ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Сергей Баталов. ХРОНИКИ АНТИУТОПИИ

Сергей Баталов. ХРОНИКИ АНТИУТОПИИ

Редактор: Ольга Девш


(О книге: В. Зубарева. Об ангелах и людях. Трактаты и поэмы. М.: Стеклограф, 2020.)



В издательстве «Стеклограф» вышла новая книга Веры Зубаревой, доктора филологических наук, преподавателя Пенсильванского университета, главного редактора известного литературного журнала «Гостиная», президента Объединения русских литераторов Америки (ОРЛИТА), литературного критика, литературоведа, прозаика, режиссера. Поэта.

Подзаголовок сборника исчерпывающе раскрывает его содержание. Он состоит из двух частей, и первая его часть действительно содержит трактаты, а вторая, соответственно, поэмы. В основном это произведения, ранее опубликованные отдельными изданиями либо в периодике, но, кажется, впервые встретившиеся под одной обложкой.

Результат получился довольно любопытным уже потому, что жанр поэмы в современной русской поэзии крайне редок, а жанр трактата и вовсе уникален, это особенность творчества именно Веры Зубаревой. Но сразу должен предупредить, что это в определенной мере и ограничивает критика. Поскольку в сборнике Веры Зубаревой нет лирических стихотворений, в рамках настоящей рецензии, к сожалению, мы не сможем поговорить о ней как о лирическом поэте, хотя говорить есть о чем.

Итак, начнем с наиболее бросающегося в глаза слова – «трактат». Оно вызывает ассоциации с образом средневекового ученого, что вполне соответствует деятельности Веры Зубаревой в качестве ученого и университетского преподавателя. Как и положено жанру, чья природа восходит к научной литературе, в трактатах исследуется какая-то окружающая реальность. Происходит это степенно и основательно, с истинно научной методичностью. Так, в «Трактате об ангелах» изучается ни много ни мало природа ангелов как реально существующих существ.

Противоречие между условностью выбранного образа со всем сложившимся вокруг него поэтическим и метафизическим ореолом и естественнонаучным языком трактата довольно забавно и читается он как минимум с интересом. Не случайно именно «Трактатом об ангелах» открывается сборник, и он же подарил сборнику часть своего названия.

Два другие трактата – «Трактат об обезьяне» и «Трактат об исходе» – также построены на парадоксах, хотя и менее впечатляющих, чем в первом случае. Но тут поэту, видимо, было важно закончить мысль. Дело в том, что все три трактата образуют своеобразный триптих.

Первые два  – это своего рода исследования двух начал человека  – духовного и плотского, в их наиболее чистом виде.
Третий трактат – о выборе, который делает человечество между этими двумя началами. Понятие выбора вообще очень важно для Зубаревой. Именно теория принятия решений является сферой научных интересов Веры Зубаревой как ученого. И именно момент принятия решения, момент выбора притягивает внимание Зубаревой как поэта. Этот выбор между духовным и материальным выражается в образе исхода – проходящего через весь сборник.

При этом выбор имеет довольно любопытные нюансы. Противопоставляя духовное и плотское, поэт уходит от очевидного и поэтому банального предпочтения духа плоти. Дух без плоти оказывается мертв, что показано в «Трактате об ангелах», но и выбор материального – ведет к гибели именно материи («Трактат об обезьяне»). Кстати, гибель эта может прийти и под видом болезни или эпидемии, так что и текущие события в каком-то смысле были предсказаны поэтом. 

Возвращение блудного человека к Обезьяне
Будет с радостью воспринято природой, что тоже
Воскликнет: «Ешьте и веселитесь, земляне!
Ибо этот сын мой был мёртв и ожил».
Поначалу Обезьяна, конечно, рассердится,
Обрушит на своего нерадивого младшего брата
Герпес, гепатит и другие инфекции,
За то, что природа щедрее к тому, кто пришёл обратно.

(«Трактат об обезьяне»)

Так или иначе, но выбор человечеством оказывается сделан. И этот выбор противоположен библейскому.

Вопрос об Исходе и поныне
Бередит подрастающее поколение.
Начиная с Ренессанса, мы опять идём по пустыне,
Только уже в обратном направлении.

(«Трактат об Исходе»)

И тут нейтральный тон оставляет поэта. Потому что принять сделанный выбор поэт не может. Но и гневаться не может тоже  – выбранная маска лирического героя-ученого не предполагает столь сильной эмоции, как гнев. Поэтому он очень быстро переходит от нейтрального научного тона к неприкрытому сарказму.

С исходом вообще много всякой канители
И неясностей в сознании и бытии.
Мы давно бы достигли цели,
Когда б Творец не стоял на пути.
С Ним всегда приходится разводить антимонии,
То да сё, тары-бары,
Запудривать мозги (мол, все мы сыны Господни,
Хоть иногда бываем не правы)…

Трактат об Исходе»)

Вслушайтесь в эту интонацию. Это уже не интонация ученого. Тут слышно ерничанье напополам с отчаянием. Если опять прибегнуть к средневековой параллели, это интонация певцов народной площадной культуры. Это практически рэп, если говорить уже о современном мире.

Вообще, вопрос о предшественниках Зубаревой действительно непрост. Так, Ирина Роднянская в послесловии к сборнику сравнивает произведения Зубаревой с поэмами Николая Заболоцкого, ссылаясь именно на эту особенность поэтики, когда «серьезные идеи» сплавляются «с ироническими метаморфозами».

Мне же, если взять одну только «исследовательскую» манеру, сразу вспомнились философские размышления Максимилиана Волошина из цикла «Путями Каина» – тоже исследование истории человечества на примере размышлений о разных отвлеченных предметах. Если же взять интонацию «смеховую», саркастическую, то и по форме, и по языку, и по настроению она крайне напоминает неметрический фразовый стих Евгения Карасева. Вот где-то на скрещении этих двух начал и находится «исследовательская» поэзия Веры Зубаревой.

К слову, о «смеховой» культуре. Если вспомнить Бахтина, то для последней, как мы помним, как раз и характерно отрицание, пародирование в рамках карнавала всех установленных порядков. С другой стороны, именно карнавал предшествует религиозным праздникам, и именно неосознанная тоска по сакральному является его тайным двигателем. Эти же два мотива мы наблюдаем и в данном сборнике. Если свести суть трактатов к одному тезису, это будет утверждение, что мир зашел куда-то не туда, далеко от божественного откровения.

К сожалению, в чисто художественном отношении этого все-таки недостаточно. В отличие от емких зарисовок того же Карасева, сарказм, растянутый на несколько страниц каждого из трактатов, довольно быстро утомляет. Да и то, куда клонит поэт, становится понятно задолго до завершения каждого из трактатов.

Возможно, стремление уйти от указанных недостатков вызвало появление в творчестве Веры Зубаревой поэм. Они короче, по сути – это скорее длинные стихотворения с философским содержанием, они метафоричнее, они явно разнообразнее по форме. Но, повторюсь, это тоже не лирические стихи. Это философская, довольно умозрительная поэзия, и любоваться в ней стоит в первую очередь ходом мысли.

При этом они в общем-то всё о том же – о сделанном неверном выборе. Все они – согласимся с Ириной Роднянской – хроники современной антиутопии. Человечество заблудилось. Людей, которых словно бы окружает мир природы, дикий, темный, полный загадок лес, и им страшно, и надо идти, но они не знают, куда.

В этом лесу мы самые отсталые,
Самые слабые и никчемные,
С недоразвитыми верхними конечностями,
Объекты глумления насекомых,
Пасынки природы, ловкой и хищной.

(«Тень города или Поэма о нашем времени»)

Единственное отличие от трактатов состоит в том, что если в трактатах эта проблема рассматривалась глобально, то в поэмах она же рассматривается на примерах более частных. Достается, в частности, и той сфере цивилизации, которая называется «высокой культурой». В данном случае уже знакомый нам выбор между материальным и духовным принимает форму выбора между бытованием литературы в рамках книжного, филологического заповедника, и ее существованием как носителя божественного огня.

Кто там в белом венчике из роз?
Голем-авангард с кривыми формами.
Он размазывает краски по полотнам,
Блямкает по клавишам, блеет стишки…
И падает в обморок гувернантка гармония –
Утопия о Творце и бессмертной душе.

(«Он прискакал»)

Из этой борьбы выросли такие странные тексты, как «Милая Ольга Юрьевна», «Он прискакал», или «Собакиада», тексты, в которых мир книг подменяет собою мир настоящий, выглядя при этом довольно неприглядно. Поэмы отражают наблюдаемый абсурд, вызывая устойчивые ассоциации с поэтикой Хармса. Но, опять же, в отличие от стихов Хармса, эти стихи не шокируют. Они длинные, они разбиты на множество строф и варьируются вокруг одной темы, им словно бы не хватает какой-то завершающей точки, чтобы окружающий абсурд окончательно захватил читателя.
В общем, сборник вызывает противоречивое впечатление. Не вызывает сомнение поэтическое мастерство автора, любопытен парадоксальный ход его мысли, его неистощимая фантазия. Но... Чем дольше я его читал, тем больше у меня появлялось сомнений.

В упомянутом предисловии Ирины Роднянской сборник характеризуется как «книга чрезвычайной поэтической плотности и не меньшей пластичности». Но, при всем уважении к Ирине Роднянской, именно в данном конкретном сборнике плотности не видишь. Пластичность еще может быть, а плотности точно нет. Этим стихам немного не хватает накала, их гнев не заражает, а абсурд выглядит странно, но не шокирует. Только в исключительных случаях Вера Зубарева позволяет себе сильные эмоции: «Свеча» – заключительная поэма сборника о страшных событиях в родной для автора Одессе – дышит неприкрытым гневом и гражданским пафосом.

Но в целом, исследователь в Зубаревой явно побеждает трибуна. И реакция поэта на духовные и социальные проблемы человечества выливается в ограниченный спектр достаточно сдержанных эмоций. Которые можно было бы охарактеризовать одним словом: раздражение. Чувство, по-человечески понятное, но, наверное, не совсем то, которое мы ожидаем от разговора о столь серьезных вопросах.  

Тем не менее, будем благодарны Вере Зубаревой, что эти вопросы были подняты. Они уже заинтересовали множество людей, и не случайны в сборнике и послесловие Ирины Роднянской, и иллюстрации Эрнста Неизвестного, которые были созданы ещё к первому изданию «Трактата об ангелах» и теперь украшают и настоящую книгу. Будем надеяться, что размышления над ними принесут свои результаты и как средневековая схоластика стала предтечей европейской науки и философии, вдохновленные ею стихи станут предтечей нового поэтического языка для осмысления сложных вызовов 21 века.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
1 008
Опубликовано 15 май 2020

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ