(О книге: Поэты первой мировой. Германия, Австро-Венгрия / сост., пер. с нем. А. Чёрного. – М.: Воймега; Ростов-на-Дону: Prosodia, 2016. – 264 с., илл.)
Работа составителя и переводчика антологии «Поэты Первой мировой» Антона Чёрного заслуживает благодарности: он открывает русскоязычному читателю представительную выборку немецкоязычных поэтов Первой Мировой войны: как тех, что традиционно причисляются к классике, так и дебютирующих в печати. На русском языке в книге впервые представлены Эдгар Штайгер (1858–1919), Вальтер Флекс (1887–1917), Макс Бевер (1861–1921), Курт Клуге (1886–1940), Антон Шнак (1892—1973), Ханс Эренбаум-Дегеле (1889–1915), Эдлеф Кёппен (1893–1939), Франц Яновиц (1892–1917), Рейнхард Зорге (1892 – 1916), Армин Т. Вегнер (1888 – 1976) и другие, что само по себе делает издание уникальным. В особенности стоит отметить Вальтера Рейнера (1895 – 1925), значительного, на мой взгляд, поэта, «считающегося одним из первых европейских писателей, показавших мир глазами наркомана» и не в полной мере оценённого пока и в Германии.
Книга даёт представление о самых разных направлениях. При составлении антологии невозможно охватить весь круг авторов; какая-то их часть, определяемая эстетическими пристрастиями составителей, неминуемо остаётся без внимания, и эта антология – пример такого ограничивающего отбора (скажем, интересно отсутствие Иоганнеса Роберта Бехера (1891 – 1958), Бертольда Брехта (1898 – 1956), Готфрида Бенна (1886 – 1956), обычно присутствующих в немецкоязычных антологиях экспрессионизма. По признанию самого составителя, некоторые авторы отсутствуют по копирайтным причинам, т.к. издание строилось на полностью прозрачных принципах, а в иных случаях правообладатели просто не выходили на связь. Антология, составленная Антоном Чёрным, тем не менее, довольно содержательна в отношении поэтов периода Первой мировой войны, что позволяет рассмотреть множество самых разнообразных поэтик и индивидуальных стратегий.
Достойно пристального внимания также предисловие к книге авторства Антона Чёрного («Немецкий голос Великой войны»), в котором он даёт характеристику безумию эпохи и социальному взрыву, с которым пришлось столкнуться поэтам-экспрессионистам. Так российский читатель имеет возможность познакомиться с социальным аспектом этого конфликта.
Эта рецензия является скорее сопроводительным комментарием к предисловию и может служить введением в экспрессионизм как направление. Чтобы дать представление о четырёх авторах антологии, их личности и поэтике, я обращался к множеству монографий и вторичных источников, постаравшись создать ёмкий, но вместе с тем разносторонний образ каждого из них.
________________
«Возмутитесь!» («Empört euch!») – так звучит лозунг этого времени военной агрессии, колониальной экспансии и империалистических монополий кайзеровской эпохи, – одного из самых напряжённых и противоречивых периодов немецкой поэзии. Впервые в истории немецкая литература стала отправной точкой инновационного авангардного направления – «Экспрессионизма».
Предвоенный экспрессионизм (1910-1914) напоминает период «Бури и натиска» раннего романтизма и представляет собой оппозицию «отцам» (кто не вспомнит здесь о конфликте тургеневских «отцов и детей»?). Нужно было шокировать столь зависимую от авторитетов буржуазию, которой их лирика должна была показаться брутальной, уродливой, отвратительной.
Основным мотивом искусства в то время становится ощущение «перелома» («Aufbruch»), а лейтмотивом их лирики – крик («Schrei»): чувствовалось, что грядут великие перемены. Грядёт война, «Сумерки человечества» (так названа изданная Куртом Пинтусом в 1919 году антология). Пробуждение молодёжи, солидаризация (Штадлер использовал термин «сочеловечность», «Mitmenschentum») с низшими слоями городского общества: нищими, проститутками, чернорабочими, – типичные образы этого времени.
Ощущение духа перемен в Берлине, провоцируемое журналом «Die Aktion», отвечало нерву времени: агрессивное противостояние буржуазии, гротескный цинизм, культ витального импульса. Кредо Йоганнеса Роберта Бехера было следующим: «рубить народ рублеными фразами» (нем.: «das Volk aufreißen mit gehackten Sätzen». –
Прим. ред.). Положение тем двусмысленнее, что основные экспрессионисты – выходцы из высокообразованных протестантских семей среднего класса, которые могли занимать высокое положение в обществе благодаря своему происхождению.
Поэзия экспрессионистов ищет наивысшего, сжатого выражения для утопического: отсюда и стремление к экспрессивным выражениям, сравнениям, неологизмам, алогичной ассоциативной связи, контрастам и интуитивным аналогиям. Целью при этом является борьба с существующей реальностью для пользы человечества – центр, стартовая и финальная точка поэтики экспрессионистов.
Дальнейшая судьба экспрессионизма известна: о них вспомнили лишь в 60-е, поскольку многие из поэтов экспрессионизма, ставшие жертвами нацизма, были забыты и презираемы, а их книги сожжены. Томас Манн, кажется, довольно скептически относился к этому течению, и его краткий вердикт в отношении громких протестов экспрессионизма – «психологическая разболтанность». Готфрид Бенн, напротив, уже будучи почти семидесятилетним, открыто декларирует свою приверженность экспрессионизму, являясь фактически главным его представителем даже после воцарения нацистской идеологии и трагического окончания Второй мировой войны. Придя к власти, нацисты отринули экспрессионистов как представителей «асфальтовой литературы» (т.е. свойственной «безродным горожанам»).
Теперь я хотел бы поговорить о четырёх поэтах, творчество которых является квинтэссенцией экспрессионизма: в данном случае речь идёт не о собирательном термине, – несмотря на то, что они принадлежали к экспрессионизму, каждый из них стал поэтом настоящей визионерской силы и может рассматриваться сегодня как явление немецкой поэзии.
I.Георг Тракль (1887 – 1914)
Рильке сравнивал его мистическую поэзию с «космосом в зеркале». Тракль был сыном венгерского немца, а у его матери были чешские корни; он родился и вырос в Зальцбурге, учился в католической школе, оставаясь при этом протестантом, но, не окончив гимназию, устроился фармацевтом в аптеку «У белого ангела». Благодаря своей поэзии он хотел спастись от собственной интровертности; не в последнюю очередь поэтому он много экспериментировал с наркотиками, – так же, как Готфрид Бенн или Уолтер Рейнер, и вёл богемную жизнь в Зальцбурге, но, подобно «одинокому, мечтательному страннику», по выражению его друга, он уехал в Тироль к своему покровителю Людвигу фон Фикеру, перепробовал множество занятий в венских министерствах, и затем ему было предложено накануне войны эмигрировать в Албанию или на Борнео, чего он не смог сделать. Его дальнейшая судьба известна: в Гродеке в Галиции он попал в передрягу с девяноста тяжелоранеными солдатами, совершил попытку самоубийства из огнестрельного оружия, после чего был отправлен на психологическую экспертизу в сумасшедший дом, где и умер от передозировки наркотиков. Известно также, что Тракль имел нездоровое влечение к своей сестре Маргарите (1892-1917), пианистке, впоследствии застрелившейся в припадке безумия.
Описывая Тракля, не раз упоминали закалённое, сильное тело «с раздутыми ноздрями», сладострастную импульсивность, которая превращается в глухую любовную тоску. Тракль видел в себе беспомощную Божью тварь и был одержим религиозными видениями. Сам он говорит: к 20-му году жизни он родился лишь наполовину, и единственное, что он воспринял из окружающего мира, была вода. После смерти о нём писали, что он «внезапно разрушенный и кое-как восстановленный мост между детством и старостью». Гансу Лимбаху вспоминается голос, звучавший как тихие раскаты грома и будивший воображение.
Тракль пытался выразить в своей лирике предчувствие конца; стихотворение для него было «искуплением человеческого греха».
Как поэт одинокой, нежной, распадающейся души Тракль в своей поэзии никогда не откликался на общественные события, за исключением войны; его поэзия строилась на игре цвета и запаха, и истоком её мотивов была Библия: простой, чистый стиль символического созерцания. Тракль испытывал глубокое уважение к проституткам: известно, что с этими, как он выражался, «монахинями современности», он любил поболтать на скамейках и по доброте душевной дать им кусочек бублика; также он любил гладить по голове простых сельских детей. Соня Мармеладова, героиня Достоевского, была для него символом справедливости. Его восхищение Достоевским и Толстым можно увидеть в том, что он до последнего не продавал их книги, когда впал в нищету. Что касается меня, то я всегда называл Тракля «небесной сини саженец Достоевского».
В антологии Георг Тракль представлен пятью стихотворениями: «Гродек», «На Востоке», «Ночь», «Буря», «Гелиан», рассказом Людвига фон Фикера «О последних днях Георга Тракля» с иллюстративной вкладкой «Захват русской батареи в битве при Гродеке» (фрагмент венгерской открытки 1914 года), а также стихотворением Альберта Эренштейна «Памяти Георга Тракля» (зд. и далее стихи даны в пер. Антона Чёрного):
По стволу, что ввысь стремится,
звон вечерни вглубь уходит,
в мир теней голубоватых,
что смущают душу пеньем.
И в тебе темнеет пламя,
тело яркий путь предвидит,
на поверхности колеблясь
по ту сторону живого.
В сумерках преображенья
крылья тянут в тихий омут
выше, выше надо всеми
Где, Зачем, Когда и Как.
II.Георг Гейм (1887 – 1912):
Рано ушедший Георг Гейм признан одним из ведущих поэтов метрополии. Эрнст Штадлер в одной из своих рецензий охарактеризовал его как «сильное обещание» и как «проповедника ужаса». По свидетельству современников, он напоминал «прорывающийся эмбрион», чутко улавливающий всё жуткое, громадное, мрачное и гротескное. Подобно Траклю, его называли «ходячим парадоксом»: он представлял себе смерть вымышленных возлюбленных, чтобы сочинять стихи над их мёртвыми телами.
В воспоминаниях говорится, что в нём было что-то от жадного до жизни гомерического бога (как-то раз, причёсываясь рано утром, он заметил над своими волосами золотистое сияние, что стало для него доказательством того, что он имеет божественное происхождение), с его властным изяществом, решительной импульсивностью и бессознательной открытостью, граничащей с инфантильной наивностью. В его дневниках мы видим результат автопсихологического кризиса и его социальной маски, скуки бытия – как он говорил, «я разорванное море». Он погиб вместе с другом, одного с ним возраста поэтом, но средней руки, на льду реки Хафель, где они оба провалились под воду. В его поэзии с её мистико-хаотическими видениями также просматриваются традиции Рембо и Бодлера.
В антологии Георг Гейм представлен двумя стихотворениями: «Война I» и «Бог города».
БОГ ГОРОДА
Расселся, придавив собой квартал.
Ветра легли на чёрное чело.
И взор его от гнева страшен стал:
Окраины уходят за село.
Блистает брюхом на заре Ваал,
Вкруг на коленях города стоят.
К нему несметный колокольный шквал
Течёт из моря каменных громад.
Как танец корибантов, мерный гул –
Музыка улиц. И фабричный дым,
Как облако огромное, прильнул,
К нему течёт курением благим.
В его глазницах распухают громы.
Темнеет вечер, ночью оглушён.
И бури, словно коршуны, влекомы
Над гривой, что от гнева вздыбил он.
Грозит во тьму мясничьим кулаком.
Несётся с рёвом океан огня
По улице. И жар за домом дом
Сжирает город до прихода дня.
III.Эрнст Штадлер (1883 – 1914)
Штадлер был сыном фермеров, которые хотели, чтобы он стал юристом. Он вырос в Эльзасе – месте, в культуре которого сочетались Англия и Франция. Окончив институт, Штадлер имел репутацию молодого интеллектуального философа, он курсировал между Берлином и Брюсселем, окончил Оксфорд и собирался стать приглашённым профессором в Канаде. Свои последние годы он провёл с постоянным предчувствием преждевременной смерти, предсказанной ему гадалкой, и его весёлый, дружелюбный характер стал мрачным под тяжестью предчувствия: его друг увидел, что в его глазах незадолго до смерти не было жизни. Легенда гласит, что его тело было погребено в Бельгии вместе с французским экспрессионистом, поэтом Шарлем Пьером Пеги (1873 – 1914), но на самом деле между смертью того и другого прошло два месяца, и умерли они в разных городах. Его самая известная работа – «Порыв» – сразу же после ранней смерти Штадлера стала манифестом экспрессионизма, породила множество подражаний и оммажей, выраженных в форме так называемых «братских стихов».
Штадлер придал почти прозаической ритмике форму длинного стиха. Он пытается дистанцироваться от поэтики Стефана Георге и Гуго фон Гофмансталя, первоначально оказавших на него влияние, со свойственными им цветовыми ассоциациями, словесным блеском и слишком изысканной меланхолией. Штадлер, по словам литературоведов, переносит «поэтический язык в атмосферу современной жизни». Стихи Штадлера просто искрятся жизненной энергией. Форма – это похоть, утверждает он. Отсюда центральное содержание его «Порыва» – это сосредоточенность на «действиях, направленных на жизнь» («aufs Leben gerichtete Aktivität»), «отвлечённость эстрадного искусства от жизни» («Lebensabgewandtheit der artistischen Kunst») и абсолютная «увлечённость жизнью» («Lebenshingabe»), «восторженный оптимизм» («ekstatische Weltfreudigkeit»), который ведёт к очистительному смыслу жизни.
Солидарность как один из ключевых мотивов поэтики экспрессионизма ясно проявляется в стихах Штадлера: («In Not Gescharte, / Bettler, Säufer, Dirnen und Verbannte/ wurden mein lieb Geschwister!» – «В нужде собравшиеся / попрошайки, пьянчужки, проститутки и изгнанники / стали мне дорогими братьями и сёстрами!». Зд. перевод Веры Соловьёвой. –
Прим. ред.) Эти строки воплощают идеалы Штадлера, связанные со «всечеловеческим братством», которое желает соответствовать вселенским границам, чтобы в этой всё более расширяющейся жизни человек стал чем-то значимым.
В антологии Эрнст Штадлер представлен четырьмя стихотворениями: «Порыв», «Слова», «Полнота жизни», «Форма есть блаженство» и письмами к Эрвину Виссману и Марте Штадлер.
ПОРЫВПрежде уже разрывали моё
беспокойное сердце фанфары –
Так, что оно вырывалось, как конь,
уздечку грызущий, поджарый.
Бравурной бури марш
носился тогда по дорогам,
И дождь из свинца,
как песня весёлая, пел нам о многом.
Вдруг всё замерло, жизнь затихла.
Между стволов побежала аллея.
Манили покои. Так сладостно
было в них медлить, совсем не жалея,
Что падало с плеч бытие, как тяжёлые пыльные латы,
И звали так сладко к себе сновидений пуховых палаты.
Но утром в тумане раскатистым эхом ворвались сигналы,
Порывисто, резко, как сабельный взмах.
Как если б во тьме загорелись запалы.
Как если б над ранью привала грянули трубы и горны,
И спящие воины кинулись
прочь из шатров, на коней забираясь проворно.
И я в тех рядах по росе
устремился с огнём над перьями каски
Вперёд – глаза в глаза –
в распахнутый бой без опаски.
Быть может, под вечер,
нам раны победные марши омоют,
Быть может, нас меж изрубленных тел где-то там упокоят.
Но перед тем как в забвенье погаснуть навеки,
Наши глаза жадно выпьют и солнце, и небо, и реки. IV.Август Штрамм (1874– 1915):
«Я чувствую всё! Я чувствую себя! Я ощущаю
Meuch [архаичное слово в немецком языке, означающее вероломное убийство. –
Поясн. авт.]. Язык – это ад. Язык – это я. Всё есть всё. Нонсенс, а не разум… чувство! Чувствовать. Что за божественное слово. Где слова для слов». («
Ich fühle All! Ich fühle mich! Ich fühle Meuch. Sprache zum Teufel. Sprache ist Ich. Sprache ist Meuch. All ist All. Nicht Sinn, nicht Verstand … Empfinden! Empfinden! Welch himmlisches Wort. Wo sind Worte für die Worte»). Призыв этого радикального лингвистического скептика – Штрамма – был подхвачен и продолжен Венской группой, авангардным течением в послевоенной Австрии, в особенности Герхардом Рюмом и Эрнстом Яндлем: последний со своим непереводимым «
schtzngrmm» (название «радикально-лингвистического стихотворения» Штрамма. –
Прим. ред.) и заявлением, что «стихотворение – это возмездие языка», продолжал традицию Штрамма, прерванную в 1915 г., когда Август последним из своей компании погиб от выстрела в голову близ Кобрина, Беларусь.
Штрамм вырос в строгой протестантской семье. Он был ответственным служащим, по его собственному утверждению, любил ездить верхом, упражнялся в пейзажной живописи, изучал строгую композицию, играя на виолончели, и частенько фотографировался в гордых позах: известен его снимок на фронте в островерхой каске. Его жена также была литературно амбициозной женщиной и писала о вопросах социума. Подобно Штадлеру, Штрамм побывал во многих городах, таких как Нью-Йорк, Гамбург и Берлин, таким образом демонстрируя свою космополитическую либеральность. Его взгляд на мир может быть описан одной цитатой: «Жизнь – всего лишь малое отражение воспринимаемой реальности» (
«Das Leben ist nur ein kleiner Abglanz der wahrnehmbaren Wirklichkeit»). Его поэзия – антипод экспрессионистического пафоса; он описывает зверскую кровожадность, «замкнутое, скудное, опустившееся, озверевшее человечество».
Для стихов Штрамма характерен разорванный синтаксис, укороченный стихотворный метр (монослог), телеграфическое сокращение, которое берёт вверх над конвенциональными условностями и отрицает традиционно-поэтический организационный принцип; поэт использует цепочки слов, что делает язык лишь лексическим средством для выражения визуальной экспрессии. Штрамм считается «зачинателем» современной немецкой поэзии, а его поэзия – отправной точкой для дадаизма, футуризма, но также и для поэтики Пауля Целана или Арно Шмидта.
В антологии Штрамм представлен восемью короткими стихотворениями («Подъём», «Поле боя», «Ранение», «Достойная смерть, «Истребление», «Сигнал», «Штурм», «Вечер», «Павший») и фрагментом из переписки с Гервартом и Нелль Вальденами.
ПОЛЕ БОЯКомья глины льдом околевают
Крови мокнут капли сочно
Ржави крохи
Мяса склизлы
Хляби начнут разлагаться
Смертерщвление
Прищуры
Детских глаз.
__________________
Эти портреты позволяют нам взглянуть на различные формы экспрессионизма, которые впитали в себя влияния многочисленных течений (символизм, романтизм, натурализм) и, в свою очередь, стали истоком многих новых направлений: модернизм, сюрреализм, экспериментально-визуальная поэзия, ассоциативная поэзия. Экспрессионизм был стержневым направлением поэзии, и, следовательно, занимает особое место в немецкой литературе.
Австрия, г. Зальцбург
_________________
Библиография:
Basil, Otto, 1901-1983: Georg Trakl / dargest. von Otto Basil. – Reinbek bei Hamburg: Rowohlt, 1983.
Blass, Regine: Die Dichtung Georg Trakls: von der Trivialsprache zum Kunstwerk / von Regine Blass. – Berlin : Schmidt, 1968.
Bode, Dietrich [Hrsg.]: Gedichte des Expressionismus / hrsg. von Dietrich Bode. Stuttgart [u.a.]: Reclam, 1984.
Pinthus, Kurt: Menschheitsdämmerung. Hamburg : Rowohlt, 2006.
Schwarz, Georg. Georg Heym. Mühlacker: Stieglitz-Verl. Händle, 1963.
Stadler, Ernst: Dichtungen : Gedichte und Übertragungen mit einer Auswahl der kleinen kritischen Schriften und Briefe. [Eingel., textkritisch durchges. u. erl. von Karl Ludwig Schneider]. – Hamburg: Ellermann Bd 1, Bd 2., 1954.
Stramm, August, 1874-1915: Dramen und Gedichte / August Stramm. Ausw. u. Nachw. von René Radrizzani. – Stuttgart : Reclam, 1979.
Stephan, Susanne: http://www.poetenladen.de/susanne-stephan-august-stramm-100.php (28.06.2016)
Vietta, Silvio: Lyrik des Expressionismus. Tübingen: Niemeyer, 1990.
Автор и редакция выражают глубокую благодарность Вере Соловьёвой, Андрею Цуканову, Людмиле Вязмитиновой, Эльвире Вьялициной, Анастасии Шебалиной и Антону Чёрному за помощь и советы в переводе и литературной обработке текста.скачать dle 12.1
