Юбилей
Юрия Трифонова (90 лет со дня рождения) был отмечен рядом публикаций, в том числе статьёй в
«Российской газете» (27 августа).
Семен Экштут пообещал рассказать читателю, за что сын «врага народа» был удостоен Сталинской премии, автомобиля «Победа» и всесоюзных почестей. Речь идет о молодом Трифонове, студенте и выпускнике Литинститута, и успехе его повести «Студенты». «Читатели, истосковавшиеся после военного лихолетья по мирной жизни, жаждали книг о мире. И молодой автор сумел ответить на этот запрос времени. Его книга подкупала бытовыми подробностями и каким-то наивным реализмом. Читатели "Студентов" узнавали персонажей повести в кругу своих знакомых и, бывало, как дети, бурно радовались этому сходству. Один из студентов Литературного института лучше всех выразил причину феерического успеха: "Здорово написал. Как на фотографии. Все ребята один к одному"». Автор публикации также затрагивает отношения писателя и его первой жены певицы Нины Нелиной.
Портал
«Сноб» (28 августа) опубликовал мемуарный очерк
Виктора Ерофеева «Великолепное предательство», часть проекта издательства «Галерея», имеющего в планах выпустить книгу воспоминаний о Юрии Трифонове. Трифонов, как известно, отказался участвовать в альманахе «Метрополь», о чем и вспоминает Ерофеев. «Весь его заряд ушел в книги и либеральную гримасу на серовато-зеленоватом, не слишком здоровом лице с неловкими очками». И еще: «В кругу «Метрополя» к Трифонову относились по-разному. Те, кто не терпел любую связь писателей с Союзом писателей, его не любили. Свою нелюбовь распространяли и на его книги. А те, кто строил жизнь на разнообразных компромиссах с властью, считали его виртуозом. Нелюбители Трифонова на наших сходках курили плохие советские или болгарские сигареты, были очень бедны и с восторгом смотрели на метропольских знаменитостей. А знаменитости курили Мальборо и, в духе русской традиции, чувствовали себя слегка смущенными в обществе отвергнутых людей». Конечно же, Ерофеев пишет больше о себе: «Я принимал и не принимал взвешенную позицию Трифонова. Я был непоследовательным в своем желании и нежелании печататься в подцензурных журналах, вести подцензурную писательскую жизнь. Но у меня получались рассказы, которые не лезли ни в какие цензурные ворота. Для традиции русской литературы я был ультразвуком». И об Аксенове, по утверждению Ерофеева, предавшем дело «Метрополя»: «А когда мы с Аксеновым и Поповым ехали в мае того же 1979-го в Крым (где и узнали, что Попова и меня выгнали из Союза писателей), Аксенов ночью, уже за Харьковом, в своей зеленой «Волге» сказал мне, что он печатает роман «Ожог» на Западе. <…> По тайной договоренности с КГБ Аксенов (с ним доверительно поговорил то ли полковник, то ли генерал) не должен был печатать за границей этот весьма скверный (но тогда ценилась антирежимность) и непонятно как попавший в КГБ роман…»
Еще один персонаж из позднесоветской эпохи
Сергей Довлатов оказался в центре внимания
Дмитрия Быкова – эссе на сайте «Русского пионера» (4 сентября), как часто бывает с Быковым, вызвавшее бурную полемику в соцсетях и не только. «Довлатов не напрягает ни себя, ни читателя: это идеальное отпускное чтение, и вред от него, в общем, только один. Это чтение завышает читательскую самооценку. Читатель не просто думает, что он читает литературу (тогда как он читает полную самоповторов брайтонскую беллетристику, ласкающую вечно напряженные эмигрантские нервы), — нет, он получает своеобразную легитимацию собственного бытия. Оказывается, его «обывательская лужа», как называл это Блок, может быть предметом словесности! Его запои (никогда не слишком долгие), конфликты с начальством, трусливые измены себе и жене – все это проза, страдания, жизнь, причем вполне достойная увековечения!» Не удивляет, почему это эссе было удалено с сайта через несколько дней после публикации, его можно прочитать лишь в архиве googleusercontent.
31 августа 1941 года и трагическая смерть
Марины Цветаевой отмечены публикацией в
«Коммерсанте» (28 августа). «За два года, которые Марина Цветаева прожила в СССР после возвращения из эмиграции в 1939 году, она формально не подвергалась преследованиям за литературную деятельность. Ее, величайшего поэта и жену и мать арестованных по обвинению в шпионаже Сергея и Ариадны Эфрон, просто не стали печатать. Единственная попытка Цветаевой издать сборник стихов была пресечена внутренней рецензией Гослитиздата. Ей не позволили быть даже литературным поденщиком: предоставленная вначале возможность делать переводы была быстро отнята. Безработица и изоляция довели ее до отчаяния, нищеты, а в конечном итоге – до самоубийства». Публикация строится вокруг печально известного отзыва
Корнелия Зелинского, в котором он подчеркивает чуждость стихов Цветаевой советской литературе. Здесь же приводится целый ряд документальных свидетельств о тяжелом положении поэта в СССР. Из дневника
Георгия Эфрона, 27 августа 1940 г.: «Сегодня – наихудший день моей жизни – и годовщина Алиного ареста. Я зол, как чорт. Мне это положение ужасно надоело. Я не вижу исхода. <…> Мы написали телеграмму в Кремль, Сталину: "Помогите мне, я в отчаянном положении. Писательница Марина Цветаева". Я отправил тотчас же по почте. <…> Мы все сделали, что могли. Я уверен, что дело с телеграммой удастся. Говорят, что Сталин уже предоставлял комнаты и помогал много раз людям, которые к нему обращались. Увидим. Я на него очень надеюсь. <…> Наверное, когда Сталин получит телеграмму, то он вызовет или Фадеева, или Павленко и расспросит их о матери».
Но вернемся к современности. Интересное интервью
Дмитрия Дейча, взятое у
Александра Чанцева, предлагает нам
«Частный корреспондент» (27 августа). Интервью во многом посвящено недавно вышедшей книге Чанцева «Когда рыбы встречают птиц: книги, люди, кино». Чанцев, без сомнения, эстетизирует персонажей своей книги, как и эстетизирует свой собственный облик литературного критика. «Литература сейчас никому особо не нужна – и это прекрасное искусство одиночек. Так было с театром – одно время переживали, что он совсем умрет. Не умер, но из больших нарративов он ушел и – очень вряд ли вернется. Что же касается «катакомбной» литературы, то пример буквально позавчерашний – 70-летие Саши Соколова. Все массовыми статьями отметили накануне же юбилей Сорокина, массово была перепечатана и новость о (ежегодной) новинке Пелевина. Это грустно и – правильно. Такое слегка эзотерическое знание, тайная община тех, кто знает, что без «Школы для дураков» они были бы какими-то немного другими…»1.
Еще одно интервью с литературным критиком предлагает портал
«Текстура» (29 июня).
Евгений Морозов поговорил с
Борисом Кутенковым о литературном процессе, мотивации современного критика и многом другом. «Дело в том, что я не являюсь критиком в строгом смысле слова. Сейчас у меня довольно трезвое представление об этой профессии – и об огромной ответственности, налагаемой самим призванием критика. Мне уже приходилось говорить, что для меня есть несколько китов, на которых стоит планета под названием «профессия – критик»: вроде бы незыблемая, но на самом деле очень подвижная, постоянно сдвигаемая с места разными обстоятельствами. Это: а) регулярность; б) полемический взгляд на отдельные явления литпроцесса; в) наличие больших аналитических статей; г) присутствие стиля; д) разносторонняя образованность. Невозможно писать одни лишь положительные рецензии и считаться критиком. В какой-то момент я осознал свои весьма скромные возможности в этом отношении – с одной стороны, потому, что понял: критик должен распрощаться с творческими амбициями, чтобы говорить правду о литпроцессе (я к такому прощанию не готов – просто потому, что ещё не «забил» на себя как на поэта)». О причинах ухода из Литинститута: «Скажу ещё строже: проблема собственно Литинститута – в его консервативности. Многие преподаватели совершенно оторваны от реалий текущего литпроцесса – кафедра критики, где я работал методистом, подтверждение тому. Ну а моя трёхлетняя работа там и попытки учиться в аспирантуре позволили столкнуться с бюрократической энтропией, которой охвачен не только Литинститут, но и вся система образования. Однако это даже естественно; гораздо труднее объяснить существующее в институте поветрие «мы – самодостаточная структура и сторонимся вашей презренной литературной жизни», как и осмыслить полное равнодушие к моим попыткам что-то противопоставить институтскому консерватизму и сблизить эту замкнутую структуру и жизнь за её пределами – устраивать встречи с редакциями, проводить круглые столы. Насчёт студентов не удивляюсь, но со стороны руководства это равнодушие, казалось бы, странно по отношению к недавнему выпускнику, профессионально работающему в литпроцессе, в отличие от многих других закончивших вуз, да и просто к самому факту подвижнической инициативы. Довольно быстро стало понятно, что на этом поле ничего посеять не удастся, а преодолевать барьеры косности, когда вокруг много людей заинтересованных, не было желания»2.
Еще одна заслуживающая внимания публикация на «Текстуре» – подборка стихотворений
Александра Леонтьева.
Под целлофановый, разом
Развёрнутый, шум дождя –
Куда мы уходим, разум,
На время в себя уйдя?
Задёрнута плотно штора.
Нужны ли мы небесам…
Мерцание монитора:
Он сам по себе, я сам.
Наляпаны, тьма-неряха,
Лишь кляксы твои вокруг.
Откуда ты, чувство страха?
Оно – из тебя, мой друг.
Статья
Ольги Брейнингер о постколониализме и романе
Всеволода Непогодина «Девять дней в мае» на сайте
«Нового мира». «Сегодня, в эпоху поляризованных политических позиций, кажется само собой разумеющимся, что приступая к разбору любого текста, пусть даже косвенно обсуждающего взаимоотношения России и Украины последних лет, рецензенту не избежать вопроса о том, с каких позиций он проводит свою работу, под чьим флагом стоит, и какую сторону поддерживает». О романе Непогодина: «Другим аспектом прямолинейности эстетики Непогодина в этом тексте является прямолинейность высказывания, ставящая его роман практически в ряд плакатной публицистики. Плакатность эта, вкупе с пронизывающей советской ностальгией у главного персонажа романа, вызывает неизбежные ассоциации с близкими явлениями советской литературы – например, с эстетикой производственного романа». Сам автор определяет жанр статьи как «антропологическую критику»
Доселе как-то обходили вниманием сетевой журнал
TextOnly, совершенно несправедливо. Итак, № 43 (№ 1 за 2015), выделяю два материала. Подборку
Полины Андрукович:
там, на стене, где висит эта аква
рель, никогда не бывает солн
ца
автор давно забылся
в себе
на акварели небо и солнце
и выжженная солнцем земля
акварель не выцветет долго
на этом месте, там,
на стене.
никогда (а это долго) не увижу
автора
в принципе, можно ему позвонить.
Небольшое эссе
Василия Чепелева о творчестве
Арсения Ровинского. «Ровинский, безусловно, вполне сложившийся и даже консервативный в рамках своей поэтики автор — и в новых текстах совсем не отказывается от ряда ее основополагающих элементов: крупномолекулярное письмо (в котором каждое стихотворение оказывается своего рода кирпичиком при построении единого пространства с общими свойствами), вынос основного события за пределы текста, делегирование высказывания различным голосам и реконструкция картины мира по фрагментам чужой речи, зачастую – почти всегда — речи инфантильных, озадаченных происходящим персонажей». Речь идет о книге «Ловцы жемчуга» и подборке в рубрике «Новая социальная поэзия» журнала «Новое литературное обозрение» (2014, № 130).
______________
Примечания:
1 Об этой книге Александра Чанцева читайте в рецензии Ольги Балла-Гертман:Быть Чанцевым
// Лиterraтура, № 51. Об Александре Чанцеве см. также: Анастасия Башкатова. По направлению к идеалу //
Лиterraтура, № 57. –
Прим. ред.
2 См. также дневники литераторов в рамках проекта «Diares» портала Textura.by: Юлия Подлубнова, Сергей Ивкин и др. –
Прим. ред.
