(О книге: Илья Семененко-Басин. Ювенилиа - М.: Водолей, 2018 — 72 с.)С творчеством Ильи Семененко-Басина я знакома уже несколько лет, проза его или стихи равно дают толчок к размышлению, к попыткам «понять и почувствовать», что же стоит за «этими удивительными стихами, необычными и притягательными своей необычностью», как писал о поэзии автора Ю.Б. Орлицкий. Но последняя книга, «Ювенилиа» (это общее название традиционно используется для обозначения ранних, юношеских произведений), стала причиной излить свои мысли в слова небольшого эссе, быть может, потому, что ощущение времени, эпохи и своего поколения, свойственные этой книги во многом совпадают с моими: я, как и автор, могу отнести себя к «поколению 1989 года», и, действительно, «… дата рождения не является главным, определяющим фактором, важнее другое, когда именно тебя подхватило ветром, когда ты сам стал движением ветра. Когда ты повзрослел».
Мир ранних стихов Ильи Семененко-Басина открывается читателю детским рисунком:
С листом чистейшим
Дома
Подсяду я к окну
И линию излома
Сначала проведу,
Поскольку на кривинках
Весь мир вокруг дрожит… («Детские забавы»)
Это мир со специфической географией, уникальность которой можно увидеть лишь с максимально высокой точки обзора — с «лестницы до небес»:
Залезу и увижу сверху Москву, где посередине стоит бронзовый Пастернак.(«Но как громко в ночи…»)
И. Семененко-Басин — поэт Города, и под Городом здесь подразумевается Москва. В образах всесезонной Москвы и Подмосковья предстает в его книгах время, всегда актуально-настоящее, выходами воспоминаний или надежд и предчувствий связанное с прошлым и будущим. Время — это, пожалуй, главная тема рассуждений поэта, о котором, следуя его собственным образам, можно сказать, что он окроплен временем.
Время нематериально, но у И. Семененко-Басина очень осязаемо; оно воплощено в пространственных деталях и имеет пространственные привязки. Таким образом, в прямом смысле слова воплощаясь в пространстве, в людях и городах, в «прахе и глине», время обретает плоть и кровь, пространство же — глубину.
Эту собственную привязанность ко времени как специфическую черту миропонимания Илья Семененко-Басин отмечает в авторском послесловии к сборнику «Ювенилиа», красноречиво названном «Поколение 1989 года»: «Едва ли теперь удастся разделить в моем мышлении историческое знание (автор окончил исторический факультет Московского университета), живописное начало и литературно-поэтическое. Все они исходят словно из одного источника». Характерна с этой точки зрения дневниковая запись от 21 августа 1991 года, в которой чувство «дней на краю пропасти» (этот образ взят из более поздней записи, но предощущение конца, развала характерно для большинства записей 1991 года) выливается вот в такое заключение: «Написать натюрморт с обломком черепа».
Благодаря выраженному единству исторического, живописного и словесно-лирического начал художественный текст становится не единственно только эстетическим явлением, но памятником, то есть напоминанием о конкретной исторической эпохе, своеобразным срезом некоего момента времени со всеми его приметами и оттенками. И каждое стихотворение таким образом остается свидетелем уходящего (и уже ушедшего) времени: в нем останавливается мгновение, прежде всего, разумеется, индивидуальное, очень личное, «некоторая личностная реальность», но также и мгновенный слепок эпохи как единого целого.
Ощущение времени, конкретного мгновения, задано почти в каждом стихотворении книги. При этом речь идет не о четкой хронографии, задаваемой календарями и часами, — она-то как раз легко нарушается личным временным восприятием:
Еще запрятан в календарь,
Не узнан и не встречен,
А я вступил вчера в февраль
До срока…(«Еще запрятан в календарь…»)
Поскольку «часы помеха» («Сердце сдавило, часы мне помеха…»), ощущение времени в этом сборнике не конкретизируется до часов и минут; оно выливается в некое чувство причастности ко всему на свете. Кстати, интересная черта книги — образ льющегося, текущего времени. Ассоциация тянет ниточки связи к древним клепсидрам, но в первую очередь, образ текущего времени связывается в представлении поэта с христианским таинством крещения и с приготовлением тела к погребению:
Я сплю, и сжимает усталость
Живые, больные виски.
В купели воды не осталось…
<…>
И медленно тьма наполняет
свинцовую чашу со льдом.
Как медленно время стекает!
И тело моё пеленают…
Зачем? И в могилу иль в дом?(«Я сплю, и сжимает усталость…»)
Время, альфа и омега человеческой жизни, рассматривается как некая временная ось, на которой это пространство существует; как и сам поэт, который и есть эта самая ось времени:
… меняется пейзаж. А в сердцевинке,
Откуда разбегаются края,
На солнцепеке, как на фотоснимке,
Горит и выгорает жизнь моя.(«Воз сена, обозначенный в пейзаже…»)
Поэт (наверное, это слово здесь точнее будет употребить в смысле наиболее общем, в смысле «творец») необходимо, вынужденно является средоточием, «откуда разбегаются края», Города и мира. В уже цитировавшемся выше стихотворении «Детские забавы» (1984), первом в книге, отмечена точка, с которой поэт смотрит на окружающий мир: это «точка в уголке» листа бумаги, книги, поколения, эпохи, дающая великолепный обзор и позволяющая ощущать причастность ко всему вокруг. Итак, время в «Ювенилиа» скорее, ощущение естественно-природного ритма — в сердцебиении, во временах года с их «сезонными» приметами. Цикличная смена времен года сливается с христианским циклом рождения, смерти и возрождения к жизни вечной. И в этом повторяющемся ритме звучит, создается в нем и вписан в него «мерный ход» стихов («В доме моют полы…»). Такая вписанность себя во время возможна для поэта, который есть средоточие мира, как памятник Борису Пастернаку в Москве.
Попытки воспроизвести момент возможно объемнее, в единстве всех деталей, приводят к сочетанию под одной обложкой стихов и прозы, стихов и рисунка. Так, в «Ювенилиа» приложением к стихам идут выдержки из дневниковых записей тех же лет и авторское послесловие, а, например, в книге «Март 2007», о которой речь пойдет ниже, сочетается поэтический текст, краткое авторское введение, задающее ракурс прочтения, и графика.
Показательный пример «углубления контекста» — стихотворение «И Ты держал, и Ты сдержал…» (1987) и дневниковая запись от 13 октября 1991 года.
Выдержка из дневника датирована четырьмя годами позже, чем стихотворение: «Четыре года назад о. Александр <Мень> крестил меня. Мой, скрытый ото всех, праздник. Осень в жухнущем золоте, повитая полупрозрачной дымкой, по вечерам туман… Как хорошо». Очевидно, стихотворение было написано именно в тот день, в день крещения. Время происходящего, осенний день, отмечено лишь в двух стихах:
И я <…>
Пришел под осень — целый мир
Лежал в березовом сиянье.Но сияющий, излучающий свет пейзаж дорисован, как мы видели, в дневниковой записи. И это не только соединенное в цельном образе осеннего дня пространство-время Подмосковья, это отражение настроения, эмоциональный посыл, с которым стихотворение написано и воспринимается. Свет настроения, события, времени года отливается в удивительное чувство ясности, что отражается и в композиции стихотворения: оно ощутимо распадается на две части — «до и после»:
Темно и странно, и сурово
Я жил, когда Тебя бежал <…>
И как у Господа в начале,
Все судьбы стали вдруг ясны.
Первые строки заключают первую строфу (стихотворение состоит из 6 четверостиший), вторые — четвертую, открывающую вторую часть стихотворения. Первой строфой стихотворение «открыто» в прошлое; вторая же его часть — это актуальное, постоянно свершающееся настоящее:
Четверг Твой длится. Плоть и кровь
Ты дал мне днесь…Его начальной точкой отсчета является момент «И я … пришел», подчеркнутое далее:
Меня ловили — я ушел,
А Ты позвал — и я явился…Еще один способ расширить контекст восприятия отдельного момента — использование цитат, аллюзий, имен собственных или географических названий. «И Ты держал» открывается читателю, единственное среди прочих в книге, эпиграфом из Б.Л. Пастернака — одной из двух заключительных строк стихотворения «Больница»: «Ты держишь меня, как изделье…». Хотя исходная ситуация у Пастернака и иная (смерть в больнице), но по сути и там, и там речь идет о новом рождении, рождении в Боге, и об осознании «себя и своего жребия» «бесценным подарком» Божьим.
Образ Бориса Пастернака занимает в книге «Ювенилиа» отчетливо выделенную позицию: само имя его упоминается дважды. При этом стихотворение «Но как громко в ночи раздается звук», которое заканчивается именем Пастернака, стоит почти в самом центре сборника (25-ое из 41), и «бронзовый Пастернак» здесь высится посередине ночной Москвы. В ней так темно, что не видно «собственных рук», «глаза никак не привыкнут» к темноте, и, чтобы что-то разглядеть, «лестницу надобно строить… Лестницу до небес!», прорываясь над темнотой. Но это царство звука, и стихотворение недаром начинается с «но» — это противопоставление всей текущей ситуации, темноте ночи:
Но как громко в ночи раздается звук,
Троллейбус свистит, или ветер мусор метёт <…>
… надобно <…> угомонить собак,
Под окнами, черт их дери…И. Семененко-Басин в этом стихотворении, словно следуя звуковым опытам Пастернака, пробует использовать в качестве материала для создания пространственных образов звуки, накладывая звуковые мазки на темный ночной фон московской ночи. Это стихотворение воплощает в себе развитие библейского «Да будет свет!»: звуки строго очерчивают контуры мира, возрождают из небытия темноты предметы и проясняют зрение.
Та же слиянность нематериального (времени, души) и материального (людей, города), соединенность поэтического слова, живописного (точнее, графического) начала и исторического знания— в третьей и четвертой книгах автора «Начало века. Микропроза» (2015) и «Март 2007» (2017). В них — попытки передать «чувство жизни начала века». В «Марте 2007» «ощущение нулевых годов: Москва, которая была недолго и которой теперь уже нет», как говорится в авторском предисловии к книге, соединяется с авторской графикой. Все элементы книги (предисловие, рисунки, текст, даже отсутствие нумерации страниц) вместе составляют единый текст, представляющий собой графически-лирическую рефлексию, тема которой задана в заголовке, и саморефлексию, «неудачу автора в избавлении от genius loci родного города». Как и стихотворения из «Ювенилиа», это момент истории души поэта, вписанный в историю жизни родного города, где практически невозможно провести разделительную линию между первым и вторым.
скачать dle 12.1
