Редактор: Ольга Девш
(О книге: Черный А. Путеводитель. М.: Воймега, 2020.)Новая книга Антона Чёрного «Путеводитель» – поэтическое осмысление важного «американского» периода в жизни автора. Поэт почти четыре года прожил в Лос-Анджелесе и немного путешествовал по штату Калифорния. «Эмиграция меня больше интересовала как внутренний путь, который важнее внешних впечатлений. Как и всякая травматическая ситуация, переезд на край света многое выявляет в людях, и открытия могут быть не всегда приятными», – поясняет сам автор.
Всего в «Путеводителе» три раздела: «Деревья Калифорнии», «Домотканые половики» и «Великое отсутствие». Каждый предваряет эпиграф – цитата из произведений Константина Николаевича Батюшкова. Неожиданный выбор для наших дней: «предтечу Пушкина» современные поэты балуют своим вниманием не так уж и часто. Но для вологжанина Антона Чёрного обращение к Батюшкову естественно. Константин Николаевич, земляк, воин и странник, близок автору: «Я его столько читал, кажется, что уже за родного держу. Вроде как жил прадедушка, словоплёт, меланхолик, прожектёр, путешественник, переводчик, а я весь в него, только пожиже». Цитаты Батюшкова вместе с трёхчастным делением формируют сюжет «Путеводителя» – на самом деле перед нами «внутреннее путешествие» в попытках обрести своё «я», человеческое и поэтическое, национальное и бытийное, в великой первозданной пустоте Вселенной.
«Он (сюжет – прим. ред.) для литературы не нов, мало ли было скитальцев, эмигрантов, «возвращенцев». По понятным причинам я много думал над этой темой, находил какие-то знакомые переживания в текстах классиков и современников. Такие перемигивания с ними в «Путеводителе» есть, я их задумывал как небольшие «пасхалки», намёки, побуждающие читателя к размышлению. Думаю, это привнесёт в чтение элемент игры», – даёт подсказку Антон Чёрный.
Если предложено самим автором, так давайте поиграем! Для эпиграфа первого раздела он выбирает цитату из стихотворения-притчи Батюшкова «Странствователь и домосед»: «Я сам, друзья мои, дань сердца заплатил». Напомним, что в тексте классика идет своеобразное сравнение двух жизненных доктрин братьев Клита (домоседа) и Филалета (странствователя). Итог этой притчи дан читателю уже в самом начале стихотворения:
Как трудно век дожить на родине своей
Тому, кто в юности из края в край носился,
Всё видел, всё узнал; и что ж? из-за морей
Ни лучше, ни умней
Под кров домашний воротился.
Собственно, именно этот вывод напрашивается и после прочтений «Деревьев Калифорнии». «Ни лучше, ни умней» возвращаются домой странники, но просто другими – более взрослыми, опытными и несколько уставшими от жизненных невзгод. Именно здесь, в «Деревьях Калифорнии», в первом же стихотворении даёт нам автор путеводную нить главного мотива всей книги – осознания пустоты, тщеты всех странствий как внешних, так и внутренних. Это своеобразная завязка сюжета:
Каждый вечер начинается
У накрытого стола.
Пустота мне улыбается,
Спрашивает: «Как дела?»
Говорю: «Дела неважные,
Дорогая пустота.
Спят дома одноэтажные
И другая красота.
(«Никого тут нет в Америке»)
Тем не менее, Калифорния в стихах поэта представлена весьма ярко. С одной стороны сумрачной, депрессивной («Малибу»), с другой – прекрасной («Деревья Калифорнии», «Уверен этот мир не настоящий») однако реальность увиденного заокеанского мира автор последовательно ставит под сомнение из текста в текст:
Тутовник, пальмы, фикусы и сливы —
Перечислять гербарий нету сил.
Не может быть вот просто так красиво.
Господь бы этого не допустил.
Любопытно, что в «Путеводителе», целиком посвященному калифорнийскому опыту в жизни поэта, мы встретим стихотворения на английском языке лишь в самом начале книги – Sun City: A garbage Day и Sun City: A Favor. Собственно, и все «калифорнийские» образы сосредоточены в основном в первом разделе. Автор «Путеводителя» платит за познание этого иного мира «дань сердца», отчаянно тоскуя по родине. Читаем:
Припадаю к тёмному окошку.
Как вы там? Ни тронуть, ни спросить.
Дома не окучена картошка,
И за баней надо обкосить.
Напомним, что когда-то новатор Константин Батюшков шокировал современников, смешав в стихотворении «Мои пенаты» несовместимые, казалось бы, с их точки зрения образы и детали: высокие – античные, низкие – имеющие отношение к вологодской деревне и современности. Таким образом в этом тексте Батюшков создал то самое двоемирие, которое и поныне прилежно описывают школьники, анализируя «Мои пенаты» на уроках литературы. Точно так же, по-батюшковски, дразнит читателя и Антон Чёрный, мешая «высокие» описания Калифорнии (США в массовой культуре это не только государство на карте, но «страна, где сбываются мечты») с «низкими», повседневными: «Дома не окучена картошка, / И за баней надо обкосить». Что ж, пожалуй, стоит поехать в Америку, чтобы понять, что ты и там останешься собой – россиянином, вологжанином, «ни лучше, ни умней».
Нельзя не заметить, что в «Путеводителе» мы наблюдаем характерные признаки «вологодской поэтической школы»*. Во-первых, это верность вологодским традициям: не простое упоминание Батюшкова и даже не обращение к земляку-классику, а совершенно осознанное и намеренно не единожды подчеркнутое художественное «родство» с ним. Во-вторых, тоска не по России вообще, а именно по малой родине, т.е. по родному городу и родным сёлам (в стихах Антона Чёрного, посвященных, на минуточку, калифорнийскому периоду в жизни, упомянуты областная столица Вологда, её микрорайон БАН, посёлок Куркино, деревни Семёнково и Ежово, река Лежа и др.). В-третьих, специфическое именно для поэтов-вологжан явление «стоп-кадра», весьма точно описанное критиком Андреем Пермяковым: «Может случиться перемена в добром или в плохом направлении, но ты проживаешь именно это, а не какое-то иное мгновение. И мгновение это с тобой уже навсегда. Стихотворения, независимо от длины, напоминают стоп-кадры. Пусть ты всё знаешь наперед – по крайней мере, о себе, несчастном. Но прошлое мало того, что принципиально неизменимо, оно еще и неколебимо. Оно продолжает существовать».
И вот тут мы плавно переходим к части второй «Домотканые половики»: здесь что ни текст, то «стоп-кадр». Так в стихотворении «На даче засиделись до утра» два юных друга оставляют послание в бутылке, закопанной в землю, «И всё плывёт, плывёт она, легка, / Недвижна — издавна, издалека…» Прошлое не останавливается и не исчезает. Оно непрерывно существует вместе с носителем памяти о нём. Закопанная бутылка путешествует, «плывет» вместе с вращающейся планетой Земля и хранит в себе часть ушедшего, но не утраченного. Это мгновение – встречу друзей на даче – мы переживаем вместе с поэтом «неизменимо». Почему же происходит такая метаморфоза со временем в вологодской поэтической школе? Да потому, что прошлое «неколебимо», поскольку дорого сердцу. Это всё та же переосмысленная на все лады знаменитая цитата из Батюшкова: «О память сердца! ты сильней рассудка памяти печальной» («Мой гений»).
Андрей Пермяков отмечает и такую особенность: у вологодских поэтов «люди в стихах идут не вместе со своей судьбой, а сквозь судьбы; за смертью нас ожидает пушкинский леший и что-то еще дальше». Трудно с ним не согласиться, прочитав, к примеру, стихотворение Антона Чёрного «Так в среднем мире сновидений». Встреча во сне с умершим другом в этом тексте заканчивается и… не заканчивается:
То ли направо было, то ли прямо,
А он своё твердит: «Не уходи.
Я только в смерть сейчас схожу за мамой.
Я быстро. Погоди».
Всё логичное: если прошлое – стоп-кадр, то и смерть не конец существования и даже не переход через границу между мирами, она всего лишь естественное продолжение путешествия в пустоте, где все люди одномоментно находятся. Для эпиграфа к второму разделу Антон Чёрный выбирает строчку из стихотворения земляка-классика «Явор к прохожему»: «И пепел твой любил, оставшись на земли». «Домотканые половики» кажутся развернутым осмыслением этого не самого популярного текста Батюшкова. Если кратко, то посыл «Явора к прохожему» таков: человек жив и после ухода в мир иной, если найдутся те, кто будет о нём помнить.
Да и сам образ великого поэта, живущего в памяти потомков, сходу угадывается в стихотворении «Константин». Тут необходимо пояснение для читателей-не вологжан: Вологду, где закончил свои дни душевнобольной поэт, нередко называют «болотом». Край, действительно, болотистый, ведь когда-то большая часть этих территорий была дном ледникового озёра. Об утрате времени, места и самого себя на этих самых болотах и пишет Антон Чёрный в «Константине», следуя за путеводным мотивом пустоты:
Тина, тина, чёртово болото.
Медленная бурая вода.
Говорить и думать неохота.
Говорить и думать никогда.
Можно поспорить, какое именно стихотворение считать кульминацией в сюжете «Путеводителя», думается, что предпочтения у каждого читателя будут свои, но у «Константина» достаточно много шансов стать высшей точкой напряжения в этом поэтическом повествовании.
В «Калифорнийских деревьях» место действия было обозначено автором как «нигде», в котором ведутся диалоги с «дорогой пустотой». В «Домотканых половиках» временная точка координат – «никогда». Остается разобраться, кто же главный герой этого путешествия. Ответ очевиден – «никто». И тема «пустоты вместо «я» раскрыта в третьем разделе «Великое отсутствие».
Отсылкой в Батюшкову звучит первое же стихотворение в этой части «Домосед», ну а «Странствователя» читатель весьма символично встретил ещё в самом начале книги в стихотворении «Деревья Калифорния»:
Палые плоды лежат в покое,
Воздух электрический дрожит.
Стрáнствователь, видевший такое,
Непременно смерти убежит.
Внутренний сюжет «Путеводителя» подошёл к развязке, круг замкнулся. Если в «Деревьях Калифорнии» странствователь видит «палые плоды», то в «Домоседе» читаем:
Для плодов на яблоне осенней,
Для бегущего веретена,
Для круговорота превращений
Надобен несущий семена.
«Великое отсутствие» – поиск «несущего семена», попытка определить кто же этот «никто», что есть «я». Эпиграф из Батюшкова к третьему разделу звучит предостережением: «Есть странствиям конец – печалям никогда» («Воспоминания»). Действительно, большинство текстов из «Великого Отсутствия» проникнуты всеми оттенками и разновидностями печали: от романтической ностальгии до глубокой тоски.
Финал «Путеводителя» – стихотворение «Путевой лист». В нём всё, о чём ранее говорил автор, объединено и расставлено на свои места. «Я не был в америке. Я был в лесу, / Где всё исчезает в десятом часу», – заявляет поэт. Тут и иллюзорность реального мира, и обращение к теме великой пустоты, и мотив возвращения на родину, столь характерный для поэтов-вологжан, что землячка Антона Черного поэтесса Ната Сучкова написала:
Если судить по сноскам,
то все поэты Свердловска
переезжали да переезжали
и вот уже – за рубежами.
Если судить по говору,
то все поэты Вологды
всё собираются — не соберутся
или успели вернуться.
Заканчивается «Путевой лист» вполне в духе автора, принадлежащего к «вологодской школе»: вологда (именно так с маленькой буквы) оказывается моделью земного шара («я круглую вологду прятал в карман»), маленьким миром, вместившим в себя огромный мир:
По круглому шару всё шёл я и шёл,
И сделалось мне хорошо-хорошо.
И сердце тревожно забилось.
И вологда пригодилась.
Подытожим вслед за поэтом: согласно сюжету «никто» отважно побыл в «нигде и никогда» и, заплатив весьма тяжёлую «дань сердца», «ни лучше, ни умней под кров домашний воротился», где ждут его неизбывные печали. Что-то отчаянно знакомое сквозит в этом раскладе. Конечно, Екклизиаст, знаменитое и «зацитированное»: «Кто умножает познания, умножает скорбь». Критик Андрей Пермяков замечает, что для вологжан библейские мотивы имеют особое значение и «ветхозаветных мотивов мы встречаем в стихах больше, нежели собственно христианских аллюзий».
Конечно, в одной рецензии нельзя перечислить все «пасхалки», намёки, побуждающие читателя к размышлению», о которых заявил Антон Чёрный. Он оставляет читателям книгу-игру в путешествие, которое как бы и было, но как бы и не было. Сыграть с ним в «Путеводитель» обязательно стоит – это щекочущий нервы прыжок в пустоту, из которой вы непременно вернётесь, потому что все возвращаются.
____________
* О термине «вологодская поэтическая школа» и о самом её существовании продолжаются споры авторов, критиков, филологов, читателей. Для определения этого явления используются также такие словосочетания, как «вологодский феномен», «вологодский парадокс» и т.п. Эта рецензия не ставит перед собой цель ни решить спор, ни углубиться в него.
_________________________
Использованные источники:
1. Мелёхина Н. Туда и обратно // Вологда.РФ. – 2020. – 17 июня.
2. Пермяков А. К пятилетнему юбилею серии «Том писателей»//Вестник ВоГУ. – 2020. – №2.
3. Чёрный А. Нечто о Батюшкове//https://antonus.livejournal.com/164643.html?fbclid=IwAR2S0DWyb1_yz3B7a2rAf-9D5w_m8sGzXDOHHHvMbn5ALI60K1A8eh_HQqs
скачать dle 12.1
