ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Елена Генерозова. В СЕРДЦЕ У ИНОРОДЦА

Елена Генерозова. В СЕРДЦЕ У ИНОРОДЦА


(О книге: Вадим Месяц. Стихи четырнадцатого года. – М.: Водолей, 2015)


В издательстве «Водолей» вышла новая книга известного московского поэта Вадима Месяца. Название – «Стихи четырнадцатого года» – кажется далёким от броскости и метафоричности предыдущих. Сравните: одно дело «Цыганский хлеб», «Имперский романсеро», «Норумбега», другое дело – «смотрите, это просто стихи, возникшие за год». Нет ли тут какого скрытого намека, нет ли какой тайны?

Если говорить о тайнах в тексте, а не в названии, то поэзия Месяца в этой книге – равно как и во всех предыдущих – перенасыщена ими. Романтическое начало не может существовать без того, что стоит за дверьми описываемых действий и явлений, без того, что там, за дверьми, пугающе колеблется и шуршит, но не проявляет себя явно. Интерес к тому что стоит за гранью очевидного всегда был характерен для автора, он неизменен и постоянен из книги в книгу, но что, в свою очередь, стоит за таким стойким любопытством? Есть над чем подумать.

Снегурочка ты моя, лиса Алиса,
твой супруг и напарник в пенсне зеленом
разгребает для берлоги сухие листья,
разгрызает сырые каштаны.
Скоро часы ударят – и мир постареет.
Жизнь моя просочится сквозь пальцы.


Ландшафты книги обширны – Америка, Прибалтика, Россия, гипотетический Восток и ковбойский Запад в равной степени задают координаты, в любой точке которых лирический герой не вправе затеряться – опять таки законы романтического жанра требуют найти выход на торную дорогу во что бы то ни стало. Однако если присмотреться повнимательнее, то становится видно – где бы ни находился герой, неизменным остается некий волшебный лес вокруг, пространство, обеспечивающее валентность к мифу в первую очередь. А «главная задача мифа», согласно определению Википедии, «заключается в том, чтобы задать образцы, модели для всякого важного действия, совершаемого человеком».

Ритуализация повседневности, создание дополнительных смыслов для любого жизненного проявления – отличная задача для поэта. А зачем ему это? Затем, чтобы объяснить то, что колеблется и шуршит за дверью, создать свою систему координат для необъяснимого, объяснить это в первую очередь самому себе, и не только объяснить, а облечь в слова особым способом, не похожим на способы других, непосвященных.

Белый голубь посажен на цепь,
жалкой лапкой скребет доску.
Дай мне, Господи, в жизни цель.
Прогони от меня тоску.


Но любой миф, предполагая с одной стороны, возможность масштабирования до любого размера («Космическая застава» наглядно демонстрирует, насколько далеко все может зайти), с другой стороны не предлагает ничего нового в отношении внутренней структуры, происхождения мифа и его содержания. Как бы мы ни пытались найти новое, все равно итог плавно уляжется в космогонические, эсхатологические, антропогонические или другие известные рамки. Волшебный лес давно привык к правилам ролевых игр, эти подмостки в той же степени неизменны, в какой и неизменно-притягательны.

Кормилицы ночлег сторожевой
Спокоен, будет день и будет пища.
Сон короля, топор без топорища,
Уходит в черный омут с головой


Более того – часто происходит декорирование, мифологизация вещей и предметов, далеких от романтического флёра: «Желтые молоковозы в осенних полях».

Лирического героя книги также легко узнать, образ его тоже не претерпел изменений по сравнению с героями книг предыдущих – мужчина-герой, лесоруб и бард, искатель приключений на свою неизменно тощую задницу, пилигрим, паломник, королевский шут, странствующий рыцарь, чуть утомившийся в поисках Грааля, но неутомимый в делах песенных и любовных. «На колпаке бубенец звенит/ А за пазухой – снегири»; «Я думаю, как однажды приеду к тебе / На самом красивом из них / С букетом ромашек»; «Сдуру увлекся коварной блондою»; «Каждый день ты ждала ребенка / Но тесты темнели только на Рождество»; «Женщину родную рассмеши, / Причастись для общей мелодрамы».

Конечно, герой этот чужд плоскостного решения, он живой, и умный, и сомневающийся (отличную характеристику такому типу дал недавно московский поэт Михаил Чевега: «Языками ангельскими владею, а внутри холодею»). Но все равно архетип искателя и героя превалирует.
Образ вселенского путешественника и его атрибуты дают нам возможность говорить о постоянном перемещении, о понимании дороги как физической, неотделимой от естества, потребности. Ощущение дороги в этой книге так же неизменно, как и ощущение волшебства. «В сердце у инородца» как бы изначально встроен компас и одомер, считающий не только обороты колес, но и минуты. Странствия, протяженные во времени, тоже учитываются:

«Под подушкою дорога бежит / Из ракушек белый поезд идет»;
«Вся жизнь – как очередь за святой водой»;
«Вы родились в веселом мае, а нынче август».


В одной из своих Оксфордских лекций  Шеймас Хини дал определение поэзии Дилана Томаса: «стереотипная живопись и флиртующее лукавство». Не уверена, что это подходящие слова для Томаса, но для Месяца – возможно и подходящие. Лукавство, шутовство, волшебная флейта вымысла, отсутствие документально-скучной простоты, подробности, справедливо именуемые автором «милыми мелочевками внимательной жизни» дополняют сказочные декорации:

«С воротников кружевных манжет / Оборваны кружева»

Все эти черные птицы, наследные принцы, «неуклюжий престол» и «слоновая кость» явлены нам в строгом соответствии с правилами игры.

Однако есть особенность, о которой как бы вскользь говорит Хини – миф в той или иной степени запрещает расширение горизонта. Строгие ли рамки жанра не дают ему это сделать? Герой книги не боится на какое-то время расширить свой ареал обитания – как мы уже замечали, в книге помимо шервудских лесов довольно много и городских зарисовок, и отсылок к советскому времени, автор легко и умело оперирует всеми атрибутами современности (не стоит забывать, что настоящий пилигрим обязан быть своим в доску на любом из отрезков странствия) – выйти на поляну и по проселочной дороге дойти до станции, купить билет и сесть на электричку до столицы 21-го века для героя книги не представляет никакого труда. Но фишка в том, что он неизменно возвращается к исходной точке, чтобы продолжить свое существование «среди роз и графств», как писал тот же Дилан Томас. Похоже, при всей своей блестящей технике и достаточной глубине Месяц все же ограничился повторением уже пройденного. Несмотря на огромное преодоленное расстояние и постоянную потребность вновь продолжать поиски (Грааля, истины, любви, разнообразия?) автор и герой не спешат ломать канон – и пейзаж, и странствующий богомолец остаются прежними.

Женщины две по ночной лагуне
тихо идут к флибустерской шхуне,
друг дружке сплетают сырые косы,
не замечают, что ноги босы.
Барышни, девушки, две царицы.
Я за две вишни уйду в арийцы.
Черным конем наступать по пашням,
красным огнем и огнем вчерашним.


Говоря языком настоящего мифа, перед нами всегдашний Мидгард во всем своем многообразии. И Асгард, и Хель хоть и угадываются в контексте, но они далеко (или, по крайней мере, пока не так уж и интересны) и перехода на новый уровень восприятия не наблюдается. При этом совершенно не значит, что homo silvestris обязан когда-нибудь менять среду своего существования, это вообще было бы слишком простое решение – а простые решения для этого поэта не характерны. Но если, как намекает нам автор книги, мечтать не вредно, то позволю себе и помечтать.

Вот, например, так: умудренный магическим и любовным опытом стареющий шаман с колокольцами в седой бороде, из очередной вылазки в город привозит не новый бубен и курительную трубку, а, например, бинокуляр с набором препаровальных игл. Или ручной телескоп. Или молитвенник совсем новой религии, о которой только начали говорить. И начнется новая жизненная стадия не сходя с места, там же, среди вековых стволов, которые вдруг потеряют свой романтический флёр. Погружение в тайны бытия, вечная дорога, продолжится на совсем другом уровне, и рамки канона, затрещав, будут сломаны навсегда. Вот бы увидеть такое в следующей книге Вадима Месяца! Простое, «числовое» название книги, о которой ведем речь, дает надежду на то, чтобы говорить о подведении некой черты, которая обеспечена подсчетом что было и что стало. Но что будет дальше? Возможно, нас ждут перемены.




Фото Анаталия Степаненко
скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
1 919
Опубликовано 17 дек 2015

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ