(О книге: Андрей Полонский. Где пчелы. — СПб.: Издательский дом «Петрополис», 2018 — 200 с.)Это удивительная книга, в которой равно привлекательны и разнообразие стихотворных техник (на это указывает название раздела «Документальное кино»), и альтер-это автора, нарисованное без лишнего к себе сочувствия («Отвратительный тип»). Названия разделов этой книги, записанные одно за другим, представляют собой отдельный интересный текст, хотя книга целиком — ладно сбитый корпус, в котором каждое место строго расписано. Но возможно, я как читатель сделала поспешный вывод.
«Где пчелы» названа по строке стихотворения из раздела «Большие/Маленькие люди» — «Видишь…». Стихотворение, для автора очень характерное: сарказм, натуго сплетенный с нежностью, скользящие женские образы, глубокое чувство безысходности и не менее глубокое переживание красоты и многогранности мира.
Книга напоминает сложнейшую многофигурную композицию: живописное полотно или рельеф. В ней чудовищно много персонажей; порой читатель принимает одного за другого, а порой радуется, встречая знакомого. Все персонажи очерчены четко, как в скетче: линиями, штриховкой; у кого-то лицо едва намечено, как у большинства тусовщиков и девиц; у кого-то выписано, как у случайной собеседницы на прогулке по Чистым прудам или у брата, которому ветер растрепал длинные волосы; один идет по середине огромного шоссе, между шести полос, другой лежит среди разбросанных вещей и только что пришел в себя после крутого сейшена, третья, отключившись от быта, смотрит кино. На одном полотне с близкими, родственниками, друзьями и знакомыми располагаются лица и фигуры Дерриды, Де Голля, даже Мухаммеда и египетского бога Тота, и им не тесно. Это полотно можно разглядывать часами, но до конца рассмотреть не получится, впрочем, книга читается фрагментами, долго, с ней возникают сложные, почти интимные отношения, что для поэтической книги, считаю, высшая похвала.
Полонский как поэт и наивен, и коварен; можно осторожно определить кредо этой поэзии в стиле Достоевского, как «наивность и есть высшее коварство». И потому, что убеждена в изначальной беззащитности, сердечности этих стихотворений, не считаю, что «Где пчелы» — хорошая культурная игра состоявшегося человека. Это скорее дневник исследователя, ищущего новую вакцину или обезболивающее. В нем масса дежурных записей (их роль выполняют короткие, хлесткие, почти конкретистские стихотворения), есть развернутые описания процесса (здесь уместно сказать о метризованном свободном стихе в виде больших стихотворений с длинными строками и повторами; и о чистом верлибре, порой даже нарочно записанном в строчку; это очень удачные фрагменты), есть пронизанные желчью небольшие стихотворения, свидетельствующие о неудачах. Как дневник поэтических исследований, опытов, «Где пчелы» — несомненная удача; это экспериментальная поэзия как она есть, и такого уровня экспериментальной поэзии на русском пока мало. Это не простыни из слов, что так модно было в недавнем прошлом, не уныло-ругательные стишки для небольшого клубного шоу второго сорта, что пытаются сейчас представить как новейшую поэзию, это вполне академический уровень, сдобренный хорошей долей здорового и оправданного хулиганства.
Вот вроде бы и все. Только непонятно, что делать с двумя вещами: с альтер-эго автора, который как шел, так и идет по средней линии между полос шоссе, и с пчелиной, и потому очень тяжелой тоской по всеобщему счастью. «Ах, как бы я хотела, чтобы все вдруг стали хороши» — говорит генеральша Ахмакова, героиня Достоевского, и эта мысль не только ее, да и не только автора. Это общая мысль. В одном из стихотворений, где эта тоска как бы приглушена, такая мысль возникает в финале. Может быть, мы всех спасаем. По крайней мере, стоит надеяться. Но надежда причиняет боль и обходится очень дорого.
И тем не менее, автор выходит на шоссе; он надеется дойти. Некий человек узнает в нем себя, хочет его подобрать, но обстоятельства давят. Однако давление в мире, куда идет путник, ничто. Не получилось в этот раз, нужно пытаться снова. Помочь другому человеку, в других обстоятельствах. Потому книга и спрашивает: «Где пчелы?». Они ушли, но обещали вернуться.
* * *
Весь день я думаю о том,
что невозможно быть котом,
собакой, волком и змеей,
а надо быть самим собой.
Шумит над домом ураган,
малец читает по слогам,
Иван Иваныч мастерит,
проход наверх давно закрыт.
Но где-то в дальних областях
есть одиночки, в их костях
какой-то древний матерьял,
чтобы скелет не истлевал.
Они умеют быть котом,
и человеком быть при том,
еще немного, и взлетят,
но почему-то не хотят.
Пока пчелы спят, пока альтер эго идет по шоссе, автор продолжает свои штудии из истории мировых добра и зла. Он и снайпер, и на прицеле, как положено солдату на войне, а не киллеру в засаде. Он весь в настоящем.
* * *
Варвары или греки
Заметили первый раз
В любом человеке
Отчаянное сейчас.
Давит оно на веки,
Не оставляет нас. скачать dle 12.1
