Обзор литературной периодики от 24.03.15

Смерть Валентина Распутина вызвала много откликов в периодике –разнонаправленных и полемических, учитывающих не только несомненный вклад писателя в русскую литературу, но и его общественную позицию1. Первая полоса «Литературной газеты» (18 марта 2015), из некролога: «Один из тех, на ком держалась русская литературная духовность. Свет, исходивший от этой личности, был так силен, так постоянен, что никакой тьме не под силу было его одолеть. Он в каждой своей строке напоминал человеку о высоком предназначении». «Он ушел как солдат духовного воинства, не уступив врагу ни пяди». Здесь же подборка высказываний о писателе: Александр Проханов, Сергей Шаргунов, Геннадий Зюганов, Сергей Есин, Евгений Евтушенко, Ольга Остроумова и др. Духовность – основное, что подчеркивается в разговоре о Распутине в почвеннической риторике. «Он не был убит выстрелом киллера. Его убивали долго. Он умер от подлости и предательств, от разрушения основ народной жизни и народной нравственности» (Евгений Тарло). «Пусть он молится там за нас, потому что он-то знает, что это за ноша – любовь к России. А за скорбный наш народ он уже отмолился, как мог, каждым своим произведением...» (Вера Галактионова). И довольно трезвый, но уважительный Сергей Шаргунов: «Безусловно, Распутин – утрата целого мира. Его проза о русской деревне – в некотором роде наша античность».

Отзывы в «Литературной России» (20 марта 2015) имеют более мемуарный характер. Владимир Карпов рассказывает о встречах с писателем:  «В начале 90-х, когда мэром Москвы был Гаврила Попов и по Арбату бегали жирные крысы, спускаюсь в метро и чувствую – не взгляд, а два тлеющих уголька в мрачном подземелье, в катакомбах: тогда серость осевшей сажей легла на лица и на всё сущее в пространстве. Два уголька просто источали общее человеческое стенание. Я обернулся на тлеющие огоньки – Валентин Распутин стоял, как это он всегда любил, в сторонке, в глубине».
Взгляд из Сибири представляет Анатолий Омельчук: «Конечно, у меня была цель и задача: усадить его на высокой скале у Байкала, есть такая! – и поговорить неспешно о нашей родной и любимой Сибири.
Он сразу пресек:
– Я не разговорный».
И не без любопытного. Александр Латкин, село Уоян, Бурятия: «Если исходить из методологии определения наследования национальности, то Распутин – чистый эвенк».
Роман Сенчин рассказывает о презентации видеокниги «Прощание с Матерой» в медиацентре «Российской газеты». 345 человек в Иркутске, Москве, других городах России и мира прочитали по несколько абзацев знаменитой повести. Продолжительность видеокниги составила около 10 часов.

«Независимая газета»  (16 марта 2015) и материал Алисы Ганиевой совместно с Евгением Лесиным: «Валентин Григорьевич Распутин не политикой занимался, а Россией. И большой своей родиной, и малой». Здесь же биография писателя и небольшие замечания о судьбе и творчестве:  «В общем, Распутин-писатель как будто стоит совершенно отдельно от Распутина-гражданина. Распутин-писатель – классик, которого мы еще долго будем перечитывать». Статья «Купол терпимости» Игоря Шумейко (19 марта 2015)  как попытка представить Валентина Распутина в качестве русского диссидента:  «Против вечного государственного утилитаризма выступает порой дивный хор: там и взыскующие высоких грантов, и природные нонконформисты, и люди, ведомые лишь совестью и своим пониманием народного блага.
Ультралибералы припоминают все подписанные Распутиным "Письма против…” – от "Огонька” (1989) до "Пусси райот” (2012), но на каком-нибудь политическом вираже судьба все же вынудит признать: работа настоящих диссидентов – не рекламные всполохи, а медленно, от самой земли наращиваемый купол терпимости».
В целом статья строится вокруг публицистической книги Распутина «Сибирь, Сибирь…» (1991).

Сайт «Столетие» опубликовал большой некролог от Станислава Минакова (16 марта 2015): «Из меня, в свое время всецело городского провинциального подростка, проза Распутина <…> сделала почвенника. То есть русского человека». «Его сочинения ценят как часть личного, сокровенного и рядовой читатель, и филолог, и Патриарх, и Президент. Оказалось, что прозу Распутина мало того что прочли практически все, но она сама уже вошла в русский духовный код». Некролог не обошелся без «русского мира», обвинений в сторону Запада, разговора о патриотизме и молодежи. Интересно почитать и отзывы к нему. Подписавшийся псевдонимом «Н. П.»: «Не скрою, меня очень удивили некоторые мои коллеги-филологи. В день, когда ушел от нас Валентин Григорьевич Распутин, они не нашли возможности посвятить ему пост в соцсетях, а публиковали материалы, которые вполне могли бы подождать до лучших времен. Неужели они не понимают, кем был для нас, нашей литературы, нашей культуры и нашей родины этот человек?»  Олег Слепынин: «Я принимаю и понимаю Распутина как чудо, дарованное Руси Богом. Действительно, родился он в тридцать седьмом, когда традиционный уклад русской жизни был разрушен, убиты или сгорели в топке социальных потрясений целые сословия, образованные классы, которые и должны бы в иных условиях описать эпоху. Родился он в сокровенной сибирской глуши. Но и ту глушь враг словно бы стремился смыть с лица земли, совесть утопить, вытравить, выжечь…». И. Ушакова: «А ведь нужно не только держаться за свою традицию, но и иметь силы отклонять нападки таких литераторов, как наш современник Д. Быков…».

Из ленты Facebook Марины Кудимовой:

А теперь над зыбью кровной
Всходишь, вопреки тщете,
В невозможной, полнословной,
Вещей немоте.

На Colta.ru(15 марта 2015) Олег Кашин и попытка взгляда на писателя через призму общественных процессов перестроечной и постперестроечной эпох, когда Распутин оказался в проигравшем лагере писателей-почвенников.  «Россия у нас одна, народ один, и у него одна литература, в которой есть все — даже те, кто кому-то не нравится. Сейчас умер выдающийся, один из, может быть, десяти самых-самых, русский писатель второй половины ХХ века. Те двадцать пять лет, которые мы уже прожили без него — это не его вина, а наша. Попытка строить Россию так, чтобы в ней не было места Распутину, неизбежно обернулась Россией, в которой нет места опере "Тангейзер” и фильму "Левиафан”. Мы когда-нибудь научимся жить так, чтобы места хватало всем. Жалко, что это будет уже без Распутина».  

Борис Парамонов и эссе на сайте «Радио Свобода» (23 марта 2015), в котором задается масштаб явления: «Распутин – писатель если не толстовской силы, то толстовской складки, это значительное и глубоко русское явление, с которым должен считаться всякий поистине культурный человек…» Любопытны суждения и о персонажах книг Распутина: «Сюжеты всех больших вещей Распутины построены вокруг этой поистине философской апофегмы. Герои Распутина – люди, так или иначе попадающие в переделку отчуждающих общественных отношений, в советском случае приобретающих особенно бесчеловечный оборот. <…> Люди Распутина выпадают из истории, и в этом не вина их и даже не беда, а вина и беда, неправый строй самой истории, самой отчуждающей человека культуры».

Meduza (16 марта 2015) публикует Олега Лекманова и его размышления о месте Распутина в истории русской литературы: «Спрос на новых лидеров в конце 1960-х – начале 1970-х годов был большим. Закончилась эпоха шестидесятников, необычайно много давшая советской культуре (прежде всего, литературе и кино), но идеологически оказавшаяся несостоятельной…» «Эта почти откроенная ненависть ко всему советскому, да еще "протащенная” в советскую – изданную в СССР – книгу, дорогого стоила. За нее Распутину прощали и некоторую натужность, искусственность языка его персонажей (кто-нибудь когда-нибудь слыхал, чтобы живые люди говорили, как распутинские  герои героини?), и откровенную самоцензуру (чего стоит только "идеологически выдержанный” финал романа "Живи и помни”), и, наверное,  самое главное – никто не упрекал Распутина за вторичность его концепции развития России в ХХ веке» (противопоставление советского русскому уже было в «Матренином дворе» Александра Солженицына). Олег Лекманов воспринимает Распутина как сломавшегося писателя, не выдержавшего тяжести навешанных в советское время регалий, дошедшего впоследствии до славословий Сталину и требования срока для участниц Pussy Riot.

ЖЖ Фаины Гримберг (15 марта 2015) и материал «Валентин Распутин и другие», указывающий на антиинтеллигентский и антипросвещенческий пафос «деревенщиков».

Наконец, уже упомянутый выше Дмитрий Быков и статья в «Новой газете» (16 марта 2015), которую, кстати, вряд ли можно назвать обличительной в отношении «деревенщиков»: «Опоздавшие шестидесятники получили великий шанс: не вписавшись в радостные оттепельные времена, проскочив мимо заграничных вояжей, больших тиражей, ранней славы, они получили, по словам Бродского, "шанс увидать изнутри то, на что ты так долго глядел снаружи”. Им досталось полуподпольное существование, им выпал шанс заглянуть на совсем другую глубину. Юрий Кузнецов, Олег Чухонцев, Илья Авербах, Владимир Высоцкий, Валентин Распутин — художники этой генерации. При них исчерпался советский проект и была скомпрометирована дарованная свобода». Быков указывает на талант сострадания, природный гуманизм писателя:  «Распутин — не идеолог и не мыслитель, он глубочайший, сострадательнейший изобразитель человеческого горя, одиночества и потерянности». Как и Олег Кашин, Дмитрий Быков прочерчивает эволюцию Распутина-писателя, Распутина-мыслителя: «Он, гениально изображавший страдание, всегда чуткий к нему, — в поздние годы впал в жесточайшую обиду на человечество». «Распутин являет собой пример того, как ложная, человеконенавистническая идея сгубила первоклассный талант, как следование навязанной концепции изуродовало гуманиста, психолога, интеллектуала». Однако обвинительный пафос в статье найти очень сложно, его там попросту нет.


_________________________________
1 См. в этом номере также эссе Светланы Михеевой «Разглядеть человека» о Валентине Распутине. – Прим. ред.