Редактор: Ольга Девш
(О книге: Вячеслав Ставецкий. Жизнь А.Г. М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2019. - (Неисторический роман»). Главная претензия к современной российской прозе на сегодняшний день – нежелание рассказывать историю. Сюжет здесь всегда чему-нибудь «служит»: отражению идеи автора, пресловутой «постановке проблемы» – чему угодно, кроме самой истории. Я сейчас не о том, что книга должна развлекать. Ни автор, ни книга, ни литература в целом никому ничего не должны. Но мысли писателя взрастают на поле Истории, а в хорошей Истории читатель без труда найдёт Мысль.
Я давно мечтала о книге, которая погрузит меня в другой мир настолько, что, отвлекаясь от неё, я почти физически буду ощущать переход в реальность. Из тропиков в нашу московскую зимо-весну. И это вовсе не эскапизм, а живая работа воображения.
Вот такую Историю и дарит Вячеслав Ставецкий своим романом «Жизнь А.Г.». Это жизнеописание Аугусто Гофредо Авельянеды де ла Гардо, известного как А.Г. – диктатора Испании, который занимался сверхочеловечиванием народа посредством гильотины, ввязал страну в кровавый международный конфликт, но закончил своё недолгое правление не в петле, а в клетке. Став игрушкой в руках собственного народа, Авельянеда приговорён пожизненно колесить по стране, собирая жатву ненависти и разочарования. И понемногу уходит в забвение, наблюдая за становлением нового мира, такого далёкого от своего идеала.
История внутреннего преображения пересекается с историей изменения мира. А.Г. проходит через все стадии – непринятия своей участи, унижения и острого желания смерти до перерождения – а перед его клеткой проходит изменения сама Испания. Остаётся наблюдать как они взаимно влияют друг на друга. Показывать изменения героя и мира взглядом сквозь решётку для автора – серьёзный вызов, с действием особенно не разгонишься. Поэтому часть событий – это флешбэк в память недолгого диктаторства А.Г., где недолго, но существовал дивный новый мир с полетами на дирижабле, восторженными криками толпы, парадами и демонстрации военной мощи. Как только декорации рассыпаются, герой оказывается насильно втянутым в мир реальный, грубый, не приукрашенный, где наблюдает последствия своих решений и течения истории.
Во взаимодействии с народом Ставецкий, пусть и на литературном поле, сводит счёты между власть держащими и простолюдинами. Осуществление тайного желания миллионов – заставить правителей увидеть изнанку мира, в котором живут настоящие люди, а не абстрактный «народ». Эти встречи А.Г. со своими подданными – драмы в миниатюре, перерождающие Авельянеду в той или иной степени. Как луковая кожура, с него один за другим слетают слои, которыми он заслоняется от реальности, пока не остаётся он один. И пока он в одиночестве не принимает себя и свою ответственность.
История диктатора А.Г., выдуманная от начала и до конца, считывается как вполне реальная, руки так и чешутся погуглить годы его правления. Ставецкий выстраивает декорации нового бравого мира вокруг Героя с большой буквы, и всё, чего хотел этот герой от нее – любви.
«Он мучился от любви к этой стране, как только может мучиться мужчина от любви к бросившей его женщине. Её труды, её сиесты, её выборы и праздники вызывали в нём жгучую ревность, ибо вдруг оказалось, что Испания может радоваться и печалиться без него — так, будто его никогда и не существовало. Отказываясь верить в это, Авельянеда убеждал себя, что был просто неправильно понят, и тем сильнее хотел доказать беглянке, что и вправду был достоин её любви».
Автор специально укрупняет романтические и сентиментальные моменты биографии, оставляя за скобками важнейшие, например, приход диктатора к власти. Всё это потому, что Авельянеда – герой романтический, верящий в своё предназначение, непокорённый судьбой, и этим вызывает давно забытое читательское восхищение.
«Где-то вдали надрывно лаяла собака, лязгала цепь, и ничего не было в целом мире кроме этой собаки, диктатора и неподвижной бездны, в которой вращались и притягивали к себе другие, непознанные миры. Он знал об их существовании и прежде, смутно слышал названия этих мерцающих маленьких светляков, но что человеку под силу до них дотянуться, сшить иглою ракеты разъятые мраком небесные берега, открылось ему только теперь».Важно в итоге то, что А.Г. был не столько диктатором, сколько мечтателем, так и не выросшим из подростковых приключенческих книг. Упорство, с которым он пытался соединить свои мечты с реальностью и по-детски наивное желание ответной любви своей родины, как от живого человека, возвышают его над его же страшными решениями. Недаром любовь А.Г. к Испании сравнивается с любовью к женщине:
«…ни одну женщину он никогда не любил по-настоящему — Испания была его единственной любовью, Испания и ещё космос, с которым он надеялся когда-нибудь обручить свою земную империю».
В таком сочувствии таится опасный элемент, ведь все угнетатели действуют в интересах своего народа, не думая о людях в частности: лес рубят – щепки летят. Преступления А.Г. в итоге искуплены прохождением героя по своему пути до конца, чего не сделали его более знаменитые и реальные прототипы.
Сам этот путь, путь последствий – само по себе уникальное решение Ставецкого.
Понятное дело, на российской почве такое буйство сюжета взойти не может. Всю мощь своего богатого словаря Ставецкий расходует на изображение солнечной Испании, её сиест и праздников, городских красот и смертоносность горных вершин, на отдельные портреты людей в их величии или падении. Это полностью аутентичный мир достоверен и насыщен фактурой. То, что критики и обзорщики, например, Галина Юзефович и Михаиль Визель называют «пышной барочностью текста» (1) и излишествами стилизации, я наоборот считаю большим достоинством романа. Подобные претензии отсылают к тому как можно писать романы, а как – нельзя. Ставецкий нашёл свой стиль и слог. Это язык нового романтизма:
«Темнели, словно тучи перед грозой, и резче становились очертания гор — древних, могучих космических кораблей, высеченных Саваофом прямо из вечности, а чуть дальше, за ними, просачивалась в ущелье расплавленная медь, жирная, тугоплавкая, медленно и как бы с некоторым сомнением принимающая форму круга. В такие минуты Авельянеде казалось, что отсюда, с этой самой обсерватории, начнётся возрождение мира и что свет истины, которую она собой воплощает, подчинит себе землю так же неудержимо, как подчиняет себе долину солнечный свет».
Повествование построено на иносказаниях и аналогиях, расцвечено метафорами, которые безошибочно считываются. Любое прямое упоминание разрушит магию альтернативной реальности, которая слишком близко, по краю допустимого, параллельна нашей. Придерживаясь точности в географии, Ставецкий предельно осторожен в наименовании событий исторических, предлагая намёк вместо контекста. Например, «союзники» испанского диктатора А.Г. не называются по именам.
«Немец, известный трезвенник и аскет»,
"Итальянец... принялся озорно пританцовывать в такт негритянской мелодии, покачивая крупным, породистым телом, втиснутым в мундир цвета вареной спаржи». Такие шарады – не заигрывание с читателем. Это одновременно попытка сделать свой мир более реальным, и не вступить в прямое противоречие с исторической действительностью, которую автору приходится держать в голове.
Поточное течение романа позволяет Ставецкому играть жанрами, переходить из жизнеописания в комедию и обратно свободно, как по ступенькам, поскольку внутренняя логика событий выстраивается через изменения мировоззрения Авельянеды – то, как он сам видит и ощущает себя.
«Он превратил своё падение в полёт, в прометеев подвиг, ибо чем больше он унижал себя, тем больше возвышался над ними, тем больнее ранил их самолюбие. Не потому только, что позор его был добровольным и, значит, посягал на священное право испанцев самим определять меру его наказания. Не потому, что нарушал все мыслимые приличия (ибо что может быть неприличнее диктатора, по собственной воле обратившегося в уличного фигляра?). Но потому, что, пятная себя, он покрывал позором и тех, кто однажды возвёл его на пьедестал».
В изменении обстоятельств прослеживается логика – так человек придаёт смысл своему существованию там, где смысла нет. Когда бывший диктатор примеряет маску клоуна, он, хочет того или нет, становится в ряд со своими жертвами, погубленными напрасно. Получается такая вывернутая версия уже «лагерной прозы», где ответственность за преступления несёт не тот человек, что их совершил, а значит, само понятие возмездия ошибочно и преступно.
Именно теперь, когда реальность существует под руку с абсурдом, приходит время маленьких смелых восстаний, этой новой искренности в литературе, открытых признаний в своих мечтах, за которыми следуют попытки их воплощения. Лучше быть большим человеком в клетке, чем таким, для которого клетка – весь мир. Таких героев давно не было не только в русской прозе. Наш мир, повёрнутый на реализме, забыл о тех, кто подарил ему уверенность в завтрашнем дне, а Вячеслав Ставецкий пришёл о них напомнить.
______________
(1) https://meduza.io/feature/2019/04/20/zhizn-a-g-m-ob-ispanskom-diktatore-i-fantastika-chetvero-ot-aleksandra-pelevina
скачать dle 12.1
