(О книге: Александра Николаенко. Небесный почтальон Федя Булкин. – Москва : Издательство АСТ; 6. Редакция Елены Шубиной, 2019. – 348 с.)
Новый роман лауреата «Русского Букера» 2017 года Александры Николаенко «Небесный почтальон Федя Булкин» хорош по задумке. Сегодня в нашей литературе всякая серьезная книга о детях и для детей на счету. А «Федя Булкин» именно таков. Он добросовестно пытается проникнуть в душу маленького человека, постичь ее светлые и темные стороны, помочь взрослым понять детей. И вместе с тем «маленький роман», как его характеризуют на обложке (хотя по объему это полноценная книга, наверное, это реверанс в сторону априори маленького героя), написан достаточно легко и внятно языком, чтобы его могли читать и дети. При этом он сложнее обычного детского «развлекалова».
Почему же при всех этих достоинствах книга оставляет неоднозначное впечатление?
Странно получается, когда взрослый человек «влезает в шкуру» ребенка и начинает говорить от его лица. Как правило, на первый план выходит чрезмерная условность этого перевоплощения. Именно так получилось у Николаенко. Ее персонаж не такой, каким мог бы быть в предлагаемых обстоятельствах, а такой, как нужно автору. В детской прозе эта «сделанность» особенно заметна. А если для повествования выбирается формат непосредственного детского рассказа – заметна вдвойне. Александра Николаенко, говоря голосом Феди Булкина, впала именно в этот грех – написала книгу о мальчике, какой был ей нужен, а не о маленьком сироте, воспитываемым в советское время богомольной бабушкой.
Роман построен как нескончаемая хроника мыслей и чувств Феди Булкина. Для оживления повествование чередуется между диалогами Феди с бабушкой (с отступлениями, которые в старинных пьесах помечались «Федя, в сторону») и страничками «Из Фединой тетради». С первых же страниц автором закладывается и муссируется полярность идей, заложенных в голову Феди погибшими прогрессивными родителями и верующей бабушкой, на руках у которой остался внук.
Начальная запись в тетради - «О небесных геологах» - знакомит с травматичной диспозицией романа: «Поехали мама с папой мои строить Город Небесный, сказала бабушка. Командировка, ясное дело. Мама с папой мои геологи. …Осваивает советский народ новые территории, а какие!.. Глобус кручу. Хочу найти Город этот небесный». Эта же главка расставляет акценты на двух основах Фединого воспитания – газетно-радийных идеологемах и бабушкиных уверениях о Граде Небесном (который «еще и Луны повыше») и всех прочих элементах божественной картины мира. Федя в начале повествования ходит в детский сад, и автор вдруг словно спохватывается, что надо же ему придать и ребяческие черточки. И возникает такой диалог:
«- Вот если бы, например, я, бабушка, разбил бы чашку какую-то, ты бы расстроилась?
- Господи помилуй! Какую?!
- Я к примеру это сказал, бабушка…»
Федя тайком сметает в совочек осколки разбитой чашки и думает, что отменно понял бабушкину заповедь: «Нельзя хвастаться, Федя, делами хорошими. Скажешь вслух, и оно у Бога за хорошее уже не считается». Тут же он делает и третье хорошее дело – выкидывает мусор с остатками чашки – помощи старушка умиляется, про битую чашку не догадывается, вот и множатся добрые дела Феди Булкина, «как грибы в лесу. Как троллейбусы шестьдесят первые».
Но самое доброе дело у Феди Булкина впереди. Он хочет стать небесным почтальоном и разносить письма с посылками от земных родственников тем, кто уже в Городе Небесном. С течением времени – а в книге проходит примерно десять Фединых лет – мечта о небесном почтальоне трансформируется в представление себя капитаном межгалактического корабля. Основной же фон не меняется: Федя все ждет из Города Небесного своих родителей, даже после того, как они с бабушкой на Пасху навещают их на Химкинском кладбище. И пытается совместить в своей картине мира бабушкины рассказы о том, что все создано Богом и имеет душу – с преподанной папой теорией эволюции, «лампочкой Ильича», полетом Юрия Гагарина, не видевшего Бога. Проявляет он и младенческий опыт богоборчества – строит «богомет», чтобы докинуть до неба камень и наказать Бога, отнявшего папу, маму и Пуню (кошку, подранную собаками). Но в итоге Бог побеждает. Федя своим умом доходит до истины «у Бога все живы» и хочет соединиться с родными. «…тикают за стенкой кухонные часики. Кончится завод в них, остальные дальше пойдут, а я к папе с мамой полечу в Град Небесный. И сквозь сон слышится мне за стенкой, тикают часики… Бог-есть, Бог-есть… Папа, мамочка входят в комнату… папа жив, жива мама… Хорошо-то как умирать, тепло под одеялом, уютно…»
Федя соединяет в один два длинных списка, которые приготовила бабушка для молитвы – о здравии и упокоении – и приписывает сверху с крестиком: «Богу о нас». Не различая мертвых с живыми. Это точка романа. Устойчивое ощущение, что ради этого «перерождения» автор и трудилась, держится с прочтения десятка страниц. Очень уж книга предсказуемая и маломобильная. В ней нет метаморфоз.
За описанное время поздний застой – Рейган по телевизору «Юность», угроза ядерной войны - сменяется поздней перестройкой – пустота прилавков, голод в доме, отоваренные талоны, фильм «Десять негритят» и рассказы бабушки о соседке, писавшей доносы. Но почему-то за десять лет мальчик Федя не становится юнцом Федей, не расширяет круг проблем, допустим, первым юношеским чувством. Для него по-прежнему значимы бутерброды с сервелатом, игрушка Царь-Заяц и луноход из «Детского мира». Не меняется и речь Феди, чего стоило бы ожидать – он же растет!.. Федя, как и бабушка, изъясняется странными фразами с обилием инверсий: «Ты матроску-то видишь хоть, бабушка? Ты вчера ее только мне купила…» Автор так подчеркивает разговорность речи? А выглядит строго наоборот – вычурно.
Вся книга основана на детской боли и пронизана разговорами Феди и бабушки о грядущей смерти - и ее, и его, - и о спасении души. И книга становится книгой про ребенка, готовящегося умереть. Детская травма – один из трендов текущей литературы, но не до такой же степени!..
Кульминация наступает на последней странице книги, вне романа – это рассказ писательницы, как создавался «Федя Булкин…», как папа слушал ее чтение, как просил написать еще... «Папа, Вадим Алексеевич Николаенко, ушел ранним утром 23 февраля 2017 года». Простите, соболезнуем, но разве это не удар ниже пояса читателя?.. Их, бьющих на жалость, Николаенко делает много.
скачать dle 12.1
