Редактор: Кристина Кармалита
(Суд в трех заседаниях. Пьеса для взрослых)
От автора: «Вдова, коротышка, тюлень и другие» – это пьеса-притча о людях, которые делают странные непонятные вещи, на грани сумасшествия – их осуждает общество и уголовный кодекс, но зато полностью оправдывают законы любви и человечности.
Действующие лица:Подсудимые:ВДОВА – лет 65-70
ОХРАННИК – лет 40-45
ДОМОХОЗЯЙКА – лет 30-35
СУДЬЯ (он тоже подсудимый) – лет 40-50
Участники событий: КОРОТЫШКА, СТАРАЯ ДЕВА, ОФИЦИАНТ, МАМА, ДЕВОЧКА 1, ЛЯГУШКА, МАЛЬЧИК, ДРУГ, ДИРЕКТОР ЦИРКА, МАМОЧКА, ПАПОЧКА, ПОДРУГА, МУЖ, ТЮЛЕНЬВсех «участников событий» играют исполнители Судьи и Подсудимых (не в своих заседаниях) – заботясь о подробности и полноте перевоплощения в зависимости от необходимости. Отыграв дополнительную роль, каждый возвращается на свое место на сцене, в прежнем облике. Комиссия размещается в зрительном зале – состав всецело зависит от количества кресел и проданных билетов. ПРОЛОГВ глубине сцены сидят на стульях трое подсудимых: Вдова, Охранник, Домохозяйка. Вдове лет 65-70, но она женщина, никак не старушка. Охраннику лет 40-45. Домохозяйке лет 30-35, она в будничной одежде – лучше всего в джинсах и футболке. Из зала медленно выходит актер играющий Судью, взбирается на сцену, надевает мантию, очки... СУДЬЯ (в зал). Вам наверняка говорили, что со мной никто не любит работать – говорили, да? Слишком много болтаю, самые длинные процессы – это у меня. Люблю поговорить. Звук собственного голоса люблю… Вы не могли не заметить, как хорошо у меня поставлен голос. Как у актера практически. Хотя… чего там скромничать – лучше, чем у многих актеров… В общем, надеюсь на ваше понимание: ведь я тоже человек! У всех должны быть свои маленькие радости! Тем более сейчас – ради разнообразия – я тут перед вами стою не как судья, а как обвиняемый. Нет, я понимаю, конечно. Комиссия – не суд, но… ведь вы меня обвиняете? Даже если не обвиняете, то осуждаете. А если не осуждаете, то… сомневаетесь… в моей компетентности. Может, и в адекватности. Допустим – просто допустим – что я именно обвиняемый. Да это облегчение, гора с плеч! Впервые за долгое время чувствую себя простым смертным! И, знаете, это чертовски приятно. Ведь на суде много себе не позволишь. Так, по мелочи. Тут – фразу, там – изречение, а вот здесь – можно и небольшой монолог ввернуть – в тему, так сказать. Но ведь я человек профессиональный: у меня регламент – строгий и четкий. Даже будильник на телефоне ставлю, потому что сам себя остановить не в силах...
(Звонит будильник. Судья виновато улыбается, достает из кармана телефон, нажимает на кнопку.) Вот. На самом интересном месте – так и знал! Хорошо, я вам о первом деле расскажу…
(Смотрит на Вдову. Жестом подзывает ее.)ЗАСЕДАНИЕ ПЕРВОЕ: ВДОВАВДОВА (Судье). А вы знаете, что такое – любовь? Не отвечайте. А то еще скажете, что любовь – это бабочки в животе или мурашки по коже или еще что-нибудь из мира насекомых. Вот у меня есть одна подруга, подруга детства, она – старая дева, и о любви знает исключительно из книжек… ну, и из немецкого кино… Так вот, она утверждает, что…
СТАРАЯ ДЕВА. Любовь – это когда ни-ког-да не ссорятся.
ВДОВА. Еще чего! Чушь! Глупость! Да мы с моим Коротышкой все время грызлись!
КОРОТЫШКА. Достала!
ВДОВА. Тиран!
КОРОТЫШКА. Зануда!
ВДОВА. Эгоист!
КОРОТЫШКА. Стерва!
ВДОВА. Всю жизнь загубил! Видеть тебя не могу! Так мне и надо, дуре!
(Рыдает.
) Обними меня…
Коротышка обнимает ее.ВДОВА. Любовь – это когда можешь наговорить кучу гадостей, а все равно никого роднее у тебя нету. Когда жалуешься ему же на него же, потому что кому же еще жаловаться?
(Ложится и протягивает Коротышке левую ногу, он начинает делать ей массаж.) Я так устала от того, что все вертится вокруг тебя!.. Вот там, под большим пальцем точечку… Понимаешь… Нет, дай мне выговориться – ты такой нарцисс, что даже не замечаешь… О, да, да, вот тут поглубже… даже не замечаешь, как я страдаю… Еще немножко – правее, ооо…
(Стонет от удовольствия. В зал.) Я и посуду била. Нет, не подумайте, я ведь не истеричка, я избирательно: вот эта чашка с надтреснутой ручкой – это да, пожалуйста, а сервиз из шести тарелок, который я недавно купила – и не подумаю! А когда мы были молодые, я от него уходила – по два раза в месяц…
(Берет чемодан. Коротышке.) Ну все, я поехала. Такси внизу ждет. Куда – не твое дело. И не звони мне. И вообще не ищи меня.
(Смотрит на Коротышку – никакой реакции.) То есть, ты меня так спокойно отпускаешь? Так легко смирился с тем, что я ухожу навсегда?
КОРОТЫШКА. Конечно, нет. Просто силы берегу. Ведь сейчас придется за тобой мчаться, перекрывать дверь, вырывать чемодан, извиняться перед водителем такси…
ВДОВА. А если я все-таки уеду?
КОРОТЫШКА. Поеду к твоей маме.
ВДОВА. Почему к моей маме?
КОРОТЫШКА. Ты ведь туда собираешься.
ВДОВА. Ничего подобного! И вообще… что-то я устала. Ты меня истощил -душевно и физически. Даже уйти от тебя нет сил!
(Плачет.) Отмени такси. И сделай чай…
КОРОТЫШКА. Кино посмотрим?
ВДОВА (всхлипывает). Давай…
(В зал.
) А еще моя подруга говорит.
СТАРАЯ ДЕВА. Любовь – это когда он для тебя самый идеальный, самый красивый… Особенно зубы должны быть хорошие. Поверь, я знаю…
ВДОВА. Она – стоматолог.
СТАРАЯ ДЕВА. Я тут влюбилась в одного телеведущего известного: каждый вечер включала телек и на него смотрела, глаз оторвать не могла, и так уважала, так уважала. А потом вдруг увидела в кафе – он бутерброд жевал- и заметила, что у него ранняя стадия пародонтоза… И все прошло. Как рукой сняло.
ВДОВА. Вот мой комплексовал всю жизнь, что я его выше на полголовы.
КОРОТЫШКА. Ты же из-за меня даже каблуки надеть не можешь!
ВДОВА. Приспичит – надену! И вообще, если хочешь знать, мне всегда нравились невысокие. Наверно, я инстинктивно чувствовала, что должна улучшить чью-то породу…
КОРОТЫШКА. А мне всегда длинноногие нравились…
ВДОВА. Что значит – «всегда»?
КОРОТЫШКА. Ты тоже сказала «всегда»!
ВДОВА. У меня другое «всегда» – просто так, в общем, а твое «всегда» что-то означает.
КОРОТЫШКА. Означает, что у меня и до тебя была жизнь!
(Спохватывается.) Унылая, мрачная и беспросветная.
СТАРАЯ ДЕВА. А еще – любовь это когда с первого взгляда!
ВДОВА. Ну да! Мое первое свидание с Коротышкой было полной катастрофой, не помнишь разве?
(Возвращается со свидания, гримаса отвращения на лице.) Такого самовлюбленного, наглого и мерзкого типа я еще никогда не встречала!
СТАРАЯ ДЕВА. Второго свидания не будет?
ВДОВА. Скорее удавлюсь!
(В зал.) А потом случайно встретила его на автобусной остановке через пару месяцев, или это я думала, что случайно, а на самом деле он меня выследил…
Коротышка подходит и пристально на нее смотрит. Вдова делает вид, что не видит его.КОРОТЫШКА. Привет!
ВДОВА. А, это вы. Не узнала.
КОРОТЫШКА. Шоколадку хочешь? Вижу, что хочешь.
(Протягивает ей шоколадку.
) Твой любимый, да? Я угадал?
ВДОВА. Я вообще терпеть не могу шоколад.
(Ест)КОРОТЫШКА. Ну, что нового?
ВДОВА. Ненавижу светские разговоры. «Похолодало…» «Да, но через два дня ожидают потепление…» «Картошка подорожала…» «А бензин все дешевеет…» У меня на это аллергия, рвотная реакция: бэээээ… Так что или скажите что-нибудь стоящее или замолчите и оставьте меня в покое.
КОРОТЫШКА. Я тебя люблю.
ВДОВА. Смешно.
КОРОТЫШКА. Я бы не сказал.
ВДОВА. Мы едва знакомы! Вы меня совсем не знаете!
КОРОТЫШКА. Когда знаешь за что любишь, то это уже не любовь, а так… хорошее отношение.
ВДОВА. У меня тяжелый характер.
КОРОТЫШКА (саркастично). Да ладно! Не верю!
ВДОВА. Очень скверный. Я – непростая женщина.
КОРОТЫШКА. А кто прост?
ВДОВА. Моя подруга, например. Она старая дева.
КОРОТЫШКА. Ну, это не в счет. На расстоянии у всех характер легкий, а вот вблизи...
ВДОВА. Ой… автобус! Ушел…
КОРОТЫШКА. Ушел – и хорошо. И мы пойдем.
(Берет ее под руку.)ВДОВА. Куда пойдем?
КОРОТЫШКА. Главное начать идти, а куда – определимся…
ВДОВА (Судье). И мы пошли, и шли, и шли – так и жизнь прошли. Прошагали, говорят. Но мы, скорее, пробежали. Характер у него, конечно, был нелегкий – вздорный, и мой со временем тоже не улучшился, но все-таки нам было хорошо вдвоем – и мы бежали по жизни…
СУДЬЯ. Марафон?
ВДОВА. Легкой трусцой, как вдоль берега моря… и прибежали в старость. Так быстро, что я даже не заметила как это случилось, и так легко, что я не поняла, как это я так отяжелела. Я не о весе. Просто наглоталась времени. Объелась. Мне иногда снится, что я бегу, и по дороге сбрасываю с себя все лишние килограммы, складки и морщины разглаживаются, пропадают растяжки, мешки под глазами, боли в спине и тяжесть в ступнях, поднимается грудь, становится тоньше талия. Я выскальзываю из сегодняшней себя, как из старой кожи и оказываюсь опять молодой, какой была до замужества, до беременностей и кормлений, до бессонных ночей и гипертонии, до ответственности, до усталости и боли, до утраты и горя, и до радости, до радости, до сумасшедшей радости – какой я была до того, как со мной случилась жизнь. И тоненькая, легкая, я прибегаю к той скамейке в парке, где мы встречались до свадьбы, а там – Коротышка, и он тоже легкий-легкий…
Коротышка подхватывает Вдову, и они кружатся по сцене. Садятся на скамейку, сидят обнявшись. ВДОВА. Мне снился сон: о том, как мы прожили всю жизнь и стали совсем-совсем старые, а наша любовь за это время так сильно выросла…
КОРОТЫШКА. Ну, конечно выросла: мы меняли работы, отправляли письма, покупали овощи, мыли детские попки, ссорились, мирились, красили стены, меняли мебель…
ВДОВА. …а любовь росла, и росла, и, наконец, стала такой большой, что уже не помещалась в нашей квартире…
КОРОТЫШКА. В той самой квартире, где стены разрисованы нашими детьми, и пылится в кладовке старый пылесос, и где было побито так много посуды…
ВДОВА. …но все из-за любви, и вот теперь ей тесно, она больше не может в четырех стенах, а мы старенькие, но решаем все бросить и уплыть в кругосветное путешествие, спать на палубе под открытым небом, чтобы любви было просторней…
КОРОТЫШКА. Все бросаем! Уплываем!
(Поднимает ее на руки, кружится с ней.) Уплываем, уплываем, уплываем, уплываем, уплываем…
(Ставит на пол. Вдова закрывает глаза: у нее кружится голова. Вдова открывает глаза. Слегка шатается и опирается на руку Судьи.)ВДОВА. И тут я просыпаюсь. Медленно встаю с кровати. Нагибаюсь за тапочками, и думаю: раз я уже тут, внизу, что еще можно сделать, чтобы потом второй раз не нагибаться?.. И коврик перетаскиваю поближе к двери… и медленно выпрямляюсь… И понимаю, что я старая. И тяжелая. А Коротышка уплыл без меня.
Судья наливает Вдове стакан воды. Она пьет, затем садится на скамейку. ВДОВА. А на том месте, где была наша скамейка, теперь дорогой ресторан!
Официант набрасывает на скамейку белую скатерть, ставит на нее свечу в подсвечнике и розу в стеклянной бутылке. ВДОВА. Я высчитала. Было непросто, конечно. Парк срубили, и построили торговый центр. Но я вычислила – с картами, чертежами, линейкой ходила измеряла – с точностью до сантиметра, и теперь знаю, в каком именно месте ресторана стояла наша скамейка. А что делать, какой у меня был выбор? Мне надо было знать, куда приходить, я ведь обещала.
КОРОТЫШКА (садится рядом). Ну ты не злись на меня, так получилось!
ВДОВА. Ну да! Получилось! Просто ты в своем репертуаре! Попробуй теперь скажи, что ты не эгоист! А как же я?! Что мне делать без тебя?!
КОРОТЫШКА. Мыть полы.
ВДОВА. Издеваешься?!
КОРОТЫШКА. Да что ты! Я тебя очень прошу: не переставай мыть полы!
ВДОВА. Тебя же всегда раздражала моя зацикленность на чистоте!
КОРОТЫШКА. А вот теперь просто умоляю: мой полы! Каждый день! Это очень важно!
ВДОВА. Ладно, ладно… буду. А поговорить с кем?
КОРОТЫШКА. Со мной!
ВДОВА. Опять издеваешься?!
КОРОТЫШКА. Да я тебя не оставлю, разве я тебя когда-либо обманывал?
ВДОВА. Ну, не будем вдаваться…
КОРОТЫШКА. Только на кладбище не ходи. Там ведь не я буду. Это уже буду не я. И вообще это пошло как-то – на кладбище… Ты ходи… на нашу скамейку. Все мне рассказывай. Я хочу быть в курсе, и вообще… Обещаешь? Что молчишь? Обещаешь?!
ВДОВА. Да обещаю, обещаю!
(Закрывает лицо руками. Когда опускает руки, перед ней уже Судья.) Ну вот. Сначала я в парк приходила, каждый день после обеда, чтобы до темноты успеть, и говорила, говорила, все ему рассказывала – и жаловалась, и радостями делилась, но больше жаловалась… А потом…
СТАРАЯ ДЕВА. Сволочи! Уроды! Парк твой застроили!
ВДОВА. Ну и пусть. Ну и что.
СТАРАЯ ДЕВА. Как что? А скамейка?
ВДОВА. Где была, там и есть! Просто теперь это не скамейка, а угловой столик... Я туда каждый день хожу, ты не думай – в 4 часа, как штык. Кофе заказываю...
(Официанту, который приносит кофе.) Спасибо!
(Старой Деве.) …и сижу себе час-полтора, отвожу душу…
(Коротышке.) Нет, ты только представь: он меня даже на вокзал не подвез! Хотя что ему стоило? То есть, он и не пытается мне понравиться – я для него никто, и он прекрасно понимает, что для нее мое мнение ничего не значит. Даже наоборот: если я выскажу, что о нем думаю, так она назло за него выйдет! Ни капли не поумнела, хотя, казалось бы, два развода за плечами…
ОФИЦИАНТ (перебивает). Простите, вы заказывать будете?
ВДОВА (показывает на кофе). Так я уже.
ОФИЦИАНТ. У нас принято заказывать… еду.
ВДОВА. Еще чего! Мне и кофе не по карману. Вы что, не знаете, какие сейчас пенсии? Если пить этот ваш кофе каждый день, то за месяц такая сумма набегает, что ой-ой-ой… Я и так из-за этого вашего кофе одними кашами питаюсь. А какой выход?! Я ведь обещала!
ОФИЦИАНТ. Простите?
ВДОВА. Не прощу! Отойдите пожалуйста и не мешайте – не видите разве, что я разговариваю?!
(Судье.) Так вот… На меня, конечно, с самого начала косо смотрели – и официанты, и эти клиенты снобы.
ОФИЦИАНТ. Еще бы! Сидит старуха и сама с собой разговаривает – нашего менеджера вся эта ситуация чрезвычайно смущает, чрезвычайно…
ВДОВА. Хотя я очень даже прилично выгляжу – посмотрите: и седину закрашиваю, и одеваюсь комильфо, зимой даже в шубе приходила и в шапке из лисы… Вот это их и взбесило, кстати. Они меня давно прогнать хотели, но я повода не давала –ну и что, что я говорю непонятно с кем, они тоже трындят без конца, и еще громче меня, и выгляжу я респектабельно…
СТАРАЯ ДЕВА. А вдруг у тебя связи какие-то в высших кругах?
ВДОВА (Судье): А тут нашли к чему придраться: раз пришла в шубе, другой… Я ведь и правда не в ресторан приходила, а на скамейку – в парк, а кофе заказывала для приличия… На улице ведь зима – снег идет, как же я шубу и шапку сниму, мне хотелось, чтобы все взаправду было, как сейчас говорят – аутентично… В третий раз в шубе пришла, они все смотрят – и посетители и официанты, все глаза высмотрели, а мне хоть бы хны, у меня важный разговор с Коротышкой…
(Коротышке.) Он бы тебе не понравился. Тебе и те два не нравились, но этот особенно. Знаешь что он делает? Не выбрасывает целлофановые пакеты! Принесут мне фруктов, например, а он пакетик аккуратно складывает – и в карман. Как тебе? Ты бы ни за что так не сделал! От такого человека можно ожидать все, что угодно! А она ему ни слова не говорит, как будто не твоя дочь, дожили, называется!.. Вот скажи…
ОФИЦИАНТ (перебивает). Простите, можно забрать вашу шубу?
ВДОВА. С ума сошли? И так меня разоряете со своим кофе, теперь еще и шубу отнять хотите?
ОФИЦИАНТ. Я насчет повесить.
ВДОВА. Не надо ее никуда вешать, ей и так хорошо.
ОФИЦИАНТ. У нас не принято сидеть в верхней одежде. Это распоряжение менеджера…
ВДОВА. Кому это мешает, скажите? Вас волнует, что я вспотею, простужусь и заболею воспалением легких?
(Судье.) Несусветная наглость!
ОФИЦИАНТ. Просто не принято. Это смущает наших клиентов.
ВДОВА. А я не ваш клиент что ли? Да я за ваш дурацкий кофе уже целое состояние отдала.
ОФИЦИАНТ. Пожалуйста, снимите шубу. Очень вас прошу.
ВДОВА. Не могу. Я в парке.
ОФИЦИАНТ. Если не будете сотрудничать, мне придется вызвать секьюрити, и вас выведут.
ВДОВА. Я заплатила за кофе! Я разговариваю с близким человеком! Уйдите!
СТАРАЯ ДЕВА. Не спорь с ним – сними шубу.
ВДОВА. Тебя еще здесь не хватало!
СТАРАЯ ДЕВА. Всю жизнь препираешься со всеми, хочешь жить по своим законам.
ВДОВА. Отстань. Вот просто не трогай меня и все. Ты тоже умерла, и я осталась совсем одна, так что не лезь со своими советами, ладно?
Старая Дева уходит. КОРОТЫШКА. Как одна? А дочка с новым противным мужем? А сын? Разве они тебя не навещают?
ВДОВА. Бывает… но редко. Они заняты. Я ведь не из тех, кто будет заедать жизнь своим детям! И вообще – при чем тут дети? Мы собирались уплыть с
тобой, без детей, а ты даже не подождал! Ты никогда меня не ждал: и шел всегда впереди меня – ростом не вышел, так вприпрыжку скачет, и в машину садился, пока я еще красилась у зеркала в прихожей…
ОФИЦИАНТ (трясет ее за плечо). Эй! Вы меня слышите?
ВДОВА. Нет!! НЕТ! Я вас не слышу и в упор не вижу!!!
(Судье.) Обещание свое он сдержал: через пять минут пришел человек в черном и выставил меня. В жизни не испытывала такого унижения. Думала: остается лечь и умереть. Но утром проснулась – живая. И опять в кафе собралась – судьба такая, делать нечего, раз обещала. Унижение проглотила, гордость в задницу засунула – и вперед. А у дверей официант стоит – тот самый.
ОФИЦИАНТ. Простите, но… после вчерашнего инцидента… ваше присутствие здесь больше нежелательно.
ВДОВА. Да успокойтесь вы, сниму я шубу. И шапку сниму.
ОФИЦИАНТ. Дело не в шубе. Вы учинили скандал… Так распорядился менеджер…
ВДОВА. И где этот ваш менеджер? Вы его все время упоминаете, а он ни разу не появился, просто как Бог какой-то!
ОФИЦИАНТ. Мне сейчас придется…
ВДОВА. Хорошо. Забудем. Я вас прощаю. Начнем с чистого листа.
ОФИЦИАНТ. Поймите… вашими разговорами и поведением… вы смущаете гостей.
ВДОВА. Тааак. Еще вчера они были клиентами, а теперь гости. С чего бы это?
ОФИЦИАНТ. Вам лучше уйти.
ВДОВА. Не могу. Даже не просите. Мне надо. Очень надо. Я обещала.
ОФИЦИАНТ. На этот раз мне придется позвать не секьюрити, а полицию!
ВДОВА (бежит к своему «столику»). Коротышка, я пришла!
ОФИЦИАНТ. Я… набираю номер, звоню в полицию – видите? Но у вас еще есть шанс уйти.
ВДОВА. Ну и звоните! Пусть забирают – я и завтра приду! И послезавтра! И каждый день буду приходить! Вы что, не понимаете? Вы меня не запугаете! Ну не посадят же меня, в самом деле, из-за этого вшивого ресторана! Мне нечего терять. У меня больше ничего нет кроме этой скамейки, и я не виновата, что теперь здесь угловой столик, и по барабану мне этот столик, и ваши снобы клиенты, и ваш невидимка-менеджер, и вы! Я должна сюда приходить – каждый день, и все рассказывать Коротышке, я обещала, а это и есть любовь. когда исполняешь обещания, ну и что, что он – мертвый, для мертвых наши обещания еще важнее…
ОФИЦИАНТ. Знаете, я, пожалуй, не буду звонить в полицию. Я позвоню в скорую помощь: они приедут, и вас заберут куда надо – будет там и скамейка, и Коротышка, и любовь…
Вдова берет стул и со всего размаха врезает им официанту по морде.ВДОВА (судье). Не выдержала я. Нервишки сдали. В конце концов, разве можно так хамить пожилым людям?! И ни капельки не раскаиваюсь. Пусть походит с распухшей мордой пару дней. Я так уже лет десять хожу, и ничего… А вам могу повторить то, что сказала ему: я и завтра приду! И послезавтра! И каждый день! Может, все кроме меня забыли, что такое обещания, и что такое любовь забыли, а я помню, потому что всю жизнь жила по своим законам, да! И по этим законам я права, и по этим законам меня оправдают там, где надо, а до вас мне дела нет!
Вдова застывает. Судья кланяется ей, и Вдова садится на то место, где сидела в начале сцены. СУДЬЯ (в зал). И что мне надо было делать?! Присудить ей штраф за «нанесение увечий»?! Зная, какая у нее пенсия?! Да вы на его рожу посмотрите: я бы сам ему врезал с удовольствием…
(Всматривается в публику, теплеет.) А вот у вас другие лица… хорошие, интересные… хоть вы меня и обвиняете – ладно… Нов каждом из вас я вижу того ребенка, которым вы были. Для меня это – главный критерий. Смотрю на человека, и неважно сколько ему лет – если могу увидеть его ребенком, то принимаю. А вот еще один мой секрет: раз уж мы разоткровенничались... Я когда суд веду, то музыку слушаю. То есть не слушаю, а слышу. Вот человек говорит, говорит, рассказывает что-то, а в меня не слова проникают, а мелодия. Меня в детстве родители в музыкалку отдали – заставляли заниматься: сольфеджио, рояль, и так далее…Ну а мне скучно было, я сопротивлялся, а потом вообще бросил – в старших классах. А потом вдруг понял, что везде музыку слышу. Особенно в людях. Заходит человек в комнату, и я сразу слышу – даже если он молчит: о, вот это мажор – флейта и валторна, а вот это – ре диез – контрабас, а вот эта бойкая старушка – аргентинское танго в сопровождении африканских барабанов. А иногда целые симфонии слышу или там кантаты– зависит от сложности человека. Так вот: суд идет, а я музыку слышу, отвлекаюсь. И то, что человек говорит, уже второстепенно, а важно – какая музыка в нем играет. У кого-то ломаная мелодия, рваная, у кого-то – колокол гудит, у кого-то скрипка – нервная, издерганная… Не верите? Хотите с вами поиграем в такую игру? Я на вас смотрю, и говорю, какая у вас мелодия. Это не сложно, правда! Вот у вас – виолончель – до минор, соната… А у вас – одна только нота, протяжная – си бемоль, кажется фортепьянная – одинокое пианино в огромном каменном зале – пустом… А у вас – фагот… нет, гобой – что-то легкое, барочное…
(Продолжает импровизировать со зрителями... Звонит будильник на мобильном телефоне. Судья спохватывается.) Опять увлекся. Регламент – понимаю. Ближе к делу, да…. Сейчас, сейчас… Только дух переведу… О чем это я? Да-да-да, второй случай…
ЗАСЕДАНИЕ ВТОРОЕ. ОХРАННИКОхранник порывистым движением бросается навстречу Судье. Смущается, останавливается. Неловко топчется на месте.ОХРАННИК (Судье). Вот вы… Ну, это… задаете кучу ненужных вопросов. сколько мне лет, где родился, где учился, где служил – да какая разница?! Вы спросите что-нибудь по-настоящему важное…
СУДЬЯ. Например?
ОХРАННИК. Например? Да хоть про самое лучшее, что было в моей жизни. Я вам скажу: Отряд по Спасению Улиток. Да, не перебивайте: это было лучшее, и не только потому, что я этим горжусь. Мне было десять лет, и я увидел по телевизору в программе «Путешествия», как буддийские монахи строят новый храм и копают землю руками, чтобы всех червей выкопать и спасти, чтобы ни одного червяка не убить случайно. И это было так красиво – самое красивое из всего, что я видел – даже лучше, чем шоколадный пломбир в вафельном стаканчике или гоночная машина. И я понял, что надо спасать, что мы для этого живем: чтобы другие тоже жили, чтобы помогать другим и спасать. И я несколько дней ходил такой задумчивый, что мама сказала:
МАМА. Ты что слоняешься по дому, как отмороженный? Если нечем заняться, посуду помой!
ОХРАННИК. Ну, я это… помыл посуду, и опять задумался, и тогда мама сказала:
МАМА. Так, ты опять что ли?! Тоже мне, мыслитель нашелся, видеть не могу – совсем стал похож на папашу! А ну иди гуляй, и с такой рожей обратно не возвращайся!
ОХРАННИК. Я быстро выбежал на улицу – пока не попало, и успел подумать, что прежде всего, нужно, конечно, спасти маму – ей так плохо с тех пор, как папа ушел, и поэтому она стала злая, но как спасти маму я не знал, это казалось очень сложным, и я пошел в библиотеку, чтобы найти книжку, я думал она будет называться: «Спасение мам, которых бросили папы» или хотя бы… ммм…
СУДЬЯ. «Одинокие мамы: инструкция»!
ОХРАННИК. Точно! Спасибо. Но таких книжек не было, а сам я бы не справился. И домой я возвращался совсем грустный, а тем временем стемнело, и я увидел, что на низеньких круглых фонарях на газоне у дома полным-полно улиток. И тут меня осенило… На следующий день я собрал друзей из двора…
Появляются его друзья, две девочки и мальчик.ОХРАННИК. Слушайте! Надо спасать улиток! Они днем залезают на фонари, а вечером фонари зажигают, и улитки могут умереть от перегрева – сгореть, высушиться!
МАЛЬЧИК. Да ладно!
ДЕВОЧКА 1. Ты гонишь!
ОХРАННИК. Я сам не видел, но точно знаю, что от фонарей улитки умирают. Я все решил. Мы создаем Отряд по Спасению Улиток! Я– главный. Дежурства по вечерам. Начинаем сегодня!..
МАЛЬЧИК. Почему это ты – главный?
ДЕВОЧКА 1. Вот именно!
ОХРАННИК. Я…. я – самый высокий, и улиток лучше вижу!
МАЛЬЧИК. Тоже мне причина!
ДЕВОЧКА 2. Потому что это он придумал, поэтому он – главный!
ОХРАННИК. Кто со мной?
ДЕТИ. Я! И я! Я!
ОХРАННИК. Спасаем улиток?
ДЕТИ. Да! Ура! Спасаем улиток!
Все четверо ходят по сцене и спасают улиток... ОХРАННИК. …мы все лето улиток спасали, а потом учеба началась, кружки, и вообще как-то всем надоело, и они слиняли – один за другим…
ДЕВОЧКА 1. Меня мама не пускает: надо уроки делать…
МАЛЬЧИК. Да достали уже твои улитки – давай лучше пластинки послушаем!
Охранник качает головой, Девочка 2 (Лягушка) тянет его за рукав.ЛЯГУШКА. Пойдем?
ОХРАННИК (Судье). В итоге мы остались вдвоем – с Лягушкой. Это у нее кликуха такая была, потому что рот до ушей. Лет через десять Джулия Робертс появилась с таким же ртом, и оказалось, что это красиво, а тогда еще не знали, что это красиво, и дразнили ее, но не слишком. Лягушка боевая была, могла и локтем двинуть и в глаз дать… А мне даже нравилась ее широкая улыбка, и вообще она мне нравилась – только она понимала что к чему, вот и насчет улиток – тоже. Для остальных это просто была игра, а она понимала…
ЛЯГУШКА (Охраннику). Надо менять план! С тех пор, как пошли дожди, улиток на фонарях гораздо меньше, зато они теперь выползают на мокрый асфальт, а там ходят эти придурки взрослые – все время спешат и под ноги вообще не смотрят, а даже если и смотрят, то все равно ни черта не видят. А для улитки подошва ботинка под весом 70 кг
(и это в лучшем случае
) – все равно что танк! Вот дурацкие улитки – то они сгореть пытаются, то под танк бросаются… И ты – куда смотришь?! Знаешь сколько каждый день на асфальте раздавленных улиток?!
(Плачет.)ОХРАННИК (Судье). Каждый день после школы Лягушка ждала меня у дома, и мы спасали улиток – брали их вот так за домик и относили в траву, надо было успеть до того, как взрослые придут с работы и всех растопчут, так что мы работали в поте лица… Особенно я, рубашку выжимать можно было... Но улитки были упрямыми и неблагодарными…
ЛЯГУШКА. Блин! Мы даже не успеваем обойти всю улицу и вернуться, а у нашего дома опять полно улиток на асфальте, и надо начинать все сначала..
.ОХРАННИК (Лягушке). Может, они нарочно? Может, у них это самое… депрессия, как у моей мамы – она все время говорит, что жить не хочется…
ЛЯГУШКА. Тогда давай развеселим их как-то. Например, петь будем. Но только веселые песни.
ОХРАННИК. Давай!
(Начинает петь.)ЛЯГУШКА. Это по-твоему веселая песня? Да от нее даже мне сдохнуть хочется, не то, что улиткам… Где ты это слышал?
ОХРАННИК. Да так… сам не помню.
ЛЯГУШКА. Понятно… Давай вот эту лучше!
(Поет веселую, заводную песню.)Спасают улиток и поют веселую. Судья записывает что-то в блокнот. Продолжает записывать даже когда Охранник и Лягушка перестают петь. Охранник подходит к нему.ОХРАННИК. А как-то раз Лягушка не пришла, и на следующий день не пришла, а когда я звонил в их дверь, мне никто не открывал, а потом из разговора мамы с соседкой я узнал, что у Лягушки тоже папа ушел… Через неделю она появилась. Как раз шел дождь, но меня это не волновало: я спасал улиток. А Лягушка пришла в новой белой куртке и с жалкой улыбкой на лице, и сказала:
ЛЯГУШКА. Все. Мы с этим закончили, больше ничего не будет, никакого отряда по спасению улиток, понял?
ОХРАННИК. Это еще почему?
ЛЯГУШКА. Потому, что глупо и все! Надоело быть дурочкой из переулочка…
ОХРАННИК (тихо). Это не глупо.
ЛЯГУШКА. Глупо, глупо, глупо! Это совершенно бесполезно, это глупо и бессмысленно. мы не можем их всех спасти, даже одну – она в любой момент может выползти на асфальт, нас там не будет, и на нее наступят! Нет гарантий, никаких гарантий, понимаешь?! Зачем их спасать, раз они все равно идут к своей смерти, они глупо и упорно умирают, как бы мы ни старались, и я не хочу себя больше обманывать, думая, что мы спасаем, мы никого не спасаем, это только отсрочка – на день, на два, они все равно умрут, и это все бесполезно, бесполезно, я больше не хочу, и не буду, не буду, не буду!
(Плачет, садится на землю.)СУДЬЯ. Так и села? На мокрый асфальт?
ОХРАННИК. Да, прямо на мокрый асфальт, в своей белой куртке, и плакала, и нос у нее покраснел, и глаза опухли, а мне она все равно казалась красивой… Я долго на нее смотрел и ничего не говорил, а потом сел рядом, хотя знал, что мне достанется за грязные брюки, обнял ее – хотя раньше никогда не позволял себе ничего такого – и сказал...
(Лягушке.) Будешь. Ты будешь это делать. Ты сейчас встанешь, и мы пойдем спасать улиток. Да, это бессмысленно, да – бесполезно, но это надо делать – я знаю, поверь мне, просто надо и все! И ты будешь это делать! Будешь, будешь!
Лягушка смотрит на него, не отталкивает. Он вытирает ей слезы.ОХРАННИК. Мы долго сидели вот так и ничего не говорили, и я точно знал, что это – самый лучший момент моей жизни, что ничего лучше у меня никогда не было и не будет… И вдруг из окна высунулась моя мама.
МАМА (кричит). Что ты там делаешь, горе мое?! А ну встань немедленно! Сколько можно на тебя стирать, сил моих уже нет! Господи, у всех дети как дети, только у меня отморозок какой-то…
Лягушка вскакивает и убегает.СУДЬЯ (смотрит ей вслед). А дальше что?
ОХРАННИК. Ничего. С тех пор Лягушка меня избегала. Еще какое-то время я состоял в отряде – последний и единственный спасатель улиток, а потом наступила зима, а следующим летом уже как-то не до этого было. Я маме помогал: у нее совсем нервы сдали… Но мне всегда было страшно стыдно, что я сдался, что я так никого и не спас толком. ни улиток, ни Лягушку, ни маму… Потом я был уже в другом отряде – не по спасению улиток, а в армии, а там…
(Машет рукой.) Неинтересно про это все рассказывать. Да и не воевал я – и на том спасибо. Потом не знал куда податься, ну и пошел в охрану – уже большой был, а все еще дурак… Очень хотелось кого-то спасти или защитить… Я в детский сад мечтал – чтобы, ну это… вокруг бегали дети, такие маленькие, хрупкие, а я бы знал, что я их защищаю… Но меня в цирк определили – зверей охранять. Зверей я тоже люблю, но тут – от кого их охранять-то, а? Кому они нужны? Не то это все.
СУДЬЯ. Почему не ушел?
ОХРАННИК. Девушка залетела. Была у меня тогда одна – не очень серьезно, но тут такое… Пришлось жениться, сын родился, через пару лет еще один – так я и остался в цирке… Вот уже двадцать лет. Да нормальная работа. Нормальная. Друзья вообще считают, что мне дико везет…
ДРУГ (хлопает его по плечу). Да тебе дико везет, старик! Это же халява – сидишь себе сериалы смотришь, настоящей работы 2 часа в день, и то – только летом, зато по всей стране ездишь, а зимой вообще лафа – ничего не делаешь, а деньги платят, и медицинская страховка, да еще два месяца отпускных…
ОХРАННИК. Да я не жалуюсь… Просто… Зачем это все? Хоть бы напал кто или попытался пони украсть… А так… то мальчишки пройдут без билета –я иногда билетера подменяю – так я их пропускаю, делаю вид, что не заметил… то какие-то мелкие хулиганства… а в основном я попкорн подметаю после представления – на уборщице экономят…Вот, что я делал первые шесть лет: подметал попкорн… А потом… пришла
она. Ее специально пригласили для тюленя. Раньше он с клоунами выступал – жонглировал, а потом решили из тюленя сделать отдельный номер…
ДРУГ. Ты ее сразу узнал что ли?
ОХРАННИК. Еще бы! Она вообще ни капли не изменилась: маленькая, худенькая – как будто девочка, а не женщина… Хотя ей под тридцать… И рот до ушей. Только она больше улыбается… Наверно, потому что все уже знают про Джулию Робертс, и поняли, что такой большой рот – это красиво.
ДРУГ. Джулия Робертс! Скажешь тоже!
ОХРАННИК (отмахивается). Что она только не делает с этим тюленем! Раньше он просто на носу жонглировал, а она его научила и на хвосте жонглировать, и в воде кувыркаться. Еще у них коронный номер под названием «Делила». Лягушка переодевается в мужчину – надевает фрак с бабочкой: он очень здорово на ней сидит, а тюленю завязывает платок на голове, как у арабских танцовщиц. Включает музыку, тюлень становится на задние ласты, и они, ну это… танцуют. Сначала вдвоем, а потом тюлень вертится вокруг своей оси – на танец живота похоже. Дети очень этот номер любят, кричат: «Делила, Делила!», а тюлень от восторга еще быстрей кружится. Он настоящий артист – любит, когда ему хлопают, когда дети смеются, его это так заводит… я и не думал, что у тюленя может быть столько эмоций! Он иногда даже представление срывает, от переизбытка чувств – отказывается уходить со сцены. Там уже пони за кулисами, а тюлень все не уходит, и никаким лакомством его не подкупишь – не хочет уходить, и все. Тогда ему Лягушка что-то на ухо шепчет, и он слушается…
ДРУГ. Ну что ты про тюленя заладил, дался тебе этот тюлень!
ОХРАННИК. Он ее страшно любит. Она каждое утро накачивает ему в бассейн новую воду. Сама. Стоит с гигантским насосом, маленькая такая… а потом свежей рыбой его кормит. Тюлень стал совсем ручным: ходит за ней по двору, как собака, и целует ее –мордой о нее трется, усами.
ДРУГ. Ну а ты что? Ведь тебе тоже хочется о нее потереться… мордой, и всем остальным…
ОХРАННИК (кричит). Да я даже не разговариваю с ней! Зачем, ну это… ворошить прошлое?.. Она замужем, хоть и без детей, да и у меня семья, дети маленькие, я же не могу… как мой отец… Не узнала, и Бог с ней. Я ее даже избегаю, если хочешь знать, чтобы случайно лишнего не сболтнуть…
ДРУГ. Ну и дурак!
ОХРАННИК. Но когда она уходит в отпуск, или в зимние месяцы, когда нет представлений, я очень по ней скучаю. И тюлень скучает…
ДРУГ. Опять про тюленя!..
ОХРАННИК. Ну а что? У него глаза тускнеют, характер портится. Иногда я к нему подхожу, к его бассейну, и говорю: ну что, как думаешь, придет она завтра? Она приходит, даже во время отпуска – просто, чтобы его навестить, и он встает на задние ласты и лезет целоваться, а я… тоже очень радуюсь, но виду не показываю.
Друг крутит пальцем у виска. ОХРАННИК (судье). В общем, так десять лет прошло. А потом Лягушка заболела. Рак груди у нее нашли. Смешно, конечно, потому что никакой груди у нее не было… Операцию ей делали, потом химию… В платочке приходила, но продолжала выступать. А потом где-то еще у нее рак нашли – типа, метастазы, да так, что не прооперируешь. И тут я не выдержал – впервые за десять лет заговорил с ней.
(Лягушке.
) Привет… Я тут… давно хотел сказать…
ЛЯГУШКА (смеется). Давно? Давно это две недели. Или месяц. А десять лет – это не давно. Это уже опять недавно.
ОХРАННИК. В общем… Может, ты помнишь…
ЛЯГУШКА. Да узнала я тебя. Это тебе кажется, что ты изменился. А ты совсем не изменился.
ОХРАННИК. Это хорошо или плохо?
ЛЯГУШКА. Не знаю… Слушай… а ты улиток спасаешь?
ОХРАННИК. Ну… с тех пор? Да нет... Как-то не приходилось.
ЛЯГУШКА. А я – да. Спасаю. Если только вижу – сразу спасаю. Так что не волнуйся. «Отряд по Спасению Улиток» все еще существует!
ОХРАННИК. А что ты не сказала тогда, что узнала меня – когда пришла в цирк?
ЛЯГУШКА. А ты что не сказал?
ОХРАННИК. Я подумал, что как-то… нет смысла.
ЛЯГУШКА. А я подумала, что если ты думаешь, что нет смысла, то его действительно нет.
ОХРАННИК. Скажи… Ты счастлива?
ЛЯГУШКА. Сейчас-то какая разница? Идем, я тебе покажу кое-что. Я тут новый номер готовлю…
ОХРАННИК. Но она его так и не сделала, этот новый номер. Ей стало совсем плохо, и она не могла больше работать. Иногда приходила навещать тюленя, и мы с ним оба радовались, как дети – я уже не скрывал. Мы играли с тюленем, кормили его, а потом сидели у его бассейна и разговаривали.
ЛЯГУШКА. Хорошо, что у меня детей нет. Никто страдать не будет.
ОХРАННИК. А муж?
ЛЯГУШКА. Встретит другую. Он меня любит, но я для него не событие. А вот для тюленя – событие.
ОХРАННИК. Да… Событие. Точно.
Обнимает Лягушку за плечи, они сидят молча. Подходит Друг, смотрит на них, пошло подмигивает и присвистывает.ОХРАННИК (вскакивает). Да больше ничего не было! Как ты можешь!.. Тем более она была такая больная… Но это тоже был один из лучших моментов моей жизни… А через месяц она умерла. И тюлень затосковал, очень плохо ему было без нее. Он не захотел опять выступать с клоунами – отвык от них. И даже по двору перестал ползать. Лежал в своем бассейне. И плакал. Да-да. Настоящими большими слезами.
ДРУГ. Гонишь! Разве тюлени умеют плакать?
ОХРАННИК. Я тут недавно прочитал: оказывается, слезных желез у них нет, а плакать умеют. А вот у меня слезные железы есть, а я не плакал – не мог. В общем… тюленя убрали, чтобы не раздражал своим унылым видом: раньше его бассейн – такая большая кадка с водой – прямо в середине двора стоял…
Появляется директор цирка. Ей за полтинник, она постоянно курит. ДИРЕКТОР ЦИРКА. Вот именно, а там дети ходят, только депрессивного тюленя им не хватало!
ОХРАННИК (Судье). Для тюленя вольер сделали, в самом дальнем углу. Но он еще больше загрустил. Только спал и ел. Все надеялись, что это пройдет – ведь такой веселый был тюлень, детей любил… но он ожирел, обрюзг…и стало понятно: выступать он больше не сможет. Ну и тогда директор цирка решила от него избавиться.
ДИРЕКТОР ЦИРКА. Да вы посчитайте – одной рыбы сколько на него переводим каждый день, это же с ума сойти! Надо от него избавляться!
ОХРАННИК. Это как – избавляться?
ДИРЕКТОР ЦИРКА. Как-как? Ветеринара вызвали и укольчик сделали, чтобы не мучился. Мы же не варвары какие-то.
ОХРАННИК. Не надо. Пожалуйста. Разве так можно? Он ведь артист. Он ведь тут девятнадцать лет проработал, почти как я, а вас тут еще не было, между прочим! Его совсем маленьким принесли, рыбаки выловили в северном море и нам продали, да почти подарили – он тут у нас вырос, и девятнадцать лет на сцене… Он честно работал и заслужил пенсию! И вообще он еще не такой старый: обычно они до двадцати пяти лет живут, но в неволе часто и дольше… Даже, бывает, до сорока – это я читал специально, о тюленях…
ДИРЕКТОР ЦИРКА. Да господи, я вас умоляю – у нас здесь что – благотворительная организация?!
ОХРАННИК (Судье). И тут я понял, зачем я пошел в цирк… Вот кого надо спасать. Я же не мог позволить, чтобы его вот так… когда мы с ним почти как братья… Она умерла, а мне от нее тюлень остался, и больше ничего. В общем, это, красиво было. Ветеринар заходит в вольер, а там – опа – я с пистолетом сижу, с тюленем в обнимку, и на ветеринара пистолет направляю, и спокойненько так: ты, конечно, делай то, что считаешь нужным, но учти, что пистолет заряжен, и что я буду стрелять – убивать не буду, а вот ногу прострелю… Ветеринар обоссался, убежал, а я сидел и рассказывал тюленю, как он вернется к себе домой, как мы поедем на северное море, и там я его выпущу… Потом пришла директриса стала меня уговаривать – и так, и сяк, а на самом деле просто забалтывала, отвлекала, а в это время меня исподтишка подстрелили – ну, это… выстрелили в плечо ампулой со снотворным, и я вырубился сразу, очнулся уже в кутузке. А тюленя усыпили, конечно – это мне уже потом рассказали… Вы на меня не смотрите так – я не дурак. То есть, дурак, конечно, но не такой дурак. Да знал я, что этим закончится. Что тюленя все равно убьют, а меня судить будут. Но не мог я поступить иначе. Сами подумайте: у меня два парня растут, а что я могу им рассказать – о себе, о жизни? Какая у меня есть история, которую стоит рассказывать? Ну хорошо, если совсем честно, то не в детях дело – им плевать. Я это не ради них сделал, даже не ради Лягушки. А ради себя. Немного ради тюленя, чтобы ему было не так одиноко, а в основном ради себя. Это
мне надо было. Вот вы все думаете, что это бессмысленно, глупо… а что не бессмысленно?! Да это самое осмысленное, что я сделал за всю жизнь!!! Просто иногда надо делать то, что бессмысленно, даже когда знаешь, чем закончится, просто потому что… для того… да чтобы шарик наш продолжал вертеться… Ну… как объяснить? Ведь это… как с улитками. Так надо – и все. Так надо.
Судья протягивает Охраннику руку. Охранник пожимает ее, затем отходит, садится на свое место.
СУДЬЯ (в зал). Я тогда слезу пустил, когда его слушал – хотите сказать, что у вас глаза сухими остались? Не верю! Конечно, это можно было расценивать как вооруженное нападение, дать два года тюрьмы, а то и больше… но ведь есть смягчающие обстоятельства. Одиночество, например. Мне кажется, это самое смягчающее обстоятельство, даже больше, чем стресс, потому что и стресс, и злость, да и остальное – все оттуда. Помню, в школе мы проходили теорию Линн Маргулис: что, типа, части клетки – митохондрии и хлоропласты – когда-то были отдельными организмами, вроде бактерий, а потом соединились. Так вот, я в сочинении написал о том, что это все произошло от одиночества. Плавали себе в необъятном, неуютном космосе частицы – эти митохондрии и хлоропласты – и так херово им было в одиночку, что они стали тянуться друг к другу, и так клетки возникли – сначала амебы одноклеточные, а потом и все живое… Ну, мне, конечно, кол влепили и написали, что это все – неуместная лирика, и биология тут ни причем. А мне всегда казалось, что глупо вот так делить: тут лирика, там биология… Все ведь связано, и мы все – тоже связаны…. Знаете, что забавно? Не люблю я эту работу. Очень стараюсь, искренне, из кожи вон лезу. Но не люблю. Просто… Разве я идеален? Нет! А если даже вдруг случайно покажется, что идеален, жена не даст в это поверить. Нет, я не идеален. Бываю вспыльчив, раздражителен. Недавно лысеть начал… хотя мне даже идет. Но для некоторых – это недостаток! Есть даже фобия такая – пеладофобия – боязнь лысых… А, вот – еще храплю по ночам. Бывает. Жена жалуется. Сам не замечал, не слышал, но не будет же она врать... Кстати, насчет врать: я не то чтобы привираю, но могу присочинить, особенно когда увлекаюсь, от переизбытка чувств. Так вот, к чему я это все? А вот к чему: если я не идеален, а я, мягко говоря, не идеален, то какое у меня право судить этих всех людей? Вообще, очень неприятное слово: «судить». Как будто сразу подразумевается, что это не просто моя профессия – работа такая – а что я лучше, совершенней…Я тут подумал: а если бы я выбирал одну историю из своей жизни, какую бы выбрал – если одну и главную? Непростой вопрос, правда? А вы – знаете свою главную историю? Ведь без нее никак. Но если вы вот так сразу не можете вспомнить, не переживайте. Это ведь не всегда история в смысле сюжета, события какого-то или происшествия. Иногда главная история – она в самом человеке. И куда ни пойдешь, эта история в тебе живет. То есть, главная история – это и есть та музыка, которая в тебе играет. Такая мелодия, которая зарождается еще в детстве, и потом играет в тебе всю жизнь – то тише, то громче, но всегда явно. А если ничего не слышно, тогда плохо дело, очень плохо. Вот вы к себе прислушайтесь. Играет мелодия? Или замолкла? Если замолкла – труба, простите за каламбур. Пусть фальшиво кое-где, пусть неровно, пусть громче, чем надо – лишь бы не замолкала, главное, чтобы не замолкала…
ЗАСЕДАНИЕ ТРЕТЬЕ. ДОМОХОЗЯЙКАСудья кивает в сторону Домохозяйки. Она делает вид, что не замечает его взгляда, молчит. Судья подходит ближе, пристально смотрит на нее. ДОМОХОЗЯЙКА (Судье). Понимаете, мне всегда везло. Неумолимо, беспощадно, патологически везло. Я была из тех девочек, у которых «мама-папа-дом-собака», меня учили играть в теннис, одевали в розовые и сиреневые платья, а когда я теряла молочные зубы, зубная фея оставляла под моей подушкой золотые монетки, леденцы и колокольчики. У нас была идеальная семья!
Появляются Мамочка и Папочка.МАМОЧКА. Дорогой, не мог бы ты помыть посуду?
ПАПОЧКА. Я уже помыл, любимая! И приготовил завтрак.
МАМОЧКА. Какой ты у меня молодец! А я отжалась десять раз и сделала сто приседаний, чтобы сохранить свою попку такой, как ты ее любишь!
ПАПОЧКА. Ты моя умница! А у меня сюрприз. Я назвал твоим именем звезду!
МАМОЧКА. А у меня для тебя целых два сюрприза! Но это не при ребенке…
ПАПОЧКА. Гррр!
МАМОЧКА. Мммм.
Страстно целуются. Вдруг вспоминают о дочке.МАМОЧКА (Домохозяйке). Мы записали тебя на кружок вязания. Говорят, это очень развивает.
ПАПОЧКА. Но мы ни в коем случае не хотим навязывать тебе гендерные стереотипы. Если предпочитаешь строительную секцию, так сразу и скажи!
МАМОЧКА. И если не нравятся розовые платья, дай знать!
ПАПОЧКА. Ты можешь нам говорить все, абсолютно все!
МАМОЧКА. Красавица наша!
ПАПОЧКА. Доченька!!
Сжимают ее в объятиях.ДОМОХОЗЯЙКА. Я не была ни умной ни глупой, ни красивой ни уродливой, я была обычной, самой обычной хорошей девочкой: мыла посуду, выносила мусор и поливала кактус, каждую пятницу стригла ногти, и никогда не разбрасывала их по ветру, не грубила старшим, не лезла на рожон, не сутулилась, и не выпячивала живот! И, смеясь, прикрывала рот рукой.
СУДЬЯ. Таких девочек десятки тысяч.
ДОМОХОЗЯЙКА. Я знаю! Допустим, что у половины родители не развелись, хотя не знаю, что там по статистике, допустим, что у одной пятой этих девочек есть собака, причем собака мечты – золотистый ретривер, умный и спокойный – идеальная собака для детей! И про теннис, про роскошные платья я готова поверить, даже про зубную фею, но вот везение… как объяснить везение?.. Я… я никогда не болела, даже в эпидемию коклюша, когда все вокруг задыхались, или когда все одноклассники валялись с температурой 40 в разгар нильской лихорадки, а когда единственный раз простудилась и не пошла в школу оказалось, что именно в этот день была неожиданная контрольная по математике, которую завалил весь класс. Мои друзья набивали синяки, шишки, ломали руки, ноги, а у меня даже ногти не слоились, и я ни разу не поранилась, брея подмышки! И прыщей не было, как у остальных, губы не трескались, ноги не потели. А еще… я не проиграла ни одно пари, ни один спор…
Выбегает Подруга – ей десять лет.ПОДРУГА (достает из кармана монету). Орел или решка?
ДОМОХОЗЯЙКА. Решка.
ПОДРУГА (бросает монетку, ловит ладонью, смотрит). Черт!
ДОМОХОЗЯЙКА (смущается). Нууу… Давай еще раз.
ПОДРУГА. Решка?
ДОМОХОЗЯЙКА. Решка.
ПОДРУГА (бросает – ловит – смотрит). Ну и везет же тебе! Последний, ладно?
Домохозяйка кивает. Подруга бросает монетку, пытается поймать, но та задевает тыльную сторону ладони, и ребром катится по сцене. Они бегут за ней, напряженно следят за ее маршрутом. Монета наконец падает. Подруга бросается посмотреть. Меняется в лице, топает ногой. СУДЬЯ. Решка, да?
ПОДРУГА (зло, с отчаянием). Хорошо, роль Белоснежки твоя! Подавись ей!
(Убегает.)ДОМОХОЗЯЙКА. В меня влюблялись самые красивые мальчики, хотели дружить самые популярные девочки, моя фотография украшала обложку школьного журнала, мне все улыбались….…и ни разу в супермаркете не попадался просроченный продукт, и не потому, что я внимательно проверяла – наоборот: я специально на это плюнула, никогда не смотрела, это была моя личная русская рулетка, и я так мечтала купить хоть раз просроченное молоко или хотя бы сраный просроченный йогурт, но ни разу – представляете – ни разу! А потом – даже рассказывать скучно: ничего из ряда вон выходящего, все банально и предсказуемо, как рулон туалетной бумаги… Училась хорошо. Не блестяще, но хорошо. Но ничего не помню – хоть убейте! Я ведь не умею ничего делать, только любить умею, но об этом потом. Ходила на свидания, как на работу. Очень это выматывало: все эти кафе-кино-букеты алых роз (хоть бы ромашки кто подарил) – поцелуи, но мне и в этом везло, и все непрошенные ухажеры сами исчезали, как будто испарялись в воздухе, и длилось это все недолго, потому что очень скоро я встретила своего мужа…
Появляется Муж с блокнотом и ручкой. После каждого ответа Домохозяйки ставит галочку в блокноте.МУЖ. Горы или море?
ДОМОХОЗЯЙКА. Простите?
МУЖ. Горы или море?
ДОМОХОЗЯЙКА. Что вы имеете в виду?
МУЖ (раздражается). Что же тут непонятного?! Что вы предпочитаете – горы или море?
ДОМОХОЗЯЙКА. Эээ… Море. Нет, горы. Нет, наверное, все-таки море.
МУЖ. Кофе или чай?
ДОМОХОЗЯЙКА. Кофе.
МУЖ. Пицца или спагетти?
ДОМОХОЗЯЙКА. Ни то ни другое. Не ем мучное.
МУЖ. Париж или Лондон?
ДОМОХОЗЯЙКА. Париж.
МУЖ. Опера или балет?
ДОМОХОЗЯЙКА. Театр!
МУЖ. Квартира или дом?
ДОМОХОЗЯЙКА. Наверное, дом.
МУЖ. Цвет?
ДОМОХОЗЯЙКА. Смотря чего?
МУЖ. Дома. Снаружи.
ДОМОХОЗЯЙКА. Нууу…. Бежевый такой. Или персиковый. Что-то в светлых тонах.
МУЖ. Кошка или собака?
ДОМОХОЗЯЙКА. Собака.
МУЖ. Детей – двое или трое?
ДОМОХОЗЯЙКА. Двое. Но…
МУЖ. Сверху или снизу?
ДОМОХОЗЯЙКА. В каком смысле? Ой, то есть…
(Краснеет.) Это… это слишком личный вопрос.
МУЖ. А все-таки?
ДОМОХОЗЯЙКА. Сверху.
Муж смотрит в блокнот, что-то подсчитывает.МУЖ. Неплохо. Восемь из десяти. Просто даже очень неплохо.
ДОМОХОЗЯЙКА. Восемь из десяти?
МУЖ. Совпадений. У нас с вами. По моим подсчетам это говорит о том, что у нашего брака 96 процентов на успех.
ДОМОХОЗЯЙКА. Вы за всеми так оригинально ухаживаете?
МУЖ. Вы – первая. Но я знаю, что вы согласитесь – мне необычайно везет.
ДОМОХОЗЯЙКА. Как – вам тоже?!
МУЖ. Правда, это – исключительно моя заслуга. Я не полагаюсь на слепой случай. Залог моего везения – точный математический расчет.
ДОМОХОЗЯЙКА. А мне всю жизнь везет стихийно, сумбурно…
МУЖ (качает головой). Такому рано или поздно приходит конец. И вот тут-то я вам и пригожусь. Я спасу вас! Я разработал целую систему защиты от слепой судьбы, от ее безрассудства, от ее милостей или козней – у меня целая схема, у меня весь стол завален чертежами, у меня теория, и она работает – проверено!
ДОМОХОЗЯЙКА (Мужу). Вы – сумасшедший?
МУЖ. Я – математик.
ДОМОХОЗЯЙКА. Тогда вы – точно сумасшедший.
МУЖ. Я – хороший. Очень хороший. Надо брать.
ДОМОХОЗЯЙКА. Но… я всегда думала, что замуж надо выйти по любви, а я….
МУЖ. Пол
юбите!
ДОМОХОЗЯЙКА. Самое смешное: он оказался прав. Я полюбила его, причем уже через несколько дней. Наверное, часть моего везения всегда заключалась в том, что я не только получала то, что хотела, но и хотела то, что получала. Это было двенадцать лет назад. И с тех пор все лучше. То есть, хуже. То есть, невыносимо! У нас дом у моря – большая вилла с садом. Двое детей – мальчик и девочка: они играют в теннис и плавают в бассейне, а когда у них выпадают зубы, я кладу им под подушку золотые монетки, леденцы и колокольчики, и, конечно же, у нас есть золотистый ретривер – умный и спокойный, идеальная собака для детей! Два раза в году мы едем отдыхать – зимой на горнолыжный курорт, а летом – в Париж. Я не работаю, потому что ничего не умею делать, только любить… Целыми днями я плаваю в море, поливаю растения, пеку булочки с корицей, пью кофе с подружками, листаю каталоги, целую детей и каждый день смотрю на закат – говорят, это очень полезно! Муж носит меня на руках – буквально: у меня страшно нежные ступни, любая обувь натирает! А я вяжу ему свитера длинными зимними вечерами, а потом, когда муж надевает, например, зеленый свитер, говорю ему: «Я так и знала, что свитер в красную полоску тебе не понравился!» и делаю вид, что обижаюсь, и потом мы долго-долго занимаемся любовью в знак примирения. Все, что я сажаю в саду, цветет, даже то, что вообще не растет в нашем климате, меня всюду пропускают без очереди, в самолете всегда достается место у окна, автобусы, которых я жду, не опаздывают, и мне до сих пор так и не попался – ни разу – просроченный йогурт!
(Рыдает.)Судья обнимает ее, гладит по волосам. Домохозяйка успокаивается.ДОМОХОЗЯЙКА (вдруг кричит). КАК Я ЗА ВСЕ РАСПЛАЧУСЬ? Я ведь не дура, понимаете?! Не самая умная, но и не дура. Я же все понимаю! Я не какая-нибудь там красавица… Не выдающаяся, не блестящая, не ценный кадр, и не святая, не герой…
СУДЬЯ. Нет?
ДОМОХОЗЯЙКА. Нет! Не брошусь спасать кошку из горящего дома – я страшная трусиха! Есть много женщин гораздо лучше, чем я, и несчастных! А я умею только любить, и больше ничего – не перебивайте – и то как-то мелко, жадно, для себя: люблю мужа, детей, собаку, люблю кофе со сливками по утрам, с кусочком черного шоколада, и уплывать в море на закате, и запах дождя, страшно люблю весь этот мир, так сильно, что иногда хочется его съесть – проглотить вместе с морями, закатами, кофейными плантациями, так сильно, что хочется, чтобы это длилось всегда, но почему мне, почему именно я? Я ничем не заслужила! А ведь это давно – всю мою жизнь – тридцать пять лет, ни одного пятна на солнце, ни одного сломанного ногтя, это что же будет потом, какая расплата?!
(Кричит.) Мне страшно, страшно, СТРАШНО! Не понимаете?
(Судья качает головой.) Ну вот, смотрите, по статистике…
МУЖ. Итак, по статистике…
(Листает свой блокнот.) Шанс умереть от сердечно-сосудистых заболеваний – 39 процентов, от рака – 67 процентов, от СПИДА – 11 процентов, от наркотиков и алкоголя – 13 процентов и от других болезней – еще 56 процентов, итого – 186 процентов. Шанс умереть в авиакатастрофе – 5 процентов, в автокатастрофе – 22 процента, в теракте – 14 процентов, а шанс стать жертвой обычного маньяка – 16 процентов, в то время, как шанс погибнуть в цунами или другом стихийном бедствии – 33 процента, шанс покончить с собой – 8 процентов, ну и несчастные случаи, конечно – еще 10 процентов. Итого, шанс так или иначе погибнуть – 294 процента. То есть, как ни крути – мы в минусе. Поэтому то, что мы все еще живем – это чудо! Настоящее чудо!
Один из незанятых актеров падает замертво на сцене.МУЖ. Ну вот, видите?
ДОМОХОЗЯЙКА (Судье). Видите?! А теперь скажите: какой нужно быть идиоткой, чтобы думать, что все эти болезни, катастрофы, стихийные бедствия и несчастные случаи – все эти лавины горя – что они не обрушатся и на тебя, что они только там – в телевизоре, в газетах, в Америке и Африке, в других странах, других городах, у соседей и знакомых, а обжитый тобой пятачок, твой участок земли у моря с этой нелепой кадкой, где растут вместе мята и петрушка, что он защищен, изолирован, в другой вселенной, и вокруг твоего дома горе пройдет кружной дорогой, непременно пройдет мимо – какой нужно быть идиоткой?! Нет, меня не обманешь, и чем дольше, чем лучше, тем страшнее, тем дороже придется платить – таковы законы. Каждый раз, когда по телевизору показывают раненых и убитых, больных, инвалидов, я ставлю мысленно галочки, как очки – только в минус – этого со мной не было, и этого тоже не было, и я ушла в минус, глубокий минус – как его покрыть?… Еще такую штуку на телефон поставила: приходят сообщения о новостях, и, конечно, это только плохие новости, хорошие давно никому не интересны, новость – тррринг, новость – тррринг, и мой телефон звенит не умолкая, такая музыка несчастья и тревоги, и я схожу с ума, я устала, господи, я устала… Каждую ночь я проверяю детей: дышат ли они во сне, каждый раз, когда муж задерживается на полчаса или не снимает трубку, я не нахожу себе места, и стоит мне закрыть глаза, как я вижу страшные картины, представляю самые ужасные сценарии, по ночам мне не снятся кошмары, потому что я вижу их наяву, и уже несколько лет думаю только об одном: как получить отсрочку?
(Мужу.) Может, ты мне изменишь?
МУЖ. Зачем?
ДОМОХОЗЯЙКА. Хочу почувствовать себя несчастной.
МУЖ. 45 процентов тех, кто изменяет – несчастливы в браке, 23 процента – просто мерзавцы, а 32 – импотенты. Я – ни то, ни другое, ни третье.
ДОМОХОЗЯЙКА. Как же ты мне надоел со своими процентами! Ты – бессердечный зануда.
(Кричит.) Я тебя ненавижу!
МУЖ. Ты раздражена. Тебе надо или поспать или поесть. Или прогуляться и подышать свежим воздухом.
ДОМОХОЗЯЙКА. Я тебя разлюбила.
МУЖ. Когда ты говоришь неправду, у тебя дрожит нижняя губа и дергается мизинец.
ДОМОХОЗЯЙКА (плачет). Почему с тобой невозможно поссориться, почему?!
(Вытирает слезы. Судье.
) Недавно я поняла, что мое время подходит к концу. Сами знаете о чем я. Столько раз там покупала одежду и кофе пила, а тут вдруг… Я сразу, как узнала, побежала туда, хотела сама увидеть – полицейских, машины скорой помощи, осколки от витрин, кровь, чтобы точно осознать: это не только в телевизоре. Это пришло и в мой город, уже совсем близко. Мне явно говорят: время истекло. …И в любой момент, в любой момент… Надо было решаться, что-то делать. Я попыталась – с собой. Не убить, конечно, а так – покалечить. Я ведь не для себя, а чтобы защитить тех, кого люблю… Взяла нож и… не смогла. Такая трусиха. Ничего не сделала и продолжала страдать.
(Обращается к мужу.
) Но сколько можно жить в постоянном страхе, в ежедневном ожидании катастрофы?
МУЖ. Я спасу тебя! У меня целая система – точный математический расчет! Это очень просто: нужно только не летать на самолетах, не пользоваться транспортом, и вообще пореже выходить из дома, есть органические продукты, заниматься спортом, не нервничать, много смеяться, дышать воздухом, но только не на солнце, и не забывать про маску из марли, и не в дождь – он тоже вреден, и…
ДОМОХОЗЯЙКА (отмахивается от него). Замолчи!
МУЖ. …не смотреть телевизор! Не читать газет! И самое главное: нельзя забывать о черном лебеде!
ДОМОХОЗЯЙКА. Каком еще лебеде?!
МУЖ. Это – мое последнее открытие. Черных лебедей почти не бывает в природе, они встречаются крайне редко, но все же встречаются. Так и в жизни – есть куча вещей, которые случаются очень редко, но случаются, – это все черные лебеди – их никто не ждет! Но если ты заранее подготовлен, если рассчитываешь на черного лебедя, то ты вооружен, и проживешь вечность в целости и сохранности…
(Оживленно.) Это
я придумал, дорогая! Например, кирпичи редко падают с крыши, но ведь падают! И если помнить про это и держаться подальше от карнизов, а еще лучше носить шлем – тогда тебе ни один кирпич не страшен!
(Достает откуда-то шлем, надевает его, обнимает Домохозяйку.) Все будет хорошо, дорогая!
ДОМОХОЗЯЙКА (качает головой). Нееет… Нет. Надо взять свою судьбу в свои руки: самой стать этим самым черным лебедем, сделать то, чего от тебя никто не ожидает, чего не ожидает сама жизнь, удивить ее, озадачить, огорошить!..
(Судье.) Муж был на работе, дети – в школе. Я испекла свои любимые плюшки, чтобы стены напоследок пропитались этим запахом, в последний раз полила цветы… Я не сумасшедшая, я понимала, что это все – бесполезные действия, но так было надо. Притащила из гаража канистру с бензином, полила пол, мебель, стены, мои любимые тюлевые занавески… Позвала собаку, взяла коробку спичек и вышла в сад. И все. Кроме собаки и спичек ничего не взяла. Зажгла спичку и бросила ее в окно, а сама отошла к забору, и стояла у кадки с мятой и петрушкой, затаив дыхание. И тут случилось чудо. Дом загорелся! Понимаете? Дом загорелся! Я была уверена. вот сейчас пойдет дождь, и все потушит, или соседи позвонят в пожарную часть, но ничего этого не произошло. А я отошла к забору, стояла там, держала на поводке скулящую собаку, и смотрела, как дом горит, и чувствовала, что меня отпускает – рассыпаются в пыль нарисованные мной кошмарные картины, перестает звучать в ушах музыка несчастья, все эти тррринг и галочки, которые ставила себе, все эти «минус очки» – их поглощал огонь, и я знала, что вселенная сжалилась надо мной и приняла мою жертву, и подарила мне еще немного времени, и впервые за много лет я была счастлива, по-настоящему счастлива!!
Звуки сирены. Вбегает Муж – бледный, испуганный, бросается к ней, обнимает её.МУЖ. Господи! Ты в порядке! Жива! Слава Богу! Мне позвонили соседи… Господи, какое счастье, что ты жива!..
ДОМОХОЗЯЙКА. Но ты же сам говорил, что по статистике…
МУЖ. К черту статистику!
(Прижимает ее к себе.
)ДОМОХОЗЯЙКА (Судье). Я не решилась сказать ему, что это я – сама… Он позвонил в страховую компанию и потребовал выплатить страховку. Я ведь даже не знала, что дом застрахован – я в эти дела не вникаю…. А они провели расследование и решили, что я специально подпалила дом – ради денег… Вот я тут и стою перед вами. Только мне эти деньги на фиг не нужны! То есть, я специально подпалила, но не из-за денег, а наоборот, чтобы потерять что-то, и если мне возместят ущерб, то весь смысл пропадет, неужели вы не понимаете?! И я не сумасшедшая!
(В зал.) Это вы… если вы считаете, что это все к вам отношения не имеет, и что у вас все по-другому, и что вам никогда-никогда не захочется стать черным лебедем собственной жизни, значит… значит это вы сумасшедшие… СУМАСШЕДШИЕ!
(Убегает.)Судья нервно ходит взад-вперед по сцене. Его мантия развевается. Судья спускается в зал – оттуда смотрит на сцену. Там, у авансцены, стоят Домохозяйка, Охранник и Вдова. Они держатся за руки.СУДЬЯ (в зал). Я тут хотел спросить: как ваша мелодия? Та, главная. Заиграла сильнее? Тревожней? Но потом решил: не стоит. Вам и так неловко. Ведь, вроде, это вы меня тут судите… ну, хорошо, не судите, но… разбираетесь… а получается, что все неудобные вопросы задаю я вам, а не наоборот. Так ведь и мне их задавали! Тут такой неловкий момент: когда судишь, то и тебя судят. Пытаешься разобраться, а одновременно разбираются в тебе. Поэтому я и оправдал их – в надежде, что меня тоже оправдают. Конечно, иногда оправдать нельзя. Но ведь я не с мокрухой дело имею – так, гражданский суд. Мелкие случаи. Это так кажется. Поначалу. А за каждым случаем – жизнь. Мелодия. И если мелодия не простенькая, а сложная, и если за ней еще и гармония, если слышны шальные, неожиданные ноты и аккорды – нюансы, непредвиденные законом – а они почти всегда слышны… то я оправдываю. Ведь почти каждый случай – это тот самый «черный лебедь» – исключение из правил, то чего не ждешь…
Домохозяйка, Охранник и Вдова садятся на край сцены, вызывающе смотрят прямо в зрительный зал. СУДЬЯ. Я вам тут неправду сказал. Что не люблю свою работу. Из гордыни сказал, чтобы вы не подумали, что если меня уволят, то переживать буду. Поначалу не любил, конечно, да и сейчас многое напрягает. Но я любовь в этой нелюбви нахожу, в неудобстве. Потому что каждый раз когда вершу суд, я и себя осуждаю. Вот и сейчас: вы тут начитались доносов и пришли меня проверять… комиссия, высшее начальство… И я перед вами как на суде. Но и вы – передо мной. Не ожидали, но сейчас уже поняли, думаю. Но в первую очередь – я сам у себя на суде. Говорю и ловлю себя: где слукавил, где преувеличил, а где недоговорил. Поэтому и сознаюсь, что неправду сказал…Я люблю свою работу, потому что каждый мой суд – он и надо мной суд. Поэтому так чертовски приятно оправдывать: ведь и себя оправдываю! Если их, значит и себя! А когда каждый день себя судишь, и каждый день оправдываешь, то есть прощаешь, то мелодия не замолкает. Проверено. Если вы меня сейчас уволите, то это означает, что вы меня не оправдали. И вы, конечно, вправе это сделать, но подумайте: кто тогда оправдает вас? И простит? И оправдаете ли вы себя? Простите ли себя? Я уже почти все сказал. Можете не верить, но и у меня слова иногда кончаются. Да и вообще я считаю, что они часто лишние – слова. Поэтому и говорю так много – чтобы избавиться. Давайте сейчас такую вещь сделаем. Помолчим. Мы все помолчим, и вы постараетесь услышать свою музыку – ту, которая внутри, то есть главную историю. Просто прислушайтесь, и вы обязательно услышите. Я очень надеюсь, что услышите. А потом – решайте. Насчет меня, насчет себя – что хотите, то и решайте. Но сначала послушайте.
Судья стоит и молчит, опустив голову. Остальные все еще сидят на сцене, свесив ноги в зрительный зал, и молчат. Тишина. Медленно в этой тишине начинает зарождаться мелодия – очень красивая и пронзительная музыка – та мелодия, которую каждый хотел бы услышать внутри себя. ЗАНАВЕС_________________________________________
Об авторе:
КЕРЕН КЛИМОВСКИ Родилась в Москве в декабре 1985. В возрасте пяти лет с семьёй репатриировалась в Израиль. В 2008 закончила одновременно два факультета американского университета Браун: театральный и сравнительной литературы (английской, русской, французской). Училась у мастеров американской школы драматургии: Бонни Мецгар, Аиши Рахман и Полы Вогел.
Живет в Мальме (Швеция), в 2012 году – вместе с музыкантом, композитором и актером Элиасом Файнгершом – основала Театр КЕФ. Спектакли театра КЕФ играются на трех языках и завоевали множество наград и призов на театральных фестивалях в России, Европе, Америке и Азии. Пьеса «Дедушка» (в соавторстве с Марией Райс) поставлена как на шведском, так и на русском языках. Шведский спектакль театров КЕФ и ИнСайт по этой пьесе получил приз зрительских симпатий на фестивале «Встречи в России» Балтийского Дома (г. Санкт-Петербург, 2015 г.) В театре Балтийский Дом в Петербурге поставлен совместный спектакль по пьесе Климовски «Вдова, коротышка, тюлень и другие». Пьесы и «экспериментальные тексты для театра» поставлены в Швеции, России, Литве, Израиле и Украине, участвовали в читках, лабораториях и фестивалях («Большая перемена», «Текстура», и другие), а также были лауреатами фестивалей и конкурсов «Премьера», «Свободного Театра», «Баденвайлер», «Ремарка», «Маленькая ремарка», «РАМТ: в поисках новой пьесы» и других. В театре Сатирикон в июле 2019 года состоялась премьера пьесы «Мой папа – Питер Пэн». Второе место на конкурсе конкурсов «Кульминация» (2019) за пьесу «Мой папа – Питер Пэн». Соавтор сценария фильма «Репетиции» (реж. Оксана Карас, кинокомпания 2Д целлулоид) – 2013, лучший дебют на фестивале «Московская Премьера».
скачать dle 12.1
