о жизни и смерти, ты, мальчишка?! Я скажу тебе одну вещь. Послушай меня и запомни навсегда...

Стук в дверь. 
 
ГЕЛЛЕР. Кто там еще?

Дверь открывается, входит роттенфюрер Ганс. Вместе с ним – Розетта и Ривка. 

ГАНС. Здравия желаю, господин Геллер.
ГЕЛЛЕР. Розетта? Что случилось?
ГАНС. Они арестованы.
ГЕЛЛЕР. На каком основании?
ГАНС. Проникли за территорию гетто без соответствующих документов.
ГЕЛЛЕР (Розетте). Что это значит?
РОЗЕТТА. Мы ходили смотреть представление.
ГЕЛЛЕР. Ривка? Для чего я тебя держу? Чтобы ты сбивала мою дочь с пути истинного?
РИВКА. Господин Геллер...
РОЗЕТТА. Она не виновата. Это все я. Я ей пригрозила, чтобы она молчала.
ГЕЛЛЕР. Господь испытывает меня... Я думал, что хотя бы дочь моя будет мне отрадой в старости.
ГАНС. Господин Геллер, это серьезное нарушение. Я обязан посадить их обеих под стражу.
ГЕЛЛЕР. Да-да, я понимаю, роттенфюрер... (Хлопает себя по карманам). У кого-нибудь есть деньги?
РИВКА. У мня есть...

Протягивает деньги Геллеру, тот передает их Гансу. 

ГАНС (глядя на деньги). Это все?
ГЕЛЛЕР. Да, это все. И я вас больше не задерживаю.
ГАНС (бурчит негромко). Жадная еврейская свинья.
ГЕЛЛЕР. Что?!
ГАНС. Я говорю, это в последний раз. Вообще-то мы имеем право стрелять без предупреждения...

Ганс разворачивается и выходит. Все смотрят ему вслед. Геллер опирается о стол, берется за сердце. 

ГЕЛЛЕР. Дети... Вы убьете своего отца.

Сцена пятая.

Гетто. Улица. Вечер. Появляются Дитер и Адольфо. 

ДИТЕР. Стой!
АДОЛЬФО. Ну, что еще?
ДИТЕР. Я не пойду дальше.
АДОЛЬФО. Испугался?
ДИТЕР. Мне мерзко здесь находиться. Что мы делаем в этом крысятнике?
АДОЛЬФО. Тут есть одна девушка. Я тебе говорил.
ДИТЕР. Девушка? Она что, служит в СС? Она надзиратель?
АДОЛЬФО. С чего ты взял?
ДИТЕР. А что девушке делать в еврейском гетто?
АДОЛЬФО. Как тебе сказать... Ну, например, жить.
ДИТЕР. Жить?! Ты что имеешь в виду?

Адольфо пожимает плечами.

ДИТЕР. Нет! Ты это серьезно? Еврейка?! Фу! Ты извращенец!
АДОЛЬФО. Почему?
ДИТЕР. Да потому что они низшая раса... Они грязные евреи, как ты этого не понимаешь? Они же воняют!
АДОЛЬФО. Не знаю насчет остальных, но моя благоухает, как роза.
ДИТЕР. Да нет же, Адольф! Это обман! Это все еврейские штучки, их колдовство. Своими приворотными зельями они заманивают арийских мужчин, чтобы испортить нам расу.
АДОЛЬФО. Дитер, я тебя люблю, ты мой лучший друг. Но ты глуп, как дитя.
ДИТЕР. А ты просто ненормальный. Я тебя предупреждал, когда ты увлекся это полячкой... Этой певичкой. Сначала поляки, потом цыгане, евреи.
АДОЛЬФО. При чем тут множественное число? Я люблю только одну девушку.
ДИТЕР. Любишь?! Тьфу! Как ты можешь так говорить? Я понимаю, в тебе взыграла похоть. Тебя, наверное, сглазили. Но при чем тут любовь? Любовь – это светлое патриотическое чувство арийского юноши к арийской девушке. При чем тут твоя еврейка?!
АДОЛЬФО. При том, что она лучшая девушка на свете.
ДИТЕР. И ты собираешься... сделать с ней это?!
АДОЛЬФО. Да. Я собираюсь. Если, конечно, она позволит. Я хочу просить ее выйти за меня замуж...

Дитер в ужасе отступает. Он смотрит на Адольфо, прикрывает рот рукой.

ДИТЕР (в пустоту). Господи... Он на самом деле спятил. Он не помнит себя.
АДОЛЬФО. Что ты так смотришь?
ДИТЕР. Я? Ничего. Немного поздно, ты не находишь. Может, пора домой?
АДОЛЬФО. Сначала найдем ее дом. Я проследил за ней только до входа в гетто. Часовой сказал мне, что она дочка местного коммерсанта Адама Геллера.
ДИТЕР. Хорошо хоть не Рабиновича.
АДОЛЬФО. Ее дом должен быть где-то рядом. Я чувствую это.
ДИТЕР. Сегодня уже поздно и холодно. Давай прервемся и поищем завтра с утра.
АДОЛЬФО. Нет. В моем сердце огонь. Я не доживу до завтра, если не увижу ее сейчас.
ДИТЕР. Если нас здесь застанут, неприятностей не миновать. Как мы будем объясняться? Зачем мы тут?
АДОЛЬФО. Придумаем что-нибудь. На худой конец, скажем, что мы воры.
ДИТЕР. Воры? Мы? Немецкие юноши из благородных семей пришли грабить еврейских голодранцев?
АДОЛЬФО. Ну да. Обычное дело. Так они всегда и поступают, эти твои юноши из благородных семей.
ДИТЕР. Ты как хочешь, а я ухожу. Мне честь дороже твоих еврейских похождений.
АДОЛЬФО. Уходи. Я остаюсь.

Дитер идет прочь. Останавливается. Возвращается.

ДИТЕР. Адольф! Если осталась в тебе хоть капля здравого смысла, послушай меня. Давай уйдем.
АДОЛЬФО. Нет.
ДИТЕР. Это твое окончательно решение?
АДОЛЬФО. Да.
ДИТЕР. Подумай об отце. Что с ним будет, когда он узнает про твои интрижки с еврейскими шлюхами?
АДОЛЬФО (хватает его за грудки). Не смей называть ее шлюхой, ты, мерзавец!
ДИТЕР (с трудом). Как же мне ее называть? Божьей матерью, что ли?
АДОЛЬФО (отпуская его, с отвращением). Пошел вон отсюда! И не показывайся мне на глаза! Не желаю тебя видеть...
ДИТЕР. Как скажешь, друг евреев.

Дитер поправляет рубашку и идет прочь, злобно оглядываясь. Исчезает. На балконе появляется Розетта.

АДОЛЬФО. О Боже! Я нашел тебя... Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет.

Он перелезает через ограду.

РОЗЕТТА. Это ты?!
АДОЛЬФО. Я.
РОЗЕТТА.
«Как ты сюда пробрался? Для чего?
Ограда высока и неприступна.
Тебе здесь неминуемая смерть,
Когда б тебя нашли мои родные».
АДОЛЬФО.
«Меня перенесла сюда любовь,
Ее не останавливают стены.
В нужде она решается на все,
И потому – что мне твои родные!»
РОЗЕТТА.
Адольфо, подожди! Я не шучу.
Ты в самом деле здесь иль это снится?
Глазам своим не верю. Невозможно.
АДОЛЬФО.
Глазам не веришь, так поверь ушам.
Я правда здесь. Когда протянешь руку,
То сразу все сомненья отпадут.
РОЗЕТТА.
Беги отсюда. Ты не понимаешь.
Ночной патруль возьмет тебя под стражу.
АДОЛЬФО.
Тогда тебя возьму я в адвокаты.
Надеюсь, ты мне в этом не откажешь?
И как бы там ни вышло, но любовь
Не может преступлением считаться.
РОЗЕТТА. Ты сумасшедший!
АДОЛЬФО. Все так говорят.
РОЗЕТТА. Потому что это правда. Как ты меня нашел?
АДОЛЬФО. Сердце подсказало.
РОЗЕТТА. Ты просто следил за мной.
АДОЛЬФО. Это и подсказало мне сердце.
РОЗЕТТА. Ну, теперь ты знаешь, что я еврейка.
АДОЛЬФО. Ты тоже знаешь, что я немец.
РОЗЕТТА. И ты все равно признаешься мне в любви?
АДОЛЬФО. Да. И прошу твоей руки.
РОЗЕТТА. Что?!
АДОЛЬФО. Я прошу тебя выйти за меня замуж.
РОЗЕТТА (смеется). Замуж? И всего-то?
АДОЛЬФО. Я не тороплю тебя. Ты можешь подумать до завтра. Я приду вечером и ты скажешь мне «да».
РОЗЕТТА. Не будет никакого «да»!
АДОЛЬФО. Почему?
РОЗЕТТА. Потому что между нами нет ничего общего.
АДОЛЬФО. Ничего, кроме любви.
РОЗЕТТА. Как ты можешь говорить малознакомой девушке такие слова?
АДОЛЬФО. Потому что я люблю.
РОЗЕТТА. Наверное, ты наглый и развращенный. Ты соблазняешь бедных девушек и бросаешь их потом навсегда!
АДОЛЬФО. Нет. Просто я люблю тебя. И я никогда тебя не брошу.
ГОЛОС ГЕЛЛЕРА. Розетта, что там такое?
РОЗЕТТА (быстро). Ничего, папа. Все в порядке. (Тихо, Адольфо). Прошу тебя, уходи. Здесь очень опасно. Мой брат ненавидит немцев. Он работает в еврейской полиции, он убьет тебя.
АДОЛЬФО. Умереть у тебя на глазах – это будет самая счастливая смерть.
РОЗЕТТА. Вот как? А обо мне ты подумал?
АДОЛЬФО. Что?
РОЗЕТТА. Каково будет мне, если ты умрешь?
АДОЛЬФО. Так я тебе не безразличен?
РОЗЕТТА. Уходи. Сейчас же!
АДОЛЬФО. Последняя просьба.
РОЗЕТТА. Ну?!
АДОЛЬФО. Позволь поцеловать тебя.
РОЗЕТТА. Поцеловать?
АДОЛЬФО. Да.
РОЗЕТТА. И тогда ты уйдешь?
АДОЛЬФО. Да.
РОЗЕТТА. Клянешься?
АДОЛЬФО. Всеми святыми.
РОЗЕТТА. Смотри же. Ты поклялся.

Розетта подает ему руку, он поднимается на балкон. Смотрят друг на друга.

РОЗЕТТА. Мы так и будем стоять до рассвета?
АДОЛЬФО. Если можно.
РОЗЕТТА. Ты обещал уйти.
АДОЛЬФО. Но только после поцелуя.
РОЗЕТТА. Ну, так целуй.
АДОЛЬФО. И потом уйти?
РОЗЕТТА. Да. Здесь опасно для тебя.
АДОЛЬФО. Тогда не буду.
РОЗЕТТА. Что – не буду?
АДОЛЬФО. Целовать тебя.
РОЗЕТТА. Каков наглец! Я закричу!
АДОЛЬФО. И что ты крикнешь? «Спасите, он меня не целует!»?
РОЗЕТТА. Вот и верь после этого мужчинам. Ведь ты поклялся!
АДОЛЬФО. Я поклялся уйти, как только поцелую тебя. Но пока я не поцеловал, я могу оставаться.
РОЗЕТТА. Хитрый, коварный змей! Ну, так я сама тебя поцелую! Вот тебе!

Розетта целует Адольфо. Тот обнимает ее. Поцелуй затягивается. На улицу выходит Натан. Видит Розетту и Адольфо.

НАТАН (вне себя). Сестра!

Розетта вздрагивает, отрывается от Адольфо хочет заслонить его собой. 

НАТАН. Кто это там с тобою?
РОЗЕТТА. Где? Здесь никого нет.
НАТАН. Прячется за твоей спиной.
РОЗЕТТА. Ах, это. Ты его не знаешь!
НАТАН. Эй ты, трус, покажись! Не прячься.
АДОЛЬФО (выходя). Я не трус, и я не прячусь
НАТАН. Немец?! (Розетте). Ты целовалась с немцем?
АДОЛЬФО. Я люблю твою сестру!
РОЗЕТТА. Молчи, я тебя умоляю.
НАТАН. Какой позор! Что скажут люди? Моя сестра – нацистская подстилка?!
АДОЛЬФО. Не смей так говорить!

Выпрыгивает с балкона, подскакивает к Натану.

АДОЛЬФО. Я люблю твою сестру!
НАТАН. Люблю... Вы, немцы, отняли у нас все – свободу, достоинство, кусок хлеба. Вы каждый день отнимаете у нас жизнь. И ты говоришь мне о любви?
АДОЛЬФО. Я не такой, как все!
НАТАН. Ты не такой. Ты в сто раз хуже. Перед тем, как убить, ты хочешь опозорить мою сестру! Ты уже опозорил ее! Теперь она блудница, путавшаяся с врагом моего народа. Ей лучше самой наложить на себя руки.

Адольфо дает ему пощечину.

АДОЛЬФО. Никто не смеет оскорблять ее. Никто не смеет ей угрожать.
НАТАН. Ты меня ударил? Немец, ты умрешь.

Натан бросается на Адольфо. Сцепившись, они валятся на землю

РОЗЕТТА. Помогите! Кто-нибудь... Они убьют друг друга!

Слышен полицейский свисток и топот ног.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.

Сцена шестая.

Полицейский участок. Роттенфюрер, Натан, Адольфо. Роттенфюрер стоит возле двери с оружием, Адольфо ходит из конца в конец, Натан сидит на стуле со связанными руками. Вбегает штандртенфюрер Бауэр. Бросается к Адольфо.

БАУЭР (ощупывая Адольфо). Сынок! Ты жив?! С тобой все в порядке?
АДОЛЬФО (уклоняясь). Да, папа, да. Со мной все в порядке.
БАУЭР. А этот... (оборачивается, видит Натана, подходит к нему, в ярости бьет). Грязный жид! Как ты посмел коснуться моего сына?!

Натан падает со стула, Бауэр пинает его ногой. Адольфо бросается к отцу.

БАУЭР (пинает Натана). Скотина! Негодяй! Тебя вздернут на виселице, как последнюю свинью!
АДОЛЬФО. Папа, стой! Не трогай его! Он не при чем!
БАУЭР. Как – не при чем? Что ты такое говоришь? Он напал на тебя! Он хотел тебя убить!
АДОЛЬФО. Нет... Это я во всем виноват.

Адольфо помогает Натану подняться и сесть на стул, но тот резким движением плеча отталкивает его.

БАУЭР. Ты виноват? Что ты хочешь этим сказать? Ты – немец, он – еврей. Как ты можешь быть виноват?

Входит штурмбаннфюрер Шварц.

ШВАРЦ. Да, господин штандартенфюрер. При всем уважении, история не такая простая. И найти виновного будет не так легко.
БАУЭР. Что вы городите, штурмбаннфюрер? Что тут может быть сложного?
ШВАРЦ. А вы спросите у вашего сына.
БАУЭР (поворачиваясь к Адольфо). Адольф... Что он имеет в виду?

Адольфо молчит. 

ШВАРЦ. Позвольте, штандартенфюрер, провести допрос по всей форме?
БАУЭР. Ничего не понимаю, какой допрос?
ШВАРЦ. Стандартный.
БАУЭР (пожимает плечами). Ну, хорошо, если это нужно. Проводите.
ШВАРЦ (Адольфо). Скажите, Адольф, что вы делали так поздно в еврейском гетто?

Адольфо молчит.

БАУЭР. В самом деле, сынок, что ты здесь делал?
АДОЛЬФО (после паузы). Я гулял.
ШВАРЦ. Вы не находите, что это странное место для прогулок?
АДОЛЬФО. Я – свободный немец и могу гулять, где мне вздумается.
ШВАРЦ. Да, но гетто – это закрытый объект.
АДОЛЬФО. Я не знал этого.
БАУЭР. Ты не знал?!
ШВАРЦ. Предположим. Как вы оказались возле дома господина Геллера?
АДОЛЬФО. Я просто шел мимо.
ШВАРЦ. Просто шел мимо... И при каких же обстоятельствах случилась ваша драка с господином Натаном Геллером?
БАУЭР. Не драка – нападение. Гнусный еврей напал на представителя высшей расы.
ШВАРЦ. Так при каких обстоятельствах гнусный еврей напал на представителя высшей расы?

Адольфо с Натаном обмениваются быстрым взглядом.

АДОЛЬФО. Не было никаких обстоятельств.
ШВАРЦ. Значит, нападение было неспровоцировано?
АДОЛЬФО. Это я на него напал.
БАУЭР. Это просто смешно.
ШВАРЦ. Хорошо. (Натану). Господин Геллер, кто напал первым? Однако подумайте хорошенько, прежде, чем ответить. Если вы скажете, что напал Адольф Бауэр, вас могут расстрелять за клевету. Если напали вы – вас расстреляют за нападение. Так что подумайте как следует...
АДОЛЬФО. Говорю же, это я напал!
ШВАРЦ. Приберегите свое благородство для более подходящего объекта. Итак, господин Геллер, кто напал первым?
НАТАН (после паузы). Я напал...
БАУЭР. Ну вот, я так и знал. На виселицу его!
ШВАРЦ. А была у вас какая-то причина?
НАТАН. Нет. Причины не было.
ШВАРЦ. Вы понимаете, что сейчас вы лично подписали себе смертный приговор.
АДОЛЬФО. Я скажу им!
НАТАН. Нет!
АДОЛЬФО. Тебя убьют!
НАТАН. Мне все равно! Позор хуже смерти.
АДОЛЬФО. Господин штурмбанфюрер, я скажу.
НАТАН. Я запрещаю!
АДОЛЬФО. Я полез к ним в дом.
ШВАРЦ. Зачем?
НАТАН. Молчи!!
АДОЛЬФО. Я... я хотел их ограбить.
БАУЭР. Адольф, ты спятил?
АДОЛЬФО. Да. Все так и было. И тут меня увидел Натан... господин Геллер. И мы подрались.
ШВАРЦ. И как часто, господин Геллер, вы залезаете в дома к богатым евреям, чтобы их ограбить?
АДОЛЬФО. Это – первый раз.
БАУЭР. Адольф, ты понимаешь, что ты говоришь? Это уголовщина! Тебя посадят, а меня разжалуют! Ты опозорил весь наш род.
ШВАРЦ. Как ни грустно, ваш папенька прав... Вас придется арестовать и провести полное расследование.
БАУЭР. Но вы-то понимаете, что это безумие? Этого просто не могло быть.
ШВАРЦ. Он сам признался. Знаете, есть такая поговорка: признание – царица доказательств? Кстати сказать, с господина Геллера вину тоже никто не снимал.
АДОЛЬФО. Как? Почему?
ШВАРЦ. Даже защищая свое имущество, он не имел права поднимать руку на представителя высшей расы. Так что отвечать он будет по всей строгости закона.
НАТАН (Адольфо). Мерзавец... ты всех нас погубил.
ШВАРЦ (роттенфюреру, кивая на Натана). Увести!

Внезапно в комнату врывается Розетта.

РОЗЕТТА. Постойте! Подождите!

Роттенфюрер пытается ее не впустить.

РОЗЕТТА. Пустите же!
ШВАРЦ. Фройляйн?
БАУЭР. Кто это?
РОЗЕТТА. Я – Роза Геллер. Я – сестра Натана.
БАУЭР. Что ей здесь надо?
РОЗЕТТА. Они не виноваты. Ни брат, ни Адольф.
ШВАРЦ. Это интересно. А кто же виноват?
РОЗЕТТА. Я.
ШВАРЦ. Простите, не понимаю.
РОЗЕТТА. Они подрались из-за меня.
НАТАН. Сестра!
РОЗЕТТА. Да, из-за меня. Адольф пришел ко мне на свидание, его увидел Натан, и они подрались.
НАТАН (в отчаянии). Что ты наделала!
БАУЭР (Адольфо). Это правда? (Адольфо молчит). Я спрашиваю: это правда?!
АДОЛЬФО. Да, отец. Я люблю ее. И хочу на ней жениться.

Пауза. Все смотрят на Адольфо.

БАУЭР (с омерзением). Ты любишь еврейку?
АДОЛЬФО. Я люблю девушку, отец. Лучшую девушку на свете.

Бауэр отходит от него. Смотрит в сторону.

БАУЭР. Лучше бы ты был вором. Или кого-нибудь убил.
АДОЛЬФО. Отец...
БАУЭР. Я тебе не отец! У меня нет больше сына... Ты предал меня... Предал свою страну, свою расу, предал фюрера. Ты предал меня. Ты мне больше не сын. Завтра же отправишься на фронт.
АДОЛЬФО. Отец, ты не прав.
БАУЭР. Я все сказал.

Бауэр выходит вон.

ШВАРЦ (Адольфо). Молодой человек, я вас больше не задерживаю.

Адольфо идет к выходу. Останавливается, смотрит на Розетту. 

АДОЛЬФО. Прости меня.

Она опускает глаза. Адольфо выходит вон. Шварц кивает роттенфюреру на Натана. Тот поднимает его стула, ведет вон из комнаты.

РОЗЕТТА. Натан?! Куда вы его?
ШВАРЦ. С ним все будет в порядке. А вот нам с вами нужно поговорить. Серьезно поговорить... Прошу.

Он пропускает ее вперед. Она выходит, он – следом за ней.

Сцена седьмая.

Геллер сидит за столом, уперев голову в руки. Входит Натан. Он необычно тих и задумчив.

ГЕЛЛЕР (после паузы). Как бы ты ни жил, судьба все равно тебя достанет. (Пауза). Живешь, постоянно оглядываясь, рассчитывая каждый шаг, стараясь все предусмотреть.
НАТАН. Все не предусмотришь.
ГЕЛЛЕР. Конечно. Как можно предусмотреть, что сын у тебя окажется еврейский террорист? Или дочка влюбится в нациста? Да такое и праотец Адам не смог бы предусмотреть...
НАТАН. Не вини ее, отец.
ГЕЛЛЕР. Я не виню. У меня кончились упреки.
НАТАН. Мне надо было сразу его убить.
ГЕЛЛЕР. Если бы ты убил этого мальчика, ты убил бы и себя. А значит, и меня. И, в конечном итоге, всю семью.
НАТАН. Мы и так убиты. Убиты позором.
ГЕЛЛЕР. Позор не навсегда. Пройдут месяцы, годы. Все забудется. В конце концов, можно попытаться уехать.
НАТАН. Нас никто не выпустит.
ГЕЛЛЕР. Времена меняются. К тому же деньги решают все. Да... Во всяком случае, я всегда так думал. Я все время думал о деньгах, делал деньги, умножал их. Я верил, что когда придет тяжелый час, деньги спасут нас. Я думал о деньгах, а думать надо было о детях. Как вышло, что вы выросли другими, не такими, как мы?
НАТАН. Дети всегда растут другими, отец.
ГЕЛЛЕР. Вы выросли совсем другими. Как будто народ наш не знал фараонского плена и трех тысяч лет рассеяния. Вся мудрость еврейского народа не для вас писана. Почему так?
НАТАН. Я не знаю, отец.
ГЕЛЛЕР. Нет, ты не подумай. Я не виню вас. Мне даже нравится. Мне нравится, что ты никого не боишься. Мне нравится, что Роза живет так, как будто не знает, что вокруг нас – смертельные враги. Жить, забыв о врагах – это дорогого стоит, поверь мне.

Натан подходит, садится рядом, обнимает отца.

ГЕЛЛЕР. Почему на нас все время валятся такие страшные беды? Неужели мы – самый плохой народ на земле?
НАТАН. Нет, отец. Этого не может быть.
ГЕЛЛЕР. Конечно, не может. Народ, у которого есть такие дети, как ты и моя дочь, не может быть худшим народом на земле. Напротив. Мы – избранный народ. Наш Бог – Бог Авраама, Исаака и Израиля. И Бог, который избрал нас, нас же испытует. Мы терпели много тысяч лет, вытерпим и дальше. Но знаешь, о чем я всегда мечтал?
НАТАН. О чем?
ГЕЛЛЕР. Я мечтал, что однажды мы перестанем быть избранным народом. Мы сольемся с остальным человечеством, и Бог перестанет нас испытывать. И мы не будем больше бояться за свою жизнь, и за жизнь наших близких. Мы будем жить, как все, трудиться, как все и никто никогда не нашьет нам на плечо звезду Давида, чтобы сделать из нас мишень. Я знал, что я не доживу до этих времен. Но я надеялся, что доживете вы, мои дети. И вы доживете, я клянусь вам. Даже если я сгорю в газовой печи, вы все равно доживете. Настанет время, когда, перед тем, как взять девушку в жены, никто не будет спрашивать, еврейка ли она? Настанет время, когда слово еврей перестанет быть проклятием. Я верю в это...

Появляется Ривка. 

ГЕЛЛЕР. Ривка, это ты?
РИВКА. Кто же еще?
ГЕЛЛЕР. Где моя дочь?
РИВКА. Она снаружи.
ГЕЛЛЕР. Пусть войдет.
РИВКА. Она боится.
ГЕЛЛЕР. Ничего. Пусть войдет.

Ривка выходит. Появляется Розетта. Стоит, потупясь.

ГЕЛЛЕР. Он действительно хороший мальчик?
РОЗЕТТА (с воодушевлением). Он самый лучший. Папа, если бы ты знал, какой он!
ГЕЛЛЕР. Я верю тебе. Верю. Я знаю, моя дочь не могла полюбить плохого человека.

Пауза.

ГЕЛЛЕР. Подойди поближе. Сядь.

Розетта садится. 

ГЕЛЛЕР. Я мог бы рассказать тебе, в каком мире мы живем. Я мог бы объяснить тебе, что немцы не считают нас за людей. Я мог бы сказать, что один хороший немец не делает погоды. Но я не буду ничего этого говорить. Просто скажу, что жизнь твоя в опасности и ты должна уехать отсюда.
РОЗЕТТА. Уехать? Без вас? Одна?
ГЕЛЛЕР. Без нас. Но не одна. Есть очень хороший и очень богатый человек, его фамилия Ауэрбах. Он швейцарский гражданин. Он готов взять тебя в жены и вывезти отсюда.
РОЗЕТТА. Но меня не выпустят.
ГЕЛЛЕР. Говорю тебе, он очень богатый человек. Этот вопрос будет решен. Он немного старше тебя, но это и к лучшему.
РОЗЕТТА. Но папа, я не хочу замуж! Во всяком случае, не за какого-то там Ауэрбаха!
ГЕЛЛЕР (помолчав). Скажи, штурмбанфюрер Шварц уже делал тебе непристойные предложения?
РОЗЕТТА (ошеломлена). Откуда ты знаешь?
ГЕЛЛЕР. Это только начало. Ты не сможешь сопротивляться. А я не смогу тебя защитить.
НАТАН. Зато я смогу!
ГЕЛЛЕР. Конечно, ты сможешь. Ты убьешь первого, кто станет ее домогаться, а потом убьют тебя. И гетто не встанет на нашу защиту, потому что в глазах всех ты блудница, немецкая подстилка...
РОЗЕТТА. Папа, как ты можешь?!
ГЕЛЛЕР. Я говорю не о себе. Я говорю о людях. Люди жестоки. Для них твой Адольф такое же исчадие ада, как и его тезка. И ты, сходясь с ним, спасаешь свою жизнь за их счет.
РОЗЕТТА. Но я не хочу замуж! Это насилие!
ГЕЛЛЕР. Это единственный разумный выход. Выйти замуж и уехать.
РОЗЕТТА. Я лучше умру, чем выйду за нелюбимого.
ГЕЛЛЕР. Да, ты умрешь. Ты будешь сопротивляться и умрешь. Но только сначала умрем мы с Натаном, потому что будем защищать тебя до последнего вздоха, до последней капли крови.

Пауза.

РОЗЕТТА. Когда я должна дать окончательный ответ?
ГЕЛЛЕР. Никто не просит тебя дать ответ. Все уже решено.

Розетта цепенеет. Геллер встает, целует Розетту в лоб, идет прочь. Следом за ним выходит Натан. 

РОЗЕТТА. Я знала, что когда-то умру, но не знала, что так... (Внезапно кричит). Ривка!
РИВКА (вбегая). Что вы кричите?! Что случилось?
РОЗЕТТА (отрывисто). Ривка, меня выдают замуж. За богатого старого еврея.
РИВКА. Какое счастье!
РОЗЕТТА. Ты издеваешься?
РИВКА. Пора бы вам уже взяться за ум... Нельзя всю жизнь летать бабочкой да миловаться с немцами.
РОЗЕТТА. Замолчи. Сейчас же.
РИВКА. Тогда зачем вы меня звали? Чтобы я молчала?
РОЗЕТТА. Нет. Мне нужна твоя помощь.
РИВКА. Какая еще помощь?
РОЗЕТТА. Ты мне поможешь выйти в город.
РИВКА. Опять? Ни за что не пойду я в ваш этот город! Господин роттенфюрер сказал, что в следующий раз будет стрелять без предупреждения. Не знаю, как в вас, но в меня он точно попадет.
РОЗЕТТА. Тебе не надо будет никуда выходить. Просто отвлечешь караул.
РИВКА. Отвлеку караул? Как же это, интересно? Может быть, брошу в них гранатой? Или перережу всех по очереди?
РОЗЕТТА. Ривка, ты же женщина!
РИВКА. И что теперь? Вы думаете, господа караульные польстятся на мои прелести?
РОЗЕТТА. Это не нужно. Ты просто споешь им.
РИВКА. Спою?
РОЗЕТТА. Споешь и станцуешь.
РИВКА. За кого вы меня держите?
РОЗЕТТА. За звезду варьете. Ты помнишь, как рукоплескали тебе в театре?
РИВКА. Это не мне, а вам.
РОЗЕТТА. Нет, это нам. Тебе – и немножко мне. Ты помнишь, даже господин генерал-фельдмаршал был в восторге? А ведь он наполовину еврей.
РИВКА. Наверное, вы правы... Но я не знаю, что мне петь.
РОЗЕТТА. Не бойся. Я тебя всему научу. Идем.

Она берет Ривку за руку и выбегает.

Сцена восьмая.

Город. Перед домом Бауэра. Появляется Розетта в маске. Поет и танцует арию Розалинды.

РОЗЕТТА (поет).
«Сердце, ты снова огнём любви объято...»

С балкона выглядывает Адольфо.

АДОЛЬФО. Это ты?!
РОЗЕТТА. Ах, ясновельможный пан, подайте что-нибудь на пропитание бедным уличным актерам... Уж мы не останемся в долгу, будьте уверены!
АДОЛЬФО. Стой здесь... (Убегает, возвращается снова). Не двигайся!

Адольфо исчезает. Розетта в маске смеется, пританцовывет. Появляется Мильх.

МИЛЬХ. Так вот вы где?!
РОЗЕТТА (делая неприступный вид). Что вам угодно?
МИЛЬХ. Мне угодно снять с вас эту маску. (Тянет к ней руку).
РОЗЕТТА. Как вы смеете?! (Дает ему пощечину).
МИЛЬХ. Ого! Черт побери... (трет щеку) .Однако увесистая ручка у этой певички. Вы знаете, кто перед вами? Я – генерал-фельдмаршал Эрхард Мильх.
РОЗЕТТА. Да хоть бы сам фюрер. Я честная девушка и не позволю себя лапать.
МИЛЬХ. Но ведь вы – пани Беата, так?
РОЗЕТТА. Вы с ума сошли!
МИЛЬХ. Я имею в виду – фальшивая пани Беата...
АДОЛЬФО (появляясь). В чем дело, генерал-фельмаршал?
МИЛЬХ. Вот, Адольф, полюбуйтесь. Эта юная прелестница не желает снимать маску. Но только это ей не поможет. У меня есть все основания полагать, что она – шпионка. И мы сейчас это выясним.

Он снова тянет руку, но ее перехватывает Адольфо.

АДОЛЬФО. Секунду, Эрхард. Эта юная прелестница – моя невеста.
МИЛЬХ. Вы шутите?
АДОЛЬФО. Это чистая правда.
МИЛЬХ. Невеста – полячка? Вы меня разочаровали, Адольф. Или все-таки она немка?

Адольфо смотрит на Розетту.

РОЗЕТТА. Что за вопрос, фельдмаршал? Естественно, я немка.
МИЛЬХ. Да-да, я и сам вижу. Милый баварский акцент. Но что же вы тут делаете в таком наряде?
АДОЛЬФО. Это романтическая игра. Мы как Ромео и Джульетта. Ингрид поет мне серенады под балконом.
МИЛЬХ. В таком случае, вы перепутали места. Ваша Джульетта должна быть на балконе, а вы – внизу.
АДОЛЬФО. У нас... вольная интерпретация.
МИЛЬХ. Скажите, Ингрид, пару дней назад вы не танцевали назад на сцене театра?
РОЗЕТТА. Я танцую только для моего жениха.
МИЛЬХ. О как это верно! Вот подлинная преданность. А нынешние девушки воспитаны не в такой строгости. Ну, что ж, не буду вам мешать. Фройляйн Ингрид, был очень рад знакомству... (Целует Розетте руку).
РОЗЕТТА. Взаимно.
МИЛЬХ (Адольфо). Привет вашему папеньке.
АДОЛЬФО. Непременно...

Мильх уходит. Адольфо снимает с Розетты маску, обхватывает ее и кружится с ней на руках. 

АДОЛЬФО. Как я счастлив!
РОЗЕТТА. Я боялась, что тебя уже отправили на фронт.
АДОЛЬФО (смеется). Это не так скоро делается.
РОЗЕТТА. Поставь меня на место! У меня кружится голова!
АДОЛЬФО (ставя ее на землю). Сейчас мы это исправим. Лучшее в мире лекарство от головокружения! (Целует Розетту). Как теперь?
РОЗЕТТА. Еще больше кружится!
АДОЛЬФО. Тогда добавочная порция.

Снова целует Розетту.

РОЗЕТТА (отрываясь от него). Перестань! Как тебе не совестно целовать девушку на глазах у всех?
АДОЛЬФО. Но ведь ты моя невеста. И не отпирайся, ты сама призналась.

Лицо у Розетты меняется, она смотрит на Адольфо с тоской и болью.

АДОЛЬФО. Что с тобой?
РОЗЕТТА. Меня хотят выдать замуж.
АДОЛЬФО. Что?.. Не может быть...
РОЗЕТТА. Отец считает, что только так можно меня спасти. Выдать замуж и увести в Швейцарию.
АДОЛЬФО (глухо). И что же ты?
РОЗЕТТА. Как ты можешь спрашивать?! Я люблю только тебя, и замуж выйду только за тебя.
АДОЛЬФО. Тогда мы сделаем это прямо сейчас! Мы женимся – здесь, сейчас.
РОЗЕТТА. Ты правда этого хочешь?
АДОЛЬФО. Конечно.
РОЗЕТТА (с грустью). Но ведь я еврейка. Я недочеловек. Мои родные и весь мой народ – унтерменши. Я живу в гетто. Может быть, всю жизнь буду жить там.
АДОЛЬФО. Мне все равно. Я люблю тебя, и буду любить, кем бы ты ни была. И я вытащу тебя из любого гетто.
РОЗЕТТА. И что ты предлагаешь?
АДОЛЬФО. Как – что? Поженимся. Иди за мной, тут есть один кюре...
РОЗЕТТА. Постой.
АДОЛЬФО. Что такое?
РОЗЕТТА. Кюре не подойдет.
АДОЛЬФО. Тогда католический ксендз?
РОЗЕТТА. Нет. Никто из христиан.
АДОЛЬФО. Но почему?
РОЗЕТТА. Во-первых, нас никто не обвенчает. Это запрещено.
АДОЛЬФО. Мы не скажем, что ты еврейка. Мы дадим ему денег.
РОЗЕТТА. Нет. Это будет обман. А, кроме того, этот брак не признают мои родные. Меня выдадут замуж заново, и увезут.
АДОЛЬФО. Но что же делать?
РОЗЕТТА. Я не знаю...

Пауза.

РОЗЕТТА (плачет). Прости. Наверное, нам не судьба быть вместе.
АДОЛЬФО. Не смей так говорить!
РОЗЕТТА. Но что же нам делать? Я так люблю тебя – и не могу быть с тобой!
АДОЛЬФО (обнимая ее). Должен быть какой-то выход!
РОЗЕТТА. Любимый мой...
АДОЛЬФО. Любимая.
РОЗЕТТА. Мне так горько сейчас. Так горько и обидно.
АДОЛЬФО. Я никому тебя не отдам. Ты будешь моей, навсегда.
РОЗЕТТА. Как бы я этого хотела! Но нас никто не спросит... Вот если бы ты был евреем.
АДОЛЬФО. Евреем?
РОЗЕТТА. Да. Тогда бы все решилось очень просто. Но ты ведь не еврей.
АДОЛЬФО. Я не еврей, это правда. (Молчит, потом смотрит на Розетту). Но... я могу им стать.
РОЗЕТТА (смотрит на него). Что ты сказал? Я не расслышала.
АДОЛЬФО. Я могу стать евреем. Точнее, иудеем. Но ведь это все равно. Тогда нас смогут поженить ваши раввины?
РОЗЕТТА (после паузы). Ты понимаешь, что ты говоришь?  
АДОЛЬФО. Я понимаю.
РОЗЕТТА. Нет, ты не понимаешь.
АДОЛЬФО. Розетта, мы сможем быть вместе. И нас никто не разлучит. Это главное.
РОЗЕТТА. Сейчас ты – немец. Ты стоишь на вершине мира. Тебе все подвластно. А я – еврейка. Я копошусь в самой глубокой пропасти, вместе с червями. Еврея можно унизить, оскорбить, даже убить – и убийца не будет наказан. И ты хочешь по доброй воле упасть в эту пропасть?
АДОЛЬФО. Я хочу быть с тобой, все остальное безразлично.
РОЗЕТТА. Нет.
АДОЛЬФО. Нет?
РОЗЕТТА. Я не могу принять этой жертвы.
АДОЛЬФО. Это не жертва.
РОЗЕТТА. Я же сказала – нет! Никогда, ты слышишь, никогда!

Отворачивается.

АДОЛЬФО. Значит, ты отказываешься от меня? Ты выйдешь замуж за швейцарца и навсегда уедешь отсюда? И мы больше не увидимся?
РОЗЕТТА (бросается к нему). Нет! Как ты можешь так говорить? Я люблю тебя больше всего на свете, я жизнь за тебя отдам.
АДОЛЬФО. Но ты не разрешаешь мне быть с тобой вместе...
РОЗЕТТА (прижимается к нему, с отчаянием). Адольфо! Какие же мы несчастные!
АДОЛЬФО. Нет-нет. Мы очень счастливые. Потому что мы любим друг друга. И мы поженимся.
РОЗЕТТА. Я никогда не прощу себе, что позволила...
АДОЛЬФО. Чтобы стать иудеем, мне не нужно твоего позволения. А там тебе все равно будет некуда деваться. Не бросишь же ты меня, когда из богатого немца я стану бедным евреем?
РОЗЕТТА. Я никогда тебя не брошу!
АДОЛЬФО. Ну, так что мне надо делать?

Розетта думает. Потом смотрит на Адольфо.

РОЗЕТТА (робко). У нас в гетто есть старый раввин. Зовут его Ури. Он очень добрый. Он нам поможет...
АДОЛЬФО. Не будем терять времени!

Они убегают. 

Сцена девятая.

Геллер сидит за столом над финансовыми бумагами. Открывается дверь, входит штумбаннфюрер Шварц.

ШВАРЦ. Здравствуйте, Адам.
ГЕЛЛЕР (вставая). Господин штурмбаннфюрер!
ШВАРЦ. Просто Шварц, Адам, просто Шварц. Ведь мы с вами друзья, не так ли?
ГЕЛЛЕР. О, да господин Шварц. Мы друзья. И, кстати, о дружбе. (Вытаскивает из ящика деньги). Вот, остаток моего долга, полторы тысячи.
ШВАРЦ. Ну, это не срочно... А, впрочем, давайте. (Прячет деньги). И, кстати, за вами еще небольшой должок.
ГЕЛЛЕР. Еще?
ШВАРЦ. Ну да. Помните, на днях, когда была эта некрасивая история с дракой. Пришлось выручать вашего сына.
ГЕЛЛЕР. Но он был не виноват!
ШВАРЦ. Ах, господин Геллер, вы же знаете, в каком жестоком мире мы живем. Еврей всегда виноват, даже если он прав. Какая забавная максима, не находите?
ГЕЛЛЕР. Да. Очень забавная. И сколько же я вам должен?
ШВАРЦ. Сущие пустяки. Пять тысяч.
ГЕЛЛЕР. Пять тысяч?!
ШВАРЦ. Но это не срочно. Это может и подождать.

Пауза. Геллер думает.

ГЕЛЛЕР. Я отдам вам эти деньги, господин Шварц.
ШВАРЦ. О, я не сомневаюсь.
ГЕЛЛЕР. Прямо сейчас у меня их нет. Но я выдаю свою дочь замуж, и вопрос будет решен...
ШВАРЦ. Выдаете замуж? Вы, наверное, хотели сказать – выдали?
ГЕЛЛЕР. То есть как – выдали?
ШВАРЦ. Ну да. Муж – молодой еврей, кажется, не из нашего гетто.
ГЕЛЛЕР. Молодой еврей? Я не понимаю, что вы такое говорите, господин Шварц. Как моя дочь могла выйти замуж, а я этого не знаю?
ШВАРЦ. Видимо, втайне от вас, дорогой Адам. Вы же знаете, сейчас молодежь не соблюдает традиции, хочет жить своим умом. Очень печально, очень.

Пауза. Геллер пытается придти в себя.

ГЕЛЛЕР. Кто вам сказал об этом?
ШВАРЦ. Вы знаете, у меня свои источники.
ГЕЛЛЕР (вид его страшен). Я не верю. Это клевета...
ШВАРЦ. А вы спросите у нее сами. Вряд ли она вам соврет... Ну, с вашего позволения, откланиваюсь. Дела, дела...

Шварц выходит. Геллер секунду стоит неподвижно.

ГЕЛЛЕР (страшным голосом). Ривка!!!

Вбегает Ривка.

ГЕЛЛЕР. Это правда?
РИВКА. Что, ваша милость?
ГЕЛЛЕР. Что Роза стояла под хупой?

Ривка, дрожа, падает на колени.

РИВКА. Господин Геллер, я не виновата... Я ничего не знала, я просто отвлекала караул.
ГЕЛЛЕР. Ты ей помогала...
РИВКА. Клянусь вам, я не знала!
ГЕЛЛЕР. Я тебя убью, Ривка! Задушу своими собственными руками!
РИВКА (падает перед ним ниц). Простите, хозяин!
ГЕЛЛЕР (борется с желанием пнуть ее). Вон отсюда...

Ривка вскакивает и бежит прочь. 

ГЕЛЛЕР (вслед). И позови мне Розу!

Ривка выбегает из комнаты. Входит Натан.

НАТАН. Отец, что случилось?
ГЕЛЛЕР. Твоя сестра вышла замуж втайне от меня.
НАТАН. Этого не может быть!
ГЕЛЛЕР. Еще как может!

Появляется Розетта. Вид у нее смущенный, но дерзкий.

ГЕЛЛЕР. Это правда?

Розетта молчит.

ГЕЛЛЕР. Я спрашиваю, это правда?!
РОЗЕТТА. Да.

Пауза. 

ГЕЛЛЕР. Как его зовут?
РОЗЕТТА. Даниил.
ГЕЛЛЕР. Фамилия?
РОЗЕТТА. Бауэр.
ГЕЛЛЕР. Как?!
РОЗЕТТА. Бауэр.
ГЕЛЛЕР. Он что, немец?
РОЗЕТТА. Он был немцем. Он принял гиюр. Теперь он иудей. Это сын штандартенфюрера Бауэра.
ГЕЛЛЕР. Я схожу с ума... И ты стояла с ним под хупой?
РОЗЕТТА. Да. Теперь мы муж и жена.

Пауза. Геллер думает.

ГЕЛЛЕР. Нет.
РОЗЕТТА. Что – нет?
ГЕЛЛЕР. Ты осквернила себя, но вы не муж и жена.
РОЗЕТТА. Отец!
ГЕЛЛЕР. Я не принимаю этого брака. Раввинат не признает его действительным.
РОЗЕТТА. Как ты можешь?!
ГЕЛЛЕР. Я могу! А вот как ты могла обмануть всех и подло, в ночи, сочетаться браком с нацистом?!
РОЗЕТТА. Он не нацист!
ГЕЛЛЕР. Он рожден нацистом, был и останется нацистом. А ты никогда не станешь ему женой.
РОЗЕТТА. Я уже ему жена!
ГЕЛЛЕР (Натану). Натан, нужно будет вывезти ее из гетто. И как можно скорее.
НАТАН. Да, отец, я организую.
ГЕЛЛЕР. Если потребуются деньги, я найду.
НАТАН. Нет, отец деньги не нужны.
ГЕЛЛЕР. Вопрос с господином Ауэрбахом я решу в ближайшее время... (не выдержав, Розетте). Блудница!! Как ты могла?!
РОЗЕТТА. Говори, что хочешь. Даниил теперь мой муж. И этого ничто не изменит.
ГЕЛЛЕР. Увидим. (Кричит). Ривка!

Вбегает Ривка.

ГЕЛЛЕР. Встань здесь, на пороге, как ангел с огненным мечом. Никого не впускай, и никого не выпускай.
РИВКА. Слушаю, хозяин.
ГЕЛЛЕР. Если она убежит, отправишься в концлагерь.
РИВКА (в ужасе). Хозяин...
ГЕЛЛЕР (кричит). Клянусь, я не шучу! (Натану). Идем, Натан. У нас много дел.

Натан и Геллер выходят. Розетта смотрит на Ривку.

РИВКА. Нет. Пани Роза, пожалуйста, не просите меня.
РОЗЕТТА. Ты знаешь меня, Ривка.
РИВКА. Я вас умоляю!
РОЗЕТТА. Ты знаешь, что я умру без него.
РИВКА. Пани Роза! Я не хочу в концлагерь!
РОЗЕТТА. Он не пошлет тебя в концлагерь. Отец – добрый человек.
РИВКА. Вы не понимаете, что такое еврейский гнев. Он поклялся.
РОЗЕТТА. Ривка! Ты была мне второй матерью...
РИВКА. Я и так виновата. Я плохо следила за вами. Если бы не я, ничего бы этого не было.
РОЗЕТТА. Ривка, это судьба. И что бы там ни случилось, я счастлива, что узнала настоящую любовь.
РИВКА. Ах, пани Роза, любовь – это все хорошо для богатых девушек вроде вас. А что делать мне?
РОЗЕТТА. Выпусти меня, Ривка.
РИВКА. Не могу.
РОЗЕТТА. Я не переживу разлуку с ним. Мой смерть будет на твоей совести.
РИВКА. Это все только разговоры. А концлагерь – это правда.
РОЗЕТТА. Ладно. Мне нечего терять.

Розетта хватает со стола нож, вскакивает на окно.

РОЗЕТТА. Ты выпустишь меня, или я умру.
РИВКА. Нет. Пани Роза, я не могу.
РОЗЕТТА. Считаю до трех. Раз... два... три!

Замахивается ножом.

РИВКА. Стойте... Стойте. Я вас знаю. Вы и не такое можете. Пани Роза, неужели нельзя по другому?
РОЗЕТТА. Прости, Ривка. Нельзя.

Ривка секунду смотрит на нее. По щекам у нее текут слезы.

РИВКА. Ударьте меня.
РОЗЕТТА. Что?
РИВКА. Ударьте меня, пани Роза. И посильнее. Чтобы я потеряла сознание.
РОЗЕТТА. Ривка!

Розетта бросается к Ривке, обнимает ее, целует и выбегает вон.

РИВКА (вслед). А ударить?!

Но Розетта уже далеко. Ривка со вздохом сжимает кулак и бьет им себя по лицу. Падает на диван... Становится темно.

Сцена десятая.

Два эсэсовца сидят на посту, играют в шашки. 

ПЕРВЫЙ. Повезло нам с работой... Сидишь в гетто, сторожить грязных евреев.
ВТОРОЙ. Все лучше, чем на фронте вшей кормить.
ПЕРВЫЙ. Да... И лучше, чем в концлагере. Здесь только сторожить, а там еще и...
ВТОРОЙ. Наше дело маленькое. Что начальство скажет, то и сделаем. Скажут сторожить – будем сторожить. Скажут «и» – сделаем «и».
ПЕРВЫЙ. А правда, что в концлагерях из них мыло варят?
ВТОРОЙ. А что же из них варить – «шанель номер пять»?
ПЕРВЫЙ. Еще, говорят, абажур из кожи делают.
ВТОРОЙ. Я бы такой абажур не купил.
ПЕРВЫЙ. Почему?
ВТОРОЙ. Это все равно, что дома еврея поселить.

Появляется Розетта. Эсэсовцы вскакивают.

ВТОРОЙ. Стоять! Проход запрещен!
РОЗЕТТА. Господа, мне очень нужно.
ВТОРОЙ (толкая ее в грудь автоматом). Проход запрещен.
РОЗЕТТА. Это вопрос жизни и смерти.
ВТОРОЙ. Пошла вон, еврейская шлюха.
ПЕРВЫЙ. Ну, ты того, не очень заводись...
ВТОРОЙ. Я их знаю. Пока они нас отвлекают, где-нибудь их боевики проход копают.
РОЗЕТТА. У меня нет денег, чтобы заплатить вам.
ПЕРВЫЙ. Еще бы. У кого есть деньги, в гетто не сидит.
РОЗЕТТА. Я предлагаю обмен. (Снимает перстень). Вот. Он очень дорогой.

Второй берет перстень, разглядывает его. Прячет в карман.

РОЗЕТТА. Спасибо.

Розетта пытается пройти, но второй отпихивает ее назад.

ВТОРОЙ. Проход запрещен.
РОЗЕТТА. Но ведь мы договорились?
ВТОРОЙ. Назад.
РОЗЕТТА. Пустите меня! Мне нужно выйти!
ВТОРОЙ. Назад, кому сказано.
РОЗЕТТА. Ах, так! Я все равно выйду...
ПЕРВЫЙ. Стреляем без предупреждения.
РОЗЕТТА. А я все равно выйду. Посмотрим, хватит ли у вас духу выстрелить в беззащитную девушку.

Розетта обходит второго и выходит из ворот. 

РОЗЕТТА. Вот вам!

Поворачивается, идет дальше. Второй дает ей в спину автоматную очередь. Розетта поворачивается, на лице ее удивление. Она падает на землю.

ПЕРВЫЙ (второму). Ты что делаешь?
ВТОРОЙ. Проход запрещен.

Появляется запыхавшийся Натан.

НАТАН. Господа эсэсовцы, здесь не проходила девушка?
ВТОРОЙ (поднимая автомат). Назад!
НАТАН. Такая юная, красивая... ей только шестнадцать лет...

Осекается, видя лежащую на земле Розетту.

НАТАН. Сестра... Роза...

Ничего не видя вокруг, идет к ней. Второй перед ним пятится, держа автомат наизготовку.

ВТОРОЙ. Назад, назад, назад...
НАТАН. Они убили тебя. Они убили...
ВТОРОЙ (в панике). Назад!

Второй дает очередь по Натану. Тот падает. Первый подходит к Натану, смотрит.

ПЕРВЫЙ. Готов.
ВТОРОЙ. Проход запрещен.
ПЕРВЫЙ. А девчонка красивая была. Жалко, еврейка.
ВТОРОЙ. Звони в юденрат. Пусть забирают свою падаль.

Сцена одиннадцатая.

Дом Бауэра. Мильх, Бауэр, Адольфо.

МИЛЬХ. Герберт, это правда?
БАУЭР. Что именно, Эрхард?
МИЛЬХ. Вы собрались отправить Адольфа на фронт?
БАУЭР (неохотно). Я думаю об этом.
МИЛЬХ. И куда же вы хотите его определить?
БАУЭР. В пехоту.
МИЛЬХ. Что за блажь? Кормить собою русских вшей? Если уж так приспичило защищать родину, пусть идет к нам, в люфтваффе.
БАУЭР. Нет уж. Знаю я ваших орлов. Попойки, женщины, карты. А моему сыну нужно увидеть реальную жизнь. Пусть прочистит мозги в окопах.
МИЛЬХ. Как вы суровы, штандартенфюрер. А как же его невеста?
БАУЭР (подозрительно). Невеста? (Смотрит на Адольфо). Какая еще невеста?!
МИЛЬХ. Он что, вам не сказал? Прекрасная фройляйн Ингрид.
БАУЭР (напряженно). Немка?
МИЛЬХ. И какая! Насколько я могу судить, из старого аристократического рода. А мне можете верить, как никак, я ведь сам барон.
БАУЭР (Адольфо). Я вижу, ты, наконец, взялся за ум.
АДОЛЬФО. Да, отец.
МИЛЬХ. А в чем дело? Вы меня заинтриговали.
БАУЭР. Так, ничего.
МИЛЬХ. Нет, в самом деле. Адольф, вы серьезно проштрафились?
БАУЭР. Так, легкое помешательство.
МИЛЬХ. В чем же оно выразилось?
БАУЭР. Не хочу даже говорить.
МИЛЬХ. Герберт, перестаньте. Неужели мне придется подключать абвер, чтобы узнавать ваши семейные тайны?
БАУЭР. Надеюсь, абверу об этом ничего не известно.
МИЛЬХ. Но может ведь стать известно, а, Герберт? Нечего скромничать, говорите, все как есть.
БАУЭР. Ну, словом, он увлекся одной певичкой.
МИЛЬХ. Всего-то? Кто из нас не увлекался певичками в юности? Вы что-то не договариваете...
БАУЭР. Она... черт! Она... Короче говоря, она не вполне чистокровна.
МИЛЬХ. О, как это пикантно! Знаете, Герберт, неполноценные женщины бывают очень горячими. Немецкая женщина – это в первую очередь мать и жена. Ну, а эти моралью не скованы. В постели они откалывают такие штуки!
АДОЛЬФО. Отец, мне неприятен этот разговор. Ты же знаешь, это в прошлом.
БАУЭР. В самом деле. Оставим это.
ШВАРЦ. Оставим так оставим. Кстати, а кто она по национальности?
БАУЭР. Я не знаю. Румынка, кажется... или полячка. Они все на одно лицо.
ШВАРЦ. Но Адольф-то наверняка знает.
АДОЛЬФ. Я не спрашивал у нее. (Язвительно). Тем более, как папа говорит, они все на одно лицо.
ШВАРЦ. Ну, в юности все мы совершаем ошибки. Неважно кто, главное, что не еврейка.
АДОЛЬФО (закипая). Вот как? Почему же не еврейка? Или, на ваш взгляд, они недостаточно горячи в постели?
ШВАРЦ (бьет кулаком по столу). Адольф! Как ты смеешь?
МИЛЬХ. Ничего-ничего. Юноша любознателен, это так естественно в его возрасте. (Адольфо). Видите ли, Адольф, еврейская женщина – это даже и не женщина в прямом смысле слова. Как еврейский мужчина – не совсем мужчина.
АДОЛЬФО. Что вы имеете в виду?
МИЛЬХ. Согласно последним научным исследованиям они – андрогины. Совмещают в себе свойства мужского и женского пола...
БАУЭР. Эрхард, я вас умоляю!
МИЛЬХ. Нет-нет, почему же. Это очень любопытно с научной точки зрения. Таким образом, ложась в постель с еврейской женщиной, вы ложитесь в постель с...
АДОЛЬФО. Замолчите!
МИЛЬХ. Что?
АДОЛЬФО. Заткнитесь, или я вас убью.
МИЛЬХ. Герберт, это что, шутка? Тогда мне не смешно.
АДОЛЬФО. Вы подлец, господин фельдмаршал. И я вызываю вас на дуэль.
БАУЭР. О, Господи, за что мне это все! (Мильху). Не слушайте его, Эрхард! Он не в себе, он совершенно сошел с ума.
МИЛЬХ. Да, здоровым его не назовешь...
БАУЭР (хватая Адольфо и выталкивая его). Пошел вон отсюда!
АДОЛЬФО. Я не уйду. Пусть он ответит за свои слова.
БАУЭР (ревет). Вон, или я задушу тебя собственными руками!.

Стук в дверь. Все замолкают. Стук повторяется. Он какой-то механический, безжизненный. Бауэр подходит, открывает дверь. На пороге стоит Ривка. Она опустила голову и прижала ладони к лицу. 

БАУЭР. Кто вы? Что вам нужно?
АДОЛЬФО (отпихивает отца, бросается к Ривке). Ривка? Что случилось?

Ривка отрывает ладони от лица, поднимает голову. Лицо ее заплакано. По нему струятся слезы. 

АДОЛЬФО. Что?!!
РИВКА. Пани Роза...
АДОЛЬФО. Что с ней?! Говори!

Ривка закрывает лицо руками, всхлипывает. Адольфо выбегает вон. За ним бросается Бауэр.

БАУЭР. Адольф, подожди! Стой, я тебе говорю! Я приказываю!

Бауэр выбегает вон.

МИЛЬХ. Это какой-то сумасшедший дом. (Подходит к Ривке). Откуда взялась эта жидовка? Эй, грязная тварь! Что ты здесь делаешь? Как ты посмела сюда войти?! Отвечай, когда тебя спрашивает ариец!

Ривка отрывает руки от лица, смотрит на Мильха с ненавистью и дает ему тяжелую пощечину. Потом бьет отшатнувшегося Мильха ногой в пах. Разворачивается и уходит.

МИЛЬХ (стоит, согнувшись). Дьявол... Что тут происходит? (Ревет). Я убью эту ведьму!!

Выхватывает пистолет, выбегает вон.

Сцена двенадцатая.

Морг в гетто. Тела Натана и Розетты. Над ними стоит Геллер. Лицо его сделалось черным. Он беззвучно плачет. Рядом топчется роттенфюрер. Тут же с приличествующим случаю печальным выражением лица стоит Шварц.

ГЕЛЛЕР. Мои дети... Натан, Розетта. Вы были ангелы, сошедшие на землю... Вы никому и никогда не сделали никакого зла... За что они вас убили? За что? А ты, жестокосердный Бог? Бог Авраама, Исаака и Израиля... Я знаю, я был плохим евреем. Но в чем виноваты они... Бог, который позволяет такое зло, не может быть Богом. Я отрекаюсь от тебя, слышишь? Отрекаюсь!!!

Он падает на колени, сотрясается в рыданиях. 

ШВАРЦ. Друг мой, вы слишком волнуетесь...
ГЕЛЛЕР (поднимает к нему лицо). За что вы их убили? За что?
ШВАРЦ. Адам, у вас помутнение рассудка.
ГЕЛЛЕР. Нет-нет, я все понимаю. Понимаю четко, как никогда. Вы называете себя другом, но ведь это вы их убили! Не отпирайтесь, это вы...
ШВАРЦ. Поверьте мне, виновные будут строго наказаны.
ГЕЛЛЕР. Строго наказаны? Почему вдруг? Потому что я богатый еврей, от которого много пользы вашему рейху, будет он трижды проклят?! А кто накажет остальных? Тех, которые убили миллионы евреев? Тех, которые замучали их в гетто, запытали в застенках гестапо, сожгли в газовых камерах... Кто накажет их? Кто накажет вас, господин штурмбаннфюрер?
ШВАРЦ. Господин Геллер, я разделяю ваше горе, но вы заходите слишком далеко.
ГЕЛЛЕР. Нет-нет. Я еще не зашел далеко. Я только в начале пути. Путь этот будет совсем коротким и закончится могилой. Но я пройду этот путь, чего бы мне не стоило. Всю жизнь я всего боялся, я дорожил существованием, как величайшим сокровищем. А мои дети ничего не боялись. И вот они лежат здесь, убитые, а я плачу над ними. Они мертвы, а я жив. Но что мне такая жизнь? Она лишена смысла. И лучше мне умереть, верьте слову, господин Шварц, лучше мне умереть. Но до этого я хочу отдать вам долг. Вы говорили, что я вам должен за то, что вы выручили моего сына. Вот эти деньги.
ШВАРЦ. Господин Геллер, сейчас неподходящий момент...
ГЕЛЛЕР. Нет-нет. Сейчас тот самый момент. Никто не скажет, что Адам Геллер не возвращает долгов. Вот эти деньги, я кладу их на тело моего сына. Возьмите их. Возьмите, как вы взяли жизни моих детей. Возьмите их, как вы взяли жизни миллионов ни в чем не повинных людей. Возьмите их, как вы возьмете и мою собственную жизнь.
ШВАРЦ. Роттенфюрер, помогите господину Геллеру. Вы видите, ему нехорошо. Уведите его.

Роттенфюрер Ганс мнется в нерешительности. 

ШВАРЦ. Вы слышали? Я приказываю!

Ганс наклоняется над Геллером.

ГАНС. Господин еврей, прошу вас.
ГЕЛЛЕР (обезумев). Нет! Нет, не трогайте меня! Не смейте! Я не отдам вам своих детей! Вы не бросите их тела в ваши гнусные печи! Вы не будете над ними издеваться! Они больше не ваши. Они принадлежат только мне! Мне, вы слышите!

Вбегает Адольфо.

АДОЛЬФО. Розетта! Где Розетта?!
ГЕЛЛЕР. Даниил! На помощь! Они убили ее! Они убили их всех... И теперь они хотят отнять их у нас! Не позволяй им этого! Защити их!
АДОЛЬФО (надвигаясь на Шварца). Так это вы убили ее?
ШВАРЦ (отступая, пытается расстегнуть кобуру). Кому вы верите? Сумасшедшему старику? Не слушайте, что он говорит!
АДОЛЬФО. Она была как роза... Она украшала мир. На свете не было существа добрее и прекраснее. А вы убили ее...
ШВАРЦ (Гансу). Что смотришь, идиот? Стреляй!

Ганс слегка замешкался. Адольфо, воспользовавшись этим, выхватывает у него пистолет и сам стреляет в Шварца. Тот хрипит, шатается и падает. Роттенфюрер Ганс поднимает автомат, Адольфо поворачивается к нему, оба стреляют одновременно. Ганс падает. Геллер успевает подхватить Адольфо.

ГЕЛЛЕР. Даниил!
АДОЛЬФО (с трудом). Да, господин Геллер...
ГЕЛЛЕР. Зови меня отцом. Ведь ты законный муж моей Розетте... (Изо него вырывается рыдание).
АДОЛЬФО. Да, отец... Я их убил?
ГЕЛЛЕР. Да, ты убил. Теперь никто не осквернит тела моих детей.
АДОЛЬФО. Мне жаль, что я убийца...
ГЕЛЛЕР. О чем ты говоришь?
АДОЛЬФО. Розетта ведь в раю. Меня туда не пустят.
ГЕЛЛЕР. Нет-нет. Твой грех тебе простят. Ведь ты убил убийц.
АДОЛЬФО. Я был бы рад. Тогда – конечно. Я буду с ней? Ведь я ее законный муж.
ГЕЛЛЕР. Ты будешь с ней. Не бойся ничего.
АДОЛЬФО. Я сожалею, что брак наш совершился в тайне. Мне жаль, что обманули вас.
ГЕЛЛЕР. Нет, ничего. И я ваш брак благословляю.
АДОЛЬФО. Благода... рю...

Умирает.

ГЕЛЛЕР. Он умер. Бедный мальчик. Вот и все. Всех трех моих детей пожрала жадной пастью смерть.

Аккуратно укладывает Адольфо рядом с Розеттой. Стоит над ними.

ГЕЛЛЕР. Бедные дети. Вы так страдали при жизни. Может быть, хотя бы после смерти вам будет лучше... Не счастье, нет. Для евреев не может быть счастья ни на том свете, ни на этом. Но покой – ведь это так немного. Господи, если ты все-таки есть, пошли им покой. И пусть там, на небесах, их души соединятся и будут так же неразделимы, как они были на земле.

Вбегает Бауэр.

БАУЭР. Мне сказали, что мой сын... О, Боже! Нет... Нет! Этого не может быть... Адольф! Адольф! (Падает перед телом Адольфо на колени). Адольф, очнись! Ты слышишь меня! Очнись!
ГЕЛЛЕР. Он не очнется.
БАУЭР (с ужасом, не понимая, смотрит на него). Вы кто?
ГЕЛЛЕР. Адам Геллер, к вашим услугам.
БАУЭР. Какой Геллер? При чем тут Геллер? Что здесь случилось?
ГЕЛЛЕР. Здесь случилась смерть.
БАУЭР. Смерть? Какая смерть? Адольф, ты слышишь меня? Почему он весь в крови?
ГЕЛЛЕР. Потому же, почему в крови и мои дети. Его убили.
БАУЭР. Что вы болтаете? Кто мог убить моего сына? За что?
ГЕЛЛЕР. Люди так устроены, что не ищут причин. Особенно, когда надо кого-нибудь убить.
БАУЭР. Вы болтаете чушь, ерунду. Вы сошли с ума, да?
ГЕЛЛЕР. Весь мир сошел с ума. Век вывихнут. Распалась связь времен.
БАУЭР. Что говорит этот безумный еврей? Адольф, очнись! Ему нужен врач.
ГЕЛЛЕР. Врач мертвым не поможет.
БАУЭР (вскакивая). Не смейте так говорить! Мой сын не умер! Он не умер!
ГЕЛЛЕР. Я тоже так считаю.
БАУЭР (с безумной надеждой). Правда?!
ГЕЛЛЕР. Конечно. Кто умер праведником, тот не умирает. Он всегда будет жить в нашем сердце.
БАУЭР. Я не о том! Тут нужен врач... (смотрит на Геллера). Постойте. Я, кажется, понял. Вы – тот самый Геллер. Ваша дочь – Розетта?
ГЕЛЛЕР. И сын Натан. Вот они оба, лежат перед вами.
БАУЭР. Безумие... Адольф, очнись! Я умоляю тебя! Очнись, я больше не буду ни в чем тебя упрекать! Я не буду тебе ничего запрещать, только очнись!
ГЕЛЛЕР. Я пробовал это же со своими детьми... Ничего не помогает. Они не хотят возвращаться назад. Наверное, им здесь было плохо. Наверное, мы были плохими родителями.
БАУЭР. О чем он бормочет? Адольф, прошу тебя!
ГЕЛЛЕР. Он умер.
БАУЭР (смотрит на него). Умер?
ГЕЛЛЕР. Точно умер.

Пауза. Геллер как будто что-то понимает.

БАУЭР. Но... как так вышло?
ГЕЛЛЕР. Его убили. Как и моих детей.
БАУЭР. Кто, за что?
ГЕЛЛЕР. За то, что они евреи.
БАУЭР. Но мой сын не был евреем!
ГЕЛЛЕР. О, нет. Он был евреем. Он стал им – в последние дни своей жизни.
БАУЭР. Как это возможно?
ГЕЛЛЕР. Он принял гиюр.
БАУЭР. Но для чего?!
ГЕЛЛЕР. Чтобы быть вместе с моей дочкой. Чтобы стать ее мужем.
БАУЭР. О, Господи! Он предал нацию, страну, семью...
ГЕЛЛЕР. Добавьте еще – и умер.
БАУЭР. Но ради чего?
ГЕЛЛЕР. Ради любви.

Бауэр смотрит на Розетту.

БАУЭР. Он так ее любил?
ГЕЛЛЕР. Как сорок тысяч братьев.
БАУЭР. Удивительно... Забыть обо всем ради девушки.
ГЕЛЛЕР. Такое случается иногда.
БАУЭР. Почему же он не сказал мне?
ГЕЛЛЕР. Он сказал. И тогда вы решили отправить его на фронт. Потому что для вас лучше мертвый сын, чем сын с женой-еврейкой.
БАУЭР. Не рвите мне сердце, прошу вас. Если бы я знал, что будет, я никогда бы так не поступил...
ГЕЛЛЕР. Если бы мы знали, что будет, мы бы все никогда так не поступили. Но беда в том, что мы знаем, что будет. И все равно поступаем так, как поступаем. Сколько отцов бились на могилах своих детей, умоляя простить их! Но всякий раз появляются новые отцы и растут новые дети. И все повторяется заново. Я ненавидел немцев и не позволил своей дочери быть рядом с ее возлюбленным. Вы ненавидели евреев – и запретили своему сыну быть рядом моей дочерью. И все закончилось смертью. Разве виной всему маленькая свинцовая пуля? Нет, виной всему – огромная ненависть. Ненависть страшная, беспощадная, заслоняющая солнце. Она убила наших детей, вся вина которых была только в том, что они любили. Она и дальше будет убивать миллионы.

Пауза.

БАУЭР. Что же нам делать?
ГЕЛЛЕР. О, это каждый решит за себя. Я, например... Я могу попросить вас о небольшой услуге?
БАУЭР. Все, что могу.
ГЕЛЛЕР. Это совсем небольшое дело. Вы ведь военный, не так ли?
БАУЭР. Я штандартенфюрер.
ГЕЛЛЕР. Это вполне подойдет. Главное, чтобы у вас был пистолет.
БАУЭР. Зачем вам пистолет?
ГЕЛЛЕР. Это не мне. Это вам.
БАУЭР. Не понимаю.
ГЕЛЛЕР. Видите ли, я старый человек. Весь смысл моей жизни был в детях. Теперь дети мои умерли и жизнь моя лишена смысла. Больше того, она превратилась в ад. Сердце мое окровавлено, муки мои непереносимы. Я не могу больше этого терпеть. Я бы, конечно, не стал вас утруждать, но не могу сам... Я, видите ли, еврей. И хоть после всего случившегося я не верю в Бога, но я не могу наложить на себя руки. Этот грех выше моих сил.
БАУЭР. И вы хотите, чтобы я...
ГЕЛЛЕР. Я очень прошу вас об этом.
БАУЭР. Нет, я не могу!
ГЕЛЛЕР. Он не может. Ваши сородичи уничтожают моих миллионами, хотя те молят о пощаде. И вот один-единственный раз, когда вас попросили о смерти, как о милосердии, вы отказываете. Послушайте, ведь мы с вами знаем, что это совсем простое дело – убить еврея. Почему же вы не хотите пойти мне навстречу?
БАУЭР. Потому что я теперь – совсем другой. И я уже не вижу в вас еврея. Я вижу в вас человека, такого же, как я сам. Я вижу в вас брата.
ГЕЛЛЕР. Тогда я прошу вас, как человек человека – будьте милосердны. Я прошу вас как отец отца. Я прошу вас во имя справедливости, которая, я верю, однажды восторжествует. Раз вы стали мне братом, то и наши народы когда-нибудь смогут стать братьями. И во имя этих светлых времен я прошу вас, господин Бауэр, возьмите свой пистолет и убейте меня. И пусть это будет единственное убийство, которое благословит убитый.
БАУЭР. Мне страшно слушать вас.
ГЕЛЛЕР. О, это ничего. Куда страшнее слушать мольбы о пощаде и все равно убивать. И вот еще что, господин Геллер. Вы – ариец, высокопоставленный немецкий офицер, я – обычный еврей...
БАУЭР. Прошу вас!
ГЕЛЛЕР. Ну, это мы теперь с вами знаем, что разницы никакой. А для остальных все так и есть. Так вот, когда вы меня убьете, вас не станут наказывать. Даже если и будут какие-то претензии, вы всегда сможете сказать, что действовали, защищаясь. Вы видите, я все предусмотрел.
БАУЭР (утирая слезы). Да, вы все предусмотрели.
ГЕЛЛЕР. Ну, так давайте не будем тянуть, потому что каждая лишняя секунда на этой земле дается мне с большим трудом.
БАУЭР. Последний вопрос, господин Геллер...
ГЕЛЛЕР. Зовите меня Адам. Поверьте, вы единственный немец, которого я об этом попросил.
БАУЭР (слезы катятся у него по лицу). Скажите, Адам. Если я не исполню вашей просьбы, что вы станете делать?
ГЕЛЛЕР. О, вы можете быть спокойны. Я все равно умру. Выброшусь из окна, или кинусь на полицейский патруль. Только такая смерть будет куда мучительнее и без гарантии. Мне было бы гораздо приятнее встретить смерть в компании друга, и чтобы это произошло без подготовки, внезапно, потому что, знаете ли, это все равно очень страшно, потому что никто не знает, что ждет тебя там, за гро...

Внезапно звучит выстрел. Геллер оседает. Бауэр бросает пистолет, подхватывает Геллера. Тот открывает рот, пытаясь вдохнуть

ГЕЛЛЕР. Спаси... бо... Все, как я хотел...

Геллер закрывает глаза и замирает. Бауэр бережно опускает Геллера на пол. Сидит над ним. По лицу его льются слезы. Становится темно.

Занавес.







_________________________________________

Об авторе: АЛЕКСЕЙ ВИНОКУРОВ

Прозаик, драматург, сценарист. Финалист «Большой книги-2018», лауреат «ТЭФИ-1996» и ряда других профессиональных премий. Китаевед. Автор книг «Весь Китай», «Люди Черного дракона», «Ангел пригляда», «Темные вершины» и др. Один из авторов программы «Куклы», сценарист нескольких российских телесериалов.скачать dle 12.1