ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Николай Коляда. БОЛЬШАЯ СОВЕТСКАЯ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ

Николай Коляда. БОЛЬШАЯ СОВЕТСКАЯ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ


(пьеса в двух действиях)


ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

ВЕРА – 30 лет
ВИКА – 30 лет
АРТЁМ – 30 лет


Двухкомнатная квартира в центре города, третий этаж. Наши дни.


ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ

Двухкомнатная квартира в центре города – старая, «сталинская», высокие потолки. В комнатах - легкий туман, как и на улице: где-то за городом горят, не угасая даже на зиму, торфяники.

 Будто война, отступление, взрыв испортили, испохабили в этой квартире привычный и укоренившийся быт, приведя всё в состояние негодности. Только что, еще вчера, тут был порядок, ковры, мебель, всё было на своих местах, но вот: всё разрушено, разбито, свалено, испорчено и - назад не вернуть. Везде стоят, уже загруженные хламом - на вынос, на помойку - черные полиэтиленовые мешки.

 В гостиной все вещи сброшены на пол. Мебель, которая, судя по отпечаткам на обоях, недавно тут стояла - уже вынесли. По углам навалом - узлы, чемоданы, сумки, коробки. Видно, что книги скинули с пыльных полок, полки унесли, а книги - валяются. Особенно заметны сто или больше толстых, как строительные блоки, книжек «Большой Советской Энциклопедии». Справа в углу стоит, заложенное книгами, старинное коричневое фортепиано - его крышка открыта.
 В этой комнате есть дверь на балкон. Там, на балконе, тоже что-то негодное стоит-лежит-висит. Середина января. В балконное окно видно, что во дворе, заваленные снегом, клены стоят.

 К левой стене приткнулась узенькая кровать с панцирной сеткой. На кровать брошены старый матрас, несколько штук пальто и мешки с одеждой.
 Слева от гостиной - маленькая комната. Она почти пуста и тут наведен какой-то порядок. Здесь -  застеленный чистым постельным бельем диван, возле него - табуретка, на табуретке – ночная лампа.  В эту комнату ведут две двери – одна из гостиной, другая – из коридора.
 Коридор очень широкий. Он тянется мимо туалета и ванной и упирается в кухню. На кухне тоже – раскардаж полный: на полу валяются тарелки, вилки, ложки, банки, кастрюльки. В коридоре куча чемоданов и коробок, а еще несметное количество обуви – мужской и женской. На одном из чемоданов у входной двери лежит топор.

 Два часа дня.

 В большой комнате ходят, роются в вещах Вика и Вера. Им обоим по 30 лет. У Веры в руках рулон черных мешков. Вера с хрустом отдирает от общей ленты мешок, сует в него что-то, выбирая из общей кучи. Только она одна понимает, что куда затолкать, отложить и как всё это барахло рассортировать.
 Вика рассматривает всё, что на полу лежит. То одну книгу возьмет, то другую. Всё время по карманам шарит – в штанах, в пальто, в пиджаках, ищет что-то. Вика одета во всё новое, китайское: красная футболка, джинсовая короткая юбка, высокие сапоги.  Шуба Вики лежит на кровати – шуба из искусственного меха.
 Вера – в простом, очень широком платье в цветочек, поверх платья - вязаная вытянутая кофта. Вера - рыхлая, низенькая, волосы у нее жидкие, короткие, широким гребнем зачесаны  назад. Вера в мужских черных носках с дыркой на большом пальце. У Веры очки, она их всегда поправляет, носом шмыгает при этом и вытирает нос пальцами, а потом пальцы - об подол. 



ВЕРА (смеется).Трынди-брынди балалайка. Под столом сидит бабайка.
ВИКА. Я помню, у нее были украшения, кольца, бриллианты. Они где?
ВЕРА (смеется). Раз, два, три - сопли подотри! Только не платком, а поганым сапогом!
ВИКА. Я говорю – где?
ВЕРА. Не видела. Позавчера она, перед смертью, сказала мне: «Верка, они придут, ты им дай Большую Советскую Циклопедию!» Говорит: «Скажи, завещаю им». Говорит: «Скажи, пусть читают до опупения, мол, тут ответы на все вопросы, которые они хотели задать себе и услышать ответы». Просила обязательно передать. Знала, что вы придете. (Радостно) Так что берите. Ваше. Трынди-брынди балалайка. Под столом сидит бабайка.
ВИКА. Ржала?
ВЕРА. Кто?
ВИКА. Елена Петровна наша, говорю? Ржала, говорю, когда это говорила тебе?
ВЕРА. Ага. Смеялась сильно. Так смеялась, что даже вот и померла от этого. На моих глазах. А что смешного – не поняла я. Надо же так смеяться, чтоб помереть. Смешно, что ли? Почему это? Разве смешно?
ВИКА. Очень смешно. Очень прикольно. А ты недоразвитая?
ВЕРА. Я недоразвитая? Я доразвитая. Книги свои берите!
ВИКА. Не надо.
ВЕРА. Вы чего это? А то выкину. А так - память вам про нее будет. Просила передать обязательно. Заберете?
ВИКА. Спасибо. Положи их ей в гроб.
ВЕРА. Поняла. А вещи тоже не надо? Выкинуть?
ВИКА. Выкинуть. Выкинуть всё. А лучше – сжечь у подъезда. Чтоб все видели, до чего доводит … доводит … (Не нашла слова, заплакала) Не доставайся же ты никому, проклятое. Гадина.
ВЕРА. Трынди-брынди балалайка. Под столом сидит бабайка.
ВИКА. Ты к чему это про балалайку?
ВЕРА. А это она всегда так пела.
ВИКА. И что? Ты теперь повторять должна?
ВЕРА. Она мне много чего рассказывала, песням всяким учила. А я впитываю от людей всё хорошее. Я такая восприимчивая ко всему. Кто учит – того слушаю.
ВИКА. Каким песням?
ВЕРА. А вот таким: (поет) «Правый глаз фанерой заколочен! Левым она видеть не могла! Одна нога у ней была короче! Вторая деревянная была!»
Молчание.
ВИКА. Вы занимайтесь, занимайтесь. Вас как, Вера, да, зовут? Ну, я Вика. Вы занимайтесь.
ВЕРА. Это ее песня. Красивая?
ВИКА. Красивая. Как попа сивая. Занимайтесь. (Роется в вещах, Вера тоже).
ВЕРА (всё так же радостно). Мы два раза в жизни по телефону с вами говорили, да? Вы ее поздравляли с днем рождения и с Восьмым мартом в прошлом году. И вот вчера я вам позвонила, что она умерла, ваш телефон под клеенкой у нее был. Она про вас говорила часто, но я вас ни разу не видела. Дак выкинуть?
ВИКА. Выкинуть.
ВЕРА. Заберите хоть всё себе, мне не жалко! Не надо? Вам не надо?
ВИКА (помолчала, посмотрела внимательно на Веру, закурила). Нам – не надо. Не надо нам. Сказала же – это: не надо!
ВЕРА (весело). Ну, я выкину. Вынесу к помойке. Я внутрь помойки не бросаю никогда, рядом с помойкой ложу – всегда придут люди. Посмотрят и заберут. Посмотрят и заберут. Посмотрят и заберут. Я ж не знаю, что кому надо. Относить в церкву – далеко и тяжко мне, а так – пусть сами смотрят, копают. Относить в детский дом, в тюрьму – да ну, а кому это старушачье надо? Никому. Вынесу, пусть там лежит, а кому надо – заберут. Они пороются – и заберут. Роются, роются, найдут, чего надо – и заберут. Я всегда так много разговариваю вслух, одна будто. Песни всякие пою ещё.
ВИКА. Вот и я думаю: помолчи лучше, а?
Молчат, роются в вещах.
Давно в этой службе?
ВЕРА (быстро). Шесть лет. Приехала из поселка городского типа, ну, это далеко, триста километров отсюдова, там отец живет, мамка умерла, бедная, молодая была еще, сорок лет не было ей. Я сначала работала - домработницей работала, а потом сюда устроилась, в «Соцзащиту». У них условия хорошие. За такую получку - я одна в чистом поле воробья вилами загоняю!
ВИКА. Что?
ВЕРА. Через год мне дали комнатёшку в общежитии. Сначала ходишь за бабушкой, ждешь, когда она умрет. Трынди-брынди балалайка. Под столом сидит бабайка. Она умрет, ты чистишь всё, выкидываешь, а если тебе что-то нравится, забираешь себе. У меня теперь вся мебель есть, посуда, всё дорогое, чистое. Приехала с сумочкой, вещей было – жменя маленькая. (Смеется) А теперь – всё есть. Жизнь прожить – не поле перейти. Любимая моя поговорка. От матери досталась. Я это уже говорила. Теперь вот надо замуж выйти, жениха ищу. Да мало их, совсем нету. Но найду. Мне надо только, чтоб его звали Сережа. Мечта такая. Найду. Ведь у меня комнатёшка есть. У меня такая чистота дома – прям реанимация! Я знаю - он войдёт, меня сразу молния ударит и я пойму: вот он! И пойдем с ним ко мне в реанимацию в мою.
ВИКА. Боже, Боже …
ВЕРА. А что? У них нет родственников, забирать можно всё, никто не приходит, мы ухаживаем вот так вот, а потом квартира – «Соцзащите», по договору по такому.
ВИКА. Пипец какой-то. Слушать невозможно. Помолчи.
ВЕРА (собирает вещи в мешки). С Хозяином надо, конечно, ладить. Жизнь прожить - не поле перейти. Он ответственный за всё. Николай Степанович его зовут. У меня с ним - порядок, я послушная. Жизнь прожить – не поле перейти. Это правда. А еще я с детства собираю спичечные этикетки. У меня их миллион. И вот - как повезло, а? – теперь так работаю, что у каждой бабушки нахожу коробочку спичек для себя! У них же запасы. Море! И крупа, и сахар, и спички! У всех! Войны ждали, закупались. Вот я спички себе беру, сразу, как они умирают, иду, ищу, нахожу и складываю себе.
ВИКА. Хозяин – это кто?
ВЕРА. Наш начальник. Квартиру сейчас продадут, из этого нам зарплата. Ну, поди, и ему что достается, но нас не касается. Нас много, десять человек таких девушек и женщин так работает.
ВИКА. Книги не трогай!
ВЕРА. А?
ВИКА. Я должна пролистать их все. Может, она с намеком завещала мне? Должны же у нее были остаться деньги, драгоценности? Может, она в переплеты книг засунула драгоценности? Не было у нее ничего?
ВЕРА. Не знаю. Спичек много нашла. Показать?
ВИКА. А я знаю. У нее было много бриллиантов. Мама мне говорила. Много. Куда они подевались? Где они?
ВЕРА. Не было ничего. Вот, эти книжки толстые – ваши, вам достались. А больше ничего не было.
ВИКА. Было. Ты откуда знаешь, что не было?
ВЕРА. Я три года у нее каждый день по три часа была. Тут всё наизусть знаю.
ВИКА. Наизусть? А там, в той комнате – что?
ВЕРА. Туда не надо ходить, а? Я там уже всё прибрала, вымыла, всё оттуда сюда выкинула, постель чисто постелила, не надо туда.
ВИКА. Постель?
ВЕРА. Ну да. Я пока отсюдова выношу всё, Хозяин ту комнату сдаёт на часы.
ВИКА. На часы?
ВЕРА. Ну, комната сдается. Как гостиница. Почасовая такая оплата.
ВИКА. Кому сдается?
ВЕРА. Ну, кому. Разным людям. Кому жить негде.
ВИКА. Ясно. Публичный дом.
ВЕРА. Ну да, бывает, что мужчина и женщина. На час, на два. Ну, пусть потрутся. Так устроено в мире – надо всем тереться. Я вот ни с кем еще ни разу, потому что берегу себя для мужа.
ВИКА. Что?
ВЕРА. Ну, я девочка еще. Приставали много. Но я не сдалась.
ВИКА. Что?
ВЕРА. Хозяин дает мой телефон, мне звонят эти люди, ну - постояльцы, я ключи выношу им или открываю дверь – и ухожу, так заведено.
ВИКА (молчит). У них так заведено. Я в коматозе от вас. Ужас! Уже отработан механизм. Бессовестные. Милицию на вас вызову вот! Ее еще не похоронили, а вы тут давай уже притон устраивать! (Кричит) Ведь её ещё не закопали!

Молчание. Вера перестала вещи складывать, очки поправила, шоркнула рукой под носом, потом пальцы об платье вытерла, говорит спокойно.

 ВЕРА. 
Ты чё орёшь? Ты кто? Никто. Вот и дуй до горы. Квартира не твоя, не тебе досталась, а Хозяину. Я ее три года мыла, убирала тут, урыльник у нее из-под кровати выносила, памперсы ей меняла, а вас, родственники, ни разу я тут не видела, куска хлеба не принесли, а сейчас явились?
ВИКА. Какой урыльник?
ВЕРА. Горшок ночной – урыльник. Ты кто? Ты племянница? Скажи спасибо, что пустила. Я тебя не знаю. Только из-за Елены Петровны пустила. Она тебе эти сто пятьдесят книжек просила передать. Забирай вот эту вот циклопедию свою и пошла отсюдова, вон вали.
ВИКА. Сама ты урыльник! Ах, дрянь какая, как разговаривает?!
ВЕРА. А как с тобой говорить? Не командуй. Иди давай отсюдова, сказала. Я тут теперь начальница. (Поёт, ходит по комнате, складывает в черные мешки вещи) «Не плачь, моя Марфунька! Куплю тебе я нож! Соломенную шляпу! Перо туда воткнешь! Не надо мне солому! Купи мне лисапед! Ты ездить не умеешь! Свернешь себе хребет!»
ВИКА (бормочет). Ну, народ пошел наглый какой, а?! Приехала из своего Криворожья и тут так себя ведет, а?! Дура, а? Сопли об подол вытирает, а еще и вякает чего-то! Никуда не уйду, перерою всё, но найду, что мне полагается, ясно?!
ВЕРА. Ну, ищи.
ВИКА. Не тыкай мне, дрянь! Потыкай еще!
ВЕРА. Сама ты дрянь. Ну, ладно – ищи. Найдешь мусор какой – бери.

Вика пошла на кухню, гремит банками, кастрюльками. Пшено, макароны, муку высыпает на пол, ругается, бормочет что-то.
 Звонок в дверь. Вера открывает. На пороге Артём – красивый парень 30 лет. Он в куртке, с портфелем в руках, модно и богато одет. Артём всё время смеётся, зная будто, что у него неотразимая улыбка.


АРТЁМ. Оля-ля. Здрасьте. Карбышев какой на улице. (Смеется). Мороз сильный. И дым.

Молчание. Вера улыбается.

ВЕРА. Серёжа?!
АРТЁМ. Нет.  Нет. Артём.
ВЕРА. Как – нет? Серёжа ведь?
АРТЁМ. Да нет же. Что?

Молчание. Вера не двигается. Потом быстро снимает с себя кофту. Кидает на пол, не отводя глаз от Артема, топчет кофту ногами. Артем удивленно смотрит на Веру.

АРТЁМ. Может, я не туда попал? Что? Оля-ля! Это что - шутка юмора?
ВЕРА. Здрасьте. Извините. Это я так. Обозналась, вроде, тут темно. Здрасьте …

 Подняла кофту, толкает руки, никак в рукава попасть не может. Быстро идет по коридору, Артем следом. 


Сюда идите, здесь вот. Тут не смотрите, это вас не касается. Деньги сразу мне давайте, там у вас - постель чистая. Кухней нельзя пользоваться, знаете, да? Посуда там у вас есть какая-то, а туалет и душ – вот тутова двери вам.
АРТЁМ. Да, да. Спасибочик. Спасибочик большой.

Артем, смеясь, протянул Вере деньги. Быстро скрылся во второй комнате.
 Там осматривается, бросает вещи на диван, разувается. Из портфеля достает тапочки, натягивает их, садится на диван, качается, проверяя крепость пружин. Смеется негромко. Потом бутылку из сумки достает, наливает в стакан, пьет, закусывает колбасой. Идет по комнате, разглядывает ее, встал у окна, смотрит на улицу.
 Вера стоит в коридоре. Трясет головой, снова сняла кофту и снова топчет ее ногами.
 Вика идет по коридору. 


ВИКА. Чего?
ВЕРА. Так.
ВИКА. Кто там был?
ВЕРА (надела кофту, пошла в гостиную, снова складывает вещи в черные пакеты). Это соседи. Просто так.
ВИКА (идет за ней). Чего им надо?
ВЕРА. Ну, просто, говорю же.
ВИКА. А тут - все пальто? Других нет нигде?
ВЕРА. Всё уже – обыск закончен, пора уходить, мне надо двери закрывать.
ВИКА. Куда уходить? Я сказала, мне проверить надо всё! Пока всё не перерою – не уйду. Кто это был?

Вика роется в карманах пальто, которые висят на вешалке у входной двери. Смотрит на топор.

ВЕРА. Ну, ройте. Десять минут даю вам. Вот еще там шкаф стенной, там тоже польта – от мужа Елены Петровны остались польта еще и шубы его. Там шкаф, в колидоре.
ВИКА. В «колидоре»? «Польта»? Коматоз. Умотейшен полный. Сельпо. Зачем тут топор лежит?
ВЕРА. Воров она боялась, обороняться хотела. Вот и лежит.
ВИКА. Значит, было что-то, раз она воров боялась? Были бриллианты?

Вика сняла топор с чемодана, бросила его на пол, чемодан открыла, достала из него женское белье, чулки, тапочки, платье. Читает записку, которая сверху на белье лежала.

«В гроб». (Перепугано) Это что?! Что это?!
ВЕРА (ходит, собирает вещи). Ну, это она приготовила в гроб, чтоб ей это одели.
ВИКА. Дак похороны же сегодня, почему ты ее в это не одела?!
ВЕРА. А какая ей теперь разница?
ВИКА. Как, какая разница? Это была ее последняя воля!
ВЕРА. Не кричите, а? Я ж не глухая. Это ж она для себя делала, представляла, как она красиво будет в гробу лежать. Как все на нее будут смотреть и жалеть. А не будет никого. Никто не придет. Некому ее жалеть. Уже она там, Бог спички ей зажигает и ей всё её кино показывает.
ВИКА. Чего?!
ВЕРА. Сегодня в два часа похороны, приедут парни из «Соцзащиты», отвезут ее из морга и закопают. Сто раз такое уже было. Ну, раз нету у нее родственников.
ВИКА. А я – не считова?! Ты, тварь?!
ВЕРА. Ну дак, давай – флаг в руки, барабан наперевес. «Мы шли под грохот канонады», давай? Еще успеешь до двух. Возьми вот это всё и едь туда, сама ее одевай или денег плати, чтоб ее одели. У меня денег на это нет. Будешь там стоять и ее жалеть. Ну? (Ходит по комнате, собирает вещи). Я не поеду. Мне зачем? Я ее три года терпела, у нее характер был говняцкий. Ну, едь?
ВИКА. Я таких чудовищ ещё не видела.
ВЕРА. Ну вот, увидела теперь. Еще два часа осталось, едь, ну?
Молчание.
ВИКА. Не тыкать! Наглая! Какой цинизм! Какая гадость! Как не стыдно! Закопают! Как о собаке! В чем ее увезли в морг?
ВЕРА (складывает вещи в черные пакеты). Ну, в чем она вот тут лежала, в том ее и увезли. В халатике.
ВИКА. Ее что, в халатике и похоронят?!
ВЕРА. Я что сказала? Нате, берите всё это и едьте, переодевайте. У меня денег нет.
ВИКА. У тебя денег нет?! Рассказывай, как же! Денег у нее нет! У тебя совести нет, муха навозная! Это же надо такое, а? Отъелась на несчастных стариках, морда вон какая! На старухах наживается!
ВЕРА. Женщина, ну не орите, а? Берите вот, что она оставила вам, книжки эти, и ступайте. Квартира – не ваша. Убирали бы за нею, квартира ваша была бы, а сейчас – нет. И не орите, а? А то я сейчас Хозяину позвоню, он быстро охрану вызовет и плохо будет.
ВИКА. Она мне угрожает, скотина?! Ну, а куда, куда теперь эти вещи, которые она просила надеть на нее, куда?!
ВЕРА. Дайте сюда. (Берет вещи из рук Вики. Сует их в черный мешок, смотрит на Вику) И всего делов-то.
ВИКА (помолчала). Невероятный цинизм. Какая же ты поразительная дрянь!
ВЕРА. На себя посмотри, фуфло накрашенное. Иди давай отсюдова.
ВИКА. Поговори мне, поговори, я тебе волосёшки-то вырву, вырву!
ВЕРА. Вырвешь, вырвешь. Вот я позвоню сейчас Хозяину, позвоню.
ВИКА. Звони, тварь! И не тычь мне, не тычь! И не тычь мне, не тычь! Я тебе не Иван Кузьмич! У Ивана Кузьмича голова из кирпича!
ВЕРА. Чего?
ВИКА. Того!
ВЕРА. Достала. Ладно, не тыкаю тебе, Иван Кузьмич. Пошла вон!
ВИКА. Тварь!

 В коридор вышел Артем. У него полотенце в руках, он в тапочках. Смотрит на Вику и Веру, улыбается, жует что-то.
 Артем всё время трет тело, глядя на женщин, причмокивает яркими губами, будто намекает на что-то. 


АРТЁМ. Вэри сорри. Я не помешаю вашей милой беседе, если схожу в тубзик? То есть, в туалет? На минетку? А? Оля-ля! Шутка юмора! (Смеется).

 Молчание.


ВИКА. Вы тут кто?
АРТЁМ. А вы тут кто? (Артем плечом оперся об дверной косяк, стоит, красуется, смеется, Вику рассматривает). Я – честно тут, я заплатил девушке вот. Я командировочный. У вас в городе проездом. Квартиру, комнатку, то есть, снял на сутки, жду паровоза, пересесть чтобы. С друзьями тут встречу назначил. За всё заплачено. Я тут законно. Вы драться будете? Оля-ля! Интересно посмотреть.
Молчание.
У вас тут что произошло? Взрыв, Чернобыль, отступление фашистов? (Смеется). Молчат.
ВИКА. Вы что, не понимаете, что тут происходит?
АРТЁМ. А что?
ВИКА. Притон! Вам не стыдно?
АРТЁМ. Оля-ля! Вэри сорри. А почему мне стыдно? Товар – деньги, деньги – товар. Не так?
ВИКА. А еще, кажется, приличный молодой человек!
АРТЁМ. Не кажется. Так и есть. Не понял?
ВИКА. Ну, я же не на вас, а вот на эту качу бочку!
АРТЁМ. А-а. (Смеется). Хотите анекдот из КаВэЭна? «Звонит телефон. - Кто говорит? – Слон.  - Вы откуда? - От верблюда. - Что вам надо? - Правда ли что границы РФ будут охранять огромные человекоподобные роботы?» (Хохочет). Обожаю КаВээН! И вообще все передачи для посмеяться! Я могу уйти, деньги верните и пойду. Раз я лишний.
ВИКА. Деньги? Что вы смеетесь все время?
АРТЁМ. Я ж говорю – люблю веселое! И к тому же моя улыбка мне всегда открывает все двери. Шутка юмора! Нет? Вэри сорри, я пошел в тубзик. Оля-ля! Открывайтесь, двери!

Артем пошел в туалет, что-то напевая, оглянулся на Вику и Веру, стоит у двери, смеется. 

ВЕРА. Ничего, ничего, Сережа, идите …
АРТЁМ. Я – Артём.
ВЕРА. Ну да. Извините. Товарищ командировочный, вы не слушайте ее.

Артем вошел в туалет, щелкнул задвижкой. Вера подошла к двери туалета, стучит, говорит громко:

Она пришла забрать Большую Советскую книгу, циклопедию эту вот, большую такую, как циклоп, ну вот. И всё. Она заберёт и пойдёт. А вы оставайтесь, идите в тубзик. И умойтесь идите. Если надо – в душ идите, я тут хозяйка, женщина эта тут – просто так. Она циклопедию заберёт и пойдёт …
ВИКА. Идиотка!

Артем вышел из туалета, бесцеремонно ширинку застегнул, смотрит Вике в глаза, смеется.

АРТЁМ. (Вике) Оля-ля! Вы советскими энциклопедиями увлекаетесь? (Улыбается, бровями шевелит). Как интересно. Шутка юмора!
ВИКА. Ничего интересного.
АРТЁМ. Ну, ладно. «Я смотрю в унитаз хохоча! У меня голубая моча!» (Хохочет, Вере). Вэри сорри. Я схожу в душ? Вы не против? Оля-ля! Откройтесь, двери!

Смеется, входит в ванную, слышно, как полилась вода, Артем моется, поет там что-то. 

ВИКА. Котяра какой. (Вере). Не ты ли их тут обслуживаешь, а? Я в двери, а ты пошла туда с ним, на постель! Какой цинизм! Человека не успели похоронить, а они уже давай, они уже начали! Девочка! Девочка – семь кирпичей и щелочка! Вот какая девочка!
ВЕРА (стучит к Артему в ванную). Мужчина? Мужчина?
ВИКА. Ты совсем сдурела?

Артем прикрылся полотенцем, выглядывает, с него вода капает.

АРТЁМ. Откройтесь, двери! Хотите спинку потереть? Оля-ля! (Смеется).
ВЕРА. Там есть шампунь и мыло на полочке.
АРТЁМ. Да найду уж. Вы так любезны! Шутка юмора! Закройтесь, двери!

Смеется, закрылся, моется. Вера стоит у двери ванной.

ВИКА. Ты - клиника. Ты сбрендила!
ВЕРА (зло). Давай, иди уже, сказала? Стоит тут, выговаривает, тётя Мотя. И зачем я тебя пустила?
ВИКА. А тебя с ним оставить? Нет, голубушка, я проверить всё должна, я все карманы выверну, доски вон там в углу оторву, буду искать своё и найду! Я знаю, что у нее были украшения, они тут должны быть! Не найду – собаку поисковую вызову, чтобы она вас вывела на чистую воду! И в твоей еще сумке покопаюсь, имею право! Вот такушки!
ВЕРА. Да ты сама лучше собаки.
ВИКА. Поговори мне, крыса!
ВЕРА. На, смотри мою сумку. У меня тут, кроме спичек, ничего нету.
ВИКА. Спички, ага, спички! Как же – спички! (Вика идет по комнате, книги пинает, поднимает их с пола, листает, трясет их) Будет мне еще рот затыкать. Собирает весь город на гульбища сюда, на похотливые на собрания на свои, на оргии! Я переверну всё, буду искать, пролистаю все книги!
ВЕРА. Да листай, надоела.

Вика роется в вещах. Вера собирает барахло в мешки.
 Артем, укутавшись до пояса полотенцем, выходит в коридор, смеется. Штаны и футболку кинул в маленькую комнатку, на диван. Стоит в коридоре у зеркала, приглаживает мокрые волосы. Вера смотрит на него. 


АРТЁМ. Ничего, что я по-домашнему?
ВИКА (громко). Тут только что жил человек, его не стало, а вы - уже?
АРТЁМ. А мне-то что?
ВИКА. Совесть, совесть-то есть у вас?
АРТЁМ. Я не понял, а что за агрессия?
ВЕРА. Вы успокойтесь, вас это не касается. Она сейчас уйдет. Она аферистка. И я с нею.
ВИКА. Сама ты аферистка!
АРТЁМ. Да, да. Вам пора. Ко мне должны гости сейчас придти.
ВЕРА. Тут жила ее бабушка. Я три года с ней вошкалась, а эта, племянница, сейчас пришла и ищет бриллианты, которые остались будто бы. А откудова тут? Аферистка.
АРТЁМ. Оля-ля? А что, остались?
ВЕРА. Да кого там, нуль. Квартира не ей досталась, вот и злится. Говорю же – аферистка. Не разговаривайте с ней, только со мной надо. Ну вы ведь сами видите – тётя Мотя какая-то.
ВИКА. Помолчи, животное! Сама аферистка! Сама тётя Мотя!
АРТЁМ (смеется). Оля-ля. Ну у вас и взаимоотношения! Как в хорошей русской семье!
ВЕРА (подошла близко к Артему, говорит ему прямо в лицо). Да нет, мы не ругаемся. Просто так – зацепились языками. Я добрая вообще-то. Ну, досталась бы и ей квартира, но это ж надо было бы заработать. Бабка три года не поднималась, бредила, не в себе была, боялись, что газ откроет или квартиру подожгёт. А что, всяко может статься.
АРТЁМ. Оля-ля! Да, это опасно, вы правы. (Смотрит на Веру, улыбается).
ВЕРА. Мы сейчас уйдем. Она пороется, душу успокоит, уйдет, я - следом. А вы спокойно тут сутки ровно. Я завтра в три часа дня приду. Нет проблем. То есть, ноу праблем. Понимаете?
АРТЁМ. Понимаете. Ну, хорошо.
Молчание.
ВЕРА. Вы на мою грудь смотрите?
АРТЁМ (удивленно). В смысле?
ВЕРА (смеется). Ну, все всегда смотрят, почему у меня такая грудь большая. А мне отец в детстве говорил: «Верка, ешь корки от хлеба, тогда груди большие будут!» Я так и делала. Вот такие и выросли поэтому. И сейчас ем. Все на улице оглядываются. Я их для жениха берегу. Я девочка, сказала я вам? А еще я собираю спичечные коробки. С детства. Моя любимая поговорка: «Жизнь прожить – не поле перейти». От мамки досталась. Еще я могу песни петь. Дома у меня очень чисто. Прям как реанимация у меня, так чисто.
АРТЁМ. Оля-ля! Реанимация?
ВЕРА. Я вас Сережей назвала, потому что вы на одного человека похожи. То есть, похожи на моего будущего жениха. Он примерно такой будет, как вы - будет так выглядеть. Наверное. Может быть. Надеюсь. Думаю так. Должно, вроде.
АРТЁМ (хохочет). Да вы совсем неординарная девушка!
ВЕРА (улыбается). У вас зубы с ширинкой. Редкие, в смысле. Значит – брехливый. Да?
ВИКА. Животное. Смерть птенцу. Глиста в обмороке.

Прошла на кухню между Верой и Артемом, ходит по кухне, гремит там посудой. 

АРТЁМ (Вере). Я не брехливый. Верьте мне.
ВЕРА. Я верю. Я всем верю. Всех люблю и всем верю. Я ведь – Вера.
АРТЁМ. Оля-ля? Вера? Прекрасно. Больше ничего мне не хотите поведать?
ВЕРА. То есть?
АРТЁМ. Рассказать мне больше ничего не хотите, нет?
ВЕРА. Еще расскажу. Потом. Много.
АРТЁМ. Да? Оля-ля! Ладно. Ничего, что я похожу тут в полотенчике? Вэри сорри, но мне надо обсохнуть. Знаете, что нельзя обтирать тело после душа? Это очень вредно. Тело должно само высохнуть, тогда в нем открываются все поры!
ВЕРА (смеется). Правда? Я тогда тоже теперь после душа буду голая ходить по квартире!
АРТЁМ. Как бы я хотел увидеть это!
ВЕРА. Правда?
АРТЁМ. Нет, нет! Шутка юмора! (Смеется).

 Артем идет в гостиную, осматривается, Вера за ним.


ВЕРА. Я сейчас тут приберу, вынесу на помойку много.
АРТЁМ. Нет, нет. Мне нравится такой творческий беспорядок. Чудесно. О, эти старые сталинские советские дома, как я их люблю! Высокие потолки, много воздуха, не клетушки «хрущёвские»! На улице мороз, цельсий бьется в минусах! А тут теплынь! О темпора, о морес! Знаете, как переводится? О температура, о мороз! Шутка юмора! (Хохочет). (Вика пришла в большую комнату, опять поднимает книги с пола, листает их, с силой кидает об стенку. Артем смотрит на Вику) Можно, я помогу? Много книг, вы не пролистаете всё быстро. Она действительно, эта «циклопедия», как образно выразилась та девушка - большая, как циклоп. Циклопов не видел, но думаю, что примерно – вот так. Да? (Хохочет).
ВИКА. Не гоните меня, уйду сама, скоро.
АРТЁМ. Да нет, у меня же своя комнатка есть, я сам уйду туда. Спрячусь в свою раковинку. Ко мне тем более придут сейчас. Через час. Друзья, вместе учились когда-то в школе, вот и придут. Я же сказал – проездом. Позвонил, предупредил. Чтобы их дома не напрягать, назначили встречу на нейтральной территории.
ВИКА. Да, пожалуйста, встречайтесь. Господи, как мне плохо, как тяжко! Вика, Вика! Как же ты несчастна! Меня зовут Вика, я не сказала?
АРТЁМ. А я – Артём. О, я тоже буду искать клад! Как интересно! Клад! Остров сокровищ!

 (Листает книги, откидывает их, смеется, смотрит на Вику) 


ВИКА. Вы любезны. Но – нет. Не надо, я сама.
АРТЁМ. Сама, сама! Помните, Михалков в фильме в этом говорил даме, когда она раздевалась там, в вагоне: «Сама, сама, сама!» Я это взял на вооружение, когда фильм посмотрел и теперь всегда говорю тоненьким голосом Михалкова: «Сама, сама, сама!»
ВИКА. Интереснее, когда тебя раздевают.
АРТЁМ. Правда? Интереснее? Надо же! Я и не знал. Я думал – быстрее, быстрее и вперед, нет?
ВИКА (вдруг). А я должна вам признаться, что я не люблю секс. Потому что это уже физкультура и прочее. Я люблю, что перед этим. Скажем, сидеть за столом: «Ах, подайте соль! Ой, рассыпалась! Спасибо! Ой, простите, я вас задела локтем? Нет, нормально? Всё в порядке? А вы как себя чувствуете? Да что вы? Правда! Как интересно!» И вот это вот сидишь, гонишь, гонишь, глазами стреляешь, хи-хи, ха-ха, вот эти вот искры, искорки – ах, как это приятно и здорово! А остальное – так себе. Сделали всё по-бырому и пошла проза: «Ты сначала в душ или я? Ну, иди ты. Покурим, да? И спать, да? Ну, давай».
АРТЁМ (хохочет). Оля-ля! Как интересно!
ВИКА. И как знакомо, да?
АРТЁМ. Да!
ВИКА. Вы всегда так много говорите?
АРТЁМ. Я разве говорю много? А, ну да. Наверное. У меня отличное настроение, простите.
ВИКА. Да?

Из какой-то книги выпали несколько засушенных листьев каких-то растений.

О, гербарий! О, листья засушенные … Пахнут даже … Как красиво, блин!
АРТЁМ. Блин-мандарин, смотрите: одуванчик, подорожник, малина, а этот – не знаю.
ВИКА. Дурашка какая… Поэт прям. Разбирается в листочках. Да?
АРТЁМ. Со школы гербариев в руках не держал. Надо же. Красиво, блин.

Стоят рядом, рассматривают сушённые листья.

ВИКА. Какой запах у нас тут в городе, вонь какая на улице и в домах. Торфяники горят.
АРТЁМ. Что, и зимой?
ВИКА. И зимой. Круглый год гарь в воздухе.
АРТЁМ. В России два чистоты: вся грязь замерзла и вся грязь засохла. Как в авторском кино: дымок, туман такой на улице. Вы заметили, что в авторском кино всегда в кадр туманчик такой нагоняется? Вы смотрите авторское кино?
ВИКА. Заметила. А вы не местный?
АРТЁМ. А я не местный.
ВИКА. Ясно. Такой вот городок у нас. Боже! Туманный, дымный. Провинция. Я тут задыхаюсь в этом смоге. В Москву надо, в Москву, в Москву! Или - за рубеж. Лучше.
АРТЁМ. Да, да. Что?
ВИКА. От тебя пахнет можжевельником и березовым веником.
АРТЁМ. Это такой одеколон. Очень дорогой. Шутка юмора! (Напевает). «Привезли бабусе! Технику Занусси! И пошли под пиво! Жареные гуси!»

Смеются, смотрят друг на друга. Он ходит по комнате, роется в книгах, вещах. Вика тоже роется, время от времени оборачивается на Артема, поправляет прическу, юбку одёргивает.

ВИКА. Ну, прекрати шутить. Тут такая трагедия, а ты с шуточками.
АРТЁМ. Жалко бабушку? Конечно, жалко. Что за глупые вопросы я задаю? Вэри сорри. Это так больно. Тысячу раз вэри сорри, прости, дорогая. «Серебристый лайнер ТУ развалился на лету! Почему-то фирма ТУ выпускает хреноту!» Шутка-юмора!

Хохочет. Вера стоит в коридоре, выглядывает, смотрит на Вику и Артема.

ВИКА. Прекрати, сказала!
АРТЁМ. О, нет, я искренне, совершенно искренне сочувствую вам. Это так печально, так печально, это сошествие в Аид, да. (Хохочет). Но - все там будет.
ВИКА. Банан ты банальный.
АРТЁМ. Вы так неосторожно нагибаетесь в моем присутствии.
ВИКА. А вы ходите в полотенце в моем присутствии.
АРТЁМ. Это для здоровья, я же сказал. Я люблю трусы широкие, не в облипочку.

Стоят друг против друга, смеются, глядя в глаза.

ВИКА. Ну, хватит, Артем. Я в стрессе в жутком, а ты тут такое. Разводишь тут шутку с юмором.
АРТЁМ. Слушайте, идея! А может, по рюмашке? Помянем? И сбросим, так сказать, стресс? У меня случайно с собой бутылочка молдавского коньяка? Не палево, настоящий. А что, помянем? Так полагается.
ВИКА. Какая рюмашка, прекрати!
АРТЁМ. Значит, по рюмашке!

Артем щёлкнул пальцами, быстро пошел в свою комнату, в две секунды переодевается в брюки и в футболку. Идет в гостиную, несет свой портфель, сооружает из томов энциклопедии что-то вроде стола, потом из них же строит сиденья, достает салфетки, накрывает салфетками «стол» из книг, ставит бутылку, одноразовые стаканы, выкладывает колбасу, хлеб.
 Делает это ловко, глядя на Вику, смеясь, лихо, мгновенно, будто так вот, в таком развале, в таком бардаке давно жил и делал это много раз.
 Вера пошла в ванную. Взяла тряпку, подтирает воду на полу.


ВИКА. Я же сказала - не надо. Ну что за люди …
АРТЁМ. Всё готово. Пять сек – давайте, ну?
ВИКА (села на книги). Я же сказала – нет. (Пауза) Вы похожи на человека, который залез в переполненный автобус в час пик и через минуту у него уже есть место. Все стоят, маются, а он уже сидит у окошка.
АРТЁМ. Так и есть! Я всегда место себе найду. Ну, по два булька? Два булька за бабульку! Шутка юмора!
ВИКА. Ну, Артем?!
АРТЁМ.  Вика!
ВИКА. Артем!
АРТЁМ. Давай.
ВИКА. Да не буду я.
АРТЁМ. Давай.
ВИКА. Да отстань.
АРТЁМ. Тут пыльно, надо промочить  горло. Ну что, я один буду?
ВИКА. Какой настырный, а? Ну сказала ведь – нет. И всё шутит. Кавээнщик. Что за хохмогон такой попался, дурашка какая, всё шутит и шутит, а? (Поправляет челку, смеется, взяла стаканчик, протянула Артему, тот наливает). 
АРТЁМ. Помянем, ну?

Выпили. Вика сидит, закусывает помидоркой, сок из помидорки капает ей на кофту, она не замечает этого, смотрит на Артема, улыбается, машет руками.

ВИКА. Я бы не сказала, что молдавский, так – средняя лажа. Ой, я смотрю на эти стены и думаю: сколько они видели! Сколько же они видели! Ужасно. Бедная бабушка. Конечно, она мне дальняя родственница, но я помню, отлично помню, когда мама была жива, я так часто приходила сюда. Она была маме теткой, родной теткой, ее мама и ее мама – родные сестры были – запуталась, блин! Их никого уже нет в живых. Так было уютно в этом мире! Ковры, книги, стены были расписаны цветами! Сейчас их заклеили обоями, а тогда – тут было так красиво! Цветы на штукатурке! А бабушка делала особые пельмени, маленькие, на вилку десять штук влезало. Тут в центре комнаты стоял большой раздвижной стол, его раздвигали, украшали цветами, на столе было так много угощенья! Я ходила под этот стол пешком, представляешь, Артем? Мы на «ты» ведь, да? Тут стоял шкаф с книгами, теперь от него только светлый отпечаток на обоях! И это фортепиано я помню, я пиликала на нем! Смотри, как загадочно в темноте мерцают желтые клавиши, бывшие еще недавно белыми! (Пауза). А на столе – стоял пирог с малиной, как сейчас помню. У вас нет сигаретки? В смысле, у тебя? «Ты», «вы» – всё время путаюсь!
АРТЁМ. Ты, ты! Есть, конечно, есть! (Достает сигарету, зажигалку, прикуривает). Я сам прикурю. Я люблю так делать.
ВИКА (улыбается). Почему? Дурашка какая …
АРТЁМ. Ну, так. Это вроде какого-то ритуала между людьми, когда они общаются.
ВИКА. Будто поцелуй? Да? Ты это хотел сказать?
АРТЁМ. Ну да. Это. (Протягивает зажженную сигарету Вике, та берет сигарету из его рук, смотрит ему в глаза). Я понимаю, понимаю твои страдания.
ВИКА. Да, да, я очень страдаю. Ты угадал. Всё кончилось. Разрушен такой красивый мир. Как жалко, черт! (Заплакала, сидит, курит) Жалко, жалко!
АРТЁМ (негромко). А эта-то вот, та-то – она вольтанутая ведь, да?
ВИКА (шепчет). Ой, Артем, еще как! Там что-то такое темное в голове – мрак! Еще как вольтанутая. На всю голову. Даже страшно. Ведь она может броситься, убить. А там у двери топор. Я боюсь ее практически.
АРТЁМ. Оля-ля! Ведь сейчас такие проблемы с такими людьми. А скоро весна, у них обостряется. (Вера стоит в коридоре. Слушает. Решилась, пошла в комнату, стучит чем-то, ходит с черным мешком в руках, собирает вещи. Артем и Вика смотрят на нее) Девушка, а, девушка? Не подскажете, как пройти в библиотеку?
ВЕРА. А?
АРТЁМ. Бэ. Присядьте, а? Мы на минуточку, а потом вы продолжите свою работу. Сейчас – мы поминаем.
ВЕРА. Мне работать надо.
АРТЁМ. А вы знаете, что они дохнут?
ВЕРА. Кто?
АРТЁМ. Кони.
ВЕРА. Почему?
АРТЁМ. От работы.
ВЕРА. А?
ВИКА. Ну, сядь, чего ты как эта? Выходи уже на коннекшен? Всё будет фиолетово, не боись, успеешь ты прибраться еще. Ты-то ведь первая должна Елену Петровну помянуть. Столько лет с нею вместе. Человек предлагает, отказываться, что ли? Приятный человек, приятная компания. Сядь, сказала, не квасься?

Вера села, ей налили.  Помолчали. Выпили, не чокаясь.

ВЕРА (кричит). Ой, я вспомнила! (Хохочет)
АРТЁМ. Что-то приятное вы вспомнили, да? Что вы такое вспомнили? Вы так заорали, что книги на полу подпрыгнули.
ВЕРА. Ну, как в детстве мы пели, вспомнила!
АРТЁМ. А как вы пели? В хоре?
ВЕРА. Ну да, в хоре. Стояли литмонтажом и мы пели: « - Отрежем, отрежем Сусанину ногу! - Не надо, не надо! Я вспомнил дорогу!».
АРТЕМ. Литмонтажом?
ВЕРА. Литмонтажом!

Хохочет. Вика и Артем смотрят на нее.

АРТЁМ. Пепельницу бы.
ВЕРА. Сейчас, блюдце принесу. И еще принесу тарелки. И вилки. А то как бомжи. Еще вот, отец мне говорил так: «Верка, посмотри на мужика, который нравится, посмотри, как он ест. Если не противно – выходи за него замуж». Сейчас я буду, приду. (Встала, пошла на кухню)
АРТЁМ. И воды из-под крана, что ли, принесите, запивать. Не могу без запивки. Ага?
ВИКА (Артему). Да туши в пол, чего ты выёживаешься? Какая разница. Всё равно они тут ремонт будут делать, все равно это всё не наше. Какие-то ты некрепкие куришь, женские какие-то. (Вера гремит посудой на кухне)  Видал, с каким прибабахом? Чистильщица она, из «Соцзащиты», понял уже? Ухаживает за бабками, а потом, как с ними Загиб Петрович происходит, она - квартиры вычищает. Кончита полная.
АРТЁМ. Кроме шуток?
ВИКА. Какие шутки, когда уже в желудке! О, профессия у нее, да? А ты?
АРТЁМ (быстро). Экспедитор. Связано с товарами. Ну, товары там разные.
ВИКА. Ты говоришь – «товары», а я слышу – «топоры»! Топоры, товары, товары, топоры! (Смеется) Птфу, блин, сбрендила уже с этим со всем!
АРТЁМ. Шутка юмора! У тебя кофта цвета «бедра испуганной нимфы».
ВИКА. Нет. Скорее – цвета «пьяной вишни»!
Хохочут.
АРТЁМ. Ну да. Это скучно рассказывать. Короче – офисный планктон. Бумаги. Сижу, гоню на клаве. И лавэ в карман. (Смеется) А вы? Ну да – ты. Ты!
ВЕРА. Учительница. Разве не видно? Младшие классы. Совсем салапетки такие. Обожаю их. Такая прелесть эти маленькие детки. Только вот с ними так сложно, потому что там, в школе, так необходимо постоянное душевное самоусовершенствование. Понимаешь?
АРТЁМ. Да, да. Хитросплетение потаённых смыслов. Мастерское вуалирование …
ВИКА (смеется).Ну, хорош, наливай. Чего ты?

Пришла Вера, принесла тарелки, воду в кувшине, села. Артем наливает всем в стаканы.

АРТЁМ. Водичка? Не кипяченая? Ладно. Как говорится в шутке-юмора: запьем кран-колой, а чего бы и нет?
ВИКА (смеется). Ты странный.
ВЕРА (громко). Нет, не странный. Тетя Мотя.
ВИКА. А ты что лезешь, тетя Мотя?
ВЕРА. Я знаю.
АРТЁМ. Чего ты знаешь?
ВЕРА. Потом.
ВИКА. Очень странный.
АРТЁМ. Да с чего это?
ВИКА. Сильно сладкий. Я таких боюсь. И духи сладкие.
АРТЁМ (смеется). Нет, нет, у меня другой профиль!
ВИКА. Ну, ладно базарить. Надо дальше за работу браться. А то вечер скоро. Еще поищу малёхо, да делать надо лататы. Да? (Вере) Ладно, ты, не обижайся.
ВЕРА (ест). Да я и не обижаюсь.
ВИКА. Пойми, у меня тяжелая в данный момент финансовая ситуация. Это последняя зацепка. Мне сейчас так сильно надо – ну хоть на панель.
АРТЁМ. Оля-ля! Прям даже так?
ВИКА. Уезжаю. За границу. Всё, хватит тут, надоело! Нашла агентство. Две тысячи баксов просят. Нет, не проституткой, не думай. Это такой клуб, где девушки танцуют. А я умею. И хочу. Вон отсюда. Хватит. Ладно. Я посмотрю еще. Может, и правда, она что-то намекнуть мне хотела? Может, в книгах спрятаны какие-то сокровища? Старые люди всегда деньги в книги прячут. Полистать, что ли?

Вика какую-то книгу взяла. Полистала, отбросила в стену.

ВЕРА (вдруг). А вот у нас еще какой случай был. Мы, значит, с баушкой, там, дома, пошли в лес. Ходим, ходим, набрали уже ягодов, грибов набрали. Всего набрали. (Вытерла под носом, потом пальцы протерла об подол платья) Ну вот. Заблудились. Не можем дорогу найти. Тут баушка берет, платье снимает, на пол его кинула. Потоптала, потом на себя надела шиворот-навыворот. И вот раз – мы пошли и сразу вышли на дорогу. И домой пришли целые и невредимые. Вот как надо делать, если заблудишься.

Смеется, бутылку взяла в руки. Последние капельки из горлышка выпила, бутылку поставила в сторону.

«Покойника» – со стола! Так у нас в семье папаша говорит: как только допили бутылку, ее под стол, потому что – «Покойника – со стола!». Вот, чему в детстве научился, то тебе всю жизнь пригождается. «Жизнь прожить – не поле перейти». Я так всегда делаю.
АРТЁМ. «Покойника» со стола, значит?
ВЕРА. Ну да. Я потом «покойника» этого выкину в мусорку. 
ВИКА (хохочет). Ты кадр бесценный! Кладезь мудрости народной! 
ВЕРА. Не подкалывай, тетя Мотя. Не дура. Я всегда в жизни, если сильно заблужусь, снимаю с себя платье, его на полу потопчу. Потом надену шиворот-навыворот и вот – я готова, тропинку вижу перед собой. Всегда вижу выход. Свет в конце тоннеля.
АРТЁМ. Надо взять на вооружение ваше происшествие из вашего чудного детства! Я тоже чуть что теперь – раздеваться давай, топтать всё и сразу – вот, вот, вот она, столбовая дорога, предо мною!

Вика и Артем хохочут, умирают от смеха. Вика даже слезы вытирает.

ВЕРА. А мужа моего Сережей должны будут звать. Ему себя берегу. Я ещё - всё ещё девочка.
АРТЁМ. Оля-ля!
ВЕРА. Да. Серёжей будут звать. Потому что красивое имя, русское, настоящее. А я русская, вот такушки. Я этих всех киргизов, мусульман в тюбетейках ненавижу. Мне Сережа всегда снится. Я его увижу и у нас с ним сразу будет разговор.
АРТЁМ. Какой?
ВЕРА. Ему скажу. Никому больше. Ну вот. А папка у меня, если приложит, так приложит! Так попа болит – ой, ой! Он вот на свадьбу пошел, у соседей была, пришел, руку так протянул и говорит: «Ставьте, девки, стопочки!» И что ты думаешь? Одиннадцать стопочек поставили ему на руку, и он все подряд выпил! Вот какая рука!
АРТЁМ. Одиннадцать стопочек?! (Смеется).
ВЕРА. Да, одиннадцать стопочек на руку вошло! Входит ему!
ВИКА (хохочет). Дак это целая лопата, а не рука? Что там за стопочки такие были?
ВЕРА. Маленькие такие, на один раз чтобы выпить. Жизнь прожить – не поле перейти.
АРТЁМ (хохочет). Ну ты дала, дева, ну я умру сейчас от смеха! Настоящий юмор!
ВИКА. Ну, не стебись над человеком. Не видишь, что ли? Тём, ты прикури мне лучше, как ты всегда делаешь, а? С поцелуем, да?
ВЕРА. А вы напрасно смеетесь. Я еще много чего могу рассказать и вам опытом поделиться. Вот, например, нельзя смотреть, как кошка серет. Глаза будут болеть. Надо ей сказать: «Ссы и сри в свои шары!» И тогда глаза болеть не будут.
ВИКА. Ты поэтому в очках? Смотрела?
ВЕРА. Нет, не поэтому. Я могу еще по руке погадать. Всё увижу, скажу вам будущее. Жизнь прожить – не поле перейти. Хотите?
ВИКА. На, приколись! (Протянула руку)
ВЕРА (смотрит на ее руку). Скоро будет много денег у тебя. Вот. И бойся топоров.
ВИКА. Будут деньги, да? (Хохочет). Ты намекаешь на что-то? Ты знаешь, где лежат, да?
ВЕРА. Будут. Дай твою. (Взяла руку Артема) Скоро женишься.
ВИКА. Прикурил? Дай мне!
АРТЁМ. Давно хочу жениться! Спасибо, цыганка Аза! Так жениться хочу, что ломит мозги!
ВЕРА. Ну, я же вижу.
ВИКА. Да не гони, Верчик! Посмотри на его ручки! Видишь, на пальчике белый след, нет? От кольца обручального. Сюда пришел, снял, в карман положил. Так, нет, Тема?
АРТЁМ. Ну, так. Уй, какая ты ушлая, а?
ВИКА. А вот такая. Права она: жизнь прожить - не поле перейти. Жизнь научила. (Села рядом с Артемом, положила ему руку на колено)
ВЕРА. А тяжело, когда не веришь. И жить, и умирать. Во что-то верить надо. Вот меня мамка Верой за что-то ведь и зачем-то назвала. Верить надо.
АРТЁМ (вдруг серьезно). Я вот верю в Россию, в ее духовное возрождение. Все-таки русский человек - это человек прежде всего возвышенный. Планку, планку надо поднимать, понимаете? Я вот всегда в оппозиции, думаю о прошлой духовности и взываю  к общественности о падении нравов.

Молчание.

ВИКА. А?
АРТЁМ. Вообще, человек рожден для мук и в счастье не нуждается. Россия – это огромный концлагерь, девушки. Россия – это страна, облитая кровью зэков и слезами матерей. Вот так. Так я думаю.
ВИКА. Чего?
АРТЕМ. Чё, совсем дура? Оглохла? Я такие вещи серьезные говорю, а она тупит. Чё, совсем уже?
ВИКА. Ой, какие мы интеллигентные: рот салфеткой вытираем! Да ля-ля-фа всё это, Тёма! Не гони, не пугай красивым!
АРТЁМ. Погоди, стой. Меня страшно заинтересовала судьба Веруси. То, как она ждет жениха.
ВИКА. Ее девственность заинтересовала? (Хохочет) Да верь, говорю же - она гонит!
АРТЁМ. Стой! Ну-ка, Верчик, расскажи про себя? Значит, ты тут за этой бабкой ухаживала? И что? Говорила ты с ней? О чем?
ВЕРА. Она просила мне ей рассказывать всякое, я ей и рассказывала. У меня много мыслей в голове, я ей и рассказывала!
ВИКА. Ну, расскажи нам, посмеемся!
ВЕРА. А ничего смешного не было. Вот она лежит на кровати, я тут сижу на табуретке, она говорит: «Верка, что мне делать? Помру скоро, а ведь я не верю в Бога, я была коммунисткой, я в деревни ездила, церкви разбирала, у нас были такие отряды, мы с ними по деревням ездили, иконы жгли. В костры сложим и жгем! А что теперь мне будет? Ад? А какой? Я когда помру, там будет сон или что будет, расскажи, ты ведь юродивая, должна видеть за горизонтом линию, где она сходится с землей и где я растворюсь …» Так она говорила. Ее слова. Она не верила, что есть потом что-то. Ей тяжело было помирать. Меня дурой называла. Может, и правда, но только я хитрее всех. Меня бабка научила ворожить, я умею ворожить и даже если ничего не делаю, а просто на человека смотрю и думаю: сделай. Он так делает. И так выходит. Как скажу, так и получается.
АРТЁМ (смеется). Да ладно пугать!
ВЕРА. Правда. Ты увидишь скоро. Ну вот. И она говорит мне: расскажи, что будет потом, там, когда я усну.
АРТЁМ. Ну и ты?
ВЕРА. И я - рассказывала.
АРТЁМ. А ты знаешь?
ВЕРА. Конечно. Я всё про всех знаю.
ВИКА. Ой, страшно! Не гони! Лохидзе!

Вика открыла какой-то чемодан, достала пышное белое свадебное платье. 

Это что тут такое?!
ВЕРА. Это платье Елены Петровны. Свадебное.
ВИКА (хохочет). Боже! Какая прелесть! Сколько ему лет? Семьдесят? Сто? И моль не почикала? И живое? Шила на заказ, поди? Чудо! Чуть-чуть пожелтело тут с боку, а так - хоть одень сейчас и под венец! Это ведь какая-то старинная ткань, да?
ВЕРА.Парашютный шелк.
ВИКА. Ты откуда знаешь?
ВЕРА. Она мне платье это показывала и рассказывала. Она после войны выходила замуж. Ей было, как мне, почти 30 лет. Она была девушкой, как и я. И вышла замуж. У них детей не было, но прожили счастливо. Любили. Я дедушку не видела, он давно умер.
АРТЁМ. Всё-то ты знаешь, а?
ВЕРА. Ну, нам же про что-то надо было говорить все эти годы. Или молчать, убирать урыльник и всё? Платье это она мне показывала. Я для нее его даже мерила. Плясала тут вот в нём, перед её кроватью.
АРТЁМ. Да ладно? Правда?
ВЕРА. Ну, а чего, раз она уже помирала, надо было ее ублажать как-то.
ВИКА. Ты в него - влезла?
ВЕРА. Нормально влезла. Только грудь немножко давило вот тут. А так – нормально. У меня грудь такая, я же вам рассказывала отчего.
АРТЁМ. Да, да, корки надо есть! Я посоветую знакомым девушкам!
ВИКА. Ну, Тёма, это – тема! Она влезла, а я что? Я тоже - Крошечка-Хаврошечка! Гляди! Какое красивое, а?!

Не снимая одежды, натягивает на себя платье, хохочет, бегает по комнате. Прибежала в коридор, смотрит на себя в зеркало. Снова бегает по комнате, потом  вдруг падает и плачет.

Тёма, блядь?! Ёбаный твой стос, Тёма?! Я устала, блядь, от нищеты! От зарплаты до зарплаты! Устала от еды с огорода с нашего! Эти соленые огурчики, эти соленые помидорчики, эти червивые грибочки, которыми меня кормит его мама! И он мне предлагает с ним связаться узами, предлагает свадьбу! На хер его! Я от них сбегаю! Лучше там на панели, чем тут! Мы живем у него на квартире с мамой, Тёма! Квартира –конура! Я устала от борщовых помидоров! Ты знаешь, что такое борщовые помидоры? Подгнившие которые! И вот это всё – на копейки жить, не могу больше! И мужиков нет – потому как они все, как общественные туалеты: либо засранные, либо уже занятые! И никто на содержание брать не хочет! А я готова! Потому что, Тёма, на безрыбье и раком встанешь! А меня если отмыть, завить, накрасить, дать мне тряпки красивые, да я бы была не хуже Софи Лорен! «Ешь столовый лук и хрен!  Будешь как Софи Лорен!» …
АРТЁМ (смеётся, пустую бутылку в воздухе трясет). Выпить нечего!
ВЕРА. А у Елены Петровны еще коньяк там старый остался, он там стоит, я принесу!

Встала, пошла на кухню, Вика в платье ходит по комнате, курит, хохочет, плачет. Взобралась на стопку книг, машет руками.

ВИКА. Вот что за жизнь, а? На хлеб будешь ходить занимать, не найдешь, а выпить - всегда найдется. Была бы первая рюмаха, а дальше – такая пьянка, такой гудеж! Видал, как повезло тебе, Артема? Как ты забурился к нам вовремя и красиво! Тут как в телевизоре развлекуха! До чего чипово! Бабы в свадебных платьях! Мазява какая!

Вера принесла пыльную бутылку, которую нашла где-то на кухне за шкафом. Поставила бутылку на книги.

АРТЁМ. Отпад!  Оля-ля!
ВИКА (берет бутылку, рассматривает этикетку, хохочет). Это что за клопомор советский у нее спрятан был? Налей мне, ну чего ты Муму тянешь? Хотя – я сама …

Открыла бутылку зубами, пьет из горла. Молчит. Потом вдруг рванула дверь на балкон, выскочила туда, в снег, кричит на весь двор: 

Замуж хочу, замуж хочу! Твари! Спите в дыму, в дымину пьяные?! Борщовые помидоры жрете? Жрите! Дым ваш проклятый, дым ... Уехать от вас, вон, вон …

У нее начинается какой-то припадок. Она кашляет, задыхается. Артем и Вера тянут ее с балкона.

ВЕРА. Тихо, тихо, а то милицию соседи вызовут … Дай сюда платье, снимай! Тихо!
АРТЁМ. Спокойно, девочки! Зачем скандал? Тихо, тихо! Вери сорри, но пить тебе не надо больше, либо пить, да как-то соображать, что ли … Тихо, тихо! Не ори, позорище!
Вера стаскивает с Вики платье.
ВИКА. Всё. Хорош. Отвалите все. А ну, рассосались все по пещерам. Пойду я туда, полежу. Голова от вас болит. Пьяная я в нолик. В пополам я …

Вика пошла в другую комнату, упала на диван.
 Молчание. Вера смотрит долго на Артема. Потом быстро натягивает платье на себя.


ВЕРА. Не так она ходит в платье. Я одевала его, меня просила Елена Петровна и я тут перед ней, перед кроватью, песни ей пела. Лекарствов ей дам много, она лежит, а я – в платье. Вот сейчас покажу!

Вера расчистила от книг на полу пространство, встала в позу, поет:

«Трынди-брынди балалайка, под столом сидит бабайка!» Нет, не эту. Эта веселая. А сейчас - песня грустная очень. (Поет) «Море, верни мне сына! Море верни мне дочь! Больше они не увидят! Ту голубую ночь! Ча-ча-ча!» Знаешь такую?
АРТЁМ (смеется). Ой, ну не надо грустное!
ВЕРА. Нет, еще одна. Слушай. (Поет) «В океане средь лазурных волн! Где дельфины нежатся с пеленок! Как-то раз попал под рыбацкий борт! Как-то раз попал под рыбацкий борт! Маленький, красивый дельфиненок!» (Села, плачет) 
Артем хохочет.
А что тебе смешно? В море утонули сын и дочь, а ты? Дельфиненка маленького разрезало на кусочки, а ты? Дурак, что ли? А еще - похож.
АРТЁМ. Прости. Прости. Вырвалось. Ну и что она на твои песни говорила?
ВЕРА. Ничего. Я ей говорила: «Я тебе спою еще, а ты - дашь мне спички?»
АРТЁМ. Спички?
ВЕРА. У всех у бабушек мне надо было взять спички. На память. Вот они, спички, я их всегда с собой ношу.

Пошла в коридор, взяла сумку облезлую с ручками, пришла, разложила на полу коробочки.

АРТЁМ. Это что?
ВЕРА. Спички, сказала же тебе. Они все, старухи, закупали впрок всякого. Все они боялись голода, войны и у всех стояло забито в чулане или на кухне – соль, сахар, крупа и спички. Соль каменная, крупа червяками съеденная, сахар всю сахарность потерял, пожелтел, а спички – целые. Их возьмешь - чирк! – загорелось, хоть и пятьдесят лет им. Вот у каждой я на память брала коробочек один. С этикетками. Вот тут – Гагарин на спичках, вот тут – змейка зеленая, это «Малахитовая шкатулка», вот тут – «Не играй с огнем!», вот тут – маршал Жуков на коне, вот тут – птица малиновка из семейства садовых, вот это – пионер-герой Павлик Морозов, вот тут еще и еще много чего. Всё советское было красивое. Вот написано: «Я прославляю каждый дом, где угощают молоком!». Чтоб молоко пили. Вот: «Заключайте договоры страхования домашнего имущества!». Вот еще …
АРТЁМ. О, болезнь-то твоя как распространилась, детка. (Берет коробок, читает) «Мы вам поможем на кухне не раз, простой и надежный прибор керогаз».
ВЕРА. Ага. «Если вы пылесос купили, в квартире не станет ни грязи, ни пыли!». Как было хорошо тогда! Я бы хотела там жить.
АРТЁМ. Все девушки хотят жить во времена кринолинов, а ты – «в совке»?
ВЕРА. Я каждый вечер с этими спичками играю. Разложу и смотрю на них …
АРТЁМ. Прям – «Девочка со спичками». Знаешь такую сказку?
ВЕРА. Знаю. Только это не про меня. Она там была несчастная, потому что будущего не знала. А я счастливая, потому что знаю. Знаешь, что если вот так вот спичку сломать и желание загадать, то оно сбудется?
АРТЁМ. А ну-ка, сделай, сделай, я погляжу, ну?

Вера сломала спичку.
 На улице что-то взорвалось.
 Артем вздрогнул.


Это что? А-а. (Хохочет) Свадьба, наверное. Фейерверк. На Старый Новый год свадьбу решили, да? Идиоты. Январь. Весь январь – вся Россия в «синей яме». Да и у нас тут тоже отлично, гляди - такой у нас колдырь-бойз-фронт, отпад, с детскими песенками, да? Ну и что ты загадала? Что-то концептуальное? Дай мне эти волшебные спичечки! Я хочу!
ВЕРА. На.

Он ломает спички.
 Молчание.


АРТЁМ. Не выходит. Не выходит, зараза.
ВЕРА. Пусть она поспит. Тебе же всё равно. Жалко ее стало, дура дурой, тетя Мотя, а жалко.
АРТЁМ. Ишь ты? Ее дурой считаешь? Ясно. А ты – не тетя Мотя? Темно. Что-то ко мне не едут. Надо позвонить.
ВЕРА. Стой.
АРТЁМ. Что?
ВЕРА. Лампочки тут нету. С улицы светит, всё видно. Не угадала, женатый уже, да?
АРТЁМ. А что? Такая игра идет – мужчина, женщина. Охота такая, как в древности. За обладание. Ну да, я тут живу, недалеко. Семья. Скучно очень. Жена. Ребенок. Но хочется свежего. Вот сейчас ко мне приедет девочка. Ну что ж делать, если мне хочется? И твоё какое дело? Я – заплатил. Да что ты понять можешь?
ВЕРА. Понимаю.
АРТЁМ (помолчал). Слушай, ты, «Девочка со спичками», а не ты ли их травила, старушек-то, чтоб себе спички вот эти заиметь? Нет?
ВЕРА. Зачем мне? Они сами от страху умирали.
АРТЁМ. А какой страх?
ВЕРА. А что – там. Они не знали, что – там. А я им рассказывала, что - там. Они и умирали. Я знаю, что – там.
АРТЁМ. И что - там? Что ты врёшь?
ВЕРА. Рассказать?
АРТЁМ. Ну, расскажи. Интересно. Только это … Я не помру от этого, как бабки твои помирали, нет? (Смеется)
ВЕРА. Не знаю. (Молчание) А там будет как самое-самое счастливое, о чем ты мечтал или мечтала на земле, но не вышло. Вот там это будет. Ты заснул и приходишь на облака. Там стоит Бог, он молчит и улыбается, он смотрит на тебя и улыбается, а Бог выглядит так, как тот, кого ты любил всегда в душе, но никогда не видел, он такой же, это он, красивый, красивый, он на земле не живет, никогда с тобой тут не встречался, ты его только, когда спала, видела, он стоит, держит спички в руках, зажигает одну и ты смотришь вниз и видишь, спичка осветила – там, там, сверху ты видишь себя, вот ты маленькая, ты бегаешь по двору, как кино, как кинопленка, ты все забыла, а оно всё было заснято, ты думала, что это только в твоей душе осталось, ты умрешь и все исчезнет, а нет – оно всё осталось, оно всё заснято и останется, и его будут показывать другим, там, в кинозале большом таком, простыня будет на облака растянута, а на ней покажут это кино и все, все миллионы людей будут сидеть и смотреть это кино и улыбаться, вот твой дом, снегом до крыши засыпанный, а ты в окошке сидишь и улыбаешься, и смотришь на степь перед домом, вот ты на крыше сидишь и смотришь на степь, а уже весна, напротив дома – казахские могилки, старые, надо корову поить, ты идешь по снегу, снег скрипит, он совсем старый стал этот снег, разгребаешь снег, ковшиком там, в траве, находишь ямку у могилки, из нее берешь воду, несешь корове, она пьет, ведро держишь, чтобы не перевернулось, она пьет, а льдинки корова своими губами отталкивает, чтобы не проскользнули в горло к ней. (Пауза) Вот мама, она стоит у печи, а ты пришла из лесу и принесла кислятку, щавель, мама кислятку перебирает, потом тонко режет ножом и делает пирожки, такие вкусные. Мама, мама, нету мамы … Она там на том свете мне пельмени делает, сидит, свадьбу мне готовит …
АРТЁМ. Чего?
ВЕРА. У меня фотография есть: мама сидит на кухне и пельмени делает. Старая, чёрно-белая фотка такая. Я столько раз на нее смотрела, смотрела и потом поняла: мама там сидит, и ждёт меня, и пельмени делает … Сидит, улыбается и пельмени делает.
АРТЁМ. Ты больная.
ВЕРА. Правда, делает. И еще снова спичкой чиркнет Бог, и я вижу – тот день зимой, когда мама умерла. Ее повезли в больницу на вертолете в город, она в вертолете умерла, а потом ее привезли домой назад, я стояла у печки, а много-много людей внесли ее и положили на кровать. (Пауза) Я помню, как много людей вошло в дом и как было так тихо-тихо.
Молчание.
Вот такое кино. Оно длинное, длинное. Долго очень рассказывать. И всё время Бог зажигает спичку и показывает тебе это, и твое сердце разрывается, разрывается, и тогда ты совсем умираешь, во второй раз, и больше уже никогда тебя не будет, а только - воздух.
Молчание.
АРТЁМ. Ну и что? Ты это вот ей рассказывала, а она что?
ВЕРА. Улыбалась. Ведь я ей своё кино рассказывала, а она вспоминала - своё. Каждому Бог спичками своё кино покажет.

Вика в другой комнате очнулась, села на диван.

ВИКА (кричит).Ну, всё, хорош тайгу пылесосить. Ты придёшь?
Звонок в дверь.
ВЕРА. Никуда не пойдешь. Эта - уйдет, никого я не пущу. Ты к ним - не пойдешь.
АРТЁМ. Напилась уже, что ли? Это ко мне, а ты тут при чем?
ВЕРА. Я ту выгоню, тебя на ключ закрою, ты тут будешь сидеть. Тут такой замок: снаружи закроешь и изнутри не открыть. Никуда ты не пойдешь. Сиди.
АРТЁМ. Иди вон, а? Но я не хочу с тобой. Уйди. Я не Дед Мороз и Нового года не будет.
ВЕРА (пошла к двери, взяла топор). Только тронься – я ее зарублю. И ту тоже за дверью зарублю. Не пущу. Не открывай. Не отдам никому. Спички возьму – запалю тут всё, они сгорят тут все!

Вера распахнула двери, машет топором, кричит:

Уйди, уйди! Не твоё кино, моё! Не твоё! Не твоё! Моё! Не твоё!

За дверью женский визг, топот каблуков по лестнице.
 Артем быстро идет к входной двери.


АРТЁМ. Ну что, что у тебя? Припадок? Скрутить тебя, «скорую» вызвать? Ну, тебе пить-то совсем нельзя. Ты, тетка, совсем допилась, совсем с ума сошла, да?
ВЕРА. Не подходи, сказала?!

Вера бросила топор, выскочила на лестничную площадку, закрыла дверь на ключ.

АРТЁМ. Открой! Открой, сказал! Ты допилась, тетя, что ли? Горячка у тебя?

Артем берет топор, рубит дверь.

Открой, а? Тварь какая, а? Всю малину испортила, ну надо же ... Русские люди, где ваша духовность? Что вы творите? Опомнитесь! Открой, гадина!

Вера сидит на лестнице, плачет.

Дура какая … Вот ведь привязалась … Дура, дура, поломала кайф, дура …

Идет в комнату, трясёт Вику. Вика тянет руки, обнимает его за шею.

ВИКА. Ты заплатишь мне?
АРТЁМ. Заплачу, заплачу, ну - пристали все, а? Вставай давай, сейчас – вставай, нас закрыла эта придурошная, вставай! Пошли на балкон звать на помощь! Слышишь?

Он идет на балкон, кричит:

Люди, помогите! Убивают! Помогите! Тут сумасшедшая! Помогите! Убивают! Откройте меня! Товарищи! Сюда идите!

Вика сидит на диване, ноет.
 Вера плачет на лестничной клетке. Бормочет:


ВЕРА. Уйдите все, уйдите все … Моё кино, не ваше … Уйдите все … Моё кино, моё, моё, моё, не ваше …

Встала, сняла с себя свадебное платье, топчет его ногами.
 Села. Сидит на полу, молчит.

 Темнота. Занавес. Конец первого действия.






ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ

Всё там же. Через три дня. Уже под вечер, но еще светло.
 В квартире ничего почти не осталось. Все вещи вынесены. Кровать с голыми пружинами стоит. Еще стопки этих больших серых грязноватых томов Большой Советской Энциклопедии в центре гостиной и всё.
 Диван в соседней комнате как стоял, так и стоит, заправлен чистой постелью.
 Вера в пальто, сидит на книгах. Рядом с ней сумка с вещами. Вера разложила перед собой на полу коробки со спичками, смотрит на них, этикетки разглядывает, перекладывает коробки, молчит.
 Звонок в дверь.
 Вера пошла к двери, открыла.
 Входят Вика и Артем.
 Артем стоит в дверях. Вика проходит мимо Веры, идет в гостиную.



ВИКА. Отдавай.
ВЕРА. Что?
ВИКА. Ключи отдавай. Николай Степанович сказал у тебя взять.
ВЕРА. Он сказал: придут люди, им отдашь.
ВИКА. Ну, а мы кто? Не люди? Нам и отдавай.
ВЕРА. На.

Вика взяла ключи у Веры из рук, побренчала ими, засунула в карман шубы.

ВИКА. Ну и дальше? Я жду?
ВЕРА. Что дальше?
ВИКА. Что он тебе сказал? Я жду?
ВЕРА. Извиниться перед людьми и уходить. Уезжать.
ВИКА. Еще что сказал?
ВЕРА. Сказал, что раз я себя так повела, он меня увольняет. И всё. Сказал – извинись перед людьми.
ВИКА. Ну вот, мы - люди. Извиняйся и - вали.
ВЕРА. Извините.
ВИКА. Не извиняю. Перепугала нас с Темой до смерти. Давай, вали. Тема, проходи в ту комнатку, разденься там. Проходи. Будь как дома. Замечательный мужик этот твой хозяин. Вошел в положение. Извинялся. Выражал соболезнование. Понял, что я родственница. Не препятствовал. Разрешил мне тут жить. Бесплатно. Пока квартиру не продадут. Поняла? Уматывай.
ВЕРА. А он?
ВИКА. А тебе-то что? А он со мной! Вопросы задает! Ты нам устроила тут похохотать, забыла? Пришлось милицию вызывать, соседей    пугать! Николай Степановичу звонить твоему! Сидит, а? А ты мне: «Нет, нет, там уже другие живут!» Вот и не живут, тут она. Ну, а куда она денется с подводной лодки? Тут она, конечно. Гляди-ка, она маракеш уже полный навела тут, чистота, реанимацию сделала. (Пауза). Ну, что сидишь?
ВЕРА. Сижу. Ждала людей.
ВИКА. Чего ты ждала? Чего ты ждешь? У моря погоды? Дура! Кругозор – со спичечный коробок, чего ты про жизнь знать можешь?
ВЕРА. Я всё знаю.
ВИКА. Всё она знает! Опять за своё!
ВЕРА. Я ж тебе говорила, что я всё про всех знаю.
ВИКА. Ладно, не модничай, не выёживайся, не показывай из себя великую колдунья Вангу, говёха!
ВЕРА. Ну, не верь.
ВИКА. И не верю. Вали вон, сказала?! Давай, вылазь, карась!
ВЕРА. Сейчас.
ВИКА. Давай, иди, я тебя боюсь уже! У тебя опять начнется, кидаться примешься, а мне зачем эти припары? Вали. Собрала манатки? Едешь? Ну и едь.
ВЕРА. Еду. Домой еду.
ВИКА. Уволили тебя? Правильно. (Смеется). Таких шизофреничек надо изолировать. Еще с топором будет тут на всех кидаться. Вали. Где моя энциклопедия, моё наследство? Я ее заберу. Пригодится. Сдам букинисту, хоть три копейки получу, и то хорошо, и то деньги. Тут она, не отдала?
ВЕРА. Тут.
ВИКА. Попроще личико-то, попроще. 
ВЕРА. Трынди-брынди балалайка.
ВИКА. Тихо, не надо мне тут – снова да опять! Что смотришь, спрашиваю, ты, свиномать? Вали. Я тебе сказала ведь, что мы квартиру с Темой снимаем. Договорились с Николаем Степановичем. Милейший человек. Не то, что ты. Ну, что?
ВЕРА. Что?
ВИКА. Раз собрала манатки, иди. Поздняк метаться.
ВЕРА. Собрала. Поеду. Сегодня поезд.
ВИКА. Выселили из общаги? Хорошо! Понаехали тут! Так и надо тебе. Нечего травить старушек бедных. Да, Тёма? Ты иди, Тёмочка, иди в ту комнатку.
АРТЕМ. Сейчас.
ВИКА. А ты давай, давай отсюда. В Пимах в своих своей девственностью торгуй иди. На навозную кучу, на навозную кучу! Перепугала до смерти людей! Тёма, проходи, не стесняйся. Это наше теперь всё.
ВЕРА. Ваше.
ВИКА. Вали, сказала? Сидит, оскорбленную, играет. Не пожалею. Спички свои не забудь. Ты одна тут? Никого тут нет? Не процветает твой бизнес?
ВЕРА. Не процветает.
ВИКА. Ну, не делай кислую морду, не страдай, не пожалею, сказала! Вали. Всё. Ушла с дороги, моромойка. Мы за своим пришли. Ты, ты травила старуху! Надо сделать эксгумацию по всем тем адресам, где ты, так сказать, ухаживала! Доухаживалась! Воровка! Я еще этим займусь! Заяву напишу!

Ходит по комнате, пинает книги. Артем стоит в коридоре у двери, курит.

АРТЁМ. Ладно, не ори на нее. Не видишь – она больная?
ВИКА. Какая больная? Вери сорри, Тёма, но на ней пахать можно! Иди сюда! Мы проверим всё, мы найдем! Не может быть, чтобы не было! Что у тебя там в сумке? Сейчас сумку твою обыщем, но всё равно найдем! Я знаю, говорила мне мама, что много, много бриллиантов у Елены Петровны было! Ну, вот куда они делись все, куда?
ВЕРА. Трынди-брынди балалйка …
ВИКА. Тихо! Молчать! Надо на кухне еще в коробках порыться, я пороюсь там, там должно быть закопаны бриллианты, должны быть! Открывай сумку, сказала, ну?!

Вера встала, взяла один том энциклопедии, протянула Вике.

ВЕРА. На. Посмотри тут. Может, тут они, в корешке? Может, затолканы туда?
ВИКА. Кто?
ВЕРА. Бриллианты твои. Золото, кольца от бабушки от твоей. Жизнь прожить – не поле перейти.

Вика взяла книгу, смотрит на Артема, на Веру, раскрывает книгу, из корешка пытается достать что-то пальцами, не выходит. Она рвет книгу, отрывает листы, бросает их.
 На пол с тихим звоном вдруг высыпаются колечки, украшения, брошки, цепочки.
 Много. Очень много.
 Вика садится на пол, берет всё это в руки, пораженно рассматривает.


ВИКА (тихо смеется). Здравствуй, лошадь, я – Будённый.
ВЕРА. Здравствуй.
ВИКА. Да это как?! Это правда, что ли?!
АРТЁМ (стоит в куртке на пороге комнаты).Да прям. Это она всё играет. Купила в подземном переходе в метро за рубль, засунула и тебе впаривает. А ты веришь. Не видишь, барахло, бижутерия дешевая какая-то. Кинь.
ВИКА. Чего?
АРТЁМ. Кинь, говорю.
ВИКА. Чего сказал? Милый, ошибаешься. (Хохочет). Что и следовало доказать. Ну я же знала, знала!
АРТЁМ. Дай, я посмотрю.
ВИКА. Щас, ага. Харя треснет.
АРТЁМ. Дай, сказал!
ВИКА. Дай уехал в Китай. Дай ему. Ага.
(Рассматривает украшения, хохочет, надевает на шею золотые цепочки, кольца на пальцы примеривает) 
Боже, Боже мой! Я не верю! Брюлики, «ржавое», с килограмм, наверное! Да нет, не может быть! Это шутка! Я сплю, проснись, Вика, нет, нет, не верю, неправда!
АРТЁМ. Ладно пургу гнать. Да она гонит, сказал же. Бижутерия это. Дай посмотрю! Блин-мандарин!
ВИКА. Да нет, милый. Уж меня-то на цацках не проведешь. (Хохочет). Нет, не бижутерия. Ну ты и молорик, Верусик, молорик настоящий …
АРТЁМ. Стой, дай я посмотрю.
(Он и Вика встали на колени, раскладывают на полу и рассматривают украшения.
 Артем схватил Вику за руки, снимает кольца, разглядывает их на свет)

Оля-ля. Да нет … Это что - бриллианты, правда? Это же только в «12 стульев» было, в жизни так не бывает, чтоб в корешке, в  книжке … Оля-ля. Подожди, дак это золото, что ли? Это ж сколько в лавэ будет?
ВИКА. Надо все книги ножом порезать, перешерстить …
ВЕРА. Больше нету. Не надо.
ВИКА. Нету?
ВЕРА. Точно нету. Не надо их резать. Пусть останется вам, как наследство. В этой книге ответы на все вопросы, которые вы хотели задать и получить ответ.
АРТЁМ. Это же старинные бриллианты, ты смотри, смотри? Это сколько стоит? Яхта? Самолет?

Вика вырвала все украшения из рук Артема, быстро в карман шубы засунула.
 Встала, побежала в коридор, прическу у зеркала поправила.
 Стоит у двери, смотрит на Артема, улыбается.


ВИКА. Только пошевелись.
АРТЁМ. Ты чего? Три дня на мои бабки пила, ела, а теперь - в кусты? Дорогая, делиться надо. Знаешь, Викуся, раз такая откровенность у нас и совсем всё невпопад, открою тебе тайну: русские красивые мужики страшно не любят, когда к ним бабы садятся на хвост. Они сразу это чувствуют. Я это без тени шутки юмора говорю.
ВИКА. Ты, что ли, русские красивые мужики?
АРТЁМ. Я. Я. Представь себе – я!
ВИКА. Мне топор взять в руки?
АРТЁМ. Положи, кинь всё из карманов, сюда кинь, сядь.
ВИКА. Тёма, отгадай загадку?
АРТЁМ. Чего?
ВИКА. «Что ты смотришь на меня? Раздевайся, я твоя!» Ответ – кровать.
АРТЁМ. Чего?
ВИКА. Иди спи, сказала. Иди «у койку», а?
АРТЁМ. Чего сказала?
ВИКА. Того сказала. Хрюсло своё убери, а? У койку!
(Взяла топор в руки, трясёт им)
Только двинься. Порешу. Правда. Вы меня все достали. Ты у меня сейчас сложишься, как перочинный ножик. Пора тебе за трое суток смекетить – не пара мы. У тебя как у латыша – ни гроша. А мне зачем? Ходить, подружкам тебя показывать, как коня строевого? И вся радость? Конь строевой, вали, а? Ты не мужчина моей мечты. Хоть и красавчик. Предлагаешь любовницей твоей стать? Не надо. Наелась борщовых помидоров.
АРТЁМ. Ну-ка, села быстро, иди сюда.
ВИКА. Ага, сейчас. Это мое наследство. Вот, в карманчик всё и - ходу. Всё у меня теперь ку-ку будет. Я знала. Я верила. Судьба подбросит. Тут если кругом-бегом - четыре вертолёта будет. Я погнала, ребята, ага? Тёмочка, я тебе попозже позвоню, ладно? Тёма, нет! Я тебя с ней оставлю, ладно? Вы такая пара! Смотреть на вас и думать: какой лав, какой лав! К тому же девственница. (Смеется).
АРТЁМ. Я ж тебя люблю! Я ж тебе говорил!
ВИКА. Тёма, любовь придумали русские. Чтобы не платить. Знаешь ты это?
АРТЁМ. Стой, иди сюда!
ВИКА. Стоять или идти? Тише, малыш! Я законная наследница, а ты? Таких на дороге знаешь, сколько? Смазливая мордашка, ага? Я себе такого найду, что все ахнут. Не тебе чета. Даже если я стану старая, куплю себе молодого, восемнадцатилетку. Ну и что, что старая, ну и что, что куплю? Лишь бы мне было хорошо. Пока, быдляк.
АРТЁМ. Воровка на доверии …
ВИКА. Тёмочка, не хулигань. Такой нервный, такой краснознаменный, а? Кукурузу свою спрячь. Ты тоже не двигайся, кошеедка.
АРТЁМ. Стой, на вот, я тебе прикурил, покурим, сядь, а?
ВИКА. Спасибо, слюни свои ей вон подари, ей радостнее будет …
АРТЁМ. Стой.
ВИКА. Стой сам.
(Вика бросила топор, вынула из сумки газовый баллончик, направила на Артема и Веру, идет к входной двери, смеется)
У нее топор был, а у меня, Тёмочка, есть баллончик перцовый. Более цивилизованно всё у меня. Но смысл тот же – сидеть! Не думала, что пригодится сегодня. Я сейчас им тут так прыскну, вы до утра плакать будете. Сидеть!
АРТЁМ. Подожди, Вика. У нас же всё сладилось с тобой …
ВИКА. Кочуматор, кофемолку свою закрой, ну? Чего сладилось? Борщовые помидоры – я ими наелась. Иди с этой кочерыгой вон отдыхай, она тебе девственность подарит. А мне дарить тебе нечего уже. Нужен ты мне, как зайцу триппер. Иди, Тёмочка. Таких на каждом углу - миллион.
АРТЁМ. Стой, я тебе все объясню сейчас …
ВИКА. Сядь, ушлёпок. Звиняйте, батька, бананьев нема. Только двинься. Я тебя уложу.
АРТЁМ. Детка, я ж тебя всё равно найду …
ВИКА. Найди, найди … А я посмотрю, как …

Артем бросился к двери.
 Вика выскочила на лестничную площадку, закрыла дверь на ключ.


АРТЁМ. Тварь, открой! Как тут выйти? Открой, ключи отдай!
За дверью тишина.
ВЕРА. Садись. Я тебе тоже дам.
АРТЁМ (ходит по комнате, пинает книги). Чего ты мне дашь? Давалово. Вот ведь сучка какая. Сука, сука, сука!
ВЕРА. А ты не знал?
АРТЁМ. Да знал! Все вы одинаковы.
ВЕРА. Нет.
АРТЁМ. Ну, мне идти надо, ну что мне теперь? Как выйти? А? Что ты сидишь, дура?
ВЕРА. Сядь.
АРТЁМ. Расстрел зеленый! Опять мне с балкона кричать? Давай, звони своему Хозяину, пусть он ключи привезет. Звони, гадина! Или я тебя сейчас печенками рыгать заставлю!
ВЕРА. Ты куртку сними, потопчи и выход увидишь.
АРТЁМ. Я вот кого другого, наверное, потопчу сейчас! «Сову», давай, вызывай, пусть нас вскроют, ну? Делай что-то? Ты наворожила это? Ты меня заманила? Тебе ведь надо было со мной наедине? Ненавижу! Грязная тетка!
ВЕРА. Грязная.
АРТЁМ. Ты не сумасшедшая, нет! Сумасшедшие такими не бывают, они другие, да! Ты похотливка! Вам всё плодиться надо, уродки! Как вы достали, бабы, войско дырявое! Открой дверь, ну?!
ВЕРА. Нет у меня ключей. Дверь только с той стороны открывается. Ты потопчи куртку и сразу выход увидишь. Ну?
АРТЁМ. Ну, иди на балкон, кричи, проси, чтобы открыли, ну, что сидишь, делай что-то?!

Молчание.

ВЕРА. Скажи - «Камаз».
АРТЁМ. Ну, «Камаз»!
ВЕРА. Твоя мама провалилась в унитаз.
АРТЁМ. Дура! Дура! Дура!  Это ты так кавээнишь?! Идиотничаешь?
ВЕРА. Веселю тебя. Ты же веселое любишь.
АРТЁМ. Дура, дура, дура! (Ходит по комнате, стучит кулаками по стенам). Достали вы. Все одинаковы. Как насекомые. Все одинаковы. Расплодиться бы только, к кому-то бы только в штаны залезть и больше ничего не надо. А зачем вам плодиться, можешь сказать? Как репей, вцепляются и держат, держат своими семечками: посади меня в земельку, посади, а? Я вырасту, я много таких репейчиков сделаю еще! А кому нужны твое репейчики, спросила? Деньги мне дай, жрать дай, тряпки дай! А не дали – ходит, изображает из себя несчастную, круги черные под глазами, волосы жирные, ходит, смотрит, ноет, смотреть противно. Про Бога еще рассказывала, коза!
ВЕРА. Рассказывала …
АРТЁМ. Ага, верующие! Сильно верующие! Знаю я вас! Была у меня одна такая, ну такая стерва, такая потаскуха. Я с ней вошкался, чтобы только понаблюдать, ну до какого края цинизма человек может дойти! Вот она всё, как ты, в Бога верила, ага, так же вот, пила, гуляла, а с утра бежала в церковь! Один раз я выпил, а она давай меня отчитывать, орать, волосы на себе рвать: «Да как ты мог напиться в страстную пятницу?! Как мог! Клянусь Богом, не прощу тебе этого, никогда не прощу!» Я чуть не рехнулся от нее, так она страстную пятницу праздновала в моей постели! Рассказать тебе, что было, и что она просила, и что я делал с ней?! Такую монашку из себя изображала днем, а ночью такое творила в постели - черт горящий на простынях валялся передо мной и просил: сделай то, сделай так, самое гадкое, самое мерзкое, что даже представить себе стыдно и страшно …
ВЕРА. Дак это черт и был, он тебя и искушал …
АРТЁМ. Заткнись! Искушал! Искушал! Слово какое! Монахиня! Иди, ори с балкона, я не буду! Звони куда-то! Делай что-то, ну?!
ВЕРА. Я не знаю, что делать. Не вижу дороги.
АРТЁМ. Гадость какая, гадость … Ты ведь точно каким-то чарами, чарами владеешь, темными силами! Видно же – черная сила. Еще порчу какую на меня напустит! Я три дня спать не мог после разговоров с тобой!
Молчание.
Что ты смотришь на меня, куница?!
ВЕРА. Жизнь прожить - не поле перейти.
АРТЁМ. Да заткнись! Очнись, проснись! Мать, что ты мелешь? Ты где летаешь?
ВЕРА. Я не сплю.
АРТЁМ. Спишь! (Сел на пол, молчит). Ну, сучка, а? Думает, я ее не достану? Достану ведь … Это ты спецом туда ей подложила, да? Не было же ничего, так?
ВЕРА. Я подложила. Тут еще осталось. Для тебя.
(Артем повернул голову, смотрит на Веру.
 Она протягивает ему книгу)

Тебе надо? На. Здесь вот, в корешке в этом поищи. Тут еще лежит. Надо?

Артем берет книгу, достает из корешка кольца, украшения. Смотрит на Веру. Молчит.

АРТЁМ. Я смотрю, у тебя этого добра, как у дурака фантиков?
ВЕРА. Ну да.
АРТЁМ. Или как у дурочки спичечных коробков?
ВЕРА. Ну да.
АРТЁМ. Это с покойников? Это ты со всех старух собрала, где ухаживала, собрала, да?  Сюда засунула, да? Зачем ты это? Ты сама черт, ты сама меня соблазняешь, зачем это тебе, чего ты от меня хочешь? Я заболел после тех разговоров с тобой, мне снится всякое стало, ты черная сила, ты …
ВЕРА. Посиди, поговорим, я потом тебе дверь открою. Это - забери, это - тебе. Тебе - надо. Мне – нет.
Молчание.
АРТЁМ. Что, прям - отдаешь?
ВЕРА. Отдам. И еще дам. Если сделаешь, что я прошу.
АРТЁМ. Переспать с тобой? Нет, прости. Выше моих сил. Не на помойке же у меня это дело валяется.
ВЕРА. Нет. Послушаешь меня?
АРТЁМ. Песни твои?
ВЕРА. Сначала песни.
АРТЁМ. Ну, давай, привязалась! Давай, ну?!

Молчание.
 Вера сидит на книгах, смотрит в окно, улыбается.
 Вечер в комнате, полумрак, чуть-чуть свет из окошка с улицы падает.
 Вера качается, тихо поёт:


ВЕРА. «Сегодня суббота, сядем на ворота, сопли распустим, никого не пустим …»
Молчание.
АРТЁМ. Всё?
ВЕРА (поёт).«Море, верни мне сына, море, верни мне дочь … Больше они не увидят ту голубую ночь …»
АРТЁМ. Ну? (Молчит). Что ты сегодня невеселое поешь?
ВЕРА. Не веселое сегодня. Сиди. Ты сиди, я тебе что-то расскажу, и сразу всё отдам, открою дверь и ты уйдешь.
АРТЁМ. А что ты расскажешь?
ВЕРА. Мне прорепетировать надо.
АРТЁМ. Да чего репетировать тебе надо, чего?!
ВЕРА. Мое будущее.
АРТЁМ. Да какое тебе будущее, чего надо?!
ВЕРА. Как там будет.
АРТЁМ. Ну, что  - «как там будет»?!
ВЕРА. Будто ты - Бог, а я пришла после смерти. Он, Бог, берет спички и чиркает, и смотрит вниз и освещает, а там - так и так …
АРТЁМ. Да зачем тебе это видеть, деточка? Достала!
ВЕРА. Чтобы жить спокойно и знать, что ждет там … А там самое счастливое, что было. А этого не было, но я хочу, чтобы было … Он будет чиркать спичками или нет – я не знаю, но я хочу, чтобы было …
АРТЁМ. Было, не было! Я уже не всасываю ничего! Я-то, я, я почему тебе нужен?!
ВЕРА. Потому что ты на него похож.
АРТЁМ. Достала! Ни на кого я не похож, понятно?! Всё. Ладно, в другой раз. Хватит разговоров. Двери открывать будем. Хватит на сегодня. Потом. Наслушался тебя.
ВЕРА. В другой раз не будет. Надо - сейчас. Отсрочка - воровка времени. Сядь.
АРТЁМ. Достала, а?! Ну, хорошо, всё, сел, сижу, давай, ну? Репетируй, песни пой, ну?

Артем сел на кровать, пружины заскрипели.
 Вера вложила ему в руки коробок спичек.
 Молчание.
 Он зажигает спички, она стоит в центре, среди книг и говорит быстро.

ВЕРА. Зажигай, зажигай! Вот так, так, свети, свети, свети ярче … Трынди-брынди балалайка, под столом сидит бабайка … Не плачь, моя Марфунька, куплю тебе я нож …
АРТЁМ. Чушь. Чушь какая …
ВЕРА. Зажигай, зажигай! Сиди, спички зажигай, слушай меня. Свети, Бог, освети это место сверху, я сверху вижу это!
(Глаза закрыла, говорит быстро)
Вот стоит мой дом там, в нашем поселке городского типа. Никакого нет там «типа», там – деревня. Чистый воздух, светло, яркое солнце светит, в небе летит самолет, чертит белую линию на синем. Ни облачка нет. Сегодня свадьба моя. Как и положено для девушки. Всё такое яркое-яркое, как ненастоящее, как нарисованное, как кино будто снятое. Земля, а на ней трава зеленая, вот наш гараж зеленый тоже, краской зеленой покрашенный, краска облупилась. Вот дом мой. Он желтый. Дом краской желтой покрашен, а наличники синие. Свети, Бог, свети мне! Вот подъехала вся в цветах машина черная, к воротам подъехала, отец вышел, плачет, старый совсем стал отец, папка мой, вышел, вот из машины вышел и мой жених, мой красавец, любовь моя, любовь моя, моя любовь … А отец чего-то плачет. Плачет, что дочка замуж выходит, не надо плакать, папочка, не надо ... Вот люди в красивой одежде во дворе лавки ставят, столы уже стоят, на столах клеенка с красными розами, а над столами брезент натянули, чтобы если дождь – не намокнуть … Свети, Бог! Освети мне это место! Этого не было в жизни, а я хочу, чтоб было! На столах еды полно всякой, а вот и я на крыльцо вышла, в белом платье, в фате. Я так долго ждала тебя, мой любимый, чуть не состарилась, но осталась девушкой, и тебе себя отдаю девушкой …
(Вера сложила несколько книг энциклопедии в одну большую стопку, встала на эту стопку, руки подняла, смеется)
Никто меня не тронул до тебя, не трогал, а говорили – гулящая, пропащая. Неправда. Это не считово было и этого не было, я тебя ждала и любила, только тебя одного. Вот мы сядем в черную машину и поедем к маме на кладбище. Приехали. Цветы положили на могилку, и я не буду плакать. Зачем, еще тушь побежит и я стану некрасивая, нет, я ей весело, радостно скажу: «Ты, мамочка, не волнуйся там за меня, зажги спичку и посмотри, видишь, как тут красиво, это я, твоя доченька, я нашлась, меня нашли, спи там спокойно, у меня всё в порядке … Ты, мама, делай пельмени, жди меня …»
(Переложила книги в две стопки, между ними встала, улыбается)
Вот это колонны в церкви будут будто. Вот мы в церковь пришли. Приехали все. Все молчат, а там, на крыше, голуби разговаривают себе о чем-то. Так тихо и так прохладно, нам говорят что-то, а я смотрю на иконы и радуюсь. Бога рассматриваю, а он на меня глядит и улыбается …
(Легла на пол. Бормочет)
 …Во саду ли, в огороде бегало два танка, немец курицу поймал, думал - партизанка … Шла машина тёмным лесом за каким-то интересом. Инти-инти-интерес, выходи на букву «С».  … А под буквою звезда, там проходят поезда, если поезд не прошёл, машинист с ума сошёл. Ему дали пирожок - он уселся на горшок. Ему дали ещё раз - он пустил вонючий газ ... Ехал Гитлер на машине в партизанские леса, подорвался он на мине, полетел как колбаса … С неба звёздочка упала, прямо Гитлеру на нос, вся Германия узнала, что у Гитлера понос … (Молчит).
(Порылась в карманах, достала еще какие-то кольца, украшения, положила их перед собой, на пол, смотрит на Артема)
Хватит тебе теперь? Вот тебе еще. Мне не надо.

Молчание.

АРТЁМ. Ну не смотри так. Не съешь. Я с головы костлив, с задницы говнив. Русские дебилы, никакой духовности.
ВЕРА. Хватит?
АРТЁМ. Хватит. Дурко. Ты что, мне вот это так просто отдаешь?
ВЕРА. Мне не надо.
АРТЁМ. Почему?
ВЕРА. Это от мертвых. Тебе будет – заговор. Мне – не помогло. Тебе поможет, поди. Может, поможет.
АРТЁМ. Я возьму. Тут не написано, что от мертвых. Думаешь, испугаюсь, откажусь? Нет. Хорошо. Возьму.
(Артем встал с кровати, пошел в коридор.
 Вернулся, поднял с пола коробок спичек)
Я коробку спичек возьму. Зажигалка сдохла. Прикуривать буду, нечем а то.
 (Спичку зажег, смотрит на огонь. Прикурил.
 Смотрит на Веру) 

ВЕРА. Каждому Бог спичками своё кино покажет.
АРТЁМ. Врешь всё. Нет никакого кина. Врешь.
ВЕРА. Есть. Прикури сигарету и дай мне.
АРТЁМ. Ты ж не куришь?
ВЕРА. Дай.
АРТЁМ. На.
(Артем прикурил, дал сигарету Вере.
 Вера поцеловала сигарету, держит ее в руках, к губам подносит, улыбается. Потом в ладонях раздавила уголёк)

Больно ведь.
ВЕРА. Нет.
АРТЁМ. Ну, открывай дверь? Обещала, ну? (Молчит). Ладно тогда. Я сделаю, сделаю сам и всё выйдет …
(Снял куртку, вывернул её, потоптался на ней.
 Заплакал, сел на пол)

Дура ты … Довела меня … Дура ты, дура …
(Вскочил, побежал к балконной двери, открыл ее, кричит на улицу):
Откройте двери, помогите, а?! Люди, помогите, а?!
(Вера сидит в темной квартире. Артем на балконе в снег упал, плачет)
ВЕРА (бормочет).… Они вошли в село, где люди тихо мирно спали, там стали грабить один дом, но света там не зажигали … Когда включили в доме свет, он там увидел, что малолетняя сестра в кроватке тихо умирала … Она как рыбка без воды свой нежный ротик раскрывала …
(Молчит. Взяла сумку в руки)
Господи, дорогу мне покажи. Я и топтала всё, всё снимала с себя, а не вижу. Где она, дорога-то? Покажи, Господи. Жизнь прожить – не поле перейти. Дай поле перейти, только поле, не жизнь, а поле, Господи …
(Сумку прижимает к животу локтями, зажигает спички, идет в коридор.
 Толкнула входную дверь, дверь вдруг открылась.
 Вера идет на лестницу.
 Спотыкается, падает, встает.
 Идет по лестнице вниз, тащит свою сумку за собой по ступенькам)

Вот она, вижу… Вижу, вот она, дорога… (Поет). «Море, верни мне сына, море верни мне дочь! Больше они не увидят ту голубую ночь …» «Не плачь, моя Марфунька …» … Трынди-брынди, балалайка, под столом сидит бабайка … Шла машина тёмным лесом за каким-то интересом. Инти-инти-интерес, выходи на букву «С».  …А под буквою звезда, там проходят поезда, если поезд не прошёл, машинист с ума сошёл…
(Идет по лестнице, тащит сумку за собой по ступенькам, сумка подпрыгивает)
Мама, я нашлась... Меня нашли... Зажги спичку там на небе и посмотри, какая я счастливая. Каждому Бог спичками своё кино показывает… Скоро приду к тебе, мама… Ты, мама, делай там пельменей, ты, мама, много пельменей сделай, на много людей сделай, на мою свадьбу, я приду и сделаем как надо свадьбу… Он там уже, ага? Пусть ждет меня, я приду скоро…

 Идет по лестнице. Артем кричит на балконе. Темнота. Занавес. Конец  









_________________________________________

Об авторе: НИКОЛАЙ КОЛЯДА

Драматург, сценарист, театральный режиссёр, актёр. Автор более 100 пьес. Бессменный художественный руководитель и главный режиссер «Коляда-театр» (г. Екатеринбург). Заслуженный деятель искусств Российской Федерации (2003 г.).

Лауреат премии журнала «Театральная жизнь» «За лучший дебют в драматургии» (1988 г.), лауреат премии Екатеринбургского отделения СТД РФ за активную и плодотворную работу в области драматургии (1993 г.), лауреат премии губернатора Свердловской области (1997 г.), лауреат премии Екатеринбургского отделения СТД РФ за лучшую режиссёрскую работу (1997 г.), лауреат международной премии им. К.С. Станиславского (1998 г.), лауреат премии им. Татищева и де Геннина (2000 г.), лауреат премии имени П. П. Бажова (2002 г.), лауреат Царскосельской художественной премии (2004 г.), лауреат фестиваля «Браво!» в номинации «Лучший постановщик в драматическом театре» и др. Пьесы переведены на немецкий, английский, французский, итальянский, испанский, шведский, финский, болгарский, латышский, греческий, словенский, сербский, турецкий, украинский, белорусский, венгерский, литовский и многие другие языки.

Спектакли по пьесам Николая Коляды с успехом идут в России, США, Европе. Живет и работает в г. Екатеринбург.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
5 068
Опубликовано 15 фев 2018

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ