(пьеса в двух действиях)
Действующие лица:ТОНЬКА – воровка, аферистка, 25 лет
МИША – вор, 25 лет
САША – вор, 25 лет
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ – фальшивомонетчик, 65 лет
АННА СЕРГЕЕВНА – вдова ювелира, 50 лет
АНДРЕЙ – скульптор, 35 лет
НАТАЛЬЯ – аспирантка, 25 лет
ПЕРВЫЙ ВРАЧВТОРОЙ ВРАЧ ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕСцена перваяЛестничная площадка обычного дома. Посредине лифт. Левая и правая кулисы – входные двери квартир. Одна из них принадлежит Максиму Петровичу.Вечер. Шум подымающегося лифта. Двери открываются, и мы видим, как Миша и Саша выносят из него связанную девушку с кляпом во рту – Тоньку. Кладут ее у двери Максима Петровича. Девушка весьма привлекательна, одета в полупрозрачное платье, через плечо перекинута сумочка золотого цвета. САША. Порядок.
МИША. Тяжеленная, блин. Беременная она, что ли?
САША. Неудачная шутка.
МИША. А что я такого сказал? Как будто ты с ней не…
САША (перебивая). Ладно, пошли.
Миша звонит в дверь, парни скрываются в лифте. Свет на мгновение гаснет. Когда зажигается вновь, у двери квартиры стоит Максим Петрович в халате. Он крайне удивлен, возбужден, нервничает, и не знает, как себя вести. МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Ох… Ах… Как же это… Что же это…
(Ходит кругами, боится прикоснуться). Мама дорогая!
(Хватается за сердце.) Что делать-то? Куда звонить? В скорую? В полицию?
(Пугается собственных слов.) Ой, нет, не надо в полицию…
(Хочет похлопать Тоньку по щекам, но быстро отдергивает руку.) Главное руками ничего не трогать, а то ведь отпечатки пальцев останутся. Потом поди, докажи… Нет, ну это ж надо, а! Только сейчас по телевизору труп молодой женщины показали. И тут – здрасьте тебе! Вот, что значит дверь без домофона! Третий день починить не могут!
Тонька открывает глаза, мычит.МАКСИМ ПЕТРОВИЧ (отшатнувшись). Ой! Вы живая? Какое счастье, слава богу! Я уж подумал, что вы… того… Вы говорить можете?
Тонька мычит.МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Ах, да! Сейчас, сейчас…
(Вытаскивает кляп.)ТОНЬКА. Воды… Дайте воды…
Максим Петрович убегает, возвращается с кружкой. Тонька жадно пьет.ТОНЬКА. Спасибо!
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ (жестикулируя). Надо вас как-то… разрезать… Э… развязать… Вам же, наверное, холодно… в одних веревках…
ТОНЬКА. Очень! Мне очень холодно и очень мерзко. А главное – стыдно.
Максим Петрович убегает, возвращается с ножницами. Перерезает веревки, освобождает Тоньку.МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Ну, вот… Готово!
ТОНЬКА (выпутываясь). Огромное вам спасибо! Апчхи!
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Будьте здоровы! Все-таки простудились, пока на полу лежали?
ТОНЬКА. Нет, это я раньше, когда холодильник размораживала.
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Как вы неосторожны…
(пауза). Ну, а это?
(Показывает на веревки). Вы знаете, кто вас так не любит?
ТОНЬКА. Знаю. Конкуренты.
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Кто?!
ТОНЬКА. Долго объяснять.
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Понимаю…
ТОНЬКА. Боюсь, что нет.
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Вам угрожают?
ТОНЬКА. Мне? Ну что вы!
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Может, это какой-то намек?
ТОНЬКА. Не гадайте. Все нормально. Вы не могли бы пустить меня в квартиру? Мне надо привести себя в порядок, помыть лицо, руки… Да и согреться хочется…
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. В квартиру?
(Пауза.) А вас точно не захотят…
ТОНЬКА. Что? Убить?
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Боже сохрани! Найти и… снова связать, например?
ТОНЬКА. Нет, можете не волноваться. Все под контролем.
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Вообще-то, я никого к себе не зову… Почти никого. Ну, раз такая история… входите…
Тонька и Максим Петрович заходят в квартиру, свет гаснет. Сцена втораяКвартира Максима Петровича. Довольно уютная комната старого холостяка. Помимо стандартного набора мебели (стол, стул, кресло, сервант, книжный шкаф), мы видим стену, сплошь увешанную орденами и медалями. Возле некоторых орденов висят удостоверения. Наш хозяин – человек крайне педантичный, все вещи в его доме лежат строго на своих местах.МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Что ж – в дом вы вошли, а я даже не знаю вашего имени…
ТОНЬКА. Зовите меня Софья Ивановна.
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Как?!
(Смеется.) Боже, какая Ивановна?! Вы же почти дитя! Небось, школу только-только закончили? Я буду звать вас Соня. Можно?
ТОНЬКА. Можно. А вас как величать?
(Подходит к стене с орденами.) Максим Петрович?
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Совершенно верно.
(Достает из шкафа полотенце.) Ванна справа. Мыло только жидкое. Полотенце лучше повесить на крючок, потому что с батареи оно может упасть на пол. И не забудьте погасить свет, когда умоетесь.
ТОНЬКА. Такое исчерпывающее напутствие… Я бы даже сказала – путеводитель для принимающих душ.
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. А вы хотите в душ?
ТОНЬКА. Честно – не отказалась бы.
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Боюсь, не получится. Сегодня там что-то булькнуло и отвалилось. Я вызвал сантехника.
ТОНЬКА. А… так сейчас придет сантехник?
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. К сожалению, только завтра.
ТОНЬКА. Ясно.
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Но если вам так необходимо помыться целиком, если больше негде, я могу…
ТОНЬКА (игриво). Что? Полить мне из ковшика?
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ (краснея). Ну, что вы… Вызвать мастера за деньги, и он прибежит через полчаса…
ТОНЬКА. Нет, нет! Не нужно. Я обойдусь. Правда. Большое спасибо. Я скоро вернусь.
Тонька исчезает. Максим Петрович некоторое время ходит по комнате, по-прежнему не зная, как себя вести: поочередно садится то в кресло, то на стул. Наконец решается на маленький праздник – достает из серванта парадную скатерть, вино, два бокала, коробку конфет. Сервирует стол, обходя его несколько раз со всех сторон. Появляется Тонька.ТОНЬКА. О, у нас будет пир? Какая интересная скатерть!
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Нравится? У вас хороший вкус. Она вышита золотыми нитками, я купил ее на одном аукционе. Даже не буду называть цену. Чтобы вас не смущать.
(Разливает вино.)ТОНЬКА. А вот это жаль!
(Смеется.) Очень интересно!
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ (поднимая бокал). Ну что, за вас, милая Соня!
ТОНЬКА. Давайте лучше за нас. И за ваш прекрасный дом!
(Выпивает.)МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. «За нас» обычно пьют близкие люди. Ну, или когда есть надежда на продолжение знакомства…
ТОНЬКА. А вы не верите в продолжение?
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Даже не знаю. Все так внезапно…
(Выпивает.)ТОНЬКА. А ваша жизнь, конечно, строго регламентирована? В ней все предусмотрено, и совсем не бывает приключений?
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Да как вам сказать… В последние годы моя жизнь достаточно предсказуема. Хотя… случаются варианты.
ТОНЬКА. Вот и у меня случаются.
(Пауза.) Вы все еще боитесь моих веревок?
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Уже нет.
ТОНЬКА. Вам не стоит меня опасаться. Я всего лишь секретарша. Работаю в туристической фирме. С девяти до шести. Но иногда приходится оставаться допоздна. Я очень устаю и давно уже забыла про личную жизнь. Мой начальник – абсолютный тиран. Идиот и самодур. Человек, который выносит мозг одним своим взглядом. Он не претендует на чье-либо тело, но душу выворачивает наизнанку. Орет, даже если дырокол лежит ни справа, а слева от меня. Эти бесконечные придирки убили уже половину коллектива. Однажды я не выдержала и в знак протеста примотала его автомобиль пищевой пленкой к фонарному столбу. Пару дней он соображал, кто это мог сделать. Потом догадался отсмотреть камеру видеонаблюдения. Естественно, пришел в ярость и решил мне отомстить.
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Ничего себе! Так это у вас производственная драма.
ТОНЬКА. Скорее травма.
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. А вы что-то говорили про конкурентов.
ТОНЬКА. Говорила. Он нанял охранников соседней турфирмы, они связали меня и подкинули под вашу дверь. Собственно, им было все равно, куда меня кидать. Спасибо, что не в речку.
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Вы отважная девушка. Но как же вы теперь явитесь на работу?
ТОНЬКА. Обыкновенно. Мы с начальником квиты, я думаю.
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. А вы не хотите уволиться? Вдруг ваш начальник еще что-нибудь придумает?
ТОНЬКА. Пока мне платят хорошую зарплату – не хочу. Турфирмы закрываются, работа на дороге не валяется…
(Подходит к стене с медалями, внимательно рассматривает.) Это все ваше?
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ (не без гордости). Это все мое.
ТОНЬКА. Надо же! «Генерал-аншефу Гл
адкому за особые заслуги пред отечеством в день 60-летия».
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Гладк
ому.
ТОНЬКА. Ой, простите, пожалуйста. А орден Ушакова I степени вы в каком году получили?
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Там же написано.
ТОНЬКА. Действительно… Вы служили на флоте?
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Хм… Это долгая история. Я служил на секретном морском объекте.
ТОНЬКА. Понятно… Орден Трудового Красного Знамени, медаль «Участник событий в Чехословакии», орден «За помощь Осетии», орден «За веру и верность», медаль «За исполнение служебного долга за пределами отечества»… С ума сойти! У вас богатая биография.
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Да, я много повидал… А вы разбираетесь в орденах?
ТОНЬКА. Нет, абсолютно не разбираюсь.
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ (с подозрением). Но при этом вы знаете, что орден Ушакова вручают за морские победы.
ТОНЬКА. Я просто предположила. Раз он был адмиралом. Ушаков.
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Значит, интуиция.
ТОНЬКА. Ага. И сейчас она подсказывает, что надо выпить.
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ (наливает себе и Тоньке). И все-таки, теперь только за вас! За вашу красоту, грацию. За ваше будущее! Кто знает – может скоро вы займете место вашего начальника. А что, у вас есть главное – терпение. Терпение кошки, караулящей мышь.
(Смеется.)ТОНЬКА (чокаясь). Максим Петрович, ну, какой из меня начальник? Спасибо, конечно, за вашу поддержку. Но… Я слишком ранима для такой работы. Я робкая, стеснительная, а там надо быть жесткой, иногда бескомпромиссной.
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Но вы – человек креативный, как теперь говорят.
ТОНЬКА. Я – человек легкомысленный.
(Достает из сумки косметичку, из косметички – лампочку. Запихивает лампочку себе в рот.)МАКСИМ ПЕТРОВИЧ (в крайнем обалдении). Это вы зачем так делаете?!
ТОНЬКА (извлекая лампочку изо рта). Это я когда сильно волнуюсь…
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. И что – помогает?
ТОНЬКА. Ну да. Надо же как-то разряжаться. Я не курю, наркотики не употребляю, четки не перебираю, пью мало…
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. А вы когда-нибудь видели себя с этой лампочкой во рту? В зеркале?
ТОНЬКА. Конечно.
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Выглядит весьма… своеобразно.
ТОНЬКА. Правда?
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Впрочем, я не знаю. Теперешняя молодежь такая непредсказуемая, с таким вызовом…
ТОНЬКА. Это вам только кажется. Вспомните себя в двадцать лет.
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ (улыбаясь). Ну, вы сравнили… Мы как-то поспокойнее были.
ТОНЬКА. Ой, так я и поверила!
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Да. Занимались наукой, строили БАМ, верили в идеи коммунизма, кстати сказать.
ТОНЬКА. А в свободное время торчали в библиотеках?
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Ну почему? Ходили в кино, на танцы… Знаете, как раньше танцпол назывался?
ТОНЬКА. Не знаю.
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Танцплощадка.
ТОНЬКА. Что вы говорите?
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Представьте себе! На сцене выступали разные ВИА: «Пламя», «Самоцветы», а мы под них… ох, как отплясывали!
(Напевает, пританцовывая.) «Мой адрес – не дом и не улица, мой адрес – Советский Союз». И откровенно говоря, если уж совсем начистоту… мы тогда тоже давали жару!
ТОНЬКА. Отжигали, значит.
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ (приободряясь). Точно! Да мы и сейчас еще пошумим! Представляете, тут один мой сокурсник женился на вашей ровеснице!
ТОНЬКА. Ничего себе! Вот видите – ваше поколение еще ого-го!
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ (раскрепостившись). Конечно! Мы же это… основоположники сексуальной революции! И знаете, эта ваша лампочка… вполне себе модерново смотрится!
ТОНЬКА. Ну еще бы! Надеюсь, я не слишком утомляю вас?
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Напротив! Мне с вами все интереснее. Вы такая современная, такая яркая…
ТОНЬКА. А хотите попробовать?
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Что?
ТОНЬКА. Лампочку.
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ (смеется). Я?!
ТОНЬКА. Ну да. Боитесь?
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Ничего я не боюсь.
ТОНЬКА. Наверное, стесняетесь. Думаете – я такой заслуженный человек, с кучей медалей… Как я буду смотреться…
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Я так не думаю.
Тонька лезет в сумку, достает еще одну лампочку.МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. А зачем вторая?
ТОНЬКА. Ничто так не сближает людей, как совместное занятие идиотизмом. Я тоже хочу лампочку.
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Вы о лампочке говорите, как о героине.
ТОНЬКА. Это круче, чем героин. Вам понравится. А кроме того, мы сделаем селфи.
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ. Ну, если… селфи… Ладно, давайте. Вдруг и вправду лампочка бодрит?
(Берет лампочку, запихивает себе в рот.)Тонька тоже пихает лампочку в рот, достает айфон. Обнимает Максима Петровича, делает несколько снимков. Достает лампочку.ТОНЬКА. Вау! Смотрите, какие мы с вами классные!
Максим Петрович пытается вытащить лампочку – ничего не получается. Его глаза округляются, он мычит, трясет головой.ТОНЬКА. Что с вами?! Лампочка не вытаскивается? А! Какой ужас! Так, только без паники. Надо сесть.
Тонька подводит Максима Петровича к стулу, сажает.ТОНЬКА. Расслабьтесь. Не делайте резких движений. А теперь попробуйте аккуратно вывернуть лампочку против часовой стрелки.
Максим Петрович пытается следовать инструкции. Безрезультатно.ТОНЬКА. Ничего страшного. Я сама попытаюсь ее вытащить. Мне нужен чистый носовой платок, два шнурка и отвертка.
Максим Петрович покрывается испариной, из глаз его катятся слезы. Он отрицательно мотает головой.ТОНЬКА. Только не сжимайте челюсти, я вас умоляю! Если лампочка лопнет, у вас во рту окажутся мелкие осколки!
Максим Петрович бледнеет, встает, пересаживается в кресло, мычит, жестикулирует, рисует в воздухе «03».ТОНЬКА. Конечно, конечно, успокойтесь. Я не буду ее вытаскивать. Я звоню в скорую.
(Набирает номер.) Алло, скорая? Срочный вызов! Мужчине плохо! Адрес?
(Максиму Петровичу.) Какой адрес?
(Достает из сумки блокнот и ручку, Максим Петрович пишет.) Караванная, 20, квартира 5. Быстрее, пожалуйста!
Свет гаснет. Затем зажигается на пять секунд. Мы видим Максима Петровича и Тоньку в другой мезансцене. Так – несколько раз, чтобы показать ожидание. Наконец раздается звонок в дверь, Тонька бежит открывать. На пороге стоят врачи скорой помощи.ПЕРВЫЙ ВРАЧ. Где больной?
ТОНЬКА. В кресле.
ВТОРОЙ ВРАЧ. Так. И снова лампочка. Третий вызов за неделю. Эпидемия наверное.
ПЕРВЫЙ ВРАЧ. Не иначе.
(Тоньке.) Как же его угораздило?
ТОНЬКА. Совершенно случайно. Менял в кухне лампочку, и вот… такая незадача.
ВТОРОЙ ВРАЧ. А карманами он не пробовал пользоваться?
ТОНЬКА. К сожалению, я не видела, как это случилось. Если бы я стояла рядом, я бы, конечно, подсказала… Вы ему поможете?
ПЕРВЫЙ ВРАЧ. Разумеется. Но только не здесь, в больнице. Сделаем инъекцию «Реланиума», снимем напряжение мышц и вытащим. Не переживайте.
ВТОРОЙ ВРАЧ (Тоньке). Вы родственница?
ТОНЬКА (тихо). Да.
ВТОРОЙ ВРАЧ. Тогда распишитесь.
Тонька расписывается в тетради, врачи берут Максима Петровича под руки, выводят из квартиры. Напоследок Максим Петрович хочет что-то сказать – мычит в сторону врачей. Тонька остается одна. ТОНЬКА (радостно). Йес!
(набирает номер телефона). Мишань, привет! Ну, что, поднимайтесь, все чисто.
Раздается звонок в дверь. Входят Миша и Саша.МИША. Сработало?
ТОНЬКА (смеется). Еще как! Клиент позабыл обо всем на свете. Глянь!
(Достает айфон, показывает фото.)МИША. Ха-ха! Ну вы красавчики! Я умираю! А глазища-то какие! Ржунимагу!
САША (открывая сервант). Вы тут не очень-то веселитесь. Больничка рядом, скоро клиент появится.
МИША. Точно. Хорош трепаться, пошли работать.
САША. Будем брать все. Учитывая, что половина бабла все равно окажется липой.
(Протягивая Мише купюру.) Можешь отличить фейк от настоящих?
МИША. Легко! Дома займусь.
ТОНЬКА. А мы и фальшивкам найдем применение. У Максима Петровича эти фантики сработаны не хуже, чем у Монетного двора.
САША (Тоньке, показывая на медали). Это все он?
ТОНЬКА. Ага, как же! Особенно орден Ушакова. Последний раз его вручали в 1968 году, когда Максим Петрович школу заканчивал.
САША. Да, сильно!
(Смеется.) А дяденька с фантазией! Тонь, тебе такие нравятся!
ТОНЬКА. Иди ты на фиг!
Звучит музыка. Компания начинает рыться в вещах Максима Петровича. Кто-то находит деньги, кто-то монеты… Тонька снимает со стены ордена и медали, укладывает в свою сумку. Потом убирает со стола вино, аккуратно сворачивает скатерть, кладет в пакет. Затемнение. Сцена третьяЛестничная площадка обычного дома. Посредине лифт. Левая и правая кулисы – входные двери квартир. Одна из них принадлежит Анне Сергеевне. Утро. Шум подымающегося лифта. Двери открываются, и мы видим знакомую компанию – Тоньку, Мишу и Сашу. На Тоньке строгий деловой костюм, через плечо перекинута все та же золотая сумочка. Девушка покидает лифт первой, за ней следуют Миша и Саша.САША (догоняя Тоньку, кричит). Антонина! Тоня!
ТОНЬКА (оборачиваясь, с явной неохотой). Что? Что ты орешь?
САША. Тоня, послушай, мы очень рискуем.
ТОНЬКА. Опять?
САША. Ты представляешь что будет, если эта девица припрется раньше двенадцати? Она пришла, а там уже ты!
ТОНЬКА. Не припрется.
САША. Откуда такая уверенность?
ТОНЬКА. Если она попытается войти в подъезд, вы ее задержите. Ты ведь знаешь ее в лицо?
САША. Бред! Как? Как мы ее задержим?
ТОНЬКА. Понятия не имею. Придумай что-нибудь. Ты ведь у нас начальство.
САША (Мише). Она сдурела! Ну скажи ей!
МИША. Мне кажется, игра стоит свеч.
САША. Да вы оба рехнулись!
МИША (Тоньке). Короче, сейчас 11.35, встреча назначена на 12.00. У тебя есть 20 минут. Включай институтку и топай. Очки не забудь.
САША. Офигеть! Вы все уже решили, да?
ТОНЬКА. У меня нет времени на твою рефлексию. Я пошла.
САША. Не ходи.
ТОНЬКА. Саша, ты теряешь самообладание. Ты опять принимаешь антидепрессанты?
МИША (Тоньке). Давай потом, ладно?
Тонька достает из сумки очки, надевает. Подходит к двери Анны Сергеевны. Ждет, когда Миша и Саша войдут в лифт, потом звонит в дверь. ГОЛОС АННЫ СЕРГЕЕВНЫ. Кто там?
ТОНЬКА. Это Наталья, аспирантка. Я от Ивана Ивановича.
АННА СЕРГЕЕВНА (открывая дверь). Да, да! Я жду вас, входите!
Сцена четвертаяКомната Анны Сергеевны. Старинная мебель, рояль, на стенах картины художников объединения «Мир искусства». Несмотря на утренний час, сама хозяйка одета в вечернее платье, пальцы ее унизаны кольцами. АННА СЕРГЕЕВНА. Чай, кофе, сок? Крепкие напитки не предлагаю, еще слишком рано.
ТОНЬКА. Чай. Если можно.
АННА СЕРГЕЕВНА (наливает чай). У меня зеленый, вы не против? Попробуйте печенье. Это финское. Очень вкусное, тает во рту.
ТОНЬКА. Спасибо!
(Пьет чай с печеньем.) М-м-м! Божественно!
АННА СЕРГЕЕВНА. Я покупаю только финские товары. От зубной щетки до колбасы. Они экологически чистые и без ГМО.
ТОНЬКА. Это правильно. Я тоже доверяю финнам. Кстати, буквально вчера я вернулась из Тампере. Была на стажировке в местном университете.
АННА СЕРГЕЕВНА. Какая вы умница! Иван Иванович говорил, что вы пишите какую-то очень интересную диссертацию по психологии?
ТОНЬКА. Да, пишу. «Историческая память в контексте субъективной картины жизненного пути личности».
АННА СЕРГЕЕВНА. Любопытно… И какие же задачи вы ставите?
ТОНЬКА. О, их много! Например, провести сравнительный анализ исторической памяти у людей разного пола, возраста, образования. Потом проанализировать взаимосвязь исторической памяти с субъективной картиной жизненного пути личности… В общем, список объемный.
АННА СЕРГЕЕВНА. Понятно… И когда же защита?
ТОНЬКА. Через полтора года. Но я так увлечена работой – думаю, они пролетят очень быстро.
АННА СЕРГЕЕВНА. И чем же вы займетесь после окончания аспирантуры?
ТОНЬКА. Буду преподавать. Впрочем, я уже читаю лекции первому курсу.
АННА СЕРГЕЕВНА. Надо же! Такая молоденькая девочка, и уже педагог. Простите за нескромный вопрос: вы замужем?
ТОНЬКА. Пока нет.
(Пауза.) Анна Сергеевна, у меня не так много времени…
АННА СЕРГЕЕВНА. Да, да, конечно, я понимаю…
(Встает, начинает ходить по комнате.) Откровенно говоря, я никогда не давала… взятку… Я просто не умею… Все дела нашей семьи вел мой покойный муж.
ТОНЬКА. Анна Сергеевна, ну какая взятка! Вознаграждение. Вы благодарите Ивана Ивановича за то, что ваш сын будет учиться в нашем институте.
АННА СЕРГЕЕВНА. Вы правы. Я буду расценивать это, как гонорар. Петенька очень способный мальчик, особенно к психологии, но у вас такой конкурс… Я слышала, кое-кто из родителей дарит ректору машину!
ТОНЬКА. Ну это миф.
АННА СЕРГЕЕВНА. А еще я слышала, что недавно в Москве одну даму задержали с поличным, когда она передавала… вознаграждение в деканат!
ТОНЬКА. Что вы говорите?
АННА СЕРГЕЕВНА. Представьте себе! И декана арестовали.
ТОНЬКА. Как неосторожно… Вот поэтому Иван Иванович и прислал меня к вам домой. Здесь нет камер видеонаблюдения.
АННА СЕРГЕЕВНА. Да, да, он мне все объяснил… Какой все-таки дальновидный человек!
ТОНЬКА. Профессор. Скоро академиком станет!
АННА СЕРГЕЕВНА. Наташа, скажите честно: а вы так же поступали в институт?
ТОНЬКА. Конечно. Так делает половина абитуриентов.
АННА СЕРГЕЕВНА (тихо). Но это же… уголовно наказуемо.
ТОНЬКА. Это ложь во имя добра, Анна Сергеевна. Вы же не хотите, чтобы ваш сын провалил экзамены, и вместо института пошел на завод? Или того хуже – на улицу? Теперь очень трудное время. Кругом полно алкоголиков, наркоманов, да и просто неудачников. Я, как психолог, знаю абсолютно точно: чем выше уровень образования личности, тем больше у человека шансов устоять в этом мире. Ведь если человек при деле, если он получает высшее образование – согласитесь, у него нет времени на глупости. Его место в библиотеке, а не в пивной.
АННА СЕРГЕЕВНА. Я полностью согласна! Вы удивительно точно расставляете акценты. Сразу видно – аспирантка!
(Встает, подходит к роялю, открывает крышку, вынимает пухлый конверт.) Возьмите. Тут ровно 500 тысяч, как договаривались с Иваном Ивановичем.
ТОНЬКА. Я все же пересчитаю, с вашего позволения… Ведь я всего лишь курьер. Я должна передать Ивану Ивановичу все до копейки.
АННА СЕРГЕЕВНА. Пожалуйста, пожалуйста! Считайте!
Тонька пересчитывает деньги, Анна Сергеевна продолжает пить чай.ТОНЬКА. Все в порядке!
(Убирает конверт в сумку.)АННА СЕРГЕЕВНА. У меня, как в аптеке. Покойный муж приучил меня быть внимательной и предельно точной.
ТОНЬКА. Это хорошие качества. Жаль, не все ими обладают.
(Пауза.) А давно умер ваш муж, Анна Сергеевна?
АННА СЕРГЕЕВНА. Пять лет назад.
(Пауза.) Несчастный случай.
ТОНЬКА. На производстве?
АННА СЕРГЕЕВНА. Нет. Представьте себе, на улице. Его машина сбила.
ТОНЬКА. Какая нелепая смерть…
АННА СЕРГЕЕВНА. Не говорите… А, главное, никто за это не ответил. Никого не нашли.
ТОНЬКА. Обидно. А чем он занимался?
АННА СЕРГЕЕВНА. Он был ювелиром. Прекрасным мастером своего дела. У него был непревзойденный вкус и талант. Вот эта коллекция картин – его.
ТОНЬКА. Да, я уже обратила внимание. «Мирискуссники»?
АННА СЕРГЕЕВНА. Совершенно верно. Рерих, Добужинский, Яковлев… Ах… Мне так его не хватает! Особенно что касается воспитания сына. Знаете, мужская рука, мужской совет, и все такое…
ТОНЬКА. Понимаю... А где сейчас ваш сын?
АННА СЕРГЕЕВНА. На Мальдивах. Отдыхает после ЕГЭ. Их так мучили! Просто не передать…
ТОНЬКА. Что делать! Система образования пока несовершенна.
АННА СЕРГЕЕВНА. Особенно в средней школе… Скажите, Наташа, а вы не знаете, как нам действовать дальше?
ТОНЬКА. А действовать уже не надо. Для вас все завершилось. 10 августа придете в институт, и увидите свою фамилию в списках первокурсников. А 1 сентября милости просим на торжественное посвящение в студенты.
АННА СЕРГЕЕВНА. Спасибо вам! Если бы все проблемы решались так просто.
ТОНЬКА. Не мне спасибо, Ивану Ивановичу. Это он у нас умница, молодец, и вообще – настоящий волшебник.
АННА СЕРГЕЕВНА. Да, да, разумеется! Неловко просить, но вы не могли бы... немного присматривать за Петей? Когда он будет учиться на первом курсе. Все-таки новая среда, новые люди…
ТОНЬКА. Конечно! Тем более что я и на следующий год буду читать общую психологию у детей. И наверняка ваш сын будет ходить ко мне на занятия.
АННА СЕРГЕЕВНА. У детей?
ТОНЬКА. У детей! Для нас все наши студенты – дети. Даже если они уже пишут диплом.
(Вытаскивает из сумочки тюбик крема, начинает намазывать руки.) АННА СЕРГЕЕВНА. Какой ароматный крем! Что это?
ТОНЬКА. Это? А, это «Vetia Floris». Мне привезла его подруга из Швейцарии. Он вообще-то и у нас продается, но стоит очень дорого.
АННА СЕРГЕЕВНА. Да? А сколько?
ТОНЬКА. Около пяти тысяч рублей.
АННА СЕРГЕЕВНА (с любопытством). Что же там такого особенного?
ТОНЬКА. Как вам сказать… Это новая люксовая серия кремов. Помимо всего прочего, в составе есть омолаживающий комплекс, который препятствует возникновению пигментных пятен. Плюс натуральные масла.
АННА СЕРГЕЕВНА. Ну, натуральные масла практически везде теперь.
ТОНЬКА. Возможно. Но вот масло бабассу и масло макадамии не всегда встречаются.
АННА СЕРГЕЕВНА. А что в них необычного? Кроме названия?
ТОНЬКА. Как же? Именно они обладают антивозрастным действием. Именно они, эти масла, успешно борются со старением наших рук. Это же очень важно для женщины. Кстати, макадамия – один из самых дорогих орехов во всем мире: стоит около 30 долларов за килограмм.
АННА СЕРГЕЕВНА. Да, действительно, недешево.
ТОНЬКА. Кроме того, этот крем еще и заживляющий: если на коже имеются порезы, он вылечит их буквально на следующий день.
(Убирает тюбик в сумку.) Ощущения прекрасные! Как будто бархатные перчатки на руках. И впитывается моментально! Опять же – благодаря маслу макадамии.
АННА СЕРГЕЕВНА. А можно и мне попробовать?
ТОНЬКА. Конечно!
(Достает тюбик – другой, внешне ничем не отличающийся от прежнего.) Пожалуйста!
Анна Сергеевна начинает втирать «крем». ТОНЬКА. Наверное нужно снять кольца, неудобно…
Анна Сергеевна снимает кольца, Тонька внимательно наблюдает. Через несколько секунд «крем» на руках Анны Сергеевны начинает чернеть.АННА СЕРГЕЕВНА (обалдев). Что это?!
ТОНЬКА (делая вид, что испугалась). Я не знаю…
АННА СЕРГЕЕВНА. Что это за фокусы?!
ТОНЬКА. Я… понятия не имею!
АННА СЕРГЕЕВНА. Почему они стали черными?!
ТОНЬКА. Я так же, как и вы, впервые вижу такое воздействие на руки!
АННА СЕРГЕЕВНА. Как же это получилось?!
ТОНЬКА. Может это реакция на другой крем? Которым вы раньше руки мазали?
АННА СЕРГЕЕВНА. Да ничем я их не мазала! Я уже сутки не мазала!
(Хватает бумажную салфетку, пытается убрать «крем».)ТОНЬКА. Наверное, лучше влажной салфеткой…
(Достает из сумки упаковку салфеток).АННА СЕРГЕЕВНА (снова трет свои руки). Да что ж это такое?! Как это убрать?!
ТОНЬКА. Может, попробовать спиртом? Правда, он сушит кожу…
АННА СЕРГЕЕВНА. Спирта нет. И водки тоже нет…
ТОНЬКА. Тогда нужна горячая вода и много мыла. Лучше взять хозяйственное. Отмывает даже мазут!
Анна Сергеевна бросает салфетки, убегает в ванну. Тонька быстро сгребает кольца в сумку и тоже уходит. Сцена пятаяТа же лестничная площадка. У лифта стоят Миша и Саша, к ним приближается Тонька.МИША. Сейчас будет шоу!
ТОНЬКА. Какое?
САША. С фейерверком.
ТОНЬКА. Что случилось?
МИША. Наталья, которая к твоей Анне Сергеевне должна была придти в 12.00, в лифте застряла. Как бы.
ТОНЬКА. Ну вы даете! Креатив!
САША. А то! Но поскольку ты уже все сделала, мы ее выпускаем.
(Вытаскивает из дверей лифта палку, раздается какой-то щелчок и звук поднимающегося лифта.)ТОНЬКА. И долго она там сидела?
МИША. Да нет, минут пять.
Лифт подъезжает, вся компания прячется. Впрочем так, чтобы слышать предстоящий диалог, и чтобы быть видимыми зрителю.Из лифта выходит Наталья, смотрит на часы. Подходит к двери Анны Сергеевны, звонит.ГОЛОС АННЫ СЕРГЕЕВНЫ. Кто там?
НАТАЛЬЯ. Это Наталья, аспирантка.
АННА СЕРГЕЕВНА (открывая дверь). Кто?!
НАТАЛЬЯ. Здравствуйте! Мы с вами договаривались на сегодня. Вернее, Иван Иванович договаривался с вами, что я зайду за… ну, вы поняли.
АННА СЕРГЕЕВНА. Да, я поняла! Только поздно.
НАТАЛЬЯ. Что поздно?
АННА СЕРГЕЕВНА. Вы пришли поздно. Вы опоздали.
НАТАЛЬЯ. Да, но… Я застряла у вас в лифте…
АННА СЕРГЕЕВНА. Удивительное совпадение! Впрочем, это уже не важно…
(Пауза). Ловко она меня, дуру! Я ведь не сразу догадалась. Только когда мои кольца пропали.
НАТАЛЬЯ. Какие кольца? Я ничего не понимаю, объясните, пожалуйста.
АННА СЕРГЕЕВНА. А нечего объяснять. За полчаса до вас тут побывала некая особа, которая выдала себя за Наталью. Я отдала ей то, о чем мы договаривались с Иваном Ивановичем. А потом она украла у меня кольца.
НАТАЛЬЯ. Какой кошмар! Надо заявить в полицию! Срочно!
АННА СЕРГЕЕВНА. Нет. Я не буду.
НАТАЛЬЯ. Что за ерунда? Почему?
АННА СЕРГЕЕВНА. Потому! Как я объясню, зачем приходила эта дрянь?
НАТАЛЬЯ. Можно сказать, что она ошиблась. Зашла, попросила стакан воды, а пока вы ходили, стащила кольца.
АННА СЕРГЕЕВНА. Которые лежали горкой на рояле. Семь штук. С бриллиантами. И тут же лежали 500 тысяч – так, между прочим. Среди печенья.
НАТАЛЬЯ. Да, действительно… Надо что-то придумать.
АННА СЕРГЕЕВНА. А что тут думать? Надо опять собирать деньги. Видимо, придется что-то продать… Ладно, Наташа, вы идите, все равно мне сейчас нечего вам дать…
Наталья уходит, Анна Сергеевна закрывает дверь. Затемнение. Второе действиеСцена шестаяЛестничная площадка обычного дома. Посредине лифт. Левая и правая кулисы – входные двери квартир-мастерских. Одна из них принадлежит Андрею.Вечер. Шум подымающегося лифта. Двери открываются, и мы видим Тоньку, которая на сей раз появляется без провожатых. Одета просто – в джинсы и куртку. Подходит к двери Андрея, звонит. Андрей открывает.ТОНЬКА. Здравствуйте! Вы Андрей?
АНДРЕЙ (вытирая руки тряпкой). Он самый.
ТОНЬКА. Я заказывала у вас серебряную скульптуру Достоевского. Мы общались «Вконтакте». Вы сказали, сегодня можно забрать.
АНДРЕЙ. Да, да, я помню! Забрать можно. Входите. Только осторожно, у меня тут коробки…
Сцена седьмаяМастерская Андрея. Коробки, скульптуры, деревянные наспех сколоченные полки. У стены, подрамником к зрителю, стоит картина, на полу – магнитофон. Беспорядок. Посреди комнаты красуется внушительных размеров надгробье – гранитный памятник.ТОНЬКА (входя). Ой! Что это?!
АНДРЕЙ. Страшно?
ТОНЬКА. Скорее, нелепо…
АНДРЕЙ. Вы думаете?
ТОНЬКА. Нет, я не то хотела сказать. Я не хотела вас обидеть. Когда говорила «нелепо», имела в виду, что в помещении такая гранитная глыба смотрится как-то странно…
АНДРЕЙ. Я понял.
ТОНЬКА. Я вообще, когда вижу надгробья, как-то теряюсь. Есть в этом что-то безнадежное, невозвратное… Вы не находите?
АНДРЕЙ. Я уже привык. Да и вообще – мне выбирать не приходится. Дают заказ – я делаю.
ТОНЬКА. А спите потом хорошо? Покойники не снятся?
АНДРЕЙ. Мне давно уже ничего не снится.
ТОНЬКА. А мне казалось, что художникам снятся музы…
АНДРЕЙ. Первые пять лет. Пока они в институтах учатся.
ТОНЬКА (разглядывает памятник). Потрогать можно?
АНДРЕЙ. Валяйте!
ТОНЬКА. Какой гладкий… И кому же сей шикарный монумент? Космонавту?
АНДРЕЙ. Бизнесмену.
ТОНЬКА. Наверное, миллионером был. Раз такую штуковину себе отгрохал.
АНДРЕЙ. Как выяснилось, нет.
ТОНЬКА. А как же тогда?
АНДРЕЙ. Все-таки интересно?
ТОНЬКА. Я любопытна!
АНДРЕЙ. Ну примерно так: приходит ко мне один дядечка, лет 55. Цветущий такой, лощенный. И просит изготовить памятник. Дает аванс. Я спрашиваю: у вас что-то со здоровьем? Типа – помирать собрались? Как-то у нас не принято загодя надгробье заказывать… А он: нет, все в порядке. Просто убрать могут в любой момент. И исчезает. Я работу выполнил – все, как договаривались. И тут выясняется, что его уже… В общем, не успел он мне целиком заказ оплатить. Вот и стоит эта штука посреди мастерской. И долг на мне висит… нехилый такой – за материал, например. Про свою неоплаченную работу я уже молчу.
ТОНЬКА. Ни фига себе! Как неприятно…
АНДРЕЙ. Мягко говоря… Я, конечно, расстроился жутко сначала. Родственники долг отдавать не хотят, да и нечем. Этот покойник, оказывается, в кредит жил. Короче, мрак. Но я не отчаиваюсь. Переезжаю в другую мастерскую – попроще, подешевле. Уже и коробки собрал…
ТОНЬКА. Да, грустно. И как быть – непонятно…
АНДРЕЙ. Ладно, прорвемся! Не впервой.
ТОНЬКА. Вы оптимист!
АНДРЕЙ. Скорее, реалист. Через полгода верну деньги за материал. Набрал учеников, преподаю рисунок. Так что все в порядке.
ТОНЬКА (показывает на картину). А эта картина – ваша?
АНДРЕЙ. Моя.
(Подходит к картине.) Кстати, с этим полотном тоже курьезная история вышла.
ТОНЬКА. Расск
ажете?
АНДРЕЙ. Ну, если вам интересно… Случилось это год назад примерно. Заказов тогда было мало, настроение паршивое, иногда хотелось бросить все и уйти в другую профессию. Вечерами, вместо того, чтобы лепить, начал смотреть телевизор… Короче, в один из таких унылых вечеров звонит мой старинный приятель. И говорит: есть, мол, одна знакомая, которая хочет заказать картину в стиле Пикассо. Женщина эта красива, богата, с чувством юмора, заплатит не скупясь, и явится за картиной лично. Единственный минус – то, что картину надо передать уже послезавтра. Значит, нарисовать ее надо сегодня, чтобы она могла просохнуть. Ну что ж – Пикассо, так Пикассо. И хотя я никогда не рисовал в подобном стиле, тут же побежал покупать акриловые краски на оставшиеся деньги. Мысленно представляя таинственный образ дамы-заказчика, описанный приятелем, я почему-то решил нарисовать пол лица и один глаз. Через два часа одинокое око с тоненькой бровью мне удалось. Но что-то в картине было не так. Не хватало какого-то праздника, красоты и удивления. Тогда я расширил глаз, приподнял бровь, а фоном моему лицу стал разноцветный фейерверк.Ну а в конце я решил добавить восторга и нарисовал под глазом слезинку. Довольный лег спать. А послезавтра в дверь позвонили. На пороге стояла женщина удивительной красоты. Было ощущение, что это какая-то блоковская «Незнакомка» явилась ко мне – в облегающем платье до пят, в шляпе с пером и вуалью… И вот она подходит к картине, окидывает ее взором… Ее бровь сначала поднялась, как на моем полотне, а потом… брызнули слезы из глаз. Точнее – из глаза. Потому что дама оказалась одноглазой! Крикнув что-то вроде – вы надо мной издеваетесь! – она выскочила из мастерской и убежала, хрустя своими юбками из тафты. Денег, разумеется, не заплатила. Пару дней я отходил от шока. А потом приятель рассказал, что глаз эта женщина потеряла, когда смотрела шоу фейерверков… Такая вот история…
ТОНЬКА. Обалдеть! Слушайте, да у вас какой-то мистический дар!
АНДРЕЙ. Наверное.
ТОНЬКА. Точно! Вы рисуете, а оно потом сбывается… Вам не страшно?
АНДРЕЙ. Страшно. Вот поэтому я и не рисую.
ТОНЬКА. А вообще, более незадачливого человека я, пожалуй, не встречала… Вам просто везет на подобные ситуации.
АНДРЕЙ. Есть такой момент. Но все это – жизненный опыт. Если воспринимать его без негатива, есть шанс выйти победителем… Что-то заболтал я вас. Вот ваша скульптура, держите.
(Протягивает Тоньке серебряного Достоевского.)ТОНЬКА. Ух ты! Как на картинке. Очень здорово!
(Достает из сумки деньги, отдает Андрею.)АНДРЕЙ. Спасибо! Ой, как много! Нет, это лишнее, заберите.
ТОНЬКА. Все нормально. Пускай это будет аванс. Может, я еще одного Достоевского закажу.
АНДРЕЙ. Ну если так… А кстати, почему Достоевский?
ТОНЬКА. Ну… потому что великий русский писатель.
АНДРЕЙ. И все? Не убедительно.
ТОНЬКА. Хорошо. Потому что «Игрок».
АНДРЕЙ. А почему не «Братья Карамазовы»?
ТОНЬКА. Потому что «…однажды в твоей жизни появится новое имя, которое превратит предыдущее в пыль». Федор Михайлович Достоевский.
АНДРЕЙ. Не совсем понял, но вам, наверное, виднее… Может, чаю? Вас как зовут?
ТОНЬКА. Антонина. Давайте! Я так долго к вам ехала – сначала на электричке, потом в метро, потом в маршрутке… Проголодалась.
(Смеется.)АНДРЕЙ. Ой, а вот еды, практически, никакой… Хлеб и сыр только…
ТОНЬКА. Сойдет.
Андрей начинает хлопотать: расставляет чашки, наливает чай, достает сыр и хлеб.АНДРЕЙ. А вы, Антонина, чем занимаетесь?
ТОНЬКА. Я в отпуске.
АНДРЕЙ. Ну, это в данный момент. А вообще?
ТОНЬКА. А вообще… Так, поигрываю.
АНДРЕЙ. В кино или в театре?
ТОНЬКА. В жизни.
АНДРЕЙ. У вас не складывается творческая судьба?
ТОНЬКА. С чего вы взяли?
АНДРЕЙ. Показалось.
(Пауза.) У вас глаза, как у Цветаевой. Жаль, поздно встретились. Мне как раз такие глаза нужны были…
ТОНЬКА. Зачем?
АНДРЕЙ. Для одной картины. Но теперь это уже не актуально.
ТОНЬКА. А какие глаза были у Цветаевой?
АНДРЕЙ. Зеленые. Грустные.
ТОНЬКА. Ну, да… конечно…
Привычные к степям – глаза,
привычные к слезам – глаза,
зеленые – соленые –
крестьянские глаза…
АНДРЕЙ. Ого! Знаете наизусть?
ТОНЬКА. Знаю. Я много чего знаю. Только знания мои не нужны никому.
АНДРЕЙ. А преподавать не пробовали?
ТОНЬКА. Нет. У меня терпения на учеников не хватит.
АНДРЕЙ. Мне почему-то кажется, что вы тоже стихи пишите…
ТОНЬКА. Ага, угадали.
Ты едешь по городу. Ночь и весна.
Трамваю «Желанье» дорога тесна.
Безумный кондуктор отдаст за гроши
бумажное счастье своей души.
И люди в одеждах вчерашнего дня
похожи, как капли воды у дождя.
А ты обращаешься к ним на «вы»,
но нету предмета их головы.
Вагонные стекла – почти что витраж –
способны украсить любой пейзаж.
Ладонью коснешься – а это песок,
сладкий на вкус, как березовый сок.
Все это случилось с тобой или нет?
Смотри: отрицание сна – сонет.
Слушай, как звезды скользят по реке,
счастливый билетик сжимая в руке.
Впрочем, все лучшее я уже написала. Когда спала с чужими мужьями.
АНДРЕЙ. Какая вы откровенная.
ТОНЬКА. Вы тоже.
АНДРЕЙ. Это, наверное, потому что мы с вами разбежимся через десять минут, и больше никогда не встретимся.
ТОНЬКА. Почему не встретимся? Встретимся. «Вконтакте».
АНДРЕЙ. Где ваш ник Леди Энциклопеди? Где вы ненастоящая?
ТОНЬКА. Настоящая, ненастоящая… Какая разница?
(Подходит к надгробью.) Я вдруг подумала: а ведь все, что останется после меня – это логин и пароль… Памятник я не заслужила…
АНДРЕЙ. А ваши стихи?
ТОНЬКА. Их нет в интернете. Значит нет нигде.
(Долгая пауза.)АНДРЕЙ. А вы музыку любите?
ТОНЬКА. В целом, как явление, да. А в частности – не всякую.
АНДРЕЙ. Хотите кое-что поставлю?
ТОНЬКА. Ну поставьте…
Андрей подходит к магнитофону, ставит диск. Звучит музыка. Через минуту Андрей приглашает Тоньку на танец.ТОНЬКА. Интересно. Что это?
АНДРЕЙ. Это написал один мой приятель. Он композитор, пишет музыку для птицефабрик.
ТОНЬКА. Для чего?!
АНДРЕЙ. Для курятников. А вы что, не знаете – куры под музыку несутся лучше. Яйценоскость повышается.
ТОНЬКА. Еще скажите, что музыка влияет на вкус яиц.
АНДРЕЙ. А как же! В первые 15 дней своей жизни курицы слушают песни о любви. От 16 до 30 дней им ставят более быстрые композиции – в стиле диско. А от месяца и дальше им предоставляется уже целый спектр музыки – от классики до рок-н-ролла.
ТОНЬКА. Ага, на выбор. Ха-ха! Давно я так не смеялась! Ну вы даете!
АНДРЕЙ. А что? Стратегия проста: птицы меньше подвержены стрессу, если на них постоянно воздействует музыка. Она заглушает другие шумы, например, когда во время кормежки в помещение входят работники фермы. Куры счастливы, они хорошо едят, и в результате приносят больше высококачественных яиц.
ТОНЬКА. Ой, не могу! Да… Может, мне стихи курам почитать?
АНДРЕЙ. Может быть. Всякой живой твари приятно, когда вокруг красота и гармония.
ТОНЬКА. Умора!
АНДРЕЙ. А сейчас мой приятель для коровника пишет.
ТОНЬКА. Чтобы надои повысились?
АНДРЕЙ (смеется). Вот, вот. И чтобы качество молока улучшилось. Чтобы оно стало жирнее.
ТОНЬКА. С вами не соскучишься. Логическое продолжение всех этих историй – ваши скульптуры для свинарника.
АНДРЕЙ. А что – если закажут, я только за!
ТОНЬКА (смотрит на часы). Ладно, Андрей, пойду я. Скоро моя электричка. Последняя на Поселок…
АНДРЕЙ. Что ж – было приятно познакомиться! Мне кажется, мы смеемся на одном языке, а это главное.
Тонька встает, направляется к выходу. Звонок в дверь.АНДРЕЙ. Извините! Наверное, заказчики.
Андрей идет открывать, на пороге стоят Миша и Саша.МИША. Мы за…
(Замечает обалдевшую Тоньку.)АНДРЕЙ. Я вас внимательно слушаю.
САША. Ну и встреча!
(Тоньке.) Ты как здесь?!
ТОНЬКА. Я уже ухожу.
САША. Я не понял: ты что тут делаешь?
ТОНЬКА (резко). Ничего не делаю. Заказ вот этот
(показывает Достоевского) забираю.
(Хочет уйти.)САША. Думаешь, я тебе верю?
АНДРЕЙ. Я не понимаю – вы что, знакомы?!
МИША. Ага, это моя сестра.
САША. И моя жена!
АНДРЕЙ (удивленно). Рад познакомиться…
САША. Простите, пожалуйста… Андрей, если я не ошибаюсь? Вы не могли бы… выйти, что ли? Я понимаю, звучит бредово – вы, все-таки, у себя в мастерской, но… нам надо поговорить с этой девушкой.
АНДРЕЙ. Хорошо, я покурю на лестнице…
Андрей уходит.ТОНЬКА. Ты совсем охренел?!
САША. Охренела ты, моя красавица. Ты пришла на дело одна, без нас. Ты хочешь получить все?
ТОНЬКА. Идиот! Я пришла не на дело. Я пришла за моим заказом!
МИША. Во врет! Смотри, твоя школа!
ТОНЬКА. Если уж на то пошло, то и вы пришли сюда без меня, разве не так?
САША. Стерва!
ТОНЬКА. Вы оба кретины! Здесь брать нечего! Этого человека уже обобрали. Он уезжает из мастерской. Ему не по карману снимать такое помещение. Ясно?
МИША. Ага. Здесь серебра и бронзы тысяч на 200, не меньше. А ты нам про какое-то «обобрали» впариваешь.
ТОНЬКА. Миша, ты свой мозг пропил, наверное. Тебе русским языком объясняют.
МИША. Не хами, родная. Ты нас предала.
ТОНЬКА. Ты бы хоть книжку какую-нибудь прочитал, Миша. Так придурком и помрешь.
САША (Мише). Все, она меня достала! Давай работать.
ТОНЬКА. Работать? Вы хотите взять у человека последнее?!
Миша быстро достает заранее приготовленный шприц со снотворным (видимо, предназначенный Андрею), Саша хватает Тоньку за руки, Миша колет. Тонька сползает на пол.МИША. Порядок. А что с этим, скульптором?
САША. Все то же, Миша, все то же.
МИША. Ага.
Миша достает ампулу, заправляет шприц, выходит на лестницу. Через минуту возвращается.САША. Что так долго?
МИША. А что ты нервничаешь? Все нормально.
САША (роясь в коробках). Надо здесь оперативно…
МИША. Тоньку жалко.
САША. Жалко?! Она спалит нас.
МИША. Да нет, ты что! Она тебя любит.
САША. Как же! До первого скульптора. Кстати, надо его в дом затащить. На лестнице его могут увидеть.
Парни втаскивают Андрея в мастерскую.МИША. Не могу поверить. Не верю!
САША. Станиславский ты мой… Чему?
МИША. Не чему, а во что. В то, что Тонька к ментам побежит. Она сама по брови в дерьме.
САША. Давай потом это обсудим. Собирай урожай и смотри за клиентами. Чтобы не очухались раньше времени.
Миша и Саша снимают скульптуры с полок, быстро выносят коробки.САША. А может убьем ее?
МИША. Ты что, совсем тронулся?!
САША. А я, может, не из-за ментов. Из ревности. Наверняка уже переспала с этим ваятелем.
МИША (иронично). Ага, тогда и его кокнем. Чего уж мелочиться.
САША. Его нельзя, он чужой.
МИША. Ну да… А Тонька своя, ее можно. Вон и памятник готовый стоит…
(Показывает на надгробье.)САША. Все, погнали отсюда. А то сейчас кто-нибудь гляделки откроет, мало не покажется.
МИША. Ок! Я готов.
Миша и Саша уходят, затемнение. Сцена восьмаяМастерская Андрея. Пусто. Только надгробье возвышается в глубине сцены… Андрей начинает просыпаться.АНДРЕЙ. Что это было?! Какой-то хоррор! Галлюцинация… Кошмар… Боже, как болит голова…
(Оглядывается по сторонам.) А где мои коробки?! Где вообще все?! Почему сломаны полки?
(Замечает Тоньку.) Антонина!
(Подходит к Тоньке, расталкивает.) Проснитесь!
ТОНЬКА (просыпаясь). Где я? Кто вы?
АНДРЕЙ. В мастерской. На Тихорецком. Я Андрей, скульптор… Вы сегодня у меня Достоевского забирали.
ТОНЬКА. А, вспоминаю… Я его забрала?
АНДРЕЙ. Наверное. Поднимайтесь.
Андрей помогает Тоньке встать на ноги.ТОНЬКА. А что происходит?
АНДРЕЙ. Мне тоже интересно, что происходит.
ТОНЬКА. Почему такой беспорядок?
АНДРЕЙ. Хороший вопрос. Сюда приходили двое: ваш брат и ваш муж.
ТОНЬКА. Ага, сейчас! Брат, муж…
АНДРЕЙ. А кто же тогда эти люди?
ТОНЬКА. Воры! Что вы так смотрите? Обыкновенные воры.
АНДРЕЙ. И вы с ними знакомы?!
ТОНЬКА. Еще бы! Я с ними заодно!
АНДРЕЙ. Вы хотите сказать, что вы… как это… наводчица?
ТОНЬКА. Я исполнительница. Это выше. Это практически творчество.
АНДРЕЙ. Вы хотели меня ограбить?
ТОНЬКА. Я – нет. У меня и в мыслях такого не было.
АНДРЕЙ. Но ваши коллеги именно так и поступили.
ТОНЬКА. Мои коллеги – кретины. До сегодняшнего дня они не грабили бедных людей.
АНДРЕЙ. Лучше бы я не просыпался…
ТОНЬКА. Лучше бы вы вчера отсюда уехали.
АНДРЕЙ. А что бы изменилось?
ТОНЬКА. Карма.
АНДРЕЙ. Какие слова вы знаете…
ТОНЬКА. Отчего же мне их не знать? Вы думаете, я девочка-ПТУшница?
АНДРЕЙ. А что – у вас высшее образование?
ТОНЬКА. А как же – искусствоведение.
АНДРЕЙ. Неужели?
ТОНЬКА. Международный художественный бизнес.
АНДРЕЙ. Обалдеть!
ТОНЬКА. Ага. А еще я прекрасно ориентируюсь в нумизматике и отлично разбираюсь в антиквариате.
АНДРЕЙ. Поразительно! Какой грамотный нынче аферист пошел! Ну и как же вы дошли до жизни такой?
ТОНЬКА. Какой?
АНДРЕЙ. Низкой.
ТОНЬКА. Вы считаете ее низкой? А что вы знаете?
АНДРЕЙ. А надо что-то знать?
ТОНЬКА. Чтобы бросаться такими словами, полагаю, да.
АНДРЕЙ. Может, вы хотите, чтобы я извинился? Или простил вас?
ТОНЬКА. Ничего я не хочу.
Тонька вынимает из сумки скульптуру Достоевского, вертит в руках. ТОНЬКА. Вы, конечно, не в курсе… Федор Михайлович считал, что сфера прощения каждого ограничена. Она очерчена кругом его собственных обид и потерь.
АНДРЕЙ. Вы помешались на Достоевском.
ТОНЬКА (ставит скульптуру на пол, обращается к ней). Вам никогда не хотелось надкусить запретный плод?
АНДРЕЙ. Что вы имеете в виду?
ТОНЬКА. Ну предположим, обладать чем-нибудь не своим.
АНДРЕЙ. Господи, чем?!
ТОНЬКА. Женой чужой. У вас была чужая жена?
АНДРЕЙ. Какое это имеет значение?
ТОНЬКА. Огромное!
АНДРЕЙ. Ну была. И что?
ТОНЬКА. Ничего. Просто запомним этот факт.
АНДРЕЙ. Бред!
ТОНЬКА. А в детстве – вам не доводилось таскать конфеты из вазы, которая стояла в серванте? Или яблоки с чужого огорода? Вспомните.
АНДРЕЙ. В каком серванте? У нас не было серванта.
ТОНЬКА. Хорошо, не было. В шкафу эта ваза стояла.
АНДРЕЙ. Глупость какая. Все дети конфеты таскают, особенно перед обедом, когда мама запрещает.
ТОНЬКА. Стоп! Вот это и есть отправная точка. Просто у кого-то она переходит в запятую.
(Убирает скульптуру Достоевского в сумку.)АНДРЕЙ. Это вы себя имеете в виду?
ТОНЬКА. Себя и тех двоих. Например.
(Пауза). Суть в том, что в определенных обстоятельствах все мы способны на всё. А преступление – это заразно. Вернее, нет. Это наркотик.
АНДРЕЙ. Понятно. Сначала доза маленькая, потом ее уже не хватает.
ТОНЬКА. Вроде того.
(Пауза.) Лет пять назад я и не думала воровать. Я меняла вещи в магазине. К примеру, есть у меня заколка – желтая, которая мне не нравится. Я иду в магазин со свободным доступом, беру заколку красную, иду в примерочную, прихватив какую-нибудь ненужную шмотку для отвода глаз. Отцепляю бирку от заколки красной, и ставлю эту бирку на заколку желтую. Или: мне нравится лифчик в магазине без магнитной защиты. Я просто беру несколько лифчиков, долго примеряю, а потом, когда продавец одуревает от «подай-принеси», меняю свой лифчик на новый со словами – спасибо, мне ничего не подошло. Продавец счастлив от меня избавиться. Или: возьмем сумку. Родной ремень через плечо мне короткий. Я нахожу сумку с нужной длиной ремня, с таким же цветом и качеством кожи, и просто меняю один на другой, пока продавец занимается своими делами. Так я меняла джинсы, купальник, спортивные брюки, рубашки, шарфы, колготки… Но если честно, я почти не нуждалась в этих вещах. Более того – с трудом добытую шмотку я легко могла выкинуть буквально на следующий день, если она вдруг надоедала. Или отправить ее в контейнер благотворительного магазина «Спасибо!». Но однажды я вынесла из супермаркета свитер, потому что на него забыли надеть защиту. Вот с этого момента и началось все по-взрослому.
АНДРЕЙ. Это болезнь. Клептомания называется. Вы больны. А эти двое вами пользуются…
ТОНЬКА. Все-то вы знаете.
АНДРЕЙ. У меня голова, как в тумане…
ТОНЬКА. Верю.
АНДРЕЙ (усаживаясь на пол). Что-то мне нехорошо…
ТОНЬКА (подходит к Андрею). Что – совсем? Может, воды?
АНДРЕЙ. Мне бы яду… У вас нет случайно? Украдите для меня яд.
ТОНЬКА. Не смешно.
АНДРЕЙ. Бутылка воды возле памятника…
Тонька приносит воду. Достает из сумки носовой платок, смачивает водой, протирает Андрею лоб. ТОНЬКА. Если совсем помирать будете, скажите. Я неотложку вызову…
АНДРЕЙ (пьет из бутылки). Не дождетесь. Мне еще ваших родственников найти надо.
ТОНЬКА. О, это теперь нереально.
АНДРЕЙ. Почему?
ТОНЬКА. Потому что они думают, что я к ментам побегу. Закладывать. А значит, они начнут шифроваться. Прятаться. Переедут на другую квартиру, поменяют сим-карты в телефонах. Может быть даже купят новые паспорта… В любом случае, я их больше не увижу. А вы – тем более.
АНДРЕЙ. И они не будут мстить?
ТОНЬКА. Как?
АНДРЕЙ. Ну не знаю… Несчастный случай. Кирпич на голову…
ТОНЬКА. Чушь какая! Они же воры, а не убийцы.
АНДРЕЙ. Романтики с большой дороги?
ТОНЬКА. Ага.
АНДРЕЙ. У вас очень приятные духи… Как они называются?
ТОНЬКА. Понятия не имею.
АНДРЕЙ. Как? Вы не помните, что покупали? Что написано на флакончике? А! Впрочем, ясно: вы их тоже украли.
ТОНЬКА. Почему украла? Зачем мне воровать духи? Я прихожу в магазин «Рив Гош», и душусь из тестера. Так экономнее.
АНДРЕЙ. Экономнее? При ваших гонорарах такая мелочность?
ТОНЬКА. Не возбуждайтесь. Лежите спокойно.
АНДРЕЙ. А косметикой вы так же пользуетесь? Общественной, из тестера?
ТОНЬКА. Нет, косметика у меня своя. И очень дорогая.
АНДРЕЙ (вздыхает). И зачем вы только пришли сюда?
ТОНЬКА. За Достоевским. Кстати, если бы я не пришла, вы бы сейчас в одиночестве тут валялись.
АНДРЕЙ. Да, это точно. Вызывайте скорую…
ТОНЬКА. Что – совсем хреново?!
АНДРЕЙ. Ага! Не знаю, что со мной…
Тонька хватает телефон, набирает «03».ТОНЬКА. Алло, скорая? Срочный вызов! Мужчине плохо! Адрес?
(Пауза.) Тихорецкий проспект, 15, корпус 2, кажется… Нет, нет, точно! Приезжайте скорее!
АНДРЕЙ. Часа через два будут…
ТОНЬКА (наклоняясь к Андрею). Да что вы, они уже в пути!
АНДРЕЙ. Расскажите мне про Достоевского.
ТОНЬКА. Что?!
АНДРЕЙ. Про Федора Михайловича. Что-нибудь…
(Пауза.) У него был такой рассказ «Честный вор». Это не про вас?
ТОНЬКА. Не про меня. Там герой был пьяница и бездельник.
АНДРЕЙ. А вы – труженица…
(Пытается улыбнуться.)ТОНЬКА. Вы можете не острить?
АНДРЕЙ. Могу. Тогда расскажите про его роман «Игрок».
ТОНЬКА. Почему именно про этот?
АНДРЕЙ. Потому что вы тоже игрок.
ТОНЬКА. С чего вы взяли?
АНДРЕЙ. Когда вы доставали из вашей прелестной сумочки скульптуру, из нее случайно выпала фишка казино…
(Извлекает из кармана фишку, протягивает Тоньке.) Азарт… Миром правит азарт.
ТОНЬКА. Я должна оправдываться?
АНДРЕЙ. Нет конечно. Это ваша жизнь, ваша игра…
(Как бы в бреду.) Расскажите что-нибудь… про его роман «Игрок».
ТОНЬКА (смачивает носовой платок водой, прикладывает ко лбу Андрея). Я понятия не имею, что вам рассказать. Про Висбаден вы наверно знаете, а все остальное – обыкновенная школьная программа…
АНДРЕЙ. Я плохо учился в школе. Мне было неинтересно. Я сидел на последней парте и рисовал.
ТОНЬКА. И что же вы рисовали?
АНДРЕЙ. Любовь. А потом шел домой, и пытался лепить ее из пластилина.
ТОНЬКА. Ну раз вы такой большой знаток любви во всех жанрах, я процитирую одно письмо: «…При конце романа «Игрок» я заметил, что стенографистка моя меня искренно любит, хотя никогда не говорила об этом, а мне она всё больше и больше нравилась. Так как со смерти брата мне ужасно скучно и тяжело жить, то я и предложил ей за меня выйти. Она согласилась, и вот мы обвенчаны. Разница в летах ужасная (20 и 44), но я всё более и более убеждаюсь, что она будет счастлива. Сердце у ней есть, и любить она умеет».
АНДРЕЙ. Любовь от скуки?
ТОНЬКА. Любовь до гроба. Буквально.
АНДРЕЙ. А вы?
ТОНЬКА. Что?
АНДРЕЙ. Любить умеете? Или вы любовь до гроба в гробу видали?
ТОНЬКА. Причем здесь я?
АНДРЕЙ. Абсолютно ни при чем. Это только в пластилине все красиво и стройно. А в жизни, детка, все иначе… Такая вот аксиома.
ТОНЬКА. В жизни все и у всех по-разному. Я вам только что письмо прочитала, а вы мне про аксиому.
АНДРЕЙ. Вы знаете, что такое «никогда»?
ТОНЬКА. Я не понимаю вас.
АНДРЕЙ. Никогда – это разбитая тарелка, вчерашний день, прошлогодний снег, и те самые съеденные конфеты из вазы. Вы – слуга своей последней электрички, сейчас уйдете, и мы больше никогда не увидимся. За вами захлопнется дверь, и этот звук станет последним для меня. А вы даже не обернетесь… Мы будем жить на противоположных концах города, в разном ритме, и никогда не впишемся в один график. И даже если я когда-нибудь позвоню, мои слова будут всего лишь короткими гудками, вы повесите трубку и пойдете дальше – встречаться с кем-то на бескрайних простынях далеких кроватей… А что останется мне? Смотреть в ночное небо на пустые ковши Медведиц? Потому что все, что я теперь ни придумаю, все, что ни нарисую, это будете вы – за краем холста… Вам не страшно от этой мысли? Почему вы молчите? Ну соврите хоть что-нибудь, в конце концов!
Звонок в дверь, Тонька бежит открывать. На пороге врачи скорой. ТОНЬКА. Он там, ему плохо!
ПЕРВЫЙ ВРАЧ. Я слышу, чего вы кричите?
ВТОРОЙ ВРАЧ (подходя к Андрею, обращается к Тоньке). Температура есть?
ТОНЬКА. Я не знаю. Наверное… Он бредит!
ПЕРВЫЙ ВРАЧ. Наверное? Вы что – пришли, когда он уже на полу лежал?
ТОНЬКА. Нет, я… Я сама… В общем, ему сделали какой-то укол…
ВТОРОЙ ВРАЧ. Кто сделал? Какой укол?
ТОНЬКА. Снотворное. Но мне его тоже вкололи. Я в порядке, а вот ему плохо стало…
ПЕРВЫЙ ВРАЧ. Вы уверены, что это было снотворное?
ТОНЬКА. Ну да. Мы же вместе заснули, потом проснулись…
ПЕРВЫЙ ВРАЧ. Девушка, вы врач?
ТОНЬКА. Нет. Я искусствовед.
ПЕРВЫЙ ВРАЧ. Понятно.
(Второму врачу.) Давай носилки.
Врачи перекладывают Андрея на носилки. Первый врач достает из его кармана удостоверение.ПЕРВЫЙ ВРАЧ. Союз художников России… Ясно…
ТОНЬКА. А в какую больницу вы его отвезете?
ПЕРВЫЙ ВРАЧ. В Мариинскую.
ВТОРОЙ ВРАЧ. А вы не хотите сдать анализы? Я, например, не уверен, что вам кололи снотворное.
ТОНЬКА. Если мне будет плохо, я вас вызову.
ПЕРВЫЙ ВРАЧ. Ну-ну…
(Достает тетрадь). Распишитесь.
Врачи поднимают носилки, уносят Андрея. Тонька остается одна. Бродит по мастерской, в которой совсем нечего рассматривать, кроме пресловутого памятника… Достает айфон, набирает Мишу.ТОНЬКА. Мишань? Да, я очухалась. Премного тебе благодарна! Ты прям медбрат из «Красного креста». Послушай, ты, химик хренов! Что ты вколол Андрею? Что? Снотворное? Ага, как же! Почему спрашиваю? Потому что сейчас сюда неотложка приезжала. Они его на носилках унесли. Я не знаю. Вот иди и посмотри, что на этой чертовой ампуле написано. Да мне по фиг!
(Пауза.) Снотворное? Врешь, скотина! Тогда почему ему так резко поплохело? Не в курсе! Ладно, живи, специалист!
(Вешает трубку.) Надо что-то делать… Надо что-то делать… Надо узнать телефон больницы!
(Возится с айфоном – смотрит в интернете номер.) Есть!
(Набирает.) Алло, справочная? К вам только что привезли Андрея… Господи, как же его…
(Лихорадочно ищет свою сумку, вынимает оттуда скульптуру Достоевского, рассматривает постамент.) Ну же!
(Себе.) На скульптуре должна быть фамилия… Борисов! Андрея Борисова привезли! С Тихорецкого проспекта. Я кто? М-м-м… Жена, разумеется! Как что? Жена имеет право знать… Что?! Как… не довезли?! Сердце?!
Тонька роняет айфон, закрывает глаза, плачет. Звучит музыка – та, что написана для птицефабрики. Тонька медленно надевает на шею золотую сумку – делает жест, как будто хочет удавиться длинным ремешком. Подходит к памятнику, ложится, сворачиваясь калачиком…ЗАНАВЕС_________________________________________
Об авторе:
КАТЕРИНА ФАЙНПоэт, драматург. Член Союза писателей России, член Гильдии драматургов России, член Гильдии драматургов Санкт-Петербурга. Автор девяти пьес, поставленных во многих театрах России, Украины, Белоруссии. Пьесы переводились на английский, украинский, китайский языки. Автор стихов к песням Вячеслава Бутусова и Севары Назархан. Лауреат конкурса «Молодой Петербург» (2003), лауреат Царскосельской художественной премии (2004), шорт-лист VI Международного конкурса драматургов «Евразия» (2008), победитель конкурса «Открытая сцена Сибири. Осень» (2012), дипломант премии им. А.К. Толстого в номинации «Драматургия» (2013, 2015), шорт-лист II конкурса новой драматургии «Ремарка» (2014), победитель Международного фестиваля киносценарных работ «Настоящее» (2015), шорт-лист VIII Международного конкурса современной драматургии «Время драмы. Весна» (2016), шорт-лист I литературного конкурса «Красный Нос» (2018), шорт-лист премии им. А.К. Толстого в номинации «Драматургия» (2018), шорт-лист I Международного конкурса современной драмы «Автора – на сцену!» (2018).
скачать dle 12.1
