ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Николай Железняк. ВЕЧЕРОМ

Николай Железняк. ВЕЧЕРОМ

Редактор: Наталья Якушина


(пьеса)



Действующие лица:

ЭДИК 
МОЛОДОЙ
БАЙКОНУР
ХОХОЛ
ХАС
МОРЯК
СТАРШОЙ



Комната в общежитии. Окно с балконной дверью, четыре кровати, захламленный стол, стулья, табурет, тумбочки, аккордеон. 
Хохол сидит на стуле, положив ноги на одну из кроватей. Байконур выжимает гантели. Молодой сидит на кровати. 
Никто не обращает внимания на Эдика. Эдик, также не замечая никого вокруг себя, стоит в стороне. Он всматривается куда-то далеко, в одному ему видимую даль.

ЭДИК. Вырос Эдик там, где родился и откуда до ухода в армию никуда не выезжал. В похожем на многие другие, маленьком пыльном шахтерском поселке, окруженном степью с оврагами и конусами терриконов с отвальной породой. Отец, естественно, работал на шахте. В свободное время, конечно, пил.

Хохол берет с пола бутылку пива, допивает. 
Входит Хас.

ХОХОЛ. О, Хас! Наконец-то!..
ЭДИК. Отец иногда сажал к себе на колени и подбрасывал вверх на одной ноге. Высокий, сильный. С кирпичного цвета лицом, вечно небритой щетиной и запахом табака.
ХАС (Хохлу). Убери ноги! У тебя носки воняют.
ХОХОЛ. Ты их нюхал? (Убирает ноги с кровати, встает.)
ХАС. Угореть можно…
ЭДИК. Мать работала учительницей в школе. Днем учила чужих детей, а вечером проверяла стопки их тетрадей. Бледная с синими кругами под глазами, шевелила губами, склоняясь над исписанными красной ручкой листами. Дополнительные деньги платили за классное руководство. Так что был предоставлен самому себе…
ХОХОЛ. Давайте в домино. Скрестим шпаги!..
ЭДИК. Маленьким любил носить отцовскую каску с фонариком во лбу. Он почему-то назывался смешным словом «коногонка». Каска казалась рыцарским шлемом. Щит смастерил из картона, меч из деревянной планки от овощного ящика. На мечах бились во дворе…

Хохол берет книгу со стола, выдвигает ящик тумбочки, убрать книгу, и тут же, обрушивает ею внутрь град ударов.

БАЙКОНУР. Хохол, что ты делаешь?! Не трогай его! Ха-ха… Представь, насколько он меньше тебя. Душегуб! Пусть живут.
ХАС. Уголовный кодекс не жалко?
ХОХОЛ. Только не в моей тумбочке. Развели тараканов.
ХАС. А ты им дай сначала квартиру, а потом репрессируй!
ХОХОЛ. Можешь к себе их забрать.
ХАС. Так не пойдут ведь. Любят они тебя. Беззаветною любовью.
БАЙКОНУР. Светобоязнь у них, Хохол, а ты с ними так жестоко… Представь, на тебя внезапно направили фонарь в темноте и бьют наковальней. В харю, так, в харю! (Демонстрирует выбросами гантели в Хохла.)
ХАС(Хохлу). Это ж не жизнь. Уйдут они от тебя, помяни мое слово…
ЭДИК. Весь день проводил на улице. Ключ от квартиры привязывали на ботиночный шнурок, носил его на шее под рубашкой. После занятий сбивались в команды, не зная чем заняться, рыскали по округе, ища приключений. Или играли в карты, крышки от пивных бутылок, ножички, в пристенок монетками, в фантики от конфет, в мяч. На свалку ходили, рылись в выброшенном мусоре. Разбивали автомобильные аккумуляторы. Там решетчатые свинцовые пластины. Из них отливали медальоны, крестики, маленькие револьверы в формочках, сделанных в мокрой земле. Жгли костры и пекли картошку… Как-то с пацанами повесили за сараями на проволоке кошку. Убили ее не по злобе, просто подвернулась под руку. Никто не знал, что с ней делать. Играть с ней постеснялись… Лешка Седой с друзьями видел из беседки. Он уже из армии вернулся. Сколько нас было?..
ХОХОЛ (берет аккордеон, играет, напевает). Гоп со смыком это буду я. Братцы посмотрите на меня. Ремеслом я выбрал кражу, из тюрьмы я не вылажу, и тюрьма скучает без меня… (Хасу.) Настроить надо.
ХАС (забирая аккордеон). Не можешь играть, не берись за инструмент. Плохому музыканту чего мешает?
ХОХОЛ. Меня отец учил… «На баяне, – говорит, – учись. Все в армии будут маршировать, окопы рыть, а ты на баяне будешь наяривать в оркестре…» Я, как музыкальную школу окончил, ни разу не играл на нем, пылится, наверное, где-нибудь на шкафу еще дома.
ХАС. Долг родине надо отдавать.
ХОХОЛ. Я долги только цыганям отдаю. В сортире. У меня знакомый один, знаешь, как в армии не служил?..
БАЙКОНУР. Рука была волосатая?
ХОХОЛ. У-у, ушлый парень… Отказывался гибнуть за родину. Завел крайне тесное знакомство с молодой работницей военкомата. Ну, там, туда-сюда…
ХАС. Понимаем.
ХОХОЛ. И она вытащила его личное дело из шкафа с призывниками и переставила в шкаф с отставниками! Ошибка… Даже – чья, и то неизвестно. Собственно, это была тоненькая серая папочка с пятиконечной звездой и номером. Оказалось, достаточно, и парень сгинул для доблестных вооруженных сил. А после двадцати семи лет не призывают.
БАЙКОНУР. Расхожая байка.
ХАС. Расскажи еще, что папку подложили под ножку стола военкома, чтоб не шатался.
ХОХОЛ. Но он действительно не служил.

Хохол достает из тумбочки коробочку домино.

ХАС. Ну что? Привыкли руки к топорам?..
БАЙКОНУР. Замешивай!
ХОХОЛ. Вот это по-нашему! Сыграем!
БАЙКОНУР. Освободите поляну! Молодой!

Молодой убирает стол. 

ХОХОЛ. Да, дайте мне место для драки! (Закуривает, открывает балконную дверь.)
ХАС. Битому неймется.
БАЙКОНУР. Или в карты? (Убирает гирю под кровать.)
ХАС. Твоей колодой?.. (Хохлу.) Прикрой дверь, –  заморозишь! (Вываливает костяшки домино на стол.)
ХОХОЛ. То «угорел», то «заморозишь»! Не поймешь тебя. В показаниях путаешься.
ХАС (перемешивает костяшки). Дует.
ЭДИК. В детстве часто болел ангиной, простужался. Мать ставила горчичники, компрессы, заставляла пить горячее молоко с маслом, медом и содой. Всё равно неделями валялся дома с температурой. Но болеть нравилось. Лежал на диване, смотрел телевизор, если показывали спортивные передачи или фильмы. Читал книги ночи напролет. Приключения, фантастика. Герои скакали на конях по бескрайним прериям или летели в бездонном звездном небе, – это завораживало и придавало уверенности, где-то есть другая жизнь… Позже в старших классах вырезали гланды. Больно, наркоза, кроме мороженого, тогда не знали. Зато потом зимой щеголял в распахнутом овчинном тулупе. Мать кричала в окно вдогонку: «Опять расхристанный пошел! Живо застегнись!»
ХАС. Закрой, говорю, из дупла выпадешь еще! Недоношенным.

Хохол выбрасывает сигарету, закрывает балкон. 

ХАС (поднял газету с пола, свернул в трубку, ищет взглядом). Мух напустил…
ХОХОЛ. Наши это.
БАЙКОНУР (кинул купюры на стол). Положили.

Хохол и Хас кладут купюры на стол. Хохол смотрит на Молодого, на Байконура, и кладет еще купюры за Молодого.

ХОХОЛ. За Молодого.
БАЙКОНУР. Поехали.

Расселись вокруг стола, разобрали костяшки: Хас с Байконуром, Молодой с Хохлом.

ХАС. Ну, кто начинает?
ХОХОЛ. Да, кто ставщик?
БАЙКОНУР. Кто спрашивает.
МОЛОДОЙ. Я ставщик! Один-один… (Показывает костяшку, кладет на стол.)
ХОХОЛ. Мы оба – ставщики! Наш ход, мы выиграли!
БАЙКОНУР. Ну так ходи!
ХАС. Что – нету? Лошадью ходи.
ХОХОЛ. Мы – вот так!
ХАС. Ах, так.
ХОХОЛ. Двумя отходи!
БАЙКОНУР. Куда там ему отходить?
ХАС. В сортир.
БАЙКОНУР. Вот это - пускай.
ХОХОЛ (Молодому). Правильно, руби ихних!
БАЙКОНУР. Всех не перерубишь!
ХОХОЛ. Напужал тележьим скрипом…
ХАС (Молодому). Ты ходи, тут ходить надо, в шыш-быш думай!
ХОХОЛ (Молодому). Куда ты пошел?! Куда ты пошел?! Ты что, не видишь, что я несу?!
ХАС. Так, начальник, разбор полетов потом. Действительно, он же бубну несет, Молодой…
БАЙКОНУР (Хасу). Ну, кто так ходит, тупорылый?
ХОХОЛ. Да, ты и дал, Хас. Не чувствуешь, как воняет?
ХАС. Молчи, грусть, молчи…
МОЛОДОЙ. Пусто-пусто…
ХОХОЛ. Лунный камень!
БАЙКОНУР. Да, не хило девки пляшут… По четыре, по пять в ряд.
ХОХОЛ. А мы вот так…
ХАС. В сенях забью, вожжами…
ХОХОЛ (Молодому). Ну куда пошел?!..
БАЙКОНУР (хрястнул по столу костяшкой). Лезьте под стол! Будете вить гнезда.
ХОХОЛ. Камни крапленые у тебя. (Озабоченно осматривает костяшки.) 
БАЙКОНУР. Недолго мучилась старушка в гвардейских опытных руках…
ЭДИК. В казаков-разбойников играли… Или войнушку. Прятались на заброшенных стройках между бетонных труб коммуникаций, осыпающихся фундаментов неизвестного назначения. Пленников из вражеского лагеря связывали и с упоением пытали. Добивались признаний. Строители иногда возвращались на свой долгострой, возводили несколько стен и вновь исчезали. Брошенное оборудование простаивало бесхозным. Один пацан забрался в привлекательно открытый зев огромной, покрытой коростой цемента, бетономешалки. Другой нажал на кнопку. Машина загрохотала, все в рассыпную. Кто мог подумать, что она подключена к питанию. Мальчишка погиб. Ему переломало все кости. Взрослые прибежали поздно…

Хас подгребает купюры. 

БАЙКОНУР. Каждый за себя.

Хас отодвигает Хохлу купюры, поставленные им за Молодого.

ХОХОЛ. У Молодого нет. Я за него положил.
БАЙКОНУР. Нет.
ХАС. Значит себя поставил.
ЭДИК. В четвертом классе Вовка Кушнаренко упал в железнодорожную цистерну с жидким битумом. Пошли вдвоем на склады. Там всегда можно было чем-нибудь разжиться. Вовка залез на цистерну, посмотреть, что там внутри. Люк был открыт, он перегнулся внутрь, но поскользнулся, неловко крутнулся худеньким телом и исчез… Не смог ему помочь. Вовка захлебнулся липкой зловонной жижей прямо на глазах.
ХАС (Молодому). Ну?..

Молодой не сразу кивает.

БАЙКОНУР. Поставил?
МОЛОДОЙ. Да.
ХАС. Дешево отдаешься.

Хохол забирает поставленные за Молодого купюры.
Байконур забирает остальные купюры, указывает ими в Хаса, напоминая что-то. Хас кивает головой согласно.

ЭДИК. Вовка тянул руку, пальцы сжимались, хватая воздух, затем окунулся с головой и пропал… Просто не достал до его руки, свалился с цистерны и долго ревел навзрыд, не в силах уйти, сообщить. Задыхался от слез, упираясь лбом в черную жирную землю и затыкая кулаками уши, чтобы не слышать последний хриплый крик. Вовкина мать оттирала его лицо от черного въевшегося битума тряпкой, смоченной в спирте. Терла до ссадин, срывая кожу. Если бы Вовка был жив, потекла бы кровь. Волосы не смогла отмыть, слиплись, и белобрысый Вовка превратился в брюнета. «Как я его в гроб положу», – причитала она, плача, и постоянно подвязывала черную газовую косынку. Словно от того, как он будет выглядеть на похоронах, что-то зависело. Но ведь всё должно было быть как у людей. И – что люди скажут. Эти слова часто говорила мама… Гроб стоял у подъезда. Крышку и венки прислонили к стене. Женщины рыдали в голос. На кладбище не пустили. Заперли дома…
ХАС (Хохлу). Это вам не с лохами из сто пятой играть. По системе шесть-восемь.
ХОХОЛ. А что, неплохо мы их! Я – ставщиком начинаю!.. Себе беру шесть камней, Байконуру - восемь, и тянем этих козлов… Партия – кружка. Прикинь, пятнадцать – ноль. Всухую! Для них - в мокрую. Пиво раздавали там всем, прикинь… (Мешает костяшки.)
ХАС. Трудно поверить…
ХОХОЛ. И эти дятлы ни хрена не просекли. (Костяшка упала на пол.) Вот, блядь!
ХАС. Что, сестра приехала?
ХОХОЛ. Пошел ты! (Встал, достал купюру из кармана, положил на подоконник.) 

Хас берет аккордеон, профессионально наяривает на нем веселую мелодию. 

ХАС (кивая на Молодого). Может за пивком? Все равно проиграл…
ХОХОЛ. Монету бросим. Орел – Молодой побежит, (Хасу.) решка – ты… ну, а если рубом станет – я. Так и быть!
ХАС. А в воздухе зависнет – Байконур? (Байконуру о Молодом.) Пошлешь гонца?
БАЙКОНУР. Я еще подумаю как… (Начинает отжиматься от пола.)
ХАС. Носки стирать будет?..
ЭДИК. К шестому классу компания превратилась в одну из подростковых банд. Вели, казавшиеся осмысленными, территориальные войны. Нашей зоной ответственности были дома-стандарты, как мы их звали, и в которых проживали. Первый «стандарт», второй, третий… Адресов никто не называл. Хотя числились эти строения по Большому проспекту. Улица такая. Проезжая часть, – не мощеная разбитая колея, - тянулась в низине. Вдоль нее на высоких кручах, нависая над грязью, однообразные приземистые двухэтажные бараки с неизменным рядом сараев перед каждым домом. Воевали с ребятами, жившими за железной дорогой. Которая была полосой отчуждения. Переезд - контрольно-пропускной пункт. Границу нарушали только серьезными группами. В ход шли камни, палки, обрезки труб, самострелы. В перестрелках из-за брустверов железнодорожной насыпи случались раненые… Забавы ради кидали камнями в окна проезжающих скорых пассажирских поездов. Стреляли. Один раз даже, может, убили человека. Странно упал он позади беззвучно рассыпающегося от свинцового жакана стекла. Или прятался быстро, попав под обстрел. Состав с грохотом пронесся мимо к другой жизни…

Байконур заканчивает отжиматься. Забредает, наклонив лысеющую голову с мокрыми волосами, Моряк в тельняшке с полотенцем через плечо. 

ХОХОЛ. В нашу гавань заходили корабли… Заходи, не разувайся, Морячок!
ХАС (Моряку). Идешь по чьим-то следам?
МОРЯК (показывая унылое лицо). А, вы тут уже. А я вас ищу.
ХОХОЛ (хохотнув). А мы думали, ты копейку потерял. (Принюхиваясь к голове Моряка.) Обмазываем волосистую часть головы… Сверяясь с рекомендациями знатоков народной медицины… (Байконуру.) Свежий аромат сена.
ХАС. Силос.
ХОХОЛ (Хасу). Борьба за каждый волос. Байконур ему советовал налысо постричься!
БАЙКОНУР. Не дожидаясь милостей от природы.
ХОХОЛ. Да-а… Куриный помет, – страшное дело, как помогает от облысения! (Байконуру.) Внутрь, говоришь, применять?
БАЙКОНУР. Наружное, балбес… В нем вся сила!
ХАС. Народное средство?
БАЙКОНУР. Что ты понимаешь. Так только люди и спасаются в деревнях.
ХАС. Надеешься, воспользуется советом?
ХОХОЛ. Опасаемся. Пересадить надо было…
ХАС. С груди?
ХОХОЛ. Из-под мышек! (Моряку.) Ладно, не переживай! Косячок есть?
МОРЯК (глядя на домино). Рыба?
ХОХОЛ (Моряку). Вы же сбытчика оформляли… Что ничего не перепало?
МОРЯК. Нет тебе прощения.
ХАС. В деталях…
МОРЯК. Тупой. В общагу бурситетскую ходили вчера.
ХАС. Ну. На женский этаж… (Взял скрученную газету, ищет взглядом. Хохлу.) Мух развел, козлина…
МОРЯК (Хохлу). Сам расскажешь?.. (Хасу.) Тетки вынесли нам студенческие… Не удостоверения же показывать. Фамилии, прикинь, облезть: Аасоя и Арсени… Откуда понаехали, хер знает. Так этот долбень, прикинь, заладил: я Арсений, я Арсений. Как имя. Бухой в дупель… Я говорю: фамилия это! Арсени.
БАЙКОНУР. Не пустили…
ХАС. Вы ж на дежурстве. Надо было – ва! Так на вахтера!.. Демократизатором его, по почкам!.. (Ожесточенно бьет газетой муху.)
ХОХОЛ. После смены.
МОРЯК. Долбоеб…
БАЙКОНУР. Клади бабки.
МОРЯК. С чего?
БАЙКОНУР. Уговор за мат был?
ХАС. Шах и мат.
МОРЯК. Так я у вас не живу.
ХОХОЛ. Не хватало еще.
БАЙКОНУР (Моряку). На двери читал? Общак на пойло.
МОРЯК (кладет купюру). Да нате, нахуй… (Бросает еще купюру.) За этого мудака не жалко… За мудака не положу. (Достает из пачки «Беломора» папиросу.) 
ХОХОЛ (щелкает зажигалкой, укрывая огонек ладонью). Погреем руки у чужого горя!

Моряк прикуривает. Оживление. Затягиваются по очереди, вдыхая через сложенные ладони. 

ЭДИК. Витьку Дейнеку убило его же собственным самострелом. Свой Витька в тот день потерял. А нашел, по странному стечению обстоятельств, другой. Вдвоем пошли его пристрелять. Витьке не терпелось опробовать находку. Отлично сделанный самострел из очень прочной трубы. Убило его болтом, который закрывал задний канал. Он оказался плохо прикрученным и попал прямо в глаз. Витька целился по консервной банке… Отец как-то нашел запрещенный самострел, поймал, догоняя, в гаражах. Отлупил ремнем так, что долго пришлось ходить с лиловыми полосами на ногах ниже шорт. Выше синяков не было видно. Штаны для закрепления наказания надевать не разрешил. Жутко неудобно было, к тому времени перешел в седьмой класс, считался взрослым.
ХОХОЛ (передавая папиросу). Я прошлый раз на подводной лодке, так она паруса раскрывает и полетела!.. К батарее горячей прилег головой, – и по волнам… Каменные тополя еще… а вместо листьев эти… абажуры…
БАЙКОНУР. На хи-хи не пробивает.
ХАС. Слабый.
МОРЯК (Молодому). Подкуришь?
ХОХОЛ (Молодому). Привыкай… Дадим в зубы, чтоб дым пошел!
ХАС. Последнее желание приговоренного.

Молодой затянулся, закашлялся.

ЭДИК. Отец сам купил сигареты. «Он возьмет сигарету и рюмку из моих рук», – оборвал робко возразившую мать. По красным дням календаря отец уже наливал по одной. Голова кружилась, но выпивал. А закурить не смог. Покраснел, закашлялся. Вырвало. Отец слабости не одобрил. Несколько раз еще пробовал затянуться, – с тем же результатом…

Моряк затягивается последний раз, тушит папиросу, незаметно кладет окурок в нагрудный карман рубашки Молодому. Хохол смеется. 
Входит Старшой в форме сотрудника правоохранительных органов. 

СТАРШОЙ. Четверо голодных псов, раздетых до трусов.
МОРЯК. И ты подошел. Раздевайся.
СТАРШОЙ. Ты тут, матрас полосатый…
ХОХОЛ. Почему в форме, на дежурстве?
СТАРШОЙ. Некогда переодеваться было. Запах…
ХОХОЛ. Говорю, проветрить надо… (Открывает балкон.)
СТАРШОЙ. Жалуются на вас с семейного этажа. Зачем бабу резиновую надули и спускали вниз?
БАЙКОНУР. Да они ее сами зацепили, козлы. Не отдавали.
СТАРШОЙ. По веревке лез кто-то потом.
ХОХОЛ. Сами и виноваты.
СТАРШОЙ. Куда бабу дели?
ХОХОЛ (смеется). Сдулась!
СТАРШОЙ. Износили.
ХАС. Мудями потерли.
ХОХОЛ. Проткнули, гады… На день рождения Молодому подарили, молодуху.
СТАРШОЙ. Протокол составлять придется. По фактам вскрывшимся. Коменданту.

Старшой выходит.

МОРЯК. Возбудился… (Хохлу.) Пошли, долбень, на стройку, деньги пошкребаем у гастарбайтеров?.. Слышь, Хохол!..
ХОХОЛ. Не хохол я, говорил уже, сколько можно.
МОРЯК. Хохлома. Ты ж из Крематорска.
ХОХОЛ. Краматорск. Сам… кацапея лапотная.
МОРЯК (замахивается). Урою. (Дает Хохлу щелчок в лоб.)

Хохол толкает Моряка. Дерутся. 

МОРЯК. Я тебе ласточку сделаю, крепыш… (Выворачивает руку Хохлу за спину.) 
ЭДИК. Учился, как ни странно, хорошо. Был отличником. Школу закончил почти на одни пятерки. Пришлось поставить четверку по физкультуре. В лимит золотых медалей Эдик Семенов не укладывался… Каким-то образом, уживалось два разных человека. В школу с портфелем, причесанный, чисто одетый. Мама всегда выглаживала накрахмаленные до хруста белые рубашки. Не мог посрамить ее. Так она всегда говорила, заглядывая в лицо…

Хохла и Моряка разнимает Хас, но не сразу, Байконур не дает. Входит Старшой, наблюдает. Хас закрывает балкон.

ХОХОЛ (Моряку). Убью, гнида.
БАЙКОНУР. На стрельбы пойдем, там убьешь.
СТАРШОЙ. Забыл… Все на выход! Срочный вызов!

Молодой подскакивает.

БАЙКОНУР. ЧП, значит…
СТАРШОЙ. В наряд…
МОРЯК. Есть!
ХОХОЛ. Так точно!
ХАС (дурным голосом). Ура!!!

Хас, Хохол и Моряк хохочут.

СТАРШОЙ. Пошел на третий. У Бэча день рождения. (Уходит.)
МОРЯК. Геракл комнатный.

Байконур берет гирю из-под кровати, поднимает легко, подбросил гирю в сторону Моряка, поймал, тренируется.

ЭДИК. Раз на пасху ночью на старое кладбище пошли. Там действующая церковь была. На крестный ход опоздали, расселись на оградке вокруг какой-то могилы. Лавочки не хватило. А я опустился прямо на плиту. И как чувствовал, посветил на памятник… Выцветшая эмалированная фотография, – черные, глубоко запавшие, глаза, – вырезанная по металлу надпись, годы жизни, веночек…  Сидим. Расплескали. И тут фонари! Человек восемь. Менты. Окружили. «Что здесь делаем?» Все молчат, никто не знает, что сказать. Пауза гнетущая… Говорю: «Мать моя здесь лежит. Акимова Мария Гавриловна. Семь лет назад умерла». Те в полной тишине посветили на надгробье и удалились… Мама мечтала, чтоб уехал в другую, казавшуюся такой далекой, жизнь. Убеждала: надо после школы в город. Отец твердил: «Держись трубы, – заводской, – все по жизни будет нормально».
БАЙКОНУР (продолжает тренировку с гирей). Ты Молодой смотри, учись… Слаб – сожрут, ничего в жизни не увидишь и не получишь. Выпрыгнули на тебя – в пятак сразу… Из подворотни вырваться надо, зубами рвать, пока тебя… В секцию, драться научиться. Боевое самбо – это не шутки… (Ставит гирю под кровать, вытаскивает оттуда чемодан.) Я на каратэ в школе пошел еще на Байконуре. Как морду мне начистили на танцах, втроем, суки…

Байконур делает резкий выпад кулаком, собираясь ударить Молодого в живот. Молодой инстинктивно сжимается, закрываясь руками.

БАЙКОНУР. Ладно, не бзди… Главное - не бойся, два раза не убьют.
МОРЯК. Давай, философ, не жмись, доставай…
БАЙКОНУР (роется в чемодане, достает стеклянную сигару с тонким отростком, отдает Моряку). Залейся.
ХОХОЛ. Спорт на колесах.
БАЙКОНУР. Пацана с собой привел со двора нашего, пожалел, дохлый он был, все его пиздили… (Показывает Хохлу, что помнит уговор.) Помер он прямо в зале на тренировке, шейный позвонок треснул… Жил бы он, если б я его не привел в секцию? А что то была за жизнь, во двор лишний раз боялся выйти. Слабый был… Я даже плакал, над ним стоял…
ХАС. Жалость – убивает.
МОРЯК (отламывает отросток сигары, нюхает). Оно. (Поливает прозрачную жидкость из сигары на полотенце, прикладывает полотенце плотно к носу, откидывается.)
БАЙКОНУР(Молодому). Тетрахлорэтан. Заморозка от ушибов.
ХАС. Спортсмен.

Байконур берет полотенце, поливает, прикладывается, передает Хохлу; тот тоже прикладывается и ложится на кровать.

БАЙКОНУР (поливает на полотенце, прижимает к носу, отдает полотенце Хасу.) Ничтяк. Квадроэффект… звук… Скажите что-нибудь.
ХАС. Чтоб ты сдох.
ХОХОЛ. Я говею.

Хас прижимает полотенце к носу, передает Молодому. Молодой ненадолго прижимает полотенце к носу, хочет передать его Байконуру.

МОЛОДОЙ. Сладко во рту.
БАЙКОНУР. Мало, не почувствуешь. (Поливает на полотенце, прижимает насильно Молодому тряпку к носу надолго, Молодой отключается.) Всё, что нас не убивает, делает нас сильнее.
МОРЯК (Хасу). Дома давно был?..
ХАС. А ты?..
МОРЯК. Нет… Недавно…
ХАС. Я давно не ездил…
ЭДИК. Рейсовый автобус останавливается у замусоренного сквера в начале Большого проспекта, недалеко от ментовского общежития. Среди вытоптанных клумб, заросших высохшими прутьями сорняков, торчат обломанные остовы акаций. Обнаженная, прихваченная утренним заморозком, бесснежная земля смерзлась комьями. Словно покрылась битумной коркой из чернозема… Между нашей коммуной родных стандартных бараков когда-то давно тоже проложили дорожки, разбили цветники. Когда-то на субботниках и воскресниках сажали деревья. Когда-то по праздникам накрывали столы. Рабочий люд плясал под баян. Бегали нарядные умытые дети. Большой проспект… Кому пришло в голову его так назвать? С ним, наверное, связывали свое будущее. Но он никуда не вывел. Люди верили, ждали чего-то лучшего. Оно не сбылось. Все ветшало и старилось вместе с людьми. И было вытоптано до неузнаваемости… Пустота, порыв ветра, поднялись и вновь легли на убогий палисадник клубы пыли. Я хотел вырваться оттуда!.. Вырваться, на воздух…
ХОХОЛ. В отпуск поеду, родителей проведать…
ХАС (Байконуру). А ты?
БАЙКОНУР. А?..
ХАС. Домой поедешь?
БАЙКОНУР. А-а…Не. Я один…
ХОХОЛ (берет аккордеон, садится на кровати на подушку, играет, поет). Ехали цыгане – не догонишь!.. Пели они песню – хуй поймешь!..
МОРЯК (морщит нос, сидящему рядом Хохлу). Я твой рот бомбил, сука, я твой нюх топтал. Гандон штопаный. (Выскакивает из комнаты.)

Хас недоуменно смотрит,  он находится дальше от лыбящегося Хохла, потом выскакивает из комнаты. Байконур выбегает. Последним выходит Хохол.

ЭДИК. В большой комнате на горке с посудой, покрытой белой, вышитой кружевами, салфеткой, стояла фотокарточка старшего брата. В картонной рамке на ножке. Мама часто стирала салфетку, та всегда была кипенно-белой. Снимок был упрятан под прозрачный пластик. Старый, черно-белый постановочный кадр из местного фотоателье. Толик в темных брюках и светлой водолазке в напряженной позе локтем опирался на какую-то стойку с комнатным цветком в горшке. Взгляд его прятался от объектива. Лицо и одежду слегка подкрасил фотохудожник. Брюки в коричневый цвет, водолазку - в голубой. Под цветную фотографию. Брат должен был быть на одиннадцать лет старше. Я часто разглядывал его лицо, долго не решаясь спросить, где он. У мамы были такие глубокие синие глаза, что казалось, будто она плачет… Брата старшего убили. Мама так это сказала, что я не попросил продолжить. Узнать, как, когда, кто убил… Может, погиб, как сосед Васька Первухин. Тот из армии вернулся и разбился, убегая на краденом мотоцикле.

Все возвращаются, кроме Моряка. Хас открывает балкон.

ХОХОЛ. Вишь, проветрить-то надо…
ХАС. Молодому в подушку пукнул, пердун. (Снимает полотенце с лица потерявшего сознание Молодого, Байконуру). Ты видел эти на… Б… Наглые, сволочи. Дорогу не уступает! Салаги, б… черные.
БАЙКОНУР. Какие?
ХОХОЛ. На стажировке. (Хасу.) Ты куда?
ХАС. На кухню. (Выходит.)
ХОХОЛ. Дались они ему. Сам – мордва какая-то.
БАЙКОНУР. Татарин он.
ХОХОЛ. Один татарин в две шеренги стройсь!.. Вы когда в наряд заступаете? Охранять мирный покой и сон граждан, темной ночью…  
БАЙКОНУР. И труд…
ХОХОЛ. Чего?
БАЙКОНУР. Охранять.
ХОХОЛ. Всё перетруд… (О Молодом.) Плохо, по-моему, ему. (Отрыгивает.) А-нанас…  (Отрыгивает.) А мы ее… Ты к Бэче пойдешь?
БАЙКОНУР. Надо сходить, отметиться.
ХОХОЛ. Выпить бы предварительно, а то там начальство…
БАЙКОНУР. Никто вас не осудит за это!
ХОХОЛ. Водки достаточно у нас?!..
БАЙКОНУР. Ну, не столько сколько вы бы хотели…
ХОХОЛ. Когда?!.. (Полез под кровать, выбрался с пустой сумкой. О Молодом.) Пусть за водярой сходит, проветрится.

Расталкивает Молодого. Бьет по щекам. 

ХОХОЛ. Просыпайся, батенька, в школу пора. Не спи, замерзнешь!.. Ну вот, жив-здоров… Притворялся… Бери бидон, пиздуй за керосином… (Показывает Байконуру, что помнит уговор и то, что тот еще не положил деньги.) Иди в магазин, иди, доход…

Хохол вручает Молодому сумку; тот стоит, пошатываясь.
Доносится звон разбитого стекла из коридора. Байконур и Хохол выходят за дверь. Молодой выходит на балкон. 

ЭДИК. Бабки сказали: «На роду, знать, было написано». Когда гроб выносили на плечах мужики из подъезда. До этого Васька болел и харкал кровью. С дружками они распили банку денатурата. Ему он не пошел. Других откачали быстрее. Хотя хиляком Васька не был. А вскоре после того его избили до полусмерти. Он потом кровью мочился. Сказал, что побили ни за что. Какие-то ребята незнакомые прицепились от самого кинотеатра. Шли сзади. Куда он – туда и они. Он сворачивает – они тоже. Он от них - они за ним. И избили. Такое случалось… Бывали случаи, уголовники на поселении, на спор или в карты, проигрывали человека. Колония строгого режима рядом располагалась. Называли ее почему-то: «Семь-восемь». Мы, мелкие были, думали, сроки там такие… Молодняк мог избить того, кто, например, на люк канализационный наступит. Разминались. Поджидали ничего не подозревающую жертву за углом. Это могла быть и женщина. Уговор дороже денег… А, может, украл Васька что-нибудь еще, да не признался. Прикинулся безвинным мучеником…

Хохол и за ним Байконур возвращаются.

ХОХОЛ. Где он?.. (Подходит к балкону, озирается.) Байконур, он с балкона свалился… Он же не выходил? В смысле, в двери…
СТАРШОЙ (входя в комнату). На кухне не бузить. Я не говорил?.. Где Хас?
ХОХОЛ. Молодой с балкона упал. Знаем – протокол!
СТАРШОЙ. Улики прячьте, бараны. Наркоманы. Проверка же будет. Где его вещи? Он откуда приехал?
ХОХОЛ. Надо сказать, уехал он, домой, ушел и не вернулся.
СТАРШОЙ. Меня не было. (Выходит.)
БАЙКОНУР (выходит на балкон, возвращается). Темно.
ХОХОЛ. Разбился он… Высоко.
МОЛОДОЙ (входит в дверь с сумкой). Деньги забыл.
ХОХОЛ. Придурок, ты как тут оказался? Резиновый, как женщина?
СТРАШОЙ (входя). Перелез на другой балкон. Закончили! (Уходит.)
БАЙКОНУР (Молодому). Пошли, умоешься.

Байконур выводит Молодого в коридор. Хохол достает книгу из тумбочки, листает, откладывает, выходит на балкон, возвращается обратно. Грохот в коридоре, громкие голоса. Удар в дверь. Влетает в комнату Молодой, падает на пол. Входит Байконур, за шиворот поднимает Молодого, выталкивает в коридор. Хохол выходит из комнаты за ними.

ЭДИК. Или брата убили, как Тимоху Зайцева. Он как-то поссорился с Давыдовым. У Давыдова была своя банда, одной ногой уже в тюрьме стоял. Его побаивались… уважали. Крут был Давыдов. Сидел всегда на своей лавочке под шелковницей в домашних тапочках, окруженный корешами. Скамейка Давыдова, все ее называли… На танцах он пьяный припомнил Тимохе размолвку за картами. Вывел с дружками Тимоху за бетонный забор, ограждавший коробку танцплощадки, разобраться в сквер. И Тимоху принялись бить. Напоследок Давыдов ударил его уже падающего замком из сплетенных рук по затылку. Тот свалился на землю. И падал так, что было ясно, что не встанет. Тем не менее, его еще пинали ногами с разбега. Многие с танцев вышли гурьбой посмотреть. Перекурить. Девчонок, правда, было мало. Но это всегда. Разборки – не женское дело. Визгу, соплей, если что, не оберешься… Тимоха пролежал в сквере до утра. К нему никто не подошел. Давыдовский дом недалеко. Судмедэксперт сказал, умер только на рассвете…

Возвращаются Хохол и Байконур. 

БАЙКОНУР. Он сам.
ХОХОЛ. Он же не понимал, что делает. Пусть деньгами отдаст.
БАЙКОНУР. Закон.
ХОХОЛ. Ты сдурел, он же невменяемый, ты же видишь? Чего ты завелся, оставь его.
БАЙКОНУР. Пусть не лезет, если не понимает, умник… Учить надо. Сам себя ставил. Все! Я так решил.
ХОХОЛ. А если застрелится?.. А чем?
БАЙКОНУР. Я дам. (Роется в чемодане, достает револьвер.)
ХОХОЛ. Вещьдок? Пристреливал?

Входит, пошатываясь, Молодой и Моряк за ним.

БАЙКОНУР (Молодому). Пошли, смелый, крутнешь рулетку. Глядишь, повезет тебе. Дуракам везет. (Берет книгу Хохла.) Через книжку тише будет. (Крутит барабан пистолета.)
ХОХОЛ (кивает на пистолет). Сколько там?
БАЙКОНУР. Там проверим. (Молодому.) Пошли в туалет. (Выходит.)
ХОХОЛ (Молодому). Не убивает же он тебя… сам… Чего скис?

Молодой выходит из комнаты.

МОРЯК. Вы чего, совсем охерели?.. (Быстро выходит.)
ХОХОЛ (вдогонку). Чего ты это мне говоришь?.. Попугает он его и все… (Собирается выйти из комнаты, но останавливается, возвращается, включает музыку, выходит на балкон.)

Раздается приглушенный выстрел.

ЭДИК. А может, брата застрелили… Или ножом пырнули в драке. Или в армии погиб… А сестра умерла в роддоме. Совсем маленькой. Мама показывала, как держала ее на руках. Фотокарточки не сохранилось. Только холмик на кладбище с покрашенным серебрянкой маленьким железным ящиком. К нему ездили в поминальные дни. Весной. Обновить… Оставляли конфеты и печенье. И пластмассовые цветы…
МОРЯК (забегая). Хаса черные порезали!
ХОХОЛ (заходит с балкона). Убили? Где?
МОРЯК. На улице.
ХОХОЛ. Гонишь?..

Моряк и Хохол выбегают из комнаты. 

ЭДИК. Домой приехал, закрыто… Соседи говорят: в многопрофильной мама лежала… Полгода уж прошло… Никто не сообщил… Пошел к ней, далеко, на самом краю она… Памятник ставить рано еще, земля не осела… Оградку… Сел, и тут этот с бутылкой из-за забора, напрямик… через нее… Не помню, зацепились, всё как в тумане… Потом лежит он, а это Лешка Седой. Я и не узнал его сразу… Совсем седой… Глаза открыты, в небо смотрит… Тополь над ней растет! Ветер листья трепещет. Сверху они темно-зеленые, а снизу серебрятся…

Возвращается Байконур. Вытирает руки тряпкой, забирает стеклянную сигару, еще что-то из чемодана, складывает в пакет, быстро уходит.

ЭДИК. По кладбищу походил, сколько наших… Сирень в этом году рано распустилась. Разрослась. Душистая… Я когда малой был, всегда искал среди соцветий те, что с пятью лепестками. Маленькие лиловые звездочки… Они редко попадаются… Если съесть такой цветочек, то это к счастью.

Эдик выходит.
Входит Старшой в форме сотрудника правоохранительных органов.

СТАРШОЙ. Ну, как у вас тут, тихо?.. (Выглядывает на балкон, выключает музыку, у него звонит телефон, выходит.)

Возвращаются возбужденные Моряк, Хохол и Хас с плечом, обмотанным полотенцем. 

ХОХОЛ. Ну я ему дал!..
МОРЯК. Ага, подымаешься, а он стоит!
ХАС. Асфальтовая болезнь у него.

Входит Байконур, за ним Старшой.

БАЙКОНУР. Асфальт поднимается и бьет в лицо?..
СТАРШОЙ. Могу вам сообщить – попрошу внимания! – что возникла серьезная, подчеркиваю, серьезнейшая, оперативная необходимость бросить все лучшие кадры полиции на борьбу с преступностью…
ХАС (лукаво). Наконец-то.
СТАРШОЙ. На выезде!..
БАЙКОНУР. Так, вошел – объяснился.
СТАРШОЙ. Сейчас сообщили…
ХОХОЛ. Что еще? Что случилось?..
СТАРШОЙ. Убийство. У нас на поселке.
ХОХОЛ (ерничая). Не может быть…
СТАРШОЙ. Бродягу какого-то.
ХАС. Бытовуха?
ХОХОЛ. Пьяный?
СТАРШОЙ. Там непонятно все… На кладбище. Розыск. Наряд его взял, он бежал.
ХОХОЛ. Сумасшедший?..
БАЙКОНУР. Не уйдет…
СТАРШОЙ. Вперед! По-бырому!..

Все, кроме Старшого, выбегают.

СТАРШОЙ (вдогонку). Машина ждет!.. (Набирает номер на телефоне, в трубку.) Подойди, огнестрел… Самоубийство в туалете… В нашем, в нашем, на нашем этаже… Да… Лучше места не нашел… Молодой. Конец связи. (Разъединяется.)

Старшой берет аккордеон, наклоняет голову над ним, словно прислушивается к нему, двигает только меха без клавиш, извлекая тягучие звуки на одной ноте. Начинает наигрывать, припоминая, единственную выученную в детстве мелодию, собственно ее начало: «В траве сидел кузнечик…»
Хохол, Хас, Моряк и Байконур проводят Эдика с заломленными за спину руками. Старшой обрывает игру на аккордеоне, пинает Эдика под зад ногой. 
Все, кроме, Старшого уходят.

СТАРШОЙ (набирает номер, в трубку). Картошки пожарь, скоро буду. (Уходит.)

Байконур, Хохол, Хас, Моряк, Старшой садятся вокруг стола.
Появляется Молодой, на него никто не обращает внимания.







_________________________________________

Об авторе:  НИКОЛАЙ ЖЕЛЕЗНЯК 

Работает руководителем литературно-драматургической части театра под руководством А. Джигарханяна. Автор нескольких романов, пьесы поставлены в различных театрах, публиковался в литературных журналах. Лауреат Тургеневской премии.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
730
Опубликовано 08 окт 2020

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ