ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Обзор журнальных поэтических подборок от 05.09.17

Обзор журнальных поэтических подборок от 05.09.17


Дмитрий Артис

в е д у щ и й    к о л о н к и


Поэт, драматург. Окончил Российскую академию театрального искусства и Литературный институт им. А. М. Горького. Автор 4 книг стихотворений, в т.ч. «Закрытая книга» (2013) и «Детский возраст» (2014).
О стихах Геннадия Русакова, Владимира Салимона, Елены Зейферт, Игоря Караулова.


Геннадий Русаков. Как в детдомах // Знамя, № 5, 2017 г.;
Страна работяг // Дружба народов, № 7, 2017г.

Боль никуда не исчезает. Она остаётся навсегда. Но в какой-то момент перестаёт быть опорой и двигательной силой. Приходится искать новые точки соприкосновения с окружающим пространством, чтобы окончательно не выпасть из социума, удержаться на плаву, остаться жить. Умом не понимаешь, зачем тебе это надо. Идёшь на ощупь. Животный инстинкт самосохранения помогает интуиции. Закрываешь глаза и, как широкоформатный фильм, пересматриваешь снова и снова лучшие годы своей жизни, не желая что-либо менять в них. Человек интересно устроен. Сначала он просто вспоминает прошлое, а потом вспоминает то, как его вспоминал. Мысли раскручиваются по спирали. Каждый новый виток шире и быстрее.

Моя страна, которой больше нет,
лежит к востоку — прямо и направо.
Туда идти каких
-то двадцать лет:
вход со двора, внизу набрать «Держава».


Развал советской империи совпал с трагедией, случившейся в личной жизни Геннадия Русакова, – умерла жена. Два переломных момента – первый связан с историей отечества, а второй с его собственной историей – теперь будут неизменно ассоциироваться друг с другом. Всё самое лучшее осталось где-то там, в Советском Союзе. Здесь и сейчас – вот уже скоро тридцать лет – непрерывное заполнение образовавшейся пустоты. После выхода в 2003 году книги стихотворений «Разговоры с богом» (издательство «Водолей»), за Геннадием Русаковым закрепилась слава отчаянного певца боли, не чурающегося прямого, почти языческого, выпада в сторону небес. Что-то было цветаевское в этих «Разговорах…»  – да, да, цветаевская жёсткость на грани жестокости, которую многие почему-то принимают за женскую истерию. Хорошо, что строгость и ясность формы – офицерская выправка стихов Геннадия Русакова – исключает подобное поверхностное восприятие.

Убежать бы от сложностей мира,
от его непреложных страстей,
чтобы жить неумело и сиро,
и не ждать ни вестей, ни гостей...
Чтоб один, чтоб никто и не надо.
Чтобы ухал забытый карьер.
Чтобы щит на вратах Цареграда
с лейблом «Сделано в СССР».


В этом году (середина августа 2017 года) вышло уже две новых толстожурнальных подборки стихотворений Геннадия Русакова. Одна в пятом номере «Знамени», а другая в седьмом «Дружбы народов». По названиям, соответственно, «Как в детдомах» и «Страна работяг». Подборки перекликаются, дополняют друг друга. Первое, что бросится в глаза, особенно тем, кто когда-то залипал на «Разговорах с богом», это христианское смирение автора. Его интонация очистилась от гнева. Даже (то и дело проскальзывающие) нотки сожаления об утерянном прошлом наполнены скорее лирическим очарованием (лёгкой, незамутнённой печалью), чем, как это было в «Разговорах…», отчаянием и горечью. Бог вырос в глазах автора до Творца и принят таким, каков он есть. Понимается, что изменения коснулись только большого мира. На его задворках всё тоже, что и было двадцать-тридцать лет назад, а то и все семьдесят, когда носился беспризорником по стране или, рыдая по свободе, жил в детдоме.

…как в детдомах, как прежде, как тогда…
 
(«Знамя»)

И нет на свете ни татьбы, ни злобы.
И никогда не будет, никогда!


(«Дружба народов»)

«Знаменская» подборка кинематографична – художественно-документальная. Картинки сегодняшнего времени перемежаются картинками из прошлого. Угадывается желание автора сравнить их, а затем успокоиться, так и не обнаружив существенных различий. Воспоминания наслаиваются на мечтания и выдают новую, близкую и понятную реальность, в которой удобнее существовать. «Дружбанародная» подборка не лишена умудрённой жизненным опытом патетики и сухого анализа. Есть посвящение и есть эпиграф, что подразумевает реальных собеседников – обращения к живым и смертным, подобным себе, не подключая к разговору «ясность божьего лица», хотя его постоянное присутствие не отменяется.

Бледнеет высь творенья Твоего.
Дорога после вторника остыла.
Уснём, Творец. Не надо ничего.
Суди лишь сон. Всё остальное было.


Стоп… Вот незадача! Пытаясь сформулировать особенности каждой подборки (одна кинематографична, а другая – по-хорошему патетична), зашёл в тупик. Ещё раз перечитав последний абзац, подумал: звучит вроде складно и всё по делу – точнее не скажешь, но, если поменять местами названия журналов, то всё останется таким же – складным и точным. Выкручиваться и править написанное не хочется. Пусть царствует первое впечатление, которое, как водится, дороже второго. Да и главное в любом случае прозвучало: центральным (смыслообразующим) в «знаменской» подборке, судя по подсказке составителя, можно считать стихотворение «Давай уснём…», цитата из которого пошла в название. Стихотворение – прямая речь, обращённая к Творцу. В «дружбанародной» подборке основное стихотворение с посвящением Александру Переверзину – прямая речь, обращённая к человеку. Всё это очень по-настоящему, без кокетства и наигранности. Надо бы добавить, что эти качества вообще не свойственны поэтике Геннадия Русакова. Его открытость – без лукавства. В ней много от солдатской обязательности и прямолинейности. Тут уж если взялся быть честным, то будет честным до конца, а если назвался поэтом, то найдёт в себе божий дар встать в один ряд с лучшими.

Герои занимались героизмом.
Злодеи тупо совершали зло.
Благодаря небесным механизмам
и тем, и этим поровну везло.


Для смирения и успокоения у Геннадия Русакова вроде бы всё есть. Не зная подробностей личной жизни автора, читатель этих подборок может счесть его за счастливого, достигшего всего и полностью реализовавшегося – идеальная жизнь идеального человека, который позволяет себе благочестиво предаваться воспоминаниям, не заботясь о завтрашнем дне. Но ведь, чтобы казаться таким (или стать), необходимо было прожить долгую жизнь, полную утрат. Советскую империю вытеснила империя боли. А боль ведь никогда не проходит. Она остаётся с человеком навсегда. Впрочем, об этом я уже говорил.

Геннадия Русакова часто упоминают внутри различных литературных тусовок и в социальных сетях – имя на слуху, но почти совсем ничего «основательного» не пишут. В сознании поэтического сообщества – это значимая, непререкаемая фигура, занимающая особое место на современном литературном олимпе. Подступиться страшно, а хотелось бы…


Владимир Салимон. Краеугольный сад // Дружба народов», № 1, 2017 г.; Сложносочинённые стихи // Октябрь, № 1, 2017г.;
Мы всё вокруг давно зарифмовали // Арион, № 1, 2017г.; 
Внутренний голос  // Интерпоэзия, № 2, 2017г.

Интонация стихотворений Владимира Салимона располагает к беседе. Он будто ищет разговора по душам, накидывая темы для обсуждений, особенно не углубляясь ни в одну из них, так, чтобы читатель подхватил понравившуюся и смог самостоятельно развить стихотворный текст, примерив на себя роль автора / соавтора. Это поэзия наброска – она столь щедра, сколь чарующе несовершенна, поэтому требует от читателя максимального доверия и готовности к беседе.

В отличье от музейных экспонатов,
тут можно трогать всё, крутить, вертеть…


В начале этого года у Владимира Салимона вышло четыре толстожурнальных подборки. Очерёдность привожу по мере поступления публикаций на портал «Журнального зала»: «Дружба народов» (№ 1), «Октябрь» (№ 1), «Арион» (№ 1), «Интерпоэзия» (№ 2). Для завершения полного круга не хватает «Нового мира» и «Вестника Европы». Думаю, что в скором времени подборки стихотворений Владимира Салимона традиционно появятся и там. Мало кто из ныне пишущих сможет похвастаться такой же мощной группой поддержки, готовой защитить автора от профессиональной деформации, которая выражается в болезненном ощущении невостребованности. Из приведённой мной очерёдности видно, какой из журналов стремится быстрее прийти к читателю, даже несмотря на то, что подобное стремление снижает ажиотаж вокруг свежих номеров и, как следствие, уменьшает количественный показатель продажи бумажных экземпляров.

Но мы привыкли ждать подвоха,
и смыслы тонкие искать,
и о соседях думать плохо,
не верить и подозревать.


Стихи в подборках Владимира Салимона не пересекаются. Он пишет много и быстро – скоропись чувствуется в технических упущениях: ничем необоснованные инверсионные выпады, незатейливость рифм, пренебрежение ритмикой и акынский подход к выбору сюжетов. Впрочем, это нисколько не вредит очарованию стихов. Если сравнивать с публикациями десяти-двадцатилетней давности, заметно, что автор уходит в многословие (или приходит к нему?).

На склоне лет читая Жюля Верна,
впасть в детство шанс достаточно велик…


Сквозной темой новых стихотворений можно считать тему «краеугольного сада» – метафора райских кущ. «Саду» противопоставляется «лес» – метафора ада. Сильнее всего звуки «леса-ада» слышатся в подборке, опубликованной в журнале «Интерпоэзия», а «cада-рая» – в журнале «Дружба народов».

Благоуханный сад напоминал
пристанционный или же пришкольный…


(«Дружба народов»)

Лес как лес – кусты, деревья,
вдоль тропинки – лыжный след,
только прежнего доверья
между нами больше нет.


Интерпоэзия»)

Во всём этом есть некая попытка автора сопоставить места обитания бессмертных душ с пристанищем человека на земле. Почти философское отношение к смерти. Убеждённость в том, что она ничего не меняет.

Уехали на дачу, а для всех –
как умерли,
жизнь наша после смерти
была такой, что жаловаться грех.


Тема статична. От стихотворения к стихотворению не развивается, только набрасываются детали в процессе описания, будто, как я уже говорил в первом абзаце, автор находится в провокационном ожидании, когда сам читатель подхватит её и дополнит своими личными ощущениями и переживаниями. Стихам не хватает живого отклика.

О, как же Божьих рук творенье
похоже может быть порой
на детское стихотворенье,
где всё – лишь вымысел пустой.


С этого ракурса Владимира Салимона можно сравнить с Диогеном, который блуждает ясным днём с фонариком в поисках собеседника. Здесь надо уточнить: автор не стремится эпатировать публику, в отличие от того же Диогена. В данном случае сравнение выполняет визуальную функцию, ни в коей мере не затрагивая внутреннего содержания. Люди-то ему встречаются, но все они обременены другими заботами. Поэтому, наверное, в стихах Владимира Салимона больше обращения к природе, птицам, животным. Эти «сущности», если уж не ответят, то хотя бы выслушают.

Он хочет написать роман в стихах,
но сочинил на пол-листка вступленье,
когда дремавший у него в ногах
пес выказал известное волненье.


Как переходные этапы от «сада» к «лесу», звучат срединные подборки: в «Октябре» –социальная встроенность ограничивается семейным кругом и близкими друзьями, а в «Арионе» – открытая, на грани ребячества, самоирония, которая скорее возвеличивает автора в своих собственных глазах, нежели принижает, уподобляясь критическому анализу поступков.

Казалось бы, зачем ходить друг к другу
двум гениям…


Чувства любви и привязанности – величины постоянные, не меняющиеся под влиянием внешних факторов. Да и самих внешних факторов практически нет. На события, которые могли бы внести правки в миропонимание, давно уже выработан иммунитет.

Мы с ней еще до революции
знакомы были, а потом
сошлись согласно Конституции,
и вот, пожалуйста, живём.


Читателям, желающим услышать трагические нотки в поэтике Владимира Салимона, лучше читать новые подборки именно в том порядке, в каком они представлены в «Журнальном зале», то есть, от «Дружбы народов» к «Интерпоэзии»: сад – лес. Тем, кто рассчитывает увидеть «свет в конце туннеля», я бы рекомендовал читать их в обратном порядке: лес – сад.

Избыток солнечного света
всю ночь таится в дебрях сада…



Елена Зейферт. «Язык» и др. стихи // Волга, № 1, 2017

Наслоение метафор выводит поэтическую речь Елены Зейферт за пределы бытового уровня, при этом тексты остаются вменяемыми – слова визуализируются, смыслы считываются, ситуации, даже если не узнаются, то спокойно принимаются. Отсутствует какое-либо взаимодействие с объективными условиями человеческой жизни. Мир Елены Зейферт развивается параллельно существующей реальности, стараясь не пересекаться с ней. Он сам по себе – не наперекор и не в противовес. В этом его отдельность. Не сравнивайте с болезненной отчуждённостью. Стихи бесконфликтны. Темы не затрагивают социальную проблематику, что в какой-то мере помогает стихотворениям, подобно живым организмам, адаптироваться в современной литературной среде, избежав давления общего эволюционного процесса.

этот звуковой пейзаж
рождается внутри арки между рёбрами гиганта


В основе поэтики Елены Зейферт лежит изучение (применительно к слову «поэтика» можно сказать, что в основе лежит «воспевание») природы языка – естественно созданной человеком знаковой системы. Достаточно характерная для неё подборка стихотворений вышла в первом номере журнала «Волга» (2017 г.). Журнал «Волга» славен публикациями лабораторных работ со словом, поэтому стихи Елены хорошо встраиваются в его концепцию. Называется подборка «Язык» и др. стихи» – первое слово взято в кавычки, скорее всего, для того, чтобы не вводить читателя в заблуждение, будто в подборке рассказывается об органе вкуса. Хотя, на мой взгляд, что с кавычками, что без – название в любом случае воспринимается двояко. Именно в этой двоякости мне видится особенный интерес.

сколько золота и серебра в бронзе языка!

Многозначность метафор Елены Зейферт позволяет интерпретировать стихи, вытаскивая наружу их скрытую эротическую составляющую, бьющую в саму суть взаимоотношений между мужчиной и женщиной, где получение сексуального удовольствия непрерывно связано с деторождением – продолжением рода. Подобная система ценностей лежит в основе популяции человека, имеет древние корни.

как плод я выносила воздух
и вынула его из своего бессонного уха
окликнув первичным именем


а н н а

Взять, к примеру, заглавное стихотворение (первое в подборке) «Язык», в котором посредством метафор описывается появление на свет звука / слова. Описание включает в себя образный ряд, перекликающийся с первым сексуальным влечением, самим половым актом, зачатием, беременностью и рождением ребёнка. А вот во втором стихотворении «parisium» считывается заключительный этап взросления, становления личности этого ребёнка – формирование культуры, которая находится в прямой зависимости от среды обитания – языка, речи. Мальчик, ставший мужчиной, предстаёт «рослым Лувром», который опускается на колено перед женщиной-цветком.

рослый лувр опустился на колено
перед цветком
выросшим между плитками на мостовой


Способы тематического раскрытия не лишены манерности, которая, с одной стороны, защищает стихотворные тексты, маскируя их под окружающий мир, а с другой стороны – подставляет под удар, взывая к инстинктам. Некоторые образы невозможно читать без подростковой ухмылки. Забываешь об уроках сдержанности. Сущность лезет наружу. Показательно последнее стихотворение и строки, где мужской взгляд сравнивается с «влажным каштаном» – ярко выраженный фаллический символ, который усиливается упоминанием лошадей – символом женского вожделения:

я влекома к лугам
где пасутся тёмно-гнедые лошади твоих радужек
диковинные сентябрьские лошади выточенные из влажного каштана


Поначалу даже не понимаешь, что взгляд, к которому влечёт лирическую героиню Елены Зейферт, – это не что иное как сама поэтическая (или просто человеческая) речь.

зёрна
моего зрения
кормят
разбежавшихся птенцов
которых так хочется собрать с твоей детской верхней губы
и мягкой поросли подбородка
и вернуть в гнездо языка


Такие стихи уже мало кто делает. Норовят назвать всё своим именем и ждут восторженных аплодисментов поклонников, вкупе с грамотой «за проявленную смелость» от старших товарищей. Но смелость как раз в другом – обратном, в том, чем занимается Елена Зейферт.


Игорь Караулов. Не приезжай // Новый мир, № 2, 2017;
По техническим причинам // Новый берег, № 55, 2017

В позднесоветском детском фильме «Гостья из будущего» есть занятный персонаж – смотритель института времени робот Вертер. Успех и шумиха вокруг этой картины пришлись как раз на период моего полового созревания и, что было естественным, увлечение сентиментальными романами, в число которых входили гётевские «Страдания молодого Вертера». Два совершенно разных по своей природе персонажа с одинаковыми именами сливались в моей голове в одно целое. И всё-таки было в них что-то общее, такое трогательное, ранимое. Оба плохо кончили. Но суть не в этом… В одном из эпизодов «Гостьи…» Вертер предлагает мальчику из середины 80-х Коле Герасимову провести экскурсию по далёкому будущему и посетить состязание роботов-гитаристов. Коля отказался. А я тогда подумал: было бы здорово посмотреть на выступление роботов, только вот не гитаристов, а поэтов. Даже представить себе не мог, что такие появятся уже при моей жизни, и детская мечта осуществится. Обезличенная поэзия и поэты, лишённые судьбы (в роковом её понимании) – это уже не будущее, а настоящее.

Горят огни библиотеки,
паласа розовый бекон,
как будто бы не в прошлом веке,
а в самом прошлом из веков.


Поэтика Игоря Караулова, если смотреть с точки зрения развития современной литературы, представляет собой некий процесс перехода – запрограммированное высшим разумом перерождение человека-поэта в поэта-робота. Уже пройден этап обезличивания. Она безэмоциональна, бесчувственна, максимально публицистична и, как правило, общедоступна, в крайнем случае направлена на взбалтывание подсознания читателя. Даже когда автор пишет о себе, то старается избежать употребления местоимения первого числа единственного лица. О себе как о ком-то другом – характерная особенность поэтики Игоря Караулова. Осуществить последний этап превращения в поэта-робота пока ещё мешает живая рефлексия человека-неудачника, которую он всячески холит и лелеет внутри себя, питая аутентичностью обязательно публичного одиночества.

Это как ехать
из Игнатовки в Сырокожево.


Две последних подборки стихотворений Игоря Караулова опубликованы в «Новом мире» и «Новом береге» Несмотря на транслируемый снобизм, «Новый мир» старается подхватывать и обращать внимание читателей на тенденции, происходящие в текущем литературном процессе, в отличие, допустим, от совершенно герметичных «Звезды» и «Октября», которые варятся исключительно в собственном соку. Чуть лучше в этом плане обстоят дела с журналом «Знамя». Но и там количество «постоянных авторов», традиционно печатающихся из года в год чуть ли не в номерах с одной и той же цифрой, вызывает улыбку умиления. «Новый берег», к сожалению, читаю реже. Постараюсь исправить этот недостаток.

Легче стишок написать, чем составить подборку.
Только и видишь, как жизнь покатилась под горку
и где-то в долине густеет отечества дым.
Надо дорогу дать молодым,
тыгыдым-тыгыдым.


В «новомирскую» подборку Игоря Караулова вошли три длинных стихотворения «Черника», «Кукушка» и, соответственно, последнее – давшее название всей публикации – «Не приезжай». На мой взгляд, подборка рассчитана для восприятия на слух. При чтении с монитора она будет казаться скучной, однообразной. Ну, может быть, за исключением третьего стихотворения. Но там интерес вытягивает рифма, которой в первых двух – нет. Подборке явно не хватает живого интонирования, голоса, придающего стихотворениям, в зависимости от своей наполненности, недостающий объём. То есть, в устах разных людей эти стихи звучали бы по-разному. Склонен думать, что автор намеренно добивался подобного эффекта, потому что случайно такие вещи не происходят – необходима профессиональная работа со словом или несомненный талант, чтобы, не пользуясь компьютерными технологиями, выдавать на-гора стихи с мышлением машины.

Всё очень зыбко, неопределённо,
надвое сказано и непрочно.


Подборка в «Новом береге» выглядит разнообразнее. Читать было (безоценочно) интереснее. Стихи, как мне показалось, написаны от имени некоего скучающего лирического героя, но обращены к самому – Игорю Караулову. Мммм… Непонятно объяснил? Попробую ещё раз, чуть изящнее: подборка стихов Игоря Караулова, написанная от лица исходящего завистью, допустим, Васи Пупкина, который пишет стихи, адресованные Игорю Караулову. Вроде получилось. Это совсем не тот разговор с самим собой, который обычно происходит с авторами в часы творческого расщепления сознания. Тут, скорее, завуалированное самобичевание. Образ автора, как человека-неудачника, виден, хоть и спрятан за местоимениями второго и третьего лица.

вы не ахматова
вы не ахматова
ваш сын не будет срока отматывать
ваш муж не будет поставлен к стенке
во дни любовничьей пересменки
а так пожалуй что и ахматова
орлиный профиль и кожа матова
посадка гордая головы
а все же что-то не то
увы


Разве Никодим Колобков из стихотворения «Биография» – это не Игорь Караулов? Он самый, вчитывайтесь. Поэт из стихотворения «По техническим причинам», которого ждёт, допустим,  всё тот же Вася Пупкин – это разве не Игорь Караулов? Он. Старик из толстого журнала, пишущий «в стиле «ямб» и «хорей» – не он? Он. И Серёга Есенин из «Юбилейного», и «не ахматова» из «Не она» – тоже он, Игорь Караулов. Всё это одна большая метафора новейших страданий (молодого Вертера) пожилого Караулова. Думаю, что его имя, в конечном счёте, станет именем нарицательным, благодаря чему перешагнёт за порог следующего столетия.

«Жизнь после смерти существует»,
говорит британский учёный.

Внутри блогосферы поэтическая речь развивается быстро. Процесс размножения стихотворных текстов растёт в геометрической прогрессии. Язык упрощается, мельчает – слов становится больше, но каждое из них по отдельности – меньше того смысла, из которого оно вышло. Буквальность вытесняет многозначительность. И всё-таки… я хочу оказаться в будущем и посмотреть на состязание роботов-поэтов. Интересно, в какую кузницу текстов превратится нынешний цифровой век русской поэзии. За гибелью одной империи обязательно последует расцвет другой.

Ну вот, пожалуй, и всё.



Продолжение следует…
скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
2 338
Опубликовано 06 сен 2017

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ