ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Наталья Полякова. ВСЕ СНЕГ

Наталья Полякова. ВСЕ СНЕГ

РЕДАКТОРСКИЙ СПЕЦВЫПУСК


(пьеса)



Действующие лица:

ЕЛЕНА женщина средних лет (хорошо выглядит)
МАРК муж Елены (немного старше жены)
ПАВЕЛ сосед по даче (примерно того же возраста)
ПЕТРОВИЧ сторож, лет 40-ка
АННА жена сторожа
КУКУШКА – кукушка в часах.


1.

Загородный деревянный дом. Гостиная-кухня. На стене в центре часы с кукушкой. Диван, стол со стульями, кухня. Слева пустой дверной проем в коридор, но что происходит в коридоре ни из гостиной, ни зрителям не видно. В кухне Елена готовит что-то. 

Заходит Марк с банками в руках.

МАРК. Охренеть! Все помёрзло!

Елена бросает процесс готовки. 

ЕЛЕНА. А банки?
МАРК. Взорвались твои банки!
ЕЛЕНА. Как?! Все?
МАРК. Ну, практически. Вот… осталось.

Протягивает Елене банки.

ЕЛЕНА. А картошка?
МАРК. Ну тоже… Помёрзла... к чертям собачьим...
ЕЛЕНА. И что теперь?..
МАРК. Что, что выбрасывать все нахрен. Сколько горбатились... Коту под хвост. Иди давай, разбирай! Может, что-то ещё можно спасти.
ЕЛЕНА. Я же готовлю.
МАРК. А что, я один должен? Кто вчера не закрыл подвал?
ЕЛЕНА. Я закрывала.
МАРК. Не ври! Ты последняя ходила!
ЕЛЕНА. Ну... Может… плохо закрыла... Почему ты на меня нападаешь?
МАРК. А на кого мне нападать? Теперь по твоей милости все пропало.
ЕЛЕНА. Ну, давай я закончу готовить и пойду разбирать.
МАРК. Да уж, не надо, от тебя один вред... Сам разберусь.
ЕЛЕНА. Ну, прости... Мне казалось, я закрыла…

Елена пытается его обнять. Марк не даётся.

МАРК. Я обижен. Дай мне остыть.
ЕЛЕНА. Юлька звонила, они выехали.
МАРК. Чудесно. Вы будете тут сидеть чаи гонять, а я в подвале ковыряться.
ЕЛЕНА. Можно потом разобраться вместе. Все равно все замёрзло.
МАРК. Ты дура, что ль, совсем? Я закрыл дверь. Сейчас там будет плюс, и все потечёт.
ЕЛЕНА. О, Господи... Сейчас я оденусь и пойду разбирать.
МАРК. Не надо. Я уж сам.
ЕЛЕНА. Делай, что хочешь... Только если картошка помёрзла, может, Юльку попросить купить? Я отбивные делаю.
МАРК. Ну, попроси.
ЕЛЕНА. Она за рулём. Можешь Олегу набрать?
МАРК. Этому гандону? Ну, нет...
ЕЛЕНА. За что ты так? Ты с ним даже не знаком...
МАРК. Дочь у меня одна, и мне мудак в зятья не нужен.
ЕЛЕНА. Да с чего ты решил, что он мудак?
МАРК. Да с того. Нормальный мужик к себе женщину берет, а не к ней подселяется.
ЕЛЕНА. А тебе не важнее, чтобы дочь была счастлива?
МАРК. Не будет она с ним счастлива. Вот увидишь...
ЕЛЕНА. Ладно, позвоню сама.
МАРК. Давай, давай... Заодно скажи, что МЧС сообщало о большом снегопаде, так, что если они не доедут, (напевает) «неприятность эту мы переживём».

Елена звонит. 

ЕЛЕНА. Не отвечает.

Елена опять звонит.

ЕЛЕНА. Юльку набрала. Тоже не берет.
МАРК. Дай воды.
ЕЛЕНА. Какой? Кипячёной?
МАРК. Ну а какой ещё?! Пить хочу.

Елена наливает и приносит воду.

ЕЛЕНА. Котик, не расстраивайся. Бывают потери посерьёзней. Подумаешь банки.

Марк выпивает воду, машет рукой и уходит.

ЕЛЕНА (кричит ему вдогонку). Марк!

Елена опять звонит и смотрит в окно. Марк возвращается. 

МАРК. Дай пакеты, посмотрю, что удастся спасти.
ЕЛЕНА. Не хочешь до сторожа дойти? Может, заберёт мороженую картошку? И Юльке не могу дозвониться.
МАРК. Это, между прочим, твои гены...
ЕЛЕНА. В смысле?
МАРК. Жалеть всяких голодранцев...
ЕЛЕНА. Это не голодранцы, а художники... Между прочим, очень талантливые.
МАРК. Вот-вот... И она туда же... Нашла себе «писателя». От слова «пися».
ЕЛЕНА. Марк! Это моя работа курировать выставки.
МАРК. Скорее, благотворительность. Судя по зарплате. Что? Не так?

Елена даёт пакеты. 

ЕЛЕНА. Да, добытчик в нашей семье ты. Можешь добыть картошки для ужина?
МАРК. Что-то ещё, моя госпожа?
ЕЛЕНА. Да. Нет. Иди уже...
МАРК. Ну что?
ЕЛЕНА. Ничего...

Марк уходит. Елена звонит дочери, но та не отвечает. Елена возвращается к готовке. 
Звонок в дверь. Елена уходит и возвращается с соседом. 

ЕЛЕНА. Привет, Паш! Проходи.
ПАВЕЛ. Привет, а где Марк?
ЕЛЕНА. В подвале. Ты к нему?
ПАВЕЛ. Да нет, я так...
ЕЛЕНА. Представляешь, забыли закрыть подвал на ночь и все помёрзло. Банки взорвались.
ПАВЕЛ. Ох, сочувствую.
ЕЛЕНА. Ну да, Марк сильно расстроился. А сегодня ещё Юлька с женихом приедет. Так Марк козью морду строит.
ПАВЕЛ. Почему? Скоро дедушкой станет?
ЕЛЕНА. Не знаю... Надеюсь, нет. 
ПАВЕЛ. А я уже пару лет как дед. Ничего...
ЕЛЕНА. Да, помню. А мне пока не хочется становиться бабушкой...
ПАВЕЛ. Тебя и не спросят, хочешь или нет. Как же всё-таки время летит…
КУКУШКА. Ук-ук… Ук-ук… Ук-ук…
ПАВЕЛ. Что это с ней?
ЕЛЕНА. Да… Сломалась. Теперь она поет, когда ей вздумается. Да ещё и наоборот.
ПАВЕЛ. Давай посмотрю.
ЕЛЕНА. Марк уже смотрел. Сказал там две флейты разной тональности и воздух неправильно идёт.

Елена режется ножом. 

ПАВЕЛ. Порезалась?

Павел подходит, берет руку Елены и рассматривает.

ЕЛЕНА. Да, ерунда. Сейчас йодом смажу.

Елена забирает руку, берет йод. Мажет палец. Павел опять берет её руку в свою, дует. Елена смущается.

ПАВЕЛ. А помнишь, пальчики твои целовал? Ты яблоко Юльке тёрла и поранилась. Она мелкая ещё была. Годик или два было.
ЕЛЕНА (с улыбкой). Нет... Не помню… (Через паузу.) Я так старалась всё забыть, что кажется получилось.

Павел отпускает руку Елены. 

ЕЛЕНА. А Люся где?
ПАВЕЛ. В городе. 
ЕЛЕНА. Давно её не видела.

Павел молчит. 

ЕЛЕНА. А мне сегодня собака снилась. И родители. Я приехала к ним в гости. А они меня спать кладут в мою детскую кроватку. А я не помещаюсь. Тогда они позвали собаку, она отгрызла мне ноги, и я поместилась. Ужас какой, да?
ПАВЕЛ. Да уж… А я стараюсь не запоминать сны.
ЕЛЕНА. А я только их и стараюсь запоминать.
ПАВЕЛ. А я бы добавил к заповедям ещё одну не забывай.
ЕЛЕНА. Зачем?
ПАВЕЛ. Затем, что жизни, которую мы не помним, будто бы и не было.
ЕЛЕНА. Не согласна. Это полезное свойство. Может, благодаря тому, что забываем, мы научились прощать?
ПАВЕЛ. Да ну... Прощают просто так и от всего сердца. Иначе это не прощение.
ЕЛЕНА. А ты что пришёл?
ПАВЕЛ. Да, собственно, просто так... Увидел машину у дома. Дай, думаю, зайду. Редко приезжаете. Как вы?
ЕЛЕНА. Да дел много в городе. Все дорожает. Крутиться приходится. У Марка много работы открыл ещё пару магазинов. А у меня все так же… выставки. Но сейчас реже.
ПАВЕЛ. Ну, что... Молодцы.
ЕЛЕНА. А ты что? Как твои дела?
ПАВЕЛ. Да вот… У студентов каникулы. Отдыхаем друг от друга. Может, я по-стариковски ворчу, но молодёжь уже не та, что ещё лет десять назад. Ей ничего не интересно. По крайней мере, история критики. Иногда думаю, что вообще занимаюсь никому не нужным делом.
ЕЛЕНА. Есть много вещей, которые кажутся не нужными. А потом вдруг у них второе рождение происходит. Может, тебе просто надо подождать.
ПАВЕЛ. Чего ждать? Думаешь, что-то изменится? Руки опускаются. А в остальном дела… Ну, что… Крышу, вот, сарая с утра укреплял. Обещают большой снегопад. Да и за дом переживаю. Потихоньку разваливаться начал. С тех пор, как...  (Замолкает.)
ЕЛЕНА. Как что?

Входит Марк. 

МАРК. О, здорОво! (Жмёт руку Павлу.) На! (Протягивает Елене пакет с картошкой.)

Елена заглядывает в пакет.

ЕЛЕНА (Павлу). С тех пор, как что?
ПАВЕЛ. Да... так, ничего...
МАРК. Что? Об чем речь?
ЕЛЕНА. Ты закончил в подвале?
МАРК. Шутишь? Там дофига работы! Петрович заберёт мешок. У него, кстати, беда. Жена пропала.

Марк достаёт бутылку и наливает себе и Павлу. Выпивают.

ЕЛЕНА. Как пропала? 
МАРК. Вот так... Пошла в лес и не вернулась.
ЕЛЕНА. Ужас какой...
МАРК. Ну да, а всё этот чертов снег... Хоть и красиво... Кстати, пошёл.
ЕЛЕНА. Снег?
МАРК. Снег, кто же ещё...
ЕЛЕНА. Что.
МАРК. Что, что? Снег!
ЕЛЕНА. Снег что, а не кто...
МАРК. Я так и сказал...
ЕЛЕНА. Проехали...
ПАВЕЛ. Жалко… Говорили, муж бил её?
Елена. Да, я тоже слышала. И видела у нее синяки на руках.
МАРК. Да они синячили оба по-чёрному. Председатель выгнать хотел, но накануне зимы пожалел. (Пауза.) Может, они того, по пьяному делу...
ЕЛЕНА. Что того?
МАРК. Ну... Поссорились. Подрались. Что-то пошло не так… И… он ее в снегу-то и прикопал. А теперь дескать, найти не может...
ПАВЕЛ. Да ну, брось... Ладно, пойду я...
ЕЛЕНА. Бред какой-то…
МАРК (Павлу). Погодь…  (Елене.) А ты его давно видела? Чокнулся, похоже. Глазища бешеные…  И собака у него здоровая. Во! (Показывает руками, какая большая.) Волкодав. А до этой парочки нормальный сторож был. Помните? (Елене.) Помнишь? Старичок.
ЕЛЕНА. Да, пасеку держал.
МАРК (Павлу). Он сгорел в своей сторожке. И эти быстро откуда-то взялись. Как черти из коробочки.

Павел встаёт и уходит. 

МАРК. Паш… Ну, ты куда? Ладно.
ЕЛЕНА. Юле позвони. Или Олегу.
МАРК. Ой, сама звони…

Елена моет руки и набирает номер. Ни Юля, ни Олег не доступны.

ЕЛЕНА. Оба недоступны… в самый снегопад поехали. Волнуюсь что-то.
МАРК. Ты же знаешь, сеть местами пропадает. Ветром сносит. Ещё снег. Что есть пожрать?
ЕЛЕНА. Там, в холодильнике нарезки, сделай себе бутерброд.
МАРК. Тебе сделать?

Елена дозванивается. 

ЕЛЕНА. Нет, не хочу.

Видно, как она волнуется. Марк поставил чайник. 

ЕЛЕНА. Мне сегодня собака снилась…

Тут выключается свет. И электрический чайник. 

МАРК. Ну, ёкарный бабай! У нас свечи есть?
ЕЛЕНА. И родители…
МАРК. Вот, блин! Свечи есть?

Марк ищет по шкафчикам. Елена достаёт несколько свечей и зажигает.

МАРК. Интересно, во всем посёлке вырубился свет?

Марк выглядывает в окно. Оборачивается.

МАРК. Темнеет. Что ты говорила?
ЕЛЕНА. Да так… Ничего…

Марк делает себе бутерброд. В дверь стучат. 

МАРК. Ну вот, Юлька. А ты дёргалась.

Марк возвращается с Павлом. У Павла в руке бутылка вина. 

ПАВЕЛ. Ни у кого света нет. А хорошо у вас стало… уютно…

Марк достаёт еду из холодильника.

ЕЛЕНА. Картошку не успела пожарить…
МАРК. Ну и хер с ней, все равно мороженая.
ПАВЕЛ. Я тут… летом… в общем… Люси больше нет.
ЕЛЕНА. Как?!... Ты же сказал, она в городе.
ПАВЕЛ. Не хотел, говорить. Не знал, как сказать… а тут про эту женщину услышал… и вот, думаю, надо… столько времени прошло...
МАРК. Соболезную… Давно?
ПАВЕЛ. В августе.
ЕЛЕНА. Царствия Небесного… Как же это?
ПАВЕЛ. Рак.
ЕЛЕНА. А я думаю, что ты все один, да один сюда ездишь…

Раздаётся звук СМС-ки. Елена хватается за телефон. 

ЕЛЕНА. В сети!

Елена звонит. 

ЕЛЕНА (откладывая телефон). Опять недоступны.

Молчат.

МАРК. Она хоть лечилась?
ПАВЕЛ. Лечилась, да. Только нам не говорила… настоящий боец… а сказала уже, когда все, поздно было… я бы в Израиль её отправил. Говорят, там лучшие врачи…
ЕЛЕНА. Бедная… Не верится… и молодая ещё…
МАРК. Так, для справки, у рака нет возрастных предпочтений. Это как кара Божия.
ЕЛЕНА. Кара? Какая может быть кара по отношению к Люсе? Такой светлый человек...
МАРК. За неё…

Выпивают, не чокаясь. 

ЕЛЕНА. Во всех болезнях главное правильная диагностика… Читала недавно об Анне Иоановне, её врачи лечили от боли в кишечнике, а когда умерла, выяснилось, что это пиелонефрит.
МАРК. Ну и к чему ты это?
КУКУШКА. Ук-ук… Ук-ук…
МАРК (кукушке). Заткнись... Надоела... А вообще... Никто не рассматривал роль болезней и несчастных случаев в мировой истории? Что было бы, если бы... Да хоть на примере России. Что было бы, если бы... Петр Первый не умер, спасая моряка? Или Иван Грозный перенёс столицу в Александров? Или вот эта твоя Анна Ивановна прожила дольше? (Павлу.) Вот ты историк не хочешь исследовать это направление?
ПАВЕЛ. Ну, во-первых, я не историк, я занимаюсь историей критики. А во-вторых, история не терпит сослагательного наклонения.
МАРК. Вот, кстати, никогда не понимал критику. Кому она нужна… Хочется что-то узнать бери первоисточник и думай сам. А все эти чужие мнения…
ЕЛЕНА (Марку). Марк! Ты уверен, что стоит говорить об этом именно сейчас? (Павлу.) Ты один теперь?
ПАВЕЛ (Марку). Критика нужна, как навигационные приборы кораблю. Обычно критик знает больше, чем рядовой читатель. Он помогает увидеть пласты, которые не видны читателю. (Елене.) Один, да. Дочки приезжают. Не оставляют старика.
ЕЛЕНА. И к нам вот Юлька едет. Везёт жениха знакомиться.
МАРК (Павлу). Какие пласты? Словоблудие это все. Ты уж прости. (Елене.) Что б ему провалиться.
ПАВЕЛ. Разные пласты, так не скажешь… А что с женихом не так?
МАРК. Да все не так. Денег ни шиша не зарабатывает. Пишет книжки, которые никому не нужны.
ПАВЕЛ. Плохо пишет?
МАРК. Плохо, раз бедно живёт. Не знаю, не читал. Может, Ленка читала. Это она специалист по писателям.
ЕЛЕНА. То, что я когда-то ходила в литературную студию ещё не делает меня специалистом.
МАРК. До этого писаки у неё был приличный человек. Туристической фирмой владел. Бросила. Вертихвостка.
ПАВЕЛ. Ну и что. Кому сейчас турагентства нужны? Все можно через интернет самому заказать и билеты, и номер. Да и вообще, скоро, может, и это не понадобится.
МАРК. Это почему?
ПАВЕЛ. Да потому, что выпускать перестанут. Опустят занавес и привет Китаю.
ЕЛЕНА. Вот, согласна... Только из Китая выпускают.
МАРК. Не опустят. Не те времена.
ПАВЕЛ. Ну, вот увидим. Десять лет назад вспомните, как было. А теперь? Посмотреть новости – так мы прям окружены врагами. От них и отгораживаться будем.
МАРК. Чем же?
ПАВЕЛ. Чем, чем… Великой Русской стеной.
МАРК. Уйня это все… а в обороне мы, потому что гнём свою линию. Не уступаем нигде, а где-то и огрызаемся.
ПАВЕЛ. Может, и так… Может, вообще... не нужно будет опускать занавес здесь, его опустят с той стороны. Отгородятся от нас.
МАРК. Да как ты не понимаешь, правда должна быть с кулаками! Чтобы отстоять себя и защитить слабых. И заставить себя уважать. И считаться…
ПАВЕЛ. Ну, да… ну, да… в школе всегда, в каждом классе есть тупое убожество, которое заставляет уважать себя при помощи кулаков.
МАРК. Это Россия тупое убожество?
ПАВЕЛ. Нет, конечно. Я просто сказал, что уважение надо заслуживать другими методами. А не жить по принципу боятся значит, уважают.
ЕЛЕНА. Я вот слушаю вас, и согласна с Пашей. И вообще о стране надо судить по уровню жизни пенсионеров. Их пенсионеры могут себе позволить путешествовать. А наши… Сводят концы с концами.
ПАВЕЛ. Ещё и дожить надо до пенсии.
МАРК. Повышение пенсионного возраста необходимые меры. Я вот готов вообще от пенсии отказаться, если родине нужно будет.
ЕЛЕНА. Не все же владельцы магазинов. Есть же врачи и учителя...
ПАВЕЛ. Да и ещё понять, что такое родина. Для меня это Люська и дочки.
МАРК. Вот из таких как ты, кстати, и получаются предатели. Вот так живёшь бок о бок с человеком, думаешь о нем хорошо, а он – бац... И родину предал. Потому что думал, что родина – это он сам.
ЕЛЕНА. Ну, хватит, Марк! Ну какой из Паши предатель? И вообще заканчивайте эти разговоры на политические темы. Не люблю их.
МАРК. А знаешь, почему?
ЕЛЕНА. Ну? Потому что они разобщают людей?
МАРК. Нет. Потому что ты в тайне сочувствуешь этим пидорасам, художникам своим, которые нарисуют политическую карикатуру, а потом очко сжимается – и они на запад бегут.
ЕЛЕНА. О, Господи...
МАРК. А что, не так что ли?  (Обращается к Павлу.) Вот, жена твоя настоящий патриот. Судьбу свою отдельно от России не представляла. Думаешь, она хотела ехать за границу лечиться? Нет. Поэтому и не сказала.
ЕЛЕНА. Марк! Ты что такое говоришь вообще? Куда тебя несёт?
ПАВЕЛ (Елене). Пусть говорит. Ему выговориться надо. Ты же, как вампир, Марк. Тебя телевизор укусил, теперь ты всех вокруг укусить хочешь. А не сказала Люся, потому что любила нас и не хотела, чтобы мы дёргались и переживали вместе с ней. Хотя я считаю, что она была не права.
МАРК. Да ну нах... Эти разговоры. Ленка права. Все равно ты мой сосед. Сто лет в обед.

Марк и Павел выпивают и закусывают.

ЕЛЕНА. Что-нибудь ещё хотите? Есть колбаса. Сыр.
МАРК. Да. Давай.
ЕЛЕНА. Что?
МАРК. Яду.

Елена стучит по виску.  Марк натянуто смеётся. Выпивают. Стук в дверь. Марк и Павел встают. Елена кидается к двери. 

ПАВЕЛ. Вот оно да? материнское сердце…

Елена возвращается одна. 

МАРК. А где Юлька?
ЕЛЕНА. Это Петрович. Пришёл за спичками.
МАРК. У него что, своих нет?

ЕЛЕНА. Он и правда какой-то... замученный… и глаза… такие... запавшие…

Павел и Марк садятся. Елена относит коробок спичек и возвращается. Беспокойно теребит телефон и ходит по гостиной. 

ЕЛЕНА. Знать бы, где наши едут...
МАРК. Да брось, доедут… снег… пробки. Ты же знаешь. По три часа порой стоишь. Посиди с нами.

Елена звонит. Всматривается в телефон. 

ЕЛЕНА. Сеть недоступна. Вообще.

Павел смотрит на свой телефон. 

ПАВЕЛ. У меня тоже.

Марк смотрит на свой телефон. 

МАРК. И у меня.
ЕЛЕНА (Марку). А ты закончил разбирать подвал?
МАРК. Так света ж нет.
ЕЛЕНА. Ах, да... А снег расчистил?
МАРК. Тебе что? Самой нечем заняться? 
ЕЛЕНА. Есть, чем. Я занимаюсь. А ты бы снег почистил. Может, Юлька проехать не может?
МАРК. Я почистил.

Елена выглядывает в окно. 

ЕЛЕНА. Ну, так и есть все, что ты чистил - все опять в снегу.
МАРК. Ну конечно в снегу! Там же идёт, плять, снег!

Марк выглядывает в окно. 

МАРК. Темень-то какая… Ладно… Раз мне здесь не рады…

Марк допивает вино и уходит.

ЕЛЕНА (Марку). Марк!
МАРК. Что?
ЕЛЕНА. Лопату забыл.

Марк берет лопату и уходит.

ЕЛЕНА. Паш… прости меня…
ПАВЕЛ. За что?
ЕЛЕНА. Ты про Люсю сказал. А я тут со своими переживаниями. Мне правда очень, очень жаль...
ПАВЕЛ. Ничего… я уже начинаю привыкать. Что её нет.
ЕЛЕНА. Не верится... Всё кажется вечным, а потом раз и нет человека.
ПАВЕЛ. А всё и есть вечно.
ЕЛЕНА. Ой, опять ты философствовать будешь.
ПАВЕЛ. Не буду.

Елена смотрит на телефон. Включает его, присматривается.

ПАВЕЛ. Ты знаешь, что ты похожа на испуганную птицу?
ЕЛЕНА. А ты похож на барда.
ПАВЕЛ. Почему это?
ЕЛЕНА. Борода вон и свитер. Только гитары не хватает.
ПАВЕЛ. А помнишь, был год, долго снега не было? И мы как-то уснули вместе, а проснулись будто в другом времени все было белым бело.
ЕЛЕНА. Не помню.
ПАВЕЛ. Жалко.
ЕЛЕНА. Если бы я была супергероем, я бы хотела суперспособность управления памятью. Помнить только то, что хочу помнить.
ПАВЕЛ. Удобно. Поэтому в нашей истории много белых пятен?
ЕЛЕНА. Да.
ПАВЕЛ. Так вот знай белые пятна это жизнь. Жизнь, от которой ты отказалась.
ЕЛЕНА. Я не отказывалась. Все не так просто… Вот зачем ты дразнил Марка? Ты же знаешь, что любые чужие мнения для него как красная тряпка.
ПАВЕЛ. Мне нравится смотреть, как его глаза наливаются кровью. Да и вообще правду говорить приятно.

Павел берет раненую руку Елены и целует. Елена высвобождает руку. 

ЕЛЕНА. Не надо, Паш... (Смотрит в окно.) Я вижу его спину и как он поднимает лопаты снега. Как старается для меня. А ещё он, наверно, вспотел там, под курткой. Как я устала от запаха его пота. Кажется, я сама пропахла им за все эти годы.
ПАВЕЛ. Вот поэтому женщины африканских племён выбирали себе мужа по запаху. В современном мире это кажется дикостью. Выбирают по статусу и достатку. Но, может, стоит иной раз быть проще…
ЕЛЕНА. Это опять камень в мой огород?
ПАВЕЛ. А я до сих пор иногда слышу запах Люсиных духов. Дочки выбросили её одежду. Прибрались. Но все равно время от времени я чувствую эти сладковатые нотки.
ЕЛЕНА. Переживаю за Юльку… Уже часа два как едут.
ПАВЕЛ. Все будет хорошо. В такой снежный вечер ничего плохого не может случиться.
ЕЛЕНА. Знаешь... Она сделала то, на что не решилась когда-то я. Поменяла свою жизнь.
ПАВЕЛ. Выбрала мужчину по запаху?
ЕЛЕНА. Не упрощай.
ПАВЕЛ. Должен же кто-то упрощать, если ты усложняешь.
ЕЛЕНА. И вообще… я не выбирала. Я просто отказалась делать выбор.
ПАВЕЛ. Но отказавшись сделать выбор ты все же его сделала.
ЕЛЕНА. Хорошо, может, ты прав. Но подумай о другой стороне… мы прожили две разные жизни порознь и теперь можем пересказать их друг другу. И вместо одной каждый проживёт как будто две. Понимаешь?
ПАВЕЛ. Нет.
ЕЛЕНА. Ну... Это как если бы… Если бы у ребёнка был апельсин, и он разделил бы его с другим ребёнком. У него станет пол-апельсина. А если расскажет сказку, а тот, другой, расскажет ему свою... То они оба приобретут, а не потеряют.
ПАВЕЛ. Мы делили апельсин, много нас, а он один... А знаешь, что? В первом случае ребёнок отдаст половину апельсина, но приобретёт друга. Без апельсина он сможет прожить, а без друга вряд ли. Апельсин он может купить, а друга не купишь… Апельсин можно заменить на другой. А друга нет.
ЕЛЕНА. Но апельсин это метафора…
ПАВЕЛ. Не более, чем что-либо другое. Не больше, чем жизнь.
ЕЛЕНА. Жизнь не может быть метафорой. Жизнь это абстракция. Когда мы говорим «апельсин» мы сразу понимаем, о чем речь. А когда говорим «жизнь» не понимаем. Нужно уточнять. Так со всеми абстрактными понятиями. Они будят воображение и этим будут привлекать вечно. 
ПАВЕЛ. Тогда чем тебе не нравится память? Такая же абстракция.
ЕЛЕНА. Как раз этим. Не хочу будить воображение. Потому что оно будет будить во мне и все остальные чувства. А я хочу думать, что ничего не было.
ПАВЕЛ. А друг, с которым ты не разделила апельсин, все равно остался другом и сохранил все, что ты так старалась забыть.
ЕЛЕНА. Зачем, Паш?
ПАВЕЛ. Напишу роман про роман. Я даже придумал начало и конец: «Никогда не знаешь, где и при каких обстоятельствах встретишь её. Я встретил её, когда рубил черёмуху». И конец: «У дома расцвела черёмуха».
ЕЛЕНА. В тебе умер писатель.
ПАВЕЛ. Пока нет. Пока мы живы, всё ещё возможно...
ЕЛЕНА. Нет, не писатель. Сказочник.
ПАВЕЛ. А сказочник не писатель?
ЕЛЕНА. Писатель, но для детей.
ПАВЕЛ. Все мы дети, только старенькие.
ЕЛЕНА. Ты за всех не говори.

Елена опять набирает номер. И с тревогой смотрит в окно. 

ЕЛЕНА. Какая темень...
ПАВЕЛ. Это здесь темень, а на улице все сверкает.
ЕЛЕНА. Ну, что же сети все нет? Это, значит, и они не могут позвонить...
ПАВЕЛ. Да. Люди без мобильников были свободней. И спокойней.
ЕЛЕНА. Боже… пусть они доедут… Вот к чему это «ДА»? Мне спокойней, когда могу дозвониться.
ПАВЕЛ. Просто хотел сказать, что теперь каждый, как на ниточке… Люди готовы отдать часть свободы за иллюзию безопасности.
ЕЛЕНА. Боже милосердный… Я жизнь готова отдать за своего ребёнка… а ты про какую-то свободу. Свобода, по-твоему, – не иллюзия?
ПАВЕЛ. Иногда. Ладно… Ну, хочешь, я дойду до трассы и посмотрю, как там дела?
ЕЛЕНА. Было бы здорово...
ПАВЕЛ. Ну, хорошо, пошёл.
ЕЛЕНА. Спасибо…

Павел уходит.


2.

Елена стоит у окна, смотрит в окно.

Возвращается Марк.

МАРК. Все. Намахался. Проклятый снег. Только успеваю расчистить раз… опять нападало.
ЕЛЕНА. Ты бы перерывы делал.
МАРК. А я делал. Но кажется, снег никогда не кончится… Засыплет нас по самую макушку. Не знаю, как они проедут… Тут ещё ничего, а там… в лесу... хорошо бы бульдозер.
ЕЛЕНА. Павел пошёл к дороге. Посмотреть, как там…
МАРК. Ну что ты человека погнала в такую даль?
ЕЛЕНА. Он сам предложил. Мог бы и ты догадаться сходить.
МАРК. Ты всегда всем недовольна, что бы я ни делал! Снег расчистил, подвал разобрал, картошку принёс... Тебе всё мало… Постоянно придумываешь мне новые занятия…
ЕЛЕНА. А я, я тоже делами занимаюсь. Вот готовила, пока свет не вырубился. Палец поранила. Ты даже не заметил.
МАРК. Так темно же... Знаешь... Мне иногда кажется, я просто тебе мешаю. Всю свою жизнь тебе мешаю! И ты меня все время хочешь с глаз долой.
ЕЛЕНА. Эта поговорка о другом.
МАРК. Да нет, об этом.
ЕЛЕНА. Я просто хотела сказать, что ты не понимаешь, что именно мне нужно. Моих настоящих желаний. И не понимал никогда. Я, может, обошлась бы без твоего картофеля, а без других важных вещей не могу.
МАРК. Каких?

Елена молчит.

ЕЛЕНА. Ладно, пустой разговор.
МАРК. Нет уж, сказала А говори Б. Только учти, что у тебя обычно стопятьсот желаний в один момент. И как понять, какое «настоящее»?
ЕЛЕНА. Почувствовать. Нет?
МАРК. Представь себе… нет. Невозможно это почувствовать. Хрен поймёшь, о чём ты там думаешь в своей голове!
ЕЛЕНА. Нет, почувствовать как раз очень просто! Потому что обычно я говорю о своих желаниях. А ты меня не слышишь. Вообще. И так было всегда. Мы прожили долгую жизнь, но почти всё делали порознь. У нас даже воспоминания разные.
МАРК. Да ладно?! Ну, давай, расскажи что-нибудь из нашей жизни, а я скажу помню это или нет.
ЕЛЕНА. Хочешь проверить?
МАРК. Ну, допустим. Ну, хочешь, я начну. Я помню, как мы ходили на оперу. Название забыл. И заметь, что оперу я не люблю, но ради тебя терпел.
ЕЛЕНА. Помню. Это была «Тоска». Не путать с тоскОй.
МАРК. Вот-вот, тоска зелёная…
ЕЛЕНА. О боже… ты предсказуем.
МАРК. Хорошо, давай посложнее. А помнишь, ты не дождалась меня и уехала, и я бежал за машиной два дома?
ЕЛЕНА. Ты вечер воспоминаний хочешь превратить в вечер упрёков? Нет, я этого не помню. Дальше...
МАРК. Давай, теперь ты. Твоя очередь.
ЕЛЕНА. Ладно.

Елена смотрит на телефон. Вот такое.

ЕЛЕНА. Мы ходили... на выставку Неизвестного Художника.
МАРК. Не помню. Когда?
ЕЛЕНА. Давно. Юльке лет пять было.
МАРК. Нет, не помню. Что это за художник? Как это Неизвестный?
ЕЛЕНА. Вот так… Один коллекционер собрал картины, авторство которых было неизвестно или ставилось под сомнение. Идея была в том, что в момент, когда художник кладёт последний штрих, он перестаёт быть автором картины, и картина становится всеобщим достоянием.
МАРК. Классная идея... Не знаю, с кем ты ходила на эту выставку, я бы запомнил...
ЕЛЕНА. Ладно, её не было. Я её только что придумала. Неважно... Найдётся много других моментов, которые я помню, а ты нет. Будто мы прожили друг с другом две разные жизни.
МАРК. Может, это ты жила двумя разными жизнями? А теперь стараешься не вспоминать ничего, чтобы не перепутать?
ЕЛЕНА. Что ты имеешь ввиду?
МАРК. Сама думай, не буду тебе все разжёвывать. Вот ты говоришь, что я тебя не слышу. А ты сама частенько витаешь в облаках.
ЕЛЕНА. Что-то Павел долго ходит...
МАРК. И уходишь от темы. Вот, как сейчас…  Пусть бы он заблудился уже в этом лесу… как сторожиха.
ЕЛЕНА. Что ты такое говоришь?!...
МАРК. Да. Говорю. По крайней мере, перестал бы к нам постоянно таскаться. Да, да…
ЕЛЕНА. Вы же друзья. Он к тебе приходит.
МАРК. С тобой он проводит больше времени.
ЕЛЕНА. Тебе кажется... И ему одиноко сейчас…
МАРК. Ходил, ходит и будет ходить. И бедная Люся тут ни при чем! (Пауза.) Ладно… пойду... схожу за ним. Может, помощь нужна… Как я от всего этого устал.
ЕЛЕНА. От чего?

Марк берет лопату и уходит.

ЕЛЕНА (кричит вдогонку). Котик, будь осторожен!

Слышно, как тикают часы. Елена смотрит на телефон и звонит, расхаживает по кухне, но ничего не может начать делать. Потом одной рукой хватается за голову, а другой ищет опору. Облокотившись на стол, Елена звонит мужу, сигнал на удивление проходит.

ЕЛЕНА. Ну, наконец-то, хоть сеть появилась. Марк, возьми трубку… ну, возьми же грёбаную трубку…

Елена кладёт телефон в карман, кричит.

ЕЛЕНА. Ма-а-а-арк!  (Но голос слабый. Подождав, послушав, кричит опять.) Ма-а-а-арк! Паша... Проклятый снег. Мы в нем утонем…

Возвращается Павел. 

ПАВЕЛ. Что с тобой?
ЕЛЕНА. Вступило в голову что-то…

Павел помогает ей сесть на диван. 

ПАВЕЛ. Я сейчас.

Уходит куда-то и приносит подушки, кладёт их ей под спину. 

ПАВЕЛ. Удобно?
ЕЛЕНА. Да, спасибо! Марк за тобой пошёл. Встретил? Нет? Мне что-то нехорошо… Голова заболела резко, и левая сторона немеет. И шум в ушах. Такой, знаешь, будто закончилось вещание канала, и идёт рябь.
ПАВЕЛ. Это белый шум. Я вызову скорую. Можешь улыбнуться?
ЕЛЕНА. Могу. (Улыбается.) Может, пройдёт? Говорят, когда грустно, надо самому себе в зеркало улыбаться. Долго смотреть на себя и улыбаться, и настроение улучшится.
ПАВЕЛ. Не пугайся, но похоже на инсульт. Главное, в ближайшие три часа в больницу попасть.
ЕЛЕНА. Ну как? Как я попаду! К нам ни одна скорая сейчас не поедет. А поедет застрянет по дороге.
ПАВЕЛ. Хотя бы в ближайшие шесть часов. За шесть-то... Довезут. Все будет хорошо! Слышишь?! (Далее говорит по телефону.) Девушка, срочно нужна скорая! Подозрение на инсульт! Да! Погорельцева Елена Сергеевна!

Елена подаёт рукой знак, чтобы Павел обратил на нее внимание.

ЕЛЕНА. Не кричи, пожалуйста… голова…

Павел уходит в коридор, и слышны отдельные фразы. 

ПАВЕЛ. Дата рождения?.. Сейчас... Да. Да.  Коттеджный поселок «Трояново». Только скорее, пожалуйста! Да. Встретим у шлагбаума. Да, ждём. Спасибо!

Павел возвращается в гостиную.

ЕЛЕНА. Марк пришёл?
ПАВЕЛ. Нет.
ЕЛЕНА. А кто тогда зашёл. Я слышала. Вот только что...
ПАВЕЛ. Тебе показалось.
ЕЛЕНА. Марк трубку не берёт.

Павел молчит.

ЕЛЕНА. Помоги позвонить, плохо вижу.

Елена протягивает Павлу телефон. Павел делает вызов и подносит к её уху телефон. 

ЕЛЕНА. Не берёт. Как там дорога?
ПАВЕЛ. Фонари горят, значит только в посёлке света нет. Все будет хорошо, не волнуйся.

Павел садится рядом с Еленой на диван, берет её за руку. Она всхлипывает и отдёргивает руку.

ПАВЕЛ. Ранку задел? Прости... родная… Как чувствуешь себя?
ЕЛЕНА. Так же… Шум в голове, и все будто выныривает из этого шума и погружается обратно. А вот… (прислушивается) вот стало тихо… очень тихо. Скажи что-нибудь.
ПАВЕЛ. Я тебя люблю.
ЕЛЕНА. Что? Что ты говоришь? Повтори?
ПАВЕЛ (громко). Все будет хорошо!
ЕЛЕНА. Слышу. (Улыбается.) Испугалась, когда тихо стало. Это ненормально, когда тихо. Сейчас опять слышу шум.
ПАВЕЛ. Хорошо…
ЕЛЕНА. Не помню, кто… кто-то ставил эксперимент. Запирали человека в комнате со звукоизоляцией. И он сходил с ума. Да, да…

Павел делает удивлённое лицо.

ЕЛЕНА. Да… сперва была тишина. А потом они начинали слышать голоса и звуки. Слуховые галлюцинации.
ПАВЕЛ. Может, это были не галлюцинации?
ЕЛЕНА. А что?
ПАВЕЛ. Не знаю… Природа человека дуалистична. Плоть и дух…
ЕЛЕНА. А знаешь... Не нужно скорой. Зря вызвал.
ПАВЕЛ. Как это не нужно? Нужно! И она к тебе уже едет. Ты просто устала. Закрой глаза. Хоть на минутку.
ЕЛЕНА. Думаю, скорая все равно не приедет. Они к старикам не любят ездить. Все равно мы скоро умрем.
ПАВЕЛ. Ну что ты такое говоришь. Ну какая из тебя старушка? Скорее, маленькая и глупая девочка. Испуганная птица.
ЕЛЕНА. Да, старушка… скоро на пенсию... А старики никому не нужны. Тратить на них бензин, лекарства… мне рассказывали… один известный писатель попал в больницу и три часа лежал голым под простыней в холодном коридоре, пока не позвонил другому известному и влиятельному другу, и тот не поднял шум. Сразу отношение поменялось. А я что? Я никто. Обычный человек. Пустое место.
ПАВЕЛ. Думай о хорошем…

Молчат.

ЕЛЕНА. Паша… Мне страшно закрывать глаза даже на минуту. Вдруг не смогу их открыть.

Елена тихо плачет, утирает слезы. 

ПАВЕЛ. Хочешь, расскажу что-нибудь?
ЕЛЕНА. Сказку?
ПАВЕЛ. Могу и сказку…
ЕЛЕНА. Ну да, ты же сказочник...
ПАВЕЛ. Ну, слушай… Жила-была девочка… Она умела говорить на языке птиц. Пошла однажды она с мамой на базар и увидела, как один человек продает голубку. Голубка сидела в клетке, а кроме клетки, была на лапке цепочка. Продавец отпускал голубку полетать, но из-за цепочки она улететь не могла. Девочка спросила птицу, как ей живётся. Птица стала жаловаться на то, что нет у нее свободы, а есть только иллюзия свободы. Что такое иллюзия девочка не знала, она была маленькой девочкой, но птицу ей все равно стало жалко. И она уговорила маму купить голубку. Мама купила, и девочка выпустила птицу на волю. Голубка была безмерно счастлива. Недели через три девочка с мамой опять пришли на рынок, и девочка опять увидела того человека, у которого они купили голубку. В этот раз у него опять в клетке сидела птица. Но самое грустно было то, что это была та же самая голубка. Как получилось, что ты опять в клетке? спросила девочка птицу. И голубка сказала, что на свободе, конечно, хорошо, но в клетке безопасней. Девочка подумала о том, какая же глупая попалась ей птица. А мама девочки подумала, что свободен не тот, кого освободили, а тот, кто освободился от своих страхов.
ЕЛЕНА. Чудесно… Снег ещё идёт?
ПАВЕЛ. Да. Густой, мокрый, хоть снеговика лепи… Ещё пара часов, и мы не сможем открыть дверь.
ЕЛЕНА. Снеговика это хорошо… (Улыбается.)

Павел смотрит в окно.

ПАВЕЛ. А всё-таки очень красиво... Мы с тобой как два полярника. Одни среди разбушевавшейся стихии. Помнишь фильм с Татьяной Самойловой? «Неотправленное письмо». Ты на нее похожа.
ЕЛЕНА. Не помню... Волнуюсь, что Марка долго нет… и Юли...
ПАВЕЛ. Давай схожу за ним.
ЕЛЕНА. Спасибо. Хотя нет, не оставляй меня, пожалуйста, одну. Мне страшно. Ещё этот шум в голове… не могу сосредоточиться ни на чём...
ПАВЕЛ. Ты забыла уже, о чём была сказка?
ЕЛЕНА. Странные ощущения... вроде я, но не я… руку ощущаю, но ощущаю, как чужую...
ПАВЕЛ. Давай всё-таки схожу… потерпишь?
ЕЛЕНА. А если и ты пропадешь?
ПАВЕЛ. Ну, куда я пропаду? Тут не так много вариантов дойти до сторожки, а дальше одна дорога.
ЕЛЕНА. Ну, пожалуйста… мне страшно оставаться одной. Нет… не совсем одной. Мне кажется, тут ещё кто-то есть... И я боюсь...
ПАВЕЛ. В доме, кроме нас, никого нет. Ну, хочешь, обойду со свечкой?

Павел берет свечу и обходит дом. Кричит из разных комнат. 

ПАВЕЛ. Есть тут кто-нибудь? Ау… Никого. А тут? Тоже никого…

Павел возвращается.

ПАВЕЛ. Вот, видишь, тебе показалось.
ЕЛЕНА. И всё-таки я чувствую, что мы тут не одни.
ПАВЕЛ. Пока ходил со свечкой, вспомнил, как в детстве в прятки играл. У родителей был большой дом и много комнат. Было, где спрятаться. А однажды мы тут играли с тобой и Юлькой. Помнишь? Она маленькая была такая смешная. Зажмурится и думает, что её не видно.
ЕЛЕНА. Нет… прости… (Оборачивается к двери с удивлением.) А вы что тут делаете?

В дверях стоит Петрович. 

ПАВЕЛ. Как ты вошёл?
ПЕТРОВИЧ. Так… это… дверь была открыта. У вас есть фонарь?
ПАВЕЛ. Какой фонарь?
ПЕТРОВИЧ. Какой-нибудь…
ЕЛЕНА. Зачем вам?
ПЕТРОВИЧ. Так, света нет. Повешу на въезде.
ПАВЕЛ. Там дорога, она освещена.
ПЕТРОВИЧ. Я оттуда. Фонари не горят.
ПАВЕЛ. Не может быть...
ЕЛЕНА. А вы Марка не видели? Он как раз к дороге пошёл?
ПЕТРОВИЧ. Нет, мы с Полкашей, никого не встречали.
ЕЛЕНА. О Боже… Куда ж он делся?
ПАВЕЛ (Елене). У вас есть фонарь?
ЕЛЕНА. Посмотри в кладовке при входе. Но лучше бы Марк пришёл и сказал, где. Он знает.
ПАВЕЛ (Петровичу). Поспрашивай у других. У Савельевых, я их сегодня видел.
ПЕТРОВИЧ. Так нет, кроме вас, никого… все перед снегопадом снялись и уехали.
ПАВЕЛ. Хорошо. Сейчас.

Павел идёт в коридор, слышно, как он зашёл в кладовую и, пошумев, принёс фонарь.

ПАВЕЛ (Петровичу). На… верни потом. А вообще свой бы надо иметь.
ПЕТРОВИЧ. А я имел. Пропал вместе со старухой моей.
ЕЛЕНА. Сочувствую. Желаю удачи в поисках.
ПЕТРОВИЧ. Ага.

Петрович зажёг фонарь. 

ПЕТРОВИЧ. Ну, я пошел.

Петрович уходит 

ЕЛЕНА (глядя в окно). Какая у него большущая псина.
ПАВЕЛ. Спина?
ЕЛЕНА. Псина. Волкодав… и спина тоже огромная.

Елена всю сцену время от времени смотрит в телефон. 

ПАВЕЛ. Пойду всё-таки за Марком схожу.
ЕЛЕНА. Подожди… Мы давно… Присядь на минуту…

Павел садится рядом.

ЕЛЕНА. Мы очень давно... не сидели вот так… вдвоем… в темноте. Уже и не помню, когда это было.

Павел молчит.

ПАВЕЛ. Может, не стоит…
ЕЛЕНА. Подожди… послушай… В детстве я себе жизнь не так представляла. Мечтала о разном… (Заметно, что Елене тяжело говорить.) А вот она какая получилась... Я никогда не любила в книгах читать эпилог. Ну, потому что все интересное уже случилось. А теперь… Сама пишу этот эпилог…
ПАВЕЛ. Ты что?
ЕЛЕНА. Не перебивай, пожалуйста… Он начался не сейчас. А когда я родила Юльку. Моя история закончилась тогда, в родблоке. И я рада, что Юлька другая… более сильная или более смелая…
ПАВЕЛ. Ну что ты говоришь, жизнь не кончается с рождением детей…
ЕЛЕНА. Но не у меня… и я не переживу, если с ней что-то случится… это будет не справедливо…
ПАВЕЛ. Жизнь вообще несправедливая, но я уверен, с Юлей всё в порядке. Это всё снегопад...
ЕЛЕНА. Проклятый снег… никак не закончится. Вот так смотрю в окно, и кажется, что мы действительно остались сейчас одни на всей планете. И ещё кто-то, кто наблюдает сейчас за нами...
ПАВЕЛ. Слышишь?

Елена и Павел прислушиваются.

ЕЛЕНА. Что? Я слышу только тебя, часы и шум в голове.
ПАВЕЛ. Сирена. Я слышу сирену.
ЕЛЕНА. Паш…
ПАВЕЛ. Что?
ЕЛЕНА. Дай воды, пожалуйста.

Павел берет свечу и направляется с ней к плите с чайником. Но встал он слишком быстро, что свеча погасла. Елена не смотрит в сторону Павла, смотрит в окно, но тем не менее в окне, видимо, замечает, что свеча погасла.

ЕЛЕНА. Погасла?
ПАВЕЛ. Нет-нет…

Павел подходит к чайнику, наливает воду, зажигает потихоньку свечу от другой. Но роняет её на пол, и она снова гаснет. Подбирает и зажигает вновь.

ПАВЕЛ. Чёртов тремор. Старею.

Павел слабо улыбается.

ЕЛЕНА. Он у тебя всегда был, когда волнуешься.
ПАВЕЛ. Да?
ЕЛЕНА. Да… Помню, когда ты впервые обнял меня, у тебя тряслись руки. Ты сейчас волнуешься?
ПАВЕЛ. Нет. Немного. Значит, ты что-то всё-таки помнишь?
ЕЛЕНА. А я перестала волноваться. Кажется, все теперь будет хорошо.
ПАВЕЛ. Будет, конечно.
ЕЛЕНА. Знаешь, о чём я жалею?
ПАВЕЛ. О чём?
ЕЛЕНА. Что никогда не могла ни на что решиться. Шла по жизни, как индийская женщина с кувшином на голове боясь сделать резкие движения.
ПАВЕЛ. Ну, это не беда. Ты просто женщина.
ЕЛЕНА. Нет, беда… Беда в том… Паш… Обещай, что никому не скажешь. Ни Марку, ни Юле...
ПАВЕЛ. Да, конечно… Что не скажу?
ЕЛЕНА. Хорошо. Спасибо. Я должна сказать тебе. Давно собиралась. Я не знаю, кто из вас Юлин отец...
ПАВЕЛ. Хочешь сказать, что она может быть моей дочерью?
ЕЛЕНА. Да...
ПАВЕЛ. Но ты же говорила, что она не моя дочь!
ЕЛЕНА. Говорила...
ПАВЕЛ. Но почему? Если бы она была моей, всё могло сложиться по-другому!
ЕЛЕНА. Вот именно…  я испугалась. Сначала. А когда Юля стала называть Марка папой, я решила, пусть будет так. У тебя уже была своя... А у Марка не было. И не факт, что была бы...
ПАВЕЛ. Это жестоко…
ЕЛЕНА. Мы с самого дня свадьбы жили открыто. И ничего. А потом появился ты. И я забеременела.
ПАВЕЛ. Поверить не могу, что все эти годы ты молчала… а я же спрашивал, я чувствовал…
ЕЛЕНА. Я не сказала, что Юля твоя дочь. Я сказала, что не знаю, кто отец.
ПАВЕЛ. Как же ты жила?
ЕЛЕНА. Вот так… Я придумала, что она дочь двух отцов, а потом постаралась эту мысль забыть. И просто жить.
ПАВЕЛ. Если Юля моя дочь, я тебе это никогда не прощу.
ЕЛЕНА. Ты обещал никому об этом не рассказывать. Не рушь её мир…
ПАВЕЛ. Но как? Как мне об этом молчать??
ЕЛЕНА. Как я… Ну, представь... Ты скажешь ей это. Вы выясните, например, что отец ты. И дальше что? Ты всё равно останешься ей чужим дядей... соседом по даче… приятелем родителей... А Марк... Подумай о Марке… Это станет для него ударом, трагедией лишиться дочери. Он этого не заслужил.

Павел ходит по гостиной туда и обратно. Иногда останавливается и смотрит на Елену. Будто хочет что-то сказать. 

ПАВЕЛ. Зачем же ты мне сказала? Хотела освободиться? Камень с души снять?
ЕЛЕНА. Хотела… да… Прости меня…
ПАВЕЛ. Не сейчас… не сейчас…

Собирается уходить.

ЕЛЕНА. Ты куда? Не оставляй меня, пожалуйста, одну. Мне страшно…
ПАВЕЛ. Мне надо пройтись. Пойду за Марком.
ЕЛЕНА. Я тебя умоляю… Мне плохо…

Павел замер с шарфом в руках, начал накручивать на шею и замер. Стоит будто с петлей на шее.

КУКУШКА. Ук-ук…
ЕЛЕНА. Слышишь?
ПАВЕЛ. Кукушка?

Прислушиваются.

ЕЛЕНА. Нет. Другое.
ПАВЕЛ. Не слышу.
ЕЛЕНА. Знаешь, я боялась смерти. Паш… Подожди… Послушай… Не самой смерти, а то, как буду умирать. Дома, в постели, рядом муж. Я люблю его, конечно. За столько лет мы стали как одно целое. Как две змеи, которые едят друг друга с хвоста. Но умереть мне всегда хотелось на твоих руках. Чтобы было вот, как сейчас. Только мы и никого больше.
ПАВЕЛ. Ты не умрешь. Не сегодня. У нас впереди ещё долгая жизнь.
ЕЛЕНА. Я устала, Паш…
ПАВЕЛ. Я потерял Люсю. Не хочу потерять ещё и тебя. И Марк…
ЕЛЕНА. Я очень устала…  мне трудно дышать. Почему стало так темно?

Елене трудно дышать. Павел раздевается, садится рядом. Притягивает ее к себе.

ПАВЕЛ. Нет, не темно, здесь много света… и за окном тоже… много снега. Он сверкает. Он засыпал все в округе и подбирается к окнам.
ЕЛЕНА. Это хорошо. Значит ты не выйдешь. И никто не зайдет. Знать бы только, что с Юлей. И Марком.
ПАВЕЛ. С ними все будет хорошо. Юля едет. А Марк расчищает для них дорогу. А Петрович освещает им путь.
ЕЛЕНА. Однажды, лет пять Юльке было, она спросила: мама, а бабушка умрёт раньше тебя? Я удивилась, спрашиваю: зачем вообще ты говоришь о смерти? А она – «я не о смерти говорю, а о Боге».
ПАВЕЛ. Хватит… слышишь… хватит… о смерти, о Боге... В деревне Бог живёт не по углам…

Тут слышится стук в дверь. Павел кидается к дверям. 

ПАВЕЛ (кричит Елене). Это Петрович. Нашлись! Все нашлись! Слышишь?! (Забегает в комнату, одевается.) Там завал на дороге. Надо помочь.
ЕЛЕНА. Паш… Па-ша...! Там никого нет! Я смотрела в окно и никого не видела! Это обман! Тебя хотят выманить из дома, чтобы я осталась одна! Один на один с ней...
ПАВЕЛ. Да что ты такое говоришь?! Я скоро вернусь! И не один. С Юлькой, её хахалем и Марком. И скорая тоже там. Проехать не могут.
ЕЛЕНА. Не уходи, умоляю тебя! Все пропали, и ты пропадёшь! Останься со мной!.. Мне страшно…
ПАВЕЛ. Все будет хорошо… Я вернусь. Обещаю тебе.

Павел уходит.

ЕЛЕНА. Паша… я не вижу тебя. Ты тут? Почему я тебя не слышу. Только шум…

Елена прислушивается. 

ЕЛЕНА. Кто там? Кто это ходит? Почему стало так темно?

Елена с трудом встает. Свечи стали гаснуть одна за одной. Они догорели. Свет гаснет совсем, и комната наполняется светом из окна. Оказалось, что снаружи дома и правда светлее из-за снега, чем в доме. Елена оборачивается на свет из окна. 

ЕЛЕНА. Павел! Подожди меня…

Елена пытается открыть окно, но не получается. Она накидывает белый пуховый платок, надевает валенки и идет по стеночке ко входной двери. Елена дёргает дверь, дверь не открывается. Елена стучит рукой в дверь, кричит.

ЕЛЕНА. Да, что такое! Проклятый снег! Я тут замурована…

Елена стучит в дверь. 

ЕЛЕНА. Помогите!


3.                 

В это время с другой стороны заходит и садится на край дивана неизвестная женщина в куртке и с фонарем в руках. Елена медленно возвращается, держась за стенку, и садится на другой край дивана, не замечая гостьи. Потом оборачивается и видит гостью. Отворачивается. Опять поворачивается к ней.

ЕЛЕНА. Анна?
АННА. Елена?
ЕЛЕНА. Анна?
АННА. Елена?
ЕЛЕНА. Елена.
АННА. Анна.
ЕЛЕНА. Анна, вас муж ищет.
АННА. Это вряд ли.
ЕЛЕНА. Почему?
АННА. Он знает, где я.
ЕЛЕНА. Я умерла?
АННА. Очевидно… же…
ЕЛЕНА. Вы пришли за мной?
АННА. А ты как думаешь?
ЕЛЕНА. И что? Это всё?
АННА. Ага. Собирайся.
ЕЛЕНА. А сколько у меня времени?
АННА. Сколько угодно.

Видно, как за окном замелькал синий свет от маячка скорой. Саму машину не видно. Он постепенно замедляется и останавливается, окрашивая гостиную в синий цвет. Часы на стене перестали тикать.

ЕЛЕНА. А почему стало так тихо?
АННА. Убрали шумы.
ЕЛЕНА. Что убрали?
АННА. Ну, помехи… Чтоб эфир не засорять. Собирайся.
ЕЛЕНА. А… Какие вещи я могу взять с собой?
АННА. Никакие.
ЕЛЕНА. А что же тогда собирать?
АННА. Мысли. Надо собраться с мыслями.
ЕЛЕНА. С этим как раз сложно. Не понимаю, с чего начать...
АННА. Ну… начни с того, что первым пришло в голову.
ЕЛЕНА. Я думаю о Юле.

Анна мотает головой. 

АННА. Стоп. Забыла сказать об одном правиле. Нельзя думать о живых. Выкиньте их из головы.
ЕЛЕНА. Почему?
АННА. А… ну, если хотите забрать с собой, то пожалуйста...
ЕЛЕНА. Нет, нет… не хочу… Так… так… Сейчас…
АННА. Люся привет передавала.
ЕЛЕНА. Люся?
АННА. Да, соседка ваша.
ЕЛЕНА. Это все, что она сказала?
АННА. Сказала: скоро увидитесь.
ЕЛЕНА. Анна, а там. Там. (Показывает рукой вверх, а потом вниз.) Всё знают?
АННА. А ты как думаешь?

Елена вздрагивает. 

ЕЛЕНА. Холодно как…
АННА. Это от меня. Я же в сугробе лежу...
ЕЛЕНА. Боже… Как это случилось?
АННА. Да… (Машет рукой.) Полкаша. Загрыз, сукин сын. (Трогает свою шею, на которой платок.)
ЕЛЕНА. А что же супруг? Не похоронил вас по-человечески?
АННА. Обещал похоронить, когда снег сойдёт и земля размягчеет. Закопал пока в снегу. Под берёзкой.
ЕЛЕНА. Что же он с вами как с животным?
АННА. Сказал, что денег нет на похороны. А мёртвой мне все равно, где лежать. Да и Полкашку у него забрали бы. Или менты на месте пристрелили.
ЕЛЕНА. Как же вы согласились на такое?
АННА. Так я же мёртвая была.
ЕЛЕНА. И Полкан этот ваш. Убийца. Он теперь опасен. Ещё кого-нибудь загрызёт…
АННА. Не загрызёт. Он умрёт весной от чумки.
ЕЛЕНА. А вы откуда знаете? А, ну да… там же всё знают...
АННА. Всё.
ЕЛЕНА. Всё в смысле всё-всё?
АННА. Ага... И кто отец твоей дочки.
ЕЛЕНА. Да?
АННА. Но ты же и сама знаешь?
ЕЛЕНА. Ну, да…
АННА. Почему правду не сказала?
ЕЛЕНА. Он бы меня возненавидел. Они бы меня возненавидели.
АННА. А ещё ты аборт делала. Помнишь?
ЕЛЕНА. Нет… не помню. Не помню.
АННА. А знаешь, чей то был ребенок? Мальчик.
ЕЛЕНА. Марка…
АННА. Ну вот, ты и собралась. Этого хватит.
ЕЛЕНА. Хватит для чего? Я не хотела… Не хотела, ничего плохого…
АННА. Там узнаешь, для чего. Каждый со своим приходит...
ЕЛЕНА. Я ни в чем не виновата…  Так вышло… Я никому не хотела зла…
АННА. Там разберутся… Моё дело маленькое.
ЕЛЕНА. А с чем вы туда попали?
АННА. Со старой сторожкой.
ЕЛЕНА. Той, что сгорела?

Анна кивает.

АННА. Если вопросов больше нет, прощайся и пойдём.

Свет опять начинает мигать. Часы – тикать. Слышно, как в коридор заходят люди, но из комнаты их не видно, только слышно мужские и женские голоса. Елена встаёт и подходит к дверному проёму и смотрит на то, что там происходит. 

ЮЛИН ГОЛОС. Мама… мамочка… О Господи! Папа…
ГОЛОС МАРКА. Сделайте что-нибудь...

Слышно, как врачи что-то говорят. Потом шум, закрывается дверь, голоса стихают, будто убавили громкость. Елена поворачивается к Анне. В комнате начинает идти снег. И слышится белый шум.

 

Конец







_________________________________________

Об авторе:  НАТАЛЬЯ ПОЛЯКОВА — главный редактор, шеф-редактор Издательства Лt, модератор раздела «Актуальное» в Лиterraтуре

Родилась в городе Капустин Яр Астраханской обл. Окончила Литературный институт им. А. М. Горького. Публиковалась в журналах «Урал», «Дружба Народов», «Знамя», «Новый берег», «Новая Юность», «Волга», «Интерпоэзия», «Октябрь», «Новый мир», «Лиterraтура», «Литературная гостиная», «Prosodia», «Homo Legens», «Плавучий мост», «Кольцо А», «Дети Ра» и др. Автор книг «Клюква слов» (СПб.: Любавич, Библиотека «Пиитер», 2011), «Сага о московском пешеходе» (М.: Арт-Хаус медиа, Библиотека журнала «Современная поэзия», 2012), «Радио скворешен» (М.: Воймега, 2016), «Легче воздуха» (М.: Лиterraтура, 2018). Лауреат премии «Начало» им. Риммы Казаковой, 2009 г. Член Союза писателей Москвы, член Русского ПЕН-центра.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
813
Опубликовано 30 ноя 2020

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ