Редактор: Ника Арника
(Монопьеса)
Место действия – кабина дальнобойной фуры. Она покачивается, шофера не видно, видно только сидящего рядом с ним пассажира.ПАССАЖИР. Сейчас уже не гоняют машины. Прошло время. Хорошее ли оно было, плохое ли – уже не поймешь: стерлись очертания. Мы их терли-терли, очертания эти, чтобы разглядеть получше, картинка чтоб почетче, и стерли нахрен. Теперь пока какое-нибудь «Намедни» не покажут – как мобильники выглядели, что ели – и не восстановишь жизнь. Собственную.
(Опускает окно, закуривает, с удивлением.) Что такое «Намедни»? Не смотрел что ли никогда? Ты даешь… Передача такая. В которой тебе рассказывают, как ты жил. Это тебе вместо памяти. Хотя бы в глобальном – не как ты лично жил, а как вся страна жила, куда шли, какой дорогой, чем закусывали по пути…
Я вот часто напрочь забываю, что со мной было. Особенно интересно бывает вспомнить, как Новый год провел. Прошлый еще, скажем, куда ни шло, помнишь, как провел и с кем. А три года назад? Четыре? Восемнадцать? Хотя… Надо ли это все помнить. Может, в нас как раз-таки антивирус зашит – мы не помним ничего, и это нас спасает. А помнили, может, уже сгорели бы, замкнуло бы наверняка, не в одном месте, так в другом.
Протягивает пачку невидимому водителю.Точно не будешь? Ну как знаешь… А иногда вдруг помнишь все от первого до последнего мгновения, хотя непонятно, зачем тебе это помнить. Лишняя вроде бы информация, ан нет, каждый цветок на газоне, каждую пуговицу на рубашке помнишь. Мне кажется, это от страха такое бывает. Я как раз тебе и начал про тот случай рассказывать, порядком уже лет прошло с тех пор. Я тогда только вуз закончил, в девяносто восьмом, пацан совсем, хоть и с дипломом. Как говорила Шапокляк: «Стой-постой, карман пустой». Вот я с этим пустым карманом и метнулся в Северную Германию за «гольфом», кажется, четвертым. Тогда модели у них под номерами шли. Четвертый новый был, хорошая машина, и гнал я ее под заказ.
Он вытаскивает еще сигарету из пачки, закуривает.Как я ее покупал, у кого, даже за сколько, все как в тумане, не поверишь. Так, в общих чертах что-то сохранилось в памяти. Даже не помню, какого цвета она была. То ли серая, то ли синяя. А может, даже и красная. Я потом несколько лет этим промышлял, тачек пять-шесть перегнал, и все цвета перемешались, как в радуге. Каждый охотник желает знать где сидит фазан. Помнишь? Нет? Ну ты даешь… В школе же учили, как цвета спектра запомнить, ну те, что в радуге. Хотя, может ты и прав, нахрен он сдался, этот спектр. Радуга прекрасна не спектром, а тем, что она есть, и тут же нет ее, она иллюзия, дымка, обман. Человек больше всего любит обман. Литературу, кино, цирк на худой конец. Вот ты, любишь цирк?
Удовлетворенно кивает головой.И я люблю. Клоунов, львов всяких. В львах плохо только, что их сеткой затягивают, и видно плохо… О чем это я?
(После паузы.) Да, спасибо, в общем, пускай будет красный, первая машина, первая буква в считалке. В какой считалке?.. Да неважно…
(После паузы.) Эту я тоже помню, конечно, эни бени рики таки... А дальше что там? Дальше помнишь?
(Внимательно слушает, повторяет.)Турба, урба, синтибряки,
Эус, бэус, краснобэус, Бац!
Смеется.В детстве странным не казалось, а теперь думаешь, что за синтибряки такие… А в детстве рукомойник гуляет по дому – нормально, крокодил солнце сожрал, потом выплюнул – годится!
В общем, выехал я из немецкого такого города, Киль называется, днем, на купленной этом «гольфе», который надо гнать в Питер, и гоню, раз надо, сначала днем, потом ночью. Паром у меня утром рано в Турку отходит. Около восьми. Обычно все из Стокгольма в Хельсинки переправляются на ночном, но у меня-то студенческие гроши в кармане, хорошо – девушка посоветовала на кассе, когда билет брал, берите, говорит, на дневной до Турку, там за каюту платить не надо, только за место для машины. Я подумал, и правда, перекантуюсь уж как-нибудь несколько часов, не сахарный, посплю в каком-нибудь кресле… В общем, ехал всю ночь, один раз только на заправке остановился, кофе выпил и с собой взял, потому что глаза уже сами закрывались. Хорошо, июнь месяц, в Скандинавии светлеет рано, как у нас в Питере, так что хоть это… И все равно вымотался к утру настолько, что в Стокгольме на подъезде к парому свернул не туда.
Он поднимает стекло, несколько секунд сидит, не зная, куда деть пачку, потом не зная, куда деть руки. В итоге опускает его снова, и снова закуривает.Сейчас навигаторы, включил и доехал. А тогда все по карте да по указателям. А указатели – штука ненадежная, сегодня одни висят, завтра другие. Понадеялся на маршрут одного знакомого, он у меня распечатан был, и свернул где-то не в ту сторону. А Стокгольм в этом смысле гибельное место, какое-то заколдованное. Один раз ошибся, и клубочек, что перед тобой катился, и вовсе пропадает.
Видимо, начинается ветер, он ежится, достает из рюкзака свитер и хочет надеть, но мешает сигарета, поэтому он продолжает курить, со свитером в руках.Оказался я в совершенно не той части порта, которая была мне нужна. Баржи, доки, пакгаузы какие-то, мешки навалены, строительные блоки лежат. И никого. Ни одной живой души. Мне не по себе, и разворота нет, я все дальше забираюсь в эту заколдованность. Сперва подумал, надо найти людей, спросить, как проехать к парому. Но время шло, а людей не было, оно и понятно, половина пятого утра. Мне уже стало казаться, что я никогда отсюда не выберусь, кафкианский мир, без входа и выхода. Еду и думаю, как я здесь оказался…
Докуривает, выбрасывает окурок в окно и, наконец, натягивает свитер.И тут они стоят. Шесть человек. С бородами, как в американских боевиках. Или в новостях. Что-то обсуждают. Точнее, обсуждали, потому что, увидев меня, насторожились, все двенадцать глаз в мою сторону. Ну, думаю, заехал в разборку. Сейчас меня тут грохнут, тело – в трюм, а потом в море выкинут где-нибудь ночью.
Вот-вот, ты говоришь, жуть. Это сейчас. А тогда вообще ночной кошмар был. Я думал, мне это снится. И деваться некуда, я в них фактически уперся. Вылез из машины, подхожу, спрашиваю, как в ту часть порта вернуться, откуда паром отходит. Присматриваюсь к ним, пытаясь понять, на всякий случай, что за ребята такие. По виду, хорваты или сербы. Пятеро сразу теряют ко мне интерес, шестой с готовностью объясняет, где развернуться и куда потом. До сих пор помню почти слово в слово. Удивительное дело: голова как в тумане, а память вдруг включилась на запись, как магнитофон. Два раза он мне повторил, как проехать. Наверное, вид у меня был рассеянный. Попрощались, иду к машине, но не верю в глубине души, что смогу вырваться. Потому что ощущение зачарованности, понимаешь? Как в детских сказках, когда оказываешься в волшебном лесу.
Убирает пачку в рюкзак, достает оттуда яблоко.Хочешь? Нет? Ладно…
Начинает грызть, продолжая рассказывать в промежутках.Уже сел, собираюсь ключ вставить в зажигание, и тут оклик. Сразу понимаю, что меня окликают. Ждал же и вот дождался. Тот, что дорогу объяснял, идет к машине, рукой машет, чтобы я не уезжал. Я успел подумать, что решили все-таки грохнуть и в трюм. Наверное, им моя история про паром не показалась убедительной.
Он подошел и спросил, тороплюсь ли я. Я сказал, что пара часов у меня есть, но это на все: найти дорогу и заехать на паром. Он мне сказал идти за ним. У него брат ехал тем же паромом и мог меня проводить. Поедешь за его фургоном, он тебя провезет через порт, так он мне сказал. Я промямлил, что на самом деле не проблема, что я доберусь, дорогу теперь знаю, но видно было, что долгая дискуссия не предполагается и он начинает мрачнеть.
Откусывает яблоко.Мы дошли до какой-то постройки, напоминающей советские торговые центры с обратной стороны, помнишь, где еще бутылки принимали и всякие алкаши стояли группками? Не помнишь? Тебе сколько лет-то? Двадцать четыре? Ничего себе… Молодой совсем. Или я уже незаметно сделался старым… Мне вынесли стол пластмассовый, стул. Как в дешевых кафе. Чайничек с чаем, чашку, сахар. Все это, не спрашивая, буду ли я, хочу ли. Мой новый знакомый кивнул мне на стул и чай, сказал подождать, его брат скоро появится, ему фургон загружают. Он к тебе подойдет. Его зовут Дарис. На полпути к двери обернулся и добавил, что он Харун. Они боснийцы, и у них в Турку фруктово-овощная лавка.
Дарис подошел почти через час. Я уже смотрел на часы каждые десять секунд, думая, что если не сбежать отсюда прямо сейчас, то я не доберусь до парома вовремя. Неизвестно, что за дорогу объяснил мне Харун и Харун ли он вообще… И тут он появился. Копия своего брата. Я только по одежде понял, что это он: навряд ли Харун стал бы переодеваться в шесть утра. Да, было уже шесть…
И тут он спросил меня, люблю ли я клубнику. Я кивнул, и его лицо сразу просветлело, как будто я сказал ему что-то приятное. Возьмешь с собой немного. Я попытался объяснить, что мне не довезти, целый день плыть до Турку, потом ночь гнать машину в Питер. Он махнул рукой, что, дескать, пустяки и сказал ждать. Самая вкусная клубника, сказал он. Ты такой никогда не ел.
Догрызает яблоко, выбрасывает в окно.Он пропал опять чуть ли не на полчаса. Веришь, не веришь, мне казалось, я сейчас сойду с ума. Это уже был даже не страх, и тем более не страх опоздать… Я боялся этой странной заколдованности. И в ту секунду, когда я встал, чтобы идти к машине, а дальше будь что будет, он появился с тремя ящиками клубники. Там было, наверное, килограммов тридцать, может, сорок. Он был крепкий парень, но было видно, что тащит он их не без усилий. Мы загрузили ящики в машину, и я сказал ему все как есть: что у меня нет денег, что я все потратил на покупку «гольфа», чтобы перегнать его и что-то заработать. Он смотрел с недоумением, потом спросил, кто подходил ко мне и требовал денег за клубнику. Я сказал, что никто. Тогда зачем я его обижаю, поинтересовался он. И мы поехали.
Он вывез меня из порта довольно быстро, но многие уже загрузились на паром до нас, и я, пробежав по всем палубам, выяснил, что не осталось ни одного свободного места. Только столики в кафе. Это было ужасно, потому что, когда чувство опасности исчезло, я сразу обмяк и понял, что силы закончились. Совсем. Я не спал почти сутки и теперь был готов лечь на пол, как бомж. Пусть вызывают охрану, полицию, кого хотят… Я пересчитал мелочь, оставшуюся после заправки. Хватало на одну чашку кофе. Последнюю до Питера. Я сел за столик и стал цедить ее малюсенькими глотками, с тоской наблюдая за тем, как кофе остается все меньше…
Он подошел сзади и хлопнул меня по плечу, как старого знакомого. Как мои дела? Я рассказал ему про чашку кофе, про сутки без сна, про то, что здесь негде лечь. Мне уже было все равно. Мне кажется, я даже не отдавал себе отчета, кому я это рассказываю, а главное – зачем. Он рассмеялся и повел меня за собой. У него была каюта на четверых, забронирована на весь год, потому что он постоянно возил фрукты в Турку. Он плавал чаще один, иногда с сестрой, как сегодня. Она живет в Хельсинки и приезжает навещать родителей. Он сказал выбрать любую койку. Я лег, и, уже погружаясь в сон, увидел, как в каюту вошла девушка удивительной красоты. И знаешь, я вдруг почувствовал, что весь этот утренний морок – он был от нее. Она была его центром. От нее исходила та зачарованность, которую я ощущал в порту. Я моментально влюбился, но вынырнуть из сна уже не мог. Последней моей мыслью было познакомиться с ней, когда проснусь через пару часиков. Я подумал, что возьму у нее адрес, и мы обязательно встретимся в Хельсинки.
Когда я проснулся, в каюте никого не было, по палубам бегали люди, вытаскивали чемоданы. Меня пронзила мысль, что эти боснийские ребята, должно быть, все-таки мошенники, и ключи от машины, наверное, уже тю-тю, как и сама машина. Я метнулся к куртке, ключи лежали в кармане. Мне стало стыдно. Я умылся, захлопнул дверь каюты и пошел за машиной. В ней потом еще несколько недель пахло клубникой. Я и теперь помню этот запах.
Почему я не пытался ее найти? Да, ты и правда еще совсем молод.
Смеется.Я же сказал тебе, у этого мира нет ни входа, ни выхода. Туда нельзя прийти самому. Там можно только оказаться.
Да. Я бы хотел.
КОНЕЦ
_________________________________________
Об авторе:
ЕГОР ФЕТИСОВРодился в 1977 году в Санкт-Петербурге. Печатался в журналах «Новый мир», «Арион», «Октябрь», «Урал», «Волга», «Нева», «Homo Legens», «Новый Берег», Лиterraтура и др. Дипломант Международного Волошинского конкурса в номинации короткого рассказа (2018). Финалист Международного литературного конкурса им. К. Паустовского (2017). Автор книги стихов «Лишь часть завета из ниоткуда...» (СПб, 2012), романов «Пас в пустоту» (СПб, 2014) и «Ковчег» («Время», 2018, лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Ясная Поляна»). Переводчик. Редактор литературного журнала «Новый Берег» (Копенгаген).
скачать dle 12.1
