|
Сергей Оробий
в е д у щ и й к о л о н к и
Критик, литературовед. Кандидат филологических наук, доцент Благовещенского государственного педагогического университета. Автор ряда монографий. Печатался в журналах «Знамя», «Октябрь», «Homo Legens», «Новое литературное обозрение» и многих других. |
В этом обзоре – о трёх заметных романах начала осени. Приятно, что в эпоху жанровой анорексии это именно романы в привычном смысле слова.
Юрий Буйда. Стален. – М.: Издательство «Э», 2017
Стален – это Стален Игруев, «угловой жилец и в жизни, и в литературе», человек с чрезвычайно эксцентричной – почти безразмерной – биографией, куда вместились и жуткие преступления, и роковые женщины, и страсть, и сочинительство, и чудаки, и убийцы, и многое другое. Игруев – писатель, и кому-то «Стален» напомнит роман «Вор, шпион и убийца», а кого-то натолкнёт на мысль, что все книги Буйды так или иначе похожи – а вот сам Буйда ни на одного другого прозаика не похож. В каждой новой книге он вновь и вновь – но по эксклюзивным чертежам – выстраивает зеркальный лабиринт, отражающий жизнь в десятках проекций. Границы между правдой и вымыслом в Зазеркалье искать не приходится, ведь, по словам Сталена, «писатель не вспоминает – он сочиняет воспоминания, балансируя между игрой ума и памятью сердца».
Буйда, может, лучший рассказчик в современной прозе, но русский способ рассказывать истории специфичен. «Стален», попросту говоря, весь сделан из эротических сцен и идейных разговоров (очень русское сочетание похоти и «мысли»). Но именно благодаря этому получилась чрезвычайно точная книга не только «о себе», но и «о времени». Пространные монологи многочисленных фриков о судьбах России – не утомляют. Колоритнее всего эпоха отражается именно в кривых зеркалах.
Не каждому по такому Зазеркалью гулять. Кто-то заблудится, кто-то начнёт швыряться камнями. Но и увиденное в зеркалах не скоро сотрется из памяти.
Дмитрий Быков. Июнь. – М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2017
Как водится, Быков многажды пересказывал новую книгу задолго до того, как она была сдана в издательство, так что фабула, скорее всего, вам известна. На рубеже 1930-40-х трое остро чувствуют приближение большой войны, видя в ней закономерный итог и едва ли не оправдание окружающей мерзкой реальности – а расплачивается за эти предчувствия четвёртый, невинный.
Что же означает эта история? Разумеется, было бы жестоко отсылать читателя к полному собранию сочинений Быкова, но «Июнь» понятен только в контексте, причём – лирическом. Вашему обозревателю случилось перечитать сборник «Ясно», и вновь стало понятно, что главное ощущение Быкова – это упорно заслоняемое его лекторской находчивостью и журналистской самоуверенностью ощущение уязвимости, ненадёжности. Вот-вот всё может рухнуть, и мы почти ни на что не имеем здесь права, и постоянно должны оправдываться – вот о чём «Июнь».
Можно – раз уж кодовое слово «оправдание» уже прозвучало – провести параллели с первым быковским романом. Можно искать параллели с современностью, от которой современный автор ушел в другую историческую эпоху, но нашёл там те же типажи и те же неврозы. Внимательные читатели найдут в романе множество мыслей и замечаний, высказанных Быковым в интервью, лекциях, колонках последних двух-трёх лет. Однако привычный Быкову упрёк в журнализме будет тут не самым сильным козырем. Скорее это история об изживании личного писательского страха. У каждого, говорил Розанов, бывает своя Страстная пятница; у каждого писателя есть свой «июнь», и Быков про свой рассказал.
Сергей Кузнецов. Учитель Дымов. – М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2017
Действие нового романа Сергея Кузнецова начинается во второй половине 1940-х. Есть учитель Дымов – человек с тёмной биографией, но добрым сердцем, есть две женщины рядом с ним, жена и свояченица, отношения между ними весьма запутаны. Далее разворачивается история трёх поколений семьи, у которой существует некая предрасположенность к преподаванию. А ещё им присуще понимание того, что такая теория малых дел – и способность вовремя становится невидимым для власти – позволяет сравнительно безопасно пережить смутные времена, будь то позднесталинские или путинские годы (завершается эта история в начале 2010-х буквально на Болотной площади).
Сага Кузнецова явно отсылает к русским аналогам типа «Взятия Измаила» или «Зелёного шатра», однако лишена надрыва и трагизма: не бьёт, что называется, током, но и зевать от скуки не будешь. Не то чтобы мы к 2017 году чего-то не знаем о жизни «простых русских людей» прошлого столетия – смысл «Дымова» не в открытии новых истин или стилистических горизонтов, а в драматургической стройности рассказанной истории. Тоже вполне себе «теория малых дел», частное высказывание частного лица. Здесь как-то всего в меру; идеальный для экспорта «семейный роман о XX веке». Сам Кузнецов – скорее европейский тип сочинителя, он предпочитает, чтобы история говорила сама за себя, и потому не склонен впадать в поучительство и «давать петуха». Почти. «Дрожащей рукой Андрей прикурил сигарету. "Знаю ли я теперь, как говорить с Леной о Пушкине?" – спросил он себя и ответил: кажется, не совсем».
скачать dle 12.1
