Татьяна Воронина. ЖЕНСКИЙ ДЕНЬ

(банная комедия в двух действиях)

 

Действующие лица:

ЕЛЕНА АЛЕКСАНДРОВНА КУЛИК – жена командира гарнизона. 52 года
АЛЛА –  медсестра.  30 лет
КАРИНА ИВАНОВНА АМБАРЦУМЯН – учительница на пенсии. 62 года
НИНА НИКОЛАЕВНА – торговка на местном рыночке. 56 лет
ИРИНА –  официантка в солдатской чайной. Дочь Нины 28 лет
АДА ЛЬВОВНА – и врач. 37 лет
НАТАЛЬЯ – продавщица в хозтоварах. 22 года
ДЕВУШКА – просто девушка. 17-19 лет
ВЕРА –  пространщица в бане. Женщина без возраста
ПЕТРОВИЧ – электрик в бане. Мужчина без возраста.
РЕЖИССЕР – режиссер спектакля

Действие происходит в бане гарнизонного городка. В городке – единственная баня, в которой есть женские, мужские и солдатские дни. 

 

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Помещение перед парилкой. Шкафчики, стулья, скамейки, тазы, столик за которым сидит пространщица, ее шкафчик, из которого она достает банные принадлежности. Вера моет пол. Кто-то пытается открыть дверь. Вера ее закрывает.

ВЕРА. Куда прёсся, ненормальный? Объявление видел? Там же русским языком написано – женский день! Приходи, когда мужики мыться будут!

Закрывает дверь. Протирает пол, садится на лавку, смотрит на дверь. Входит Нина Николаевна. Озирается, бредет к своему шкафчику.

ВЕРА.  Здорово живешь, Нина Николавна. Что-то ты бредешь, как сама не своя?
НИНА. Привет, Верунь. Что-то голова как чугунная. Вроде с утра в баню-то и не собиралась…
ВЕРА. Как не собиралась? Сегодня же наш день.
НИНА. А… ну да… а веник-то забыла. Вот дырявая башка.

Рассеянно роется в шкафчике. Вера приносит ей простыню. Входит Наташа. Оглядывается, уверенной идет к шкафчику.

ВЕРА.  Здравствуй, Натусь. Я смотрю, редко ты у нас бываешь.
НАТАША.  А что мне тут делать? У меня дома ванна есть. Мне тут как-то без интереса.
НИНА.  Конечно, какой тебе тут интерес. Тут мужиков-то нету.
ВЕРА.  Как нету? А Петрович? Годный еще мужичишка-то.

Из парилки выглядывает Петрович.

ПЕТРОВИЧ.  Чего, девки? Звали что ль?

НИНА. О, не могу! Нашла мужика. Тебя, Петрович, звать – на поминках кисель хлебать.
ПЕТРОВИЧ.  А что, кто-то умер?
НИНА.  Типун тебе на язык!

Входят Ирина, Алла и Ада Львовна.

НИНА.  Ого! Нашего полку прибыло. Входите, не стесняйтесь. Уж я вам парку-то сегодня поддам.

Женщины проходят к шкафчикам, молча начинают раздеваться. Вера раздает всем простыни.

АДА. Как же я ненавижу эту русскую баню. Антисанитария, и каждый норовит тебя разглядеть…
НИНА.   О, наш местный медконтоль. А вы, Адочка Львовна, не стесняйтесь, вы же нас во все дырки разглядываете у себя в полуклинике.
АДА. И знаете, Нина Николаевна, ничего интересного так и не обнаружила. Ни  у одной поперек не выросла.
ВЕРА. Женщины, вы бы посовестились девушек. Они же молодые, неопытные.

 Ада и Нина дружно смеются. 

ИРИНА. Мать, ну хватит, может?

Незаметно вошла Карина Ивановна. Стоит у шкафчика, слушает женщин.

КАРИНА ИВАНОВНА. Проблема отцов и детей, а вернее, матерей и дочерей – главная проблема современности. Я уверена. Все же изначальное воспитание должна давать семья.
НИНА. А я считаю, уважаемая Карина Иванна – школа. Мы вам, учителям, своих детей вверяем, сами вкалываем с утра до ночи. А вы уж воспитывайте их, вас государство учило, вам деньги платят за это.
КАРИНА ИВАНОВНА. Милая вы моя, то чему мы в школе учим, вы дома сводите на нет!

 Входит Елена.

ЕЛЕНА. Чего шумим, бабы? Опять проблемы воспитания перетираем? И когда ты, Нинка, успокоишься?
ИРИНА. На том свете, наверное.
НИНА. А ты, доча, ждешь, не дождешься, когда мать гикнется?
АЛЛА. Вечно одно и то же. Ну, хоть бы что-то новое. Или хоть кто-то новый. Тоска такая, хоть волком вой. (Воет.)
ЕЛЕНА. А ты, Аллусик, с мужиками парься, вот там и узнаешь много-много нового.
НИНА. Она-то?!

Входит Девушка. Встает у двери. Вера провожает ее к шкафчику. Разговоры смолкли, все смотрят на девушку.

КАРИНА ИВАНОВНА. Здравствуй, племя младое, незнакомое!

ДЕВУШКА. Здрасьте.

Девушка почти втискивается в свободный шкафчик. Вера несет ей простыню, машет на Нину и Карину.

ВЕРА. Вы пока раздевайтесь, женщины, только не очень споро. Парилка временно не работает.
ЕЛЕНА. То есть как так? По какому праву?
НИНА. Вот те нате! Попариться, называется, приперлись.
ВЕРА. Так электричество в парилке перегорело. Петрович, вон, с утра чинит.
НАТАША. Долго ждать? А то я пойду. Мне есть чем дома заняться.
НИНА. Иди, Наташка, торопись. Мужики-то, видать, заждались. Ждут-недождутся, когда наша мамзеля напарится. Грязь с себя смоет.
НАТАША. Это не ваше дело, кто кого заждался. Вас уж точно никто не ждет.
ЕЛЕНА.  Ох, девочки. Скажете тоже – мужики. Тут одни салобоны несмышленые. А мужик тут один – мой Кулик.

Все женщины непроизвольно кивают.

АДА. Вот тут и проявилось редкое единодушие.
ЕЛЕНА. Это ты на что намекаешь, пилюля?
НИНА. А то ты не знаешь, командирша.
АЛЛА. Ну, все, понеслась душа в рай.

Из парилки выходит Петрович. 

ПЕТРОВИЧ. Вот что я вам скажу, овцы: Нас почитают обманщиками, но мы верны; мы неизвестны, но нас узнают; нас почитают умершими, но вот, мы живы; нас наказывают, но мы не умираем; нас огорчают, а мы всегда радуемся.
ЕЛЕНА. Это кто тут овцы? Ты что, козел старый!
НАТАША.  Где-то я это читала.
ВЕРА.  Где – не помнишь?
НАТАША.  Не помню.
ИРИНА (потягиваясь).  Да уж. Сейчас бы крепкого мужичка сюда, да в парилочку, да на верхнюю полочку! Да парку поддать. Верно говорю, дамы?
ЕЛЕНА. Ирка, бесстыдница. Нагуляла одного, а все никак не успокоишься.
ИРИНА. А вы вот, Елена Александровна, уже успокоились. А зря. Кулик ваш мужчина еще хоть куда. Вполне себе годный.
НАТАША. Это точно! Хоть туда, хоть сюда, хоть во все стороны!

Смеются. Переглядываются.

НИНА. Девки, отстаньте от нее, я вам говорю. Лучше вот что послушайте: лежим мы как-то с упокойником…
ЖЕНЩИНЫ. Нееет, только не это!
ИРИНА. Да мы к ней и  не пристаем. Советы она нам дает, да мы сами ей насоветовать можем.
НАТАША. Мы можем. Мы много чего знаем и умеем.
ЕЛЕНА. Это чего же вы мне насоветуете, писюшки? Как подолом крутить? Так стара я для таких фокусов, да мне и не надо – при муже я.
ИРИНА. При муже! Зато он не очень-то при вас!
ЕЛЕНА.  Ты что мелешь, негодяйка?
НИНА. Ирка, замолчи, мерзавка! А то я тебя вот, тазом огрею. И тебе Наташка, вертихвостка, слова не давали!
АДА.  А что вы девочке рот затыкаете, она уже взрослая. Пусть говорит. Нам, может, всем интересно.
ЕЛЕНА. Говори, если есть что сказать.
НИНА. Молчи, шалава!
КАРИНА. Дамы, заклинаю, не делайте то, о чем потом пожалеете!
АЛЛА.  Давай, Ирка, выложи ей правду-матку.
АДА. Вот уж такая тайна. Весь район в курсе.
ЕЛЕНА. Это вы на что намекаете, стервы гарнизонные?
НАТАША. А кто вам дал право обзываться, думаете, главная тут?
ЕЛЕНА. Ты бы помолчала, солдатская подстилка. Это про тебя все говорят, что ни одних штанов не пропустишь! От тебя поэтому и муж сбежал, куда глаза глядят.
НАТАША. А от вас не убежал, потому что вы его московской квартирой держите. И детьми. Нужна вы ему, старая корова.
ЕЛЕНА. Ах ты, проститутка, я из тебя всю дурь сейчас выбью. Займусь воспитанием, коли родители не сподобились.

Елена бросается на Наталью, ты с визгом прячется за Карину. Ирина хлещет полотенцем Елену, Нина пытается заломить руки Ирине, Алла хохочет, Ада пытается вызволить Карину. Вера пытается разнять всех. Наталья выскакивает из кучи, быстро подбегает к шкафчику Ады, что-то там берет. Прячет под простыню. Только Девушка смотрит на всю эту кутерьму безучастно. 

ВЕРА. Ну, прекратите, ну что вы как маленькие. Девушки, вы же женщины. Ну не теряйте вы человеческий облик.

Все постепенно успокаиваются, расходятся.

ЕЛЕНА.  Так что ты хотела мне сказать. Говори, я жду.
ИРИНА.   Вы сами захотели, я вас за язык не тянула. Слушайте. Ваш муж, Кулик и я… мы любим друг друга. Давно. Понятно?
ЕЛЕНА. В каком смысле?
НИНА. Вот же дрянь я родила. Да и ты. Ленка, курица. Роман у них, понимаешь?
ЕЛЕНА. Какой такой роман?
АДА.  А такой. От какого аборты делают.
ЕЛЕНА.  Аборты? От моего Кулика? Он не такой. У нас дети. У тебя, Ирка, тоже ребенок. Ты хочешь сказать, шалава, что у тебя сын от моего Кулика?!
ИРИНА.  Да упаси, Господи!

Из парилки выглядывает Петрович.

ПЕТРОВИЧ. Чо? Звал кто? Потерпите немного, я только контакт зачищу…

Женщины хором шикают: «Да иди ты отсюда!»

ЕЛЕНА. Вы что, сучье племя, сговорились меня из себя вывести? Так знайте, ничего у вас не получится.
ИРИНА. Да больно вы нам нужны. Какой-такой интерес.
ЕЛЕНА. Вот и молчи. Работаешь официанткой и работай. Да смотри солдатиков не обсчитывай, а то жалуются на тебя.
НИНА. И кто это жалуется, интересно? Она копейки чужой не возьмет!
КАРИНА. Копейки не возьмет, а вот каждый день из чайной полные сумки таскает.
ИРИНА. Как вам не стыдно, Карина Ивановна. Как вас совесть не мучит, я же вам  сахар приношу, пакетики там чайные, консервы, печенье. Вы все жаловались, денег не хватает.
КАРИНА. Так я же ничего и не говорю. Это я так просто, констатирую.
НИНА. Вот и констаНтируй молча. А то я тоже начну констаНтировать, мало не покажется. Как-то раз прапор мой, упокойник…
КАРИНА. Я-то при чем? Я хотела сказать, тяжело девочке одной, без мужа ребенка поднимать. Трудится целый день в солдатской чайной, а спасибо сказать некому.
ЕЛЕНА. Не за спасибо работает, ей государство деньги платит.
АЛЛА. Да много оно платит? Ноги протянуть можно.

Появляется Петрович. Проходя мимо, игриво.

ПЕТРОВИЧ. А что, такие ножки и потянуть не грех!

АЛЛА (изумленно). Вот старый пень, белыми тапками пора запасаться, а и он туда же.
ЕЛЕНА. Ну, вы, девки, даете. Вы и мертвого раскочегарите, не то что бедного Петровича.
АДА. Вот они и мужа твоего, вот так же… раскочегарили.
ВЕРА. Да что же вы не уйметесь никак? Кроме мужиков разве и поговорить не про что?
ИРИНА. А вот правду говорят, жена всегда узнает последней…
ЕЛЕНА. И чего такого я еще не знаю, мартышка? То, что ты врушка и фантазерка?
ИРИНА. Я, может, и фантазерка, только Кулик ваш обещал на мне жениться. Вот, говорит, пойду на повышение, переедем в Москву, и забудем про наш вонючий гарнизон, и про законную мою старуху, дражайшую Елену Александровну. Путь живет в своем Подольске, улица Декабристов, дом 8, квартира 13. и внуков нянчит.
ЕЛЕНА. А ты откуда знаешь про Подольск, блядища?
ИРИНА. Так Кулик мне и рассказал.
ЕЛЕНА. Мерзавка… (Хватается рукой за сердце, падает в обморок.)

Все бегут к Елене, Вера капает в воду лекарство, Алла и Нина обмахивают Елену полотенцами, Наталья растирает ей виски. Ирина напугана, но не подходит.

ИРИНА (шепотом.) что б ты сдохла, старая корова!

Девушка молча и с изумлением наблюдает все со своего места.

АДА. Пропустите меня, я врач! Так, что вы накапали?
ВЕРА. Корвалол.
АДА. Алла, дай больной лекарство. Отойдите, не толпитесь, откройте доступ кислороду.

Елена приходит в себя. Удивленно смотрит вокруг.

ЕЛЕНА. Ой, девочки, что-то мне не хорошо вдруг стало. Может чего плохого с Куликом моим?
АЛЛА.  Да что ему сделается, кобелюке.

Все шикают на нее.

ЕЛЕНА. И то, правда. Здоров он как бык, прости Господи. Идем с ним из магазина, так он в двух руках сумки тащит. А там и мясо, и овощи, и хлеб, и крупа… мы же на неделю закупаемся.
НИНА. Это уж мы все знаем. Сам Кулик сумки прет, а Куличиха рядом барыней идет.
ЕЛЕНА. Ага. Как барыня прожила почти 30 годков. Уж и дети у нас выросли. И мы уж осели вроде. А квартиру ту в Подольске мне бабка оставила. Какая там Москва.
ВЕРА. Подольск – это вроде как Подмосковье будет. А  ты как с мужем познакомилась, небось, хорошенькая была?
ЕЛЕНА. Хорошенькая, сил нет! Врать не буду. Не то, что сейчас. Мужики на улице оборачивались. Я в Бийске жила, всю дорогу в театральную студию ходила. Говорили, талант у меня к этому делу. А как окончила восьмилетку, поступила в кульпросветучилище. С красным дипломом кончила.
НИНА. Вот ты сейчас гонишь. Прям, так вот с красным дипломом.
ЕЛЕНА. Точно говорю, с красным! А потом меня взяли в Бийский театр оперы и оперетты.
АДА. Ничего себе. Так вы артистка?
НАТАША. Вот уж никогда бы не подумала.
ЕЛЕНА. Артистка погорелого театра. А главные роли все же давали. Ценили меня в театре за талант.
ИРИНА. Правду говорят, чтобы роли главные в театре давали, артистка должна с директором переспать?
ЕЛЕНА. Не с директором, а режиссером.
ЖЕНЩИНЫ (хором, с уважением). С режиссером…

Из-за кулис выходит режиссер спектакля. Озирается. Женщины неистово аплодируют ему. Он кланяется.

ЖЕНЩИНЫ (хором). дала? Переспала?

Режиссер огорченно разводит руками. Уходит в кулису.

ЕЛЕНА. Ну, уж нет, я своему Кулику девушкой досталась.
АЛЛА (ухмыляется). Вот счастье-то мужику привалило.
НИНА. Это у вас сейчас ни чести, ни совести, ни понятий, а раньше девушки себя до свадьбы блюли.
ИРИНА. Ну, ты, мать, и скажешь. Ты еще придумай, что твой алкаш тебя девкой взял.
НИНА. Между прочим, этот алкащ – папаша твой родный! Какие же вы злые, бабы, нехорошие, языкастые… Вот я своему упокойнику в первую брачную ночь…
ВЕРА. Да ладно вам. Послушаем лучше про интересное. Ну чо? Артисткой ты была…
ЕЛЕНА. А Кулик служил в Бийске, лейтенантиком. Миленький такой парнишечка…. Шейка тоненькая…
АЛЛА, НАТАША, ИРИНА. У Кулика-то?
ЕЛЕНА. У него. Он же совсем птенец был. Так вот, привели их всей ротой в культпоход в театр. А у нас «Сильву» давали…

Вера набрасывает на Елену блестящую ткань, драпирует ее. Остальные ставят стулья спиной к залу. Елена появляется в луче прожектора. Поет: «Помнишь ли ты…». Из парилки выходит Петрович. На нем смокинг, бабочка. Поют дуэт из «Сильвы». Женщины неистово аплодируют. Вера преподносит… веник. Свет гаснет. Елена сидит в окружении женщин. Петровича нет.

ЕЛЕНА. Так и познакомились. И поженились. Детки родились. Из театра я, конечно, ушла. Моталась с ним по гарнизонам. Иногда в бараке, иногда в общаге. Только обживемся, а его на новое место переводят. И снова – здорово. Вот и весь мой театр. Верочка, что-то у меня по рту пересохло, чайку нельзя ли?

Вера уходит за чаем. Ирина садится рядом с Еленой.

ИРИНА. Вы простите меня, Елена Андреевна. Я не думала, что вы такая…
ЕЛЕНА. Да какая-такая?
ИРИНА. Ну, другая. Мы же вас Командиршей звали, думали,  вы высокомерная, презираете всех. Мы как вроде грязь из-под ногтей  для вас. А вы артистка, вы ради мужа театр бросили. Карьеру, славу, поклонников.
ЕЛЕНА. Да какая там слава, что ты?!  А про Кулика соврала?
ИРИНА. Простите, Елена Андреевна, нет. Влюбилась в него, если честно.
ЕЛЕНА. Да понимаю я. Сама же вижу – расплылась, обабилась, книжек, вон, не читаю. А ты молодая, интересная, глаз горит. А это у вас было?
ИРИНА. Чего?
ЕЛЕНА. Ну, этот… секс.
ИРИНА. Ага. Был. Но не сразу!

Женщины начинают прислушиваться. Подходят поближе.

ИРИНА. Я же в Москву поступать в институт поехала после школы….
НИНА. А я тебе говорила – куда едешь, дура! Там за таких, как ты, дают пятак в базарный день.
ЕЛЕНА. Нина, успокойся, ты не у себя на рынке.
ИРИНА. Мать права была. Кому я там была нужна. Москва – это праздник. Там все красиво одеты, девушки накрашены, на каблучках цок-цок…
АЛЛА. На нашем-то навозе не больно-то поцокаешь.
ИРИНА. И так мне захотелось этой красивой, праздной жизни.
КАРИНА. Дурочка, знаешь, как в Москве народ вкалывает? Никому копейка-то даром не дается.
ИРИНА. Это я потом поняла. В институт провалила, жить негде. Устроилась дворником. А потом познакомилась с ним…

Ирина скидывает простынь, под ней нарядное платье. На авансцене часы на столбе. Ирина смотрит на часы. Появляется модный молодой человек в джинсах. Это Петрович. 

ПЕТРОВИЧ. Прости, Иришка, опоздал.
ИРИНА. Ничего, я поговорить хотела.
ПЕТРОВИЧ. Говори.
ИРИНА. Ты должен знать. У нас ребенок будет.
ПЕТРОВИЧ. Ирка, ты сошла с ума, какой ребенок? Я еще институт не закончил, а ты вообще никуда не поступила. Родители меня не поймут, а тебя не примут.
ИРИНА. Ну, как же? Ты же говорил…
ЖЕНЩИНЫ. Да знаем! У всех так! Рано нам еще. Аборт сделай. Люблю-люблю, но ребенок не нужен! Наше  дело молодое, заведем еще!

Петрович смотрит на них. Уходит.

ИРИНА.  Ну, да, ничего необычного. Вернулась я домой, с сыном. А дома мама…
НИНА. Нагуляла байстрюка! В подоле притащила, проститутка! Иди туда, где этим подолом вертела! Это уж я потом, Сереженьку, кровиночку мою полюбила. Роднее нету никого.
ИРИНА. А тогда уж ты мне кровушки-то попила за эту кровинушку.
НИНА. Ну, как без этого?
ЖЕНЩИНЫ. Это да.
ЕЛЕНА. А Кулик мой?
ИРИНА.  В чайной познакомились. Никогда не было у меня такого мужчины. Внимательный, добрый. Когда Сережка заболел, он мне лекарство достал. Заграничное какое-то. Цветы дарил. А уж какие слова говорил!
ЕЛЕНА (с гордостью). Да, мой Кулик, такой.
ИРИНА. Влюбилась я по уши, честное слово! В Москву с ним хотела уехать, он и сына моего признать обещал. Вы простите меня, Елена Андреевна, но я вам смерти желала.
НИНА. Совсем рехнулась, дура?!
ИРИНА. Думала, расскажу вам про нашу любовь, а вы от сердца-то и помрете. Простите.
ЕЛЕНА. Все в жизни бывает. Вот и меня горе не обошло. Столько лет жила, как у Христа за пазухой. Я на тебя, Ира, зла не держу. Только ты с Куликом больше… не встречайся.
ИРИНА. Я вам клянусь, никогда. Лучше я отсюда уеду. На Север куда-нибудь завербуюсь.
НИНА. Я тебе Сережку не отдам!

Входит Вера.

ВЕРА. А вот и чай, девочки. Кто будет?

Ставит поднос со стаканами на столик.

АДА. Подождите, дамы, у меня конфетки есть к чаю.

Роется в своем шкафчике. Достает сумку, что-то ищет в ней, начинает вытряхивать вещи. Смотрит на опустевшую сумку. Медленно оседает на стул.

АЛЛА. Ада Львовна, вам нехорошо?
НИНА. Вера, скорее корвалол!
ЕЛЕНА. Вот, у меня возьмите, тут еще осталось.

Все, кроме Наташи и Девушки, хлопочут возле Ады. Алла отходит от толпы, оглядывается, у нее в руке пузырек. Что-то сыпет в четыре крайних стакана. Ставит их отдельно. Девушка видит ее манипуляции. Отворачивается.

АДА. Ничего не нужно. Отойдите. Я сейчас еще поищу. Быть не может…
НИНА. Что пропало-то?
АДА. Деньги. Вот тут, в сумочке лежали.
ЕЛЕНА. Много денег-то?
АДА. Много. Целая пачка. Я их в бумажку завернула, сунула на самое дно. Сами никак не могли выпасть. Точно говорю. Уверена, здесь они были. Я же из ума не выжила.
АЛЛА. Зачем вам деньги, в бане-то? Вы что хотели парилку купить?
ИРИНА. Ага. С Петровичем в придачу.
НИНА. Да замолчите вы, зубоскалки. Не видите, горе у человека. Ты зачем деньги с собой таскаешь, Адочка?
АДА. Я в город вообще-то собиралась. Мне нужно было. Хотела заплатить. Я три года откладывала. Работала без выходных…
АЛЛА. Ага. Подпольные аборты делала. Меня ни разу ассистировать не позвала. Все себе, все в карман. А девки потом неделю встать не могли. Живодерка!
АДА. А нечего таскаться по чужим мужикам. Должно же быть возмездие.

Из парилки выходит Петрович, в руках у него гаечный ключ.

ПЕТРОВИЧ. Мне отмщение и Аз воздам.

Женщина смотрят на него с опаской.

ВЕРА. Петрович, ты бы шел к себе. Отдохнул бы маленько. Чего ты все работаешь, да работаешь. Иди, сердечный, я тебе чайку налью.
ПЕТРОВИЧ.  Я бы не только чайку, я бы чего покрепче.
НИНА. Покрепче только гаечный ключ. Чудишь ты, Петрович.

Берет стакан, Алла внимательно наблюдает. Вера берет не отставленный стакан, уводит Петровича.

ЕЛЕНА. На что тебе деньги-то? Ты же одинокая, все у тебя есть, и квартира, и участок, и мебель не хуже других. На машину что ль копила?
НИНА. Наша Адочка Львовна не очень-то и одинокая.
АЛЛА. И все вы Нина Николаевна знаете, и про всех-то вы понимаете.
КАРИНА. Да все это знают.
НАТАША. Тоже мне секрет.
АДА. И что, вы все время знали?
ЖЕНЩИНЫ (кроме Елены и Девушки). Знали, знали…
ЕЛЕНА. Вы про что сейчас? У нее тоже с моим Куликом была любовь?
НИНА.  Не гоношись, командирша. Твой Кулик любит молодых, упругих. Да чтоб, как ты говоришь, глаз горел!
КАРИНА. До чего ж вы женщины, недобрые, слова в простоте не скажете. У Ады ребенок, не волнуйтесь, Елена Александровна, скорее всего, не от Кулика.
ЕЛЕНА. А от кого еще? И почему она его прячет?
АЛЛА. А вы у Ады Львовны спросите, куда она своё дитятко упрятала, и почему его стесняется?
НИНА. Да дурачок он у нее. Стыдно людям показывать.
АДА. Сами дурочки! Мерзкие твари! То на аборты бегают, то лечи их потом от бесплодия!
НАТАША. Это на кого вы сейчас намекаете?
АДА.  Много чести – намекать. Про тебя и говорю. И про подружек твоих, путан.
НАТАША. А вы не сваливайте с больной головы на здоровую, лучше расскажите, от кого дебила нагуляли. Некоторые сейчас вот волнуются, переживают.
ЕЛЕНА. А чего мне волноваться-то? От моего Кулика нормальные дети родятся. У нас идиотов в роду не было.
АДА. Сами вы идиоты, жалкое, ничтожное бабьё! А мой Ванечка в три года читать и считать научился. В пять лет знал название всех столиц мира…
ИРИНА. И что же вы своего гения от народа прячете?
АЛЛА. Может, у него две головы и хвост свинячий?
АДА. Это у вас мозги свинячьи! Ванечка, болен. Серьезно болен. Его нужно лечить в Москве, а это дорого. Я почти всю зарплату отдаю в интернат, чтобы он мог нормально жить. Там уход хороший, круглосуточный. А тут, спасибо Кулику, и подработка появилась.
ЕЛЕНА. В каком смысле подработка? Это твои дела, Ирка?
ВЕРА. Не волнуйтесь вы, Елена Александровна, видите, женщина не в себе, горе у нее. Столько денег в один момент потерять.
ЕЛЕНА. Так чей ребенок-то? Точно не Кулика?
АДА. Да успокойтесь вы со своим Казановой. Ванечке скоро семь, а я приехала пять лет назад. Видите, по срокам даже не сходится. А отец его, он… он умер. Он и сына не успел увидеть.
НИНА. Как так, больной был? Вот правильно сейчас говорят – во всем виноваты гены. Отец больной и ребеночек такой же. Вот у моего прапора упокойника отец был очень здоровый мужик…
АДА, Что вы мелете? Какие гены? Нормальный он был, здоровый. Женатый, правда.
НАТАША. Сами вы таскались, а других вон осуждаете!
АДА. Мы любили друг друга. Хотели пожениться, но он жену не хотел огорчать. Тут я забеременела, у него-то в браке детей не было, а он просто мечтал. Как узнал, сразу – на мотоцикл – и к жене, признаться хотел. Она на даче была. Как же я жалею, что сказала ему тогда о ребенке!
АЛЛА. Почему жалеете-то? Что, сел на мотоцикл и исчез в неизвестном направлении?
АДА. Да исчез. Совсем. Авария на дороге. Нелепое происшествие. Столкнулся на полном ходу с лосем. Один шанс на миллион, и достался ему. Лось отделался легким испугом. А он… даже понять не успел. На месте умер.
КАРИНА. Ничего себе трагедия. И что же вы столько лет молчали?
АДА.  Я как узнала, чуть сама не умерла. Плакала неделю, а ведь даже на похороны пойти не могла. Там его жена, родственники, а я кто такая? Так и проревела почти всю беременность. А потом Ванечка родился, и я сразу заподозрила неладное. Он вообще не плакал.
КАРИНА. Сердце матери всегда почует неладное.
АДА. Почуяло, будь оно неладно. И деньги эти… я так надеялась на чудо. В Москве, в одной клинике лечат таких детишек. Я уж и договорилась. Осталось только деньги перевести… а они и тютю.
НИНА. А вот что мне странно. Ты, Ада, точно помнишь, что деньги при тебе были?
АДА. Уверена. Я когда переодевалась, сумочку проверила.
НИНА. Значит, их кто-то из нас спер. Точно говорю, к бабке не ходи. Куда они еще денутся?
ИРИНА. Кто-то приделал этим денежкам ноги. Дааа…
ЕЛЕНА. Воровка среди нас? Непостижимо! Давайте, я вам свою сумку покажу, мне скрывать нечего!
НИНА. Я тоже могу свой ридикюль вытряхнуть, делов-то.

Все начинают шуметь, вытаскивать свои сумки. Наташа в том числе. Девушка молчит и ничего не предпринимает. Только прячет одну руку под простыней. К ней подходит Нина.

НИНА. А ты чего молчишь? Слова мы твоего недостойные? И что ты все время в руке прячешь? Я давно заприметила. Ну-ка, покажи, что у тебя там? Деньги Адкины?

Хватает Девушку за руку. Та уворачивается. Женщины молча подходят ближе, круг смыкается.

ДЕВУШКА. Отпустите, меня! Отпустите! Ничего я не брала. Я вас не знаю, и деньги мне ваши не нужны!
НИНА.  Не нужны? А ты покажи, что прячешь?
ДЕВУШКА. Не ваше дело! Это не я деньги украла, это другая.
АДА. Если видела – говори, кто? А то я тебе голову оторву и пришью обратно задом наперед.
ДЕВУШКА. Вон, у нее спросите. (Показывает на Наташу.)
НАТАША. Ты все врешь! Ты врешь! Зачем мне ее деньги? Вот, смотрите мою сумку. Смотрите, если не верите!

Вышвыривает из сумки все, что в ней было. Трясет пустой сумкой.

НАТАША.  Всё видели, довольны?

Девушка молча подходит к ее шкафчику, достает сапоги, в сапогах пачка денег, завернутая в бумагу. Все охают. Девушка отдает деньги Аде.

НАТАША (бросается на Девушку). Ты кто, тварь? Ты откуда взялась? Ты почему следишь за мной?

Женщины растаскивают Наташу и Девушку. Наташа рыдает.

АДА. Откуда знала, что у меня деньги есть?
НАТАША.  Мне Алла сказала.
АДА.  Ну и мразь ты, Аллочка.
АЛЛА. Я же не знала, зачем вам столько. Я только видела, что вы крысятничаете. Я не знала, я просто Наташке сказала. Не знала, что она воровкой окажется.
НАТАША. Я не воровка, я, может быть, отомстить хотела. А про ребенка не в курсе была, а если бы была – все равно украла бы.
НИНА. Ты что мелешь, дурища? И знала бы – украла, и не знала бы – украла. Совсем с катушек съехала?
НАТАША. У нее хоть такой ребенок есть, а у меня никакого не будет! И все из-за нее!
АДА. Не из-за меня, а из-за твоего блядства непомерного! Не надо залетать от женатых мужиков!
ЕЛЕНА. Это ты про кого сейчас?
АДА. Да про него, про Кулика твоего похотливого. Это он ее на аборт привел, и деньги заплатил.

Елена хватается за сердце, вот-вот упадет в обморок. Ирина подает Елене воду с корвалолом.

НАТАША. А вот и не факт, что от Кулика. Много их было. Просто Кулик самым порядочным оказался.
КАРИНА. Так ты, деточка, настоящая путана? Никогда вас не наблюдала, так сказать, в непосредственной близости.

Подходит к Наташе, разглядывает ее.

АЛЛА. Нееее… она не настоящая. Настоящие за это деньги берут, а она из спортивного интереса. Чтоб мужу своему отомстить.
ЕЛЕНА. Это как?
АЛЛА.  Да вышла наша Наташа замуж за кобеля, притащилась с ним в гарнизон из города. Думала, семья будет, дети, машина, дача. Что там еще бывает у нормальных людей?
КАРИНА. Это вполне обычные мещанские мечты. Ничего, кстати, плохого.
АЛЛА. Кто же спорит. Только муж ее оказался прохиндеем. С первого же дня спутался с одной такой…
ИРИНА. С какой, интересно?
АЛЛА.  Да с тобой.
ИРИНА.  И что? Я не знала, что он женатый. А когда узнала, пошла и Наташке все рассказала. Сама, между прочим. Мне чужого не надо.
ЕЛЕНА. Не надо. Кроме моего Кулика.
ИРИНА. Да что вы все со своим Куликом, поймите же – он у нас общественное достояние.
АЛЛА. Супер-пупермен!
ЕЛЕНА. Что вы все к моему мужику прицепились, мерзавки?
НАТАША. Потому, что он самый порядочный.
ЕЛЕНА. Это теперь с какого боку посмотреть. А ты деньги-то зачем украла? Небось, сиськи хотела сделать побольше? Чтоб уж совсем мужиков добить.
НИНА. Точно! Или губищи накатать! Вот блядь гарнизонная. А Адка тут вся убивается. Сыночка своего бедного вылечить не может.
НАТАША. Какие сиськи, с ума вы сбрендили все? У меня все свое, натуральное, от мужиков и так отбоя нет.
АЛЛА. А зачем тогда?
НАТАША. А затем, что, спасибо Аде Львовне, детей у меня никогда не будет.
НИНА. Не будет? Совсем-совсем?
НАТАША. Совсем. Последствия аборта. А я еще молодая, я жить нормально хочу. И чтоб муж, и дети, и эти… квартира и машина. Но, самое главное, ребеночка хочу.
ЕЛЕНА.  Это ты чего же, Адка, так напортачила? В суд на тебя подать нужно, чтоб из врачей уволили.
АДА. Вот теперь я, выходит, во всем виновата. А я предупреждала ее, хватит по мужикам таскаться, уж если невмоготу, так хоть предохраняйся нормально!
НАТАША. Да как же! Они с гондоном не хотят!
ЖЕНЩИНЫ. Ой, не хотят, мерзавцы…
АДА. Дремучий лес! Вы хоть книжки читаете? Статьи всякие про противозачаточные средства?
НИНА. Зачем это нам такую стыдобищу читать? Мы как наши отцы и деды. Тьфу, матери и бабки!
АДА. Вы бы еще в поле рожали, и к аппендиксу листья лопуха прикладывали.
НИНА. А чо, помогает? Я вот читала в газете ЗОЖ, что есть средство от всех болезней. Но не всякий, правда, сможет им пользоваться.
ИРИНА (подозрительно). Это какое же?
НИНА. Девки, не смейтесь только. Пишут, от всех болезней! И прикладывать, и растирать, и голову мыть. И пить! Я на себе проверила – ури-но-тера-пия называется.
ЖЕНЩИНЫ. Фууууу…
НИНА. А чо сразу – фу? Ури-но-те-рапия, называется по-научному.  А по-нашему – моча.  Вы попробуйте, потом за уши не оттянешь. И на лекарство тратиться не надо, всё же свое, родное.  Надо пять дней настаивать в банке, а потом выпаривать два часа…
ИРИНА. Мать, ты с ума сошла? Я думала, чем это у нас так воняет. Это у тебя моча на балконе настаивается?
НИНА. А ты чо, попробовала?!
ИРИНА. Нет!

Все смеются.

АДА. Наташа, ты приди ко мне во вторник, я тебе дам направление в женскую консультацию, там чудный старичок работает. Он и не такое бесплодие лечит. К нему за полгода в очередь записываются. А тебя он сразу примет, и денег не возьмет. Только по мужикам не таскайся больше, кто же тебя такую замуж возьмет потасканную.
КАРИНА. А пусть он ей и девственность восстановит…
АЛЛА. И штамп в паспорте замажет…
ЕЛЕНА. И мозги на место поставит.
НАТАША. Ну вас. Спасибо, Ада Львовна. Я приду обязательно. Мне эти мужики на фиг не нужны, мне на них и смотреть тошно, не то что... Вот полюбить бы кого.
НИНА. А что, ты молодая еще, красивая, полюбишь еще. Сиськи, вон, настоящие.
ЕЛЕНА. Глаз горит. Полюбишь, я тебе говорю. Молодого и полюбишь. И деточек родишь.
ИРИНА.  И машина, и квартира будет.
АЛЛА. И дача с садом. Давайте, чай пить, а то остыл, небось. Вот и конфеты, кстати.

Алла берет четыре стакана, стоящие отдельно, несет их Елене, Наташе, Ирине и Аде. По дороге ее перехватывает Карина.

КАРИНА. Аллочка, детка, дай мне чайку. А то я с этими трагедиями совсем пропустила время лекарство принять. Того и гляди в обморок лягу, как Елена наша Александровна.
АЛЛА. Кариночка Ивановна, подождите, я вот девочкам отнесу, а потом и вам.
НИНА. Ты чего это пожилому человеку в чае отказываешь? Видишь, она уже позеленела вся от давления.
ЕЛЕНА. Действительно, Алла, передайте Карине чай.
АЛЛА. Обойдется! Я же говорю, сначала девочкам…

Нина пытается отнять один стакан, Алла отворачивается, с другой стороны Карина тянет руки к стакану. Алла вертится, у нее откуда-то выпадает пустой пузырек. Все молча смотрят на него.

АДА. Какой знакомый фуфырик. Посмотрим, что это такое. (Читает.) Стрихнин. Понятно. Ты кому чай несла? Кого отравить хотела?
АЛЛА. Вас, кого еще.
НАТАША. И нас с Иркой.
ЕЛЕНА. И меня, наверное.
НИНА. Ты что такое удумала, клизьма бестолковая?

Отбирают у Аллы стаканы. Алла безучастно стоит, опустив руки.

КАРИНА. Теперь, я понимаю, почему ты мне дерзила – не хотела давать отравленный чай? А этих за что?
АЛЛА. За то. Ненавижу их! Ненавижу!
ЕЛЕНА. Меня-то за что?
АЛЛА.  А за то! Сколько баб у Кулика не было, а он все равно возвращается к вам. И слова ни разу плохого не сказал. Моя Еленочка –  то, моя Ленуська – сё! А я у него тридцать третья с краю!
КАРИНА. Еще одна несчастная любовь. Девушки, вы с ума сошли? У вас Куликомания?
АДА. Массовое безумие на фоне любовной страсти к Кулику.
ЕЛЕНА. Ой, что-то мне нехорошо…

Хочет упасть в обморок. Никто не обращает внимания. Елена в виду отсутствия внимания,  чувствует себя лучше.

ИРИНА. А меня за что, подруга?
АЛЛА. А за то, товарка, что он с сыном твоим сопливым носится больше чем со мной, взрослой, самодостаточной женщиной.
ИРИНА. Дура ты самодостаточная, к ребенку приревновала!
АЛЛА. А ты очень умная! Знаешь, чем мужика зацепить, на жалость бьешь – ах, я несчастная, ах, я одинокая, ах, у меня мамаша чеканутая!
НИНА. Это чего я чеканутая? Это ты совсем долбанулась, сучка похотливая!
НАТАША. Ну, меня за что, я, положим, догадываюсь.

АЛЛА. Ну и догадывайся себе, шлюха гарнизонная.
НАТАША. Может я и шлюха, а отраву подругам в чай не сыпала! Всех ты ненавидишь, у Ирки ребенок, у меня молодость, а ты скоро в тираж выйдешь, и никому нужна не будешь. Кулик – твой последний шанс.
ЕЛЕНА. В каком это смысле? Это вы меня уже похоронили? Да я всех вас переживу!
АЛЛА. Не нужны мне ваши дети, а молодость быстро проходит. Зато я трахаюсь лучше всех!
НАТАША и ИРИНА. Это тебе Кулик сказал?
АЛЛА. А кто еще. Так и сказал – Алка, я с тобой отдыхаю душой и  телом. Ты меня лучше всех понимаешь…
НИНА. Ну, положим, лучше всех понимаю его я.
ИРИНА. Мать, ты что? Тоже рехнулась?
НИНА. Да я не об этом, не в этом смысле.
АДА. А я при чем в этой истории? Я романа с Куликом не крутила.
АЛЛА. А вы его шантажировали, я же слышала. Он у вас наркоту брал. И потом, вы бы сразу догадались, кто это сделал. Только я имею доступ к ядам.
КАРИНА. Молодец девочка, грамотно все разложила. Только зачем, не поняла.
АЛЛА. И не поймете! Я люблю его. Люблю. И всегда любить буду. Старого, немощного, нищего – любого. Вам этого не понять, вам всем от него что-то надо. Все вы чего-то требуете. А будь моя воля, я бы посадила его в карман, и никуда бы не выпускала. Вот так – достану, посмотрю… и спрячу. Просто вижу его, и мне хорошо. Не поймете вы, не поймете.
ИРИНА. Я бы и сама его спрятала, я, может, его люблю побольше твоего!
НАТАША. Ишь, какая выискалась! Ты чем нашу любовь меришь? Что у тебя за весы такие? Я больше, вы меньше. Да я за него жизнь отдам, не задумаюсь даже!
ЕЛЕНА. Замолчите вы, сил уже нет слушать вас! И когда же это все закончится?
ДЕВУШКА. Сейчас.
ЕЛЕНА. Что?
ДЕВУШКА. Сейчас все закончится. Лично для меня.

Подходит к столику, выпивает отравленный чай. Сначала один стакан, потом второй… все молча смотрят на нее…

 

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Так же стоит Девушка, так же все смотрят на нее. Пауза. Выходит Петрович.

ПЕТРОВИЧ. Навеки застыли соляными столбами?

Девушка осматривает себя. Ничего не произошло. 

АЛЛА. Странно… я ведь точно сюда насыпала. Ада Львовна, у стрихнина есть срок годности?
АДА. Все, что просрочено – изымается из аптечки. А у стрихнина его нет, срока годности. Так что, я тоже ничего не понимаю. Как ты себя чувствуешь?
ДЕВУШКА. Обыкновенно. То есть, никак.
НИНА. А чего не падаешь, не тошнишься, не бьешься в предсмертных судорогах или чего там происходит?
КАРИНА. Может, времени мало прошло?
ИРИНА. Как же, мало. Стоим тут полчаса точно. Алка, что молчишь?
АЛЛА. Симптомы отравления стрихнином начинают проявляться спустя 15 минут после приема внутрь, а при парентеральном или назальном введении, еще быстрее.
НИНА. Перен… чего? как это?
АДА. Так, как наша девушка, через рот.
НАТАША. А назально – через нос!
НИНА. Хочешь попробовать?
НАТАША. Не очень. Дураков нету.
АЛЛА. Типичными симптомами являются генерализованные судороги, вызывающие боль в шее, спи­не и конечностях. Эти судороги провоцируются самыми незначи­тельными раздражителями, обычно длятся от 30 секунд до 2 минут. Их типичные проявления — опистотонус, тризм и так называемая сардоническая улыбка.
НИНА. Молодец, Алка, шпаришь как по бумажке. Описдонус и туризм пропустим, проверим улыбку. (Девушке.) Ну-ка, лыбься!

Девушка вымученно улыбается.

НИНА. Видели, как улыбается сарделически? Сейчас судороги начнутся! Веерка, тащи корвалол!
ВЕРА. Ничего не начнется. Сами вы недоделанные, и лекарство у вас такое же.
КАРИНА. Вера, это не научно. Действие яда распространяется быстро и возможен летальный исход.
НИНА. Никакого летательного исхода мы не допустим. Мы сейчас ей желудок промоем. Веерка, тащи воду.
ВЕРА. Успокойтесь, если ничего не случилось, значит, уже не случится. Есть организмы не восприимчивые к определенным группам ядов. Но эти вот стаканы я уберу от греха подальше.

Уносит стаканы.

НИНА. Вот так посидели, не попарились, зато отношения выяснили и про всех все узнали.
ЕЛЕНА. Только, про тебя, Нинок, так ничего и не выяснили. А скажи мне, парильщица ты моя дорогая, отчего это ты лучше всех моего Кулика знаешь?
ИРИНА. Даже мне странно. Мать, он что, у тебя семечками отоваривается на весь гарнизон?
АЛЛА. Действительно, что у вас общего?
НИНА. Вот все вам надо знать. Не скажу!
КАРИНА. Ну, почему, Нина Николаевна? Уважьте наше любопытство.
НИНА. Не уважу, я слово дала.
АДА. Интересненько, мы все тут кишки вывалили, рассказали о себе самое стыдное, а у нее, значит, слово.
НИНА. Ну что пристали, как банный лист к…
АДА. Тсссс, цензура. К ягодицам.
ИРИНА. Колись, мать! Может, он мой папа, а я того… кровосмешением занималась.

Елена охает, и готовится упасть в обморок. Все смотрят на нее, машут руками.

ЕЛЕНА. Мне больше всех интересно. Рассказывай.
НИНА. Я предупреждала, вы сами напросились. Сейчас такого понараскажу, уши завянут и отвалятся.
КАРИНА. Давайте уже, не томите.
НИНА. Ну вот, к примеру, вы, Карина Петровна. Заслуженный учитель РэСэФэСэРэ.

КАРИНА. И что такого? Это все знают.
НИНА. Только никто не знает, что у этого заслуженного учителя есть…
КАРИНА. Замолчите! Вы бы лучше про себя рассказали. Про свое прошлое. Где вы свою дочку нагуляли, и с кем.
НИНА. Про меня ваще не интересно. Я женщина без прошлого. Дочку свою, Ирку, нахалку и блядищу, я родила от своего законного прапора, алкаша и тунеядца. Царство ему небесное!

Петрович выглядывает из парилки.

ПЕТРОВИЧ. Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное!
НИНА. Аминь! Все вы меня знаете, и прятать мне нечего – я на чужих мужиков не зарилась, аборты девкам не делала, подруг не травила. Вот такая я скучная.
КАРИНА. Вот вы, Нина, и молодец. Обошли любовные сети, развешанные нашим дражайшим командиром.
НИНА. Ну что вы, Карина Ивановна, какие сети? Это же вы мастерица сети плести.
ЕЛЕНА. Это ты сейчас про какие-такие сети? Неужто Кулик и на бабок старых бросается? Нет, девки, я сейчас уже точно сил лишусь!
НИНА. Не лишайся. Силы тебе еще понадобятся.
КАРИНА. Я прошу вас замолчать!
НИНА. Вот еще. Я этого момента ждала, может, три года.
ИРИНА. Даже интересно стало, говори мать. Я тут рядом постою, на всякий случай.
НАТАША.  Я тоже. Вдруг у нее пистолет. Вместе обезвредим.
КАРИНА. Тоже мне, нашли Фани Каплан. Да говори, чего уж.
НИНА. Каждый четверг мы…
АДА. … с подругами ходим в баню. Женский день у нас.
НИНА. Это да. Но вечером я встречаюсь с Куликом.
ЕЛЕНА. Зачем, Нина? Секс я сразу исключаю. Да?
НИНА. И правильно, командирша. Мы с Куликом…. Мы с Куликом… мы с Куликом…

Барабанная дробь. В луче софита стол, контражуром, спиной к зрителям сидит мужчина. Это Петрович, только в военной форме.

НИНА. Мы с Куликом пьем водку!
ПЕТРОВИЧ. Наливай, Нинка.
НИНА. Не части, командир. Ты еще мои помидорчики не попробовал.
ПЕТРОВИЧ. А рассол точно не из трехдневной мочи?
ИРИНА. Ну, ты мать даёшь! Ну, ты партизанка!
НИНА. А чо там у тебя с армянкой?
КАРИНА. Прекратите этот балаган!
АЛЛА. А мне нравится, давай, Нинон!
ПЕТРОВИЧ. Убью я ее, наверное. Возьму грех на душу!
НИНА. Даже не думай, столько баб осиротишь! Давай, вместе что-нибудь придумаем. Может, на нее в милицию заявим?
НАТАША.  Пипец, как интересно, что ему эта кошёлка такого сделала.
АДА. Кажется, я догадываюсь. Года два назад он просил меня достать наркотики. Достал, очевидно.
КАРИНА. Не докажете! У вас и доказательств никаких нет.
ПЕТРОВИЧ. У нас и доказательств никаких нет.
НИНА. А у нее наркотики дома, наверное, чем не доказательство.
ПЕТРОВИЧ И КАРИНА. А ты попробуй, найди эти наркотики!
ПЕТРОВИЧ. Она прячет их где-то. И передает не дома же. Все сложно, Нина.

Затемнение. Петровича нет. Нина на прежнем месте.

НАТАША. А зачем ему эти наркотики? Он и водку-то почти не пьет.
НИНА. За уши льет.
АЛЛА. Может, он их сбывает, чтоб потом детям вашим сопливым лекарство импортное покупать.
ИРИНА. Тоже нашла наркодилера. Кулик – он же ни украсть, ни посторожить.
АДА. При всем моем неуважении, не будет он солдатиков подсаживать на эту гадость, точно.
ЕЛЕНА. Я знаю.
НИНА (в шоке). Всё?
ЕЛЕНА. Не все, а только зачем Кулику наркотики.
КАРИНА. А вот сейчас даже мне интересно.
ЕЛЕНА. У нас в подъезде жил старенький генерал. Одинокий, все его родные умерли давно. Рак у него был. Он так кричал от боли, так просил Кулика застрелить его. Вот он и доставал бупренорфин. А где доставал – не сказал.
НИНА. А эта тварь его шантажировать начала. Угрожала, что сама заявит в милицию, рассказывала, какой позор ждет его семью. Короче, он чуть умом не двинулся. Пистолет присматривал. Веревку мылил. Прорубь искал. Вот.
ЕЛЕНА. Ну, вы и мерзавка, Карина Ивановна!
НАТАША. Не мерзавка, а самая  настоящая мразь!
ИРИНА. Да я бы вас сейчас своими руками. А еще сахар ей таскала, знала бы – плюнула в него!
АЛЛА. Дура я была, что стрихнин вам не дала выпить!
АДА.  Собаке – собачья смерть!
КАРИНА. Не было ни гроша, да вдруг алтын!
НИНА. Не плюй в колодец!
ЕЛЕНА. Сколько волка не корми… ой, девочки, куда-то мы не туда.
ВЕРА. А зачем же ты, милая, такую подлость мужику сотворила? Он же болящему хотел страдания уменьшить.
КАРИНА. Только на мои страдания это никак не отразилось.
ВЕРА. А какие такие страдания у тебя, горемычная?
КАРИНА. А такие вот, сын у меня в тюрьме.
ЖЕНЩИНЫ. За что? Убил кого? Проворовался? Снасильничал? Старушку грохнул? Машину увел?
КАРИНА. За дезертирство.

Появляется Петрович в судейской мантии.

ПЕТРОВИЧ. Дезертирство, то есть самовольное оставление части или места службы в целях уклонения от прохождения военной службы, а равно неявка в тех же целях на службу -  наказывается лишением свободы на срок до семи лет.
КАРИНА. Вот именно! До семи лет! Столько ему и впаяли. А все из-за него, чтоб он трижды сдох, из-за Кулика вашего?
ЕЛЕНА. Нет, девочки, вы как хотите, а я – в обморок.

Елена скрестила руки на груди и обмякла на стуле.

ВЕРА. Вот же чувствительная женщина. Все никак не привыкнет.
НИНА. Барыня и есть. Карина Иванна, а почему Кулик-то виноват? Я так, понимаю, сынуля твой сдристнул из части.
КАРИНА. Кулик виноват, он у них командиром был, в отпуск его не пускал. А ему срочно надо было. Очень срочно.
АДА. Чего срочного, умер кто?
НИНА. Ежели умер – обязаны отпуск дать! У моего прапора, упокойника, мать померла в Нижних Козлищах…
НАТАША. Где?
НИНА. Не суть. Так ему сразу отпуск дали. На неделю. Чтоб похоронил по человечески. И помянул. И крышу там поправил. Дерево посадил…
КАРИНА. Никто у него не умер. Девушка любимая замуж вышла. Они с третьего класса дружили. Недождалась-то всего полгода, а такие письма писала, такие письма. Так в любви клялась, Джульетта по сравнению с ней – цыпленок.
ИРИНА. Формально не имел право на отпуск. Но могли пойти на встречу. Наверное.
КАРИНА. Могли, но не пошли. Он сбежал. А на вокзале его и взял патруль с нашим командиром во главе. Я сразу приехала. Как я Кулика умоляла, в ноги кидалась, деньги предлагала, себя!
АЛЛА. Вот странно, что он такой королевский подарок не принял.
ИРИНА. Пожилая армянка – вполне в его вкусе.
КАРИНА. Я была на грани отчаянья. Я унижалась. Сына посадили, дали на полную катушку. А я поклялась себе, пока живая – отомщу Кулику. Не жить ему. Сначала хотела ножом пырнуть, но испугалась. Потом киллеров нанять решила. Но не нашла, у меня же связей нет в этой области.
НИНА. Это за что Кулика жизни лишать? Он ради тебя и твоего сыночка должен был совершить должностное преступление и сам сесть? Да у них, каждого третьего невеста не дождалась. У меня тоже был жених в армии, а тут мой прапор упокойник подвернулся, черт его дери.
АЛЛА. А я не дождалась. Трудно в молодости верной быть, гормон играет.
ИРИНА. И я.
НАТАША. И я.
ЕЛЕНА. Да и я. В общем-то. Если вспомнить.
АДА. Вы, дамы, не понимаете, это в Карине Ивановне ущемленное женское эго требует отмщения.
КАРИНА. Что вы мелете, какое эго?
АДА. Образованная, вроде, женщина, основы психологии наверняка в институте изучала.
ИРИНА. Какая психология? Она, небось, еще до революции училась.
АДА. И, тем не менее, не надо быть психологом, чтобы понять – это в вас женское отвергнутое естество оскорбилось! Он вами пренебрег, за это вы его ненавидите, а сын – на десятом месте.
КАРИНА. Что вы мелете? Это вы, как суки течные, вертитесь вокруг одного кобеля. Совесть совсем потеряли!
НАТАША. Ага, мы потеряли, а вы нашли.
ЕЛЕНА (слабым голосом).  Это не тот ли мальчик, из Томска? Ованес, кажется.
КАРИНА. Да, мой сын Овик. Это он.
ЕЛЕНА.  Мне Кулик про него рассказывал. Поймали мальчонку на вокзале, глазищи огромные, черные, а в них слезы стоят. Кулик хотел отпустить его по-тихому, и патруль свой был, кореша. А парню что-то в голову-то вступило, он у Кулика автомат выхватил, да стрельнул. Хорошо не попал ни в кого, только моему в голову отрекошетило…
АЛЛА. Это у него от этого шрам на голове?
НАТАША. И ломит к дождю…
ИРИНА. И глаза болят от резкого света…
НИНА. И водка плохо усваивается…
ЕЛЕНА. И стригу я его сама, а то машинка рубец травмирует.
КАРИНА. Это не Овик, мой сын не мог стрелять в человека!
НИНА. Он в состоянии эффекта был.
АДА. Аффекта. А.
НИНА. А?
ЕЛЕНА. Вот так и получилось. Но Кулик не внес это в протокол, а то совсем другая статья была бы. А он три раза в год посылки ему посылает.
КАРИНА. На Новый год…
ЕЛЕНА. На 23 февраля…
КАРИНА. И на день рождения…
ЕЛЕНА. Шестого апреля.
КАРИНА. Да. Шестого апреля. Уже вот шесть лет. Носки, конфеты, печенье…
ЕЛЕНА. Консервы, сигареты…
КАРИНА. Ованес не курит.
ЕЛЕНА. Да? Мы не знали. Но может поменять на что-нибудь полезное. А два года назад оплатили онлайн-курсы на подготовку в институт.
КАРИНА.  Я не знала, что это Кулик. Думала, Светку, невесту его, совесть замучила.
ИРИНА. Он меня просил откладывать самые лучшие продукты. Тушенку белорусскую, сгущенку ГОСТовскую, печенье голландское… и не говорил зачем.
КАРИНА. Я же столько лет его изводила! Господи, как стыдно! Стыдно-то как, Господи!

Мимо проходит Петрович со стремянкой.

ПЕТРОВИЧ. Не прослыви наушником, и не коварствуй языком твоим: ибо на воре — стыд, и на двоязычном — злое порицание.
НИНА. Вот скажет ерунду, а как мороз по коже.
ВЕРА. А может, и не ерунду вовсе. Ты вслушайся.
НИНА. Вот еще. Он же чокнутый. Даже свет починить не может.
ПЕТРОВИЧ. Тот свет или этот?
НИНА. Тот, этот… ты парилку почини, мы париться пришли, а занимаемся вон чем!
ЕЛЕНА. Мне кажется, это даже хорошо, что так получилось. Мы все узнали правду.
НАТАША. И поняли, что нам не надо ненавидеть друг друга.
АЛЛА (с надрывом). О, как играет музыка! Они уходят от нас, один ушел совсем, совсем навсегда, мы останемся одни, чтобы начать нашу жизнь снова. Надо жить... Надо жить...
ИРИНА (кладет голову на грудь Алле). Придет время, все узнают, зачем все это, для чего эти страдания, никаких не будет тайн, а пока надо жить... надо работать, только работать!
НАТАША (обнимает Аллу и Ирину). Музыка играет так весело, бодро, и хочется жить! О, боже мой! Пройдет время, и мы уйдем навеки, нас забудут, забудут наши лица, голоса и сколько нас было, но страдания наши перейдут в радость для тех, кто будет жить после нас, счастье и мир настанут на земле, и помянут добрым
словом и благословят тех, кто живет теперь. О, милые сестры, жизнь наша еще не кончена. Будем жить!

Вбегает взъерошенный режиссер.

РЕЖИССЕР. Вы с ума сошли? «Три сестры» завтра!
ИРИНА, НАТАША, АЛЛА. Извините, музыка навеяла.

Режиссер уходит.

НИНА. Ну так  это. Ээээ… так. А главное, Кулик всех любит одинаково.
ДЕВУШКА. Нет.
ЖЕНЩИНЫ. Это ты сказала?
ДЕВУШКА. Да. Я приехала сюда к любимому человеку. Мы познакомились в интернете, его ник…

Где-то наверху появляется Петрович в костюме Бэтмена. Плащ развивается.

ПЕТРОВИЧ. Привеееееееет, это яяяяяяяя – Устаааааалый Бээээээтмен.
НИНА. Кто это? Где  такой? У нас таких нет, я всех знаю.
НАТАША. В компьютере она с ним переписывалась.
ДЕВУШКА. Я даже не знала, как он выглядит. Но он пришел в самую трудную минуту, когда я хотела свести счеты с жизнью. Он умел подобрать такие слова, что стал необходимым, родным. Я его полюбила.
КАРИНА. То есть вот так, за слова? А фотокарточку он тебе показывал?
ДЕВУШКА. Нет, а зачем. Любишь ведь сердцем, а не глазами.
ИРИНА. Оно, конечно, так, но кто его знает. Вполне мог уродом оказаться.
АЛЛА. Или маньяком.
НИНА. Или как мой прапор-упокойник – алкашом.
ЕЛЕНА. Хватит воду лить попусту. Встретились вы или нет?
ДЕВУШКА. Встретились. И он оказался еще лучше, чем я себе намечтала.
ЕЛЕНА. А звали-то его как на самом деле?
ДЕВУШКА. Я звала его Устаааааалый Бээээээээтмен, а он меня –
ПЕТРОВИЧ (в костюме Бэтмена, сверху). Пердяяяяяяячая Траваааааааа.
ЖЕНЩИНЫ. Как-как?!
ДЕВУШКА. Пердя́чая трава. Это бабушка так говорила, когда хотела предостеречь от чего-то плохого. «Налетишь, типа, на пердячую траву». Вот я и налетела.
АЛЛА.  Говнюком оказался?
ДЕВУШКА. Нет, вас встретила.
ЕЛЕНА. И чем это мы так тебе не угодили?
ДЕВУШКА. Подлые вы все. Каждая спит и видит, как подругу уничтожить. Говорите хором, и ничего не слышите.
НАТАША. А ты вот такая хорошая, вся в белом…
НИНА. Того и гляди, крылышки вырастут!
ВЕРА.  Вы бы, девки, правда, угомонились. Все бы вам заклевать кого, не разобравшись.
ДЕВУШКА. Меня не очень-то заклюешь, у меня вот что есть.

Разжимает кулак, там граната без чеки. Женщины расступаются, стараются отойти подальше.

НИНА. И чего ты на нас так окрысилась?
ЕЛЕНА. Мы же никого пальцем не тронули…
КАРИНА. Везде у нас мир и порядок…
АДА. Ты, главное, успокойся!
ИРИНА. Ты только не волнуйся!
НАТАША. Не нервничай, нам твой Усатый  Бэтмен на фиг не нужен!
ДЕВУШКА. А вот и нужен.
ЕЛЕНА. Как так? Неужто мой Кулик с детским садом связался?
ДЕВУШКА. Да что вы заладили «мой, мой». Никакой он не ваш!
ЕЛЕНА. А чей? Твой, что ли?
ДЕВУШКА. Не мой. Он сам свой. А вы все норовите его схватить, в карман положить, привязать, на цепочку посадить и пользоваться единолично.
АДА. А ты такая альтруистка? А тоже, небось, попользовалась общественным достоянием.
ДЕВУШКА. Какие же вы пошлые, злобные, противные. Только похоть и деньги в голове, больше вам ничего не надо. А вот что у Кулика в душе, чего он-то хочет, вы хоть одна задумались?
ВЕРА. Зря ты на них ругаешься. Нормальные они. Добрые, отзывчивые. Ты их просто не знаешь. Это их жизнь доконала.  Вот Нинка…
НИНА. Чего еще?
ВЕРА. Ты не смотри, что она все время ругается, она горя хлебнула ведром, на всех нас хватит. И пил, и бил ее прапор-упокойник. А как слег с инсультом, она от него месяц не отходила. Спала рядом на коврике в больнице.
НИНА. Еще чего, на коврике. Мне раскладушку потом дали! Ночевала как барыня.
ВЕРА. Или вот Ада Львовна…
ДЕВУШКА. Она женщинам аборты делала так, чтобы они потом рожать не могли.
ВЕРА. Не так это. Она Наташе кисту вырезала, не было никакой беременности. И другим женщинам помогала. Только говорить об этом не любит.
НАТАША. Как кисту?
АДА. Вера, я бы попросила не распространять вас медицинские тайны, и откуда…
НАТАША. А что за киста? Это опасно?

Ада и Наташа отходят, шепчутся.

ВЕРА. А Ирина помогает всем старичкам в поселке.
ИРИНА. Да ладно, их не так-то много.
ВЕРА. Много не много, а раз в неделю разносит продуктовые заказы. Говорит, собес присылает.
НИНА. Вон, ты куда деньги-то тратишь.
ИРИНА. Прости, мама. Но это я только то, что в вечернюю зарабатываю. Или ночью иногда посуду мою.
НИНА. А я думала ты по мужикам бегаешь. Эх, дочка-дочка, что же ты не рассказала, неужто я бы не поняла?
ВЕРА. Алла наша, сирота. Растила сестру-инвалида, лечила ее, а когда та выросла, вылечилась, жениха у Аллочки-то и увела.
АЛЛА. Подумаешь, жених. Все равно он Аньку больше любил.
ВЕРА. Квартиру им оставила, уехала в неизвестном направлении. А они ее по сей день ищут.
АЛЛА. Ищут?
ВЕРА. Да. Девочка у них родилась, Аллочкой назвали. Ты бы написала им, а?
АЛЛА. Алкой назвали? Вот это да! Напишу обязательно!
НАТАША. А я?
ВЕРА. Ну ты, деточка, у меня на особом счету. Такой доброй девушки я давно не видела. Нету у Наташеньки денег, зато много любви. Детишек она обожает, страсть как! А своих Бог пока не дал. Так она удумала вещички вязать, да в детский дом отправлять.
НАТАША. Вера, я научилась и кофточки, и юбочки, и мальчишкам свитера.
АДА. Никогда бы не подумала. А Карина Ивановна чем прославилась?
ВЕРА. А Карина Ивановна у нас – заслуженный учитель.
ЖЕНЩИНЫ. И все?
ВЕРА. А вам мало? Она столько шалопаев вырастила, стольким путевку в жизнь дала, что многим мамашам на нее молиться надо! Учителя и драматурги у меня на особом счету. Вот.
КАРИНА. Простите, Вера, не знаю вашего отчества, вы откуда про всех знаете?
НИНА. Да, мне тоже интересно?
ВЕРА. Так вы сами все про себя рассказали.
АЛЛА. Когда?
ВЕРА. Что-то вы засиделись девоньки, домой не пора?
ИРИНА. Ой, мне же Сережку домой забирать…
НИНА. А меня на рынке заждались… жалко, что так и не попарились. Пропал наш банный день.

Из парилки выходит Петрович.

ПЕТРОВИЧ. Идите домой, бабоньки. В следующий раз попаритесь. Со светом.

Женщины собираются, тихо переговариваются и расходятся. Остается только Девушка.

ДЕВУШКА. А я? Мне идти некуда, никто меня не ждет.
ВЕРА. Как не ждет? Там тебя ждут.

Вера берет у девушки гранату, кидает в парилку, вспыхивает яркий свет.

ВЕРА. Иди, детка, ничего не бойся! Твое время на Земле еще не пришло. Ибо, когда из мертвых воскреснут, тогда не будут ни жениться, ни замуж выходить, но будут, как Ангелы на небесах.

Девушка исчезает в парилке. Из-за кулис выходит Петрович со стремянкой.

ПЕТРОВИЧ. Ну что, и нам передохнуть пора, большую работу сегодня сделали.
ВЕРА. А и то верно, что-то устала я.

Проходят на авансцену, занавес закрывается. Вера садится на верхнюю ступеньку стремянки, Петрович пониже. Достает из кармана халата бутылку кефира, протягивает Вере, точно такую же – себе.

ПЕТРОВИЧ. В эфире программа «Рабочий полдень».

Вынимает транзистор, настраивает его.

ГОЛОС (Петровича). Происшествие в городе Н-ске. Автобус, следующий из гарнизона в город, потерпел аварию. Семь женщин в тяжелом состоянии доставлены в больницу. Одна неизвестная девушка скончалась на месте.
ГОЛОС (Веры). Семеро женщин вышли из комы, и отправились домой. Их жизням ничего не угрожает.
ПЕТРОВИЧ. Если будут хорошо себя вести.
ВЕРА. Будут-будут, я их хорошо знаю.
ПЕТРОВИЧ. Ну, вот отдохнули, за работу пора.

Вера встает в полный рост, потягивается, за ее спиной тенью возникают огромные крылья. Петрович снимает свою дурацкую шапку, над его головой и тоже тенью появляется нимб.

ВЕРА. Ну, с Богом!
ПЕТРОВИЧ (смеется) С Богом!

Смотрят вверх и машут. Сверху летят разноцветные конфетти. 

Занавес.





_________________________________________

Об авторе: ТАТЬЯНА ВОРОНИНА

Закончила Литературный институт. Работает на ТВ. Член Союза писателей России. Автор более ста статей в различных СМИ, сценариев художественных и документальных фильмов, четырёх книг в жанре нон-фикшн (в соавторстве с П. Кузьменко). Автор 11 пьес, вошедших в лонг и шорт-листы разных конкурсов, победитель ЛитоДрамы 2018 и Майских читок 2017.скачать dle 12.1