…чтобы было всё понятно,
Нужно жить начать обратно.
Александр Введенский
Пусть читатель простит наукообразие заголовка. Слово «хронотоп» – из мира академической науки, но речь пойдет о литературе самой что ни на есть современной, текущей. Без строгих терминов нам, однако, не обойтись: в конце концов, как полагал сам Бахтин, история романа – это в большой мере история романных хронотопов.
А речь пойдет вот о чем.
Cовременная русская проза постепенно превращается в машину времени, и эта машина способна переносить читателя только в один временной отрезок - советский. У советских писателей учатся писать («Советская литература. Краткий курс» Быкова), их ролевые модели становятся чрезвычайно популярными («Литературная матрица. Советская Атлантида»). Сам мотив путешествий во времени становится сюжетообразующим, причем бегут персонажи то в 60-е («Агафонкин и Время» Радзинского-мл.), а то и в 41-й («Девушка с веслом» Кунгурцевой; Быков неоднократно заявлял, что пишет сейчас роман о сороковом годе). В конце концов, Большая книга-2014 посвящена – чему? – Соловкам! «Норму» сорокинскую, всеми давным-давно прочитанную и только что не законспектированную, переиздали, пояснив в аннотации: «сегодня, на фоне попыток возродить советский миф, роман приобрел новое звучание». Кто бы мог подумать еще пару лет назад, что сразу два молодых автора напишут романы про завод – экспериментальные с формальной точки зрения, но вопиюще несовременные по духу. Речь о Ксении Букша, чей «Завод «Свобода» отмечен в прошлом году «Нацбестом», и Сергее Самсонове, чей роман «Железная кость» выйдет вот-вот и, поверьте, может произвести эффект разорвавшейся бомбы. Что и говорить, даже Гоголи сегодня – советские («Возвращение в Египет» Шарова).
В забытом ныне романе nobody01@inbox.ru (Ильи Стогова) «Мертвые могут танцевать» есть примечательная цитата: «Еще недавно будущее представляли, читая Герберта Уэллса. Теперь – читая Ирвина Уэлша». Сказано, однако же, в 2005-м; похоже, ныне будущее представляют, читая Трифонова. Не то чтобы литература игнорирует современность (есть Ремизов, есть Лимонов, есть, разумеется, Пелевин), но провод, который питает нашу прозу энергией, тянется туда, в 1930-70-е... И если, по замечанию Дмитрия Быкова, «история советской литературы — полная, свободная от идеологических клише, включающая портреты запрещенных или загубленных авторов, — до сих пор не написана и вряд ли появится в ближайшее время», то рождение неосоветского романа происходит на наших глазах.
Таков «хронос», о «топосе» же точно заметил Константин Мильчин, подводя итоги прошлого года: «Самое интересное, что было с нами в 2014 году, — так это неожиданное пришествие параллельной России. В "Пароходе в Аргентину" Алексей Макушинский... рассказывает историю эмигранта второй волны. В книге "Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева" речь идет о русских старообрядцах из Латинской Америки. Тексты интересны не только сюжетами и героями, а языком, на котором в нашей с вами России не разговаривают. И еще больше они интересны временем, темпом — параллельная Россия спокойна»
[1]. На параллельную Россию, однако, обращают мало внимания: слишком тревожно и неспокойно в России посюсторонней. Впрочем, литература стала транслировать эти сигналы из прошедшего времени гораздо раньше.
Последовательная советизация современной прозы, видимо, имеет ту же природу, что и резкий взлет антиутопий в 2005-м, на короткое время ставших вдруг самым популярным жанром. Одна из них – «ЖД» Дмитрия Быкова – заканчивалась любопытным диалогом:
«– Стало быть, нечто кончилось? – спросил брат Мстислав.
– А нечто началось,— ответил умудренный брат Николай. <…>
– Значит ли это, – спросил подошедший к ним брат Георгий, – что весь тысячелетний опыт замкнутой истории был ошибкой?
– Он не был ею, – ответил брат Николай, светясь тихой радостью, – ибо чем дольше был затвор, тем с большею силой вырвется наружу копившаяся в бездействии история. Не знаю насчет нового неба, хотя и в нем я вижу определенные знамения, – но уж новую землю, братия, я вам обещаю».
Вот и сегодня писатель ощущает, что семидесятилетний советский опыт не только не был ошибкой, но оказался, пожалуй, полезен, а главное – актуален. Ну а «чем дольше был затвор…». Литература – это ведь всегда отражение негласного общественного договора, именно литература транслирует чувство времени. Современный писатель не столь наивен, чтоб спрашивать у «детворы», какое, дескать, милые, у нас тысячелетье на дворе? Понятно, какое.
Дело еще и в том, что русское ощущение времени весьма противоречиво, и недаром его удалось сформулировать в одном из самых злободневных романов: «В голове, странно единые, жили два ощущения: все скоро, вот-вот прекратится, и — ничего не кончится, так и будет дальше, только так». Впрочем, сегодня заглавный герой этой некогда нашумевшей книги уже неактуален – и это тоже знак времени.
___________________
Примечания:
[1] Мильчин К. Параллельная Россия // Русский репортер. 2015. № 1-3
скачать dle 12.1
