(О книге: Русская поэтическая речь – 2016: в т. Т. 2. Аналитика: тестирование вслепую. Челябинск: Изд-во Марины Волковой, 2017)Второй том масштабного и эксцентричного проекта, затеянного Виталием Кальпиди и Дмитрием Кузьминым, содержит разножанровые и в целом разношёрстные высказывания учёных, критиков, литераторов по поводу первого тома, который, напомню,
представил 115 анонимных подборок русскоязычных поэтов разной степени известности и узнаваемости. Двухтомник – проект сложный как по концепции, так и по содержанию, ибо рамки здесь предельно широкие, учитывая, что 115 авторов в первом томе – далеко не полный охват поэтического поля, многие просто отказались от участия в проекте. Дмитрий Кузьмин в недавнем интервью «Кольте» так прокомментировал задачи составителей «Русской поэтической речи» (далее – РПР): «Мне как одному из составителей (но я об этом сразу написал в предисловии к антологии) был интересен, в первую очередь, вопрос об узнаваемости авторского голоса. Потому что в ситуации перепроизводства текстов всякий отдельный текст обретает значение и смысл только в контексте, а контекст этот современная культура продолжает выстраивать вокруг фигуры автора, хотя возможны и разные другие идеи. Виталию Кальпиди, другому составителю, было интересно обратное: как работает речевой пласт со снятыми перегородками авторских голосов».
Ситуация перепроизводства текстов или в целом культурного перепроизводства, как обозначает её Андрей Василевский, определила полифонизм проекта: вот вам поэтическое многоголосие в первом томе, вот лавина интерпретаций во втором – а на выходе получается, царство коммунизма, все равны – нет здесь ни гениев, ни гегемонов. Или: все скопом гении и гегемоны – смотря как понимать коммунизм и смотря как читать эти два тома. Сама ставка на множественность и множества, замечу на полях, и объединила Дмитрия Кузьмина, считающего, что современную поэзию необходимо представлять с помощью антологий, – и региональных, но профессиональных поэтических дирижёров Кальпиди и Волкову, привыкших иметь дело с вегетативно прирастающими кластерами уральских поэтов, кстати, далеко не всегда интересных Кузьмину. Однако Урал оказался более, чем какой-либо иной регион за пределами двух столиц, представлен в обоих томах. Развожу руками и привожу высказывание из второго тома РПР Валерия Шубинского: «Урал в последнее время стал одним из главных центров русской поэзии...»
По словам Кузьмина, составители РПР взяли на себя функции исследователей современной поэзии. И вот здесь начинается проблемная зона, поскольку в таком случае логичен вопрос: если исследователи – сами составители, то что делать всем остальным, кого привлекли в проект специально для исследовательской работы? Вопрос, на самом деле, не надуманный, ибо я сама была «из тех» и мучилась на протяжении нескольких месяцев, пытаясь сформулировать проблему для изучения, да такую, с которой смогла бы справиться за непродолжительное время, пока готовился второй том. На этом пути я потерпела фиаско: темы рождались, но, как за них браться и куда выруливать, нужно было думать и думать. Думать долго. В этом смысле оперативность выпуска второго тома РПР сыграла во многом против него: качественных литературоведения и критики, подозреваю, здесь могло быть на порядок больше, готовься он год-два на неспешном ходу, с привлечением большего количества профессионалов.
С другой стороны, Александр Кораблёв, Сурен Золян, Марина Абашева, Марина Загидуллина, Нина Барковская, Лилия Гутрина, Борис Кутенков, Наталья Пинежанинова, Надежда Черных и др. вполне профессионально нашли свои темы и свои подходы к РПР и наполнили содержанием ту часть второго тома, которая обозначена как «Исследования». Далее, раз уж заговорили об именах: среди авторов общих высказываний о РПР или «Размышлений» – Анатолий Королёв, Андрей Пермяков, Евгения Вежлян, Людмила Вязмитинова. «Реплики» (третья часть второго тома) здесь оставили Наталия Азарова, Игорь Бондарь-Терещенко, Леонид Быков, Мария Галина, Данила Давыдов, Вера Жибуль, Игорь Силантьев и др. Набор имён как раз и внушает уверенность, что том и проект в целом состоялся, а кто не успел, тот опоздал и т. д.
Между тем, узнаваемость авторского голоса почти не стала предметом для исследований, ибо довольно сложно представить себе литературоведческий инструментарий для замера оной. Да, например, Глава 8 второго тома полностью о том, что 79 глава первого тома написана Надей Делаланд, и это даже интересно читать, но про все 115 анонимных глав писать точно так же вряд ли продуктивно. Да, Валерий Шубинский убедительно проводит сеанс угадайки, но в целом игра больше ценна как игра, нежели как серьёзный исследовательский эксперимент. Да, сами разработчики проекта нашли любопытный инструментарий, предложив читателям первого тома составить образ поэта по его текстам (см. Главу 55 второго тома), и этот эксперимент оказался местами интересным, местами унылым (студенты, как правило, пишут стереотипно), но в целом, мне кажется, бесполезным, по крайней мере, до той поры, пока не снимется завеса анонимности с первого тома. Да даже если и снимется, то что дальше? Что дадут совпадения и кардинальные сбои чутья у читателей? И есть ли смысл говорить об «едином читателе» или «читательском бессознательном», как это делается на с. 672 второго тома РПР, когда мы прекрасно понимаем, что многие из отписавшихся студентов – читатели наивные, а другие читатели, кто привык поглощать современную поэзию в больших количествах, да ещё и анализировать прочитанное, им не чета.
А если не про узнаваемость авторского голоса, то про что писать привлечённым исследователям? Как и предсказывалось ещё на уровне замысла второго тома – об общем и частном. По сути, большинство учёных решает сугубо свои научные задачи, предлагая, к примеру, поразмышлять о теме смерти в современной поэзии, о гендере и сексе, о птицах и бабочках, об образе пыли, о хронотопике, о лирическом субъекте, об интертексте, лексике, метрике, конфликте джинглов (эпиграфов) и глав и т. д. Для таких размышлений вовсе необязательна РПР, любой другой материал тоже сгодился бы и сгождается в исследованиях этих же ученых. Да, во втором томе РПР интересны работы о русской поэтической речи как таковой, о читательской рецепции и проч., но тут возникает уже другое сомнение: в достаточной репрезентативности первого тома для глобальных выводов и обобщений. Скажем, Андрей Пермяков не случайно ждал от второго тома обоснований, почему первый том – это антология. И как учитывать в обобщающих исследованиях поэтический опыт тех, кто отказался от участия в проекте или не попал в зоны внимания Кальпиди и Кузьмина?
Думаю, интересным вышло бы само исследование причин отказа – это ведь тоже относилось бы к «проблематизации авторства».
Ещё один важный поворот исследовательского сюжета связан с тем, что часть авторов второго тома указала на узнаваемость эстетических предпочтений и почерка составителей. Признаюсь честно, я напряжённо следила при чтении первого тома за алгоритмами сменяемости Кальпиди и Кузьмина (алгоритмы и сами менялись) и очень жалею, что не записала свои наблюдения, как не стала записывать, кого из поэтов узнала в первом томе, – точно – не менее 10 (от Виталия Кальпиди до Андрея Черкасова) и ещё столько же под вопросом. А ведь деятельность составителя при желании тоже очень легко проблематизируется, и такой предмет представляет исследование во многом новаторским, уводит от предсказуемых решений.
Однако что имеем, то имеем – второй том состоялся, пусть даже часть приглашённых специалистов в силу нехватки времени или сложности задачи изучения поэзии вне категории авторства отказалась от конвенциональных аналитических жанров: кто-то ограничился размышлениями, кто-то предложил тезисы и заметки, кто-то поиграл в свои странные игры, кто-то даже порисовал – привечалось абсолютно всё, что так или иначе являло рецепцию первого тома с его «буйным и ярким цветением стихов». Поразительны, хотя и онтологически бесполезны (мое оценочное мнение) оказались многочисленные таблицы и поверки поэзии алгеброй и статистикой. Удивительна Глава 55, представляющая план реализации проекта с помощью запуска дополнительных проектов – от традиционных круглых столов, проведенных в разных городах, до поэтического сериала «РуПоР». Но в целом сочетание поэзии, аналитики и менеджмента на выходе дало неожиданно слаженный результат, ощущаемый как современный и своевременный.
скачать dle 12.1
